Стихотворения Н. Некрасова. Москва. 1856, Чернышевский Николай Гаврилович, Год: 1856 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 10 минут(ы)

Н. Г. Чернышевский. Полное собрание сочинений в пятнадцати томах

Том III.

М., ОГИЗ ГИХЛ, 1947

<ИЗ No 11 'СОВРЕМЕННИКА'>

Стихотворения Н. Некрасова. Москва. 1856.

Читатели, конечно, не могут ожидать, чтобы ‘Современник’ представил подробное суждение о ‘Стихотворениях’ одного из своих редакторов.

Мы можем только перечислить здесь пьесы, вошедшие в состав изданной теперь книги. Вот их список:

‘Поэт и гражданин’, ‘В дороге’, ‘Влас’, ‘В деревне’, ‘Огородник’, ‘Извощик’, ‘Так, служба, сам ты в той войне’, ‘На улице’, ‘Вино’, ‘Тройка’, ‘Забытая деревня’, ‘Школьник’, ‘Псовая охота’, ‘Гадающей невесте’, ‘Пьяница’, ‘Нравственный человек’, ‘Маша’, ‘Секрет’, ‘Княгиня’, ‘Прекрасная партия’, ‘В больнице’, ‘Колыбельная песня’, ‘Отрадно видеть, что находит’, ‘Филантроп’, ‘Современная ода’, ‘Отрывок из путевых записок графа Гаранского’, ‘Саша’, ‘Муза’, ‘Новый год’, ‘Ты всегда хороша несравненно’, ‘Памяти приятеля’, ‘Перед дождем’, ‘Тяжелый крест достался ей на долю’, ‘Ах, были счастливые годы’, ‘Блажен незлобливый поэт’, ‘В неведомой глуши, в деревне полудикой’, ‘Мы с тобой бестолковые люди’, ‘Свадьба’, ‘Воспоминание’, ‘Письма’, ’14 июня 1854 года’, ‘Петербургское утро’, ‘Пускай. мечтатели осмеяны давно’, ‘Самодовольных болтунов’, ‘Чуть-чуть не говоря: ты сущая ничтожность’, ‘За городом’, ‘Безвестен я, я вами не стяжал’, ‘Влюбленному’, ‘Еду ли ночью по улице темной’, ‘Я за то глубоко презираю себя’, ‘Так это шутка’, ‘Несжатая полоса’, ‘Я посетил твое кладбище’, ‘Старые хоромы’, ‘Да, наша жизнь текла мятежно’, ‘Застенчивость’, ‘Внимая ужасам войны’, ‘Я сегодня так грустно настроен’, ‘Когда из мрака заблужденья’, ‘Старики’, ‘На родине’, ‘Буря’, ‘Последняя элегия’, ‘Давно отвергнутый тобою’, ‘Если мучимый страстью мятежной’, ‘Отрывок’, ‘Сознание’, ‘В черный день’, ‘Я не люблю иронии твоей’, ‘Т…ву’, ‘Прости’, ‘Как ты кротка, как ты послушна’, ‘Замолкни, Муза мести и печали’.

Читатели заметят, что многие из этих пьес не были еще напечатаны. Некоторые из бывших напечатанными являются ныне в виде более полном, нежели как были напечатаны прежде.

Из тех, которые не были напечатаны, мы приведем здесь пьесы: ‘Поэт и гражданин’, ‘Забытая деревня’, ‘Отрывки из путевых записок графа Гаранского’¹.

ПОЭТ И ГРАЖДАНИН

Гражданин (входит)

Опять один, опять суров,

Лежит — и ничего не пишет.

Поэт

Прибавь: хандрит и еле дышит —

И будет мой портрет готов.

Гражданин

Хорош портрет! Ни благородства,

Ни красоты тут нет, поверь,

А просто пошлое юродство,

Лежать умеет дикий зверь…

Поэт

Так что же?

Гражданин

Да глядеть обидно.

Поэт

Ну так уйди.

Гражданин

Послушай: стыдно!

Пора вставать! Ты знаешь сам,

Какое время наступило,

В ком чувство долга не остыло,

Кто сердцем неподкупно прям,

В ком дарованье, сила, меткость,

Тому теперь не должно спать…

Поэт

Положим, я такая редкость,

Но нужно прежде дело дать.

Гражданин

Вот новость! Ты имеешь дело.

