Стихотворения, Якубович Лукьян Андреевич, Год: 1836

 
 Л. А. Якубович Стихотворения ---------------------------------------------------------------------------- Библиотека поэта. Поэты 1820-1830-х годов. Том второй Биографические справки, составление, подготовка текста и примечания В. С. Киселева-Сергенина Общая редакция Л. Я. Гинзбург Л., Советский писатель, 1972 Дополнение 1: 'Здравствуй, племя младое...': Антология поэзии пушкинской поры: Кн. III . Сост., вступ. статья. о поэтах и примеч. Вл. Муравьева М., 'Советская Россия', 1988 Дополнение 2: Уильям Шекспир. Библиографический указатель русских переводов и критической литературы на русском языке. 1976-1987 М., ВГИБЛ 1989 ---------------------------------------------------------------------------- СОДЕРЖАНИЕ Биографическая справка 186. Старому приятелю 187. Три века 188. Иран 189. Волнение 193. Дева и поэт 197. Надписи 198. Старый русский замок 199. Скалы 200. Сестре (При посылке портрета л<орда> Байрона) 201. Н. М. Языкову 202. Кавказ 205. Рок 206. Северянин на юге 207. Ночь 210. Ответ Н. Ф. Т-му Дополнение 1 Мольба Украинские мелодии Леший Дополнение 2 Шекспир (Сонет) Сын мелкопоместного дворянина Лукьян Андреевич Якубович родился в 1805 году. Отец его в молодости своей был причастен к литературе. Имя его встречается в журналах конца 1790-х - начала 1800-х годов, а в 1804 году под его редакцией из печати вышел знаменитый сборник Кирши Данилова 'Древние русские стихотворения'. Впоследствии, занимаясь литературой только урывками, А. Ф. Якубович вел образ жизни скромного провинциального чиновника, а еще позже - домовитого помещика (ему принадлежало небольшое имение Сосновка в Калужской губернии). Иначе складывалась судьба его сына. После окончания в декабре 1826 года Благородного пансиона при Московском университете Лукьян Якубович остался не у дел, так как к казенной службе, по всей видимости, не имел никаких способностей. В 1828 году стихотворения Якубовича появляются на страницах московского журнала 'Атеней' М. Г. Павлова, а в следующем году - в 'Галатее' Раича. До 1831 года поэт жил в Москве, а затем перебрался в Петербург, город с более развитой прессой, где он надеялся добиться успеха в литературе. Должно быть, по рекомендации своего дяди М. Л. Яковлева, лицейского товарища Пушкина и Дельвига, Якубович был привлечен к сотрудничеству в 'Литературной газете'. Он благоговел перед Пушкиным, о чем говорят следующие строки его письма к П. И. Вонлярлярской от 22 января 1831 года: 'Я познакомился с... Пушкиным, который на днях женится. Напрасно говорят, что в нем не видно поэта, - решительно скажу вам: весь гений, все пламя жреца муз горит в его прекрасных глазах. Я читал 'Годунова' раз 30 сряду, - превосходно. Я без ума восхищен им - вот поэзия, вот жизнь, вот сила!' {ПД.} С прекращением 'Литературной газеты' Якубович чаще всего печатается в 'Литературных прибавлениях к 'Русскому инвалиду'' А. Ф. Воейкова, а позднее в журналах: 'Телескоп', 'Московский наблюдатель', 'Сын отечества' и, наконец, в 'Отечественных записках'. 15 января 1837 года М. Л. Яковлев напомнил Пушкину о своем племяннике, предлагая его в помощники по изданию 'Современника'. {См.: Пушкин, Полн. собр. соч., т. 16, М., 1949, с. 217.} Но ровно через две недели Пушкин умер. Якубович был потрясен этим и долго не мог прийти в себя. По свидетельству И. И. Панаева, Якубович гордился тем, что Пушкин 'выпрашивал у него стихов для своих изданий'. {И. И. Панаев, Литературные воспоминания, М., 1950, с. 39.} В 1836 году в пушкинском 'Современнике', действительно, появилось три стихотворения Якубовича. Возможно, два стихотворения его в 'Северных цветах на 1832 год', изданных в память покойного Дельвига, были также отобраны Пушкиным. От литературы Якубович никаких доходов не имел и, по сведениям того же Панаева, 'кое-как поддерживал свое существование уроками русского языка'. {Там же, с. 66. Очень непродолжительное время, а именно в 1833 г., Якубович состоял на службе (сведения об этом в неопубликованном письме к П. И. Вонлярлярской от 1 декабря 1833 г. - ПД), но, видимо, скоро потерял ее.