Стихотворения, Тимофеев Алексей Васильевич, Год: 1843

 
 А. В. Тимофеев Стихотворения ---------------------------------------------------------------------------- Библиотека поэта. Поэты 1820-1830-х годов. Том второй Биографические справки, составление, подготовка текста и примечания В. С. Киселева-Сергенина Общая редакция Л. Я. Гинзбург Л., Советский писатель, 1972 --------------------------------------------------------------------------- СОДЕРЖАНИЕ Биографическая справка 325. Мизантроп 326. Простодушный 327. Тоска по отчизне 328. Пловец 329. Колыбельная песенка 330. Свадьба 332. Пираты 333. Возвращение на родину 334. Челнок 335. Домовой 336. Выбор жены. Русская песня 337. Тоска 338. Борода Алексей Васильевич Тимофеев родился 15 марта 1812 года в городе Курмыше Симбирской губернии. Двенадцати лет он был отправлен в Казань, где четыре года проучился в местной гимназии, а потом еще три года в Казанском университете (на нравственно-политическом отделении). Окончив его в 1830 году со званием кандидата юриспруденции, Тимофеев едет в Петербург и вскоре устраивается там на место помощника столоначальника в департамент уделов. В 1832 году он публикует прозаическую пятиактную драму 'Разочарованный' в неистово-романтическом вкусе, а в следующем году - три небольших сборника по двенадцать песен каждый. Неуспех этих изданий {В анонимной заметке 'Литературных прибавлений к 'Русскому инвалиду'' Тимофеев был даже высмеян (1834, 15 сентября).} не охладил писательского энтузиазма Тимофеева. В 1833 году он напечатал 'Послание к Барону Брамбеусу' (то есть О. И. Сенковскому), в котором, между прочим, взывал: 'Научите меня, ради бога, как мне сделаться известным!.. я не имею расположения ни к какой службе. Для гражданской слишком беззаботен, для военной слишком чувствителен, для ученой - слишком мало учен, я родился быть поэтом'. {'Сын отечества и Северный архив', 1833, ? 27, с. 7-8.} 'Послание', как и некоторые художественные произведения Тимофеева, было написано в том серьезно-наивно-курьезном тоне, который отдавал мистификацией, но на самом деле был чужд подобной цели. Заигрывание с Бароном Брамбеусом кончилось тем, что последний вдруг предоставил Тимофееву самую обширную в то время литературную трибуну в России - журнал 'Библиотека для чтения'. Подобно Кукольнику, Тимофеев сделался присяжным сотрудником журнала Сенковского по отделу 'изящной словесности', который он в течение 1835-1839 годов из месяца в месяц наполнял своими стихами и прозой. Не довольствуясь этим, Тимофеев печатает отдельными изданиями свои 'фантазии' - 'Поэт' (1834) и 'Елисавета Кульман' (1835), повесть 'Художник', пьесы 'Счастливец' (1834), 'Рим и Карфаген' (1837). В 1837 году он уже выступает с трехтомным собранием своих сочинений под заглавием 'Опыты'. В том же году по случаю издания немецкого перевода 'Елисаветы Кульман' Сенковский печатает панегирический отзыв о Тимофееве-поэте, провозглашая его достойным преемником Пушкина ('Библиотека для чтения', 1837, ? 4). Популярность Тимофеева в кругах малокультурной провинциальной публики - 4 основном на вкусы этих читателей и ориентировалась 'Библиотека для чтения' - была своеобразно отмечена Белинским. В уста одного из персонажей своей пьесы 'Пятидесятилетний дядюшка' (1838), действие которой происходит в глухой провинции, Белинский вкладывает реплику: 'Ах, я больше всего люблю господина Тимофеева... А мистерии его - какие страшные - все о преставлении света...' Другой персонаж с такими же примитивными запросами поддакивает: 'Да, господин Тимофеев - поэт важный - пишет с большим чувством - лучше Пушкина'. {В. Г. Белинский, Полн. собр. соч., т. 3, М., 1953, с. 548.