Стихотворения, Рындовский Федор Михайлович, Год: 1821

Поэзия
Время на прочтение: 34 минут(ы)
Скачать в PDF

Ф. М. Рындовский

Стихотворения

А. А. На…. вой
Акростихи
В альбом М. П. Ж.
В. И. Панаеву
Век просвещения
Вечерняя прогулка
Волк и лисица
Г. И. П. К грудной булавке с птичкою держащею сердечко на золотой цепочке
Грусть
Державин
Жизнь и смерть
К Полине
К Полине
К приятелю в столицу из деревни
К самому себе
Модница, или жена, каких везде довольно
Мое счастие
Моя Фиалка
На кончину двухнедельной дочери Надежды
Надежда на будущую жизнь
Наказанное любопытство
Новый год
О качествах поэта
Облака и Солнце
Ответ на вопрос П. А. П — вой
Отрывки из послания к женщинам
Песнь пирующих
Песнь радости
Полине, на смерть нашего малютки
Разлука с друзьями
Сравнение
Умирающий отец семейства
Утреннее размышление
Хижина П. И. П…. вой
Шарада (Пол-тина)
Экспромпт. (на вопрос: чтo скажу о девицах П….?)

А. А. На…. вой.

(в день ее Ангела.)

Закамских берегов уединенна Муза!
Ты ищешь с Музами, а я с тобой союза,
Приязни искренней, святой:
В день имянин твоих прими подарок мой,
Ничтожный по себе, но дружбой приносимый *)
Тут Пиерридами младой Поэт водимый,
По сердцу с сердцем говорит,
И по душе с душою.
Любимец Муз, своей магической рукою
Живописует все и все животворит.
И я подчас пишу, но не пером Поэта,
Поэзия моя цветами не одета:
В ней истина суха, без вымыслов любовь,
Душевны чувства без покрова,
Приязнь взыскательна и искренность сурова.
Я беден гением, мне чужд язык богов,
И не дано в удел волшебного искусства,
Но теми благами, которыми богат,
Со всем усердием друзьям служить я рад:
Всем жертвовать для них, для них мои все чувства,
Все мысли, все дела и самыя мечты,
В которых лучшее души моей стяжанье.
Прими же от меня и ты
Моих желаний излиянье:
Будь счастлива до поздних дней,
Да окружит тебя собор утех сердечных,
Крылатых радостей и отдыхов беспечных,
Умей творить добро, умей любить друзей,
Между которыми дозволь им не считаться,
Позволь быть искренним, и навсегда остаться,
В союзе родственном с тобой:—
Ты с Музами в родстве, и я им не чужой.
Казань, Ф. Рындовский.
*) Книжку стихотворений М. Философова.
‘Благонамеренный’, No 17 1820 г.

Акростихи.

1.

Любишь совсем не то, что быть под игом страсти,
И пламень чувств не есть сердечная любовь:
Затихнет огнь страстей — и не пылает кровь,
А между тем любовь все не теряет власти.
Таганрог, 1812.
Ф. Р.

2.

Глас истины прямой, священный
Любить нам простоту велит:
Авроры всем мил вид смиренный,
Феб хоть блистает, но слепит.
И ты Аврору представляешь,
Рассудок скромностью пленяешь
А сердце милою приятностью манишь.
Казань, 1811.
Ф. Р.
‘Благонамеренный’, No 4, 1821 г.

В альбом М. П. Ж.

Супруга нежная, почтенного супруга!
Что вас достойного в альбоме написать?
Как мало у меня беспечного досуга
И сладостных минут, когда могу мечтать
О милых женщинах, о их предназначеньи:
Во всем быть образцом прекраснейшим для нас!
Давно перо мое в покое и забвеньи —
Теперь беру его, пишу для вас — без вас.
О женщины, краса природы!
Что были б в мире мы без вас?
Текли бы дни, тянулись годы
И жизнь бы тяготила нас.
Без вас все мрачно, все уныло,
Без вас везде пустынный вид,
Без вас ничто душе не мило,
Ничто сердец не веселит.
Без вас бы люди не искали
Блестящих счастия даров,
Своих бы ближних отчуждали
И жили б посреди врагов.
Без вас бы нас не привлекала
Святая слава добрых дел,
Душа в бездействии б дремала,
Ум без развития дряхлел.
Без вас науки и искусства,
Как мрачный хаос без Творца,
Вы, оживляя наши чувства,
Одушевляете сердца.
Казань.
Ф….. Ры…….ский.
‘Благонамеренный’, 1826, No 1

В. И. Панаеву.

Любезный брат! ты на досуге
Нам век златый изобразил,
Своей сестре, моей супруге.
Его картины посвятил.
О милый друг! сии картины
Достойны милыя Полины:
Она была твой идеал,
С него мечтой одушевленный
Игривый Гений рисовал
Небесну кротость, нрав смиренный
И непритворную любовь
Пастушек нежных, пастухов.
И как пленительно, как мила
Перо твое изобразило
Аркадских нравов простоту,
Их жизнь, их нравственность святую
Стезю ко счастию прямую!
Нет, нет, Панаев! не мечту
Протекшего златого века *),
Ты рисовал нам человека,
Каков он был, каков он есть,
Каков до дней позднейших будет,
Пока природы не забудет.
Мой друг! хвала тебе и честь,
И от души благодаренье:
Моей жены изображенье
Я вижу под твоим пером.
Супругу ль льстивым языком
Твердить о том, что сердцу мило?
Достоинства жены хвалить?
Мне за сорок уже пробило,
Но можно ль сердцу запретить
Знать цену свойств такой супруги?
Она — пример для матерей.
Пусть взглянут на ее досуги:
Какая мать своих детей,
С такою нежностью лелеет?
Кто более ее умеет
Их юный ум образовать,
В сердцах незрелых обуздать
Страстей стремительны порывы
И их желанья прихотливы?
Она — Хранитель Ангел мой,
Семейства радость и покой!
Кто мирной жизни наслажденье
И душу новую мне дал?
Любовь к добру, благотворенье
С любовью кровной сочетал?
Кто добрым сердцем и словами
В часы унынья веселит
И утомленного трудами,
Меня покоит и живит?
Кто тайною, священной силой
Мой дух возносит к небесам,
Любви, надежды спутник милый
Вождь веры в промысл здесь и там?
Кем Божий мир мне стал милее,
Светлее солнце и луна,
Природы прелести свежее,
И жизнь подлунная красна?
Всем, всем обязан я Полине —
И ты, Панаев, не мечтой,
Изображая век златой,
Пленяешь нас в своей картине:
Она прелестна для сердец,
Для ней — Полина образец.
Казань, 1821.
Ф. Р…. ский.
*) См. Послание Г. Норова к Панаеву в X No Журнала: ‘Соревнователь Просвещения и Благотворения’ 1821. — Прим. Cоч.
‘Благонамеренный’, No 23-24 1823

Век просвещения.

Любовь есть сердца наслажденье:
Но должно с разумом любить,
Искореняя заблужденье,
Противу воли верным быть.
Жизнь наша с быстротою мчится,
И тот в ней мудрецом слывет,
Кто настоящим веселится,
Не углублялся вперед.
Те времена давно сокрылись,
Как брачный долг — был долг святой,
Когда лишь для себя женились,
Мены не зная никакой.
Невежды были наши предки!
Мы их умнее во сто раз,
Подруг не запираем в клетки,
Мы их — оне меняют нас.
Был муж с предчувствием отменным:
Судьбу грядущего он знал,
Своим потомкам просвещенным
Он общеженство предвещал.
Настали те блаженны годы!
Щастлива участь милых жен!
Нет верности — по праву моды —
А мода всем дает закон!
С Польского, Ры … ский
‘Благонамеренный’, No 1, 1818 г.

Вечерняя прогулка.