} 'Он жил в крайней бедности, - рассказывает близко знавший поэта И. П. Сахаров, - все его состояние состояло из шинели, сюртука и нескольких книг. Тысячи рублей, присылаемых ему отцом, было недостаточно. Маленькая комната на чердаке, в Семеновском плацу, зиму и лето нетопленная, была его приютом для ночлега'. {И. П. Сахаров, Записки. - 'Русский архив', 1873, ? 6, с. 954.} Но ни бедность, ни пренебрежительное отношение маститых журналистов и критиков (Н. А. Полевого, И. И. Надеждина, О. И. Сенковского) не охлаждали любви Якубовича к поэтическому творчеству. По уверению Сахарова, он 'ни о чем не думал, философ в душе, беззаботный в жизни, друг поэзии, он жил вне всякой сферы'. {Там же.} Добродушный, общительный Якубович был знаком чуть ли не со всем литературным миром обеих столиц. Но самой большой его привязанностью был Полежаев, с которым он подружился, надо полагать, в середине 20-х годов. {Подтверждением тому служит полежаевский перевод стихотворения Ламартина 'Восторг', выполненный не ранее 1826 г. и посвященный Якубовичу.} Подневольная солдатчина Полежаева вскоре их разлучила, но позднее они, видимо, встречались в Москве и обменивались письмами. {См. публикацию Т. Г. Динесман двух писем Полежаева к Якубовичу от февраля и 8 октября 1836 г. - 'Литературное наследство', ? 60, М., 1956, с. 608-614.} Полежаев и Якубович имели общих приятелей - поэтов Соколовского и Ф. А. Кони. Все они принадлежали к демократическому флангу русской поэзии, но сплоченной литературной группы не составили. Судьба благоприятствовала из них только одному Федору Кони. Участь других была печальной: сломленные тяжкими условиями жизни, они умерли один за другим почти одновременно - в 1838-1839 годах. Недоедание, трущобный быт, суровый петербургский климат, беспечное отношение к себе - все это в конце концов надломило здоровье Якубовича. Тяжелобольной, он летом 1839 года выехал из столицы домой - в Калужскую губернию. Здесь, под родительским кровом, прошли последние дни его жизни, оборвавшейся осенью того же года. Якубович, вспоминал Панаев, пользовался 'между журналистами и издателями альманахов значительною известностью. Без его стишков не обходился почему-то ни один журнал, ни один альманах'. {И. И. Панаев, Литературные воспоминания, с. 65.} Однако спрос на стихи Якубовича подчас поддерживался одним чисто внешним обстоятельством: по роду своего дарования он умел писать только очень короткие стихотворения - как правило, в 8-16, редко 20-30 строк. Такие тексты были удобны для заполнения лакун в типографском наборе журналов и, как ехидно выразился Н. И. Надеждин, шли 'на затычку'. Литературная репутация поэта не поднялась и после того, как в 1837 году из печати вышел единственный сборник его стихотворений. Он был встречен внешне одобрительным, а по существу издевательским отзывом О. И. Сенковского в 'Библиотеке для чтения' (1837, ? 7). Не поправила положения доброжелательная, но слабо аргументированная рецензия 'Северной пчелы' (29 и 30 апреля), написанная, видимо, кем-то из друзей Якубовича, {Подпись под рецензией: 'Т.'. Возможно, ее автором был Н. Ф. Туровский.