} Как поэт и беллетрист Тимофеев в 30-е годы выступал в личине отчаянно мрачного байронизма. Неподлинность этого байронизма в эпоху стеснения всякой протестующей мысли не казалась очевидной, особенно в начале литературной деятельности Тимофеева, поскольку отсутствие глубины и серьезности в его критике нравов могли быть отнесены за счет незрелости его таланта. В 1834 году с Тимофеевым познакомился цензуровавший его книги либерально настроенный А. В. Никитенко. По его словам, это был человек, одаренный 'пламенным воображением, энергией и талантом писателя. Доказательством того служат его 'Поэт' и 'Художник', две пьесы, исполненные мысли и чувств. Он совершенно углублен в самого себя, дышит и живет в своем внутреннем мире страстями, которые служат для него источником мук и наслаждений... Я не мог допустить к печати его пьес без исключений и изменений: в них много новых и смелых идей. Везде прорывается благородное негодование против рабства, на которое осуждена большая часть наших бедных крестьян. Впрочем, он только поэт: у него нет никаких политических замыслов' {А. В. Никитенко, Дневник в трех томах, т. I, M., 1955, с. 145-146.} (запись в дневнике от 11 июня 1834). Испытавший на себе ярмо крепостной неволи, Никитенко проникся симпатией к творцу повести 'Художник', герой которой - крепостной интеллигент, страдающий от униженного общественного положения. Но он не сразу разглядел, что 'смелость' Тимофеева не шла дальше либеральной, подчас рискованной фразеологии, а благородное 'негодование' возбуждалось не чем иным, как инерцией абстрактной отрицающей мысли. Романтическая отрешенность от жизни и углубленность в себя во многих случаях способствовали обогащению внутреннего мира и открытию новых художественных ценностей. Но у поэтов литературной периферии такая отъединенность таила опасность разрыва внутреннего мира с живой действительностью, что неминуемо вело к опустошению замкнутого в себе сознания. Поэзия Тимофеева - яркая тому иллюстрация. Аскетическая сухость его художественного воображения, впрочем весьма подвижного, подстегиваемого неукротимой жаждой самовыражения, восставала против реальной жизни, как бы осуществляя над ней акт мести. Поэзия Тимофеева сохраняет видимость идеалов - точку зрения абстрактного совершенства, с высоты которой люди, их интересы и поступки выглядят безмерно порочными и мелкими, а вся человеческая история - сплошной летописью преступлений. Обвинение падшего человечества во всевозможных грехах у Тимофеева вполне логично завершается идеей божественного возмездия, воплощенного в картинах конца света (мистерия 'Последний день', стихотворения 'Последнее разрушение мира', 'Последний день Помпеи' и др.). Единственный положительный герой Тимофеева - поэт, художник, гениальный мечтатель. Но он не живет реальной жизнью и даже не нуждается в ней. Его предназначение в том, чтобы умереть, то есть удалиться в свое истинное небесное отечество, почить в лоне бога. Такова 'положительная' сущность этого образа. Тимофеевская критика действительности, в которой иногда попадались социально острые обвинения, в целом была крайне легковесной и безобидной, ибо удары ее направлялись на отвлеченные, общечеловеческие пороки. Стремление схватиться за что-нибудь конкретное, прикоснуться к почве народной жизни у Тимофеева были, и в ряде случаев эти попытки оказывались не совсем тщетными. В частности, заслуживают внимания его песни на фольклорные и деревенские мотивы ('Простодушный', 'Борода', 'Свадьба' и др.). Но в основном сочинения поэта сохраняют лишь исторический интерес, как яркое выражение крайностей в романтизме 30-х годов. С 1840 года имя Тимофеева исчезло со страниц 'Библиотеки для чтения', а в 1842 году Белинский говорит о нем как о совершенно забытом стихотворце, {В. Г. Белинский, Рецензия на стихотворения М. Демидова. - Полн. собр. соч., т. 6, М., 1955, с. 336.