Стихотворения, Прешерн Франц-Ксаверий, Год: 1901 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 74 минут(ы)

СТИХОТВОРЕНІЯ ФРАНЦА ПРЕШИРНА.

Со словнскаго и нмецкаго подлинниковъ

ПЕРЕВЕЛЪ . Коршъ.

Москва.
Типографія Г. Лисснера и А. Гешеля, преемн. Э. ЛИССНЕРА и Ю. РОМАНА.
Воздвиженка, Крестовоздвиж. пер., д. Лисснера.
1901.

ОГЛАВЛЕНІЕ

Словнскія стихотворенія.

Псни.

1. Струнамъ

2. Двицамъ

3. Подъ окномъ

4. Просьба

5. Куда

6. Приказы

7. На прощанье

8. Сила памяти

9. Утраченная вра

10. Морякъ

11. Рекрутская

12. Въ память Валентина Водника

13. Въ память Андрея Смолета

14. Желзная дорога

15. Покинутая

16. Незамужняя мать

17. Поэту

Баллады и романсы.

1. Совтъ отъ дочери

2. Школьникъ

3. Докторъ

4. Турьяцкая Розамунда

5. Еврейская двушка

6. Лкарство отъ любви

7. Водяной

8. Вторичное погребеніе

9. Нетлнное сердце

10. Рыбакъ

11. Женская врность

12. Органистъ

Разныя стихотворенія.

1. Звздочетамъ

2. Въ память Матвя Чона

3. Новая литературная школа

4. Первая любовь

5. Прощанье съ юностью

6. Глосса

Эпиграммы.

1. Предисловіе и оправданіе

2. Условіе не-золотого вка

3. Новый Пегасъ

4. ‘Пчелкинымъ’ эпиграмматистамъ

5. ‘Пчелкинымъ’ баснописцамъ

6. ‘Пчелкинымъ’ слагателямъ гексаметровъ

7. На стихотворенія ‘Пчелки’ безъ ц и е

8. ‘Пчелкинымъ’ пвцамъ временъ года

9. Лсничинку и Лвичнику

10. Прежнему поэту, потомъ гомеопату

11. Издателю ‘Пчелки’

12. Водникъ

13. Равникарю

14. На Ахацлевы псни

15. Нкоторымъ сочинителямъ духовныхъ псенъ

16. Кремплю

17. Копытарь

18. Денничникамъ

19. Хвастуны изъ четырехъ многочисленнйшихъ славянскихъ народовъ

20. Катонъ на изнанку

21. Настоящія стихотворенія

Газели.

1. Псня моя громко поетъ

2. Въ глазахъ найти старался я отвтъ

3. Вс кругомъ меня узнали безъ труда

4. Знаю, какъ ты дамскимъ хоромъ обо мн извщена

5. Межъ дтьми играла въ прошломъ ты году

6. Земледль, сберетъ ли съ нивы плодъ своей

7. Вс, цня мои творенья, судятъ разногласно

Сонеты.

1. Отъ нашихъ предковъ славные примры

2. Сверхъ солнца свтятъ солнцъ намъ миріады

3. Какъ вашихъ звздъ на темномъ кругозор

4. Упалъ мой взглядъ, привыкшій зрть обманы

5. Амуръ и мать, она жъ твоя товарка!

6. Шелъ съ той поры, какъ ангеловъ полетъ

7. Сонетный внокъ.

I. Внокъ пвецъ твой новый вьетъ для свта

II. Въ немъ будутъ жить любовь моя и ты

III. Изъ сердца эти выросли цвты

IV. Признанія несчастнаго поэта

V. Он взошли въ стран, гд нтъ разсвта

VI. Ихъ ростъ не зналъ дыханья теплоты

VII. Ихъ окружали дикихъ горъ хребты

VIII. Край буйныхъ втровъ, вчно чуждый лта

IX. Воспитаны стенаньемъ и слезой

X. Растутъ, но взору не даютъ отрады

XI. Надъ ними тучъ скопилися громады

XII. Зато теперь и видъ у нихъ больной

XIII. Пусть ясный лучъ пошлютъ твои имъ взгляды

XIV. И будетъ веселъ цвтъ ихъ молодой

XV. Магистралъ

8. Дворянчикъ нкій

9. Мн снилося, что счастье безъ предла

10. О Тогепбургъ, прославленъ ты преданьемъ

11. Ты, Моисей, былъ въ Ханаанъ отъ рока

12. На неб мсяцъ блещетъ кроткимъ свтомъ

13. Разъ Въ жизни путь священный совершая

14. Бываетъ такъ, что разомъ мусульмане

15. Мой взоръ лишь къ ней искалъ себ дороги

16. Когда больному опытность врачей

17. Послдній судъ борцамъ за рай успшнымъ

18. Какъ впредь писать намъ: kawa или kasha?

19. Чего звать намъ? въ книгахъ москвитянскихъ

20. На судъ картину Апеллесъ поставилъ

21. О Верба, гд я отчій домъ оставилъ

22. Зашедъ въ пустыню въ Африк, дорогу

23. Дубъ, зимнимъ вихремъ вырванный и сбитый

24. Кому судьба въ удлъ дала невзгоды

25. Жизнь есть тюрьма, въ ней время — злой палачъ

26. Изъ устъ моихъ ужъ впредь, о рокъ суровый

27. Memento mori

28. Матвю Чопу

Крещеніе при Савиц.

Введеніе

Крещеніе

Посмертныя стихотворенія.

1. Монашенка

2. Старая два

3. Здравица

4. Святой Сенанъ

5. Небесная процессія

6. Пснь о построеніи церкви на Марьиной гор

7. Марьина гора

8. Ярмо любви

9. Михаилу Кастельцу

10. ‘Будь счастливъ жребій твой’

11. Надпись на памятникъ Матвю Чопу

12. Божьи и бсовы дома въ Люблин

Нмецкія стихотворенія.

1. Жалобы поэта.

I. За псенъ даръ въ изгнаньи изнывая

II. Блаженъ, кто не вкусилъ неосторожно

III. Зачмъ она, достойная привта

2. Любовь въ уподобленіяхъ.

I. Весна идетъ, рка, гора, дуброва

II. Какъ тотъ, кто былъ въ борьб стихій жестокой

III. Какъ страстно жаждетъ, кто во мрак свода

3. Въ память Матвя Чопа

4. Словнцамъ, пишущимъ стихи по-нмецки

5. Юной поэтесс

СЛОВНСКІЯ СТИХОТВОРЕНІЯ.

Въ надежд я и страх жилъ,—
Надежду, страхъ я отложилъ.
Душа пуста, но я не радъ:
Надежду, страхъ зову назадъ.

ПСНИ.

1. Струнамъ.

Струны, нжно лейте звуки,

Нжно, псня, причитай,

Сердца раненаго муки

Предъ жестокой открывай:

Какъ лицо мое блднетъ,

Какъ тускнетъ свтъ очей,

Какъ течетъ и не скудетъ

Слезъ любви изъ нихъ ручей,

Какъ томится сердце страстью,

Какъ тоска его щемить,

Какъ веселію и счастью

Всякій путь въ него закрытъ,

Какъ, влекомый тайной силой,

Я везд брожу за ней,

Какъ не меркнетъ образъ милый

Ни на мигъ въ душ моей,

И какъ вы служить ей рады

И въ грядущіе года,

Но, не вымоливъ пощады,

Замолчите навсегда.

Эти жалобы несите

Отъ меня, о струны, къ ней,

Если можно, ей внушите,

Чтобъ была ко мн добрй.

2. Двицамъ.

Манны дождь при Чермномъ мор

Іудеямъ падалъ съ неба,

Но, напавъ, и таялъ вскор:

Не сберутъ — и вс безъ хлба.

Какъ роса сверкаетъ ярко

Въ ранній часъ, пока прохладно!

Но какъ только станетъ жарко,

Воздухъ влагу выпьетъ жадно.

Пышной радостью расцвта

Лишь весной сіяютъ розы,

Но едва дождутся лта,—

Сгубятъ втры ихъ и грозы.

Съ манной, розой и росою,

Двы, ваши сходны годы,

Глупо, глупо, я не скрою,

Ждать вамъ у моря погоды.

Бойся: ты, красой блистая,

Жениховъ бракуешь въ волю,

Одиночка пожилая,

Будешь клясть свою ты долю.

3. Подъ окномъ.

Мсяцъ блещетъ.

Чу! трепещетъ

Поздній звонъ въ тиши ночной.

Я съ истомой

Незнакомой

Все брожу, забывъ покой.

Безъ отрады,

Безъ награды

Я, мой другъ, тебя люблю,

Въ горькой дол

Поневол

Дома мирно я не сплю.

Образъ милый

Чудной силой

Захватилъ мои мечты,

Ежечасно

Рвется страстно

Сердце вдаль — туда, гд ты.

Хоть немножко

Дай въ окошко

Мн очей увидть свтъ.

Все безлюдно.

Вдь не трудно

Молвить, милъ ли я иль нтъ.

Если даже

Врагъ на страж,

Можешь дать мн знакъ рукой…

Но изъ мрака

Нтъ и знака,

Лишь часовъ раздался бой.

Къ ней взгляните,

Мн скажите,

Звзды, точно ль спитъ она,

Иль внимаетъ,

Лишь пытаетъ,

Иль другимъ увлечена.

Если дремлетъ,

Пусть не внемлетъ,

Если мучитъ, — не бда,

А измна

Цпи плна

Съ жизнью сниметъ навсегда.

4. Просьба.

Другимъ дари ты взгляды —

Не властенъ мой запретъ,—

Лишь мн не ставь преграды:

Дай видть мн ихъ свтъ.

Головки розъ поникнутъ,

Цвсти имъ словно лнь,

И пташки не чирикнутъ,

Молчитъ лсная снь,

Жужжать не стануть пчелы,

Имъ пышный лугъ не милъ,

И рыбокъ рой веселый

Какъ будто пріунылъ,—

О другъ, мой, все, что живо

Замретъ, покой храня,

Покуда тьма ревниво

Таитъ свтило дня.

Ни розъ не больше въ пол,

Ни птицъ въ лсахъ нигд,

И пчелъ въ цвтахъ не бол,

Не больше рыбъ въ вод,

Чмъ грезъ, еще неясныхъ,

Лелю я втиши,

Что рвутся въ псняхъ страстныхъ

На волю изъ души.

Но крылья ихъ безсильны

Раскрыться на полетъ,

Пока твой взоръ умильный

Луча имъ не пошлетъ.

Чтобъ не побилъ въ начал

Морозъ ихъ и туманъ,

Чтобъ честь твою вщали

Ихъ псни межъ славянъ,

Мн все жъ дари ты взгляды,

Хоть въ нихъ любви и нтъ,

Не ставь мн къ нимъ преграды:

Дай видть мн ихъ свтъ!

5. Куда?

Когда я рыщу самъ не свой,

‘Куда?’, друзья кричатъ за мной.

Спросите тучу горнихъ странъ,

Волну, что катитъ океанъ,

Когда могучій богатырь

Ихъ мечетъ вихрь и вдоль и въ ширь.

Ихъ путь невдомъ имъ самимъ.

Я мчусь, отчаяньемъ гонимъ.

Я знаю твердо лишь одно:

Ее мн видть не дано,

И нтъ на свт уголка,

Гд бъ унялась моя тоска.

6. Приказы.

Чтобъ не смлъ я, ты сказала,

Страстно рукъ твоихъ ловить,

Ты, красавица, узнала,

Какъ могу покоренъ быть.

Чтобъ не смлъ я, ты сказала,

О любви теб твердить,

Ты, красавица, узнала,

Какъ могу покоренъ быть.

Что я долженъ, ты сказала,

Перестать къ теб ходить,

Ты, красавица, узнала,

Какъ могу покоренъ быть.

Что я долженъ, ты сказала,

Гд сойдемся, прочь спшить,

Ты, красавица, узнала,

Какъ могу покоренъ быть.

Но когда ты приказала

Мн совсмъ тебя забыть,

Ты, красавица, не знала,

Что того не можетъ быть.

Сердце мн вложи другое

Иль дай этому застыть.

Богъ съ тобой! живи въ поко,

А тебя мн не забыть.

7. На прощанье.

Что отводишь ты при мн

Прочь свой взоръ и образъ милый?

Не ищу любви я силой.

Лучше выскажись вполн.

На прощанье, бросивъ страхъ,

Дай мн руку безобидно:

Слезъ въ очахъ моихъ не видно,

Жалобъ нтъ въ моихъ устахъ.

Жалобъ въ сердц нтъ моемъ:

Ясныхъ дней оно не знало

Съ той поры, какъ воспылало, —

Пусть не знаетъ и потомъ!

И опять я какъ-нибудь

Безпросвтною дорогой

Побреду, куда мн строгій

Рока перстъ укажетъ путь.

Вновь подруга прежнихъ дней,

Терпливость дорогая,

Связь со мною закрпляя,

Станетъ милою моей.

Ею гнетъ я тайныхъ мукъ

Облегчу до той минуты,

Какъ съ меня вс жизни путы

Скинетъ смерть, послдній другъ.

8. Сила памяти.

Пусть, увлеченное хитрой игрою,

Сердце твое ужъ плнилось другимъ:

Все же ты связана чмъ-то со мною,

Чмъ, — то едва намъ понятно самимъ.

Если мой взглядъ издалка ты встртишь,

Вновь ты не тотчасъ начнешь разговоръ,

Если меня средь гостей не замтишь,

Бродить тревожно межъ ними твой взоръ.

Если вдали отъ докучнаго свта

Дума наляжетъ теб на чело,

Вдругъ, безнадежнаго вспомнивъ поэта,

Чуть не жалешь о томъ, что прошло.

Пть ли начнетъ предпочтенный тобою,

Весело славя въ любви свой успхъ,

Сердце твое отравляютъ тоскою

Псни мои — о любви безъ утхъ.

Прежде судила меня ты сурово,

Строго и нын тобой я судимъ,

Но говорятъ, что недоброе слово

Ты обо мн не спускаешь другимъ.

Крпкая стала стна между нами

Изъ преисподней до звздныхъ высота,

Тщетно: дорогу себ надъ стнами

Пламень влеченій сокрытыхъ найдетъ.

‘Не забывай!’ ты слыхала отвсюду,

Но отъ другихъ, — никогда отъ меня.

Тхъ ужъ забыла ты, я же пребуду

Въ мысляхъ твоихъ до послдняго дня.

9. Утраченная вра.

Таковъ же твой небесный взоръ

Теперь, какъ былъ до этихъ поръ.

Заря румяная ланитъ

Еще попрежнему горитъ.

Въ устахъ такой же смхъ, какъ былъ,

И говоръ ихъ все такъ же милъ.

Не потемнлъ отъ бга дней

Снгъ груди двственной твоей.

Т руки, ноги, каждый членъ —

Какъ было, все безъ перемнъ.

Все то, чмъ ты была сильна,

Осталось при теб сполна.

Въ тебя лишь врить мочи нтъ,

Какъ прежде врилъ твой поэтъ.

Лишь нтъ сіянья вкругъ чела,

Какое вра дать могла.

Ее унесъ единый взглядъ,

И не придетъ она назадъ.

Живи хоть годы безъ числа, —

Ты мн не будешь, чмъ была.

Кумиръ моихъ прошедшихъ лтъ

Теперь — красивый лишь предмета.

10. Морякъ.

Прощай и будь здорова!

Мн лодка ужъ готова,

Данъ выстрлъ встовой.

Останься съ тмъ, что мило,

Мое веселье сплыло:

Тебя плнилъ другой.

Я далъ теб присягу,

Что даже въ землю лягу,

Любовь къ теб храня,

И ты, рука съ рукою,

Клялась передо мною

Цвсти лишь для меня.

Въ краяхъ чужихъ, бывало,

Встрчалось мн не мало

Красивыхъ двъ и женъ,

Ни лицъ ихъ красотою,

Ни тла близною

Я не былъ соблазненъ.

Вотъ южныхъ втровъ сила

Надула вновь втрила,

Пріхалъ я назадъ.

Межъ тмъ, нарушивъ слово,

Ты вышла за другого,

Я жизни былъ не радъ.

Втрила вновь поставимъ,

По морю бгъ направимъ,—

Чиста морская гладь!

Водамъ въ чемъ врить можно,

Мы знаемъ непреложно,

А дв въ чемъ,— какъ знать

Стихіи въ непогоду

Привычны мореходу,

Нтъ страха смерти въ немъ:

Утонетъ — все забудетъ,

А муки сердца будитъ

Чредою день за днемъ.

Ладья стоитъ готова.

Прощай и будь здорова!

Не знай на суш бдъ,

Блаженствуй съ тмъ, что мило.

Мое веселье сплыло,

Плывемъ ему вослдъ!

11. Рекрутская.

Во мн дв четверти съ вершкомъ.

Прощай, друзья, зазноба

И мать съ отцомъ — вы оба.

Мн будетъ двадцать лтъ постомъ.

Во мн дв четверти съ вершкомъ,

И крпокъ я и строенъ —

Ужъ съ виду воинъ.

Прощай и ты, мой кровъ родной!

Пусть робкій или слабый

Сидитъ на печк съ бабой

Иль сушитъ мозгъ ученьемъ свой,

А кто удалъ, тотъ любитъ бой,

И нива и наука

Ему лишь мука.

Ученымъ нынче не везетъ,

Мужикъ отъ недорода

Вкъ бьется безъ дохода,

Солдату больше всхъ почетъ,

Всю жизнь онъ весело живетъ,

Казна его питаетъ

И снаряжаетъ.

Везд какъ свой, везд чужой,

Онъ много мста обходитъ,

Полъ женскій брань заводитъ

Изъ-за него между собой,

Когда жъ окончится постой,

Въ слезахъ стоитъ иная,

По немъ вздыхая.

Одной онъ вкъ служить готовъ:

Она зовется славой,

Онъ съ нею въ бой кровавый

Идетъ чрезъ гору, черезъ ровъ,

Чрезъ стны крпкихъ городовъ,

Гд смерть, свой пиръ устроивъ,

Честитъ героевъ.

Когда-нибудь мы вс умремъ:

Хоть юны, хоть дозрли,

Въ бою иль на постели —

Вс будемъ спать мы вчнымъ сномъ…

Во мн дв четверти съ вершкомъ,

Живу — душой покоенъ,

Умру — какъ воинъ.

**12. Въ память Валентина Водника*).**

Въ Аравіи дальной

Выводится птахъ,

Живетъ онъ, печальный,

Въ пустынныхъ тернахъ.

Лишь хоръ ему звздный

Да мсяцъ сродни,

Одинъ, безъ любезной,

Встрчаетъ онъ дни.

Онъ дружбы не знаетъ,

А дружба — его,

Старетъ, хвораетъ —

Съ нимъ нтъ никого.

Куреній безцнныхъ,

Одинъ ихъ узнавъ,

Цвтовъ сокровенныхъ,

Душистйшихъ травъ

Онъ бодро и смло

Сбираетъ запасъ,

Язвитъ свое тло,

Для смерти трудясь.

Изъ нихъ воздвигаетъ

Костеръ предъ концомъ,

Себя сожигаетъ

Въ часъ смертный на немъ.

Изъ пламени, славой

Безсмертной покрытъ,

Фениксъ величавый

Въ сіяньи летитъ.

Такъ, творчествомъ занятъ,

Всмъ чуждый, поэтъ

По смерти возстанетъ

Во слав на свтъ.

*) См. предисл. стр. XIII—XV.

**13. Въ память Андрея Смолета*).**

Спишь ты безмолвно въ могильномъ поко,

Перстью покрытый, нашъ братецъ Андрей!

Въ кубкахъ смется вино золотое,

Пьемъ его въ память мы дружбы твоей.

Радость и горе твои поминая,

Пьемъ мы, пріятели, тсной гурьбой,

Слышится псня межъ нами такая,

Что не несчастенъ, кто спитъ подъ землей.

Чертъ благородство со стройностью стана,

Разумъ съ богатствомъ ты принялъ въ удлъ,

Лучшаго сердца не знала Любляна,

Ближнимъ какъ страстно ты счастья хотлъ!

Мало сіяли благія свтила,

Въ грезахъ надежды дремалъ ты лишь мигъ,

Злая судьбина тебя постила,

Жизни коварство ты рано постигъ.

Два, любимая нжно тобою,

Въ брачныя узы вступила съ другимъ,

Былъ и богатства лишенъ ты судьбою,

Въ гор разстался ты съ мстомъ роднымъ.

Край ты нмецкій, французскій, британскій

Видлъ и горы швейцарской земли,

Видлъ ты тверди лазурь итальянской,

Сердце они исцлить не могли.

Видлъ везд ты, какъ ищутъ наживы, ₂

Какъ почитаютъ кумиръ золотой,

Гд братолюбья ты видлъ порывы?

Съ сердцемъ разбитымъ ты прибылъ домой.

Смерть оснила Сивиллу не прежде,

Чмъ, привезли ей родимой земли **),

Ты лишь въ одной не ошибся надежд:

Въ кра родимомъ твой трупъ погребли, —

Въ кра словнскомъ, пріют желанномъ,

Въ каждый мигъ жизни теб дорогомъ,

Славою нашихъ отцовъ осіянномъ,,

Гд намъ могила найдется съ трудомъ.

Персти покровъ погребенныхъ не давитъ:

Съ нею сольется въ одно человкъ.

Бодрости, братья, вино намъ прибавитъ,

Память Смолету да будетъ вовкъ!

*) См. предисл. стр. XV и ХXXVI.

**) Сивиллъ (пророчицъ) у грековъ считалось нсколько. Здсь разумется, повидимому, Деифоба, переселившаяся въ Кумы (въ Италіи), какъ думали нкоторые, изъ города Эрнеръ (въ Малой Азіи). Овидій Мет. XIV 130—153 разсказываетъ о значеніи горсти песку въ ея жизни нсколько иначе.

14. Желзная дорога.

(Разговоръ между Андрюшей и Варей.)

А. ‘Строятъ путь желзный всюду —

За Любляной череда,

Разъзжать, голубка, буду

То туда я, то сюда’.

B. ‘Если близокъ путь желзный,

Покажи, голубчикъ мой,

Блый свтъ своей любезной,

Прихвативъ ее съ собой’.

А. ‘По дорог я желзной

И одинъ свой путь найду

И на время по любезной

Въ каждомъ мст заведу’.

B. Если ты меня обманешь,

зди въ Вну, въ Градецъ, въ Трестъ:

Вновь ко мн, лишь ты отстанешь,

Жениховъ начнется създъ.

А. ‘Вы вс, краинки, гордячки,

Вамъ штирійки не чета,

Въ Трест двы — все богачки,

Въ Вн — блескъ и красота’.

В. ‘Честь намъ, краинкамъ, дороже,

Зря соваться къ намъ не смй,

Отъ любви спаси насъ, Боже,

Если брака нтъ при ней!’.

А. ‘Вамъ мужья поплоше милы, —

Чтобъ ходили въ хомут,

Безотвтны и унылы,

Съ вчной мыслью о кнут’.

В. ‘Все бъ неопытныхъ цыплятокъ

Ты ловилъ, молокососъ!

Ихъ надуешь ты съ десятокъ,

А домой прідешь босъ’.

А. ‘Въ Берн я жену добуду

У евреевъ-христіанъ,

Дастъ за нею денегъ груду

Тесть мн смуглый, какъ цыганъ’.

В. ‘Дома выйти мн охота

За такого старика,

Чтобъ не зналъ онъ деньгамъ счета,

Будетъ съ нимъ мн жизнь легка’.

А. ‘Буду жить я, хоть но дружно,

Но безъ ревности съ женой,

Брать процентовъ, сколько нужно,

Знать лишь волю да покой’.

B. ‘Мужа я не стану слушать,

Благо деньги есть въ мошн,

Буду звать къ себ откушать,

Кто пріятенъ будетъ мн’.

А. ‘Эй, смотри! старикъ вдь будетъ

Ночью кашлять, днемъ ворчать,

Онъ уйти тебя принудитъ,

Если станетъ примчать’.

