Стихотворения, Панаев Иван Иванович, Год: 1850

Поэзия
Время на прочтение: 8 минут(ы)
Скачать в PDF
Русская стихотворная пародия (XVIII-начало XX в.)
Библиотека Поэта. Большая серия
Л., ‘Советский Писатель’, 1960

ЛЕТНЯЯ НОЧЬ

После знойного, душного дня,
Милый друг мой, я знаю, ты рада
Посидеть под окном у меня
И упиться ночною прохладой.
Ночь таинственной неги полно
Посмотри, полюбуйся в окошко:
Из-за облака вышла луна
И в саду осветила дорожку.
И, как будто стряхая свой сон,
В цветнике, окаймленном травою,
Поднял голову пышный пион,
Окропленный жемчужной росою.
Но, склоняся ко мне на плечо
В упоительный сумерек час,
Ты лобзала меня горячо
И мне руку сжимала не раз.
И душистые пряди кудрей
Рассыпались по белой груди…
И таких незабвенных ночей
Было много у нас впереди!
Новый поэт <И. И. Панаев>
<1850>
Летняя ночь. Впервые — С, 1850, No 5, стр. 143.

* * *

Хотя уж догорает день,
И блеск заката потухает,
И длинная ночная тень
Поля и рощи обнимает,—
Но в роще1 всё еще шумит,
Народ расходится лениво,
А ветерок чуть шелестит,
Колебля бархатную ниву.
Моей прогулкой утомлен,
Я впал в какое-то забвенье…
Где я? В Москве? Иль это сон
И скоро будет пробужденье?
Новый поэт <И. И. Панаев>
<1851>
1 В Марьиной.
‘Хотя уж догорает день…’ Впервые — С, 1851, No 7, стр. 39—40, в ‘Заметках Нового поэта’ — ‘Импровизация по случаю поездки на гулянье в Марьину рощу’. Типичная для Нового поэта пародийная ‘игра с банальностью’.

СЕРЕНАДА

Уж ночь, Акулина!
Окрестности спят,
Все жители Клина
Давно уж храпят.
Покушав наваги
И выпив потом
Целительной браги,
Я здесь, под окном!
Своей балалайкой
Тебя разбужу,
А Жучку нагайкой
Как сноп положу.
До нитки промочен
Осенним дождем,
Я жду тебя очень
Давно под окном.
Надень душегрейку,
К окошку присядь,
Дай грусть мне злодейку
С тобой разогнать.
Какая причина,
Что темен твой дом?!
А! вот и лучина
Зажглась за окном!
Новый поэт <И. И. Панаев>
<1851>
Серенада (‘Уж ночь, Акулина!..’). Впервые — С, 1851, No 3, стр. 14—15, в рецензии на книгу ‘Прогулка по Пассажу. Шутка П. Татаринова’. СПб., 1851. Вместо традиционной Испании подставлено провинциальное захолустье, где под аккомпанемент балалайки исполняется романтическая серенада. Эта пародийная прозаизация разрушает эпигонский обывательский романтизм.

* * *

Было то давно, давно…
Ночь травой благоухала,
В растворенное окно
Свежесть ночи проникала
После зноя… Я лежала,
Прислонясь к его груди…
На поля ложились тени…
Что нас ждало впереди,
Мы не знали. В страстной лени,
Не сводя с меня очей,
Он пришпиливал сирени
Пышный цвет к косе моей…
На лазури неба чистой
Месяц плыл в красе своей,
Блеск бросая серебристый…
И на ясени росистой
Заливался соловей…
Новый поэт <И. И. Панаев>
<1854>
‘Было то давно, давно…’ Впервые — С, 1854, No 7, стр. 69, в ‘Заметках и размышлениях Нового поэта’. Пародия сопровождалась следующим комментарием: ‘— Прекрасно!— воскликнул приятель-литератор, когда я кончил.— На кого же это пародия?— Если хотите, чтобы это была непременно пародия,— сказал я,— то это пародия ни на кого собственно, а вообще на все так называемые грациозные стихотворения’.