О друг мой, милый друг! природа нас зовет
Беседовать с собою.
Уже за дальнею, туманною горою
Златаго Феба тусклый свет,
Переливаясь, угасает,
Уже из за седых холмов
Задумчиво луна сребриста выплывает,
Рисуя в озере ряд сизых облаков,
И зыбкий островок, травою опушенный,
И вниз стоящими вершиною древа,
И виды сельские, и домики смиренны. —
Повеял ветерок — и шепчет мурава,
И воды спящие приятно заструились,
И дышит негою любимый садик твой.
И скромные твои фиалки оживились,
И месяц радостно блистает над горой.
Какое сладкое везде благоуханье!
Пойдем и воскресим в душе воспоминанье
Для сердца нашего тех незабвенных дней,
Когда, томясь в любви, мы крылись от людей
И грусть ее одной природе лишь вверяли:
Так дни и месяцы уныло протекали.
Вот здесь, на берегу прохладного ручья,
В волненьи пламенном, борясь с самим собою,
Впервые в чувствах я открылся пред тобою
И ощутил в себе всю прелесть бытия,
Когда сказала ты, любовью увлечения:
‘Будь счастлив, если мной мила тебе вселенна.’
Твой голос на устах стыдливых трепетал.
Но я в душе твоей судьбу мою читал:
Я видел в ней свой рай — я пил твое дыханье.
Во взорах, на лице я зрел твою любовь,
Восторг души, огнь чувств, любви очарованье
Перенесли меня в святилище богов.
Но может ли язык обыкновенный
Всю силу чувств святых словами объяснить?
Нет — смертный, счастием бессмертных упоенный,
Бессилен счастие свое изобразить.
Вот розовый лесок, где летнею порою
Мы любовалися румяною зарёю,
И между тем, как день дремал на лоне сна,
Смотрели, как во всем величии луна
Сребрила ближний дол, и холмы отдалении,
И свой сливала блеск с огнем крестов златых
На храме, в коем мы, любовью осененны,
Пред олтарем Творца, в присутствии родных,
Торжественно обет священный совершили:
Любить друг друга до могилы.
Вот здесь нередко я восторженный, внимал
Раскатам соловья и горлиц воркованью,
Здесь мысленно тебя стократно целовал,
Прелестных голубков завидуя лобзанью.
Вот и Швейцарии картинные места,
Где часто, посреди сердечных наслаждений,
Незрима спутница минутных восхищений,
Непостоянная крылатая мечта,
Обворожила нас — надеждою пустою:
Я мнил, неопытный, блаженствовать с тобою
При тихих радостях и в шуме городском,
Но опыт мне открыл, что счастие свободы
Мы можем лишь вкушать в объятиях природы.
Ужасно в рабстве быть, кто не рожден рабом
По сердцу и по чувству!
Нет, милый друг! не нам — ничтожному искусству,
Искусству в свете жить,
Спокойствием души бесхитростной платить.
Теперь не будем мы обмануты мечтою,
Живя в кругу друзей с любовию святою.
Чем можно в обществах блестящих заменять
Блаженство двух сердец, двух душ соединенье,
Восторги нежные и сладкое томленье
Супружеской любви? — Чем может нас прельщать
Вихрь суетных забав, изобретенных скукой?
Природа, дружество, любовь для нас порукой,
Что счастье наше жить под кровлею родной,
Все наслаждение — в свободе золотой.
Села Никольское.
Ф…. Рындовский.
*) Так называется одно гульбище в окрестностях Казани.
‘Благонамеренный’, Ноябрь. 1819. No XXII.

Волк и лисица.

Басня.

Случилось перед Львом Министру провиниться. —
Кто ж был Министром?— Волк, он грабил все и драл,
Да тихомолком пожирал,
А надобно б ему и с прочими делиться.
Обычай дележа не нов:
От человека до скотов,
Дележ есть первая опора для воров.
Конечно временем бывает
Готов не только то, что нажил, разделить,
А отдал бы и все, чтоб горю пособить.
Да нет — и то не помогает. —
Отставлен Волк и со стыдом
Раскланялся с Двором,
Потом,
Прощаяся с кумою,
Лукавою Лисою,
Всеобщей кумушке с досадой говорил:
‘ Уж я ли при Дворе не гнул себя дугою,
И всем страстям Царя, как водится, не льстил,
А он …. ‘ — Прогневался? Лисица перервала
И ты досадуешь! благодари свой рок!
Я многих вас без лап и без ушей видала,
Ты ж цел, так не ропщи, а кайся, куманёк.
Не худо б затвердишь и людям сей урок.
Казань.
Ф. Рындовский
‘Благонамеренный’, Март 1819. No VI.

Г. И. П. К грудной булавке с птичкою держащею сердечко на золотой цепочке

Г…! птичкою порхая на свободе,
Дай Бог, чтоб сердце ты по сердцу обрела!
Не спорь со мной, что нет таких сердец в природе?
Природа для сердец сердца произвела.
Любить любезное и жизнью наслаждаться
В слияньи сладостном двух душ между собой —
Для сердца милый долг— ему повиноваться
Велит и здравый ум и глас любви святой.
Наступит час — и ты пленившись чувством страсти,
Заплатишь милому любовью за любовь,
Свободу покоришь закону нежной власти
И сердцу цепь сплетешь — из розовых цветов.
Казань.
Ф. Р.
‘Благонамеренный’. Май 1818. No V

Грусть.

Напрасно так бьешься
Ты сердце мое!
Напрасно волнуешь
Унылую грудь:
Нет сердца, чтоб билось
К отраде твоей,
Нет друга, чтоб горесть
Мою облегчил.
Я видно родился
Для бедствий одних,
Воспитан несчастьем
Для вздохов и слез.
Природой оставлен,
Забытый людьми,
Судьбою гонимый,
Живу сиротой.
Пойду ли с другими
В пирующий круг —
Там все веселятся,
Я от миру прочь.
Брожу ль по дубравам
Размыкать печаль,
Но ах! все за мною
Она по следам!
Приду ли обратно
В свой терем пустой:
Все тихо, лишь в сердце
Злодейка не спит.
Летунья крылата,
Надежда моя!
Не ты ль обещала
Найти мне принял?
Не ты ли мне ль стила,
Что страстью моей
Я милой Полины
Любовь заслужу?
Но ты улетела
И Бог весть куда,
А я по неволе
Опять сиротой!
1811.
Ф. Р.
‘Благонамеренный’, No 33, 1822 г.

Державин.

Заря вечерня погасала,
Вдали осенний гром гремел,
Змеиста молния сверкала,
Клубился мрак и дождь шумел:
Все душу в думу погружало,
Воображенье рисовало
Певцу младому светлый храм,
Где вдохновенные поэты,
Избегшие опасной Леты,
Дают и жизнь и огнь струнам.
Душа певца, полна волненья,
Стремится в след других певцов,
Но без святого вдохновенья
Ей страшны грохоты громов —
И голос робкого немеет.
Он вопрошает: ‘кто умеет
При грозных тресках громовых,
Паря орлом в страны эфирны,
Одушевлять напевы лирны,
Звуча, как гром, по струнам их?’
Один лишь ты, но ты скончался,
Певец народов и времен,
Светильник, коим мир прельщался
Дыханьем смерти погашен,
Умолкли лирные перуны,
Под мрачным крепом спящи струны
Не разольют свой гул в громах:
Они погребены с тобою.
Кто лирою твоей златою
Осмелится греметь в веках?
Державин дивный, несравненный,
Сред Бардов всех ты полу-бог!
Чей дух, бессмертьем окриленный
С тобою состязаться мог?
Превыше творческих парений
Твой лучезарный, быстрый гений
Тебе надзвездный путь открыл,
И Бога в новую порфиру,
Еще неведомую миру,
Облек и смертному явил. (1)
Но для великого все мало
И ты в другой вступаешь путь:
Срывая с буйства покрывало,
Коварству раздираешь грудь
И яд ехидны кажешь свету,
То в сан вельможи спесь одету
Всем выставляешь на позор,
То водишь нас в садах Армиды,
То вдруг, переменяя виды,
Пленив наш дух, чаруешь взор.
Цари, тобой изображенны,
Сияют в солнечных лучах,
Тобою доблести почтенны
Ликуют в радужных венцах (2),
Твой Росс в морях не зрит преграды,
На суше, в бранях рушит грады:
Он света чудо-богатырь —
Твоя гора гремит скалами (3),
Твой ключ волшебными струями
Журчит, как отклик нежных лир.
Твои прелестные Хариты
Сердца невольно в плен манят,
Стран Русских девы сановиты
Родною пляской говорят.
Изобразишь ли жен прекрасных? —
По чувствам — огнь, во взорах ясных —
И непорочность, и любовь,
Твои Амуры златокрылы,
Как Гении небесны милы,
Или Зефиры средь цветов (4).
И словом: все твои творенья
Суть совершенства образец
И нет ему уподобленья!
Какая кисть, какой резец,
Или, какой любимец неба,
Водимый вдохновеньем Феба,
Таких картин представит лик?
Ты в нежном — тих, в высоком — звучен,
Во всем со славой неразлучен,
Везде блестящ, везде велик!
Но ты уснул — и кисть священна
Твоя без действия лежит,
И Слава, в траур облеченна,
Склонив на длань главу, слезит
Над томной урною твоею:
Не ты прославленным был ею,
Она прославленна тобой.
Но и тебя не стало в мире….
Нет, нет! ты жив — в бессмертной лире,
Твой жребий — жребий не земной:
Твой памятник Парнасски девы
До дней позднейших сберегут,
Твои волшебные напевы
Оп края мира в край прейдут,
Твоя гармония живая,
Сердца певцов обворожая,
Придаст полет и их уму,
А ты почий на лоне славы,
Бард трех Царей одной Державы!
Мир сладкий праху твоему!
Ф. Рындовский.
Казань.
12 Сентября 1825.
1) Кому неизвестна неподражаемая его Ода: Бог?
2) Смотри Изображение Фелицы и другие творения Г. Р. Державина, в 1-й и 2 части его сочинений помещенные.
3) Водопад.
4) Смотри Анакреонтические стихотворения.
Календарь муз на 1826 г.

Жизнь и смерть.

Так — наша жизнь есть сновиденье,
Мы все родимся, чтоб мечтать,
Ударит час — и пробужденье *)
Нам может ясно показать,
Что счастье здесь — игра случая,
Надежды наши — тень пустая,
Все наслаждения — мечта,
Мирская слава — суета.
Одна лишь смерть своей рукою
Ведет нас к счастью и покою
Туда, где светлая страна
Крылатых радостей полна —
Где нет печалей, нет страданий,
Пустых надежд и ожиданий —
Где вечно Сый, Творец миров,
Святая благость и любовь. —
Надейся — сердце мне вещает,
Будь тверд — рассудок говорит,
Не тщетно Вера обещает
Страдальцам свой священный щит
О Вера! я живу тобою,
Хоть, и увял здоровья цвет,
Иду нетрепетной ногою
Куда мой рок мейл зовет.
Там съединюсь опять с родными,
Увижу милых и друзей,
Там буду наслаждаться с ними
Блаженством вечным лучших дней.
Казань.
Ф. Ры — ский
*) Жизнь наша есть сон, смерть пробуждение или переход к блаженной вечности. Мысль не новая, но для страдальцев здешнего мира всегда утешительная. Прим. Соч.
‘Благонамеренный’, Май 1818. No V

К ПОЛИНЕ.