B. ‘Ждешь отъ брака ты съ жидовкой

Вольной жизни, вкусныхъ блюдъ,

А теб у вдьмы ловкой

Разв щей пустыхъ дадутъ’.

А. ‘Будь же ты моей любезной:

Преданъ я теб одной.

Что въ дорог мн желзной?

Прежде стань моей женой’.

B. ‘Если такъ, мой другъ любезный,

Вотъ теб моя рука,

Но съ дорогою желзной

Какъ бы не далъ ты стречка!’.

А. ‘Мы по ней бы разъзжали

Вмст въ Вну, Градедъ, Трестъ,

Лишь бы вдругъ не удержали

Дома насъ — купель и крестъ’.

B. ‘Будь препятствіе такое,

Подождешь ты, милый мой!

Мужъ истратитъ меньше вдвое,

Если здитъ онъ съ женой’.

15. Покинутая.

Ужъ тебя влечетъ другая,

Ты сулишь блаженство рая

Ей, коварно общая

Предъ алтарь съ ней стать святой.

Богъ съ тобой!

Какъ ты клялся, что до гроба

Будемъ связаны мы оба,

Что лишь я твоя зазноба, —

Все забылъ ты для другой.

Богъ съ тобой!

Что то сердце, гд всевластно

Ты царишь, любимый страстно,

До конца теперь несчастно, —

Это словно грхъ не твой.

Богъ съ тобой!

Богъ твой стражъ будь неустанный,

Богъ прости твоей избранной,

Богъ конецъ пошли желанный

Мн до свадьбы роковой!

Богъ съ тобой!

16. Незамужняя мать.

Охъ, мн на что ты былъ нуженъ одной,

Милый ребенокъ, красавчикъ родной?

Что съ тобой длать молоденькой мн,

Матери въ двкахъ, безмужней жен?

Билъ и ругалъ меня батюшка мой,

Матушка слезы лила надо мной,

Знаться со мной не хотла родня,

Пальцемъ казалъ весь народъ на меня.

Тотъ, съ кмъ однимъ я узнала любовь,

Тотъ, кто отецъ твой, чья плоть ты и кровь,

Взялъ да пошелъ себ, Богъ всть, куда,

Насъ съ тобой бросилъ: боится стыда.

Охъ, мн на что ты былъ нуженъ одной,

Милый ребенокъ, красавчикъ родной?

Нуженъ ли былъ ты мн, лишній ли былъ,

Все жъ безъ конца ты мн дорогъ и милъ.

Только я въ глазки теб загляну, —

Словно я вижу небесъ глубину,

Смхъ ли по губкамъ твоимъ пробжитъ,—

Смолкнетъ тоска, и позоръ позабытъ.

Птицамъ небеснымъ кто пищу даетъ,

Пусть твою жизнь охранитъ отъ заботъ.

Нуженъ ли былъ ты мн, лишній ли былъ,

Будешь ты вчно мн дорогъ и милъ.

37. Поэту.

Кому

Посильно разсять душевную тьму?

Гд тотъ,

Кто коршуна сгонитъ, что сердце клюетъ

Съ восхода до часа, какъ вновь разсвтетъ?

Куда

Бжать, чтобъ о прошломъ забыть безъ слда,

Не думать о томъ, что несутъ намъ года,

Не знать, какъ пуста дней текущихъ чреда?

Зачмъ

Поэтомъ ты сталъ и дрожишь передъ тмъ,

Чтобъ въ сердц носить или адъ иль эдемъ?

Познай

Призванье свое и покорно страдай!

БАЛЛАДЫ И РОМАНСЫ.

1. Совтъ отъ дочери.

Часто юноша къ любезной

Ходитъ ночью подъ окно,

Съ ней бесдуя до часа,

Какъ зардется востокъ.

Вотъ родитель, мужъ почтенный,

Мужъ почтенный, пожилой,

То узнавъ, красотк-дочк

Молвить слово таково:

‘Если будешь у окошка

Ты стоять и ждать его,

По ночамъ вести бесды

И болтать съ нимъ про любовь,

Дворъ кругомъ огорожу я,

Крпкій выстрою заборъ,

Съ цпи я спущу Султана,

Чтобъ берегъ онъ лаемъ домъ,

А служанк нашей старой

Ночевать велю съ тобой’.

Дочь въ отвтъ ему напротивъ

Молвитъ слово таково:

‘Мой родитель, мужъ разумный,

Мужъ разумный, дорогой!

Разв нтъ къ заборамъ лстницъ?

Разв хлба нтъ для псовъ?

А служанка за подарки

Носитъ письма мн давно.

Если хочешь ты, чтобъ больше

Не ходилъ онъ подъ окно,

Дочку, милый мой родитель,

Выдай замужъ за него’.

2. Школьникъ.

Утромъ посл Красной Горки*)

Школьникъ жаловался юный,

Рчь его была печальна,

А еще печальнй дума:

‘Красной Горки день постылый!

Мн совсмъ тебя не нужно.

Деньги вс, что мать прислала,

Ты развялъ, словно буря,

Въ кошельк, недавно полномъ,

Отъ тебя вдругъ стало пусто. ю

Мой отецъ чесать затылокъ,

Мать глядть начнетъ угрюмо,

Попадетъ мн денегъ мало,

А зато упрековъ куча.

Но все это я стерплъ бы,

Это все еще не худо.

Красной Горки день постылый!

Мн совсмъ тебя не нужно.

По твоей вин заснула

Крпкимъ сномъ-моя наука.

Мн придется для занятій

По ночамъ искать досуга,

Чтобъ вернуть трудами время,

Мной потраченное глупо.

Но все это я стерплъ бы,

Это все еще не худо.

Красной Горки день постылый!

Мн совсмъ тебя не нужно.

Много двъ ты выдалъ замужъ,

И меня моя подруга

Промняла на другого,

Нмка Резина-голубка,

За которую отдать мн

Душу, жизнь и кровь не трудно.

Что ее ты выдалъ замужъ,

Это худо — такъ ужъ худо!

3. Докторъ.

‘Докторъ правъ, законникъ-докторъ!

Что за мной ты ходишь часто?

По веду ни съ кмъ я тяжбы,

Чтобъ мое хранилъ ты право,

Не слыхать о смерти тетки,

Смерти тетки, двы старой,

Чтобы мн помогъ ты, докторъ,

Получить ея богатство,

По годамъ еще не время

Договоръ писать мн брачный.

Докторъ правъ, законникъ-докторъ!

Что за мной ты ходишь часто?’.

‘Не сердися, не сердися,

Нашихъ двъ краса и слава!

Проживай себ безъ тяжебъ!

Дай Богъ вку тетк старой!

На шестнадцатомъ годочк

Въ бракъ вступать какъ будто рано,

Что любить тебя ужъ время,

Изъ твоихъ мн взоровъ ясно.

Не перо въ судахъ, а сердце

Хочетъ, раненое тяжко,

Быть въ любви теб къ услугамъ,

И оно-то силой тайной

Взоры, помыслы и ноги

За тобою водитъ часто,

О изящнйшая роза,

Нашихъ двъ краса и слава!’.

4. Турьяцкая Розамунда.

На двор въ Турьядкомъ замк

Дубъ вздымается высоко,

За столомъ подъ нимъ изъ камня

Кругъ гостей сидитъ отборный:

То влюбленнымъ въ Розамунду,

Задалъ пиръ хозяинъ снова.

Розамунда, гордость края,

Между двъ цвтетъ, какъ роза,

Взоры глазъ ея, перуны —

Только съ неба голубого — ю

Пламя въ витязяхъ отважныхъ

Возжигаютъ вкругъ далеко.

Жениховъ при ней не мало:

Трое изъ страны волошской*),

Трое изъ страны нмецкой,

Трое — края честь родного,

Съ ними также Островерхарь,

Воинъ храбрый безъ упрека.

Онъ красою и отвагой

Тронулъ сердце двы гордой

И узналъ, что можетъ сватать

У отца ее и рода.

И отецъ ему устроилъ

Пиръ великій и почетный,

Слово далъ за Розамунду,

Сватовъ слать веллъ, чтобъ дочка

Черезъ три недли съ ними

Домъ покинула отцовскій.

Вотъ пвецъ, кругомъ извстный,

Приближается къ вельможамъ,

Сталъ онъ витязей побды

Воспвать со струйнымъ звономъ

И двицъ прелестныхъ взоры,

Что сердца язвятъ жестоко.

Л когда онъ псню кончилъ,

Розамунды гордой тетка

Такъ спросила, чтобъ воздалъ онъ

Честь надъ всми ей высоко:

‘Намъ повдай, такъ какъ видлъ

Ты краевъ различныхъ много:

Есть ли гд двица краше,

Чмъ предъ нами здсь красотка?’.

‘Богъ пошли княжн здоровья,

Дочерей красы такой же,

Такъ же въ свт знаменитыхъ,

И сыновъ во славу рода!

Въ кра цесарскомъ**) нтъ краше,

Чмъ турьяцкая красотка,

Лишь сестра паши, что въ Босн,

Красоты въ дни наши солнце, ьо

Препрославленная всюду,

Если слухамъ врить должно,—

Лишь она, быть можетъ, краше,

Чмъ твердынь турьяцкихъ роза’.

Это двицу задло,

Не по нраву ей пришлося,

Щеки вспыхнули румянцемъ,

И она, сверкая взоромъ,

Островерхарю съ досадой

Таковое молвитъ слово:

‘Я слыхала, что босняки

Христіанъ въ полонъ уводятъ.

Стыдно вамъ, что и понын

Бдняковъ гнететъ неволя.

Изготовься, Островерхарь,

Призови друзей на помощь,

У паши сестру добудьте,

Если годны вы для боя.

Земляковъ вамъ нашихъ турки

За нее дадутъ охотно.

Безъ дтей мой бракъ да будетъ,

Безъ веселья дряхлый возрастъ,

Если мужа я признаю

И приму къ себ на лоно

Прежде, чмъ сюда боснячку

Привезешь ты, чтобы можно

Было видть, такъ ли ясно,

Какъ мы слышимъ, это солнце!’.

И женихъ ея, не медля,

Кликнулъ кличъ своимъ холопамъ,

По друзей послалъ сосднихъ,

Опоясалъ мечъ свой острый,

Быстро двинулся на турокъ,

Покоряясь дв строгой.

Колпа ***) — рчка небольшая,

Не сильна на ней сторожа,

Отъ его руки могучей

Прочь бжитъ босняковъ войско,

Онъ паши разноситъ замокъ,

Всхъ выводитъ изъ полона,

И паши сестру съ собою

Забираетъ витязь ловкій,

Дву прелести небесной,

Красоты въ то время солнце.

Больше самой Розамунды

Полюбилъ онъ Лейлу скоро,

Не въ Турьяцкій замокъ детъ

Онъ съ красавицей, а въ домъ свой.

И ея забилось сердце

Къ Островерхарю любовно.

Ужъ исламъ она отвергла

И обычаи Востока,

А когда она постигла

Вры правила Христовой,

Окрестилъ и обвнчалъ съ нимъ

Капелланъ ее домовый.

Розамунда, міръ покинувъ,

Стала инокиней строгой.

*) Изъ Италіи, такъ какъ словнцы, вмст со многими другими славянами, называютъ итальянцевъ влахами (лахами), что по-русски будетъ ‘волохи’.

**) Въ Австріи.

***) Рка на боснійской границ, впадающая съ правой стороны въ Саву.

5. Еврейская двушка.

Лсцы*) — слободка не бдна,

Красивыхъ двушекъ полна,

Межъ нихъ еврейка есть одна.

Тамъ наши ходятъ то въ соборъ,

То на базаръ, гд есть просторъ,

И тмъ, кто милъ, свой тшатъ взоръ.

Народа избраннаго дочь

Сидитъ все дома день и ночь,

Не отойдетъ отъ двери прочь.

Пришла суббота въ свой чередъ,

У насъ лишь малый ей почетъ,

Зато еврей ее блюдетъ.

Еврейскій храмъ отъ нихъ далекъ.

До половины день истекъ,

Насталъ ея терпнью срокъ.

‘Сидть мн тяжко день денской,

Пусти меня, родитель мой,

Гулять въ звринецъ городской.

Цвты роскошно тамъ цвтутъ,

Тамъ птички весело поютъ,

Олени травку тамъ жуютъ’.

Пришла въ звринецъ городской,

Какъ вдругъ навстрчу ей одной *

Крещеный парень молодой.

За руки блыя поймалъ,

Къ себ на грудь ее прижалъ,

Слова такія ей сказалъ:

‘Что люди вс — мои друзья,

Внушаетъ вра мн моя,

Теб, еврейка, милъ ли я?’

Еврейка руки отняла,

Чуть горькихъ слезъ не пролила,

Такой отвтъ ему дала:

‘Любить меня теб вольно,

Но знаемъ оба мы равно,

Что въ жены взять запрещено’.

Въ слезахъ пошла она домой,

Предъ Богомъ рокъ винила свой,

Что парень вры былъ иной.

Но въ садъ не разъ ходила вновь,

Что разны вра ихъ и кровь,

Забыть заставила любовь.

*) Мстечко Моразскаго прихода (волости) въ Крайн, по-нм. Lees.

6. Лкарство отъ любви.

У юноши два, красавицъ всхъ цвта,

Угасла всего восемнадцати лтъ.

Онъ клялся остаться ея женихомъ

И полгода плакалъ и ночью и днемъ.

И тяжко скорблъ онъ и тяжко вздыхалъ,

День каждый могилу ея посщалъ.

А мать говоритъ: ‘Будь покоренъ судьб.

Бота далъ мн трехъ братьевъ, трехъ дядей теб

‘Брата первый — купецъ, онъ лопатой гребетъ

Рубли и червонцы, забывъ имъ и счета.

‘Онъ весело здитъ туда и сюда,

На свтъ наглядишься ты съ нимъ безъ труда.

‘Ступай-ка къ нему, посмотри-ка на свта:

Нигд недостатка въ красавицахъ нтъ.

‘Увидишь красивй, богаче, умнй

Двицъ ты другихъ и забудешь о ней.

‘А если тоска твоя тамъ не пройдетъ,

Назадъ возвращайся сюда черезъ годъ.

‘Второй у меня есть въ обители братъ,

Твой дядя другой, онъ — ученый аббатъ.

‘Аббатъ и монахи — то мудрый народъ,

Авось твое сердце при нихъ заживетъ.

‘Молитвенникъ, постъ, одиночество, трудъ

Покой въ твою душу больную вернутъ.

‘А если тоска твоя тамъ не пройдете,

Назадъ возвращайся сюда черезъ годъ.

‘Мой третій братъ — воинъ, въ рукахъ его рать.

Домой приходи, не спши унывать.

‘Въ сраженіяхъ прелесть великая есть:

То — ратныхъ подруга, военная честь.

‘И раньше еще, чмъ исполнится годъ,

Тоска твоя въ войск безслдно пройдете’.

То тотъ, то другой приводилъ онъ предлогъ,

Но матери долго перечить не могъ.

Купецъ ободрилъ его лаской своей,

Червонцевъ ему не жаллъ и рублей,

Изъ города въ городъ съ собою возилъ,

Просилъ лишь о томъ, чтобы веселъ онъ былъ.

И, свтъ съ нимъ далеко кругомъ оглядвъ,

Повсюду не мало увидлъ онъ двъ,

На умныхъ, богатыхъ, красивыхъ смотрлъ,

По мертвой подруги забыть не умлъ.

И къ матери въ день, какъ исполнился годъ,

Съ тоской еще большей назадъ онъ идетъ.

Какъ прежде, онъ сталъ на могилу ходить,

Вздыхать безнадежно и слезы точить.

Пошелъ онъ въ обитель, гд материнъ брать

И дядя его былъ, ученый аббатъ.

Аббатъ и монахи, хоть мудрый народъ,

Не могутъ найти его горю исходъ.

Наукой, постомъ и молитвой святой

Не въ силахъ себ воротить онъ покой.

И къ матери въ день, какъ исполнился годъ,

Съ тоской еще большей назадъ онъ идетъ.

Какъ прежде, онъ сталъ на могилу ходить,

Вздыхать безнадежно и слезы точить.

‘Ты къ третьему дяд, мой сынъ, поспши.

Чтобъ выгнать печаль изъ болящей души’.

Онъ въ войско вступилъ, не страшилъ его бой,

Была его цль въ немъ не честь, а покой.

И прежде еще, чмъ исполнился годъ,

Письмо уже къ матери братъ ея шлетъ,—

За черной печатью листокъ роковой:

‘Твой сынъ воротилъ свой душевный покой’.

7. Водяной*).

Издревле ліоблянки красою извстны,

Но Урси милй не бывало двицы,

Красавицъ такой не бывало царицы

Изъ двъ ни одной, ни одной молодицы.

Какъ между звздами денница свтла,

Такъ двъ всхъ красиве Урся была.

И много тогда и невстъ и замужнихъ

Невдомо слезы о томъ проливало,

Что милаго сердце но Урс страдало,

Но ею плненныхъ все было ей мало: ю

Идетъ о мужчин гд лестная рчь,—

Его она силится въ сти завлечь.

Умла взманить и обрзать умла,

Быть строго-надменна и мило-свободна,

Плнять молодыхъ и быть старшимъ угодна,

Сполна была хитрость ей женская сродна,

Съ холоднымъ трудовъ не жалла, ни силъ,

Пока не добьется, чтобъ ей лишь онъ жилъ.

Въ одно воскресенье, ужъ посл обда,

Плясать подъ цимбалы и трубы и скрипки

Сошлись молодцы вкругъ развсистой липки

И съ ними люблянки, проворны и гибки.

Межъ всми тамъ Урся, какъ солнце, видна,

Но долго плясать не хотла она.

Хоть многіе просятъ, она несогласна,

Участіе въ танцахъ свое отдаляетъ,

Все вновь отговорки хитро измышляетъ.

Ужъ солнце заходитъ, свой блескъ умаляетъ,

Ужъ пробило семь, вотъ восьмой уже часъ,

Тогда только Урся плясать собралась.

Мужчинъ оглядвъ, плясуна выбираетъ,

Увидла парня въ толп молодого,

Не сыщешь подъ солнцемъ красавца такого,

Плясать съ нимъ любая была бы готова.

Ужъ новое Урсю манитъ торжество,

И съ нжностью смотритъ она на него.

То парень замтилъ и къ Урс подходить.

‘На пляску съ собой не лишай меня права:

Туда, гд въ Дунай изливается Сава,

Дошла до меня красоты твоей слава.

Вотъ, Урся, пришелъ я изъ дальнихъ краевъ,

Вотъ, Урся, плясать я съ тобою готовъ’.

Ей такъ говоря, поклонился онъ низко.

Съ улыбкой любезной она отвчала:

‘Не шла ни съ однимъ танцовать я сначала,

Скажу, не шутя: я тебя поджидала.

Подай же мн руку скорй и пойдемъ!

Ужъ солнце садится, пустетъ кругомъ’.

Плнительный юноша подалъ ей руку,

И словно на крыльяхъ чета полетла,, о

Какъ будто коснуться земли не хотла,

Порхали они, какъ два духа безъ тла,

Не видно, какъ наземь ступаютъ ногой,

Какъ если бъ ихъ втеръ носилъ круговой.

То видя, вс въ ужас стали на мст,

Смычки опустились, и скрипки молчали,

Когда же и трубы уже не звучали,

Тогда каблуки молодца застучали.

‘Что скрипки и трубы мн?’, крикнулъ плясунъ:

‘Пусть звуки другихъ здсь услышу я струнъ!’

Тутъ быстро нагрянули черныя тучи,

Послышалось въ неб громовъ рокотанье,

Послышалось втровъ лихихъ завыванье,

Послышалось бурныхъ ручьевъ клокотанье,

И волосы дыбомъ поднялись у всхъ.

Охъ, Урся-красотка, ужъ это не смхъ!

‘Не бойся ты, Урся! ступай лишь быстре,

Не бойся’, сказалъ онъ, ‘громовъ рокотанья,

Не бойся ручьевъ ты моихъ клокотанья,

Ни втровъ союзныхъ со мной завыванья,

Скорй лишь, скорй лишь вертись и не стой,

Скорй лишь, скорй лишь: пора ужъ домой’.

‘Охъ, дай отдохнуть мн, плясунъ несравненный,

Чтобъ на землю ногу поставить могла я’.—

‘Не близко, не близко до нашего края,

Гд Сава вливается въ воды Дуная.

Ждетъ страстно потокъ тебя, Урся, рчной.

Скорй лишь, скорй лишь вертись и не стой!’.

И тутъ они вдругъ завертлись быстре,

Почти надъ землей ужъ кружиться пустились, во

Три раза у самой рки закрутились,

Танцуя, въ ревущихъ волнахъ очутились.

Увидли кругъ рыбаки на вод,

Но Урси никто не видалъ ужъ нигд.

*) Какъ видно изъ послдующаго, демонъ, олицетворяющій собою главную рку Крайни, Саву, которая беретъ свое начало тамъ же, около Бохинскаго озера (Wocheinsee), принимаетъ въ себя слва Кокру (Kanker) и Быстрину (Feistritz), а справа — Сору (Zeier) и Люблянку (Laibach, куда водяной сначала и увлекаетъ свою жертву) и впадаетъ въ Дунай подъ Блградомъ.

8. Вторичное погребеніе.

Жилъ-былъ поэтъ, хоть бдный, но славный межъ людей,

Сложилъ онъ много псенъ, особенно о ней, —

О ней, своей Север, безчувственной крас,

Которой не смягчили его творенья вс.

Весна пришла обратно, ликуетъ цлый свтъ,

Ея ли чары въ поле манятъ тебя, поэтъ?

Зачмъ съ какой-то склянкой ремень поверхъ плеча?

Быть можетъ, пьешь ты воды, недугъ въ себ лча?

Зачмъ ты такъ задумчивъ и робко такъ глядишь?

О пей ли, о весн ли ты псенку творишь?

Никто не зналъ, что думалъ въ то время нашъ поэтъ:

Уста его замолкли, пропалъ въ ланитахъ цвта.

Нашли его лежащимъ со склянкою пустой,

Не льется кровь по жиламъ, не слышенъ сердца бой.

Вс спрашиваютъ, кто бы убить поэта могъ,

Никто того не видлъ, и знаетъ разв Богъ,

Къ нему на погребенье спшатъ со всхъ сторонъ,

Ея лишь нтъ, въ которой души не чаялъ онъ.

Не дома ль предается слезамъ она одна?

Ахъ, нтъ: едва ли плакать могла по немъ она.

Зачмъ творитъ молитвы такъ спшно іерей,

Какъ будто съ отпваньемъ лишь кончить бы скорй?

Сегодня будетъ свадьба — затмъ спшитъ онъ такъ:

Красавица Севера вступаетъ съ кмъ-то въ бракъ.

Онъ съ вечера внчалъ ихъ, до ночи пировалъ,

А ночью изъ-за пира ужъ навесел всталъ,

Когда пришелъ къ могиламъ, гд царствуетъ покой,

Онъ громкій споръ услышалъ подъ снью гробовой.

Ворота отворились — поэтъ стоитъ предъ нимъ.

‘Зачмъ мн мсто дали подъ прахомъ вы святымъ?

Вдь я — самоубійца, и споръ ведется тамъ

О томъ, что трупъ мой отданъ быть долженъ палачамъ.

‘Искалъ я смерти въ яд, чтобъ милой не мшать,

Зачмъ собою мертвыхъ покоя мн лишать?’.

Лежалъ на утро вырытъ поэтъ поверхъ земли.

Съ разбойниками вмст бднягу погребли.

9. Нетлнное сердце.

Могилу разрываютъ для новаго жильца,

Открылись молодого вдругъ очерки лица.

Могильщики сробли, попятились назадъ,

Смлйшіе межъ ними въ него вперяютъ взглядъ.

