Стихотворения, Николев Николай Петрович, Год: 1792 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 6 минут(ы)

Н. П. Николев

Стихотворения

Оригинал здесь — http://lib.pushkinskijdom.ru/Default.aspx?tabid=5381

Н. П. Николев (1758—1815)

Родился в дворянской семье, был в родстве с Е. Р. Дашковой, которая приняла участие в его воспитании. В конце 1770-х гг. начал военную службу, но вскоре у него ухудшилось зрение, и он вышел в отставку. Даже почти совсем ослепнув, продолжал литературную деятельность. Значителен вклад Николева в русскую драматургию XVIII в. (комическая опера ‘Розана и Любим’, трагедия ‘Сорена и Замир’ и целый ряд других пьес). Поэтическое творчество Николева, начавшееся с отроческих лет и продолжавшееся всю жизнь, связано с самыми разными жанрами и темами. Многочисленны его духовные оды — переложения псалмов, молитв и т. д. Не меньше внимания поэт уделял одам торжественным, преимущественно хвалебным, а также философско-нравоучительным. Особое место среди стихов Николева занимают шуточные оды (‘Ода российским солдатам на взятие Очакова’ и др.). В обширном ‘Лиро-дидактическом послании Е. Р. Дашковой’ Николев развивал свои литературно-эстетические взгляды, в частности, восторженно отзываясь о творчестве М. В. Ломоносова. Значительный интерес представляют стихотворные дружеские послания Николева, отражающие некоторые стороны его частной жизни (например, его слепота, деревенский быт и др.). Современники больше всего ценили песни Николева. Его ‘высокая поэзия’ неоднократно вызывала насмешки со стороны Н. М. Карамзина и И. И. Дмитриева. Николев, в свою очередь, вел с ними полемику. В поддержку Николева выступали И. А. Крылов и А. И. Клушин. С 1792 г. Николев был членом Российской академии, позднее избран почетным членом Общества любителей словесности при Московском университете и Беседы любителей русского слова.

Основная часть произведений Николева вошла в его ‘Творении’ (М., 1795—1798, ч. I—5).

Автор вступ. статьи и коммент. Н. Д. Кочеткова

Письмо к Федору Григорьевичу Карину на кончину Александра Петровича Сумарокова

<К приятелю>

Эпитафия к живому

Песня (‘Вечерком румяну зорю…’)

К моей лире. Рондо

ПИСЬМО К ФЕДОРУ ГРИГОРЬЕВИЧУ КАРИНУ НА КОНЧИНУ АЛЕКСАНДРА ПЕТРОВИЧА СУМАРОКОВА

Скрепись, Карин!.. Ах, нет! пролей потоки слезны,

Для благодарных душ они теперь любезны.

Стени со мной, стени! нас долг к тому влечет,

Лишились мы, увы!., кого, кого уж нет?

Карин!., наставника и друга мы лишенны,

Дражайши дни того навеки пресечениы,

Который нам прямый к Парнасу путь открыл,

Прославился и нас ко славе поощрил,

Кто, дарования с искусством съединяя,

Магнитом был сердец, к себе их привлекая.

Ах! можно ль, чтобы кто по нем не восстенал,

Когда он чувствия в бесчувственных рождал?

Какая фурия сыскалась бы меж нами,

Которая б теперь не облилась слезами?

И зависть, ждавшая его кончины злясь,

Невольно пролиет ток слезный устыдясь,

Невольно долг отдаст гонителю пороков.

Но, ах!., уже ты мертв, бессмертный Сумароков!

Неизбежимой ты сокрыт от нас судьбой,

Ах! дара своего не скрой навек с собой!

Да возродится он!.. О смерть! о люто время!

Какое чувствиям вы наложили бремя!

Любовь, обязанность… увы! все стонет в нас,

Во исступлении и Музы и Парнас!

Вторично потеряв Корнелия, Фонтена,

Рыдает Талия и рвется Мельпомена,

Неся во грудь свою кинжал, его любя…

Карин! мой страждет дух, Карин!., я вне себя.

Ужасно зрелище уму вообразилось,

Стенание твое с моим соединилось,

И сердце оного не может уж снести…

Дрожит рука… падет перо… нет сил!., прости.

КОММЕНТАРИИ

Письмо к Федору Григорьевичу Карину на кончину Александра Петровича Сумарокова. — Отд. изд.: М., 1777, под загл.: Письмо к Федору Григорьевичу Карину на преставление Александра Петровича Сумарокова, из подмосковной 5-го октября. После ‘Письма’ помещена ‘Епитафия’, в конце подпись: Н. Н. Печ. по кн.: Творении, ч. 4. М., 1797, с. 102.