} а также рецензия неизвестного автора в 'Литературных прибавлениях к 'Русскому инвалиду'' (8 мая). Уже при беглом взгляде на стихи Якубовича обнаруживается, насколько велико было его сочувствие романтическим представлениям о человеке, природе и искусстве. Он и был их типичным популяризатором в поэзии, чуть более талантливым в сравнении с десятками других современных ему стихотворцев, вроде Н. Колачевского, М. Меркли, И. Гогниева, В. Карлгофа, Ф. Менцова, Н. Вуича, Е. Шаховой. Якубовичу не было дано сделать то, что порой получалось у поэтов его же масштаба: запечатлеть некую психологическую тонкость, оригинальный поворот мысли, набрести на яркий художественный эффект. На фоне бурного развития романтического лиризма, плодившего многословные и громоздкие формы (Соколовский, Кукольник, Тимофеев, Бернет), стихи Якубовича отличались сосредоточенностью и простотой художественного мышления, лаконизмом стиховой речи. В творчестве поэта различается всего несколько устойчивых видов стихотворений. Чаще всего это короткая диалогическая сценка ('Заветные слова', 'Старый русский замок', 'Служивый', 'Урал и Кавказ', 'Дуб в Петергофе' и т. п.), иногда несущая простонародный отпечаток, в частности украинский. Романтические умонастроения куда более зримо проступают в стихотворениях другого типа, представляющих собой метафорическую иллюстрацию отвлеченной мысли ('Водопад', 'Пожар', 'Волнение', 'Две скалы' и проч.). Лирическим миниатюрам Якубовича свойственна малохарактерная для романтической поэзии того времени значительная насыщенность античными мифологическими реминисценциями. По-видимому, творческие устремления поэта были в известной мере ориентированы на традиции антологической лирики, вернее на ее русифицированные образцы. Собственные его опыты в чисто антологическом роде немногочисленны и бесцветны. Но лучшие из оригинальных стихотворений Якубовича примечательны как попытки романтической модернизации этого типа лирики, отличающиеся сжатостью, простотой и четкостью композиционного рисунка. 186. СТАРОМУ ПРИЯТЕЛЮ Не вспоминай другие леты, Они прошли - не воротить! Твоя печаль, твои приметы Не могут горю пособить. Не помни зла, не помни горя, И в настоящем много бед, Терпи у жизненного моря: За тучей вёдро будет вслед. Мой друг, поверь мне: мир прекрасен, Исполнен блага божий свет! Твой запад так же будет ясен, Как дня прекрасного рассвет. Взгляни: над трепетной землею Давно ль с небес перун гремел И земледелец с бороною На нивы выехать не смел. Прошла гроза, как прежде в поле Оратай весело поет, И в луговом опять раздоле Тюльпан с лилеею цветет. 1830 187. ТРИ ВЕКА Преданье есть: в минувши веки, Там, при слияньи дивных рек, Сошли на землю человеки... И был тогда прекрасный век! Как царь земли был здесь свободен, И телом бодр, и чист умом, И сердцем добр и благороден, С открытым взором и челом! Был век другой: умов волненье, В сердцах страстей мятежный жар, Вражда, корысть и исступленье Раздули гибельный пожар. Здесь человек утратил волю, Одряхл и телом и умом - И шел по жизненному полю, Поникнув взором и челом! Но в третий век прошла невзгода, Затихла буря, свет проник, И процвела опять природа, И лучший мир опять возник. И в этот век земную долю Холодный опыт нам открыл, И гордый ум, и сердца волю Законам вечным подчинил! 1831 188. ИРАН Ликуй, Иран! Твоя краса Как отблеск радуги огнистый! Земля цветет - и небеса, Как взоры гурий, вечно чисты! Так возлюбил тебя Аллах, Иран, жемчужина Востока, И око мира, падишах, Сей лев Ислама, меч пророка! Твой воздух амброй растворен, Им дышит лавр и мирт с алоем, Здесь в розу соловей влюблен, Поэт любви томится зноем. 1831 189. ВОЛНЕНИЕ Взглянь на небо: словно тени В нем мелькают облака! Взглянь на землю: поколений Мчится бурная река! Что ж земля и небо полны Треволнений бытия? То вселенной жизни волны, Вечный маятник ея! И в душе стихии те же: В ней вселенная сполна, И, как рыбка бьется в мреже, В мире мучится она. 1832 193. ДЕВА И ПОЭТ Прекрасна д_е_вица, когда ее ланиты От уст сжигающих еще сохранены, И очи влажностью туманной не облиты, И девственны еще и кротки юной сны, И чисты помыслы, желания хариты, Как чисты небеса в час утренний весны, Красавица тогда подобна розе нежной: И небо, и земля - всё ей покров надежный. Удел прекрасен твой, любимец муз, счастливый, Когда ты чужд корысти и похвал, Не кроешь слез под маскою шутливой, И богу одному колена преклонял. Чувствительный, возвышенный, правдивый, Сберег тайник души, как чистый идеал. Поэт, как сходен ты с невинной красотою, Ты долу нас роднишь с небесной высотою. 