Красиво, скажетъ всякій, высокое чело,

Лишь облако съ него бы угрюмое сошло,

Красивъ бы ликъ былъ блдный, красивы и уста,

Когда бъ ихъ словно гнва покинула черта.

На воздух отъ тла нтъ вскор и слда,

Лишь сердце передъ ними лежало безъ вреда.

Оно все такъ же бьется, въ немъ жаръ еще такой,

Какъ если бъ находилось въ груди оно живой.

Вс знать желаютъ, кто здсь послднимъ погребенъ:

Ужъ не былъ ли святой онъ, что тлньемъ пощаженъ?

Отброшенный сначала замтили гранитъ,

Отъ мха онъ былъ очищенъ, и надпись тамъ гласитъ,

Что преданъ погребенью здсь Доброславъ-поэтъ,

Кмъ пламень сердца нжный плнительно воспта,

Воспта въ псняхъ славныхъ любимой двы честь,

Внимавшей равнодушно стиховъ умильныхъ лесть,

Когда же ею избранъ былъ юноша другой,

Изъ уста его ужъ псни не вышло ни одной,

Ни въ Бог утшенья, ни въ людяхъ не искалъ,

Ни въ радости онъ смха, ни въ гор слезъ не зналъ,

Жилъ посл, какъ попало, не святъ, а развращенъ,

Безъ исповди умеръ и не былъ причащенъ.

Ршили вс, что нтъ въ немъ святого ничего,

Ршили вс, что сердце не можетъ быть его.

‘Нтъ то поэта сердце’, сказалъ старикъ сдой:

‘А будь оно святого, въ немъ кровь нашла бъ покой.

Его хранитъ не святость, а псенъ вчныхъ мочь,

Которыя носилъ онъ въ груди и день и ночь.

‘Его мы сердце вскроемъ, на вол помстимъ,

Пока минетъ день этотъ и ночь вослдъ за нимъ,

Другое солнце встанетъ и блый день придетъ,

Тогда его посмотримъ, какъ снова, разсвтетъ.

‘Пускай его остудятъ и втеръ и роса,

Пускай все то, что солнце, луна и небеса

Ему внушили въ жизни, уйдетъ своимъ путемъ,

Тогда, когда затлетъ, его мы погребемъ’.

И сердце распластали, лежало ночь и день

Оно подъ яснымъ небомъ. Когда ночную тнь

Прогналъ надъ нимъ день новый, оно, какъ снгъ въ тепл,

Растаяло безслдно, не давъ себя земл.

10. Рыбакъ.

Всю ночь молодой разъзжаетъ рыбакъ,

Звзда ему свтитъ съ небесъ, какъ маякъ,

Морскіе пути ему кажетъ сквозь мракъ.

Не мало ужъ лтъ той звзды красота

Душ его юной мила и свята,

О ней лишь живетъ въ его сердц мечта.

Летитъ ли навстрчу ему ураганъ,

Грозитъ ли пожрать его сомъ-великанъ,

Разверзнетъ ли бездну предъ нимъ океанъ, —

Везд выручаетъ звзды его свтъ,

Къ ней юноша чистой любовью согртъ

Такъ по морю плавалъ не мало ужъ лтъ.

И вотъ межъ волнами открылся проходъ,

И въ немъ показался двицъ хороводъ,

По поясъ нагія красавицы водъ.

Играютъ, смются, поютъ ему такъ:

‘О врное сердце, блаженный рыбакъ!

Къ ней долго ли будешь пылать ты, чудакъ?

‘ Признайся, рыбакъ, намъ отарой безъ стыда:

Ты ждешь ли, чтобъ съ неба упала звзда?

Ты крыльевъ ли ждешь, чтобъ подняться туда?

‘Въ другомъ бы изсякъ ужъ терпнья запасъ,

Въ другомъ бы отъ скуки ужъ пламень погасъ,

Другой бы не думалъ такъ бгать отъ насъ.

‘Другой бы, чей взоръ по ночамъ не закрытъ,

Узналъ, какъ къ охотнику близко стоитъ

Сама красота, что тебя такъ томитъ’.

Все правда (о, если бъ то было не такъ!),

Все правда въ той псн, что слышитъ рыбакъ,

Надежда убита, въ душ его мракъ.

Налегъ онъ на весла, челнокъ свой погналъ,

И нтъ ему дла до вихрей и скалъ,

Звзды своей въ неб ужъ онъ не_искалъ.

И знаетъ онъ только — грести да грести,

А что его цль на опасномъ пути?

Пвицъ ли догнать? отъ себя ли уйти?

Боюсь, утонулъ онъ, звздой не хранимъ,

Такъ пусть же, кто внемлетъ совтамъ моимъ,

Любя безъ надежды, не здитъ за нимъ!

11. ЖЕНСКАЯ ВРНОСТЬ.

Скрипачъ былъ веселый, собой молодецъ,

Гораздый играть, да къ тому жъ и пвецъ.

Гд свадьба, гд праздникъ, гд танцы идутъ,

Туда скрипача непремнно зовутъ.

Игрой онъ, бывало, плнитъ хоть кого,

А двушкамъ любо глядть на него.

Особенно Машенька, старосты дочь,

Очей не отводитъ отъ молодца прочь.

И чистымъ огнемъ его сердце зажгла

Богатая Маша, царица села.

Напрасно поклонники вьются за ней:

Ему лишь сіяетъ привтъ изъ очей.

И въ чемъ скрипача обнадеживалъ взоръ,

То нжный потомъ подтвердилъ разговоръ.

Отецъ не сочувствуетъ дочк ничуть,

Но можно умаслить его иль надуть.

Клянется она быть женой молодца

Иль въ двкахъ остаться, не вдать внца.

Чиновникъ тамъ въ город — славный женихъ:

Доходъ у него — восемьсотъ золотыхъ.

На нихъ и на то, что онъ скопитъ потомъ,

Легко содержать и семейство и домъ.

По городу рыщетъ во вс онъ концы:

Зовутъ его братья невстъ и отцы.

Поклонъ отъ мамаши, отъ дочери взоръ

Ну такъ вотъ и тянута его на сговоръ.

Но что-то внезапно случилося съ нимъ:

По мсяцамъ въ город сталъ онъ незримъ.

И скоро извстіе всхъ обошло,

Что къ старост онъ зачастилъ на село.

Вдь староста самъ — неотесанный пень,

Что длать тамъ щеголю изо дня въ день?

Привтлива дочка его и мила,

Но сердце она скрипачу отдала.

Великія Марьи*) настали опять,

И Маш пора именины справлять.

Вотъ время себя показать передъ ней —

Устроить привтъ для нея понжнй.

Три скрипки гудятъ у нея подъ окномъ:

Женихъ то играетъ съ друзьями втроемъ.

Гудятъ подъ окномъ они три ужъ часа,

А все не является Маша-краса.

Скрипачъ налегаетъ на струны сильнй,

Прощается съ кмъ-то она у дверей.

Струна разскочилась, умолкла игра,

Ахъ, это, скрипачъ, не пророчитъ добра!

Зарекся, заклялся скрипачъ молодой,

Что въ жизни струны не натянетъ другой.

На Малыя Марьи**), одта въ фату,

Хозяйкою Маша пошла ко кресту.

‘Когда же ты будешь, скрипачъ, веселй?

Когда перестанешь стыдиться людей?

‘Вдь двка любая — пойми наконецъ —

Мечтаетъ о томъ, чтобы стать подъ внецъ.

‘Зачмъ теб было богатой искать?

У ней безъ тебя жениховъ благодать’.

Пріятели такъ скрипачу говорятъ,

Пока не прояснился вновь его взглядъ.

Струна лишь ему отравляетъ покой:

Ее замнить онъ не сметъ другой.

Кто на руку ловокъ и боекъ умомъ,

Тому никакая бда ни по чемъ.

Опять ужъ у молодца скрипка въ рукахъ:

Онъ началъ на трехъ упражняться струнахъ.

Годъ минулъ одинъ, на исход другой —

На трехъ ужъ играетъ скрипачъ молодой,

Какъ прежде на всхъ четырехъ не игралъ,

И больше чиновника денегъ набралъ.

Гд свадьба, гд праздникъ, гд танцы идутъ,

Туда скрипача непремнно зовутъ.

Вотъ разъ, въ понедльникъ, немножко хмельной,

Онъ шелъ съ именинъ на разсвт домой.

Двица, что розанъ, стоитъ у дверей,

Слеза за слезою, течетъ изъ очей.

‘О двица красная, цвтикъ ты мой!

Скажи: что случилось, бдняжка, съ тобой?’.

‘Ахъ, батюшка боленъ въ избушк лежитъ,

Похлебкой пустою не будетъ онъ сытъ’.

Скрипачъ былъ душою отнюдь не жестокъ,

Онъ двиц полный даетъ кошелекъ. во

Зато ему стала знакома тоска:

Влюбился онъ по уши въ дочь бдняка.

Не долго по ней онъ томился вдали,

И скоро у нихъ поцлуи пошли.

Клянется быть врной она до конца,

Назначенъ предъ масленой срокъ для внца.

Домой изъ кампаніи войско пришло,

Идетъ мушкетеръ на побывку въ село.

Успли минуть ужъ два года съ тхъ поръ,

Какъ малаго взяли насильно въ наборъ.

Горючія слезы катились ручьемъ

У той, что плнилась теперь скрипачомъ.

Сошлись въ воскресенье подъ липой плясать,

Что видишь, скрипачъ мой? ну, какъ не сказать,

Что ржавть не можетъ былая любовь

И девять разъ въ сердц появится вновь? ***)

Что злобно ты взоромъ поводишь вокругъ?

Что въ струны свирпо ударилъ ты вдругъ?

Съ возлюбленнымъ мимо несется она,

На скрипк еще отскочила струна.

Зарекся, заклялся скрипачъ молодой,

Что въ жизни струны не натянетъ другой.

‘Вдь глупость и бдность — порода одна:

Такая двица теб не жена.

‘Возьмись-ка за скрипку, да Бога хвали,

Что брачныя узы тебя обошли’.

Пріятели такъ скрипачу говорятъ,

Пока не прояснился вновь его взглядъ.

Струна лишь ему отравляетъ покой:

Ее замнить онъ не сметъ другой.

Онъ долго не сталъ по струн тосковать

И скоро на двухъ научился играть.

Гд свадьба, гд праздникъ, гд танцы идутъ,

Туда скрипача непремнно зовутъ.

Справлялъ именины супруги баронъ,

Нашъ славный скрипачъ и туда приглашенъ.

Красивая въ замк служанка была,

Бдовая двка, — ловка и мила.

Хоть ей двадцати еще не было лтъ,

Она изучила до тонкости свтъ.

Слыхала она отъ госпожъ молодыхъ,

Какъ ловится въ сти оплошный женихъ.

Въ очахъ ея врность читаетъ скрипачъ

Въ награду за горе отъ двухъ неудачъ.

Какъ ласкова съ нимъ, какъ умильна она!

Скрипачъ, берегись: то приманка одна.

Настать не успла вечерняя тьма, —

Скрипачъ отъ плутовки ужъ былъ безъ ума.

Гд бъ ни былъ онъ, видть желалъ лишь ее

И ей посвятилъ пснопнье свое.

Она общаетъ забыть о другихъ,

Твердитъ ей о свадьб блаженный женихъ.

Назначенъ былъ въ замк торжественный балъ,

Какъ младшую дочку баронъ выдавалъ.

Вотъ гости одни за другими катятъ,

Межъ ними невстинъ изъ города братъ.

Шампанское пьютъ, кое-кто подгулялъ,

Такъ шелъ безъ помхъ до полуночи балъ.

И вотъ ужъ скрипачъ заигралъ котильонъ,

Вс спрашивать стали: гд младшій баронъ?

Ужъ съ нимъ не случился ли казусъ какой,

Что медлитъ онъ пары водить за собой?

На поискъ одинъ изъ лакеевъ пошелъ,

За первымъ другой былъ отправленъ посолъ.

И на ухо было разсказано всмъ,

Гд найденъ баронъ и что длалъ и съ кмъ.

Когда скрипачу объяснили скандалъ,

Съ лица его разомъ румянецъ пропалъ.

Забгалъ свирпо смычокъ по струнамъ,

Одна изъ послднихъ летитъ пополамъ.

Зарекся, заклялся скрипачъ молодой,

Что въ жизни струны не натянетъ другой.

Цлительно время: три года прошло,—

И снова лицо его стало свтло.

Ужъ онъ съ Паганини самимъ наравн

Играть на одной научился струн.

Веселый, игралъ на струн онъ одной

И плъ увлеченія жизни былой.

О женахъ и двахъ пвалъ онъ всегда,

Что тмъ и другимъ довряться — бда. во

Съ тхъ поръ не бывалъ онъ у женщинъ въ плну,

Воздалъ имъ артистъ благодарность одну:

‘Отъ нихъ изловчаются руки у насъ,

Отъ нихъ въ голов прибываетъ запасъ’.

*) Успеніе.

**) Рождество Богородицы.

***) Пословица.

12. Органистъ.

Органистъ, отдавшись Богу,

Міръ суетъ ршилъ оставить,

Чтобъ Творца въ пустын славить,

Взялъ онъ цитру на дорогу.

Тамъ свои онъ псни ладитъ

Средь пернатаго народа

Отъ румянаго восхода

До поры, какъ солнце сядетъ.

Но его въ пареньяхъ духа

Соловьи смутили вскор

И во всемъ крылатомъ хор

Рознь, обидная для слуха.

Вотъ пришла весна другая,

Птицъ онъ юныхъ собираетъ

И на цитр имъ играетъ,

Псни разныя внушая.

Онъ дрозда на ладъ ученый

Августина пть заставилъ,

Снгирю напвъ исправилъ,

Разучивши съ нимъ каноны.

Все поетъ любви тревогу

И тоску ея и сладость

Соловей сердцамъ на радость,

Пвчій жалуется Богу:

‘Дроздъ-носачъ, снгирь дебелый

Псни бросили пустыя:

Стали гимны пть святые,

Съ соловьемъ — хоть кинь все дло’

Но не птицы нравъ упорный

Богъ винилъ, а человка:

‘Пусть поетъ, какъ плъ отъ вка,

Соловей, лишь мн покорный!

‘Еремія горько тужитъ,

Край чужой какъ сердцу тсенъ,

Соломону въ Псни Псенъ

Мощь любви предметомъ служитъ.

‘Я пвцу дарую силу

И напвъ, ему лишь сродный,

Псенъ личныхъ даръ свободный

Да несетъ онъ и въ могилу!’.

РАЗНЫЯ СТИХОТВОРЕНІЯ

1. Звздочетамъ.

Чтобъ пусто всмъ вамъ было,

Врали мсяцеслововъ,

Слпые звздочеты,

Угадчики погоды!

Хотите вы премудро

Читать въ небесныхъ звздахъ,

Подастъ ли милость солнца

Намъ годъ благопріятный,

Иль неба гнвъ подниметъ

Бушующіе втры,

Погубитъ нивы градомъ,

Суда потопитъ въ мор,

Побьетъ на лозахъ грозди.

Слпые звздочеты!

Чтобъ пусто всмъ вамъ было!

Читалъ лишь въ двухъ я звздахъ,

Въ очахъ своей любезной,

Читалъ въ двухъ свтлыхъ звздахъ

И въ нихъ, слпецъ безумный,

Дней ясныхъ видлъ много

Съ любовію взаимной,

Съ безоблачнымъ блаженствомъ,

А выросли мн слезы,

И выросла забота,

Досада, безпокойство,

И стыдъ обидный выросъ.

Дв, дв лишь обманули,

Дв, дв лишь сбили съ толку,

Дв звздочки мой разумъ,

А вы хотите звзды

Постичь на дломъ неб!—

Врали мсяцеслововъ,

Слпые звздочеты,

Угадчики погоды,

Чтобъ пусто всмъ вамъ было!

**2. Въ память Матвя Чопа*).**

Тронулся ледъ нашъ едва, у другихъ ужъ весна наступила,

Въ кра словнскомъ еще бурные втры ревутъ.

Вотъ мы стесали свой челнъ, его съ Богомъ вручили теченью,

Скалъ и пучинъ избгать онъ научиться не могъ.

Звздъ мы не знали ни тхъ, что спасаютъ, ни тхъ, что насъ губятъ,

Лель былъ нашъ кормчій, другой былъ онъ для насъ Палинуръ**).

Ты нашъ челнокъ отстоялъ, паруса и кормило поправилъ,

Ты показалъ ему путь прямо въ обитель духовъ.

Звздъ, незнакомыхъ теб, но имло поэзіи небо,

Всхъ просвщенныхъ племенъ ты языками владлъ.

Римлянинъ что, господинъ надъ вселенной, что грекъ велемудрый,

Что итальянецъ, французъ, нмецъ, испанецъ и бриттъ,

Чехъ и полякъ и что русскій и сербъ и что родъ нашъ словнскій

Въ мір искусствъ и наукъ раньше измыслить могли, —

Все безъ остатка усвоилъ ты, Чопъ, великанъ по познаньямъ!

Духа сокровища ты Крезовы въ жизни набралъ.

Этотъ запасъ благородный не пряталъ подъ спудомъ ты дома:

Школьную имъ молодежь ты богатилъ и другихъ.

Только взялся за перо ты, лежавшее прежде безъ дла,

Вдругъ на бду землякамъ, медленно бредшимъ вослдъ,

Въ омут яростномъ Савы кончина тебя захватила,

Слово прескла въ устахъ, вырвавъ изъ пальцевъ перо.

Кладъ твой отъ насъ сберегаетъ земля, неподатливый сторожъ,

Матери-Славы глаза плачутъ надъ гробомъ твоимъ.

Влажны глаза и у насъ, у друзей, лишь тебя мы припомнимъ,

Вмст съ тобой и дары дружбы безцнной твоей.

Смя, что здсь ты посялъ, идетъ ужъ роскошно въ колосья,

Намъ и за нами суля внукамъ не мало плода.

Имя и званья твои да не будутъ, землякъ, позабыты,

Въ Крайн покуда живетъ родъ теб милый словнъ!

*) См. предисл. стр. XV — XVI.

**) Лель — славянскій богъ любви, Палинуръ — кормчій Энея въ его пути изъ Трои въ Италію, неожиданно утонувшій въ тихую погоду, какъ Матвй Чопъ. Подъ Лелемъ нкоторые разумютъ Кастельца (см. пред. стр. XVI). Вообще о смысл этого стиха спорятъ. Неясно и то, къ кому относятся ‘мы’ и ‘нашъ’ въ ст. 3—8 — къ одному поэту или также къ его соплеменникамъ.

**3. Новая литературная школа*).**

Ученикъ.

Когда ужъ всякъ въ писатели играетъ

И каждый фофанъ съ книжкой лзетъ въ свтъ,

Тотъ нчто въ проз, тотъ въ стихахъ мараетъ,

Теперь, что къ кучк, чающей расцвтъ

Трудовъ словесныхъ вызвать между нами, s

Хочу примкнуть и я, въ томъ дива нтъ.

Учи меня, чтобъ былъ я признанъ вами,

Чмъ Крайну я въ стихахъ плнить могу,

Что долженъ прозы я считать красами.

Писатель.

Чтобъ числиться въ писательскомъ кругу,

Прими мое премудрое ученье

И заруби его въ своемъ мозгу.

Коль хочешь ты у насъ имть значенье,

Словъ иноземныхъ бойся какъ врага,

За личное считай ихъ оскорбленье.

Будь проза вся безцвтна и нага,

Въ поэзіи ввряйся лишь натуг:

Твоя намъ будетъ муза дорога.

Коль классикомъ быть хочешь въ нашемъ круг,

Ты рчь загни, какъ горцы, погрубй,

Вс о своемъ кричать мы будемъ друг.

Языкъ пастушьихъ изучивъ рчей,

Славянъ ты всхъ плнишь не безъ причины,

И воздадутъ могил честь твоей:

Захватишь рчи ты родной пружины,

Но года на три эти брось мста

И удались въ овчарскія Аины.

Ученикъ.

Иль языка таится красота

У пастуховъ, которые умютъ

Произносить лишь прозвища скота?

Писатель.

Тамъ, гд завты предковъ не слабютъ,

Гд не мняютъ рзко языка,

Нмецкихъ гнусныхъ словъ не разумютъ.

Ученикъ.

Блаженный край! и мысль о немъ сладка.

Но тамъ, гд рчь ужъ вовсе не богата,

Добыча словъ не будетъ велика.

Писатель.

Изжаренные, милый мой, цыплята

Вдь никому не прилетаютъ въ ротъ.

Чтобъ вчно жить, труда нужна затрата.

Готовыхъ словъ, ужъ годныхъ въ обиходъ,

Нигд — хоть будь то горы, хоть долина —

Никто, не поработавъ, не найдетъ.

Прислушайся къ рчамъ простолюдина:

Лишь ротъ открылъ, — вся соль передъ тобой,

Вс языка красоты, какъ картина.

Тамъ корни словъ на почв имъ родной,

Придай концы имъ: -ста, -ище, -уха,

-омъ, -овецъ, -овка или хвостъ любой —

То первый сортъ для мысли и для слуха!

Такъ всхъ славянъ затмишь ты безъ труда,

И предъ тобой Добровскій **) будетъ — муха.

Ученикъ.

Вотъ мудрость въ чемъ! прощайте, города!

Какъ Аполлонъ, гуляя съ чабанами**),

Себ стяжаю славу навсегда.

Но Аполлонъ съ Минервой между нами,

Жрецовъ вдь не имли искони,

Отъ римлянъ и отъ грековъ съ сменами

Наукъ попали къ намъ въ былые дни

Слова чужія, что жъ? намъ непригоже

Употреблять ихъ? вотъ что разъясни!

Писатель.

О, и не думай! сохрани насъ Боже!

Не порти ими нашу рчь никакъ!

Ученикъ.

Но у другихъ славянъ мы видимъ то же:

Татарщина у русскихъ есть, полякъ

Французитъ, сербъ беретъ у турокъ слово,

У нмцевъ чехъ, а онъ ли не мастакъ?

Писатель.

У нихъ по книгамъ столько, братъ, чужого

Средь стараго славянскаго зерна,

Что чистъ языкъ ихъ ужъ не станетъ снова,

А крайнщина на книги такъ бдна,

Что вс легко обречь ихъ на сожженье,

Фениксомъ изъ огня взлетитъ она!

Ученикъ.

Къ чему послужитъ книгъ уничтоженье?

Иль ждать намъ, не ломаючи головъ,

Что словъ за нимъ начнется возрожденье?

Писатель.

Просемъ мы запасъ наличный словъ,

Зерно удержимъ, а гд взятки гладки,

Тамъ изъ своихъ добавимъ мы мозговъ.

Ученикъ.

Но выдумки и старые остатки

Въ чудной смси — для крайнцевъ, хорутанъ,

Штирійцевъ будутъ темны, какъ загадки.

Писатель.

Есть у воровъ, разбойниковъ, цыганъ

Языкъ, лишь имъ понятный, рчь такая

Будь въ нашихъ книгахъ, — что въ томъ за изъянъ?

Ученикъ.

Тарабарщина вамъ хоть воровская

Какую пользу въ книгахъ принесетъ,

Когда повсюду будетъ рчь другая?

У васъ самихъ очистка не пойдетъ,

Отъ словъ чужихъ и ты не обезпеченъ,

Къ чему же мой боялся бы ихъ ротъ?

Писатель.

То разговоръ, пусть онъ но безупреченъ, —

Лишь слуха онъ касается слета

И, какъ туманъ, летучъ и быстротеченъ.

Что въ книгахъ есть, то проживетъ вка,

То и ученые прочтутъ лингвисты,

То красоту являетъ языка.

Да будутъ книги у словнцевъ чисты!

Когда не такъ, пусть чортъ меня возьметъ,

Но всхъ поучатъ крайнскіе пуристы.

Чего слпой кружокъ вашъ не пойметъ,

Что вашимъ забраковано совтомъ,

Въ потомств встртитъ то себ почетъ.

Ученикъ.

Ты озарилъ мой умъ нежданнымъ свтомъ.