* * *

Как луна, ты томна и прекрасна
И, как солнце,— ярка, горяча,
Благовонна, светла, сладострастна —
В трепетаньи златого луча
И в дрожании звонкого звука
Поэтических песен моих!..
Ты бессмертна!.. Бессмертью порука —
Гармонический, гордый мой стих,
Прославлявший тебя бесконечно…
Когда первой рассветной зарею,
У пруда наклонившись беспечно,
Увлажняешь ты лик свой водою —
Лик, подернутый легкою дремою,—
О! Я твердью клянусь голубою!
Что горжусь в ту минуту тобою
Несравненно сильней, чем собою!..
В голове моей — мысли толпятся…
Музыкально-прекрасные звуки
На горячих устах шевелятся,
И, скрестивши торжественно руки,
Я твержу: Хоть я равен герою,
Но могучей атлета ступнею
Не сомну и ничтожнейшей травки,
Мирозданья любуясь красою,
Не задену мельчайшей козявки!
Мимолетное духа явленье,
Хоть я мыслию — мир обнимаю.
Но я в вечности — только мгновенье
И поэтому — атом творенья
Берегу — и из уст выдыхаю.
Новый поэт <И. И. Панаев>
<1855>
‘Как луна, ты томна и прекрасна…’ Впервые — С, 1855, No 2, стр. 225, в ‘Заметках и размышлениях Нового поэта’. Пародия на стихи в ‘восточном духе’. Приводится в заметках Нового поэта как ‘новое глубокомысленное стихотворение одного современного персидского поэта’. Автору сообщил его ‘содержатель одного персидского магазина’, у которого он купил халат из терма-ламы. И эта поэзия ‘так же пестра, затейлива и хитра, как узор купленной мной термаламы’.

К АЗИАТКЕ

Вот она — звезда Востока,
Неба жаркого цветок!
В сердце девы бурноокой
Льется пламени поток!
Груди бьются, будто волны,
Пух на девственных щеках,
И, роскошной неги полны,
Рдеют розы на устах,
Брови черные дугою,
И зубов жемчужный ряд,
Очи — звезды подо мглою
Провозвестники отрад!
Всё любовию огнистой,
Сумасбродством дышит в ней.
И курчаво-смолянистый
На плече побег кудрей…
Дева юга! пред тобою
Бездыханен я стою:
Взором адским как стрелою
Ты пронзила грудь мою!..
Этим взором, этим взглядом,
Чаровница! ты мне вновь
Азиатским жгучим ядом
Отравила в сердце кровь!
Новый поэт <И. И. Панаев>
<1843>
К азиатке. Впервые — там же, стр. 130. Пародия на стихотворение Бенедиктова ‘К черноокой’ (первоначально под названием ‘К Аделаиде’ — в альманахе ‘Осенний вечер’. СПб., 1835). В предисловии к СНП Панаев писал, имея в виду эту пародию: ‘Я воспевал… различных чудных и азиатских дев, пропитанных мускусом, с косами, которые бились до пят воронеными каскадами’. Пародируется мишурный ‘экзотизм’ Бенедиктова, который видит ‘тропическую бурю’ и другие признаки неистовой, ‘восточной’ страсти у петербургской барышни:
Ты жемчужина Востока,
Поля жаркого цветок!..
…Нет в лице твоем тумана,
Грудь не сжата у тебя,
И извив живого стана —
Азиатская змея…
…Фосфор в бешеном блистанье —
Взоры быстрые твои,
И сладчайшее дыханье
Веет мускусом любви.