Ты только временно уснул,

Проснись: громи пороки смело…

Поэт

А! Знаю: ‘вишь куда метнул!’

Но я обстреленная птица…

Жаль, нет охоты говорить (берет книгу).

Спаситель Пушкин!— вот страница!

Прочти — и перестань корить.

Гражданин (читает)

‘Не для житейского волненья.

Не для корысти, не для битв,

Мы рождены для вдохновенья,

Для звуков сладких и молитв’.

Поэт (с восторгом)

Неподражаемые звуки!..

Когда бы с Музою моей

Я был немного поумней,

Клянусь, пера бы не взял в руки!

Гражданин

Да, звуки чудные…

Ура! Так поразительна их сила,

Что даже сонная хандра

С души поэта соскочила.

Душевно радуюсь — пора!..

И я восторг твой разделяю,

Но, признаюсь, твои стихи

Живее к сердцу принимаю…

Поэт

Не говори же чепухи!..

Ты рьяный чтец, но критик дикий.

Так я, по-твоему — великий,

Повыше Пушкина поэт?

Скажи, пожалуйста?!.

Гражданин

Ну, нет!

Твои поэмы бестолковы,

Твои элегии не новы,

Сатиры чужды красоты,

Неблагородны и обидны,

Твой стих тягуч. Заметен ты,

Но так без солнца звезды видны.

В ночи, которую теперь

Мир доживает боязливо,

Когда свободно рыскал зверь,

А человек бродил пугливо,—

Ты твердо светоч свой держал,

Но небу было неугодно,

Чтоб он под бурей запылал,

Путь освещая всенародно.

Дрожащей искрою, впотьмах,

Он чуть горел, мигал, метался…

Моли, чтоб солнца он дождался

И потонул в его лучах!

Нет, ты не Пушкин. Но покуда

Не видно солнца ниоткуда,

С твоим талантом стыдно спать,

Еще стыдней в годину горя

Красу долин, небес и моря

И ласку милой воспевать…

Гроза молчит, с волной бездонной

В сияньи спорят небеса,

И ветер ласковый и сонной

Едва колеблет паруса,—

Корабль бежит красиво, стройно,

И сердце путников спокойно,

Как будто вместо корабля

Под ними твердая земля…

Но гром ударил, буря стонет,

И снасти рвет и мачту клонит,—

Не время в шахматы играть,

Не время песни распевать!

Вот пес — и тот опасность знает

И бешено на ветер лает:

Ему другого дела нет…

А ты что делал бы поэт?

Ужель в каюте отдаленной

Ты стал бы лирой вдохновенной

Ленивцев уши услаждать

И грохот бури заглушать?

Пускай ты верен назначенью,

Но легче ль родине твоей,

Где каждый предан поклоненью

Единой личности своей?

Наперечет сердца благие,

Которым родина свята.

Бог-помочь им!.. а остальные?

Их цель мелка, их жизнь пуста.

Одни — стяжатели и воры,

Другие — сладкие певцы,

А третьи… третьи — мудрецы:

Их назначенье — разговоры.

Свою особу оградя,

Они бездействуют, твердя:

‘Неисправимо наше племя.

Мы даром гибнуть не хотим,

Мы ждем: авось поможет время

И горды тем, что не вредим!’

Хитро скрывает ум надменной

Себялюбивые мечты,

Но… брат мой! кто бы ни был ты,

Не верь сей логике презренной!

Страшись их участь разделить,

Богатых словом, делом бедных,

И не иди во стан безвредных,

Когда полезным можешь быть!..

Не может сын глядеть спокойно

На горе матери родной,

Не будет гражданин достойной

К отчизне холоден душой —

Ему нет горше укоризны…

Иди в огонь за честь отчизны,

За убежденье, за любовь,

Иди и гибни безупречно —

Умрешь не даром: дело прочно,

Когда под ним струится кровь…

А ты, поэт, избранник неба.

Глашатай истин вековых,

Не верь, что неимущий хлеба

Не стоит вещих струн твоих!

Не верь, чтоб вовсе пали люди:

Не умер бог в душе людей,

И вопль из верующей груди

Всегда доступен будет ей!

Будь гражданин! служа искусству,

Для блага ближнего живи,

Свой гений подчиняя чувству

Всеобнимающей Любви,

И если ты богат дарами,

Их выставлять не хлопочи:

В твоем труде заблещут сами

Их животворные лучи.