Чтобъ мой успхъ и проченъ былъ и скоръ,

Снабди меня для пнія предметомъ.

Писатель.

Горація словамъ наперекоръ,

Нтъ въ utile et dulce ****) намъ отрады:

Намъ utile — зерно, а dulce — соръ.

Ученикъ.

Теперь поютъ романсы и баллады,

Трагедія ужъ кмъ-то начата,

Сонетамъ, какъ новинк, также рады.

Писатель.

Любая псня мною проклята,

Которой нтъ славянскаго названья,

Хоть свей гнздо сама въ ней красота.

Любовь поютъ пвцовъ такихъ созданья

Во вредъ великій рчи и сердцамъ,

Да грянутъ въ нихъ вс неба наказанья!

Баллады въ ‘Пчелк’, эту гадость, срамъ,

Вс безпощадно истребить бы надо,

Трагедія пускай не лзетъ къ намъ,

Чтобъ краинки изъ нихъ не пили яда

И съ Юліи не брали образца,

Не ныли, не сводя съ Ромео взгляда.

Ученикъ.

Да, это было бъ жаль: теперь сердца

Разъ шесть горятъ въ недлю, а двицы

За перваго выходятъ молодца.

Писатель.

Баллады суть пустыя небылицы,

Но и соблазна эта вещь полна:

‘Ленор’ *****) гнусной вс он сестрицы,

Трагедія, какъ и романсъ, вредна,

Не сочиняй ни здравицъ, ни сонетовъ:

Поетъ ихъ тотъ, чья муза нескромна.

Въ стихахъ держись хозяйственныхъ предметовъ, —

Что нужно для хлвовъ и для полей:

Пусть людямъ польза будетъ отъ поэтовъ!

Ученикъ.

Такъ, буду пть по вол я твоей,

Картофелю что помогаетъ въ рост,

Чмъ обезпечить рпу отъ червей,

Овецъ какъ лучше пользовать въ корост,

Что длать, чтобъ избавиться отъ гнидъ,

Чтобъ на гумно не шлялись мыши въ гости.

Писатель.

Вотъ, что словесность нашу оживитъ!

*) См. предисл. стр. XII — XIII и XVII.

**) См. предисловіе стр. X.

***) Намекъ на преданіе о служб Аполлона въ пастухахъ у ферскаго (во ракіи) царя Адмета.

****) Въ извстномъ стих (Ars poet. 343): Omne tulit punctum, qui miscuit utile dulci (Высшей достоинъ хвалы, кто пріятное свяжетъ съ полезнымъ.)

*****) Знаменитая баллада Бюргера, переведенная Преширномъ. См. нред. стр. XVI.

4. Первая любовь.

Опасные покою сердца годы,

Поры весенней годы ужъ прошли,

Видалъ расцвтшихъ средь чужой природы

Красавицъ я и двъ родной земли,

Сердечной не былъ я лишенъ свободы,

Въ душ надежды гордыя росли,

Что не сразитъ любовь и не поранитъ

Того, кто твердо ей противостанетъ.

Красы небесной два вдругъ пришла

(Увы! зачмъ я этотъ образъ встртилъ?),

Заря при розахъ щекъ ея тускла,

Звздъ пламень при очахъ ея не свтелъ,

Того навкъ разитъ любви стрла,

Чье сердце быстрый взглядъ ея намтилъ.

Кто устъ ея опишетъ красоту,

Невинныхъ персей снга чистоту?

Чмъ мн къ гостямъ бжать, въ толпу густую,

Чтобъ тамъ забыть той женщины двойникъ,

Кого увидя въ пятницу Страстную,

Рабомъ мечты Петрарка быть привыкъ, —

Въ глаза ей глядя, я себя не чую,

Покуда ядъ мн въ сердце не проникъ.

Съ тхъ поръ терплю я день и ночь мученья,

Не находя нигд имъ облегченья.

Ее не тронетъ щекъ поблекшій цвтъ,

Ни стонъ умильный псни сладкогласной,

Ни глазъ моихъ безъ сна потухшій свтъ,

Ни слезъ потокъ, сдержать себя не властный.

Покой исчезъ, веселья также нтъ,

Отчаянье кипитъ любви напрасной.

Такъ гордый въ мысли гибнетъ, ослабвъ.

Смотрть Опасно на цвтущихъ двъ.

Кому мила свобода золотая,

Пусть видомъ двъ не тшитъ онъ свой взоръ!

Глаза вредили мн, врага впуская,

Надъ ними строгій долженъ быть надзоръ:

Сквозь нихъ лежитъ любви стезя прямая,

Гд разумъ нашъ не можетъ дать отпоръ.

Кто мн не вритъ, тотъ повритъ длу,

Мн братомъ ставъ по горькому удлу.

5. Прощанье съ юностью.

О дней моихъ счастливое начало,

Какъ быстро ты, о юность, пронеслась!

Цвтовъ отрадныхъ ты дала мн мало,

И т, раскрывшись, блекли въ тотъ же часъ,

Надежды солнце рдко мн сіяло,

Ревли вихри ярые не разъ,

А все жъ, о юность, твой закатъ угрюмый

Привыкъ я чтить признательною думой.

Познанье, рано плодъ вкусилъ я твой!

Гд капнетъ ядъ его, тамъ радость вянетъ.

Извдалъ я, какъ злобно родъ людской

Добро и честность на расправу тянетъ,

Любовь найти прямую — сонъ пустой!

Исчезнетъ онъ, какъ только день проглянетъ.

Я видлъ: правды, знанія, ума

Удлъ обычный — чуть ли не сума.

Я видлъ, какъ, съ судьбою кто не ладитъ,

По втру тщетно правитъ бгъ челна.

Какъ тотъ вины предъ нею не загладитъ,

Кого съ пеленъ отмтила она,

Какъ лишь деньга въ внецъ безсмертья рядитъ,

Какъ всякому по плат и цна,

Межъ нами то лишь видлъ я въ почет,

Что ложно блещетъ въ яркой позолот.

И въ сердц видъ такихъ и худшихъ бдъ

Врубалъ слды, замтные понын,

Но и въ бд веселость юныхъ лтъ

Себя мрачить не долго дастъ кручин:

Изъ облаковъ ей замки шлютъ привтъ,

Зеленый лугъ ей грезится въ пустын,

Везд надежды животворный лучъ

Мелькаетъ ей коварно изъ-за тучъ.

Не думаетъ она, что отъ дыханья

Любого втра призраки падутъ,

Позабываетъ прошлыя страданья,

Нe помнитъ ранъ, какъ только подживутъ,

Пока года не принесутъ сознанья,

Что лишь въ бездонный лили мы сосудъ.

Зато, о юность, твой закатъ угрюмый

Я буду чтить признательною думой.

6. Глосса.

Глупъ, кто римы подбираетъ,

Смхъ на этого болвана!

Вчно жертва онъ обмана,

Голъ живетъ и умираетъ.

Что мы слышимъ о Гомер?

Онъ терплъ подъ старость голодъ,

Зналъ Овидій въ Понт холодъ.

На любомъ проврь примр:

Намъ свидтель Алигьери,

Какъ судьба пвцовъ караетъ,

Всякій, кто стихи мараетъ,

Пусть припомнитъ о наград

Донъ-Кихоту, Лузіад… *)

Глупъ, кто римы подбираетъ.

‘Въ псни польза намъ какая?

Что Петрарки, что намъ Тассы?’,

Признается безъ прикрасы

Встарь и нын чернь тупая.

Кто блаженствуетъ, внимая і,

Отъ народнаго баяна,

Какъ мы били оттомана,

Кто, къ родной приверженъ лир,

Книжки ‘Пчелки’ чтитъ четыре, —

Смхъ на этого болвана!

Съ коробкомъ торговецъ бродитъ,

Лишь въ свой умъ лукавый вритъ,

Полотно и ленты мритъ,

Глядь — ужъ домъ себ заводитъ.

Пусть въ Китай поэтъ уходитъ,

Пусть идетъ до океана,

Пусть, божественнаго сана

Увлеченъ мечтой напрасной,

О двиц грезитъ красной,—

Вчно жертва онъ обмана.

Но поетъ при всемъ онъ этомъ.

Быть вы можете богаты,

Покупать себ палаты,

Хоть зимой въ нихъ жить, хоть лтомъ.

Вмсто храминъ надъ поэтомъ

Небо кровъ свой простираетъ,

Въ солнц золото играетъ,

Серебро на травк влажной.

Ими счастливъ, онъ отважно

Голъ живетъ и умираетъ.

*) Гомера древніе представляли себ слпцомъ, снискивавшимъ свое пропитаніе пснями. Овидій былъ сосланъ Августомъ въ страну дикихъ гетовъ, на югъ отъ Дуная, близъ Понта (Чернаго моря), гд климатъ гораздо сурове, чмъ въ Италіи. Данте Алигьери испыталъ въ жизни много горя, какъ и авторы ‘Донъ-Кихота’ и ‘Лузіады’, Сервантесъ и Камоэнсъ.

ЭПИГРАММЫ.

1. Предисловіе и оправданіе.

. . . . . . . feriuntque summos

Fulmina montes.

Пусть мыслитъ всякій, кто стрлой моей задтъ,

Что молнія разитъ высокій лишь предметъ.

2. Условіе не-золотого вка.

Давно ужъ золотой насталъ бы вкъ у насъ,

Когда бъ на классика давалъ намъ право классъ*).

*) Въ подлинник другая игра словъ — между klasik и kvasi ‘болтаетъ (вздоръ)’. У горенцевъ l звучитъ какъ англ. w.

**3. Новый Пегасъ*).**

Вышняне, вы куда свою улитку дли?

‘Въ Пегасы взять ее поэты захотли’.

*) Эпиграмма направлена противъ Ивана Циглера (Ianez Cigler 1792—1869), священника въ мстечк Вышней Гор (Visnja gora). Жители его, вышняне, — словнскіе пошехонцы, между прочимъ о нихъ разсказываютъ, будто они держатъ улитку на привязи. Циглеръ помстилъ въ ‘Пчелк’ семь стихотвореній. Но извстенъ онъ не какъ поэтъ, а какъ народный писатель. Его романъ ‘Счастье и несчастье’ (Sreca in nesreca), вышедшій въ 1836 г., первый въ словнской письменности, охотно читается до сихъ поръ.

4. ‘Пчелкинымъ’ эпиграмматистамъ.

Не всякій зврь — лисица заодно,

Не всякое злословіе смшно.

5. ‘Пчелкинымъ’ баснописцамъ.

Въ рчахъ Эзоповыхъ*), отрытыхъ на кладбищ,

Не больше сладости, чмъ въ разогртой пищ.

*) Эзопъ изъ Фригіи считается древнйшимъ баснописцемъ.

**6. ‘Пчелкинымъ’ слагателямъ гексаметровъ *).**

Въ гексаметр кто, не прибравъ спондея

Иль дактиля, не прочь и отъ трохея,

Не знаетъ, гд пустить цезуру,

Пегаса тотъ впрягаетъ въ фуру.

*) Относится къ попыткамъ сочиненія словнскихъ гексаметровъ по греческому образцу, о которыхъ см. предисл. стр. LXXXIV.

**7. На стихотворенія ‘Пчелки’ безъ ц и с *).**

‘Вс ц имъ изъ стиховъ исключены,

И с въ нихъ вовсе не играетъ роли’.

Зато въ нихъ нтъ и никакой цны,

Зато они и безо всякой соли.

*) На стихотворенія Якова Жупана, написанныя въ вид нагляднаго возраженія на упреки нмцевъ словнскому языку за частое употребленіе звуковъ ц и с.

8. ‘Пчелкинымъ’ пвцамъ временъ года.

Кто самъ не знаетъ, что сказать,

Тотъ хвалитъ иль бранитъ погоду,

Кто не нашелъ, что воспвать,

О временахъ онъ года пишетъ оду.

**9. Лcничнику и Двичнику*).**

О, еслибъ сладокъ былъ въ стихахъ Лсничникъ!

О, если бъ правъ могъ быть въ стихахъ Лвичникъ!

*) Лсничникъ (отъ lesmka — дикое яблоко) — переводъ фамиліи Игнатія Гольцапфеля (1799—1868), помстившаго въ ‘Пчелк’ три стихотворенія. Докторъ Варооломей (Jernej) Лвичникъ (1808—1883), священникъ, авторъ поэмы ‘Католическая церковь’, напечаталъ въ ‘Пчелк’ также три стихотворенія. Эпиграмма основана на игр словъ или, скоре, понятій: 1) дикое яблоко кисло, 2) лвичникъ значитъ лвша.

**10. Прежнему поэту, потомъ гомеопату*).**

Ты прежде былъ поэтъ, теперь — гомеопатъ:

Ужъ не досуга ты, а жизни супостатъ.

*) На Власія Поточника, священника, помщавшаго кое-какіе стихи въ ‘Пчелк’, а на старости лтъ лчившаго гомеопатіей.

11. Издателю ‘Пчелки’.

Зачмъ Кастелецъ мухъ ловить пошелъ?*)

Онъ ихъ продать замыслилъ вмсто пчелъ.

*) Эпиграммы Кастельца въ ‘Пчелк’, довольно безобидныя, получили отъ самого автора заглавіе ‘Мухи’. ‘Ловить мухъ’ значитъ по-словнски ‘предаваться бреднямъ’.

**12. Водникъ*).**

Монахъ подъ маскою я былъ,

Охотно плъ, охотнй пилъ.

*) См. предисл. стр. XIII—XV.

**13. Равникарю*).**

Горенцевъ нашихъ такъ испортилъ ты языкъ,

Что за молитвою ругается мужикъ.

*) Матвй Равникарь (1776—1845), съ 1830 г. списковъ Трізстскій, авторъ многихъ учебниковъ и молитвенниковъ. Насмшка Преширна несправедлива, такъ какъ Равникаръ писалъ на хорошемъ и понятномъ язык, если не считать забытаго словнцами, но употребляемаго имъ причастія на —вшій, которое Преширну казалось, вроятно, руссизмомъ.

**14. На Ахацлевы псни*).**

Конечно, поневол

Нтъ въ псняхъ этихъ соли:

Зоветъ индюшекъ: ‘пуры, пуры!’,

Зоветъ сверчковъ онъ: ‘шуры, муры!’.

*) Матвй Ахацель, математикъ и сельскій хозяинъ, въ 1833 г. издалъ сборникъ ‘Псни, извстныя въ Хорутаніи и Штиріи’, гд вмсто пеенъ народныхъ помстилъ глуповатые вирши полуграмотныхъ сочинителей. ‘Пура’ по-словнски — индюшка, ‘муринъ’ = сверчокъ, кузнечикъ.

15. Нкоторымъ сочинителямъ духовныхъ псенъ.

Ваша духовная пснь и духовна и все жъ не духовна:

Праздности духъ въ ней есть, Божьяго духа въ ней нтъ.

**16. Кремилю*).**

Ты не въ мозги захватилъ, захватилъ ты словнщину въ когти:

Духъ отъ нмечины слабъ, когти свободны твои.

*) Кремиль (1790—1844), священникъ, родомъ штиріецъ, авторъ многихъ сочиненій, изъ которыхъ наиболе извстна популярная исторія Штиріи, писалъ на родномъ нарчіи, не заботясь о письменномъ язык, однако и не уснащая свою рчь умышленно германизмами. Но — употребительные на его родин германизмы у него встрчаются, а его имя значитъ ‘коготь’, что соблазнительно для эпиграмматиста.

17. Колытарь.

Голову съ честью носилъ я ученую, все поборая,

Лишь самомннье и смерть я побороть не умлъ.

**18. Денничникамъ *).**

Добровскій.

‘Другъ мой, идущій со свта, мн врно скажи’, такъ Добровскій

Въ царств тней вопросилъ мудрость Копытареву:

‘Сербскій, дубрбвницкій, что ли, языкъ иль скоре хорватскій

Вводитъ въ писанія Гай съ шайкой задорной своей?’.

Копытарь.

‘Гай-то Денничникъ, Денничная шайка? по-своему пишутъ,

Юго-славянскихъ они суть янычары земель’.

*) См. предисл. стр. XVII!— XIX съ примч.

**19. Хвастуны изъ четырехъ многочисленнйшихъ славянскихъ народовъ*).**

Чехъ лишь, полякъ, иллиріецъ и русскій — вотъ эти народы,

Свой обработавъ языкъ, смютъ на немъ и писать,

Блый хорватъ и словнецъ, руснякъ и словакъ и другіе —

Псы межъ славянъ: ихъ удлъ лаять и лапы лизать.

*) См. предисл. стр. XX примч.

**20. Катонъ на изнанку*).**

Мене прочихъ славянъ и числомъ и почетомъ словицы,

Славы и выгодъ не здсь можно писателю ждать.

Victrix causa cliis placuit, sed victa Catoni:

Станко — словнскій бглецъ, Вразъ — на изнанку Катонъ.

*) См. предисл. стр. XIX—XX съ примч. Эпиграмма основана на извстномъ стих Лукана Phars. I 128 (Честь побдившихъ угодна богамъ, побжденныхъ — Катону).

21. Настоящія стихотворенія.

Намъ, какъ Преширновымъ, было бъ не грхъ развернуться пошире*),

Но ужъ изъ самыхъ стиховъ видно, какъ тихъ нашъ отецъ.

*) Въ подлинник гораздо остроумне, потому что preseren значитъ ‘задорный, дерзкій, надменный’.

ГАЗЕЛИ.

Псня моя громко поетъ имя твое,

Въ сердц моемъ видть даетъ имя твое.

Между славянъ западныхъ странъ вдаль на востокъ,

Сладко звуча, съ нею пройдетъ имя твое.

Въ яркомъ внц, въ блеск лучей словъ золотыхъ,

Каждый народъ скоро прочтетъ имя твое.

Пусть и Харонъ въ лодк своей насъ увезетъ —

Въ царств тней вновь оживетъ имя твое.

Больше Кориннъ, Делій, Лауръ, Цинтій*) должно

Въ людяхъ имть вчно почетъ имя твое.

*) Коринна воспта Овидіемъ, Делія — Тибулломъ, Лаура — Петраркой, Цинтія — Проперціемъ.

Въ глазахъ найти старался я отвта,

Могу ль тебя любить, отвта нтъ.

Издалека ты смотришь дружелюбно,

Вблизи принять не хочешь мой привтъ.

Когда къ теб я взоры обращаю,

Ты не даешь очей мн видть свта,

Но если я на двъ другихъ взираю,

Не скроешь ясныхъ гнва ты примтъ.

Такъ, милъ ли онъ теб иль ненавистенъ,

Узнать не можетъ бдный твой поэтъ.

Вс кругомъ меня узнали безъ труда, что я влюбленъ,

Псни вс мои согласны въ томъ всегда, что я влюбленъ.

Знаетъ ночь объ этомъ, слыша, какъ отъ вздоховъ мн не спится,

Знаетъ огненная зорьки борозда, что я влюбленъ,

Знаетъ утро, знаетъ полдень по щекамъ моимъ поблекшимъ,

Знаютъ сумерекъ угрюмыхъ холода, что я влюбленъ,

Знаетъ то моя каморка, тишины пріютъ пустынный,

Знаютъ улицы, гд давка и зда, что я влюбленъ,

Знаетъ роза при дорог, гд возлюбленная ходитъ,

Знаетъ птица, тамъ порхая у гнзда, что я влюбленъ,

Знаетъ прахъ ея порога, всякій камень, съ нимъ сосдній,

И тропа, гд пробираюсь я туда, что я влюбленъ,

Знаетъ всякое созданье то, что всмъ узнать не трудно,

И она лишь мн не вритъ никогда, что я влюбленъ.

Знаю, какъ ты дамскимъ хоромъ обо мн извщена, —

Что любовь моя ни разу не была еще врна,

Какъ за кофеемъ по пальцамъ всхъ двицъ, любимыхъ мною,

Да и тхъ, что не любилъ я, счесть спшатъ он сполна.

Но услышь мое признанье: скажешь ты, что я невиненъ,

Что одна лишь ты виновна, если въ этомъ есть вина.

До расцвта пышной розы на фіалку, на гвоздику,

На душицу и на ландышъ высоко стоитъ цна.

Для того, кто самъ не слышалъ переливовъ соловьиныхъ,

Псня чижика, щегленка и малиновки звучна.

Прежде, чмъ кружка царица въ немъ покажется, возможно ль

Чтобъ была она, какъ должно, на престолъ возведена?

Раньше нравиться другія намъ могли, но ты какъ только

Расцвла межъ нихъ, не можетъ насъ плнять ужъ ни одна.

Не сердись, а то размысли, что, какъ солнце я увидлъ,

Съ глазъ моихъ, незрячихъ прежде, тьмы слетла пелена.

Межъ дтьми играла въ прошломъ ты году — проходить дни,

Нын здсь сердца ввергаешь ты въ бду — проходятъ дни.

За тобой вослдъ повсюду взоры юношей спшатъ,

И по спутникамъ ужъ видно намъ звзду — проходятъ дни.

Ганнибалъ теперь при Каннахъ всепобдный образъ твой,

Мы же Римъ, себ не къ слав, а къ стыду — проходятъ дни*).

Два гордая, подумай, какъ непроченъ всякій цвтъ:

Осень дунетъ, и ужъ розы нтъ въ саду — проходятъ дни.

Благосклонна будь къ поэту, уязвленному тобой,

Иль въ годахъ самихъ лкарство я найду — проходятъ дни.

Вдь изъ псни лишь извстно, какъ Еленина краса

Вовлекла троянъ и грековъ во вражду — проходить дни.

*) Римляне, потерпвъ отъ Ганнибала въ 216 г. пораженіе при Каннахъ, опасались, что онъ двинется оттуда на Римъ, оставшійся почти безъ защиты.

Земледлъ, сберетъ ли съ нивы плодъ своей, не знаетъ самъ,

Лсоводъ, пойдутъ ли втви отъ корней, не знаетъ самъ,

Тяжко трудится кочевникъ безъ пріюта круглый годъ,

А прокормитъ ли жену онъ и дтей, не знаетъ самъ,

И купецъ по свту бродитъ, а получитъ-ли барышъ,

Онъ, не выяснивъ торговли счета всей, не знаетъ самъ,

И солдатъ, когда на битвы трубный звукъ его зоветъ,

Что добудетъ за тревоги многихъ дней, не знаетъ самъ.

Такъ, пвецъ газелей этихъ, ихъ читаешь ты иль нтъ,

Поддаешься ль обаянью ихъ рчей, не знаетъ самъ,

Также, знаешь ли, что ты же вщій пламень въ немъ живишь,

И дерзнетъ ли объясниться онъ позднй, не знаетъ самъ.

Вс, цня мои творенья, судятъ разногласію:

Тотъ похвалитъ, этотъ съ гнвомъ закричитъ: ‘Ужасно!’.

Тотъ велитъ писать сонеты, а другой — баллады,

Третій Пиндара*) укажетъ: ‘Вотъ-молъ, что прекрасно!’.

Можетъ-быть, иной газели встртитъ благосклонно,,

По другимъ, не подражалъ я Воднику**) напрасно.

Вольнодумцу эти псни черезчуръ невинны,

А послушай лицемра — ихъ читать опасно.

Я же нравиться теб лишь, милая, желаю,

А другихъ вс бредни слушать буду безучастно, ю

*) Греческій поэтъ V в. до P. X., прославившійся своими одами въ честь побдителей на общественныхъ играхъ (состязаніяхъ).

**) Смотри пред. стр. XIII — XV.

СОНЕТЫ.

Отъ нашихъ предковъ славные примры,

Хранимые сказаньемъ съ давнихъ поръ —

Какъ Августу Метулъ*) давалъ отпоръ,

Какъ намъ то ясны были дни, то сры,

Какъ родина была оплотомъ вры,

Какъ мусульманъ упившихся задоръ

Подъ Сискомъ бгства испыталъ позоръ **) —

То наши вамъ повдаютъ Гомеры.