РЕВНОСТЬ

Есть мгновенья дум упорных,
Разрушительно-тлетворных,
Мрачных, буйных, адски-черных,
Сих — опасных как чума —
Расточительниц несчастья,
Вестниц зла, воровок счастья
И гасительниц ума!..
Вот в неистовстве разбоя
В грудь вломились, яро воя,—
Всё вверх дном! И целый ад
Там, где час тому назад
Ярким, радужным алмазом
Пламенел твой светоч — разум!
Где добро, любовь и мир
Пировали честный пир!
Ад сей… В ком из земнородных,
От степей и нив бесплодных,
Сих отчаянных краев,
Полных хлада и снегов —
От Камчатки льдяно-реброй
До брегов отчизны доброй,—
В ком он бурно не кипел?
Кто его — страстей изъятый,
Бессердечием богатый —
Не восчествовать посмел?..
Ад сей… ревностью он кинут
В душу смертного. Раздвинут
Для него широкий путь
В человеческую грудь…
Он грядет с огнем и треском,
Он ласкательно язвит,
Всё иным, кровавым блеском
Обольет — и превратит
Мир — в темницу, радость — в муку,
Счастье — в скорбь, веселье — в скуку,
Жизнь — в кладбище, слезы — в кровь,
В яд и ненависть — любовь!
Полон чувств огнепалящих,
Вопиющих и томящих,
Проживает человек
В страшный миг тот целый век!
Венчан тернием, не миртом,
Молит смерти — смерть бы рай!
Но отчаяния спиртом
Налит череп через край…
Рай душе его смятенной —
Разрушать и проклинать,
И кинжалов всей вселенной
Мало ярость напитать!!
Владимир Бурнооков <И. И. Панаев>
<1846>
Ревность. Впервые — ‘Первое апреля’. СПб., 1846, стр. 11— 13. Пародия вошла в СНП. Высказано предположение, что эта пародия принадлежит Некрасову (Б. Я. Бухштаб. Некрасов в стихотворениях Нового поэта.— ‘Некрасовский сборник’, т. 2. М.— Л., 1956, стр. 438—444). Пародируются характерные мотивы различных произведений Бенедиктова, в особенности его стихотворения ‘Тост’ (альманах ‘Метеор’ на 1845 г.) и ‘Ревность’ (сборник ‘Вчера и сегодня’, т. 1. СПб., 1845). Рецензируя сборник ‘Первое апреля’, Белинский особенно выделял ‘Ревность’, иронически рассматривая это стихотворение как написанное всерьез и приводя его целиком ‘для восторга и удивления наших читателей’. ‘Прочтя это стихотворение, кто не согласится, что сам г. Бенедиктов едва ли в состоянии возвыситься до такой образованности и силы в выражении неистово клокочущей и бешено раздирающей грудь страсти’ (ПСС, т. 9. М., 1955, стр. 607—608). Ад сей. В стихотворении ‘Ревность’:
Есть чувство адское: оно вскипит в крови
И, вызвав демонов, вселит их в рай любви,
Лобзанья отравит, оледенит объятья,
Вздох неги превратит в хрипящий вопль проклятья.
От Камчатки льдяно-реброй. У Бенедиктова в стихотворении ‘Тост’:
За здоровье всей земли —
Всей,— с Камчатки льдяно-реброй,
От отчаянных краев
До брегов Надежды Доброй
И Счастливых островов.
Но отчаяния спиртом Налит череп через край. В стихотворении ‘Тост’:
Буди налит череп наш
Соком дум и мысли спиртом…

ВОСПОМИНАНИЕ

Свеча едва мерцает в кабинете,
Я в Гегеля всей мыслью погружен…
Но вот блеснуло что-то на паркете,
Зашелестил листами старый клен,
Какой-то звук неясный и невнятный
Пронесся надо мною… Я вздрогнул,
И бросил книгу и свечу задул…
В окно повеял воздух ароматный,
И, музыкою внутреннею полн,
Я подошел к окну. Луна сияла,
На озере чернелся утлый челн,
И мельница, грозя крылом, махала…
И вспомнил я другую ночь. Далеко,
Далеко от страны моей родной,
Куда я был заброшен, одинокой,
Но где я так блаженствовал душой,
Где воздух, растворенный померанцем,
Внушает всем поэзию и лень,
Где жены пышут негой и румянцем,
Где будто ночь — древес густая тень,
Где люди так порывисты и пылки…
И я достал бургонского бутылку
И с нею сел смиренно у окна…
И жизнь моя тогда была полна
Пленительных и радостных видений,
Все близкие мне восставали тени.
И предо мной являлася она,
Прекрасная Шекспирова Джульетта…
И у окна сидел я до рассвета.
Новый поэт <И. И. Панаев>
<1850>
Воспоминание (‘Свеча едва мерцает в кабинете…’). Впервые — С, 1850, No 4, стр. 221—222. Пародия на стихотворение Н. П. Огарева ‘Фантазия’:
Свеча горит. Печальным полусветом
Лучи блуждают по стене пустой
Иль бродят по задумчивым портретам…