1832 197. НАДПИСИ Ты понял ли глагол бытописаний? На камнях, на древах ты надписи видал, - Их понял ли? То след былых страданий, К бессмертию стремясь, их брат твой начертал. Страшась ничтожества, у гроба, раб желаний, Он в мертвых буквах сих часть жизни оставлял, Он жизнь хотел продлить хоть в отзыве преданий, Чтоб в памяти людей хоть звук не умирал. Земному дань платя, бессмертием томимый, Поэт, склоня чело, умолит пиэрид, Чтобы живая мысль и стих его любимый Пер_е_жили его, как мрамор и гранит, Как жизни перл, в сердцах людей хранимый,- Да вечно дышит он и души шевелит. 1834 198. СТАРЫЙ РУССКИЙ ЗАМОК Где волной сребряно-шумной Бьет Нарова о гранит, Тщетно в ярости безумной За волной волну клубит, - На горе есть замок древний. Меч и времени рука, Истребив окрест деревни, Пощадили старика. Старец, что ты мрачен ныне? Вкруг тебя кипит народ, И, как прежде, по ложбине Речка светлая течет. Иль грустишь ты, замок старый, О минувших временах? Иль еще звучат удары Шведских ядер на стенах? 'Я гляжу печальным оком На изнеженный народ. Я в раздумий глубоком: Их мой взор не узнает! Не совсем зажили раны, Хоть отжил я грозный век: Ночью в них гнездятся враны, Днем обходит человек. Я завидую Нарове, Хоть она меня старей: Каждый год ей по обнове Шлет Нептун, отец морей. И старушкою забыто, Что унес минувший год, Всё нечистое - ей смыто, Всё поит она народ. Я же, хилый, время трачу, Жизнь полезную сгубя, Но на жребий мой не плачу: Гибну, родину любя'. 1834 199. СКАЛЫ На высоте угрюмых скал, В объятьях матери-природы, Я жизнь возобновил, я радости сыскал, Я позабыл утраченные годы! Здесь всё свежо: и персть, и тварь, и я! И жизнь, как девственник, полна любовной силы, Эмблема вечности, здесь ползает змия, Как мысль, приволен здесь орел ширококрылый! 1835 200. СЕСТРЕ (При посылке портрета л<орда> Байрона) Чудесной силой песнопенья Умеет Байрон чаровать И вопль души, и чувств волненья Своим струнам передавать. Внимай ему тоской убитый, Кто в жизнь надежду погубил, Кто на поблекшие ланиты Кровавых слез поток пролил, Внимай ему без сожаленья, Без слез, без скорби, без страстей, Ищи в нем слов для выраженья Ужасных мук души своей... Но ты, как пери молодая, Гляди на чудный лик певца, Его судьбу воспоминая, Жалей в нем мужа и отца. 1835 201. Н. М. ЯЗЫКОВУ Торжественный, роскошный и могучий, Твой стих летит из сердца глубины, Как шум дубров и Волги вал гремучий, Твои мечты и живы и полны, - Они полны божественных созвучий, Как ропот арф и гимн морской волны! Отчизну ли поешь и гордо и правдиво, Гроба Ливонии, героев племена, Красавиц иль вино - пленительно и живо Рокочет и звучит и прыгает струна... И сердце нежится по воле, прихотливо, И словно нектаром душа упоена. 1836 202. КАВКАЗ Приют недоступный могучих орлов, Державных и грозных гранитных хребтов, - Всемирная крепость надоблачных гор Дивит и чарует наездника взор. Где громы грохочут, шумит водопад И молния реет в ущельях громад, - Душе моей любо: ей впору чертог - Престол где громовый воздвиг себе бог! Там мысли привольно по небу летать, Весь ужас, всю прелесть грозы созерцать! Туда бы, покинув заботливый мир, Желал я умчаться, как птица в эфир. 1836 205. РОК Выплывая из-за тучи, Зевса гневного посол Вержет гром и огнь летучий На скалы, на лес дремучий, На веселый град и дол. О, молись, молись Зевесу, Чтоб тебя не покарал, И на тайный путь к Айдесу Смерти мрачную завесу Для тебя не приподнял! Иль умолкни - что молитва? Здесь всему назначен срок, Вечна смерти здесь ловитва, И напрасна с нею битва - Ею правит грозный рок! 1836 206. СЕВЕРЯНИН НА ЮГЕ Поля роскошные вокруг меня лежат, И в синих