Взгляни: в осколки твердый камень

Убогий труженик дробит,

А из-под молота летит

И брызжет сам собою пламень!..

Поэт

Ты кончил? чуть я не уснул.

Куда нам до таких воззрений!

Ты слишком далеко шагнул.

Учить других — потребен гений,

Потребна сильная душа,

А мы с своей душой ленивой,

Самолюбивой и пугливой,

Не стоим медного гроша.

Спеша известности добиться,

Боимся мы с дороги сбиться

И тропкой торною идем,

А если в сторону свернем —

Готовься хоть бежать со света!..

Куда жалка ты, роль поэта!

Блажен безмолвный гражданин:

Он, музам чуждый с колыбели,

Своих поступков господин,

Ведет их к благородной цели,

И труд его успешен, спор…

Гражданин

Не очень лестный приговор.

Но твой ли он? тобой ли сказан?

Ты мог бы правильней судить:

Поэтом можешь ты не быть,

Но гражданином быть обязан.

А что такое гражданин?

Отечества достойный сын.—

Ах, где же он? Кто не сенатор,

Не сочинитель, не герой,

Не предводитель, не плантатор,

Кто гражданин страны родной?

Где ты? откликнись! Нет ответа.

И даже чужд душе поэта

Его могучий идеал!

Но если есть он между нами,

Какими плачет он слезами!!..

Ему тяжелый жребий пал,

Но доли лучшей он не просит:

Он как свои на теле носит

Все язвы родины своей.

. . . . . . . . . . . . .

Гроза шумит и к бездне гонит

Надежды шаткую ладью,

Поэт клянет, или хоть стонет,

А гражданин молчит и клонит

Покорно голову свою,

Когда же… но молчу. Хоть мало,

И в наши дни судьба являла

Достойных граждан: знаешь ты

Их участь — преклони колени!

Лентяй! смешны твои мечты

И легкомысленные пени,

В твоем сравненьи смыслу нет.

Вот слово правды беспристрастной:

Блажен болтающий поэт

И жалок гражданин безгласной.

Поэт

Немудрено того добить,

Кого уж добивать не надо.

Ты прав: поэту легче жить —

В правдивом слове есть отрада.

Но был ли я причастен ей?

Ах, в годы юности моей

Печальной, бескорыстной, трудной,

Короче: очень безрассудной —

Куда ретив был мой Пегас!

Не розы — я вплетал крапиву

В его размашистую гриву

И гордо покидал Парнас,

Без отвращенья, без боязни,

Я шел в тюрьму и к месту казни,

В суды, в больницы я входил.

Не повторю, что там я видел…

Клянусь, я честно ненавидел,

Клянусь, я искренно любил!

И что ж?.. мои послышав звуки,

. . . . . . . . . . . . . .

Что было делать? Безрассудно

Винить людей, винить судьбу…

Когда б я видел хоть борьбу,

Бороться стал бы, как ни трудно,

Но… впрочем, главная беда:

Я молод, молод был тогда!

Лукаво жизнь вперед манила,

Как моря вольные струи,

И ласково любовь сулила

Мне блага лучшие свои —

Душа пугливо отступила…

Но сколько б ни было причин,

Я горькой правды не скрываю

И робко голову склоняю

При слове: честный гражданин.

Тот роковой, напрасный пламень

Доныне сожигает грудь,

И рад я, если кто-нибудь

В меня с презреньем бросит камень.

Бедняк! и из чего попрал

Ты долг священный человека?

Какую подать с жизни взял,

Ты — сын больной больного века?..

Когда бы знали жизнь мою,

Мою любовь, мои волненья…

Угрюм и полон озлобленья

У двери гроба я стою…

Ах! песнею моей прощальной

Та песня первая была!

Склонила Муза лик печальной

И, тихо зарыдав, ушла.

С тех пор не часты были встречи:

Украдкой, бледная, придет

И шепчет пламенные речи

И песни гордые поет.

Зовет то в города, то в степи,

Заветным умыслом полна,

Но. . . . . . . . . .

И мигом скроется она.

Не вовсе я ее чуждался,

Но как боялся! как боялся!

Когда мой ближний утопал

В волнах существенного горя —

То гром небес, то ярость моря

Я добродушно воспевал.

Бичуя маленьких воришек

Для удовольствия больших,

Дивил я дерзостью мальчишек

И похвалой гордился их.