Элегия.

(Писано в Таганроге в 1811 году.)

Ты хочешь знать, мой друг! как дни мои текут?
Благодарю тебя, что ты в стране далёкой
Берешь участие в моей судьбе жестокой,
А в ней участие немногие берут. —
Я чужд всех радостей, всех удовольствий света,
И здешним жителям таинственным кажусь
За то, что в шумном их собраньи не кружусь.
Чего мне в нем искать без милого предмета?
Любовь, в тоске своей,
Бежит сообщества людей:
Она свидетелей не любит
И меланхолией питает лишь себя. —
Мой друг! ничто во мне чувств сладких не пробудит,
Когда я отдален злым роком от тебя.
Бродить, уединясь, как тусклый призрак ночи,
В палящий летний зной яд воздуха глотать,
Пустынной дикостью печалить томны очи
И мрачны горести безмолвию вверять:
Вот, по трудах моих, отдохновенье
И для тоскующей души успокоенье!….
Но слышен шум морской
И ропот волн, вздымаемых горой
И ветров пагубных уныло завыванье
В ущельях берегов.
Какой ужасный вопль и жалкое стенанье
С валами ярыми борющихся пловцов!
Не грозная ль миров приближилась кончина!
В огнях весь горний свод, за громом гром гремит,
Трясет твердынями разгневанна пучина
И вихрь клубящийся все рушит и дробит. —
Умолкло все — и солнце красно
Глядится в тихий океан,
Лишь на душе моей ненастно,
Непроницаемый туман!
По зыби зеркальной пловцы не зрят преграды,
На рдяных лицах их веселие блестит:
Одна любовь моя не чувствует отрады,
И на скале со мной, задумавшись, грустит.
Нет друга, кто б делил тоску мою со мною!
Я тщетною не льщу надеждою себя:
Кто весел и счастлив, тому не до меня.
Любимец счастия, незнаемый тоскою,
Без горькой примеси блаженство жизни пьет:
Он с другом искренним, к нему любовью страстным,
Встречает радостно златаго Феба свет,
И восхищается его закатом ясным,
Потом, как за горой уже задремлет день,
Любовь и ночь ему готовят мирну сень.
Блажен, кто наделен подругой дорогою:
Он мир свой и свой рай имеет под рукою. —
Любовь — могущий чародей!
Она природу всю преображает,
Она чудесной силою своей
Повсюду красоты и прелесть рассыпает,
И я в счастливы дни ее волшебства зрел!
И для меня природа, улыбалась!
Теперь волшебница любовь с тобой осталась,
И я душой осиротел!
Ах! Если б ты, мой друг! сюда переселилась
И Гением моим была:
Природа б мертвая тобою оживилась
И снова б жизнь моя цвела!
Но нет, прелестная! живи в стране прелестной,
Не для тебя сия туманная страна:
Где обитаешь ты, там чище свод небесной,
Светлее солнца луч и радостней луна.
Ты выглянешь в окно — и тихими струями
Излучис та река сребрится пред тобой,
Ты выдешь — у тебя под легкими стопами
Ковер, разосланный природою самой.
Там веют ветерки прохладны
И льется из цветов душистый аромат,
В кругу родных стрелой несутся дни отрадны,
Печали гибельны спокойства не мутят.
Счастлив, кто воздухом родным себя питает,
Для радостей встает, для неги засыпает!
Давно ли и мои в весельи дни текли?
Я в полноте души восторгам предавался:
Давно ль я лестною надеждою питался
Вкушать с тобою рай небесной на земли?—
Кого ты не пленишь наружностью, душою?
И сами Грации любуются тобою,
В тебе одной их образ съединен,
Твой ум познанием полезным напоен,
И все мечты твои без горьких ощущений,
В которых я нашел отраву дней моих,
Твои друзья с тобой, с тобой твой добрый гений —
А я— с одной тоской, без ближних, без родных!
Но если ты по мне взгрустнешь подчас, душою,
Спеши рассеять грусть, на ароматный луг:
Там будет верный друг носиться над тобою
И твой покроить томный дух
В лобзающем Зефира повеваньи.
Услышишь ты его в трелистом щебетаньи
Попарно здесь и там порхающих певцов,
Он будет, с листьями шептать свою любовь,
Он будет, милая, тобою любоваться,
Когда в кристальной влаге вод
Ты станешь в жаркий день прохладой освежаться.
Не трудно угадать незримый мой приход
По сладкому души томленью,
Или по страстному сердечному биенью.
Коль бела грудь твоя подымется волной,
Тогда наверное твой дальний друг с тобой.
Когда же утренней, вечернею порою,
Ни в переливах птиц, ни в шепоте листов,
Ни в тихом веяньи прохладных ветерков
Я не беседую с тобою,
Когда безвестная тоска теснит твой дух
И хлад неведомый по жилам разольется,
В дали туманной отзовется
Последнее: прости! и поразят твой слух
Надгробные стенанья:
Тогда надежд моих прошли очарованья!
Тогда вздохни по мне: меня уж больше нет! —
Но бледна тень моя к тебе не подойдет,
Чтоб не пугать тебя могильным привиденьем.
Бесценный друг мой! ты робка!
Я буду на тебя с душевным восхищеньем
Взирать издалека,
И за пределами могилы
Небесны прелести твои мне будут милы.
Смерть не страшит меня, но, истомясь тоской,
Быть вживе мертвецом, страшнее всякой муки! —
Ты говоришь: ‘в любви сердечной нет разлуки,
Кто любит и любим, тот не один— душой:
Он не разлучен с тем, кто сердцем обладает
И радость и печаль с ним вместе разделяет.’ —
Полина милая! Я слову твоему,
Как истине святой, как Богу самому,
До гроба буду верить:
Ты Ангел— Ангелы не могу т лицемерить…
А если я в свою чреду
На чуждой стороне паду,
Сраженный горести рукою —
Хоть изредка меня в молитвах вспоминай,
И отдалённый прах, почтя своей слезою,
Люби меня в другом — другому руку дай.
Ф. Рындовский.
‘Благонамеренный’, Июль 1818. No VII.

К Полине.

(При вручении ей золотого перстня, на котором изображены две руки, укрепленные алмазом)

Алмазом скованные руки
Твой верный друг тебе дарит.
Дай Бог, чтоб нам не знать разлуки,
Как нас Гимен соединит,
Чтоб наше счастье прочно было,
Как прочен камень в перстне сем,
И чтоб оно для нас светило,
Как искра блещущая в нем.
Казань 1816.
Ф. Р.
‘Благонамеренный’, No 3, 1821 г.

К приятелю в столицу из деревни.

Простившись с шумною мечтою
В дали, сокрытый от сует
Спокоен сердцем и душою,
Твой друг в земном раю живет.
У нас всё куплей достается:
Безделка всякая в цене,
А здесь обилье даром льется
И даром все приходит мне.
Плоды собою сами зреют,
Прозрачные ручьи журчат
Услужливы 3ефиры веют
Разносят всюду аромат.
Роскошные ковры Природы
Покоят беззаботну лень,
Зелёной рощи темны своды
В жары манят к себе под тень.
Тут с пробуждения Авроры
До самой ночи весел дух,
Взор услажден убранством Флоры,
Пернатых музыкою — слух.
Заря мое лице румянит,
Роса прохладою свежит,
Ничто дней жизни не туманит
И сердца грустью не томит.
Вы ж дни преобратили в ночи
А ночи, напротив, во дни.
Что обольщает ваши очи
И душу?— призраки одни!
Вы сами призраки живые,
Блудящие в туманной мгле,
Как привидения ночные
С печатью смерти на челе.
Взгрусну ли я подчас душою?
Мне дружба в грудь отраду льет,
А вы всегда в борьбе с собою—
И сострадающего нет.
Вздохну ли? Вздох мой облегчают
Картинны виды, тишина,
У вас сей сладости не знают:
Вы пьете чашу бед до дна.
Там языки — эхидны жало!
В сердцах же чувств не ожидай,
А здесь они — души зерцало,
Взгляни в глаза — и все читай.
Там вольность в цепи заключенна,
На каждом шаге — вид врагов,
А здесь свобода драгоценна
И простодушная любовь.
Там алчность мрачная на лицах,
Вы бедны с златом и сребром.
Пусть вас пленяет блеск в столицах,
Мне мил — укромный, сельский дом.
Что ваша пышность, что палаты,
Коль вас беды везде следят?
Мой уголок хранят Пенаты,
Доволен я — так и богат.
Живя с собой и с миром в мире,
День ото дня щастливей вновь,
Твой друг на тихозвучной лире
Поет про Дружбу, про любовь.
Казань. С Польского,
Ф. Рындовский
‘Благонамеренный’, Май 1818. No V

К самому себе.

Я настоящим наслаждаюсь,
Грядущих бедствий не страшусь,
При счастии не забываюсь,
В несчастий надеждой льщусь.
Казань.
С Польского Ф. Р.
‘Благонамеренный’, Июль, 1821, No 13

Модница, или жена, каких везде довольно.