Чтобъ войны пть, мой голосъ слишкомъ тихъ,

Пою красы землячекъ я своихъ ю

И съ ней твою, безжалостная, славу,

Пою любви несчастія своей,—

Какъ, изъ небесныхъ пущена очей,

Стрла разитъ, вливая въ жизнь отраву.

*) Метулъ ( или ) — городъ иллирійскаго племени іаподовъ или іапидовъ въ области ныншнихъ словнцевъ, по взятіи котораго Августомъ край былъ присоединенъ къ Римской имперіи.

**) Сисекъ — городъ при впаденіи Колпы въ Саву -былъ въ 1593 г. осажденъ турками, которые затмъ были разбиты Андреемъ Ауэрспергомъ. Что они были при этомъ пьяны, о томъ упоминается, можетъ-быть, въ какой-нибудь народной псн, ср. у Штрекеля 39—44.

Сверхъ солнца свтятъ солнцъ намъ миріады

По всмъ дорогамъ неба голубымъ,

И, свточемъ покинута своимъ,

Земля подъ мракомъ ищетъ въ нихъ отрады.

Но, блдныхъ тучекъ позлащая гряды,

Заря ведетъ его къ краямъ земнымъ,

Земля вниманья не даритъ ужъ имъ,

Къ любимцу страстно устремляя взгляды.

Что въ неб — звздъ, въ Люблян — красныхъ двъ,

На васъ глядть пріятно, какъ румяны,

Какъ свжи вы, красавицы Любляны!

Но я, ко всмъ для милой охладвъ,

При ней не вижу ни одной двицы,

Прикованъ весь къ чертамъ своей царицы.

Какъ вашихъ звздъ на темномъ кругозор,

О Діоскуры, жаждетъ мореходъ

Среди грозы, при плеск бурныхъ водъ,

Когда играетъ втеръ на простор,—

Затмъ, что вы появитесь — и вскор

Эолъ смиритъ свой бшеный народъ,

Разъяснится небесъ лазурный сводъ,

И смолкнутъ вихри на затихшемъ мор, —

Такъ точно звздъ избранницы своей

Я страстно жду, — нтъ! съ большею тоскою ю

Увидть жажду блескъ ея очей:

Когда они сіяютъ предо мною,

Какъ ни крути судьбы меня Борей,

Яснетъ небо надъ моей ладьею.

Упалъ мой взглядъ, привыкшій зрть обманы,

На двухъ сестеръ: одна — совсмъ юна,

А та — вполн расцвтшая жена,

И об — гордость и краса Любляны.

Я побжалъ, какъ лань отъ рукъ Діаны,

Когда, стрлкомъ ужъ разъ уязвлена,

Толпу ловцовъ зеленую она

Увидитъ вдругъ, причину старой раны.

Хотите знать, откуда этотъ страхъ?

Меня пронзилъ, безъ промаха сражая, ю

Стрлокъ-Амуръ, съ нимъ — мать его родная.

Объ этихъ двухъ и вспомнилъ я богахъ:

Въ меньшой сестр Амуръ грозилъ мн злобно,

Была Венер старшая подобна.

Амуръ и мать, она жъ твоя товарка!

Себя водить я за носъ ужъ не дамъ,

Безплатно пть хвалы не буду вамъ

До самой смерти, какъ бднякъ Петрарка.

Довольно лтъ ужъ напряла мн Парка,

А чмъ обязанъ я своимъ стихамъ?

Все ходъ закрыта къ двичьимъ мн сердцамъ.

Нтъ, отъ меня не ждите впредь подарка!

Посуламъ вашимъ врить не могу,

Неблагодарныхъ тшить нтъ охоты,

Остатокъ дней отъ васъ я сберегу:

Изъ тяжебъ стану лишь ковать деньгу

И, отдыхая на ночь отъ работы,

Съ друзьями буду гнать виномъ заботы.

Шелъ съ той поры, какъ ангеловъ полетъ

Былъ слышенъ съ гимномъ въ утреннемъ туман

Надъ яслями Христа въ пастушьемъ стан,

Годъ тридцать третій дважды девятьсотъ.

Въ святйшую изъ всхъ въ году субботъ, 5

Когда въ гробу зрятъ Бога христіане,

Въ десятый часъ я, по церквамъ въ Люблян

Бродя, въ Терново*) свой направилъ ходъ.

О память мн Тернова роковая!

Мое все горе зародилось тамъ, ю

Изъ двухъ очей огнистыхъ истекая.

Когда она вошла въ блестящій храмъ,

Мн въ сердце пала искра огневая,

Упорная къ усильямъ и годамъ.

*) См. пред. стр. LX.

Сонетный внокъ.

Внокъ пвецъ твой новый вьетъ для свта:

Пятнадцать въ немъ сонетовъ сплетено,

И магистралъ, послднее звено,

Связуетъ римы каждаго сонета.

Три раза эта псня въ немъ пропта,

Въ немъ звенья вс: гд кончилось одно,

Другое тмъ же съ первымъ скрплено.

Внку подобно мышленье поэта.

Одной любви плоды его мечты,

Он, гд ночью сонъ прерветъ ихъ нын, ю

Начнутся завтра вновь на половин.

Ты магистралъ мой, и твои черты

Я сохраню стихомъ и но кончин:

Въ немъ будутъ жить любовь моя и ты.

II.

Въ немъ будутъ жить любовь МОЯ И ТЫ

Среди славянъ грядущихъ поколній,

Когда найду я отдыхъ отъ мученій

Подъ ранней снью гробовой плиты.

Тогдашнихъ дней царицы красоты,

Услыша голосъ этихъ пснопній,

Постигнутъ цну врныхъ увлеченій

И будутъ чужды гордой суеты.

Дождется Крайна своего призыва,

Блеснутъ ей кротче звзды съ высоты,

И зацвтетъ поэзіи въ ней нива.

Быть можетъ, рокъ спасетъ мои листы,

Значенье ихъ еще пребудетъ живо:

Изъ сердца эти выросли цвты.

III.

Изъ сердца эти выросли цвты:

Оно сдержать любви не можетъ страстной.

Такъ Леонору Тассо*) плъ злосчастный,

Съ нимъ у меня есть общія черты.

Уста его невольной нмоты

Печать хранили, но, молчать не властный,

Хоть сокровенно въ псни сладкогласной

Онъ выражалъ влюбленныя мечты.

Не стихнетъ пламень мой, пока привта

Я не прочту себ въ твоихъ очахъ,

Но предъ тобой уста смыкаетъ страхъ.

Мучительность безмолвнаго запрета

Хотятъ въ унылыхъ выразить стихахъ

Признанія несчастнаго поэта.

*) Торквато Тассо, знаменитый итальянскій поэтъ (1544—1595), былъ, говорятъ, влюбленъ въ Леонору д’Эсте, сестру Альфонса II, герцога Феррарскаго. Впрочемъ врность этого преданія подвержена сильному сомннію.

IV.

Признанія несчастнаго поэта

Разоблачаютъ сердце все до дна,

А въ немъ любовь бросаетъ смена

Печальныхъ псенъ, въ коихъ ты воспта.

Ты — солнце имъ, причина ихъ расцвта.,

По, милый лучъ, ни дома у окна,

Ни на прогулкахъ ты мн не видна,

Ни въ мст зрлищъ, ни въ забавахъ свта.

По городу я, не жаля силъ,

Скитался часто, но нигд предмета

Моихъ желаній взоръ не находилъ.

Одинъ, въ тоск я плачу безъ отвта.

Зато и псенъ звукъ моихъ унылъ:

Он взошли въ стран, гд нтъ разсвта.

Ол взошли въ стран, гд нтъ разсвта, —

Не въ тхъ мстахъ, гд твой сіяетъ взоръ,

Гд вс печали въ немъ найдутъ отпоръ,

Гд скорбь душа забудетъ, имъ пригрта,

Тамъ, гд на лицахъ радость безъ завта,

Гд замолкаетъ внутренній раздоръ,

Гд вдохновенью полный данъ просторъ,

Гд бодръ и строенъ звукъ въ груди поэта,

Гд отъ любви вс лучшія мечты,

Вс блага сердца цвтъ даютъ нездшній,

Какъ вызываетъ листья воздухъ вешній.

Нтъ, не изъ тхъ краевъ мои цвты:

Они всходили безъ поддержки вншней,

Ихъ ростъ не зналъ дыханья теплоты.

VI.

Ихъ ростъ не зналъ дыханья теплоты:

На похвалу твою, о дорогая,

Чтобъ расцвсти, надежды возлагая,

Не чуяли, бдняжки, ихъ тщеты.

Боюсь, что двы здсь и съ ними ты,

Лишь по-нмецки мысли выражая,

Холодныя къ дарамъ родного края,

Отвергнутъ эти скромные листы.

Камены*) наши, намъ самимъ постылы,

Досель въ забвеньи жили, сироты,

Намъ лишь чужія псни были милы.

Росли у насъ поэзіи цвты,

Какъ на вершинахъ, — рдки и унылы,

Ихъ окружали дикихъ горъ хребты.

*) Музы.

VII.

Ихъ окружали дикихъ горъ хребты,

Какъ т, гд плъ въ дали многовковой

Орфей народамъ ракіи суровой,

Чаруя лирой Гема*) высоты.

О, если бы средь нашей пустоты

Посолъ небесъ, Орфей явился новый,

И намъ и всмъ славянамъ вкругъ готовый

Навять ихъ достойныя мечты!

Когда бы въ насъ была имъ разогрта

Любовь къ отчизн, смолкла бы вражда,

Слились бы вс славяне навсегда,

Настало бъ царство мира и совта

И озарила радости звзда

Край буйныхъ втровъ, вчно чуждый лта!

*) Haemus — древнее названіе Балкана. Тамъ жилъ, по преданію, Орфей, увлекавшій за собою своими пснями не только дикихъ зврей, но и деревья.

VIII.

Край буйныхъ втровъ, вчно чуждый лта —

Таковъ былъ нашъ, какъ сталъ намъ незнакомъ

Твой, Само*), духъ, и ветъ надъ холмомъ

Твоимъ могильнымъ втеръ безъ запрети.

Пріяли мзду раздора и навта,

Отцы славянъ съ Пипиновымъ**) ярмомъ,

А дальше — смуты, мусульманъ погромъ ***),

Бой Витовца****) — вотъ тхъ временъ примта.

Нтъ счастія, нтъ славы боевой,

Нтъ подвиговъ, достойныхъ восхваленья,

Безъ нихъ замолкли звуки пснопнья.

И т цвты, что нашъ Парнасъ родной

Уже взрастилъ на мст запустнья,

Воспитаны стенаньемъ и слезой.

*) Создатель крупнаго славянскаго государства въ VII в., которое онъ составилъ изъ Чехіи, Моравіи и сосднихъ съ ними земель посл успшной борьбы съ аварами и франками.

**) Пипинъ Короткій, пользуясь раздорами юго-западныхъ славянъ между собою и съ сосдями, подчинилъ ихъ себ около 750 г.

***) Турецкое нашествіе въ конц XIV в. и послдовавшія за нимъ войны съ турками.

****) Янъ Витовецъ, родомъ чехъ, замчательный полководецъ, удачно воевавшій съ нмецкимъ императоромъ Фридрихомъ III, съ мадьярами и поляками, служилъ сначала графамъ Цильскимъ (въ Штиріи), потомъ Фридриху III, помогая ему въ подавленіи его враговъ съ неменьшимъ усердіемъ, чмъ прежнимъ свъимъ господамъ. Умеръ около 1463 г.

IX.

Воспитаны стенаньемъ и слезой

И моего Парнаса эти розы:

Изъ-за любви къ теб лилися слезы,

Изъ-за любви къ отчизн дорогой.

Я зналъ: о благ матери родной

Теперь словнцу чужды стали грезы,

Въ любви къ теб мн умъ шепталъ угрозы,

Что мн нельзя любиму быть тобой.

Желалъ себ единой я награды,

Чтобъ были славны вмст я и ты —:

И въ сладкихъ псняхъ вылились мечты,

Желалъ я всмъ славянамъ, чтобъ преграды

Къ ихъ счастью пали — и мои цвты

Растутъ, но взору не даютъ отрады.

Растутъ, но взору но даютъ отрады,

Такъ роза въ дни февральскаго тепла

Вдругъ оживетъ и вотъ — ужъ зацвла,

И лепестки лучамъ весеннимъ рады.

По не найдетъ она себ пощады,

Какъ дунетъ втеръ, небо скроетъ мгла,

Въ трав сверкнетъ морозная игла

И, поблвъ, завянутъ лугъ и гряды.

И мн сіяло солнце красоты,

Лучами мн твои служили взгляды,

И принялись любви моей цвты.

То былъ обманъ: безъ солнца, безъ ограды

Отъ непогодъ остались сироты,

Надъ ними тучъ скопилися громады.

XI.

Надъ ними тучъ скопилися громады,

И жилъ вс дни во мрак твой поэта,

Противна жизнь ему, надежды нтъ,

Лишь неудачи зналъ онъ и досады.

Какъ нкогда Діанины обряды,

Уму Ореста возвратили свтъ*),

Такъ отъ тебя на страсть мою отвть

Больную грудь исполнилъ бы услады.

Исчезъ безслдно этотъ сонъ пустой,

Одинъ лишь мигъ сіять пришлось надежд, ю

И стала ночь еще темнй, чмъ прежде.

Съ тхъ поръ забылъ я счастье и покой,

Моимъ ли розамъ въ пышной быть одежд?

Зато теперь и видъ у нихъ больной.

*) Орестъ, сынъ Агамемнона и Клитемнестры, за убіеніе своей матери былъ пораженъ безуміемъ, но получилъ исцленіе отъ упавшаго съ неба изваянія Артемиды (Діаны) въ Таврид (Крыму), гд жрицей оказалась его сестра Ифигенія.

XII.

Зато теперь и видъ у нихъ больной,

Въ нихъ нтъ ни силы, ни красы для взора.

Растутъ такъ скудно розы безъ призора

Средь камней стнъ развалины пустой.

Кропива душитъ ихъ и цлый рой

Презрнныхъ травъ, ползущихъ изъ-подъ сора,

Но въ садъ попавъ, гд много имъ простора,

Он природной зацвтутъ красой.

Такъ близь тебя, близь солнца, близь отрады

Моей души могли бы веселй іи

Расти цвты поэзіи моей,

И если хочешь ты, чтобъ были рады

Они цвсти во всей крас своей,

Пусть ясный лучъ пошлютъ твои имъ взгляды.

XIII.

Пусть ясный лучъ пошлютъ твои имъ взгляды!

Дай мн вкусить очей благую мочь!

Они одни прогнать умютъ ночь,

Вн ихъ не знаю бурямъ я преграды.

Исчезнутъ вс невзгоды и досады,

Заботь оковы я отброшу прочь,

Съ тобою все я въ силахъ превозмочь,

Въ твоей любви за все я жду награды.

Вновь будетъ ясенъ мрачный образъ мой,

Въ груди надежда поселится снова,

Изъ устъ живой потокъ польется слова,

Начнется въ сердц новый _у жизни строй,

Отрадна станетъ думъ моихъ основа,

И будетъ веселъ цвтъ ихъ молодой.

XIV.

И будетъ веселъ цвтъ ихъ молодой,

Какъ завязь розъ, когда прошли метели,

Дары весны природу разодли,

Въ лсу цвты блютъ межъ листвой,

Тепло на лугъ манитъ пчелиный рой,

Пастухъ съ утра играетъ на свирли,

Въ кустахъ раскаты соловьиной трели,

Везд ^восторгъ и свжихъ силъ прибой.

О, мн извстно, что награда эта

Была бъ чрезмрна для цвтовъ моихъ:

Лишь бы не въ тягость былъ теб мой стихъ!

Но все же ты ихъ не лишай привта:

Чтобъ облегчить тоску свою, изъ нихъ

Внокъ пвецъ твой новый вьетъ для свта.

Магистралъ.

XV.

Внокъ пвецъ твой новый вьетъ для свта:

Въ немъ будутъ жить любовь моя и ты,

Изъ сердца эти выросли цвты,

Признанія несчастнаго поэта.

Они взошли въ стран, гд нтъ разсвта,

Ихъ ростъ не зналъ дыханья теплоты,

Ихъ окружали дикихъ горъ хребты,

Край буйныхъ втровъ, вчно чуждый лта.

Воспитаны стенаньемъ и слезой,

Растутъ, по взору не даютъ отрады,

Надъ ними тучъ сконилися громады,

Зато теперь и видъ у нихъ больной.

Пусть ясный лучъ пошлютъ твои имъ взгляды,

И будетъ веселъ цвтъ ихъ молодой.

8.

Дворянчикъ нкій (онъ имлъ тупыя

Способности) начало лишь одной

Молитвы зналъ — въ честь Двы Пресвятой,

Но врилъ въ эти онъ слова простыя.

Какъ духъ его оковы свергъ земныя,

Изъ сердца роза (слухъ идете такой)

Пробилась сквозь земли могильной слой,

На ней же надпись: ‘Радуйся, Марія!’.

Съ утра, пока погаснете свточъ дня,

И ночью пснь моя молчанье будитъ,

Теб единой въ похвалу звеня.

Прости: покуда смерть любовь остудитъ,

Уже внокъ изъ сердца у меня

Возросъ, и цвсть твое въ немъ имя будетъ.

9.

Мн снилося, что счастье безъ предла

Въ раю вкушали оба мы съ тобой,

Земная жизнь, что длитъ, какъ стной,

Насъ временемъ и мстомъ, отлетла.

Съ Лаурой ты, ей равная, сидла,

Дневникъ лежалъ изъ васъ предъ каждой свой,

Вы разговоръ о томъ вели живой,

Какъ слава каждой межъ людей гремла.

Съ Петраркою сонеты я свои

Клалъ на всы святого Михаила*),

И пснь его мою высоко взбила.

По мы красы Лауры и твои

Придали къ грузу — и привска сила

Его стихи сравняла и мои.

*) Но католическому поврью (кажется, только народному) архангелъ Михаилъ при вход въ рай вшаетъ души на всахъ для опредленія ихъ права на доступъ туда. Въ словнскихъ народныхъ псняхъ (у Штрекеля 386 и 389) прибавочнымъ грузомъ для препровожденія души въ рай являются слезы Богородицы.

10.

О Тогенбургъ*), прославленъ ты преданьемъ

За жребій тяжкій, мой еще лютй:

Разъ въ день изъ кельи милая своей

Все жъ на тебя глядла съ состраданьемъ.

Съ утра вечернимъ впереди свиданьемъ

Ты утшался на послдокъ дней,

И въ смертный часъ былъ взоръ твоихъ очей

Къ ея окну направленъ съ ожиданьемъ.

Изъ неба глазъ ея, когда на немъ

Остановлю свой взоръ, чета мелькаетъ

Мн херувимовъ съ огненнымъ мечомъ.

Ихъ гнвъ меня на бгство обрекаетъ

Предъ яснымъ взгляда милаго лучомъ,

Въ мой темный уголъ свта не проникаетъ.

*) Въ извстной баллад Шиллера двушка, любимая Тогенбургомъ, идетъ въ монастырь, но для утшенія влюбленнаго рыцаря разъ въ день показывается ему въ окн своей кельи.

11.

Ты, Моисей, былъ въ Ханаанъ отъ рока

Вождемъ птенцовъ Іудина гнзда,

Придетъ ли счастье, иль придетъ бда, —

Своей ты цли вренъ безъ упрека.

Желанный край ты видишь издалека,

Тмъ воздана теб за скорби мзда,

Оплаченъ путь, исполненный труда,

И смерть теб казалась не жестока.

Къ одной твоихъ красотъ и чаръ хвал

Отъ рока я назначенъ на земл,

Пока во мракъ не погружусь могильный.

Когда бъ лишь видть образъ милый твой —

За скорбь ночей и дней съ самимъ собой

И то наградой счелъ бы я обильной.

12.

На неб мсяцъ блещетъ кроткимъ свтомъ,

Гд ликъ его проглянетъ золотой,

Кристаллы льда и снга тамъ зимой,

Росы алмазы тамъ сверкаютъ лтомъ.

Озарена лучей его привтомъ,

Сіяетъ ночь негаданной красой,

Ему не данъ, какъ солнцу, лютый зной,

Не можетъ бреннымъ онъ вредить предметамъ.

Не бойся ты, ни милый твой, ни мать

Стиховъ того, кто разв лишь въ могил

Твою красу не будетъ воспвать,

Въ нихъ то же свойство, что въ ночномъ свтил:

Отъ нихъ ты будешь ярче лишь сіять,

А съ сердца ледъ согнать имъ не по сил.

13.

Разъ въ жизни путь священный совершая,

Иной идетъ въ Терсатъ и въ Римъ пшкомъ,

Иль гд святой Антоній со Христомъ,

Иль гд во слав Два Пресвятая*).

Въ изображеньяхъ онъ блаженство рая

Стремится зрть, любви палящей въ немъ

Стихаетъ жаръ, когда предъ алтаремъ

Стоитъ онъ, тнь странъ горнихъ созерцая.

Ахъ, такъ, чтобъ снимокъ съ милой зрть моей,

Ея красы небесной отраженье,

Мечту иль призракъ, чуть лишь сходный съ ней,

Меня въ твой домъ влечетъ любви велнье:

Отчаянья порывы тамъ слабй,

Спокойнй вздохъ, скорй часовъ теченье.

*) Церковь въ Терсат, близъ Рки (Fiume), привлекаетъ къ себ много словнскихъ богомольцевъ, такъ какъ сюда, по преданію, ангелы перенесли изъ Назарета, попавшаго въ турецкія руки, домъ Пресвятой Двы, который впослдствіи они же перемстили въ Лорето въ средней Италіи, близь Анконы. О другихъ мстахъ поклоненія Богородиц, излюбленныхъ словнцами, будетъ сказано ниже. О святомъ Антоніи Падуанскомъ есть у словнцевъ даже народныя псни, въ которыхъ между прочимъ говорится, что при его рожденіи присутствовалъ самъ Христосъ (у Штрекеля 416—418). О чьемъ дом здсь рчь, см. предисл. стр. LXIV.

14.

Бываетъ такъ, что разомъ мусульмане

Съ буддистами въ Кита и браминъ

Въ своемъ краю день празднуютъ одинъ

И плнные межъ ними христіане.

У тхъ веселье, шумъ и при тимпан

Звучатъ свирль, труба и тамбуринъ,

А эти чтутъ святыню годовщинъ

Мольбой втиши, во тьм, въ глухомъ чулан.

Въ день именинъ твоихъ былъ шумъ и громъ:

Въ кругу друзей, подругъ твоихъ широкомъ

Шли танцы, пнье, весь сіялъ вашъ домъ.

Я этотъ день справлялъ со влажнымъ окомъ

И отъ души о счастіи твоемъ

Въ своемъ жиль молился одинокомъ.

15.

Мой взоръ лишь къ ней искалъ себ дороги,

Уста о ней лишь знали разговоръ,

Рукъ дломъ былъ лишь буквъ ея узоръ,

Лишь по ея слдамъ ходили ноги.

Я къ искушенью всякіе предлоги а

Имъ запретилъ — и отвернулся взоръ,

Уста замолкли, рукъ и ногъ задоръ

Пропалъ, и вншній слдъ исчезъ тревоги.

Такъ съ безнадежной страстію своей,

Которой тщетно я ищу лченья,

Боролся я, какъ могъ, не мало дней.

Но непослушны мысли и влеченья:

Домамъ, горамъ, ркамъ, деревьямъ къ ней

Не задержать ихъ бурнаго теченья.

16.

Когда больному опытность врачей

Кончину неизбжную пророчитъ,

Запрета нтъ ему пить, сть, что хочетъ,

Нтъ горькихъ зелій на послдокъ дней.

Реветъ ли вихрь часъ-отъ-часу грознй,

И валъ морской ярится и клокочетъ,

О направленьи кормчій не хлопочетъ,

Не видя толку въ помощи своей.