МЫСЛИТЕЛЬ И ЖЕНЩИНА

Ты пленительной неги полна,
Ты статна, ты роскошно прекрасна,
И картинность кудрей и плечей белизна,
И твой взгляд упоительно-страстный,
И движений краса, и лукавость речей —
Всё в тебе так соблазном и пышет,
Отвести от тебя невозможно очей,
И всё слушать хотелось бы речи твоей,
Кто твой голос однажды услышит…
Один я равнодушен и мрачен с тобой,
Современными мыслями полный,
И вопросы кипят в голове молодой,
Как у берега бурные волны.
Величаво из гроба встают предо мной
Колоссальные, дивные тени,
В то мгновенье, когда вся толпа пред тобой
Преклоняет безумно колени!
Ты меня не поймешь. Целый мир
Предо мной, для тебя непонятный:
Гете, Гегель, Гомер и Шекспир,
Мрачный Дант и Байрон необъятный.
Новый поэт <И. И. Панаев>
<1850>
Мыслитель и женщина. Впервые — С, 1850, No 8, стр. 322—323. В СНП — под заглавием ‘Современный человек’. Пародия на общие мотивы поэзии Огарева, в особенности имеются в виду его ‘Монологи’ (С, 1847, No 3).

* * *

Он бледен был. Она была бледна.
Они сидели молча. Перед нею
Стоял стакан с водой. А он
Покачивал печально головою.
Она рукой коснулася лица
И с странною какою-то улыбкой
Вдруг что-то прошептала.
Он вздрогнул и на нее украдкой
Значительный, глубокий бросил взгляд…
А на дворе привязанная к цепи
Собака выла… Небо было серо,
И мелкий дождь накрапывал давно.
Новый поэт <И. И. Панаев>
1850
‘Он бледен был. Она была бледна…’ Впервые — С, 1850, No 8, стр. 323. Пародируется салонный роман в стихах Е. Ростопчиной ‘Поэзия и проза жизни. Дневник девушки’, печатавшийся на протяжении почти всего 1850 г. в Москв. Этот необыкновенно распухший ‘дневник’ в стихах (Ростопчина писала его в 1839—1841 гг). переполнен описаниями впечатлений и переживаний девушки, с мелочным вниманием к деталям быта и светской жизни:
Тихонько взял меня за руку, тот час
Я уклонилась… Гляжу, он бледен…
(Гл. 6)
…Вчера он спрашивал, зачем бледна я…
(Гл. 9)
...Он обещался быть, он обмануть не может,
Он будет… Я узрю кумира моего…
(Гл. 12)
Однообразие ‘событий’ и переживаний — он приехал, он уехал, ‘любит—не любит’, любит другую на протяжении двадцати длинных глав романа — и пародирует И. Панаев подчеркиванием слова ‘он’, которое занимает в ‘дневнике’, естественно, главное место. Постоянно упоминается его ‘бледное лицо’:
…Важный вид его,
И бледное лицо, и долгий взор…
(Гл. 4)

БЫЛО

Она принесла ему в дар свое юное сердце,
Порывы любви безграничной и страстной,
Она предалася ему не за черные, ночи подобные, очи,
Не за стан его, стройный, ремнем перетянутый
В рюмку, не за широкие плечи его,
Не за ловкость его в контрадансе и польке,
Хотя он всегда отличался на балах в Собраньи,
Не за черкесский наряд, не за шашку,
Не за смелую удаль его на коне, изукрашенном сбруей,
Не за усы, не за нос, не за взгляд привлекательный —
Он смотрел всегда как-то бессмысленно тупо,—
Не за ум, не за страстные, сладкие речи —
Он бормотать лишь умел по-лезгински,—
Она полюбила его за достоинства душевные,
Дивные, свету совсем неизвестные…
А светские люди с коварной и злобной улыбкой
Об этой высокой и чудной любви толковали
И клеветой беспощадной его и ее уязвляли.
Нелеп и безумен союз их в салонах блестящих казался.
Новый поэт <И. И. Панаев>
<1850>
Было. Впервые — там же, стр. 322—323. Пародируется стихотворение Ростопчиной ‘Сказка’ (1850):
Она полюбила его не за громкое, древнее имя,—
Простого он рода, невидного звания был…
Она полюбила его не за статность красы величавой,
За очи, улыбку иль шелк мягких кудрей его,—
Нет! Он не хорош и не мил, не высок, не красив и не строен.
…Она полюбила его, потому что всю душу, все мысли,
Все думы, мечты и желанья, без страха всё отдал он ей!