} хотя тот продолжал печататься в 'Маяке'. Но с 1843 года Тимофеев вовсе замолк. Он переменил службу - ушел из редакции 'Журнала министерства народного просвещения', где числился с 1836 года, и поступил столоначальником в департамент министерства юстиции. Через три года Тимофеев получил назначение в Уфу и здесь в течение четырех лет прослужил в должности губернского прокурора. Затем он взял отставку и поселился в имении жены, брак с которой сделал его состоятельным человеком. В 1856 году Тимофеев обосновался в Москве и снова вступил в службу. Четырнадцать лет подряд он занимал пост секретаря при московских генерал-губернаторах. В 1870 году Тимофеев в чине действительного статского советника удалился на покой. Все эти годы он не переставал сочинять. 'У него со временем развилось странное направление, - рассказывал Никитенко: - он писал и прятал все написанное. У него полны ящики исписанной бумаги, которые он мне показывал' {А. В. Никитенко, цит. изд., т. I, с. 434-435.} (запись от 28 марта 1856 года). Никитенко характеризует теперь Тимофеева как писателя-машину, для которого творчество 'было род какого-то животного процесса, как бы совершавшегося без его ведома и воли. Он мало учился и мало думал. Как под мельничными жерновами, у него в мозгу все превращалось в стихи' {Там же, с. 434-435. Сравнение с жерновом едва ли не навеяно рассказом Тимофеева 'Живая мельница', герой которого превращается в мельницу.} (запись в дневнике от 28 марта 1856 года). Неожиданно для всех Тимофеев снова выступил на литературной арене в 1875-1876 годах с огромным стихотворным опусом в несколько тысяч строк под заглавием 'Микула Селянинович, представитель земли'. Отчаянный байронист стал певцом народа-земледельца, олицетворенного в образе Микулы Селяниновича. {Ранним предвестием этой метаморфозы был пролог к поэме об Илье Муромце ('Богатырские сборы Ильи Муромца'), напечатанный в 'Маяке', 1843, т. 11, кн. 21, приложение.} Но и теперь Тимофеев остался верен себе: былинный Микула под его пером превратился в головную схему, в абстрактное собирательное понятие, обозначающее крестьянство вообще. В результате повествование вышло далеко за пределы национальной тематики. Первоначальное название поэмы - 'Воскрешение мертвых' - прямо формулировало ее главную мысль: пробуждение порабощенного народа от многовекового мертвенного оцепенения, воскрешение его изначальной, древней свободы. Однако самоотверженная борьба русского крестьянства за лучшую долю вовсе выпала из поля зрения Тимофеева. Его глубоко пассивное, схематичное сознание было не в состоянии отразить какой бы то ни было деятельный образ жизни, а тем более героический. Вопиющее несоответствие приемов изображения с темой первостепенной жизненной важности, монументальный размах и художественная бесформенность свидетельствовали о падении творчества Тимофеева до уровня отъявленной графомании. С 1876 года его имя в печати не появлялось. Умер Тимофеев 1 июля 1883 года. 325. МИЗАНТРОП Не удивляйся, милый мой, Что я угрюмый