Слезъ горькій кубокъ пить мн надоло,

Мечты и взоры, вамъ я волю дамъ: ю

Когда спасенья нтъ, что мн за дло?

Открытъ вамъ путь туда, гд любо вамъ,

Ядъ, полный сласти, испивайте смло,

Хоть разорветъ онъ сердце пополамъ.

17.

Послдній судъ борцамъ за рай успшнымъ

Отворитъ входъ въ небесный свтлый градъ,

И будетъ слава неземныхъ наградъ

Видна вблизи стоящимъ слва гршнымъ.

Тмъ видомъ больше, чмъ огнемъ кромшнымъ,

И муками, которыхъ полонъ адъ,

Устрашены, бгутъ они назадъ

Съ отчаяньемъ, навки безутшнымъ.

Изобличая сердца тайный нылъ,

Предъ избраннымъ ея сіяли очи, ю

Четы блаженной зрителемъ я, былъ.

Тотъ взоръ мн виденъ и во мрак ночи,

И прочь бгу я дальше, и не милъ

Мн цлый свтъ, и жизнь терпть нтъ мочи.

18.

Какъ впредь писать намъ: kawa или kasha*)?

Одни свои къ намъ вводятъ письмена,

Другимъ угодна въ буквахъ старина,

Чья внизъ должна всовъ склониться чаша?

Но разуму вотъ мысль объ этомъ наша:

Пусть будетъ kawa лучшаго зерна,

Вкуснй, чмъ kasha, боле сочна —

Тогда пиши не kasha, а ужъ kawa.

Но какъ отъ буквы той или иной

Нтъ перемны въ блюд никакой,

То намъ, словнцамъ, чуждымъ этихъ преній,

Борцы за буквы распрею своей

Напомнили абдерцевъ прежнихъ дней

Въ извстномъ спор объ ослиной тни**).

*) Преширнъ долго держался стариннаго правописанія, въ которомъ чуждые латинской азбук звуки передавались не особыми знаками, а сочетаніями уже готовыхъ латинскихъ буквъ. Прежде, чмъ словнцы усвоили себ отъ чеховъ письмо, дополненное знаками, измняющими звуковое значеніе основной буквы, у нихъ были попытки введенія чужихъ буквъ въ привычную имъ латинскую азбуку. Такимъ образомъ звукъ нашего ш словнцы выражали послдовательно посредствомъ sh, w (еврейскаго) и . Впрочемъ второй способъ (Метелка) не принялся. См..пред. стр. XV.

**) Т.-е. о томъ, принадлежитъ ли тнь осла исключительно его владльцу, или ею могутъ пользоваться и другіе. Абдера — городъ во ракіи, славившійся у грековъ глупостью своихъ жителей.

**19*).**

Чего звать намъ? въ книгахъ москвитянскихъ,

Мои горенцы, пищу мы найдемъ,

Какъ брать, что любо, мы примръ возьхмемъ

У богмеевъ**) съ предловъ оттоманскихъ.

Отъ шкипетаровъ***) до краевъ шаманскихъ,

Какъ на гнздо сорока, нанесемъ

Отвсюду словъ и ими уберемъ

Новйшую иллировъ****) рчь славянскихъ.

Народы вс признаютъ нашъ успхъ:

Межъ языковъ языкъ древне всхъ

Произойдетъ изъ мсива такого,

Затмъ что будутъ такъ болтать у насъ,

Какъ Вавилонъ залопоталъ въ тотъ часъ,

Когда Господь смсилъ тамъ людямъ слово.

*) См. пред. стр. XX примч.

**) Богмеи — граничары, хорватская стража на турецкой границ, отъ божбы ‘Бог ме’. Въ постоянной войн съ турками, они пріучились къ грабежу.

***) Албанцевъ, арнаутовъ.

****) Предки ныншнихъ албанцевъ, жившіе тамъ, гд теперь часть сербо-хорватовъ и словнцы. Но здсь разуются литературные ‘иллирійцы’, о которыхъ см. пред. стр. XVIII — XIX.

20.

На судъ картину Апеллесъ*) поставилъ,

Лишь истины ища, а не похвалъ,

И, скрытый, слушалъ все, что толковалъ

Знатокъ и что невжда противъ правилъ.

Съ колодками сапожникъ взоръ направилъ

На обувь и ошибку отыскалъ:

‘Наборъ ремней’, сказалъ онъ, ‘больно малъ’.

И недостачу Апеллесъ добавилъ.

Сапожника вновь вздумалось судьб

Туда послать, чмъ бресть своей дорогой, ю

Надъ икрами творитъ ужъ судъ онъ строгій.

Но Апеллесъ ему и съ нимъ теб,

Непризванный, суда надъ ближнимъ мытарь,

Сказалъ: ‘Лишь обувь знай себ, Копытарь!’ **)

*) Знаменитый греческій живописецъ IV в. до P. X.

**) Имя извстнаго слависта — отъ kopito ‘копыто, сапожная колодка’. См. пред. стр. LXVI.

21.

О Верба, гд я отчій домъ оставилъ,

О родина блаженная моя!

Когда бъ меня, какъ хитрая змя,

Науки свтъ въ путь дальній не направилъ!

Во всемъ, за что я міръ заран славилъ,

Мн не предстала бъ горечь бытія,

Въ себ сомннья не узналъ бы я

И сердце бы свое отъ бурь избавилъ.

Любовь по гробъ съ прилежною рукой

Взамнъ богатаго при брак дара

Мн принесла бы избранная мной,

Меня щадила бъ рока злого кара,

Хранилъ бы мой сосдъ, самъ Маркъ святой*),

Отъ града хлбъ, а домъ мой отъ пожара.

*) Церковь во имя св. Марка въ Верб. См. пред. стр. VI.

22.

Зашедъ въ пустыню въ Африк, дорогу

Утратилъ путникъ, смерклось, ночь темна,

Пока изъ тучи выглянетъ луна,

Онъ на траву прилегъ, забывъ тревогу.

Но вотъ луна открылась понемногу,

Предъ нимъ нора, свирпыхъ змй полна,

Здсь гриву льва, встающаго отъ сна,

Тамъ видитъ онъ съ тигрятами берлогу.

Такъ юнош бываетъ силъ не жаль,

Чтобъ дней текущихъ знать исходъ возможный, ю

Пока туманна будущности даль.

Свтлетъ ночь — и видитъ взоръ тревожный

Всю мерзость жизни, бды и печаль,

Обрывъ глубокій безъ тропы надежной.

23.

Дубъ, зимнимъ вихремъ вырванный и сбитый,

Когда весны поветъ духъ живой,

Мстами вновь однется листвой,

Хранимъ на время силой, въ немъ сокрытой.

Но не спасется онъ ея защитой:

Когда въ лсу растаетъ снгъ другой,

На дуб втки нтъ ужъ ни одной,

И онъ лежитъ, гнія, какъ трупъ забытый.

Такъ тотъ, кому судьбины гнетъ знакомъ,

Предъ пей стоитъ, пока изъ тверди ясной ю

Его сразить ея могучій громъ.

Ждетъ смерти онъ — не скорой, но всечасной,

Свтильникъ жизни гаснетъ съ каждымъ днемъ,

Вотъ масла нтъ — и конченъ вкъ злосчастный.

24.

Кому судьба въ удлъ дала невзгоды,

Кто такъ, какъ я, съ враждой ея знакомъ,

Тотъ благъ земныхъ не наживетъ трудомъ,

Будь онъ гигантъ сторукій отъ природы.

Пойдетъ онъ, — терномъ зарастутъ проходы,

Оссть замыслитъ и поставитъ домъ, —

Напастей море набжитъ кругомъ,

И въ стны бьютъ бушующія воды.

Ему нигд покоя нтъ ничуть,

Везд нужда, везд забота душитъ,

Отъ нихъ нигд ему не ускользнуть.

Лишь тамъ, гд сна ничто ужъ не нарушитъ,

Въ той тьм, куда ведетъ послдній путь,

Кончина потъ чела ему осушитъ.

25.

Жизнь есть тюрьма, въ ней время — злой палачъ,

Съ нимъ юная всегда жена — тревога,

Скорбь — неусыпный сторожъ у порога,

Мучители — отчаянье и плачъ.

О другъ нашъ смерть, скорй свой срокъ назначь!

Ты ключъ, ты дверь, ты чающимъ дорога

Съ земли, что такъ печальна и убога,

Туда, гд тлнье — всмъ недугамъ врачъ,

Гд непріязнь когтей намъ не покажетъ,

Гд мы обидъ не слышимъ за собой,

Гд смертный узы вс свои развяжетъ,—

Туда, въ постель подъ черною землей,

Гд спитъ такъ крпко, кто въ нее приляжетъ,

Что сна прервать не можетъ бдствій вой.

26.

Изъ устъ моихъ ужъ впредь, о рокъ суровый,

Не вырветъ жалобъ ненависть твоя,

Ударамъ всмъ земного бытія

Я, слава Богу, предстою готовый.

Привыкли плечи къ нош, ужъ не новой,

Уста — къ глотанью горькаго питья,

Подошвой кожа сдлалась моя,

И не. страшитъ меня внецъ терновый.

Сталъ твердъ и грубъ составъ моихъ костей,

Покрылось сердце каменной корою, ю

Смирился духъ подъ гнетомъ черныхъ дней,

Исчезъ и страхъ съ надеждою пустою.

Теперь, о рокъ, ласкай меня иль бей,—

Бездушный пень найдешь передъ собою.

27.
Memento mori*).

Намъ жизни срокъ на свт данъ лишь краткій,

Ужъ сколько спитъ знакомцевъ подъ землей!

Ждетъ днемъ и ночью входъ насъ гробовой,

Но часъ узнать впередъ нельзя догадкой.

Не отвратить намъ смерти кожей гладкой,

Не закупить богатою казной,

И не отступитъ жизни воръ лихой

Предъ шумомъ пира или пснью сладкой.

Помысли то, любитель суеты,

Лишь радостей срывающій цвты,

Что твой чередъ — какъ знать?— наступитъ вскор.

Быть можетъ, кто теперь, смясь, поетъ,

Тотъ будетъ прежде, чмъ сей день пройдетъ,

Безъ словъ гласить въ гробу: ‘Memento mori’!

*) Помни о смерти.

28.
Матвю Чопу

(посвященіе поэмы ‘Крещеніе при Савиц’).

Усопшій другъ, мечты своей созданье

Я тни ранней въ даръ несу твоей,

Съ нимъ по теб печаль была сноснй,

Въ тоск разлуки легче мн страданье.

На бренность узъ земныхъ въ немъ указанье:

Что мало намъ дано веселыхъ дней,

Что съ Богомилой должно намъ моей

Перенести за гробъ все упованье.

Какъ Чертомиръ, забылъ я думъ полетъ,

Души вотще потраченныя силы ю

И всякій здсь на счастіе расчетъ.

Кончаетъ ночь день ясный, день унылый,

Въ скорбяхъ ли сердце, въ радости ль живетъ,—

Оно покой найдетъ во тьм могилы.

**КРЕЩЕНІЕ ПРИ САВИЦ*).**

*) Савица — рка, текущая съ высочайшей изъ краинскихъ горъ, Триглава, въ Бохинское озеро, при вход въ которое образуетъ водопадъ (смотри къ Балл. и ром. 7). Не вдалек холмъ, называемый Идольскимъ Городищемъ (точне: языческимъ городкомъ — Ajdovski gradec), хотя никакихъ развалинъ теперь тамъ нтъ. Беретахъ въ 25 лежитъ Бледское озеро въ живописныхъ, по большей части гористыхъ берегахъ. Надъ нимъ возвышается на отвсной скал замокъ, построенный въ средніе вка тогдашними владтелями этого мста, бриксенскими епископами, а теперь принадлежащій частному лицу. На озер островокъ, а на немъ три дома и маленькая церковь во имя Богоматери, куда многіе здятъ на богомолье. О томъ, чтобы здсь былъ когда-либо храмъ богини живы, о которомъ говоритъ Преширнъ, ничего не извстно. Дйствіе, изображаемое въ поэм, происходитъ въ конц VIII в. по Р. X.

Введеніе.

Вальхунъ, сынъ Кайтимаровъ¹), бой кровавый

Ведетъ давно ужъ за законъ Христовъ.

Палъ Дрохъ предъ нимъ, Аврелій²) палъ со славой,

И съ ними сотни полегли головъ,

Пролитой крови въ.Крайн, въ Хорутанахъ

Достало бы на множество ручьевъ.

Гніютъ безъ погребенья на полянахъ

Погибшіе вожди и людъ простой.

Съ отрядомъ небольшимъ, забывъ о ранахъ,

Лишь Чертомиръ, воитель молодой, ю

За вру предковъ, за боговъ родимыхъ,

За живу³) красную подъемлетъ бой,

Съ толпой язычниковъ неукротимыхъ

Бжитъ онъ въ Бохинь, къ Быстрицкимъ доламъ,

Въ твердыню на скалахъ, чуть достижимыхъ. is

Развалина видна досел тамъ,

Что Идольскимъ острожкомъ называютъ,

Ей Чертомиръ владлъ въ то время самъ.

Разъ въ девять большимъ войскомъ окружаютъ

Его враги и, ставъ со всхъ сторонъ,

Подмоги ни откуда не пускаютъ,

Осадныхъ башенъ строй сооруженъ,

Подъ стны ходъ ведутъ, ворота рубятъ,

Но держится упрямый гарнизонъ.

Ужъ полгода они другъ друга губятъ,

Безъ сожалнья брата ржетъ брата.

Себя какъ мало люди въ ближнихъ любятъ!

Но не топоръ, лопата и булата

Ршили дло, а бда другая:

Явился голодъ, лютый супостата.

Тутъ Чертомиръ, напасти не скрывая,

Товарищамъ на сходк молвилъ такъ:

‘Не мечъ насъ гонитъ, а судьбина злая.

‘Запасъ ды у насъ почти изсякъ.

Одни мы долго бились безъ завта,

Васъ не держу я: сдаться воленъ всякъ,

‘Терпть изъ васъ кто хочетъ до разсвта,

Влачить ночамъ подобныхъ бремя дней,

Тому съ зарею нтъ на то запрета.

‘Съ собой же я зову богатырей,

Которымъ тяжки рабскія оковы.

При бур мракъ ночной еще страшнй,

‘ Враги едва ль свои покинутъ кровы,

Не трудно намъ, прошедъ чрезъ вражій станъ,

Еще во тьм достигнуть той дубровы.

‘Обширенъ долженъ быть удлъ славянъ!

Себ пріютъ найдемъ въ краю далекомъ,

Гд нашъ законъ не будетъ ужъ попранъ.

‘А если смерть назначена намъ рокомъ,

Не такъ ужасна ночь во тьм могилъ,

Какъ съ яснымъ солнцемъ дни въ плну жестокомъ’.

Ему никто въ бд не измнилъ,

Оружіе свое вс молча взяли,

Во всхъ равно былъ живъ военный пылъ.

Но вдругъ, ворота отворивъ, попали

Въ бой,— нтъ, скорй на бойню къ мясникамъ:

Вальхуна силы вс имъ предстояли.

На сонъ враговъ разсчитывалъ онъ самъ,

Чтобъ по стн забраться въ укрпленье

И прежде, чмъ замтятъ, быть ужъ тамъ.

Сквозь бурныхъ втровъ грозное гуднье

Зоветъ подмогу стража у воротъ,

И началось кровавое сраженье.

Какъ горный ключъ, раздувшись, вдругъ съ высотъ

Въ долину побжитъ волною жадной,

Все на пути съ разлета злобно бьетъ

И прежде, чмъ разбитъ оплотъ досадный,

Войти не хочетъ снова въ берега,—

Таковъ Вальхунъ бушуетъ безпощадный.

Воюетъ онъ, пока вся кровь врага

Не пролита и дышитъ хоть единый

Изъ тхъ, кому такъ вра дорога.

Когда заря блеснула надъ долиной,

Тамъ груды тлъ, ихъ больше, чмъ въ жнитво

Увидишь копенъ, идя десятиной.

Но стоило Вальхуну торжество

Полвойска слишкомъ. Ищетъ онъ напрасно

Межъ трупами язычниковъ того,

Кто былъ виной рзни такой ужасной.

Крещеніе.

Людей я тучъ война и мракъ ночной

Минули вмст, лучъ разсвта нжный

Забрезжилъ надъ вершиною тройной

Царя сдого Крайневой цпи снжной*).

По озеру Бохинскому покой

Разлитъ и ночи нтъ слда мятежной,

Но подъ водой сомовъ идетъ война

И хищниковъ другихъ, питомцевъ дна.

*) Триглавъ.

То озеро, гд ты стоишь угрюмо,

О Чертомиръ, не есть ли образъ твой?

Военнаго уже не слышно шума,

Но у тебя въ груди все длится бой,

Въ душ встаетъ знакомая ужъ дума

И — если въ гор вренъ опытъ мой —

Терзаетъ умъ, зоветъ къ убійству руки,

Всхъ мукъ лютй отчаянія муки.

Исконный бытъ славянскій потрясенъ,

Во прах вра предковъ и уставы,

Страной вертятъ баварецъ Тассилонъ⁴),

Подъ тяжкимъ игомъ стонутъ дти Славы,

Лишь чужаки живутъ тамъ безъ препонъ,

Зато, въ сознаньи силы, величавы.

Иль ты, чтобъ этихъ впредь не видть бдъ,

Пойдешь Катону младшему вослдъ?*)

*) Катонъ младшій посл того, какъ Юлій Цезарь разбилъ республиканскія войска при Таис (въ Африк) въ 46 г. до P. X., лишилъ себя жизни, чтобы не пережить республики.

Такихъ невзгодъ, въ душ такого ада

Не перенесъ бы мужъ преклонныхъ лтъ,

Но въ юности могучая преграда

Къ самоубійству есть надежды свта.

Теб что въ жизни, Чертомиръ, отрада,

На то въ твоемъ прошедшемъ есть отвтъ,

Когда не вры лишь старинной сила

Тебя на воды Бледскія манила.

Теперь на островъ тотъ, среди воды,

Къ Маріи здимъ мы на богомолье.

На заднемъ план снжныхъ горъ ряды,

Налво Бледскій замокъ и раздолье

Полей и нивъ, цвтущихъ, какъ сады,

Гряда холмовъ замкнула справа всполье.

Гд въ Крайн есть такой волшебный край,

Какъ эта часть, земной для взоровъ рай?

На остров въ далекія т поры

Стоялъ богини живы истуканъ,

Влюбленные искали въ ней опоры

Своимъ мечтамъ, красавицы славянъ

Съ молитвою къ ней простирали взоры,

Источникъ врный намъ сердечныхъ ранъ,

Тамъ Старославъ святилища блюлъ двери

При помощи своей прелестной дщери.

По красот съ абидской жрицей*) споръ

Принять могла успшно Богомила,

Невинностью ея сіяетъ взоръ,

Своей красы она лишь не цнила

И яду лестныхъ словъ наперекоръ

Невинность въ сердц чистомъ сохранила.

Шестнадцать лтъ ей минуло тогда,

Ея душ любовь была чужда.

*) Геро (), жрица Афродиты, жила, по общепринятому преданію, въ Сест, город на европейскомъ берегу Геллеспонта (Дарданельскаго пролива), а въ Абид, на азіатскомъ берегу, жилъ ея возлюбленный, Леандръ, однако такъ называемая ‘Башня Геро’ находилась близъ Абида.

Съ обычными дарами для божницы

Разъ Чертомира лодка принесла,

Въ ней дань отъ стадъ, хлба, плодовъ кошницы,

Произведенья замка и села.

Здсь онъ при взгляд на черты двицы,

Себ не чая никакого зла,

Былъ пораженъ изъ глазъ ея стрлою

И съ той норы ‘прости’ сказалъ покою.

О, какъ ты счастливъ, Чертомиръ! твой взоръ

Зажегъ огонь и въ сердц двы скромной.

Опущенъ взглядъ, прерывистъ разговоръ,

Охваченъ духъ мечтой какой-то темной,

Какъ блескъ зари предъ вдромъ темя горъ,

Такъ залилъ щеки ей румянецъ томный,

Ея рука въ твоей рук давно —

Зачмъ? не знаетъ, какъ? ей все равно.

Пусть вамъ иной поэтъ опишетъ счастье,

На цлый годъ доставшееся имъ,

Къ жилищу двы юноши пристрастье,

Отца при нихъ возвратъ къ мечтамъ былымъ,

Хмель двухъ сердецъ, пока войны ненастье

Не разнесло ихъ радостей, какъ дымъ,—

Иной поэтъ, не я, не безутшный,

А кто въ любви блаженствуетъ успшной.

О Чертомиръ! насталъ разлуки срокъ.

Реветъ трубы призывъ неумолимый.

Чтобъ жечь кумирни, за собой привлекъ

Толпы враговъ Вальхунъ непримиримый.

Ужъ въ сбор, кто себя на бой обрекъ

За вру матери твоей родимой,

За вру ту, которой столпъ — она,

Къ кому любви душа твоя полна.

О, какъ тяжелъ и горекъ часъ разлуки!

Они стоятъ, свободу давъ слезамъ,

Сомкнувъ одинъ кругомъ другого руки,

Прильнувъ устами трепетно къ устамъ.

Отецъ, сознавъ, что боль душевной муки

Таить не въ силахъ, съ ними плачетъ самъ

При вид ихъ смертельнаго томленья,

Которому не знаетъ утшенья.

Когда бъ онъ врилъ въ мощь страны своей,

Онъ ободрилъ бы ихъ побды славой,

По угрожалъ чрезъ Кокру Крайн всей

Вальхумъ, набравъ тьму воиновъ за Дравой*),

Кто шелъ на бой за вру и друзей,

Тотъ не побдъ, а смерти ждалъ кровавой.

Горитъ село, а тамъ горитъ ропать**),

О Чертомиръ, пора итти на рать!

*) Въ Баваріи. Драва течетъ черезъ Тироль, Хорутанію, Штирію, Хорватію и Славонію и впадаетъ въ Дунай.

**) Кумирня.

И онъ пошелъ, въ борьб не видя прока,

Однако славу рода поддержалъ:

Махнетъ мечомъ — и во мгновенье ока

Лежатъ тла убитыхъ наповалъ

Иль чуть живыхъ, пораненныхъ жестоко.

Но мечъ и стны и твердыня скалъ

Поборникамъ отцовскаго закона

И ихъ богамъ, увы! не оборона.

Одинъ, склонясь на мечъ кровавый свой,

При озер стоитъ онъ, побжденный,

Блуждаетъ взоръ его надъ глубиной,

Ужасныхъ мыслей полонъ умъ смятенный.

Убійствомъ кончить онъ хотлъ съ собой,

Но былъ удержанъ силой сокровенной,

То, Богомила, память о теб,

Ему про жизнь шептавшая въ борьб.

Увидть вновь онъ жаждетъ образъ милый,

Мстамъ любимымъ свой снести привтъ,

Пощажена ль она враждебной силой?

Ему хранить ли врность или нтъ? ‘

Иль, можетъ-быть, взята уже могилой?

Иль сдлалъ празднымъ плнъ ея обтъ?

жива ль она? погибла ли? объ этомъ

Развдавъ, онъ простится ужъ со свтомъ.

Рыбакъ знакомый виденъ на вод,

Сознанье онъ въ безумц воскрешаетъ,

Сказавъ, какъ ищетъ врагъ его везд,

Какъ плннымъ страхъ Вальхунъ къ себ внушаетъ,

Какъ здсь легко подвергнуться бд,

Его къ себ онъ въ лодку приглашаетъ,

Чтобъ отвезти подъ безопасный кровъ,

И Чертомиръ съ нимъ тотчасъ въ путь готовъ.

Гд быстрая вливается Савица,

Въ тотъ озера конецъ они гребутъ,

Гребутъ — и ихъ челнокъ летитъ, какъ птица:

Вослдъ имъ втеръ облегчаетъ трудъ,

Но рыбаку враговъ мелькаютъ лица,

Въ густой тни лишь милъ ему пріютъ.