ВЕСЕННЕЕ ЧУВСТВО

Не сказка то. Нет, в памяти глубоко
На дне ее та мысль затаена:
В глуши, в степи, в Саратове… далёко
Была весна, прекрасная весна…
И пахло в воздухе рябиной и сиренью,
И отзывалось всё любовию и ленью.
Мир праздновал роскошно обновленье,
И степь была цветами убрана,
Но краше всех цветов — они она,
На лицах их — блаженство умиленья,
Она лишь им, он ей одной пленен,
И расцвели душой она и он!
Она и он! Он и она! с отрадой,
Обнявшися, гуляют по лугам
И рвут цветы — и хорошо им там —
И гроздии над ними винограда!
Она и он! Полны они собой
И этою гордятся полнотой!
Но дни идут. Весна уже проходит
И не наступит вновь для них весна!
Он с ней, увы! восторгов не находит,
Уже давно скучает с ним она!
Кто виноват? Никто. Тот и другой
Сердечною страдают пустотой.
А с розою по-прежнему лепечет
Нарцисс, и соловей свистит,
По-прежнему, расширив крылья, кречет
Свою добычу жадно сторожит,
По-прежнему вода шумит и плещет,
А над водою рыболов трепещет!
Импровизировано в Выдропуске
31 мая 1851 г.
Новый поэт <И. И. Панаева
Весеннее чувство. Впервые — С, 1851, No 6, стр. 38, в ‘Заметках Нового поэта о русской журналистике’, с пояснением: ‘В No 9 ‘Москвитянина’ напечатано стихотворение ‘Весенний гимн’, содержание которого и даже некоторые стихи совершенно походят на мое ‘Весеннее чувство’, приведенное выше и импровизированное мною в Выдропуске’. Стихотворение Е. П. Ростопчиной ‘Весенний гимн’ (Москв., 1851, No 9—10) было помечено: ‘Импровизировано в Петровском парке во время одинокого катанья, ночью, 10 мая 1851’.
Я знаю быль: давно, в степи далекой,
Была весна… цветущая весна…
.. .Был божий мир хорош, как пир желанный,
Где гости все на славу убрались!
И двое там… он и она... сошлись…
.. .Кто передаст, кто повторит нам вновь
Поэму их восторженного счастья?..

* * *

Друг неизменный,
Всесогревающий пунш!
Когда над главою моею
Судьбы гром и молния
Гремят отовсюду,
Я, в сладкой надежде
Забвенья,
Стакан свой трикраты
Скорей осушаю
Тогда.
Наука безгранична,
А смертен человек.
Присущей силой своею
Стезей бытия
Всесильная природа
В цепи существ создания
Звеном меня поставила.
И радости житейские,
Законы естества
Вкусить мне повелела,
Чтоб
С новою силой потом
Премудрую Минерву
Ублажать.
Наука безгранична,
А смертен человек.
Рыба лишь живет в воде,
Соловей — на ветке,
Звери хищные — в лесу,
Человек — в мышленьи.
В лоне его животворном
Мудро
Его сокровищницу испытую,
Доколе с кедром мощным
Познанием глубоким
В величии сравняюсь,
А сам дотоле
В фиале нектар
С восторгом чутким вижу…
Здравствуй, Вакх!
Новый поэт <И. И. Панаев>
1853
‘Друг неизменный…’ Впервые — С, 1853, No 11, стр. 76. В СНП не вошло. Хвощинская Надежда Дмитриевна (по мужу Зайончковская) — поэтесса, автор многочисленных повестей и романов, печатавшихся преимущественно в ОЗ и ВЕ в 60—80-х гг. (‘Встреча’, ‘В ожидании лучшего’, ‘Обязанность’, ‘Большая медведица’ и др.) Беллетристические произведения печатала под псевдонимом В. Крестовский (не смешивать с поэтом и автором ‘Петербургских трущоб’ Всеволодом Крестовским). Поэтическую деятельность начала в ‘Пантеоне’ и Москв., выступив сторонницей ‘чистого искусства’, что и привлекло к ней внимание Нового поэта, неоднократно упоминавшего ее в своих фельетонах. Непосредственным поводом для пародии ‘Друг неизменный…’ послужили стихи Хвощинской в Москв. (1853, No 15, кн. 1):
Крадется по ветке
Вешняя букашка —
И не гнется ветка,
Тень не пробегает,
Полетит, раскинув
Пурпурные крылья,—
В воздухе просторном
И в потоках света
Тонет. Дом ей — листик,
Пища ей — пылинка…
Но для того, чтоб она родилася,
Должен был пробудиться весь мир.
Тесен кров твой, забыт он и темен,
Беден твой круг и ничтожно
Назначенье земное твое…
Значение пародии не исчерпывается пародированием одного стихотворения Хвощинской. Новый поэт осмеивает подражателей Гете. В С пародия предложена от лица ‘задушевного друга’ Нового поэта. Это — ‘человек с удивительным поэтическим даром, написавший несколько поэм и бесчисленное множество стихотворений греческих, антологических во вкусе Данта, Гете и проч., предполагавший
Свои невинные затеи
Издать в формате Одиссеи’.