‘Позволь с супругою поздравить молодою,
Блистающей умом, породой, красотою
Достигнул наконец до цели ты своей,
Благодари судьбу, и — что всего важней —
Умей быть счастливым… Но ты молчишь, вздыхаешь,
И недовольный взор пред нами потупляешь,
Ужель в супружестве ты дружбе изменил?’
—Ах, нет! Я тот же все, каков и прежде был,
Но счастие мое сокрылось без возврату:
Мой жребий— мирных дней оплакивать утрату. —
‘По этому и ты супружеству не рад?’
,,Как яд ни золоти, он вечно будет яд.—
‘Что взял, скажи нам, за женою?’
—Пять тысяч душ. Да лучше бы с душою,
Без деревень и душ, была сама она.
Не спорю, многому научена,
Ловка, приветлива, любезна…. — ,,Что ж? прекрасно!’
— Быть может для других, а я несчастной,
Я проклинаю жребий свой,
И самому злодею
Не пожелаю ввек, клянусь, судьбы такой!—
,,Да как ты в сеть попал с холодностью твоею?’
—Мне злобный рок судил быть здесь, и — по грехам —
В блистательном кругу первостатейных дам:
Наружностью одной девицы я пленился,
Рассудку моему Амур глаза закрыл,
Влекомый страстию, я с нею объяснился,
Желанное от ней признанье получил…
О! для чего рука моя не онемела,
Хранитель-Гений мой не удержал меня,
Когда подписывал чего хотела
Невеста и ее родня!
Бывало в старину контрактов не знавали,
И брака святости бумагой не скрепляли,
А жили во сто раз
Счастливее всех нас.
Тогда язык людей с душой согласовался,
Народный чистый нрав от мод не изменялся,
Теперь другие времена!
Везде политика столицая видна,
А где дает она уставы,
Там не ищи добра. От детских лет лукавы,
Там люди по стезям искривленным бредут,
Честь, дружбу и любовь на откуп отдают,
Там нет ни одного… — ‘К чему так горячиться?
Разгорячась легко от цели удалиться.
Ты нам ни слова не сказал,
Какой контракт своей прельстительнице дал.’
— Угодно сей же час, с болезненной дутою,
Я вам статьи его коварные открою.
Пункт первый. Всякой раз, когда моя жена
Душой ли, телом ли окажется больна,
Я должен для своей прелестной половины
Врачей столичных приглашать.
Против сего мои причины — не причины,
Не то, и браку не бывать.
Болезни ж женские.. но кто об них не знает?
Капризная жена раз двадцать в день хворает.
Вторый пункт. Будь готов,
Лишь солнце вступит в знак весов,
И, обнажив поля, изменит вид природы
По долгу знатныя породы,
Оставив сельской кров, свободу и покой,
Лететь в круг шумный, городской,
Пункт третий. Милая моя супруга
Свободно может жить. Кареты и услуга
У ней особые: мне нужды нет до них.
Ей вольно угощать приятелей своих
Со свитой и без свиты,
И принимать от них во всякой час визиты. —
‘А много ль у жены твоей таких друзей?’
— Их верный счет известен только ей.
Пункт пятый наконец. В сем пункте говорится
О женниных правах, когда развод случится.
‘Меня с ней смерть одна разлучит!’ я сказал:
Поднялся смех, и я, дрожащею рукою,
Контракт скорее подписал.
И, горе мне! вступил в брак с модною женою! —
‘Да где ж четвертый пункт?’ — Ах! В горести моей
Я часто стал терять и смысл и связь речей.
И можно ль удивляться,
Узнав четвертый пункт? Он как гора на мне!
Я осудил себя во всем повиноваться
Возлюбленной моей жене.
А угодишь жене, с капризами рожденной,
Нет мужа, хоть ищи его во всей вселенной.
Я это над собой в день первый испытал:
(День адской!…Но в родство лишь я ль к другим попал?)
Тут новы хлопоты: то к тетушке с поклоном,
То к дядюшке, стуча богатым фаэтоном,
Измученный, скачи по тряской мостовой
С блестящей свитою супруги молодой.
Издержкам нет конца! подарки дорогие,
Роскошные столы, уборы выписные,
На них доходы все мой истощены.
И только первый чад прошел моей жены,
Я ей сказал: мой дpуг! мне надоел шум света:
Не время ли в деревне отдохнуть?
Готово все, подвезена карета.—
Счастливый путь,
Дражайший мой супруг! Не уже ли мечтаешь,
Что я ума лишусь,
И на посмешище поехать соглашусь
В сем коробе, что ты каретой называешь?
Скажи, откуда ты такой антик достал?
Не прадедушка ль твой в нем некогда езжал?
Да знаешь ли, что в нем и девкам ездить стыдно,
Ах! как обидно
Жить с тем, кто не умеет жить!
Я со стыда умру. Сей час, сударь, купить
Карету выписную.’
—Позвольте вас спросить, какую?—
‘О, Бог, мой! не уж ли должна я толковать
В каких каретах ездит знать?
У Графа Блесткина спросите.
Подите же, сударь, подите!
Я в праве требовать, и требую от вас,
Чтоб новая была карета сей же час.’
— Теперь нет денег. — ‘Я в расходы не мешаюсь.
Подите! Английской кареты дожидаюсь.’…
Бегу, и модную карету достаю,
Семь тысяч за нее по векселю даю.
—Карета у крыльца, прислуга вся готова.-*
‘Оставите ль меня?—теперь я нездорова.’ —
Минута — и моя жена
Кричит: ‘Да где ж, сударь, карета подана?’
— Сейчас, душа моя! Скажу, чтоб подавали.—
,,Сей час душа моя! где это вы слыхали?
Откуда набрали таких вы слов?
Теперь, сударь, обычай не таков,
Как был в старинны годы,
Теперь, кто знает свет, кто знает право моды,
Не станет называть душой своей жены.
Неужли вы в кругу мещанском рождены?
Лишь там еще зовут жену своей душою,
А поступают с ней, как с подлою рабою.
Ну, что ж молчите?’ — Что велите говорить?—
‘Все нужное в мою карету уложить! ‘
(До сих пор не был я ни мужем, ни слугою:)
—Что вы изволите в дорогу брать с собою?—
‘Все то, что следует для благородных дам.
Как жаль: занемогла мадам!
Вы Князю Ветрову ни слова,
Что я со всем готова?
Известен ли cousin? И вам, и мне он друг.’
— Повестки развозить мне, право, недосуг.—
‘Вы заврались, сударь! поменьше говорите,
Француза моего сей час ко мне пошлите!
Пожалуста, mоn trs aimable Жан- Жак,
Все приготовь мне в путь. Мой муж, о Dieu! простак!’
Вдруг все засуетилось в доме,
Как некогда в пылающем Содоме,
Казалось, что весь дом
Вверх оборотят дном.
В карету пудель — дар любезнейшего друга,
Там кошка, что жене моей дала подруга,
Тут попугай в своей темнице золотой,
Там банки, баночки, тут склянки с пузырьками,
Там шляпки, чепчики, тут блонды с кружевами,
Там розна модна дрянь, одна в след за другой,
А тут блестящая, то есть, моя Прелеста.
За нею я хотел, но нет в карете места.
Итак я с челядью моей
Поехал в след за ней.
Подъехали к крыльцу. Мой дядька выбегает,
С приездом барыню от сердца поздравляет.
‘Fi donc! какой сюрприз! пустая голова
Мне мелет за сто лет затверженны слова!
Почтенный дядька мой, покрытый сединою,
Пожал плечьми, кивнул дрожащей головою:
‘Знать отцвела пора счастливая моя!
Чем перед ней мои седины провинились?’
Сказал, и слезы в три ручья
Мгновенно покатились.
Потом еще чуть-чуть проговорил:
,,Жаль, барин! ты себя навеки погубил!’
Вступаем в дом. Моя Прелеста горячится.
‘Где зала для стола?’ — Вот эта! — ‘ Не годится!
Тут даже ста персон не можно поместить.
Нет! я не родилась по деревенски жить!
Нужна мне не такая зала! ‘
Буфетчик обомлел, а ключница бежала,
И, мне не по душе — но следую за ней. —
,,Не вижу комнаты, где принимать гостей. ‘
— A почему ж не здесь?—‘Ну, как тут не сердиться?
Нет, не годится, не годится!
Не так, сударь, теперь, как в старину живут…
Где спальня для меня?’— Сей час вам отопрут. —
‘А ваша?’ — Вместе с вами,— ‘Ну, так и есть!
О ciel! возможно ли все это перенесть?
Божусь, вы мещанин, хотя и с орденами!
Скажу вам, и при том в последний раз,
Что с вами глаз на глаз—
Когда уже угодно так судьбине —
Мы можем видеться в особой половине….
Визиты принимать приятельниц, друзей
В своих покоях вам свободно:
За то и я со стороны своей
Жить буду так как мне угодно…
Подайте мне сюда дорожной туалет!
Ах! здесь ли Ветрова портрет?
Как мил! и нет его-со мною!
По чести, без него размучишься тоскою!
А все причиной вы! К чему отъезд скрывать?
Князь верно бы меня поехал провожать.
С кем я могу теперь природой наслаждаться?…
Прекрасно! вот и сад! ‘— Да, есть где прогуляться
,,Не с вами ли? Кому на ум взойдет?…
—Как правилен! как он цветет!
Какие вкусные плоды он обещает! —
‘От вас, сударь, плодов никто не пожелает,
Коль можно лучшие иметь.
На правильность я не могу смотреть!
Разнообразны быть должны в саду картины
Там мягкие, как пух, разостланы долины
И дышут цветники: там холмики манят,
Тут рощи, там пруды, как зеркала, стоят,
Лазурь небесную, окрестность отражают.
Рыб резвые стада питают,
И носят лебедей, а там
Меж миртовых кустов Киприды спутниц храм.
Непроницаемы для солнца тут аллеи,
Где стонет горлица и слышан соловей,
Здесь— будто бы веленьем Феи
Из-под скалы протек излучистый ручей
Близ сумрачного грота,
С перстом где на устах вы видите Эрота,
Как сладко тут под час в мечтаньях утопать!
Восторг с любезными для сердца разделять!…
Но вы не рождены прелестным восхищаться.
И сад мой не для вас! вам лучше заниматься
Чем занимаются Амуры ваших лет….
Ах, Боже мой! вы мне ни слова не сказали,
Готов ли к Ветрову важнейший пост-пакет?
Чтоб он спешил ко мне, чтоб в след за ним прислали
И мастеров, и план на деревенской дом.
Скорее же, скорей нарочнаго с письмом!’
И вот в селе моем возник дворец огромный.
Придумать не могу как спешно все текло!
Здесь вкус и жизнь в картинах, тут стекло
Взор солнцами слепит, а там диван нескромный
Чуть видимым огнем искуственной луны,
По манию моей жены,
Гостей к роскошному покою приглашает.
Он часто…но о том свет модный лучше знает.
Меж тем мне говорят, что это не беда,
В друзья свои когда
Жена немногих посвящает,
Пусть так! да то беда, коль пышно жить желает.
Огромный дом не терпит пустоты.
Потребно тьму прислужников, жокеев,
Иль попросту сказать лакеев.
Повсюду беганье, повсюду суеты.
Он полон пустошью из-заграницы.
Гостям и счету нет приезжим из столицы:
Тот друг мне по жене, тот сват, тот фаворит.
Для них, чрез них моя Сусанна все сорит,
Как будто бы у ней несметное именье!
А мне…. фортуны рог достался во владенье!…
Что день, то пышный стол, и фейерверк и бал!…
Однажды от ракет дом старой запылал,
Я, как шальной, везде мечуся,
Кричу, зову людей, сержуся,
Жене же до того нет нужды никакой,
И в новом доме пир горой.
Гремящей музыкой пожару салютуют,
И гости с ветреной хозяйкой вальсируют.
Так гибли тысячи, и я жене сказал,
Чего нам стоит каждый бал.
Что ж получил в ответ?.. Мне ль этим заниматься!
Хочу по воле жить, и жизнью наслаждаться.
Мои желания — единственный закон
Для вас, мой дряхлый Купидон!
Ее капризы исполняя,
И старые долги долгами умножая,
Я все деревни заложил,
И с модницей теперь в столицу прикатил,
Чтоб жалкою своей оплошностью казниться.
Ах если б возвратиться
Могло прошедшее…. Но нет!
И мне лишь искренний осталось дать совет
Вам, милые друзья! Поверьте, с Сатаною
Гораздо лучше жить, чем с модною женою.
Женитесь, но чтоб вам — от брака не страдать,
Старайтесь ветреных красавиц убегать.
,,Ты прав, да ведь других в большом кругу не видно,
А средний круг… нет, нет! нам унижаться стыдно.
— И так, чтоб не страдать, и не терпеть стыда,
Не лучше ль холостым остаться навсегда?—
Казань
С Польского, Ф. Рындовский,
‘Благонамеренный’, No 5, 1821 г.