Под игом лет душа погнулась,

Остыла ко всему она,

И Муза вовсе отвернулась,

Презренья горького полна.

Теперь напрасно к ней взываю —

Увы! сокрылась навсегда,

Как свет, я сам ее не знаю

И не узнаю никогда.

О, Муза! гостьею случайной

Являлась ты душе моей,

Иль песен дар необычайной

Судьба предназначала ей?

Увы! кто знает? рок суровый

Все скрыл в глубокой темноте.

Но шел один венок терновый

К твоей угрюмой красоте…

ЗАБЫТАЯ ДЕРЕВНЯ

У бурмистра Власа бабушка Ненила

Починить избенку леса попросила,

Отвечал: нет лесу, и не жди — не будет!

‘Вот приедет барин — барин нас рассудит,

Барин сам увидит, что плоха избушка,

И велит дать лесу’ — думает старушка.

Кто-то по соседству, лихоимец жадный,

У крестьян землицы косячек изрядный

Оттягал, отрезал плутовским манером —

‘Вот приедет барин: будет землемерам!’

Думают крестьяне: ‘скажет барин слово —

И землицу нашу отдадут нам снова!’

III

Полюбил Наташу хлебопашец вольный,

Да перечит девке немец сердобольный,

Главный управитель. ‘Погодим, Игнаша,

Вот приедет барин!’ говорит Наташа.

Малые, большие — дело чуть за спором —

‘Вот приедет барин!’ повторяют хором…

Умерла Ненила, на чужой землице

У соседа-плута — урожай сторицей,

Прежние парнишки ходят бородаты,

Хлебопашец вольный угодил в солдаты,

И сама Наташа свадьбой уж не бредит…

Барина все нету… барин все не едет!..

Наконец однажды середи дороги

Шестернею цугом показались дроги:

На дрогах высоких гроб стоит дубовый,

А в гробу-то барин, а за гробом — новый.

Старого отпели, новый слезы вытер,

Сел в свою карету — и уехал в Питер.

ОТРЫВКИ ИЗ ПУТЕВЫХ ЗАПИСОК ГРАФА ГАРАНСКОГО

(Перевод с французского: Trois mois dans la Patrie. Essais de Posie et de

Prose, suivis d’un Discours sur les moyens de parvenir au dveloppement _A des forces morales de la Nation Russe et des richesses naturelles de cet tat, Par un Russe, comte de Garansky. 8 vol. in—4. Paris. 1836.)

Я путешествовал недурно: русский край

Оригинальности имеет отпечаток,

Не то, чтоб в деревнях трактиры были — рай,

Не то, чтоб в городах писцы не брали взяток,—

Природа нравится громадностью своей.

Такой громадности не встретите нигде вы:

Пространство широко раскинутых степей

Лугами здесь зовут, начнутся ли посевы —

Не ждите им конца! Подобно островам

Зеленые леса и серые селенья

Пестрят ровнину их, и любо видеть вам

Картину сельского обычного движенья…

Подобно муравью трудолюбив мужик,

Ни грубости их рук, ни лицам загорелым

Я больше не дивлюсь: я видеть их привык

В работах полевых чуть не по суткам целым.

Не только мужики здесь преданы труду,

Но даже дети их, беременные бабы,

Все терпят общую, по их словам, ‘страду’,

И грустно видеть, как иные бледны, слабы!

Я думаю, земель избыток и лесов

Способствует к труду всегдашней их охоте,

Но должно б вразумлять корыстных мужиков,

Что изнурительно излишество в работе.

Не такова ли цель — в немецких сюртуках

Особенных фигур, бродящих между ними?

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

. . . . . . .Какие реки здесь!

Какие здесь леса! Пейзаж природы русской

Со временем собьет, я вам ручаюсь, спесь

С природы рейнской, не только что с французской!

Во Франции провел я молодость свою,

Пред ней, как говорят в стихах, все клонит выю,

Но все ж по совести и громко признаю,

Что я не ожидал найти такой Россию!

Природа не дурна: в том отдаю ей честь,—

Я славно ел и спал, подьячим не дал штрафа…

Да, средство странствовать и по России есть —

С французской кухнею и с русским титлом графа!