NOCTURNO

В ароматную ночь у окна
Мы с тобою сидели вдвоем,
Нас, в объятьях друг друга, луна
Серебрила холодным лучом.
Счастью нашему громкий привет
Распевал вдалеке соловей,
И луны упоительный свет
Трепетал между темных ветвей.
Я не думал тогда ни о чем,
Ты безмолвно ласкала меня,—
Так мы долго сидели вдвоем
И молчали до белого дня.
Новый поэт <И. И. Панаев>
<1850>
Nocturno. Впервые — С, 1850, No 8, стр. 323. Пародируются мотивы лирики Фета (ср. стихотворение ‘Тихая звездная ночь…’ и др.). Nocturno — заглавие одного из стихотворений Фета.

К ДИЮ

С сладко-мучительно-трепетным чувством
Я жду ее вечером в густо-тенистой аллее,
Жаждет мой слух, как блаженства, как счастья,
Речью ее музыкально-прекрасной упиться
И на душисто-прелестных устах из коралла
Слова люблю уловить зарожденье!
Алчет мой взор в ее очи вонзиться,
В очи глубокие, полные неги и страсти,
В млечно-пенную шею, в роскошные плечи…
Целую б вечность, казалось, провел я,
Античные формы ее созерцая,
И, как Тантал, всё жаждал бы, жаждал
Еще, и еще, и еще созерцать их!
Дий велемудрый! с высот недоступных Олимпа
Бессмертный на смертного взгляд обрати
Состраданья!.. Дий, умоляю тебя,
Сократи ожиданья минуты… Тяжко мне, тяжко!
Но если мольбой ты не тронешься… Верь мне,
Снесу я без ропота муки страданья…
Разве не ведаю я, Прометея жестокий каратель! —
Разве не ведаю гордо, что я человек,
Что в груди моей мир я вмещаю?
Новый поэт <И. И. Панаев>
<1855>
К Дию. Впервые — Собрание стихотворений Нового поэта. СПб., 1855, стр. 65—66. Пародируется стихотворение Щербины ‘Тантал’:
С трепетом юного сердца мучительно-сладким
Ждал я мгновенья, когда моя милая скажет
Слово ‘люблю’, чтоб вкусить обаянье блаженства
Первому мне на земле далеко от Олимпа…

ОНА

Вчера, в пустом и длинном переулке,
Я шел один, о прошлом вспоминая,
И вдруг она навстречу… Боже! Боже!
О, ты ли это, ты ли это,— бледная, худая?
И долго на нее смотрел я молча
И подал руку ей… Она свою мне протянула
И покачала головой так грустно, грустно…
Я говорить хотел… Она вздрогнула
И глухо прошептала: ‘О! ни слова,
Ни слова, ради бога!.. До свиданья…’
И долго провожал ее глазами и думал:
Жаль тебя, погибшее, но чудное созданье!..
Новый поэт <И. И. Панаев>
<1850>
Она (‘Вчера, в пустом и длинном переулке…’). Впервые — С, 1850, No 5, стр. 142. В СНП без заглавия. Пародийный, нарочито прозаичный пересказ стихотворения Полонского ‘Встреча’:
Вчера мы встретились — она остановилась —
Я также — мы в глаза друг другу посмотрели.
О, боже, как она с тех пор переменилась,
В глазах потух огонь, и щеки побледнели
и т. д.
Погибшее, но чудное созданье — перефразированная цитата из ‘Пира во время чумы’ А. С. Пушкина: ‘погибшего, но милого созданья’.

МНИМАЯ ПОЭЗИЯ

МАТЕРИАЛЫ ПО ИСТОРИИ ПОЭТИЧЕСКОЙ ПАРОДИИ XVIII и XIX вв.