Когда онъ мнитъ, что сть пора герою,

Ему даетъ онъ то, что взялъ съ собою.

О плат мыслитъ витязь, хоть войной

Поглощены его вс деньги были,

Но на храненье прежде кладъ большой

Онъ Старославу далъ и Богомил,

Ему сыскать ихъ онъ велитъ и свой

Вручаетъ перстень, чтобъ, довривъ сил

Его, они съ посломъ свели расчетъ,

Пусть золота онъ четверть принесетъ.

Но Богомила — главная забота:

Еще ли солнца блескъ доступенъ ей?

Цла ль она средь воднаго оплота?

Иль скрылась гд отъ яростныхъ гостей?

И о пути онъ требуетъ отчета,

Какъ до нея дойти ему врнй.

Назавтра ждать онъ будетъ при Савиц

Встей дурныхъ иль добрыхъ о двиц.

Онъ утромъ слышитъ водопада громъ

И мыслитъ: какъ рка, стремясь къ простору,

Бснуется, какъ въ берегъ бьетъ ключомъ,

Какъ сотрясаетъ въ основаньи гору,

Какъ сквозь утесы рвется напроломъ, к’

Какъ цнится! Такъ юноша задору

Границъ не знаетъ, но придетъ и миръ.

Такую думу думалъ Чертомиръ.

Но вдругъ онъ слышитъ говоръ отдаленный

Людей, несущихъ золото съ собой.

Узналъ онъ обликъ рыбака почтенный,

Идетъ съ нимъ кто-то по лугу чужой,

Таларъ и стола*) — признакъ несомннный

Того, что онъ — Христа слуга святой.

Десница витязя ужъ мечъ схватила,

Но тутъ предъ нимъ явилась Богомила.

*) Таларъ — длинная одежда католическаго священника (soutane), стола — шелковая полоса въ пядь ширины съ крестами по середин и но концамъ, боле широкимъ, надваемая на шею и ниспадающая до колнъ.

‘Въ мои объятья, милая, приди!

Конецъ забот, бдствію, печали!

Отъ счастья все дрожитъ въ моей груди,

Когда черты твои мн вновь предстали.

Хотя бъ насъ ждали бури впереди,

Хотя бы тучи небо облегали,

Мн все равно, что бъ ни было кругомъ,

Лишь ты была бы на сердц моемъ!’.

Отсторонивъ его отъ шеи руки,

На ближній камень сла вдругъ она.

Ея отвта нжны были звуки,

Но твердость въ немъ влюбленному слышна:

‘Теперь не брака время, а разлуки,

Стезя своя быть каждому должна.

Чтобъ наши вновь сошлись пути — не нын,

А посл — видишь здсь меня въ пустын.

‘Ты долженъ знать, что я ужъ крещена:

Во мн, какъ въ ясный полдень иней блый,

Язычества исчезли смена,

Крестился мой родитель престарлый,

Богиня жива въ глубь погружена

Маріи чтителей деревней цлой.

Какъ я Христа постигла благодать,

Мой Чертомиръ, хочу теб сказать.

‘На остров, въ пустын безотвтной,

Какъ унесла отъ насъ тебя ладья,

Я думала: ужель волною тщетной

Союзъ нашъ канетъ въ бездну бытія?

Ужель конецъ мечт двухъ душъ завтной

Положить тьма подземнаго жилья?

Ужель нигд въ предлахъ мірозданья

Чет сердецъ нтъ вчнаго свиданья?

‘Съ тхъ поръ, какъ ты ушелъ на лютый бой,

Меня все та же мучила тревога.

Я знала: смерть витаетъ надъ тобой,

А мн къ теб заказана дорога.

Такъ свой я весь утратила покой,

Ни въ чемъ не видя къ лучшему залога.

Отчаянье душило ужъ меня.

Какъ въ этой тьм ждала я свта дня!

‘Разъ я свою покинула обитель,

Чтобъ разузнать объ участи твоей,

Тамъ предъ толпой вщалъ святой учитель,

Стоящій здсь почтенный іерей,

Какъ создалъ насъ Богъ Вышній, Вседержитель,

Какъ грхъ проникъ съ Адамомъ межъ людей,

Какъ сталъ не чуждъ Сынъ Божій ихъ природы,

Чтобъ возвратить къ блаженству вс народы,

‘Что Богь любви Богъ горнихъ есть высота,

Что любитъ Онъ равно свои творенья,

Что этотъ міръ, міръ горя и заботъ,

Есть искушенья край, что мы рожденья

Небеснаго, что тотъ же Богъ даетъ

Намъ какъ веселье, такъ и огорченья,

Что дивно Онъ ведетъ къ себ людей,

Что не желаетъ гибели ничьей,

‘Что къ небу наше насъ зоветъ начало,

Гд славы Божьей совершенный храмъ,

Не зрло око, ухо не слыхало

Утхъ, какія жду та блаженныхъ тамъ,

Что имъ, какъ бремя плоти лишь отпало,

Даются блага вс по ихъ мольбамъ,

Что тамъ навкъ Божественныя узы

Скрпляютъ вс земные душъ союзы.

‘Задумчива вернулась я домой,

Пришелъ и онъ, кто свтомъ сталъ мн новымъ

Какъ со своей, бесдовалъ со мной,

Сказалъ, что былъ друидомъ онъ суровымъ,

Что онъ идетъ, законъ принявъ святой,

Нашъ край ученьемъ просвщать Христовымъ,

Съ собой въ обходъ окрестныхъ деревень

Зоветъ меня, когда погаснетъ день.

‘Отцу и мн открылъ онъ въ поясненье,

Какой что древле предсказалъ пророкъ,

Какъ Евы и Адама прегршенье

Загладилъ крови на крест потокъ,

Изобразилъ намъ свтопреставленье

И чудеса, какъ истины залогъ,

Намъ, сколько нужно, передавъ познаній,

Очистилъ насъ по вр крестной баней.

‘Но нестерпимо думать было мн,

Что ты въ числ возставшихъ противъ Бога.

Тебя не разъ видала я во сн

Недвижнымъ у могильнаго порога.

Боялась я, что смертью на войн

Теб закрыта будетъ въ рай дорога.

Но Божій мужъ меня утшилъ тмъ,

Что верхъ беретъ молитва надо всмъ.

‘ Потомъ молилась часто я со страстью,

Заступниц вврялся втиши:

‘Не покарай, Господь, его напастью!

Не злоба грхъ его, а мракъ души.

Не дай врагамъ надъ нимъ кичиться властью!

Его своей защиты не лиши!’

И дивно Богъ тебя въ ту ночь избавилъ,

Какъ всхъ своихъ ты мертвыми оставилъ.

‘О Чертомиръ, отъ спячки пробудись,

Разстанься съ долгимъ, страшнымъ заблужденьемъ,

Въ грховной тьм безцльно не трудись,

Не раздражай небесъ сопротивленьемъ

И жизни льготой такъ распорядись,

Чтобъ кончилась разлука единеньемъ,

Чтобъ тамъ блеснулъ любви намъ вчной свчъ,

Гд ни болзни, ни печали нтъ’.

Чертомиръ.

‘Чмъ отплачу теб я, Богомила,

За всю твою заботу и любовь?

Такой восторгъ ты въ душу мн вселила,

Что трудно мн прійти къ сознанью вновь.

Пока мн не измнитъ жизни сила

И не изсякнетъ вся до капли кровь,

Твоимъ пребуду весь я безъ раздла:

Будь мн владыкой вры, мысли, дла!

‘Какъ могъ бы съ волей спорить я твоей

И поступить не такъ, какъ ты желала?

Но вспомни лишь Вальхуновыхъ мечей

Слды и стрлъ его смертельныхъ жала,—

Что крови пролилось по Крайн всей,

Какъ христіанъ рука насъ истязала,

И мн скажи: не больше ли въ крови

Изъ всхъ боговъ замаранъ Богъ любви?’.

Священникъ.

‘Да будетъ миръ и въ людяхъ и въ природ!

Такъ ангелы съ небесной вышины

Вщали при Мессіиномъ приход.

Что вс Отца мы одного сыны,

Что братья вс въ людскомъ намъ цломъ род, —

Вотъ свыше мы чему научены.

Лишь на своемъ безумномъ произвол

Стоитъ Вальхунъ, а не на Божьей вол’.

Чертомиръ.

‘Любви и мира вру я готовъ

Принять: твоя то вра, Богомила.

Я знаю: намъ обряды и боговъ

Ихъ слугъ самихъ лишь хитрость породила.

Въ нихъ только чтилъ обычай я отцовъ,

Его теперь меча низвергла сила.

А если буду я, какъ ты, крещенъ,

Когда другъ съ другомъ свяжетъ насъ законъ?’.

Богомила.

‘Не много дней живутъ на свт розы,

Когда покровъ знобитъ ихъ снговой

Иль вешніе падутъ на нихъ морозы,

Такъ двушк, утратившей покой

И съ юныхъ лтъ познавшей жизни грозы,

Не долгій путь бываетъ данъ земной.

Дадимъ ли мы на мигъ другъ другу руки,

Чтобъ вкъ потомъ бояться вновь разлуки?

‘Затмъ, чтобъ Богъ отъ вражескихъ мечей

Тебя хранилъ и для восторговъ вчныхъ

Твою любовь соединилъ съ моей,

Я отъ желаній отреклась сердечныхъ,

Я отреклась отъ счастья жизни сей,

Соблазны узъ отвергла быстротечныхъ.

На неб былъ услышанъ мой обтъ,

На бракъ со мной теб надежды нтъ!

‘Маріи я и Сыну посвятила

Навкъ свою двичью чистоту,

Хотя бы долго я въ себ влачила

Тоску любви и райскую мечту,

Не помшаетъ никакая сила

Мн быть невстой врною Христу,

Храня отъ скверны брачныя одежды.

На бракъ со мною нтъ теб надежды!’.

Тогда сказалъ ему священникъ такъ:

‘Тому при брак счастье невозможно,

Кмъ такъ, какъ мною и тобой, землякъ

Былъ укрпляемъ въ слпот безбожной:

Друидомъ сялъ я въ народ мракъ,

А ты когда бъ въ защиту вры ложной

Не выступилъ, ея бы пробилъ часъ,

И вдовъ такъ много не было бъ у васъ.

‘Отправься въ Аквилею*): санъ духовный

Отъ патріарха можешь тамъ принять,

Чтобъ тмъ, кого, держа во тьм грховной,

Губилъ, какъ я, принесъ ты благодать.

На юг много жатвы есть церковной,

Иди туда и не лнися жать!

По прежде въ Аквилею, гд при сан

Получишь власть къ законной душъ охран’.

*) Городъ недалеко отъ Тріэстскаго залива. Епископы его съ половины VI в. по 1751 г. носили титулъ патріарховъ. Съ конца XI в. до первой четверти XIII Крайна была имъ подчинена даже политически.

Чертомиръ.

‘Да, счастье я къ себ не поверну:

Оно’ всегда казало мн лишь спину.

Отецъ безъ счастья долго велъ войну

И въ битв жизнь утратилъ и дружину.

Едва укрылась мать, чтобъ не въ плну

Пришлось ей встртить раннюю кончину.

Заря любви блеснула мн изъ тучъ,

И вдругъ погасъ ея отрадный лучъ.

‘Раскаты трубъ гудятъ надъ цлымъ краемъ,

Меня отъ милой въ бой зоветъ ихъ громъ,

Вальхуна мы, какъ можемъ, отражаемъ —

Напрасный трудъ! вс гибнутъ подъ мечомъ,

Ушелъ лишь я, врагомъ незамчаемъ.

Моя надежда — бгство, лсъ — мой домъ.

Себя со мною связывать нелпо,

Когда судьба гнететъ меня такъ слпо’.

Богомила.

‘Нтъ, тотъ любви не вдаетъ прямой,

Кто мыслитъ, что въ бд она остынетъ,

Горитъ во мн огонь ея святой,

Пока душа обузу тла скинетъ,

Но въ брак жить мшаетъ бракъ другой:

Его мой духъ вовки не отринетъ.

Узнаешь ты за гробомъ, какъ тверда

Моя любовь, и какъ ей ложь чужда.

‘Чтобъ ты успшно сялъ Божье смя,

Въ славянскія отправься племена.

Пока должна нести я жизни бремя,

Останусь Богу и теб врна,

Чрезъ краткое тебя ждать буду время

Съ отцомъ въ раю невстой безъ пятна

До той поры, какъ паствы всей слезами

Оплаканный, ты явишься межъ нами’.

Вдругъ солнца ликъ сверкнулъ изъ облаковъ,

И радуга взошла надъ Богомилой,

Вкругъ блдныхъ чертъ игрой блестя цвтовъ,

Лучи внцомъ объяли образъ милый.

Въ восторг, плакать юноша готовъ.

Тому, что житель онъ земли унылой,

А не небесъ, не можетъ врить онъ,

Такъ этимъ видомъ былъ онъ пораженъ.

Когда жъ онъ думать о мірскомъ былъ въ сил,

Далъ рыбаку онъ мзду, изъ клада взявъ,

И также тмъ, что золото носили.

‘Раздай сиротамъ все, что Старославъ

Мн сохранилъ’, сказалъ онъ Богомил,

Потомъ, ее отъ всей души обнявъ,

Ей на прощанье молча подалъ руку,

Лишь токи слезъ его являли муку.

‘Постой немного: просьба есть одна

Еще къ теб’, она ему сказала:

‘Чтобъ безъ тебя мн жизнь была сносна,

Чтобъ сердце мн забота не терзала,

На вчныя отвергни времена

При мн обманъ язычества сначала:

Крещеньемъ грхъ сними съ души своей,

Вода близка и тутъ же іерей’.

Онъ подчинился ей безъ возраженій.

Священникъ съ нимъ пошелъ на водопадъ

И тамъ подъ звукъ торжественныхъ моленій

Надъ нимъ свершилъ крещенія обрядъ.

Вс зрители поверглись на колни,

Святымъ восторгомъ блещетъ двы взглядъ,

Оплотомъ бывшей прежде вры лживой,

Творившей жертвы предъ богиней Живой.

Онъ въ Аквиле смысломъ овладлъ

Христова непреложнаго ученья,

Принявъ священство, сердцемъ онъ сгорлъ

Для благъ мірскихъ, потомъ пошелъ въ селенья

Родныхъ словицевъ и за ихъ предлъ,

Борясь до смерти противъ заблужденья.

Осталась два дома у отца,

Такъ ихъ разлука длилась до конца.

Примчанія Преширна.

¹) Вальхунъ, называемый у латинскихъ писателей Valhunus или Valdungus, былъ герцогомъ хорутанскимъ и главнымъ гонителемъ неврныхъ. Уже его отецъ Кайтимаръ (Chetimarus) сильно старался о распространеніи христіанской вры въ Хорутаніи и Крайн, но словнцы крпко держались старой вры и преслдовали христіанъ, особенно миссіонеровъ. Смотри Вальвазоря ‘Ehre des Herzogthums Krain’ 7-ой книги 2-ую главу.

²) Аврелій, Дрохъ (Aurelius, Drohus) — два вождя неврныхъ. Смотри Вальвазоря въ указанномъ мст.

³) Жива — богиня любви, славянская Венера.

⁴) Баварецъ Тассилонъ, Тесель (Tassilo), герцогъ баварскій, съ тремя отрядами воиновъ привелъ назадъ и снова навязалъ словнцамъ Вальхуна, котораго они въ первые годы его правленія выгнали изъ страны. Смотри Вальвазоря въ указанномъ мст.

ПОСМЕРТНЫЯ СТИХОТВОРЕНІЯ

(не напечатанныя Преширномъ, хотя отчасти написанныя до выхода изданія 1847 г.).

1. Монашенка.

Монашенка.

Веселая вновь пробудилась весна,

Моя канарейка-подруга!

Въ зеленую рощу летть ты вольна,

Тебя не держу, не закрою окна,

Ищи себ гнздышка, друга,

Покинь монастырь для природы,

Отвдай счастливой свободы.

Канарейка.

Охотно бы я приняла твой совтъ

Въ Канарскихъ краяхъ безмятежныхъ,

Гд предки мои появились на свта,

Гд вчно весна лишь, гд грозъ вашихъ нтъ,

Гд вихрей не видано снжныхъ,

Гд нтъ ни мороза, ни града,

Гд тайно не ждетъ насъ засада.

У васъ холодна мн по рощамъ роса,

Весн вашей краткой не врю,

Здсь зиму и лто грозятъ небеса,

И ястребы сверху, а снизу лиса

Опасны и птиц и зврю,

И ваши жестокія дти

Ихъ ловятъ въ капканы и сти.

Я вывелась въ клтк и въ кель росла

Вдали отъ толпы и отъ муки,

Въ теб лишь, двица, я друга нашла,

Отъ грозной судьбы не извдала зла,

Твои меня холили руки,

Могу ли терпть я невзгоды?

Какъ жить мн одной средь природы?

Монашенка.

Да, это все правда, покой свой цня,

Останься въ монашеской кель.

Я буду съ тобой, какъ до этого дня,

Ты, милая, пой мн, скачи вкругъ меня,

Души охраняй мн веселье!

Лишь келью запремъ отъ народа,

На что намъ мірская свобода?

2. Старая два.

Два престарлая,

Ужъ заматерлая,

Изливала жалобы

Такъ, что жаль всмъ стало бы:

‘Что я за несчастная!,

Прежде два красная,

Красная и милая,

Одного плнила я.

‘Крпко онъ любилъ меня,

Вкъ бы не забылъ меня,

Я ломалась много лтъ,

Не сказавъ ни ‘да’, ни ‘нтъ’.

‘Залетла птичка въ сть,

Тутъ ее бы и поддть.

Мальчикъ брать ее нейдетъ:

Все добычи лучшей ждетъ.

‘Птичка скрылась между тмъ,

Мальчуганъ идетъ ни съ чмъ,

Плачетъ съ горя и со зла:

Птичка славная была.

‘Тмъ пренебрегала я,

Лучшихъ поджидала я,

Но и этотъ спрятался

И къ другой присватался.

‘Такъ и молодость прошла —

Все напрасно я ждала.

Вотъ я два зрлая,

Ужъ заматерлая’.

3. Здравица

(при встрч 1844 года).

Друзья, вотъ снова дали

Намъ лозы сладкое вино,

Лкарство отъ печали,

Источникъ силы намъ оно,

Духъ бодритъ,

Веселитъ,

Надежду робкую живитъ.

Пирушку начиная,

Кому мы дружно выпьемъ въ честь

Цвти страна родная,

И вс славяне, сколько есть!

Вс равны,

Вс родны

Намъ Славы-матери сыны.

Враговъ славянства ярыхъ

Перуномъ Божій гнвъ карай!

Вковъ свободу старыхъ

Да узритъ вновь славянскій край!

Пусть падетъ

Всякій гнетъ,

Что вольно жить намъ не даетъ!

Пусть вновь царятъ межъ нами

Единство, счастье и покой!

Сплетемся вс руками,

Какъ дти матери одной,

Чтобъ сильна

И славна

Была предъ міромъ вновь она!

Да здравствуютъ славянки,

Всхъ двъ и женъ краса и цвтъ!

Имъ равной иностранки

Нигд во всей вселенной нтъ.

Будь ихъ плодъ

Въ свой чередъ

Опасный ворогамъ народъ!

И вамъ съ заздравной чашей

Привтъ, о юноши, поемъ:

Любовь къ отчизн нашей

Пусть чистымъ въ васъ горитъ огнемъ,

Чтобъ изъ васъ

Посл насъ

Борцовъ былъ врный ей запасъ!

Всмъ тмъ народамъ слава,

Что страстно ждутъ разсвта дня,

Когда во имя права

Но всей земл замретъ рзня,

И безъ бдъ

Не во вредъ

Сосду будетъ жить сосдъ!

А нын, въ заключенье,

Друзья, налить стаканъ пора,

За наше единенье

Въ желаньи общаго добра!

Дай Богъ жить,

Не тужить

Всмъ, кто привыкъ добру служить!

4. Святой Сенанъ.

Сенану былъ страшенъ плнительный полъ,

Сенанъ отъ соблазна на островъ ушелъ,

Валы ударяютъ кругомъ въ берега,

И женская тамъ не ступаетъ нога.

Нагрянула буря, и втеръ реветъ,

Пловецъ устрашенный святыхъ всхъ зоветъ,

На вздувшемся мор и ропотъ и плескъ,

Въ трепещущемъ неб и рокотъ и блескъ.

Вотъ къ острову лодку прибило волной,

И два выходитъ красы неземной,

Намокшіе видны и перси и станъ.

Не знаетъ, что длать, смущенный Сенанъ.

‘Къ теб загнала меня буря съ пути,

Въ дому своемъ, отче, меня пріюти,

Пока посушусь я, ты къ Богу съ мольбой

Взывай, чтобъ послалъ Онъ намъ втеръ иной’

‘Молить о погод’, сказалъ онъ, ‘я радъ,

Но ты отправляйся, не медля, назадъ:

Монахъ и двица не сходны никакъ.

Проворнй отсюда: ужъ близится мракъ’.

Онъ къ Богу моленье о вдр вознесъ,

И въ мор волненье тотчасъ улеглось,

Разъяснилось небо, сіяетъ луна,

И мокрую дву уноситъ волна.

Ночь каждую снится Сенану съ тхъ поръ,

Что видитъ онъ двы и перси и взоръ,

Что гибель отъ стужи — бдняжки удлъ,

А онъ исповдать ее не усплъ.

Лишь на мор втеръ опять загудитъ,

Не видно ль гд лодки, вокругъ онъ глядитъ,

Толкнись къ нему женщина снова въ жилье,

Готовъ онъ принять, исповдать ее.

Но попусту ждетъ онъ, и скорбенъ и сиръ.

Сенанъ наконецъ возвращается въ міръ.

Отъ женщинъ монахи съ тхъ поръ не бгутъ

И смло ихъ душу и плоть стерегутъ.

5. Небесная процессія.

Сверхъ осьмнадцати столтій

Тридцать пятый стукнулъ годъ

Съ той поры, какъ въ этомъ свт

Христіанскій есть народъ.

На престол возсдаетъ

Самъ Господь средь горнихъ силъ,

День великій Онъ справляетъ:

Всхъ святыхъ то праздникъ былъ*).

Посадилъ съ собой Онъ Сына,

И при Немъ же Духъ Святой,

Вся небесная дружина

Собралась вокругъ толпой,

Чтобъ смотрть, какъ въ мигъ тотъ самый

Души избранныя шли,

Изъ чистилища и прямо

Въ рай ведомыя съ земли.

Вс украшены внцами,

За четой чета, идутъ

Со священными втвями,

Славу Господу поютъ.

На хоругвяхъ Агнецъ Божій,

Шеи съ четками у всхъ,

Съ чмъ, какъ съ врною сторожей,

Ихъ боялись чортъ и грхъ.

Душъ не меньше милліона

Тамъ идетъ, за рядомъ рядъ.

Богъ, склонясь на ручку трона,

Грустный въ нихъ вперяетъ взглядъ.

Вотъ еще ихъ вереница,

Вождь — люблянскій Христофоръ**).

Богъ велитъ остановиться,

Съ нимъ вступаетъ въ разговоръ:

‘Словно Я для побирушекъ

Лишь однихъ, да для крестьянъ,

Для монаховъ и старушекъ

Создалъ радость горнихъ странъ!

‘Т да разв лишь калка

Не хотятъ потть въ аду,

А почище человка

Въ рай давно Я тщетно жду.

‘Потому всегда съ любовью

На отрядъ смотрю Я твой:

По господскому сословью

Все жъ тамъ числится иной.

‘Населяютъ христіане

Вну, Трестъ, Парижъ и Римъ,

Но такъ много, какъ Люблян,

Въ рай господъ не выслать имъ.

‘Церкви есть и вн Любляны

И священники при нихъ,

Отчего жъ такой охраны

Не довольно для другихъ?’.