Но только худо то, что каждый здесь мужик

Дворянский гонор мой, спокойствие и совесть

Безбожно возмущал, одну и ту же повесть

Бормочет каждому лукавый их язык:

Помещик не живет, а немец-управитель

Непьющий человек, но. . . . . . .

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Ужели господа в России таковы?

Я к многим заежал: иные, точно, грубы —

Муж ты своей жене, жена супругу вы,

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Но есть премилые: прилично убран дом,

У дочерей рояль, а чаще фортепьяно,

Хозяин с Францией и с Англией знаком,

Хозяйка не заснет без модного романа,

Ну все как водится у развитых людей,

Которые глядят прилично на предметы

И вряд ли мужиков трактуют, как свиней…

Я также наблюдал — в окно моей кареты —

И быт крестьянина: он нищеты далек!

По собственным моим владеньям проезжая,

Созвал я мужиков, составили кружок

И гаркнули: ‘ура!’ С балкона наблюдая,

Спросил: ‘довольны ли?..’ кричат: ‘довольны всем!’

— И управителем?— ‘Довольны…’ О работах

Я с ними говорил, поил их — и затем,

Бекаса подстрелив в наследственных болотах,

Поехал далее… Я мало с ними был,

Но видел, что мужик свободно ел и пил,

Плясал и песни пел, а немец-управитель

Казался между них отец и покровитель…

Чего же им еще?.. А если, точно, есть

Любители. . . . . . . . . .

Которые, забыв гуманность, долг и честь,

Пятнают родину и русское дворянство —

Чего же медлишь ты, сатиры грозный бич?..

Я книги русские перебирал все лето:

Пустейшая мораль, напыщенная дичь —

И лучшие темны, как стертая монета!

Жаль, дремлет русский ум. А то чего б верней?

Правительство казнит открытого злодея,

Сатира действует и шире и смелей,

Как пуля находить виновного умея,

Сатире уж не раз обязана была

Европа (кажется, отчасти и Россия)

Услугой важною. . . . . . . . .

ПРИМЕЧАНИЯ.

¹ Книга стихотворений Некрасова вышла в свет в то время, когда Некрасов был за границей и ‘Современником’ руководил Чернышевский. То обстоятельство, что Чернышевский перепечатал в ‘Современнике’ три стихотворения из сборника Некрасова, вызвало целую бурю против журнала (в особенности негодовали в реакционных кругах за перепечатку ‘Поэта и гражданина’). В 1886 году Чернышевский в письме к Пыпину подробно изложил эту историю. Явно преувеличивая свою вину, он, между прочим, пишет: ‘Это дело моей неопытности и несообразительности имело чрезвычайно тяжелое влияние и на ‘Современник’ и на судьбу ‘Стихотворений Некрасова’… Беда, которую я навлек на ‘Современник’ этою перепечаткою, была очень тяжела и продолжительна. Цензура очень долго оставалась в необходимости давить ‘Современник’ — года три, это наименьшее, а вернее будет думать, что вся дальнейшая судьба ‘Современника’ шла под возбужденным моей перепечаткою впечатлением необходимости цензурного давления на него… О том, какой вред нанес я этим безрассудством лично Некрасову, нечего и толковать: известно, что целые четыре года цензура оставалась лишена возможности дозволить второе издание его ‘Стихотворений’… (Н. Г. Чернышевский, ‘Литературное наследие’, III, 494—495).

**ТЕКСТОЛОГИЧЕСКИЙ И БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ КОММЕНТАРИЙ*.**

* Составлены H. M. Чернышевской.

Первоначально опубликовано в ‘Современнике’ 1856, No 11, стр. 1 —12, перепечатано во II томе полного собрания сочинений (СПБ., 1906), стр. 617 (без стихотворений Некрасова).

Рукопись-автограф на одном листе в полулист писчего формата. Список стихотворений Некрасова и самые стихотворения в рукописи отсутствуют: они заменены соответствующими указаниями Чернышевского к типографии. Рукопись хранится в Центральном государственном литературном архиве. Разночтений нет.

<ИЗ No 11 'СОВРЕМЕННИКА'>

Стихотворения Н. Некрасова. Москва. 1856.

ПРИМЕЧАНИЯ.

ТЕКСТОЛОГИЧЕСКИЙ И БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ КОММЕНТАРИЙ*.

Читайте также:

**ТЕКСТОЛОГИЧЕСКИЙ И БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ КОММЕНТАРИЙ*.**