ПОД РЕДАКЦИЕЙ Ю. ТЫНЯНОВА

‘ACADEMIA’

МОСКВА — ЛЕНИНГРАД
1931

КАРТИНА

Восток белел… Ладья катилась,
Ветрило весело звучало ...
Восток вспылал … Она склонилась,
Блестящая поникла выя,
И по младенческим ланитам
Струились капли огневые.
Повсюду царствовал покой,
И солнце медленно садилось
За дальней рощей и горой …
Она, прекрасная, молилась,
И из очей ее порой
Слеза горячая катилась…
Закат потух. Она стояла
На том же месте — и мечты
Молитва тихая сменяла,
И были сложены персты!
Новый Поэт. (143)

ЕГИПТЯНКА

И развратна и прекрасна,
Обнажив свои плеча,
Египтянка в пляске страстной
И дика и горяча!
Песнь из уст ее несется,
Визг и стон и хохот в ней,
Море огненное льется
У бесстыдной из очей,
Грудь из платья так и рвется,
Будто в платье тесно ей.
Но вот, как бы в недоуменьи,
Тряхнув кудрявой головой,
Она нежданно и в волненьи
Остановилась пред толпой.
Не надолго! Снова мчится …
Вон смотрите, вон она!
И мятется и кружится,
Опьянения полна.
Новый Поэт.

* * *

Вчера мы встретились: она остановилась,
Я так же… Мы в глаза друг другу посмотрели...
О боже! как она с тех пор переменилась,
В глазах потух огонь, и щеки побледнели...
Вчера в пустом и длинном переулке
Я шел один, о прошлом вспоминая,
И вдруг она навстречу… Боже! Боже!
О, ты ли это, Людовика — бледная, худая?
И долго на нее смотрел я молча
И подал руку ей … Она свою мне протянула
И покачала головой так грустно, грустно …
Я говорить хотел… Она вздрогнула
И глухо прошептала: ‘О, ни слова,
Ни слова, ради бога!.. До свиданья’ …
Я долго провожал ее глазами и думал:
Жаль тебя, погибшее, но чудное созданье!..
Новый Поэт.

* * *

Они любили друг друга так долго и нежно …
В один трактир они оба ходили прилежно
И пили с отвагой и страстью безумно-мятежной.
Враждебно кончалися их биллиардные встречи,
И были и дики и буйны их пьяные речи.
Сражались они меж собой, как враги и злодеи,
И даже во сне друг со другом играли —
И вдруг подралися — хозяин прогнал их в три шеи,
Но в новом трактире друг друга они не узнали.
Новый Поэт. (256)
256. Панаев, т. V, с. 810. Эта пародия не понравилась антагонисту Панаева, Б. Алмазову, который отозвался о ней так: ‘Что хотел показать Новый Поэт этой пародией? Неужели он хотел высказать недостатки стихотворений Лермонтова? Если так, то надо сознаться, что это ему не удалось. Если вы хотите изобразить в карикатуре чью-нибудь физиономию, то должны поставить на вид все резкое этой физиономии, все, чем она отличается от других, тогда это будет карикатура. Но ежели вы, желая изобразить кого-нибудь в карикатуре, нарисуете какое-нибудь глупое и уродливое лицо, не имеющее с ним никакого сходства, и к этому лицу приделаете какое-нибудь туловище, облеченное в платье того человека, которого хотите осмеять, то неужели это выйдет карикатура? Ежели так, то, повторяю, пародии писать очень легко’ (Б. Алмазов. Соч., т. III, М., 1892, с. 611).
Панаев Иван Иванович
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Стихотворения, Панаев Иван Иванович, Год: 1855
  2. Стихотворения, Грей Томас, Год: 1803
  3. Стихотворения, Александровский Василий Дмитриевич, Год: 1924
  4. Стихи сочиненные в процессе составления детского журнала, Герцык Аделаида Казимировна, Год: 1925
  5. Стихотворения, Мещевский Александр Иванович, Год: 1818
  6. Стихотворения, Фу Ду, Год: 770
  7. Стихотворения, Анненкова Варвара Николаевна, Год: 1866
  8. Стихотворения А. П. Барыковой, Барыкова Анна Павловна, Год: 1883
Электронная библиотека