Мое счастие.

(Подражание Польскому.)

Зачем алкать приманок света?
К чему, гоняться за мечтой?
Одна любовь в цветущи лета,
Под старость — дружба и покой,
Все прочее пустой лишь дым:
Я счастлив жребием своим.
Тот горды замки созидает,
Тот богатит себя игрой,
Тот целу область обирает,
Прельщенный пышностью златой,
Но что богатство, пышность? — дым!
Я счастлив жребием своим.
Все к разрушению стремится
И прочных благ в сем мире нет,
Пусть мнимый полубог не льстится
Что он чрез миг не упадет,
Надежды честолюбцев дым. —
Я счастлив жребием своим.
Казань.
Ф. Р.
‘Благонамеренный’. Май 1818. No V

Моя Фиалка.

Воспитанник простой бесхитростной природы,
Я скромность милую любил от юных лет,
Но силой роковой лишась златой свободы,
Напрасно для себя искал в кругу сует
Невинность кроткую с любезною душою,
Чтоб чувствам возвратить утраченный покой.
Теперь, в безвестности, доволен я судьбою,
Имея скромную фиалку под рукой:
Она, таясь от всех, росла в уединеньи,
Вдали от пышных роз и блещущих лилей
Гоняясь за мечтой в туманном упоеньи,
Любители цветов не ведали об ней.
Ах! сколько раз и я по приглашенью Флоры,
Платил с другими дань пустым ее цветам!
Как часто и мои неопытные взоры
Обворожал собой ее волшебный храм?
Но только миг один — и все очарованье
Скрывалось, на сердце не делая следов,
И даже самое об нем воспоминанье
Скользило по душе, как призрак темных снов.
He для меня цветы с колючими шипами —
И добрый Гений мне к фиалке путь открыл:
С сердечной радостью, дрожащими руками,
Я милую в цветник укромный, посадил.
Гордись, прелестная! стыдливой красотою.
Пускай других цветы различные манят
Я буду восхищен всегда одной тобою:
Мне мил твой скромный вид и сладок аромат.
Казань.
Рындовский
‘Благонамеренный’. 1825. No 20

На кончину двухнедельной дочери Надежды

Едва родилася — и нет! —
Куда от нас ты удалилась,
Надежда наша? — ты сокрылась
В другой, неведомый нам свет
Твоя безвременна могила
Сражает давших жизнь тебе.
Молись, молись за нас, дочь мила!
Бог внемлет Ангелов мольбе.
Казань.
Ф. Р.
‘Благонамеренный’. Май 1818. No V

Надежда на будущую жизнь.

(Подражание французскому.)

Люблю, смотря на зло, надеждою питаться,
Что тот, кто сердцем добр, чувствителен душой,
Оставя здешний мир и перейдя в другой,
Там будет в полноте блаженством наслаждаться.
Безмолвие и мрак в обители могил
Не вечно царствуют, наступит час рассвета —
И дремлющая жизнь, в бессмертие одета,
Стряхнет тлен брения с покоившихся крыл
И воспарит к Творцу приять награду вечну,
А буйной гордостью кичащийся атлет,
Как дуб отторженный от корня, в прах падет,
Оплачет суету и славу скоротечну.
Творец! в душе моей дух гордости смири,
Веди меня к добру священными стезями,
Дай силу брань вести с надменными врагами
И благости твоей достойным сотвори.
Казань.
Ф. Рындовский.
‘Благонамеренный’. Май. 1819. No X.

Наказанное любопытство.

Чудес довольно в поднебесной,
Одно из них и я узрел:
Я видел огнь в глазах прелестной
И мальчика с колчаном стрел.
Опасности не представляя,
Я ближе к милой подхожу,
И чудо рассмотреть желая,
Ей пристально в глаза гляжу.
Тут искры ярче засверкали,
Крылатый мальчик задрожал,
Колчан и лук из рук упали,
Он мне бедняжка жалок стал.
Но вдруг без стрел он сам пустился
Стрелой каленой в грудь мою,
С тех пор я в чувствах изменился:
Был холоден — теперь горю.
Казань. С Франц. Ф. Рындовский.
‘Благонамеренный’. Август 1821, No ХV.

Новый год.

Элегия.