небесах играет луч денницы, Спокойствием цветут и дышат вечно лицы, Прохладной негою ручьи к себе манят, И струны юношей о славе мне звучат, Здесь пляшут и поют веселые девицы, Здесь вьется виноград и рдеют шелковицы, Душистые цветы льют сладкий аромат. В краю безоблачном брожу один, унылый. Земля цветет, - она здесь жизнью дышит той, Что мне была всегда любимою мечтой, Во сне и наяву влекла волшебной силой... И вот теперь и я в желанной стороне, - По бурям севера что ж грустно стало мне? 1836 207. НОЧЬ Есть час таинственный духовных наслаждений - То ночи час... когда весь мир уснет, Когда, окружена толпой земных видений, Луна по небесам лазоревым пойдет. Духи светлые совьются Вкруг луны златым кольцом, И лучи с небес польются, Блеща ярким багрецом. И в этот час Летят на нас С лучом луны Мечты и сны. О, кто воздвиг чудесный этот храм? Тьмы ламп горят, и дубы-исполины Подперли купол тот, и гордо к небесам Ушли с земли их темные вершины! Вот ночь! Вот пир! В объятиях природы Душа полна любви, и неги, и свободы. И мечтания слетают Незаметно с вышины, И видения мелькают, Чуть луной озарены. Кто скажет нам, Что к небесам - Не это путь?.. Внезапно в грудь Мечта слетит И озарит Видений рой, Они толпой Перед тобой С небес летят И за собой - Туда манят! Смотри: восток пылает от огня - То дню предшествует румяная заря, Мечты и сны мгновенно улетают, Виденья бледные в огне небес сгорают! Воздушною стезей идти утомлена, С звездами кроется медлительно луна Небес лазоревых в таинственные сени, И настают часы житейских треволнений! 1836 210. ОТВЕТ Н. Ф. Т - ЛУ Ты прав, товарищ, шумно, шумно Неслася молодость моя, Не раз вспомянешь, как безумно Вдвоем пивали - ты да я! Я живо помню: ночь и вьюга, Стаканы пунша на столе, И две подруги, и два друга - Беспечны, счастливы вполне. Поем и пьем, а острых шуток Кипит и сыплется картечь, Поем и пьем, - и двое суток Звучит стекло и льется речь. Чрез много лет мы вспомним это, Но вряд тогда мне молвишь ты: 'Я узнаю в тебе поэта, - Всё те же шашни и мечты'. ПРИМЕЧАНИЯ Единственный сборник 'Стихотворений' поэта был издан в 1837 г. в Петербурге. Все вошедшие в него произведения имеют авторские даты, указанные в оглавлении. По свидетельству И. П. Сахарова, 'все свои стихи он (поэт) писал в книгу in 4?', т. е. в четвертую долю листа (РА, 1873, ? 6, с. 954). Разыскать эту рукопись не удалось. 186. 'Молва', 1832, 29 апреля, с. 136. Вошло в изд. 1837. Не исключено, что послание обращено к другу автора - А. И. Полежаеву и является откликом на его лирику конца 20-х годов, проникнутую мрачными настроениями. Это предположение подтверждается отчасти ст. 'Терпи у жизненного моря': в полежаевской 'Песни погибающего пловца' образ моря символизирует враждебную поэту действительность и господство жестоких, коварных сил над его жизнью. Подобно Полежаеву, Я. рифмует слова: 'горе' и 'море'. 187. Тел., 1832, ? 16, с. 442. Печ. по изд. 1837, с. 20. Там, при слияньи дивных рек - Тигра и Евфрата, по Библии, эти реки орошали земной рай. 188. Изд. 1837, с. 63. Лев Ислама. Лев с саблей в лапе -центральная фигура герба Персии. 189. Изд. 1837, с. 24. 193. Изд. 1837, с. 182. 197. МН, 1835, сентябрь, кн. 1, с. 509. Вошло в изд. 1837. Пиэриды (греч. миф.) - музы. 198. БдЧ, 1835, ? 4, с. 124. Вошло в изд. 1837. Речь идет о древней крепости на берегу Наровы (Нарвы). За владение ею Россия долгое время соперничала со Швецией. Была присоединена к России в ходе победоносной Северной войны (1700-1721), после чего потеряла свое стратегическое значение. 199. Изд. 1837, с. 132. Персть - прах. 200. Изд. 1837, с. 159. Жалей в нем мужа и отца. Брак Байрона с Аннабелой Милбэнк был расторгнут по ее требованию, после скандальной истории с разводом поэт навсегда покинул отечество, его дочь Ада воспитывалась вдали от отца, вторая же дочь Байрона Аллегра (от Клэр Клермонт) умерла в детском возрасте. 