и немой, Среди забав, во цвете лет, Смотрю так холодно на свет! Одним приемом выпил я Всю чашу сладкого питья, И на холодном, мутном дне Одна лишь желчь осталась мне. Одним ударом я разбил Картину счастья, и без сил, С разочарованной душой Упал, подавленный судьбой. Но уж очнулся, милый мой, С душой капризной и больной, И ей смешны с тех пор и рок, И добродетель, и порок. Между 1830 и 1833 326. ПРОСТОДУШНЫЙ Говорят, есть страна, Где не сеют, не жнут, Где всё песни поют. Где мужья видят жен В месяц раз, много - два, Где всё песня одна... Где живут так и сяк, Чтоб блеснуть, да пожить, Да поесть, да попить. Где умен, кто силен, Где отцы - чудаки, Где все носят очки. Где есть всё напрокат} И друзья, и жена, И парча, и родня. Где всё лезет, ползет Тихомолком, тайком, Всё бочком, червячком. Где сквозь солнце льет дождь, Где всегда маскарад: Пой, пляши - рад не рад. Где ж она, та страна, Где не сеют, не жнут, Всё поют да ползут? Между 1830 и 1833 327. ТОСКА ПО ОТЧИЗНЕ Ах вы, ветры, ветры буйные, Ветры буйные, залетные, Принесите вы мне весточку От родной моей сторонушки! Там так ярко солнце красное, Там свежи луга зеленые, Там родная Волга-матушка, Там звучна так песнь разгульная!.. Скучно, душно, ветры буйные, Жить в темнице разукрашенной, Видеть небо всё туманное, Слышать песни всё зловещие. Всюду светит солнце красное, Есть повсюду люди добрые, Но нигде нет другой родины, Нет нигде ее радушия. Разнесите, ветры буйные, Грусть-тоску мою, кручинушку, Успокойте сердце бедное, - Всё изныло в злой неволюшке. Так и рвется горемышное! Скучно, горько на чужбине жить! Посмотрел бы хоть на родину, Хоть взглянул бы на родимый кров. Между 1830 и 1833 328. ПЛОВЕЦ Лети, челнок мой легкокрылый, Куда судьба тебя влечет, Сквозь мрак полуночи унылой, Быть может, звездочка мелькнет, Быть может, там - в дали туманной - Тебя твой день желанный ждет, И над страною безымянной Родное солнышко взойдет. Лети, лети, мой легкокрылый, Куда судьба тебя влечет! Среди полуночи унылой, Быть может, час твой уже бьет! Между 1830 и 1833 329. КОЛЫБЕЛЬНАЯ ПЕСЕНКА (Любительницам чрезвычайно страшного) Спи, малютка, Спи спокойно, Баю-баиньки-баю! В темной роще Есть могила, В мрачном лесе Есть другая. В темной роще Стонет голубь, В черном лесе Воют совы. Пусто, тихо В роще темной, Мрачно, дико В лесе черном. Спи, малютка, Спи спокойно, Баю-баиньки-баю! Жили-были Брат с сестрою. Демон в брата Поселился, Брат в сестрицу Вдруг влюбился. Клара с братом Разлучилась, Клара в келью Заключилась. Спи, малютка, Спи спокойно, Баю-баиньки-баю! Страшно в полночь Выла буря, Вихрь бил в ставни, Дождь лил ливмя, Чудно, страшно Каркал ворон, Страшно, шумно Было в поле, Шумно, чудно Было в келье. Спи, малютка, Спи спокойно, Баю-баиньки-баю! В темной роще Через утро Появились Крест с могилой. В мрачном лесе Через месяц Путник встретил Труп холодный. Труп был черен, Уголь углем, Вместо носа Кость да яма, Рот исклеван Ястребами, Лоб источен Весь червями, Возле трупа Нож булатный... Спи, малютка, Спи спокойно, Баю-баиньки-баю! 1832 или 1833 330. СВАДЬБА Нас венчали не в церкви, Не в венцах, не с свечами, Нам не пели ни гимнов, Ни обрядов венчальных! Венчала нас полночь Средь мрачного бора, Свидетелем были Туманное небо Да тусклые звезды, Венчальные песни Пропел буйный ветер Да ворон зловещий, На страже стояли Утесы да бездны, Постель постилали Любовь да свобода!.. Мы не звали на праздник Ни друзей, ни знакомых, Посетили нас гости По своей доброй воле! Всю ночь бушевали Гроза и ненастье, Всю ночь пировали Земля с небесами, Гостей угощали Багровые тучи. Леса и дубравы Напились допьяна, Столетние дубы С похмелья свалились, Гроза веселилась До позднего утра. Разбудил нас не свекор, Не свекровь, не невестка, Не неволюшка злая - Разбудило нас утро! Восток заалелся Стыдливым румянцем, Земля отдыхала От буйного пира, Веселое солнце Играло с росою, Поля разрядились В воскресное платье, Леса зашумели Заздравного речью, Природа в восторге, Вздохнув, улыбнулась... 