Гость радостный! тебя я с горестью встречаю:
Ты не принес с собой конца моим бедам,
Знать не дошли мои молитвы к небесам
И вздохи, с коими глас скорби изливаю?
Или мне суждено дней красных не видать?
Или при горестном моем рожденьи
На мне, положена заветная печать,
Чтоб жизнь моя текла в страданьях и терпеньи?
Ужасен жребий мой.
Меня уныние усыновило,
Веселье сердцу изменило,
Сказав безжалостно: ‘будь в мире сиротой,
Несчастью обречен, ты должен ввек скитаться
Из края в край другой и из страны в страну,
С душею пламенной бесчувственным казаться,
На лицах и в сердцах холодность зря одну.,,
Жестокий приговор! Один во всей вселенной
С тех пор блуждаю я как тень,
С печалью на челе, с душою угнетеннной
Меня находит ночь и озаряет день.
Вокруг меня гроза — так мне ль надеждой льститься,
Что утлый мой челнок достигнет берегов,
Где б в тихой пристани от бури приютиться
Под сень любви и дружества под кров.
Счастлив, кто от родного дома
За тридевять земель напрасно не бежит,
В очах его — страны отеческой солома
Прелестней мишуры заморских стран блестит
Счастлив, кто не лишен бесценных благ свободы,
Доволен ближними, не угнетен судьбой:
Как беглый луч небес, над ним мелькают годы,
Его веселых дней не унося с собой.
Стократ счастливее, кто с добрыми друзьями
Одними чувствами, одной душей живет,
Кто с верною женой и милыми птенцами
Стезею скромною в храм радостей идет,
Ему даров своих природа не жалеет,
Любовь живит его и дружество лелеет.
И я б мог счастлив быть в отеческой стране,
Где улыбалися приветливо ко мне
Сердечная приязнь и искренность священна!
С какою радостью я полетел бы к ним,
Но пламенным желаниям моим
Не ты ль преградою, судьба ожесточенна!
Ты выгнала меня из под родного крова
И удалила в край чужой,
Где к довершенью бед, твоя рука свинцова
Отяжелела надо мной,
Но я бы весь твой гнев забыл и не роптал,
Когда б ты с милыми меня соединила:
Без них моя душа и мрачна и уныла,
При них и для меня отрадный луч сиял,
И я вкушал восторг, пил нектар наслажденья
И цену жизни знал в объятиях друзей,
Но где теперь мечты моих счастливых дней
Где вы, протекших лет минуты восхищенья?
Исчезли — и вотще я к ним ищу следов,
Которые открыть могла б одна любовь.
Любовь! тобою озаренный,
Я снова бы расцвел душой,
За дальней синевой, под кровлею смиренной,
Я вижу мысленно прелестный образ твой,
Но наслаждаться мне не суждено тобою
И жизнь моя в краю пустынном протечет —
Кто окропит мой прах, сердечною слезою,
Когда меня тоска в могилу низведет.
Увядший в юности, под гробовой доскою
Сном мирным не усну близ кровных и друзей,
С вечерним сумраком, с рассветною зарею
Никто не посетит обители моей.
Ни ель задумчива, ни тень ветвистой ивы
Друзей родной страны ко мне не привлекут,
Не сбудутся мои мечты неприхотливы
И чуждые мне долг последний отдадут.
1 Генваря, 1819
Таганрог.
Ф… Р…
‘Благонамеренный’, No 4, 1823 г.

О качествах поэта.

(Ответ на Послание.)

Чтоб скуки не навеешь, немногими словами
Ответствую тебе: Поэтом трудно быть!
Стихов без гения нельзя назвать стихами,
Без гения нельзя с сердцами говорить,
И тот, кто творческим талантом не владеет,
Лишь будет просто рифмачем,
А их довольно свет имеет!
Они бредут кривым путем,
Но мыслят, что для них открыта
Блестящая стезя на самый Геликон,
И что одна лишь их картавящая свита
Умеет говорить Парнасским языком.
Так мыслят— и, схватив перо тупое в руки,
Поэтов истинных чернят,
Меж тем толпы невежд от скуки
Им громкую хвалу трубят.
Но что в хвале такой? Кого она прославит?
Безумен тот, кто гонится за ней,
Невежество уму законов не поставит
И света истины не потемнит лучей.
Но ты, ты знаешь сам, что нужно для Поэта,
В чем истинный талант Поэта состоит.
Ему потребен ум, вкус тонкий, знанье света,
И дух, который все из ничего творит,
Который за собой невольно увлекает,
Который чувства в нас родит и умерщвляет,
Как некий дивный чародей,
Который, как Протей,
Приемлет на себя бесчисленные виды:
Способен в летний зной льдом воды оковать,
Зимою возращать для нас сады Армиды,
И жизнь на мертвую природу изливать,
Который сущностью мечты одушевляет,
Снимает с естества таинственный покров,
Событием времен по воле управляет,
Колеблет без труда незыблемость миров,
Который в воздухе, над нашими главами,
В грохочущих громах громит
В морях свирепствует ревущими валами,
В источниках чуть чуть журчит,
Который без препон несется в бесконечность,
И будит древния уснувши времена,
Умеет измерять непостижиму вечность,
Пред кем тьма тем годов минута лишь одна.—
Вот я чего хотел бы от Поэта! —
Ты спросишь: много ли таких?
На это от меня не ожидай ответа,
Я не знаток, спроси об этом у других.
Я ведаю лишь то, что не с одной трубою
Поэзия парит бессмертный славы в храм
И что талант равно найдет награду там
С свирелью тихою и с лютнею простою.
Казань.
Ф. Рындовский
‘Благонамеренный’, No 18, 1820 г.

Облака и Солнце.

Туманны Облака, закрывши Солнца свет,
С победой мнимою друг друга поздравляли:
‘ Где враг, которого лучей мы трепетали? —
,, Исчез — и разгонять нас больше не дерзнет! ‘
— Потише, Феб сказал с усмешкою, потише,
Похвастайте тогда, как я взойду повыше. —
Взошел — и где они?… а он, как бог, блестит. —
Не так ли клевета достоинства темнишь?
Казань.
Рындовский.
‘Благонамеренный’, Март 1819. No V.

Ответ на вопрос П. А. П — вой.

Одушевив игру в вопросы и ответы,
Вы знать хотите: все ль отличные Поэты
Венец бессмертия достойны получить
И все ль они в веках позднейших будут жить? —
Не радость ли сердец — счастливых душ удел —
Прелестная любовь есть тот прелестный гений,
Который с горних мест на землю низлетел,
Чтобы, любимцам Муз, для нежных упоений,
Всю тайну сладостной гармонии открыть?
Возможно ль и в стихах любви не полюбить?
Так, ежели любовь пером поэта водит,
Тогда читатель в нем ту роскошь чувств находит,
Которая без ней так холодна в других,
Без ней в других гремит, ноне чарует стих,
Без ней зрим блеск ума и хитрого искусства:
С ней чувства говорят и восхищают чувства.
Счастлив, кто вдохновен священным чувством сим!
Стократ счастливее кто любит и любим.
Поет ли он? — и всех сердца обворожает.
Молчит? — в самом себе живый восторг вмещает.
Прочтем Жуковского, прочтем Карамзина —
Прочтем стихи других, где страсть любви видна:
В них рее пленительно, язык их сладкозвучен,
Чувствительный Поэт с любовью неразлучен,
Любезен в обществе и мил в своих стихах.
Анакреон и жил и будет жить в сердцах.
Гомер, певец вождей, парит под облаками:
Они к бессмертью шли различными путями
И оба от него приобрели венец —
Лишь тот, кто пел любовь, милее для сердец.
Язык изменится, но дух без изменений
И гений истинный для всех веков есть гений.
Казань.
Рындовский
‘Благонамеренный’, 1825. No 23

Отрывки из послания к женщинам.

О вы, рожденные жизнь нашу услаждать!
Зачем я кистию волшебной не владею,
Что бы портрет ваш написать?
Но если пламенно я вас любить умею,
То запретитель мне пред светом изъявит
Признательность души и искренние чувства?
Чуждаясь вымыслов, хочу я заменить
Одною истиной все прелести искусства
И выше меры награжден,
Коль буду вашею улыбкою почтен.
Не сами ль Грации ваш пол образовали?
Любезность, нежность чувств, ум тонкий даровали?
Вы украшаете подлунный мире собой,
Для наших радостей, для нашего блаженства.
При красоте, с чувствительной душой,
Природа многие дала вам совершенства:
Дала способности нас к благу пламенить
И окрилять умы. Вы учите любишь
Все благородное и кротостью своею
Смягчая в нас сердца, владеете душою.
Так, нежный пол для нас бесценнее всего:
Мужчина с чувствами, для взора одного,
Для получения от милой одобренья,
Готов забыть весь мир, готов забыть себя.
Скажите, кто из нас, прелестных полюбя,
За них не возсылал к Творцу благодаренья?
Оне от юности до самых поздних лет,
Как дух-хранитель наш, везде присущим с нами,
Чрез них и круг родный и общество цветет,
И счастья мирного курятся фимиамы.
Богатства Креза собери,
Будь обладателем несметного именья,
Будь гордый полубог, воздвигни алтари
Для прихотей своих, но тщетно наслажденья
Без милых будешь ты искать:
Чего-то нового ты будешь все желать
И не исполнятся твои желанья,
Твои надежды, ожиданья
Развеются, как легкий дым,
Счастлив вполне лишь тот, кто любит и любим!
Заменишь ли любовь богатством, пышной славой?
Нет — без любви и жизнь покажется отравой,
И мир пустынею: любовь есть сердца свет,
Гармония души, без ней блаженства нет,
А с ней все радости приятнее, полнее,
Все наслаждения душевные живее.
И даже самые мечты
Сто крат прелестнее, когда о ней мечтаем.
Любовь! с тобою мы до гроба не узнаем
Уныния в душе и в сердце пустоты:
Ты беззаботного младенца охраняешь,
Для юности цветы фантазии растишь,
Дух мужа счастием семейным восхищаешь
И осень наших лет собой животворишь.
Приближится зима — и старец изнуренный,
Который медленно путь жизни совершил,
При мысли, что тобой он долго, счастлив был.
Идет без ропота в мир новый, отдаленный.
Не ты ль последняя из чаши роковой
Вливаешь в грудь ему отрадный нектар свой?
Не ты ль страдальца одр с друзьями окружаешь
И к вечной Благости его сопровождаешь,
Когда он в дар тебе огнь чистый приносил
И добродетели святой не изменил?…
Ах! Если б силою чувств пылких наделенный,
И я мой кончил путь, ничем неомраченный!
Пусть тихо дни мои в безвестности текут,
Пусть для меня венки из свежих роз плетут
Любовь и дружество святое —
И я за счастием другим не погонюсь,
Довольный жребием, с Фортуной примирюсь
И на земли найду блаженство неземное.
Казань
Ф … р Рын… ский
‘Благонамеренный’. 1825. No 15

Песнь пирующих.