201. МН, 1836, июль, кн. 2, с. 194. Вошло в изд. 1837. Гроба Ливонии - намек на стихотворения Языкова, посвященные ливонской истории: 'Ливония' и 'Меченосец Аран'. 202. МН, 1836, август, кн. 2, с. 473. Вошло в изд. 1837. 205. СО, 1837, ? 2, с. 152. Вошло в изд. 1837. Айдес (греч. миф.) - Аид. Ловитва - охота. 206. Изд. 1837, с. 130. 207. Изд. 1837, с. 142. 210. Альм. 'Метеор', СПб., 1845, с. 19. Адресат - по-видимому, Николай Федорович Туровский, воспитанник Благородного пансиона при Московском университете, автор воспоминаний о Лермонтове, в молодости служил в Петербурге, затем поселился в Липецке. Должно быть, к нему обращено и другое стихотворение Я. - 'К липецкому знакомцу' (ЛПРИ, 1833, 15 июня, с. 447). Туровский, вероятно, был автором сочувственной рецензии на сб. 1837 г. (СПч, 1837, 29 и 30 апреля, с. 369-375, подпись: Т.). Дата написания не установлена. ДОПОЛНЕНИЕ 1 МОЛЬБА В цветущей юности, жрец Феба и Киприды, Я счастлив. Об одном молю вас, Аониды! Храня убогую, знакомую вам сень, От волн забвения мою спасите тень, Чтоб, слушая мой стих веселый иль унылый, Старик посетовал о жизни легкокрылой, Чтоб в девах он родил желания и грусть, Чтоб юноши его твердили наизусть, Чтоб стих мой оставлял живые впечатленья И грусти и любви, ума и вдохновенья. <1832> УКРАИНСКИЕ МЕЛОДИИ 1 Где ты, доля, моя доля, На горе или средь поля? Гору можно раскопать, Поле можно распахать. Иль близ моря, на долине Диким маком ты цветешь? Или в роще, на калине Ты малиновкой поешь? Прилети же птичкой, доля, Хоть на миг ко мне присядь, Ах, ты, доля, моя доля! Где тебя мне, доля, взять? 2 Нету броду, нету броду, Нет и переходу, Коли, милый, меня любишь, Плыви через воду. 'Переплыл я две реченьки, Третьей не боюся, И все-таки, моя душка, К тебе доберуся. Пережил я два годика, Третий вот наступит, А все-таки, моя душка, Сердце тебя любит'. <1832> ЛЕШИЙ В час урочный полнолунья, С темным лесом наравне, - Говорит молва-вещунья, - Кто-то бродит в тишине. Пономарь пройдет ли пеший, Псарь проедет ли верхом, Всяк, крестяся, молвит: 'Леший Загулял не пред добром!' Есть под лесом две слободки. Где, резвясь под вечерок, Пляшут парни и молодки Под волынку и гудок. Там старик, сидя с старухой На траве перед крыльцом, Говорит: 'И я был ухо, Плясуном и молодцом!.. Помнишь? Дуню мы видали: То-то девка-клад была! Щеки алые пылали, В пляске лебедем плыла. Где ж теперь моя воструха, Как, бывало, в красны дни?..' - 'Эх! - промолвила старуха Боже нас оборони! Слышишь, по лесу хохочет? Слышишь вой?.. Она ревет, Обойти тебя, знать, хочет, Берегися - уведет!' ДОПОЛНЕНИЕ 2 ШЕКСПИР Сонет Не знаешь ты священных упоений, Коль никогда на свете не рыдал, Не знаешь ты блаженства вдохновений, Когда тебя Шекспир не вдохновлял! Над бездной адскою парил поэта гений И дольний мир бесстрастно изучал, - И в час таинственный высоких откровений Мир целый из души и сердца извлекал. Мир внутренний и внешний отразился В его созданиях, как в море - небосклон. И отблеском души всемирной озарился, Как в древности торжественный Сион. Почти, о человек, поэта поклоненьем: В нем проявился бог небесным вдохновеньем. 1833 ---------------------------------------------------------------------------- Северные цветы на 1832 год М., 'Наука', 1980 ---------------------------------------------------------------------------- МУЗЫКА Когда к органу прикоснется Артиста верная рука И звуков целый мир сольется, Как полноводная река: В моей груди опять волненье, радость - друг но старине, И гений светлый - вдохновенье, Доступны сумрачному мне. И мнится мне: с пустынь эфира, С надзвездной, горней вышины, Нисходит в душу ангел мира, Посол небесной стороны. Играй, артист! земные руки Облобызать поэт готов: Они с небес низводят звуки - Язык души, язык богов! В отдельное издание стихотворений (1837) вошло с датой: '1830'.