21 февраля 1834 332. ПИРАТЫ Мы живем среди морей В кораблях летучих, Лес наш - тучи, соловей - Плеск валов гремучих. Не посеявши, мы жнем, Не прося, имеем, День проходит полуднем, Будни - юбилеем. Если ж праздник задаем Перед общей сменой - Облака горят огнем, Море брызжет пеной. Нам не нужны ни друзья, Ни отцы, ни сваты, Не роднясь, мы все родня, Не женясь, женаты. Корабли и острова Дань несут без платы... В небе царствуют грома, На море - пираты! 17 февраля 1835 333. ВОЗВРАЩЕНИЕ НА РОДИНУ Туманно солнышко взошло, Из леса путник показался, В глазах родимое село... Чу! Звон к заутрене раздался. 'Конец тяжелому пути! Привет тебе, село родное! О, ярче, ярче ты свети На небе, солнце золотое! Не ждут иль ждут меня друзья? Свиданье сладостно для друга. Не изменился, тот же я, Всё та же ль ты, моя подруга? Одних давно, быть может, нет, Другие, может быть, далёко, Кого умчал веселый свет, Кого закон тяжелый рока!' И грустно, грустно посмотрел Он на родимую дорогу, Вздохнув, суму свою одел И тихо помолился богу! 27 июля 1835 334. ЧЕЛНОК Страшно на небе, Страшно на море! Черные тучи, взвившись горами, Рвутся, грохочут, тонут в огне, Бурные волны стелются, скачут, Гром, непогода, буря, гроза. Ветер хохочет, Ветер свистит, Море клокочет, Море кипит. Мрачен, пуст, одинок Мчится в море челнок... Бедный челнок! Тихо на небе, Тихо на море! Море спокойно, море уснуло, Ветры молчат, кругом тишина, Всё опустело, солнце как пламя, Душно, уныло, глухо, мертво. Воздух чуть дышит, Солнце палит, Искрится, пышет: Море горит. Грустен, пуст, одинок Мчится в море челнок... Бедный челнок! Ясно на небе, Ясно на море! Море дрожит от кликов победных: 'К берегу! Пристань! Пристань! Ура!' Гордый корабль, взмахнув парусами, Режет, бросает, топит валы. Пристань открылась, Берег скалой. Всё приютилось, Всё на покой. Где ж челнок? - Одинок Бесприютный челнок! Бедный челнок! 5 сентября 1835 335. ДОМОВОЙ Ты детей уложи И потом нам скажи Сказку, Как в пустой раз избе Домовой дал тебе Таску. 'Да, лежу раз одна, Ни светца, ни огня - Глухо!.. Кто-то скрипнул... опять, Перекстилася, глядь - Ухо! Весь седой, в охабне, Нараспашку ко мне. Кто тут? Вся дрожу! А в избе Пропадай хоть себе - Омут! А старик на меня, Я туда, я сюда... Темно! Что ты? Что ты? Поди! Перестань! Погоди! Полно! Глядь - Савелий! Не он... А такой же, как лен, - Савка! Я наотмашь рукой, Что есть силы, с мольбой - Лавка! Знай-ка, знай, да молчи, Что лукавый в ночи Строит! Да, бывают дела! Не напрасно молва Ходит'. Между 1832 и 1836 336. ВЫБОР ЖЕНЫ Русская песня Не женись на умнице, На лихой беде! Не женись на вдовушке, На чужой жене! Женишься на вдовушке - Старый муж придет, Женишься на умнице - Голову свернет. Не женись на золоте, Тестевом добре! Не женись на почестях, Жениной родне! Женишься на золоте - Сам продашь себя, Женишься на почестях - Пропадай жена! Много певчих пташечек В божиих лесах, Много красных девушек В царских городах. Загоняй соловушку В клеточку твою, Выбирай из девушек Пташечку-жену. <1837> 337. ТОСКА 'Оседлаю коня, коня быстрого, Полечу, понесусь легким соколом От тоски, от змеи, в поле чистое, Размечу по плечам кудри черные, Разожгу, распалю очи ясные, Ворочусь, пронесусь вихрем, вьюгою, - Не узнает меня баба старая! Заломлю набекрень шапку бархатну, Загужу, забренчу в гусли звонкие, Побегу, полечу к красным девушкам - Прогуляю с утра до ночной звезды, Пропирую с зари до полуночи, Прибегу, прилечу с песней, с посвистом, - Не узнает меня баба старая!' 'Полно, полно тебе похваляться, князь! Мудрена я, тоска, - не схоронишься! В темный лес оберну красных девушек, В гробовую доску - гусли звонкие, Снегом, льдом занесу поле чистое, Иссушу, изорву сердце буйное, Прежде смерти сгоню с света божьего! Изведу я тебя, баба старая!' Не постель постлана в светлом тереме - Черный гроб там стоит с добрым молодцем, В изголовьи сидит красна девица, Горько плачет она, что ручей шумит, Горько плачет она, приговаривает: 'Погубила тоска друга милого! Извела ты его, баба старая!' <1838> 338. БОРОДА. Борода ль моя, бородушка! Борода ль моя бобровая! Поседела ты, бородушка, До поры своей, до времени! Поведешь, бывало, гаркнувши, Усом черным, молодецкиим - Красна девица огнем горит, Дочь боярска тает в полыми! Прикушу тебя, косматая, - Басурманин злой с коня летит, Дряблый немец в норы прячется! Занесло тебя, кудрявую, Да не снегом, да не инеем - Сединой лихой, кручиною! Растрепал тебя, родимую, Да не ветер, да не лютый враг - Растрепал тебя мудреный зверь, Что мудреный зверь - змея-тоска!.. Борода ль моя, бородушка! Борода ль моя бобровая! <1843> ПРИМЕЧАНИЯ Т. принадлежат следующие издания стихотворных произведений: 'XII песен' (СПб., 1833), 'XII песен', отделение второе (СПб., 1833), 'XII песен', отделение третье, (СПб., 1834), 'Поэт'. Фантазия в 3-х сценах (СПб., 1834), 'Елисавета Кульман'. Фантазия (СПб., 1835), 'Песни', издание второе, пополненное, чч. 1-2 (СПб., 1835), 'Рим и Карфаген'. Драматическая поэма в 5-ти действиях (СПб., 1837), 'Опыты', ч. 1 (Стихотворения), СПб., 1837, 'Воскресение мертвых'. Поэма в 12-ти песнях (кн. 1-2, СПб., 1875) - часть тиража под другим загл.: 'Микула Селянинович, представитель земли' (СПб., 1876). Кроме последнего издания, все предыдущие выходили за подписью: Т-м-ф-в-а (т. е. Тимофеева). 325. 'XII песен', с. 8. Вошло в 'Песни', ч. 1 и 'Опыты', ч. 1, раздел 'Песни (1830-1836)'. 326. 'XII песен', с. 17, с посвящением: 'И. И. Вер....су'. Печ. по 'Опытам', ч. 1, с. 268, где включено в раздел 'Песни (1830-1836)'. Вошло в 'Песни', ч. 1. Положено на музыку А. С. Даргомыжским, Н. И. Бахметьевым, Б. Б. Бароном. 327. 'XII песен', отделение второе, с. 7, с посвящением: 'Моей мат<ери> А. Н. Т<имофее>вой'. Печ. по 'Опытам', ч. 1, с. 270, где включено в раздел 'Песни (1830-1836)'. Вошло в 'Песни', ч. 1. 328. 'XII песен', отделение второе, с. 3. Печ. по 'Опытам', ч. 1, с. 272, где включено в раздел 'Песни (1830-1836)'. Вошло в 'Песни', ч. 1. 329. 'XII песен', с. 21. Печ. по 'Песням', ч. 1, с. 22. Вошло в 'Опыты', раздел 'Баллады (1832-1836)'. В 'Послании Барону Брамбеусу' (СО и СА, 1833, ? 27, с. 7) Т., отвечая на издевку рецензента Ивана Жгуткова (СПч, 1833, 22 июня, с. 548), осмеявшего эти стихи, заметил, что его 'Колыбельная песенка' - пародия. 330. СО и СА, 1834, No 16, с. 553, датировано, 'XII песен', отделение третье, с. 3, с посвящением: *** Печ. по 'Песням', ч. I, с. 55. Вошло в 'Опыты', ч. 1 (раздел 'Баллады'). Во второй половине XIX в. 'Свадьба' была одной из популярнейших песен в кругах демократического студенчества. Ее успеху более всего способствовала музыка. А. С. Даргомыжского (1835). По свидетельству Д. И. Ульянова, эту песню композитора любил В. И. Ленин (см.: 'Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине', т. 1, М., 1968, с, 116). 'Свадьба' Т., как и 'Русская разбойничья песня' Шевырева, - обработки одной и той же народной песни, выполненные в разном стилистическом ключе. Текст Т. положен также на музыку П. И. Бларамбергом. 332. 'Песни', ч. 2, с. 140, с посвящением: 'Н. П. У<мо>ву', с датой и пометой: 'Венеция'. Печ. по 'Опытам', ч. 1, с. 296. 'Пираты' - подражание популярной 'Цыганской песне' ('Мы живем среди полей.. .') из оперы А. Н. Верстовского 'Пан Твардовский' на либретто М. Н. Загоскина (текст песни с нотами был издан отдельно в 1828 г. и неоднократно перепечатывался в альманахах и песенниках). 333. 'Песни', ч. 2, с. 177, с датой и пометой: 'Любек'. Печ. по 'Опытам', ч. 1, с. 302. 334. 'Песни', ч. 2, с. 90, с посвящением: 'Никому', датой и пометой: 'Амстердам'. Печ. по 'Опытам', ч. 1, с. 287. 335. 'Опыты', ч. 1, с. 163, раздел 'Баллады'. В 'Литературных заметках' А. Кораблинского (псевдоним А. Ф. Воейкова) было сказано по поводу этого стихотворения: 'Таковы ли ненапечатанные куплеты простодушного Дельвига, которому песня Тимофеева есть бледное подражание, - 'Где же те острова, Где растет трин-трава, Братцы!'' (ЛПРИ, 1835, 30 октября, с. 693). Стихотворение, начинающееся этими словами, по традиции приписывается А. Бестужеву и К. Рылееву и причисляется к циклу агитационных декабристских песен. 336. БдЧ, 1837, No 11, с. 12. Положено на музыку Н. П. Де-Витте, Н. А. Тивольским, Г. Я. Ломакиным, А. Катениным, П. С. Макаровым, Н. И. Бахметьевым, П. Броуном, К. Г. Михайловым. 337. БдЧ, 1838, No 2, с. 98. 338. 'Маяк', 1843, кн. 15, с. 8. Обработка одного или нескольких вариантов народной песни ('Седина ль моя, сединушка...', 'Сторона ль моя, сторонушка') и т. п. 
 А. В. Тимофеев Стихотворения ---------------------------------------------------------------------------- Песни и романсы русских поэтов. Вступительная статья, подготовка текста и примечания В. Е. Гусева. Библиотека поэта. Большая серия. Второе издание. М.-Л., 'Советский писатель', 1965 Дополнение по Русские песни и романсы / Сост. В. Гусева, М.: Худож. лит., 1989. (Классики и современники. Поэтич. биб-ка). ---------------------------------------------------------------------------- СОДЕРЖАНИЕ 381. Предчувствие 383. Соловей 384. Разлука Дополнение Черны очи, ясны очи Алексей Васильевич Тимофеев родился в ]812 году в с. Курмыш Симбирской губ., умер в 1883 году в своем имении в Саратовской губ. После окончания Казанского университета он был чиновником сначала в Петербурге (до 1841 года, с перерывом на некоторое время, когда он находился в заграничном путешествии), затем в Одессе, Воронеже, Уфе, Москве. Первое его печатное произведение - драма 'Разочарованный' (СПб., 1832). Сотрудничал он в 'Сыне отечества' (1833-1835) и в 'Библиотеке для чтения' (1835-1839). В 1830-егоды вышли в свет два сборника его стихотворений: 'XII песен' (СПб., 1833) и 'Песни' (СПб., 1835). Тогда же было издано и собрание сочинений Тимофеева в трех томах ('Опыты', СПб., 1837). Литературная деятельность Тимофеева окончилась, в сущности, в 1843 году опубликованием нескольких стихотворений в 'Маяке'. Немногие его произведения появились лишь в 1874 году (в 'Складчине') и в 1876-м (весьма неудачная поэма 'Микула Селянинович, представитель земли', в 2-х томах). Лучшие стихотворения Тимофеева 1830-х годов, написанные в жанре 'русской песни' и положенные на музыку А. Алябьевым, А. Варламовым и А. Даргомыжским, стали популярными песнями в демократических кругах русского общества. Кроме публикуемых текстов известны романсы А. Даргомыжского 'Каюсь, дядя, черт попутал...', 'Баба старая' и 'Старина'. 