Не все печалиться, вздыхать
И в мрачны думы погружаться,
Зачем под час не пировать
И жизнию не наслаждаться?
Потопим горести в вине:
Пусть лица радостью сияют,
И восхищения одне
Пусть наши чувства наполняют.
Там милых дев и юных жен
Прелестны видны хороводы,
Скажите, кто не восхищен,
Смотря на лучший цвет природы?
Но тот блаженства нектар пьет
Чей дух любовью пламенеет
И кто пленительный сей цвет
В свой сад пересадить умеет.
Чего не делает любовь?
Так почему же нам страшиться,
Что мы не можем под покров
Богине сердца приютиться?
Пойдем — и если сердце в нас
При виде милых запылает —
Откроемся под шумный час
И всяк судьбу свою узнает.
Язык развяжет нам вино,
А сердце наделит словами,
Коль Провиденьем суждено,
Любовь украсит нас венками.
Но если не полюбят нас
И не исцелят сердца раны,
За шутку примем их отказ
И снова — осушать стаканы.
Ры — ский.
‘Благонамеренный’, No 1, 1818 г.

Песнь радости *).

Радость, дщерь небес святая!
Мы стеклись в твой светлый храм,
Образ твой благословляя,
За твои щедроты к нам:
Ты союзы воскрешаешь,
Умерщвленные враждой,
И людей всех собираешь
В мирный круг любви родной.

Хор.

Братьев сонм необозримый!
В дар от нас — любовь сердец,
Там в эфире наш Отец
К нам в любви неистощимый.
Тот, кто дружбою святою
И любовию живет,
Тот, кто в мире сам с собою —
В нас друзей своих найдет.
Кто ж по чувствам не умеет
Быть любимым и любить—
Прав священных не имеет
С нами радости делить.

Хор.

Сила сладкого влеченья
Пусть сердца соединит,
Да хвала к Тому летит,
В чьей деснице все творенья!
Бог велел — и с горня свода
Ниспустилася любовь,
С нею вместе мать — природа
С чашей полною даров —
И дары ее чудесны
Разлились по всем местам—
И посланницы небесны
Радости воздвигли храм.

Хор.

Тщетно, долу преклонении.
Мыслим видеть Божий трон,
Нет — он там сооружен,
Где чертог Его нетленный.
Светла радость оживляет
Сонм миров огнем своим,
Всю природу украшает
Мановением одним,
Там путем неизмеримым
Солнцы пламенны ведет,
Тут перстом своим незримым
Развивает юный цвет.

Хор.

Как светила отдаленны
Там — по тверди голубой,
Так и мы — в свой путь земной,
Тем же чувством окриленны.
Радость Истине предходит,
Мудрости дает полет,
По стремнинам Доблесть водит,
Веру облекает в свет,
Слабы силы укрепляет
Для свершенья дел благих,
И Надежду озаряет
В Мрачных недрах гробовых.

Хор.

Путь тернистый испытанья
С упованием пройдем,
Что за гробом обретем,
Сладкий жребий воздаянья.
С Богом нет ни в чем сравненья
Но — святым его во след:
Благость чувств и дух терпенья.
Кто шаги у нас препнет
Облегчать страдальцев муку?
Братья! — за вражду — любовь,
Для несчастных — нашу руку,
Безприютному — покров.

Хор.

Зло в нас мести не возбудит,
В мире мир — закон небес:
Как мы судим ближних здесь,
Так Творец нас там осудит. —
Смертным сладких чувств блаженство
Нектар пенистый дает,
В диком — погашает зверство,
В томну грудь отраду льет.
Встанем — чаша круговая
Радостью блистает к нам,
Ею душу услаждая,
Светлый взор наш — к небесам. —

Хор.

В честь благого Провиденья,
В честь Того, кто жизнь нам дал,
Други! братья! — сей фиал
С сердцем полным восхищенья!
За Царя в ряды сомкнемся,
С крепким мужества щитом! —
Клятвам — вечность! Мы клянемся
Их хранить и пред врагом. —
Перед силой дерзновенной
Истребим в душе боязнь,
Верным славе — лавр нетленной,
Изменившим чести — казнь!

Хор.

Укрепим союз с обетом,
За искреющим вином:
Вечно жить в кругу святом,
Мир и братство — с целым светом!
Пусть тиранство истребится, **)
И злочестие падет,
Пусть надеждой веселится,
Кто в незримый мир идет,
Что пороки перестанут
Разверзать тлетворный ад
И усопшие предстанут
К Всеблагому для наград.

Хор.

Придет час — и мы готовы
Скинуть тлен земных оков,
Чтоб в обители духов
Встретить жизнь и чувства новы.
Казань. С Латинского.
Ф. Рын—ский
*) Переведена не с Немецкого Подлинника, написанного известнейшим Германским Литератором Шиллером, а с Латинского рукописного текста. Размер стихов и расположение их точно таковы, каковы ода в Латинском тексте. — Прим. Пер.
**) Сия строфа, с последующим за нею хором, прибавлены Латинским переводчиком: в Немецком подлиннике их нет. Прим. Пер.
‘Благонамеренный’, Ноябрь. 1819. XXI.

Полине, на смерть нашего малютки.

Еще Надежда в небесах!
Еще для нас удар сердечной!
Еще мы в горестных слезах
О жизни милых скоротечной!
Зачем оне как нежный цвет,
Возникший раннею весною,
Едва покажутся — и нет!
И душу омрачат тоскою?
Но знать угодно так Судьбам,
Чтоб нам не расцветать в Надежде,
Увы! Надежды наши там *):
Оне сокрылись в вечность прежде,
Чем мы могли их понимать
И их улыбкой утешаться.
Но нам ли Промысл упрекать
И от Надежды отказаться:
Их зреть в таинственной дали,
Венчанных благости лучами?
Их прах бесценный — перст земли,
Их души — неразлучны с нами,
Их жизнь — надоблачный эфир,
Святый восторг — их достоянье,
Награда — бесконечный мир
За их минутное страданье.
Зачем же, друг мой, проливать
О их блаженстве горьки слёзы?
Оне цветут теперь как розы,
Чтоб и для нас благоухать.
4 Марта, Казань.
Ф. Рындовский.
*) Две дочери Сочинителя, скончавшиеся в первые дни их детства, назывались Надеждами.
‘Благонамеренный’, 1826, No 8

Разлука с друзьями.

Элегия.

Источник радостей и милых наслаждений,
Святое Дружество! прелестная Любовь!
Я вами лишь дышал, ваш благотворный гений
Знакомил и меня с наречием богов:
И я Поэзии священной
В дни счастья чувствовал неизъяснимый жар,
И я, любовию и дружбой упоенный,
Пел дружбу и любовь — и приносил им в дар
Восторженной души и сердца излиянье,
Теперь, увы! прошло мое очарованье
И вдохновенья огнь безвременно погас,
Я радостью забыт и удален от вас,
О милые друзья! но не забуду вечно
Тех сладостных минут, тех драгоценных дней,
Когда умели вы приязнию сердечной
Мечты с надеждами сливать в душе моей.
Бывало, помните: как, окруженный вами,
Для вас я новый мир, мир лучший рисовал
И, окрыляемый волшебными мечтами,
Воздушны замки созидал,
В которых резвая Фортуна отдыхала,
Обилие лилось рекой,
И радость розами путь жизни усыпала,
Мы были счастливы и сердцем и душой:
Любовь и дружество союз свой укрепляли,
Которого ни Рок завистливой рукой,
Ни хитрость, ни вражда расторгнуть не дерзали,
Но, утомленные роскошною мечтой,
Мы в область новую фантазий преселялись,
Оставя замков блеск и пышность для других,
Умеренностию беспечной наслаждались
В кругу семейственном средь милых нам родных.
Какою сладкою надеждою я льстился!
В стране, где ваша жизнь незыблемо течет,
Я мнил быть счастливым, но с вами разлучился —
И счастье утекло — ни в чем отрады нет,
Ничто не льстит меня, ничто не восхищает:
Мертва природа вся — нет прежних чувств во мне,
Беседа с Музами души не услаждает,
Я мрачен в обществе, грущу наедине,
Горю желанием и — не могу укрыться
От горести моей
Она, как лютый змей, в душе моей гнездится
И всюду неразлучна с ней:
Пойду ли в храм забав, где все в живом волненьи,
Где чувства юности в приятном упоеньи,
Где незнакома грусть — и там с моей тоской
Сижу уединен, как призрак гробовой.
Пойду ль на званый пир — и тут она со мною —
И я с незваною скорей назад бреду:
Кто мне поручится, что я своей тоскою
И на пирующих тоски не наведу?
О для чего, друзья! я не могу быть с вами?
Я вас бы никогда собой не тяготил,
Живя среди друзей, ласкаемый друзьями,
Я все бы горести минувшие забыл,
Но нет, мне не найти желанного покоя
И призраки утех далеки от меня,
Я вяну как цветок от солнечного зноя,
Любовь томит меня, люблю, умру любя.
Пускай бесчувственность смеется надо мною
И произвольным злом любовь сердец зовет,
Но, кто рожден для чувств, кто пламенел душою
И знает власть любви, тот обо мне вздохнет
С душою пылкою родясь для пылкой страсти
Я самой жизнию рад жертвовать для ней,
Любя, я был любим, и силой грозной власти
Среди златых надежд отторгнут от друзей.
Мой рок неумолим — коварство, месть и злоба,
Как туча мрачная, преследуют меня,
Я не увижу вас, о милые друзья!
И скоро — горька мысль — добычей буду гроба!
Таганрог 1812.
Ф. Ры — ский.
‘Благонамеренный’, No 7, 1823 г.