‘Вкъ Теб да будетъ слава!’,

Отвчаетъ Христофоръ:

‘Мыслю я: у насъ лукавый

Видитъ въ томъ себ отпоръ,

‘Что въ театр нашемъ холодъ,

Бдность, вонь и тьма и пыль,

Въ танцовальномъ зал голодъ,

Скука, чинность, плсень, гниль.

‘Пить бурду тамъ, задая

Чахлой птицей — что за прокъ?

Есть ли радость въ томъ какая —

Судъ извдать злыхъ сорокъ?

‘А стрльбище — чуть не въ пол,

Плясъ идетъ у нищихъ здсь,

Здсь швеи царятъ на вол,

Отрубей съ мякиной смсь.

‘Потому всегда люблянцы

Чаще ходятъ въ Божій храмъ, то

Чмъ на зрлища, на танцы

Праздникъ праздновать чертямъ’.

Бсъ у скважины замочной

Все подслушалъ, подсмотрлъ

И люблянцамъ путь порочный

Проложить тотчасъ сумлъ.

Тайнымъ онъ внушилъ приказомъ

Имъ казино смастерить,

Чтобъ сынковъ и дочекъ разомъ

Съ матерями — исказить.

Ради пущаго скандала

Онъ кого-то научилъ,

Чтобъ господъ, какихъ попало,

Тотъ въ стрльбище залучилъ.

Приказалъ еще поставить

Колисеумъ хитрый бсъ,

Чтобъ его могли тамъ славить

Вс люблянцы до небесъ.

Долженъ рушить колисеумъ

Связь крещеныхъ съ Божествомъ:

Пусть тамъ трется въ колес умъ!

Будетъ новый тамъ Содомъ.

Долженъ быть театръ устроенъ.

Бсъ, едва минуетъ годъ,

Можетъ быть за насъ покоенъ:

Весь почтитъ его народъ.

Возгордись призваньемъ лестнымъ,

О Любляна нашихъ дней!

Станешь ты гнздомъ извстнымъ

Властелина всхъ чертей.

Слава ждетъ тебя большая:

Лтъ чрезъ десять Христофоръ

Ни одной души для рая

Не найдетъ уже въ наборъ.

*) 1 ноября, а на другой день — поминовеніе всхъ скончавшихся врныхъ (commemoratio omnium fidelium defunctorum), чмъ объясняется связь этихъ дней съ душами покойниковъ.

*) Патронъ Любляны.

**6. Пснь о построеніи церкви на Марьиной гор*).**

*) Марьина гора (точне: Святомарьинская — Smarna gora) есть одинокій холмъ верстахъ въ 10 на сверъ отъ Любляны, съ церковью Богоматери на вершин. Туда люблянцы отправляются не только на богомолье, но и для загородной прогулки.

I.
Двушка.

Я шла и сбилася съ пути,

Впередъ, назадъ — куда итти?

Тебя, пустынникъ, Богъ послалъ,

Чтобы ты путь мн показалъ,

Мн путь на верхъ горы крутой,

Гд въ замк баринъ молодой,

Гд баринъ, врно, нездоровъ,

Когда ужъ мой забылъ онъ кровъ,

Хоть я изъ всхъ имъ избрана

И стать женой его должна.

Пустынникъ.

О дочь моя, о дочь моя!

Тебя бы здсь оставилъ я:

Смотри, какъ вечеръ тнь сгустилъ,

А ты ужъ выбилась изъ силъ.

Двушка.

О нтъ, спасибо за пріютъ!

Ничто мн ночь, ничто мн трудъ.

Покой ко мн и сонъ нейдетъ,

Нейдетъ отъ горя и заботъ.

Пустынникъ.

Войди ко мн со мною въ домъ.

По высямъ горъ рокочетъ громъ.

Какъ грозенъ мрачныхъ видъ небесъ,

И какъ зловще стонетъ лсъ!

Двушка.

О нтъ, спасибо за пріютъ!

И громъ и вихри пусть ревутъ:

Ахъ, злйшій вихрь, еще страшнй,

Реветъ теперь въ душ моей.

Пустынникъ.

Прими, двица, мой совтъ:

Теб итти расчета нтъ:

Пока достигнемъ мы ворота,

Привратникъ, врно, спать уйдетъ.

Двушка.

О нтъ, спасибо за пріюта!

Пускай вс слуги спать уйдутъ:

Кого впускала я не разъ,

Велитъ впустить меня тотчасъ.

Пустынникъ.

Останься, дочь: твой молодецъ —

Знай, не страдалецъ онъ, а лжецъ,

Нтъ, онъ на стукъ не встанетъ твой:

Онъ сладко съ новой спитъ женой.

Двушка.

О, будь ты проклятъ, двства тать!

Уже семь мсяцевъ я мать.

Ты вспомнишь, баринъ молодой,

Что грхъ узнала я съ тобой.

Такія вымолвивъ слова,

Она упала, не жива,

Явился мальчикъ вдругъ на свтъ,

Но до него ей дла нтъ.

II.

Средь розъ, на травк шелковой

Могилу роетъ мужъ святой.

Шелъ мимо баринъ полевать,

Могилу видитъ, сына, мать.

Чтобъ старику замазать ротъ,

Червонцевъ горсть ему даетъ:

‘Что есть со мной’, сказалъ онъ, ‘на!

Лишь не узнала бы жена’.

Пустынникъ.

О господинъ, плохой успхъ

Доставитъ плата вамъ за грхъ.

Лишь на обдни дайте вкладъ

И въ пользу безпріютныхъ чадъ,

Чтобъ изъ чистилища скорй

Открылся въ небо доступъ ей.

Сынка, рожденнаго на свтъ,

Должны мы здсь растить семь лтъ,

Когда семь лтъ пройдетъ, я съ нимъ,

Я съ нимъ отправлюсь въ школу въ Римъ.

III.

Бда, измнникъ молодой!

Тебя гнететъ проступокъ твой,

Неправдъ каратель и обидъ,

Жестоко Богъ тебя казнитъ:

Жена потомства не даритъ,

И вчно мыслью ты томимъ,

Что замокъ свой отдашь чужимъ.

Чрезъ двадцать лтъ пришелъ домой

Изъ Рима старецъ тотъ святой,

Священникъ юный съ нимъ идетъ,

То былъ любви грховной плодъ.

Хвораетъ баринъ, силъ ужъ нтъ,

Пустынникъ далъ ему совтъ:

‘ Скорбите вы, что кровъ родной

И ваше все возьметъ чужой.

Маріи домъ бы вамъ отдать во

И Ей во славу храмъ создать,

Чтобъ сынъ за васъ молился тамъ,

Чтобъ богомольцы шли въ тотъ храмъ’.

Маріи домъ ршилъ онъ дать

И Ей во славу храмъ создать, es

Въ немъ сынъ его молитвы плъ

За лучшій матери удлъ.

Гд встарь былъ замокъ, нын тамъ

Маріи Двы горный храмъ.

7. Марьина гора.

Благо тмъ, съ кмъ ходъ шелъ крестный

Къ верху Марьиной горы

Въ честь Невсты Пеневстной!

Но бда, кто до поры

Отлагалъ тотъ путь безбожно

И не шелъ, пока возможно,

Пть молитвы, литаніи,

Воздавать хвалу Маріи!

Въ ночь, какъ поздніе напвы

Всмъ святымъ уже замрутъ,

Прежде, чмъ во славу Двы

Храмы утромъ звонъ начнутъ,

Въ гору — то не небылицы —

Ходятъ мертвыхъ вереницы

Пть молитвы, литаніи,

Воздавать хвалу Маріи.

Шлютъ ихъ вс народа классы,

Всякъ на свой наряженъ ладъ:

Лицъ духовныхъ видны рясы,

Шолкъ, дерюга — все подъ рядъ.

Чьи вы тни? видть странно

Васъ, ходящихъ неустанно

Пть молитвы, литаніи,

Воздавать хвалу Маріи.

‘Мы, въ духовномъ облаченьи,

Въ людяхъ сяли обманъ

И въ грховномъ увлеченьи

Совращали христіанъ,

Изъ чистилища мы ходимъ,

За собою гршныхъ водимъ

Пть молитвы, литаніи,

Воздавать хвалу Маріи.

‘Богомольцевъ полкъ за нами —

Сколько ихъ, не перечтешь —

Это т, что врить сами

Захотли въ нашу ложь,

Съ нами каясь, въ ту же пору

На святую ходятъ гору

Пть молитвы, литаніи,

Воздавать хвалу Маріи.

‘Въ Крайн кто ноги не двинетъ

Въ это мсто до конца,

Тотъ не прежде будетъ принятъ

Въ дом Вчнаго Отца,

Чмъ возможетъ въ срокъ законный,

Съ нами здсь онъ, сокрушенный,

Пть молитвы, литаніи,

Воздавать хвалу Маріи’.

Пусть же уши всякъ отворитъ,

Слыша скорбныхъ душъ отчетъ,

Прежде, чмъ его поборетъ

Смерть и духъ его возьметъ!

Пусть одинъ иль съ ходомъ крестнымъ

Вверхъ идетъ путемъ извстнымъ

Пть молитвы, литаніи,

Воздавать хвалу Маріи!

Всякій, кто сюда приходитъ,

На Марію уповай!

Бсъ ему не загородитъ

Въ смертный часъ дороги въ рай:

Онъ, преставясь безупречно,

Будетъ съ ангелами вчно

Пть молитвы, литаніи,

Воздавать хвалу Маріи.

8. Ярмо любви.

О вы, кто гнетъ любовнаго ярма

Не больше знаетъ, чмъ истоки Нила*),

Кому извстна денегъ только сила, —

Что дастъ торговля, что поля, дома!

Сомнительно для вашего ума,

Чтобъ не корысть меня къ струнамъ манила,

И чтобъ я зналъ, что не пройдетъ отъ пыла

Моихъ стиховъ въ душ ея зима.

А вотъ еще смотрите силъ затрату:

Въ Америк рабовъ тхъ черныхъ рядъ

Ужель корыстно трудится за плату?

Любовь меня гнететъ на худшій ладъ,

Чмъ если бъ въ плнъ попалъ я къ супостату,

Какихъ могу я ждать себ наградъ?

*) Вопросъ о томъ, гд беретъ свое начало Нилъ, возбуждалъ любознательность грековъ и римлянъ, но былъ разршенъ всего лтъ за 30 съ чмъ-нибудь до настоящаго времени. Потому истоки Нила служили въ древности символомъ непроницаемой тайны.

**9. Михаилу Кастельцу*).**

Запущены Парнаса были гряды:

Везд стебли кропивы, лебеды,

Не стали видны въ нихъ Каменъ слды,

Слухъ тщетно ждалъ отъ лирныхъ струнъ услады.

Манили крайнцевъ пышныя ограды,

Краса цвтовъ, доступные плоды,

Дорожекъ ширь и гладь, попасть въ ряды

Пвцовъ нмецкихъ наши были рады.

Ты пробудилъ, собралъ насъ въ горькій часъ,

Мы принялись полоть холмы и долы, —

И оживаетъ нашъ родной Парнасъ:

Лужокъ ужъ виденъ кое-гд веселый,

Звукъ псенъ сладкій слышится у насъ,

Цвтутъ цвты, и медъ ужъ носятъ ‘Пчелы’.

*) См. пред. стр. XVI.

10. ‘Будь счастливъ жребій твой’.

Очей, ліющихъ свтъ,

Твоимъ подобныхъ нтъ,

Одна ты мн была

И будешь вкъ мила.

Будь счастливъ жребій твой,

Хоть съ нимъ иль хоть со мной!

Когда ты прочь нейдешь

И видть мн даешь

Очей небесныхъ лучъ,

Къ сердцамъ всмъ врный ключъ, —

Будь счастливъ жребій твой

Не съ нимъ, а лишь со мной!

Когда жъ, забывъ меня,

Свой взоръ, свтило дня,

Поводишь ты кругомъ

Съ заботой лишь о немъ, —

Будь счастливъ жребій твой,

Но съ нимъ, а не со мной!

Прерветъ ли псенъ стонъ

Моихъ твой чуткій сонъ,

И ты, на лож свъ,

Ихъ слушаешь напвъ, —

Будь счастливъ жребій твой

Не съ нимъ, а лишь со мной!

Когда жъ ты ищешь вновь,

Презрвъ мою любовь,

Въ бесд съ нимъ утхъ

И слышу я вашъ смхъ —

Будь счастливъ жребій твой,

Но съ нимъ, а не со мной!

Помыслю ль, хоть во, сн,

Какъ сладко было бъ мн

Твой станъ рукой обнять,

На грудь тебя прижать, —

Будь счастливъ жребій твой,

Не съ нимъ, а лишь со мной!

Когда жъ, его обнявъ,

Къ плечу его припавъ,

По зал съ нимъ вдвоемъ

Порхаешь ты кругомъ, —

Будь счастливъ жребій твой,

Но съ нимъ, а не со мной!

Нтъ, впредь не быть тому!

Отказъ дай одному:

Безъ счастья лучше жить, 45

Чмъ съ нимъ его длить.

Будь счастливъ жребій твой,

Хоть съ нимъ ужъ, хоть со мной!

**11. Надпись на памятникъ Матвю Чопу *).**

Вс языки Европы просвщенной

Тотъ, кто здсь спитъ, какъ свой родной позналъ,

Любилъ науку онъ: не удленный

Ей каждый часъ потеряннымъ считалъ,

Свидтели Любляна, Львовъ и Рка,

Какъ забывалъ для школы онъ покой,

Когда бъ на то его достало вка,

Писаньями училъ бы край онъ свой.

Чуть за перо взялся, чтобъ древней Славы

Сыновъ будить, въ волнахъ погибъ онъ Савы. ю

*) См. пред. стр. XV — XVI.

12. Божьи и бсовы дома въ Люблян.

Въ храмахъ приходскихъ пяти поклоняются Богу въ Люблян,

Столько жъ обманщику въ ней бсу притоновъ дано:

Насъ Николай призываютъ съ Петромъ и съ Іаковомъ къ Богу,

Въ небо Креститель Иванъ и Богоматерь зовутъ,

Но колисеумъ, театръ и казино, редутъ и стрльбище

Бсъ захватилъ, чтобы въ нихъ рыбку свою же ловить.

НМЕЦКІЯ СТИХОТВОРЕНІЯ.

1. Жалобы поэта.

Et getico scrips! sermone Hbellum.

За псенъ даръ въ изгнаньи изнывая,

Каменъ латинскихъ баловень, Назонъ*),

Не могъ и тамъ покинуть лиры звонъ:

Ему невмочь была тоска нмая.

Усвоивъ рчь себ чужого края,

Онъ изливалъ души скорбящей стонъ

На язык не томъ, что зналъ съ пеленъ,

А что звучалъ на берегахъ Дуная.

И я бы лиру бросить не сумлъ,

По не почетъ я пснею родною,

А ненависть себ стяжалъ въ удлъ.

И вотъ свой гнвъ, котораго не скрою —

Простите мн — какъ онъ, излить хотлъ

Я не родимой рчью, а чужою.

*) Овидій, въ ссылк онъ выучился гетскому языку и написалъ на немъ нсколько стихотвореній, до насъ, къ сожалнію, не дошедшихъ. Ср. къ Разн. стих. 6,

II.

Блаженъ, кто не вкусилъ неосторожно

Познанія грховнаго плода!

Зачмъ завса пала навсегда

И я смотрю на истину тревожно?

Казалось мн, что жить еще возможно,

Но лишь слпцу надежда не чужда,

Что добрыхъ цлей, чистаго труда

Не очернятъ, не истолкуютъ ложно.

Слпецъ, безумецъ врою живетъ,

Что не тому, кто свой талантъ откроетъ,

Грозитъ бда, а кто его зароетъ,

Слпцу доступенъ замысловъ полета,

Онъ за добро въ борьбу еще пойдетъ

И немощью себя не успокоитъ.

III.

Зачмъ она, достойная привта

Пвцовъ всхъ странъ отъ древности сдой

За то, что не уступить ни одной

Изъ тхъ, кому звучала пснь поэта,—

Она, кмъ такъ душа моя согрта,

Что невозможенъ пламень ей иной,

Въ моихъ стихахъ лишь рчью мн родной,

А не нмецкой наравн воспта?

Языкъ нмецкій здсь, какъ рчь владыкъ,

Въ числ господскихъ значится отличій, ю

Словнскій — то прислуги есть языкъ.

Слпой любви безправной ставъ добычей,

Нести я службу тяжкую привыкъ

И не посмлъ нарушить тотъ обычай.

2. Любовь въ уподобленіяхъ.

‘Весна идетъ, рка, гора, дуброва —

Все, все въ природ шлетъ ей свой привтъ,

Хвалу находитъ всякій ей поэта,

Всегда ей псня лучшая готова.

Лишь у тебя нтъ для нея ни слова,

На лто, осень также псни нтъ,

Одна любовь — стиховъ твоихъ предмета,

Твоихъ и слезъ и радостей основа’.

Въ зеркальной глади дремлющихъ озеръ

Мелькаютъ звздъ небесныхъ хороводы,

Луна и солнце и прибрежный боръ,

Но лишь нависнетъ сумракъ непогоды, —

Гд отраженья прежде видлъ взоръ,

Тамъ видны только вздувшіяся воды.

II.

Какъ тотъ, кто былъ въ борьб стихій жестокой

Лишенъ всего, что въ путь забралъ съ собой,

И, отъ могилы ускользнувъ морской,

Одинъ попалъ на островъ одинокій,

На каждый холмъ вокругъ всходя высокій,

Глядитъ, корабль не виденъ ли какой,

И наконецъ ликуетъ всей душой,

Когда примтитъ судна флагъ далекій,

Такъ я, кому сдается жизнь моя,

Въ ней если мн твои не блещутъ глазки, ю

Скалой, лишенной солнца и жилья,

Бываю радъ, когда не безъ опаски

Кругомъ вс зорко осмотрвъ края,

Твоей хоть шляпки вижу вдругъ завязки.

III.

Какъ страстно жаждетъ, кто во мрак свода

Сидитъ глубоко замкнутъ подъ землей,

Лазурь увидть неба, свтъ дневной

И солнце, чьимъ лучомъ живетъ природа!

Когда жъ ему возвращена свобода,

Онъ, сразу твердь увидя надъ собой,

Отъ блеска взоръ закрытымъ держитъ свой,

Тюремнаго не покидая входа.

О, какъ я жажду звздъ ея очей,

Свтилъ мн жизни внутренней, незримой, ю

Дающихъ день и ночь душ моей!

Но, ахъ! когда она проходитъ мимо,

Вкругъ тихій свтъ лія своихъ лучей,

Мой взоръ стремится внизъ неудержимо.

3. Въ память
императорско-королевскаго лицейскаго библіотекаря въ Люблян Матвя Чопа.

Brunk, Poetac gnomici.

‘Это милъ богамъ, тотъ умираетъ молодъ’ —

Свидтель — ты, и то же на твоемъ

Лиц запечатллъ кончины холодъ.

Оно сіяло тихимъ торжествомъ,

Уста улыбкой намъ какъ бы вщали:

‘Оконченъ бой! нужды нтъ больше въ немъ’

Такъ я засталъ тебя, когда въ печали

Явился, всть ко мн лишь принеслась,

Что друга мы навки потеряли.

Скорбь сердце жжетъ и будетъ жечь не разъ,

Но кажется сносне мн утрата,

Когда помыслю твой послдній часъ,

Багряный лучъ прохладнаго заката

Луговъ зеленыхъ золотилъ просторъ,

А дале, вершинами богата,

Цпь крапискихъ теб виднлась горъ,

Тебя качали тихо Савы волны,

Журча кругомъ, лаская слухъ и взоръ,

И облака по небу, словно челны,

Неслися вдаль, твоя вздымалась грудь,

Твои мечты восторга были полны.

Не думалъ ты, что твой законченъ путь,

Великій Духъ вдругъ генія отправила.,

Чтобъ въ свтлый свой чертогъ тебя вернуть,

Онъ въ чистомъ водъ кристалл предоставилъ

Угаснуть искр и предъ тмъ, какъ взялъ,

Ее отъ грязи жизненной избавилъ.

Ты въ упоеньи землю покидалъ,

Во цвт силъ, не видя, какъ уныло

Теперь твои стоятъ, и старъ и малъ.

Твое чело горячее остыло,

Сомнній больше нтъ въ твоей груди,

Страданье въ ней съ раскаяньемъ почило,

Надеждъ обманъ не страшенъ впереди,

Ни лишь затмъ влекущія стремленья,

Чтобъ намъ сказать: ‘Смирись и пропади!’.

Не ты, а мы достойны сожалнья,

Твой милый край родимый и они,

Юнцовъ, тобой учимыхъ, поколнья.

Какъ много взять могли бъ не мы одни 4о

Изъ клада знаній, замкнутаго нын,

Но міръ, вс люди въ будущіе дни!

Безъ устали къ научной благостын

Стремясь, ты твердо къ цли шелъ своей

И не хотлъ почить на половин.

Ты языки позналъ Европы всей:

Въ писаньяхъ грековъ, римлянъ что прекрасно,

Что бриттъ восплъ изящнй и сильнй,

Что португалецъ и испанецъ страстный,

Что итальянецъ, нмецъ и французъ

Изобразили въ псни сладкогласной,—

Все это ты на языкахъ ихъ музъ

Умлъ узнать. Когда вступилъ въ духовный

Ты съ братьями полночными союзъ,

Теб Мицкевичъ плъ единокровный,

И чеховъ, сербовъ, русскихъ весь Парнасъ

Усвоилъ ты съ заботою любовной.

Чтобъ съ родиной ты свой длилъ запасъ,

Тебя благословила Мнемосина*):

Ты отъ избытка одарилъ бы насъ! со

И вотъ тебя взяла у насъ кончина,

Хоть весело всходили ужъ хлба,

Несжатою осталась десятина.

Затмъ-то намъ и кажется судьба,

Тебя такъ рано взявшая, жестокой,

И такъ трудна съ печалью намъ борьба.

Я знаю: былъ бднякъ ты одинокій,

Теб, какъ мн, невдомъ былъ покой,

И отдохнешь въ могил ты глубокой.

Да будетъ миръ блаженный надъ тобой!

Но на твою столь раннюю кончину,

На то, что рано ты оплаканъ мной,

Пока живу, я жалобъ не покину.

*) Мать Музъ.

4. Словнцамъ, пишущимъ стихи по-нмецки.

О вы, хоть родомъ истые славяне,

Кому давно пришлось покинуть мать,

А чтобъ наукъ васъ молокомъ питать,

Врученные, какъ я, нмецкой нян!

Виновны ль тмъ въ измн вы, въ обман,

Что нмк честь привыкли воздавать?

Но матери ее предпочитать —

Какъ можетъ сердце быть въ такомъ туман?

Не равная ей съ матерью цна,

Но нашей воспитательниц врной

Награда быть достойная должна:

Изъ лучшей бронзы, не изъ глины скверной

Да будетъ даръ! богачка вдь она,

Хламъ ей внушитъ лишь смхъ высокомрный.

5. Юной поэтесс.

Когда, страдая въ вчномъ съ жизнью спор,

Ты къ творчеству влекома божествомъ,

Удлъ твой ясенъ: нтъ сомннья въ томъ,

Что съ Сапфо*) стать въ одномъ должна ты хор,

Должна извдать даръ свой на простор,

Хоть не узнала бъ ты любви вдвоемъ,

Хоть грянулъ бы въ твои надежды громъ

И ты сама нашла бъ кончину въ мор.

Но если духъ въ теб такъ не кипитъ,

Направь свои на лучшій жребій грезы:

Пока румянецъ свжъ твоихъ ланитъ,

Теб любви благоухаютъ розы,

Пусть миртовый внокъ тебя манитъ,

Не лавровый, дающій только слезы!

*) Знаменитйшая изъ греческихъ женщинъ-поэтовъ, жила въ VII в. до Р.Х. на остров Лесбос и, по преданію, утопилась въ мор вслдствіе несчастной любви къ нкоему Фаону.