Карин Ф. Г. (ок. 1740—1799/1800) — писатель и переводчик, возглавивший в 1770-е годы литературный кружок, куда входили Николев, Д. П. Горчаков, Д. И. Хвостов — поэты, высоко чтившие А. П. Сумарокова. На ‘Письмо…’ Николева Карин ответил весьма пространным ‘Письмом к Николаю Петровичу Николеву о преобразителях российского языка на случай преставления Александра Петровича Сумарокова’ (отд. изд.: М., 1778).

Вторично потеряв Корнелия, Фонтена, // Рыдает Талия и рвется Мельпомена. — Сумароков уподобляется прославленным французским авторам: П. Корнелю (1606—1684) и Ж. Лафонтену (1621—1695), имеется в виду прежде всего драматургическое творчество Сумарокова, автора комедий (Талия — муза комедии) и трагедий (Мельпомена — муза трагедии).

<К ПРИЯТЕЛЮ>

Держись меня, слепого друга,

Я слеп любовию, а честностию зряч,

На мир не угодишь: мир вспыльчив и горяч,

И часто истине бывает он палач:

С ним все беда и все прослуга,

Мирская голова упруга,

Ее не сломишь молотком,

Хоть сильная рука Вулкана

Сего ударит истукана,

Он не посетует о том.

На что же попусту трудиться,

Когда не может мир переродиться,

Когда в миру с ним жить нельзя?

Когда в нем Боргии, как Титы,

Богатством, титлами покрыты,

То мир не наша, знать, стезя,

Броди по нем, спесива глупость,

Таскайся, праздность, зависть, скупость,

Чтоб уберечь спокойны дни,

Средь мира будем мы одни.

КОММЕНТАРИИ

<К приятелю>. — Творении, ч. 5. М., 1798, с. 107. Помещено после стихотворения ‘К приятелю’ (‘Что мною ты, а я тобой любим…’) под загл.: К тому же.

Вулкан (римск. миф.) — бог огня.

Когда в нем Боргии, как Титы, Богатством, титлами покрыты… — Боргии — Борджа (Борджиа), аристократическое семейство в Италии XV—XVI вв., удерживавшее власть с помощью убийств, подкупов и т.д. В данном случае речь идет о безнравственных людях, пользующихся почестями и благами наравне с подлинными героями Добродетели, подобными Титу Флавию Веспасиану (39—81), римскому императору, славившемуся своим милосердием.

ЭПИТАФИЯ К ЖИВОМУ

В сем доме погребен под страстию своей

Живущий для нее, умерший для друзей.

КОММЕНТАРИИ

Эпитафия к живому. — Творении, ч. 5, с. 34.

ПЕСНЯ (‘Вечерком румяну зорю…’)

Вечерком румяну зорю

Шла я с грусти посмотреть,

А пришла все к прежню горю,

Что велит мне умереть.

Горе к речке заманило,

Села я на бережок,

Сердце пуще приуныло,

Мутен чистый стал поток.

Я, вздохнувши, тут сказала:

‘Лейся, речка, как слеза!’

А сказавши, показала

Полны слез мои глаза.

Струйки чисты зашумели,

Будто сжалясь надо мной,

Но утешить не умели,

И осталась я с тоской!

О души моей веселье,

Для кого мне жизнь мила!

Я последне ожерелье

За тебя бы отдала.

А когда б была богатой

И большою госпожой,

Все алмазы были б платой

За свидание с тобой.

Как сокровищи я света

Берегу к тебе любовь,

Ею лишь во мне нагрета

Будто пламенем вся кровь.

Горячее солнца знойна

Сердце к милому горит,

А душа лишь тем покойна,

Что в себе его хранит.

Вас, струйки?? мои любезны,

Вас прошу в тоске моей!..

Донесите капли слезны

Вы до милого скорей.

Донесите!.. Пусть узнает,

Сколько рвуся я по нем…

Сколько сердце унывает

О сокровище своем!..

Так скажите: ‘Но с тоскою

Хоть и много видишь слез,

А не все, не все с собою

До тебя поток донес.

Их еще осталось море

Без тебя ей проливать,

А в отраду… в лютом горе,

Дорогого призывать’.

Но напрасно в вас, потоки,

Погружаю голос мой,

Вам пути хотя широки,

Стон останется со мной!

Сколько чистых струй ни вьете

Быстрым бегом в берегах,

Слез моих не унесете—

Всё они в моих очах!

КОММЕНТАРИИ

Песня (‘Вечерком румяну зорю…’). — Московский журнал, 1792, ч. 7,с. 277, под заглавием: Русская песня, сочиненная в подмосковной, в сельце Усладе, по просьбе дворовой девушки, прозвищем Швея-Горемыка, живописцем, прозванным Сердце. Подпись: Н. Н. Печ. по кн.: Творении, ч. 5, с. 204.

К МОЕЙ ЛИРЕ (Рондо)

Прости, моя любезна лира,

На коей двадцать лет играл

И никогда не похвалял

Гордыни… подлости кумира.

Как в честь гремели ей трубы,

А в славу били барабаны,

Я пел, я пел: ‘То всё обманы,

Не славят, трусят то рабы,

Страшатся своего кумира’.