Сравнение.

Лучший цвет роскошной Флоры,
Цвет — эмблема красоты —
Роза! ты пленяешь взоры,
Миг один — увяла ты!
Пол прелестный не гордися
Нежной прелестью своей,
Розой будь, но научися
Сделать цвет ее прочней.
Женщина с одной красою —
Мишура для зорких глаз,
А красавица с душою —
В чистом золоте алмаз.
Казань.
Ф. Р… ий.
‘Благонамеренный’, Март 1819. No V.

Умирающий отец семейства

(Подражание Польскому)

Бесценный друг! в последний раз
Тебя я к сердцу прижимаю,
Ударил грозный смерти час—
И я в храм вечности вступаю.
С рассветом утренней порой
Для всех взойдет небес светило,
А я оставлю круг родной
И все, что радостью мне льстило!
Моих останков хладный прах
Сокроется в земной утробе,
Любовь и Дружество в слезах
Прольют сердечну скорбь на гробе.
Ничто меня не призовет
Протекшей жизни к наслажденью,
Мой мир со мною отцветет,
Но дух мой перейдет к нетленью.
Молитесь обо мне, друзья!
Молись и ты, мой Ангел милой!
Мольбою вашей жизнь моя
Украсится и за могилой.
Там есть всеобщий наш Отец
И мирная для душ обитель,
Где отдыхает наконец
Расставшийся с землею житель,
Когда закон небес хранил,
Чуждался пагубной гордыни,
Любил добро, добру учил,
Был верен Вере и Святыни.
Хладею!…меркнет свет в очах!…
Унылый вопль супруги страстной…
О милы дети! что в слезах?….
На помощь матери несчастной!
Друг сердца, друг души моей!
Не убивай себя слезами,
Будь утешением детей
И не оставь их сиротами.
Тобой я в жизни был блажен
И был при бедности богатым,
Теперь мой путь уже свершен —
Детей будь Ангелом вожатым.
Пусть по следам твоим текут —
И жизнь их будет наслажденье:
Они в ней счастье обретут
И Божие благословенье.
Друзья! Простите — я готов
В путь новый к сладкому покою.
Где вечна Благость и Любовь,
Вы там увидитесь со мною.
Казань.
Ф. Ры—ский.
‘Благонамеренный’, No 29, 1822 г.

Утреннее размышление.

(Подражание Польскому.)

Едва денница загорится,
Природа вся животворится
И новых, сладких чувств полна,
Выходит из объятий сна.
Царь света, ризою прелестной
Одев пределы поднебесной,
Свивает сумрачный покров:
Везде хвала Творцу миров!
А человек — краса вселенной,
Душею пылкой одаренной,
Меж тем, как восхищен весь мир.
Нередко хладен, как кумир!
Или на лоне пресыщенья
Уснув, не видит пробужденья
Всего, что дышит под луной,
Ему невнятен гимн святой.
Его восторг — мечты пустые,
Тщеславие — души стихия,
Цель жизни — сладострастна лень,
Он ищет счастья — ловит тень.
И вдруг под роковой косою,
Оставлен жизнью и мечтою,
Падет — я слышу кровных стон
И стонет погребальный звон.
Сын неги стал добычей тленья,
Над ним простерся мрак забвенья,
Он в мире для себя лишь жил,
Исчез — и мир его забыл!
И замыслы его кичливы,
И буйной гордости порывы
Развеялись, как легкий дым,
Когда он ветрами гоним.
На то ль душевны совершенства
Даны для нашего блаженства,
Чтоб мы, мечтой ослеплены,
Не знали им прямой цены?
Жить в мире с миром и с собою
Делиться с ближними душою:
Вот средство верное стяжать
Покров небес и Благодать!
Таких людей надежды прочны,
Стремленья духа непорочны
Плоды их скромного добра
Прочнее злата и сребра.
И вся их жизнь — как день прекрасный:
Приятно утро, вечер ясный,
Закат — в мир лучший переход:
Они живут из рода в род.
Отец Небесный дай мне силу
Так жить и так сойти в могилу,
И путь мой Верой озаряй,
Пока войду в желанный край.
Казань, 1822.
Ф. Рындорский.
‘Благонамеренный’, No 19, 1822 г.

Хижина П. И. П…. вой.

Под кровом мира и свободы,
В уединеньи от людей,
Водимая рукой природы,
И чувствами души своей,
Во цвете лет ты поселилась
И от приманок удалилась,
За коими весь мир бежит.
С твоим умом, с твоей душою,
С твоей невинностью святою
Повсюду можно райски жить,
Не ведая страстей пучины:
Тебе роскошные долины
Для неги чувств предложат пух,
Луга расстелются коврами,
Леса наполнятся певцами,
Чтоб восхищать твой взор и слух,
Ручей, по камешкам журчащий,
Иль водоскат, струи дробящий,
В приятный летний вечерок
Тебя сманят к себе обмыться,
Прохладой сладкой освежиться
Меж тем игривый ветерок
Тебя, как Грацию стыдливу,
Или как Нимфу боязливу,
Подкрадется слегка лобзать
И грудь волною колебать.
Близ двух источников сребристых,
Под темной сенью лип душистых,
Тропинка к хижине ведет.
Там нет очарований злата,
Она убором не богата,
Но в ней сокровище живет.
Хозяйка попросту одета,
Не так, как ветренницы света,
Ты не тщеславишься собой,
Но добродушной простотой
И милой скромностью прелестна,
Мечтам кичливым неизвестна:
Для них в сей храм затворен путь.
Но странник бедный, утомленный,
Несчастный, роком угнетенный,
Всегда в нем могут отдохнуть:
Их ждет хлеб-соль, успокоенье,
В бедах совет и утешенье,
В сем месте к бедному любовь
Устроила свой тихий кров.
. . . . . . . . . . . . . . . . .
Тебя, мой друг, весна лелеет,
Не беспокоит летний зной,
Любовь к добру и в осень греет,
Ты в мире с миром и собой.
Когда ж природа в усыпленьи,
Зима изменит вид полей,
Твори свой мир в воображеньи
И приглашай к себе друзей.
Не раз, украдкою от службы,
И я в твой домик загляну,
Где пользуясь правами дружбы,
С беспечной негой отдохну.
Вокруг меня твои Пенапы.
Пускай других манят палаты,
Куда швейцары кажут вход,
Смотря с презреньем на народ,
Текущий к барину толпою:
Тот с жалобой, а тот с мольбою
Стоят в числе надменных слуг,
Прося защиты и покрова,
А барска спесь в ответ два слова
На их слова: мне недосуг.
О бедность жалкая! напрасна
Твоя слеза пред богачем,
Он будет занят ежечасно
И ты останешься ни с чем!
Пусть буду я гоним судьбою,
Забытый счастием земным,
Но с чувством гордости прямым,
Перед случайностью слепою
Не соглашуся бить челом,
Не попрошу у ней обеда,
Имея доброго соседа,
Иду к нему в открытый дом:
Мне рады в нем, меня ласкают,
Всегда радушно угощают
Чем Бог послал — простым столом
И вкусным дружеским вином.
Лишь от стола — и гость, как дома,
Идет в укромный кабинет,
Где пышна роскошь не знакома —
За то и скуки мрачной нет.
Тут мы беседуем, читаем,
Восторгом сладким ум питаем,
Сердца — любовью, дух — мечтой,
Все чувства — дружбою святой.
Таков приют благословенный,
Где друг души моей живет,
В кругу родных, там мир бесценный
И счастье скромное цветет.
Завидуя счастливой доле,
И я б для счастья жить хотел:
Я не живу, живя в неволе,
Но быть в неволе — мой удел.
Ф . . . . Р. . . . ский.
Казань, 1816.
Календарь муз на 1826 г.

Шарада.

Найдете первое мое во всех домах,
Второе же в болотах и прудах,
И это верная худой воды примета,
А целое — монета.
Пол-тина
Казань.
Ф. Р.
‘Благонамеренный’, Май. 1819. No X.

Экспромпт.

(на вопрос: чтo скажу о девицах П….?)

Одна из них меня пленила разговором,
Другая чувствами и полным страсти взором:
С одной, в веселый, час, приятно ум острить,
Другой на целу жизнь сердечным другом быть.
Ростов 1812
Ф. Р.
‘Благонамеренный’, No 4, 1821 г.
Рындовский Федор Михайлович
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Стихотворения, Вельяшев-Волынцев Дмитрий Иванович, Год: 1812
  2. Счастливый домик, Ходасевич Владислав Фелицианович, Год: 1910
  3. Стихотворения, Орешин Петр Васильевич, Год: 1918
  4. Стихотворения, Гедройц Вера Игнатьевна, Год: 1913
  5. Стихотворения, Кульман Елизавета Борисовна, Год: 1825
  6. Стихотворения, Боде Александр Карлович, Год: 1857
  7. Стихотворения, Круглов Александр Васильевич, Год: 1910
  8. Стихотворения, Купала Янка, Год: 1923
Электронная библиотека