381. ПРЕДЧУВСТВИЕ Не судите, люди, люди добрые, Бесталанную головушку, Не браните меня, молодца, За тоску мою, кручинушку. Не понять вам, люди добрые, Злой тоски моей, кручинушки, Не любовь сгубила молодца, Не разлука, не навет людской. Сердце ноет, ноет день и ночь, Ищет, ждет, чего не ведая, Так бы всё в слезах и таяло, Так бы всё в слезах и вылилось. Где вы, где вы, дни разгульные, Дни былые - весна красная?.. Не видать вас больше молодцу, Не нажить ему прошедшего! Расступись же ты, сыра земля, Растворяйся, мой досчатый гроб! Приюти меня в ненастный день, Успокой мой утомленный дух! <1833> 383. СОЛОВЕЙ 'Соловей ты наш, соловушко, Пташка вешняя, залетная! Что повесил ты головушку, Что сидишь ты всё нахохлившись? Уж у нас ли ты соскучился! Уж у нас ли не житье тебе!..' - 'Ах вы, пташки мои, пташечки, Конопляночки, касаточки, Всем житье у вас привольное, Всем раздолье поднебесное... Только слишком, слишком холодно, Слишком много черных коршунов! Ветер дышит белым инеем, Небо вечно словно в трауре, Утро бледно, словно мертвое, Вечер пасмурен, как ненависть, Майский полдень смотрит полночью, Лето красное - злой осенью, Солнце светит всё по-зимнему - Ярко, чисто, словно золото, И как золото ж и холодно!.. День и ночь сиди настороже: То и жди, что ястреб с коршуном Налетят на беззащитного, То и жди, что солнце красное Заморозит бесприютного...' - 'Соловей ты наш, соловушко, Пташка вешняя, залетная! Солнце светит не у нас одних, Свету божью и пределов нет, Поищи ж страны без коршунов, Без морозов и без осени!' <1835>, 384. РАЗЛУКА Река шумит, река ревет, Мой челн о брег кремнистый бьет. Сердит и страшен говор волн... Прости, мой друг! - Лети, мой челн! Лети, лети, несись, гуляй!.. Мой друг, утешься, не рыдай! Не изменю в стране чужой, И здесь, и там, - везде я твой! Река шумит, река ревет, Меня манит, меня зовет... Прости! увидимся ль опять?.. К разлуке нам не привыкать! Прости, мой друг!.. и челн летит, Подруга с берега глядит, Страшней, страшней валы в реке, - И... челн исчезнул вдалеке. <1835> ПРИМЕЧАНИЯ 381. Т 1833, отд. 2, с. 21, с посвящением: 'П. И. Вис...су'. Музыка Даргомыжского (1836), Бахметьева. Романс Даргомыжского - без двух последних строф. 383. Т 1835, ч. 1, с. 60, с посвящением: 'А. И. В......вой'. Печ. по Т 1837, ч. 1, с. 278. 384. Т 1835, ч. 1, с. 83, с посвящением: (***). Печ. по Т 1837, ч. 1, с. 286. Музыка Варламова. Упоминается: П. Д. Боборыкин, 'Василий Теркин', ч. 3, гл. 5. Т 1833 - XII песен Т-м-ф-а [Тимофеева], СПб., 1833. Т 1835 - Песни Т. м. ф. а, в 2-х частях, СПб., 1835. Дополнение ЧЕРНЫ ОЧИ, ЯСНЫ ОЧИ Черны очи, ясны очи! Из-под соболей-ресниц Вы темней осенней ночи, Ярче молний н зарниц. Вы - огонь, вы - пламя страсти, Вы - магическая власть, Вы - любовь, вы - сладострастье, Вы - блаженство, вы - напасть. Вдруг зажгутся, запылают - Загорится страсти ад. Вдруг померкнут, потухают - И слезами заблестят. Но зачем вы, черны очи, Чудо, прелесть красоты, - Вдруг ясней, чем звезды ночи, То как грустный след мечты? Очи, очи, не блестите Пламнем дивного огня, Вы не искритесь, не жгите: Ваш огонь не для меня! Я узнал, ах, черны очи, Кто в вас смотрится тайком И кого в прохладе ночи Жжете страстным вы огнем. <1847>