Прости, моя любезна лира!

Уж больше не коснусь тебе,

Весь мир против меня в алчбе,

Я проклят от порочна мира,

Я правдой нагрубил ему,

А без нее и ты мне, лира,

Не служишь больше ни к чему,

Без правды мне и громки лады

Не могут принести отрады.

Пусть лесть берет венцы себе,

Уж больше не коснусь тебе.

Не я твои согласны тоны

В угоду лжи употреблю.

Не я тиранов восхвалю,

Чьи слухи услаждают стоны,

А звук… звук рабственных цепей

Всю гармони?ю составляет,

Чьи души зло увеселяет…

Ах! нет, не мой герой злодей.

Хвалить заставлю лжи законы

Не я твои священны тоны.

Прельстясь корыстью и тщетой,

Пускай поэты развращенны

Бесчестят лиры, посвящены

От бога истине святой,

Пусть лжец за колесом несется,

Берет и титлы и сребро,—

Всё то не есть мое добро,

Когда всё то за ложь дается,

Будь счастлив тем не я, другой,

Прельстясь корыстью и тщетой.

Коль слава льсти одной награда,

Я славы мира не хощу,

Скорей пойду на муки ада,

Скорей умру, чем злым польщу.

Что в жизни, если нет свободы

Мне ближним правдой послужить,

Когда чудовищей природы

Для счастья должен я хвалить?

Нет! слава не достойна взгляда,

Коль слава льсти одной награда.

Хотя и горестно с тобой

Расстаться мне, любезна лира!

Не петь в защиту бедна, сира,

Которых гордый и скупой

Вседневно накопляют в царствах,

Но мир оглох, и средства нет,

Чтоб слышан добрый был совет.

Всё погружение в злых коварствах!

И расстаюсь, мой милый строй,

(Хотя и горестно) с тобой.

Дух приуча к кроваву току,

Мир хощет песен в честь пороку,

Тщеславью, лютости своей,

Забыли люди в нем людей,

Одни грозят, другие давят,

А третий за то их славят,

Алкая мзды, страшася бед,

Целуют их кровавый след,

Друг другу часть дают жестоку,

Дух приуча к кроваву току.

Как может лира быть слышна,

Колико б ни была стройна,

Служаща истине, не миру?

Хоть громкий глас взнесет к эфиру,

Хоть в небесах раздаст свой строй,

Ее мелодия священна

Там примется за звук пустой,

Где ложь высоко помещенна,

Коль лирой правда почтена,

Как может тамо быть слышна?

Не видя цели благодатной

И общий потерявши путь,

Где люди надсаждают грудь,

Служа Фортуне коловратной,

Там чувства отданы сребру,

Там стали склонности страстями,

Там, древеса имев с плодами,

Друг друга режут за кору,

Там страждет знатный и незнатной,

Не видя цели благодатной.

И пение твое прерву,

Навек с тобой прощаюсь, лира!

Неправду зря царицей мира,

Не в сновиденьи, наяву,

Не буду нудить лиры милой,

Чтоб в похвалу венца ея

Звенела бы струна твоя.

Пусть царствует коварной силой,

Я правдой лжи не назову

И пение твое прерву.

На что нам спорить с сильным роком,

Коль человек прельщен пороком?

Коль хощет ложь боготворить,

На что нам правду говорить?

Она проходит слухи мимо,

Она несносна для людей,

Ложь—божество у них любимо,

А правде даже ум—злодей,

Он миру служит лжепророком

На что нам спорить с сильным роком?

Коль гнусна лесть есть средство благ,

Так лучше от меня сокройся.

Ах! нет… будь, будь в моих очах,

Лежи на сердце и покойся!

Быв звуком чувства моего,

Глася, что сердце ощущало,

Внимай биению его!

Живое слово не пропало…

Оно в груди, а не в устах,

Коль гнусна лесть есть средство благ.

Хотя порок замкнул уста,

Гласящие ему в улику,

Хоть зависть, гордость и тщета,

Имея в мире часть велику,

Сковали истине язык,—

Но чувствованье всё свободно!

Мир малый—бог, бог—мир велик,

Он в сердце… спорить с ним бесплодно.

Пой, лира, коль струна чиста,

Хотя порок замкнул уста.

КОММЕНТАРИИ

К моей лире. Рондо. — Творении, ч. 5, с. 163.

Пусть лжец за колесом несется — имеется в виду колесо Фортуны.

ПИСЬМО К ФЕДОРУ ГРИГОРЬЕВИЧУ КАРИНУ НА КОНЧИНУ АЛЕКСАНДРА ПЕТРОВИЧА СУМАРОКОВА

<К ПРИЯТЕЛЮ>

ЭПИТАФИЯ К ЖИВОМУ

ПЕСНЯ (‘Вечерком румяну зорю…’)

К МОЕЙ ЛИРЕ (Рондо)

Читайте также: