Стихотворения, Минаев Дмитрий Дмитриевич, Год: 1874

Время на прочтение: 17 минут(ы)
Складчина. Литературный сборникъ составленный изъ трудовъ русскихъ литераторовъ въ пользу пострадавшихъ отъ голода въ Самарской губерніи
С.-Петербургъ, 1874

СТИХОТВОРЕНІЯ Д. Д. МИНАЕВА.

I.
СТРАННИЦА.

‘Кто ты, прекрасная жена?

До этихъ поръ тебя нигд я
Не видлъ въ наши времена
Среди народа….’
— Я идея!
Безстрастье истины цня,
Я родилась гермафродитомъ,
Но люди бгаютъ меня,
Цпями рабскими звеня,
Они бредутъ путемъ избитымъ,
Предъ каждой новою тропой
Дрожатъ ордою непреклонной
И платятъ злобою слпой
Мн за тревогу мысли сонной.
Языкъ мой простъ. Какъ солнца свтъ,
Доступенъ всмъ онъ въ мір Божьемъ,
Гд я скитаюсь сотни лтъ,
Но, распростертъ передъ подножьемъ
Богини пошлости земной,
Народъ и знать меня: не хочетъ
И, обезумленный, больной,
То проклинаетъ, то хохочетъ,
То буйно пляшетъ предо мной,
А въ тхъ, которыхъ въ дни гоненья
Я выше ставила другихъ,
Бросаетъ грязь онъ, иль каменья,
Иль подъ ногами топчетъ ихъ.
И такъ всегда я одинока….
Но я безсмертна на земл.
Быть можетъ, время не далёко,
Когда съ сіяньемъ на чел
Пойду въ тріумф я великомъ
И голосъ мой, какъ Божій громъ,
Не заглушатъ ни хриплымъ крикомъ,
Ни грознымъ пушечнымъ ядромъ.

II.
ДУМА.

Для счастья личнаго ужасно

Терять васъ, лучшихъ дней друзья,
Но очистительно-прекрасна
Смерть ходитъ по свту, безстрастна,
Какъ неподкупный судія.
Смерть — революція природы.
Она, какъ мрачный другъ свободы,
Сметаетъ дряхлый міръ съ земли,
Чтобъ поколній новыхъ всходы
На ней привольне росли.
Такъ горе самое слабетъ,
Излившись ливнемъ жаркихъ слезъ,
И сердце снова молодетъ,
Такъ посл славныхъ, вешнихъ грозъ
Земля цвтетъ и зеленетъ.

III.
ПРОПАВШЕМУ БЕЗЪ ВСТИ.

Omnes eodem cogimue.

Ты вчера еще былъ съ нами
Въ цвт силъ, надеждъ и лтъ,
А сегодня, другъ нашъ бдный,
Отъ тебя простылъ и слдъ.
Такъ на свт все ведется:
Нынче — солнце, завтра — тьма,
То согретъ душу счастье,
То бда сведетъ съ ума,
То мелькнетъ свободы призракъ
И — глядишь — уже исчезъ,
То на неб ангелъ плачетъ,
То въ аду хохочетъ бсъ.

IV.
* * *

Страданія — стихія человка.

Едва родясь, страдать мы начинаемъ,
Страдаемъ, ненавидя и кляня,
Да и любя — не мене страдаемъ.
Страдаемъ мы при каждой капл слезъ,
При вздох затаённаго рыданья,
И даже смхъ людской — прислушайтесь къ нему —
Есть только продолженіе страданья.
ЗАДНІЯ КОМНАТЫ.
Въ домахъ купеческихъ, въ помщичьихъ хоромахъ
Къ торжественному дню крестинъ и именинъ,
Сбираясь угостить на славу всхъ знакомыхъ,
Преображается лнивый славянинъ.
Въ парадныхъ комнатахъ онъ наблюдаетъ зорко
За чистотой. Скребутъ, метутъ полы,
Въ парадныхъ комнатахъ съ утра идетъ уборка,
Съ старинной мебели снимаются чехлы,
Изъ сундуковъ съ наслдными дарами
Является хрусталь, и бронза и фарфоръ,
Покои устилаются коврами,
И съ потолковъ причудливый узоръ
Гирляндами нависшей паутины
Снимается, изъ золоченыхъ рамъ
Свже смотрятъ старыя картины.
Все для другихъ готовится…
А тамъ,
Въ тхъ заднихъ комнатахъ, гд не бываютъ гости,
Гд цлая семья и дышетъ и живетъ,
Во всхъ углахъ, куда свой взглядъ ни бросьте,
Нечистоту и грязь найдете круглый годъ:
Чадъ кухни, копоть, рваные диваны,
Тяжелый, спертый воздухъ съ полутьмой
И стны съ паутинной бахрамой,
Гд флегматически блуждаютъ тараканы.
Лохмотья роскоши, какъ язвы скрытыхъ ранъ,
Здсь выдаютъ всю истину открыто
И шепчутъ повсть внутренняго быта
Въ парадныхъ комнатахъ пирующихъ славянъ.
Не т же ли народныя хоромы
Напоминаетъ намъ общественный нашъ бытъ,
Который такъ обставили хитро мы
Кулисами! Все ново, все блеститъ,
Подмостки приставляются къ подмосткамъ,
Какъ золото горитъ на солнц мишура
И все, что насъ коробило вчера,
Стирается подъ европейскимъ лоскомъ.
Какъ барскій домъ, привтливый съ лица,
Кулисъ общественныхъ насъ тшитъ подмалёвка,
Но въ заднихъ комнатахъ намъ всмъ дышать неловко.
Когда заглянемъ въ нихъ мы съ задняго крыльца?
Дмитрій Минаевъ.

‘Отечественныя Записки’, No 7, 1871

НОВОГРЕЧЕСКАЯ ПСНЯ.
Отчего ты, сердце, ноешь,
Отчего болишь ты сердце?
— ‘Оттого, что край родимый
Терпитъ иго иноврца,
‘Оттого, что о свобод
Между нами нтъ помину,
Оттого, что наши братья
Рать сбираютъ на чужбину.
‘И стоитъ надъ всей страною
Тучей черною — кручина: —
Мужъ прощается съ женою,
Мать съ слезами креститъ сына,
‘И на мст, гд прощались
Сестры съ братьями, рыдая,
Никогда не брызнетъ снова
Въ пол зелень молодая.
Дмитрій Минаевъ.
ДВОЧК.
(Е. Д. М—ой.)
Русокудрая головка!
Занятъ я твоей судьбой,
И — мн горько и неловко
Лгать, дитя, передъ тобой.
Русокудрая головка!
Ты, какъ ангелъ создана,
Но родная обстановка
Сокрушительно — сильна.
Не такія съ ней сражались
Дти слабыя, какъ ты,
И безсильно наклонялись,
Какъ завялые цвты.
Свтлый путь, любовь и воля…
Въ нихъ ты вруешь шутя,
Но едва-ль такая доля
Предстоитъ теб, дитя!
Сердце счастьемъ заохотивъ,
Я тебя не обману…
Нтъ, ребенокъ мой, напротивъ,
Я разсказывать начну —
О сред, гд счастье рдко,
Гд обычай — Богъ людской,
Гд золоченная клтка
Ждетъ тебя съ твоей тоской.
Съ жаждой силы и свободы,—
Ждетъ та сфера, жадно ждетъ,
Гд толп свои клейноды
Только пошлость создаетъ,
Гд нтъ бури… Что за бури!
Не он страшны,— страшна
Пылкой, огненной натур
Лишь нмая тишина,
Да затишье праздной скуки
Безъ борьбы и безъ труда,
Гд опущенныя руки
Лнь сковала на-всегда…
Жизнь пройдетъ — и не узнаешь
И съ непочатой душой.
Какъ другія, ты истаетъ
Воскуяровой свчей.
Гнетъ, осмянныя грезы,
Неоконченный романъ,
Недоплаканныя слезы
И супружескій обманъ —
Вотъ одна я таже сказка,
Напваемая намъ,
Обыденная развязка
Обыденныхъ нашихъ драмъ.
Потому, малютка, больно
За тебя мн не шутя,
Если жъ я солгалъ невольно,
Если жъ, мился дитя,
И ошибся, можетъ статься
То, поврь, я былъ бы радъ
Такъ почаще ошибаться
И пророчить не впопадъ.
Дмитрій Минаевъ.

‘Дло’, No 8, 1867

ЛВОЙ-ПРАВОЙ!..
Свжъ, завитъ, причесанъ гладко,
Въ парик съ двойнымъ проборомъ,
Улыбается такъ сладко,
Мало занятъ разговоромъ.
Въ чистыхъ, двственныхъ перчаткахъ,
И въ услугахъ безконеченъ,
Онъ начальствомъ въ безпорядкахъ
Никогда не былъ замченъ.
Съ нимъ молчанье неразлучно,
Но зато, какъ воинъ бравый,
Онъ, гд нужно — крикнетъ звучно:
— Лвой-правой, лвой-правой…
Кавалеромъ бывши дамскимъ,
Чуждъ онъ моднаго трезвона,
И обдаетъ съ шампанскимъ
Постоянно у Донона,
Свта высшаго скиталецъ,
Знаетъ точно онъ науку,
Что подать кому — гд палецъ,
Гд два-три, а гд всю руку.
На бильярд, кію врный,
Подвизается со славой,
Ходитъ съ выправкой примрной —
Лвой-правой, лвой-правой!..
Трудъ считая лишней ношей,
Изо всей литературы
Объ одной онъ Ригольбоши
Перечитывалъ брошюры.
Аплодируя Ристори,
Больше чтилъ онъ Леотара,
И чуждался въ шумномъ спор
Полемическаго жара,—
И въ прогресс и въ наук,
Передъ гласностью лукавой
Умывалъ всегда онъ руки —
Лвой-правой, лвой-правой…
Былъ всегда онъ скромно веселъ,
И — поклонникъ всхъ балетовъ —
Въ бенефисъ бралъ пару креселъ:
Для себя и для букетовъ.
Надъ ковромъ его кровати,
Съ увлеченіемъ поэта,
Муравьевой и Розатти
Два повшено портрета.
Онъ гордился безконечно
Межь актрисъ почетной славой,
Но принципъ его сердечный —
Лвой-правой, лвой-правой…
Безъ душевныхъ бурь и ломки
Онъ судьбой своей утшенъ,
Подъ надзоромъ экономки
Сонъ его всегда безгршенъ.
Подъ атласнымъ одяломъ
Грезитъ онъ — сны ясны, тихи —
О невст съ капиталомъ,
О стотысячной купчих.
Лишь порой, въ просонкахъ, громко,
Крикнетъ въ поз величавой,
Такъ что вздрогнетъ экономка:
— Лвой-правой, лвой-правой…
Д. Минаевъ.
1861.

‘Русскій Встникъ’, No 4, 1861

* * *
(М. К. Г-н.)
Когда невольно съ языка
Злость иль проклятіе сорвется,
Ихъ прямо высказать въ лицо
Всегда кому нибудь найдется.
Когда жъ любовь со дна души
Захочетъ вырваться наружу,
Какъ подъ землей бгущій ключъ,
Не замерзающій и въ стужу,
Тогда, кругомъ бросая взглядъ,
Своихъ желаній устыдишься,
И вмсто благодатныхъ слезъ
Недобрымъ смхомъ разразишься.
Д. Минаевъ.

‘Дло’, No 5, 1869

* * *
По недвижнымъ чертамъ молодаго лица,
По глазамъ, по улыбк твоей не узнаешь,
Что ты, бдная, гордо и молча страдаешь,
Что страданью глубокому нтъ и конца.
Ты страдаешь втройн,— только я это видлъ,—
За себя, за растрату погубленныхъ силъ,
За того, кто ревниво тебя ненавидлъ,
И потомъ за того, кто терзая любилъ.
Ненавистная дочь, ты семьей проклиналась,
Какъ жена, жизнь свою ты должна проклинать,
И какъ мать, безконечно несчастной являлась:
У тебя сына отняли, бдная мать!..
Но безъ слезъ и безъ жалобъ, чтобъ вызвать участье,
Вры въ лучшій и свтлый удлъ лишена —
И какъ дочь, и какъ мать, и жена
Затаила въ себ ты всю горечь несчастья
Съ цломудріемъ гордой души…
Ты не бросилась въ воду въ полночной тиши,
Не искала въ разврат спасенья
И его золотой, обаятельный грхъ
На рсницы твои сладкихъ сновъ искушенья
Никогда не сводилъ… Ты была не изъ тхъ
Слабыхъ душъ, что въ могил находятъ забвенье,
Иль въ безумномъ разврат забыться хотятъ,
Словно дастъ имъ забвенье безумный развратъ.
Нтъ, страдалица гордая, жить ты осталась,
Неубитая жизнью, и т,
Что дивились спокойной твоей красот,
Если ты между ними, порою, являлась —
Никогда не прочтутъ, можетъ быть,
Въ темныхъ взорахъ, глубокихъ, какъ море,
Сколько муки и жгучаго горя
Ты умла въ себ затаить.
Д. Минаевъ.

‘Дло’, No 6, 1869

НАРОДНЫЕ МОТИВЫ.
I.
‘Не пеки, жена, блиновъ мн,
А не то, я распеку’.
А жена перепитъ мужу:
— ‘Вотъ на зло да напеку…’
‘Не носи блиновъ мн въ поле,
Заруби ты на носу…’
А жена перечитъ мужу:
— ‘Вотъ на зло да принесу’.
‘А пойдешь, такъ мостъ минуй ты…’
— ‘Черезъ мостъ на зло пойду…’
‘Не клади въ подолъ каменьевъ…’
— ‘Непремнно накладу…’
‘Да не прыгай съ моста въ воду…’
А жена кричитъ: ‘спрыгну!…’
‘Не вспугни чертей въ болот’…
А жена кричитъ: ‘вспугну!…’
халъ мужъ чрезъ мостъ обратно,
А его чертенокъ вплавь
Догоняетъ: ‘Другъ любезный!
Отъ жены своей — избавь!…
Отъ нея теперь житья нтъ
Мн въ вод…’ — ‘Ну ладно, братъ:
Коль теб съ ней тошно стало,
Такъ возьметъ-ли мужъ назадъ?’
II.
Ходитъ, ротъ розиня,
По Москв Тарасъ.
Все въ столиц диво
Для мужицкихъ глазъ.
Передъ колокольней
Сталъ онъ, и глядитъ:
‘Галокъ-то, вотъ галокъ
Сколько тамъ сидитъ’.
Сталъ считать онъ галокъ,
Вдругъ солдатъ идетъ…
‘Ну, чего стоишь ты
Здсь розиня ротъ?
Скалишь только зубы’?..
— ‘Галокъ счесть хочу,
Господинъ служивый’…
‘Я-те проучу…
Ты казенныхъ галокъ
Въ город считалъ?.
Нтъ, шалишь, другъ милый,
Маршъ за мной въ кварталъ’.
— ‘Смилуйся, служивый!
Въ чемъ я виноватъ?’
‘Въ чемъ? казенныхъ галокъ
Не считай здсь, братъ…’
— ‘Смилуйся, служивый!
Ты ужь больно крутъ…’
‘Ну, пойдемъ, въ квартал
Дло разберутъ’.
— ‘Смилуйся, служивый!
Хочешь денегъ взять?’
‘Ну, а сколько галокъ
Смлъ ты насчитать?’
— ‘Три десятка…’ — ‘Ладно,
Нравъ не злобенъ мой,—
Дай мн тридцать гривенъ
И пошелъ домой.
— ‘На, служивый, только
Не води лишь въ часть:
Знамо, въ это мсто
Не-любо попасть!..’
Вотъ въ артель вернулся
Съ хохотомъ Тарасъ.
‘Ты чему смешься?
Али съ пьяныхъ глазъ?’
Говорятъ Тарасу…
‘Ну, чему ты радъ?’
— ‘Москаля надулъ я,
Даромъ что солдатъ:
Насчиталъ я галокъ
Сотни дв — смотри,
А его уврилъ,
Что десятка три.
Только тридцать гривенъ
Отдалъ ему я…
Что же, братцы, смтка
Есть ли у меня?..’
Д. Минаевъ.

‘Дло’, No 10, 1868

ПОСЛДНЯЯ ИРОНІЯ.
У свжей насыпи кургана
Мы собрались… Снга кругомъ,
И блдно-розовымъ пятномъ
Смотрло солнце изъ тумана.
Въ могильный склепъ мы гробъ снесли
И, по обычаю, въ печали,
На крышку гроба мы бросали
Горстъ свжей глины и земли…
Пока могила зарывалась
Бднякъ! я думалъ о теб:
Въ твоей нерадостной судьб
Насмшка горькая сказалась.
И проклиная и боясь
Тебя при жизни, съ наглой ложью,
Вслдъ за тобой съ трусливой дрожью
Клеветники бросали грязь.
Еще не стихла волчья злоба
Твоихъ враговъ, какъ ты угасъ,
И вотъ друзья теб сейчасъ
Бросали грязь на крышку гроба.
Но ты ужь спишь…. Спитъ мертвымъ сномъ
Кладбища снжная поляна,
И смотритъ солнце изъ тумана
Въ міръ блдно-розовымъ пятномъ.
Дмитрій Минаевъ.

‘Дло’, No 4, 1868

МОЕЙ ГАЛАТЕ.

Долго, жарко молился твоей красот и,
И мольба такъ всесильна была,
Что сошла ты съ подножья, моя Галатея,
Ты, статуя моя, ожила.
Но подъ сверной мглою холоднаго крова
Снова сонъ тебя прежній сковалъ
И взошла ты, нмая красавица, снова
На покинутый свой пьедесталъ.
Ни лобзанья, ни ласки, ни жгучія слезы,
Ни порывы безумныхъ рчей
Разбудить ужь не могутъ отъ мраморной грезы
Галатеи холодной моей.
Дмитрій Минаевъ.

‘Дло’, No 3, 1868

СВОБОДА.

Молода, безсмертна, какъ природа,
Какъ невста, сходитъ въ міръ свобода.
И передъ ней, благоговйно тихъ,
Міръ не разъ склонялся, какъ женихъ,
И не разъ межъ нихъ — земл казалось —
Обрученья тайна совершалась,
И въ виду священныхъ, вчныхъ узъ
Близокъ былъ божественный союзъ:
На чел прекрасной-новобрачной
Былъ покровъ таинственно-прозрачный,
Но, при вид брачнаго внца,
Жизнь сбгала съ гордаго лица,
И съ себя срывая покрывало,
Каждый разъ невста умирала…
И до нын сходитъ въ міръ она,
Цломудріемъ своимъ защищена,
Оставаясь вчно во вселенной
Недоступной, чистой и нетлнной.
Д. Минаевъ.

‘Дло’, No 12, 1868

ИЗЪ СТАРАГО АЛЬБОМА.

I.

Завидую я вамъ: у васъ еще осталась
Способность жаркихъ слезъ. Когда на дн души
Даръ жизни — горе тайное скоплялось,
Его всегда могли вы выплакать въ тиши…
Слезами сердце, словно, обновлялось
И примиряли васъ съ печальною судьбой,
Какъ вешній дождь, цлебныя рыданья,—
А намъ, давно озлобленнымъ борьбой,
Знакома только засуха страданья.

II.

Дыханье давитъ полдень знойный,
Недвижный воздухъ раскалёнъ,
Не дрогнетъ листъ и тополь стройный
Стоитъ, какъ погруженный въ сонъ.
Колышется въ дремот нива,
Ползутъ лниво облака,
И мысль работаетъ лниво,
Не сходитъ слово съ языка,—
А ты лепечешь не смолкая
Мн о любви своей весь день,—
Но, милый другъ, жара такая,
Что и любить, ей Богу, лнь!..
Дмитрій Минаевъ.

‘Отечественныя Записки’, No 12, 1879

НАШИ ЧИТАТЕЛИ *).

Юмористическіе эскизы.

*) Помщая эта стихотворные опыты одного изъ начинающихъ провинціальныхъ поэтовъ, мы хоть и замчаемъ въ немъ нкоторую ‘легкость въ мысляхъ’, но надемся, что онъ отъ большаго упражненія и въ особенности отъ солиднаго изученія статей гг. Страхова и Н. Косицы, впослдствіи станетъ глубже и серьезне относиться къ своей дятельности и къ тмъ мотивамъ общественной жизни, на которыхъ придется ему останавливать свое вниманіе.

I.

Землевладлецъ раззоренный
Не спитъ, съ заботой на чел,
Въ усадьб, снгомъ занесенной,
Въ глухую ночь въ родномъ сел.
Жена ворчитъ: ‘Не спишь всю ночь ты!..
Чего ты ждешь все, mon ami?’ —
‘Вдомостей Московскихъ’ съ почты
Я жду, сударыня!.. Пойми!..

II.

Сплетню путая на сплетней,
Дв сосдки, свъ рядкомъ,
Беззаботно въ день субботній
Забавляются чайкомъ.
Сплетенъ все же не достало…
Тихо. Чайникъ лишь кипитъ…
И маіорша замолчала,
И поручица молчитъ.
Наконецъ одна сказала:
— Завтра мы,— забудь свой страхъ,—
Сплетенъ выудимъ не мало
Въ ‘Биржевыхъ Вдомостяхъ’.

III.

Въ погребк дешевый хересъ
Вечеркомъ приказчикъ пьетъ,
И дешевый хересъ черезъ
Край стакана на полъ льетъ.
Дремлетъ парень. Съ красной хари
Отирая локтемъ потъ,
Носомъ въ ‘Голос’ клюетъ
Подпись Нила Адиирари.

IV.

Въ спальн сабли, ружья, сдла,
Этажерки, столъ, кровать…
Видно, что живетъ осдло,
Только кто? Прошу понять!..
Все есть въ комнат богатой,
Кром книгъ, и лишь въ углу
‘Инвалида’ нумеръ смятый
Кмъ-то брошенъ на полу.

V.

Появилась въ лавк дама,
Хороша, какъ муза Жандра,
И нарядна, какъ реклама
Кача Александра.
Платья моднаго закройка
Ей нужна,— по той причин
Стала рыться дама бойко
Въ ‘Модномъ Магазин.’

VI.

На крыльц сидитъ слуга —
Княжескій — Кузьма.
Съвъ краюшку пирога,
Молвилъ онъ: ‘Эхъ-ма!
Отслужилъ я господамъ,
Значитъ, время есть,
И читать сталъ по складамъ
Онъ газету ‘Всть’.

VII.
КУПЕЦЪ.

Какъ длишки, братецъ?

РАЗСЫЛЬНЫЙ ИЗЪ ГАЗЕТНОЙ КОНТОРЫ.

Худо.
Поручила мн контора
Продавать по гривн съ пуда
‘Время Новое’ Киркора.
Въ лавк есть у васъ посуда,
Такъ купите, чтобъ отсюда
Не таскать тюка мн дальше.

КУПЕЦЪ.

Что-жъ! давай сюда… Безъ фальши
Взвсимъ тюкъ твой, да и баста!..
Намъ нужна бумага часто.

VIII.

Блуждаетъ фельдшеръ хромоногій
Въ больниц съ ранняго утра,
Глядитъ насупясь, недотрогой,
Какъ вс на свт фельдшера.
Онъ ставитъ банки, кровь пускаетъ,
Съ больными пасмуренъ и кругъ,
А къ ночи тихо вслухъ читаетъ
Двумъ сторожамъ ‘Всемірный Трудъ’.

IX.

Ему было семьдесять лтъ,
Она была годомъ моложе,
Ума въ немъ отъ дряхлости нтъ,
Съ ума она спятила тоже.
Надвши подъ вечеру очки,
‘Зарю’ они вмст читали,
А посл — играть въ дурачки
До самаго сна начинали.

X.

Недавно въ желтый домъ больного привезли
О въ немъ талантъ особенный нашли:
Вс сумасшедшіе дивились книгоду,
Который,— подивитесь, господа —
Зналъ наизусть ‘Домашнюю Бесду’
За вс ея года,
На чемъ и помшался навсегда.
Что въ имени теб моемъ!

ГРАЖДАНСКІЙ ПОДВИГЪ.

Ты полонъ, другъ, высокихъ думъ,
Мщански-доблестныхъ стремленій,
И вритъ собственный твой умъ
Въ свой собственный творящій геній.
Но это кончится все вдругъ,
Все выгоритъ въ стремленьи быстромъ —
И станешь ты, мой юный другъ,
Вполн законченнымъ филистромъ.
Угаснутъ прежнія мечты,
Послушный голосу природы,
О размноженіи породы
Начнешь заботиться лишь ты,
Иной задачей оживленный,
Ты ею умъ свой обновишь,
И для отчизны умиленной
Филистровъ юныхъ наплодишь.
Трудись, пока достанетъ силы,
Теб дарованной Творцомъ,—
И назовутъ тебя, мой милый,
Предобросовстнымъ самцомъ!
Есть у судьбы свои капризы:
Такъ конь могучій и лихой,
На скачкахъ получавшій призы,
Вдругъ ногу вывихнетъ, порой —
Его торжествъ минуло время,
Побдамъ наступилъ конецъ,
Но оставляется на племя
Сломавшій ногу жеребецъ.
Н. Верховъ.

НАДПИСИ И ЭКСПРОМТЫ.

I.
АВТОРУ ‘НЕРОНА’, ЖАНДРУ.

Неронъ сжегъ Римъ во время оно
И судъ исторіи суровъ былъ и жестокъ.
Но кто бъ теб могъ высказать упрекъ,
Когда бы своего несчастнаго ‘Нерона’
Ты, русскій стихотворецъ, въ печк сжегъ?

II.
МАННУ.

(Творцу ‘Говоруновъ’ и ‘Общаго блага’.)

Трудъ, взятый не по силамъ,
Не кончится добромъ
И, если разберемъ:
Владть ты могъ бы шиломъ,
Но вовсе не перомъ.

III.
ЧЕЛОВКЪ ОНЪ БЫЛЪ!..

Вы правы, человкъ онъ милый, господа.
Я бросилъ въ спорамъ глупую привычку,
Къ тому жъ и спорить то какая мн нужда:
Сказать при встрч съ нимъ мн хочется всегда: —
Эй, ‘человкъ’, подай-ка, братецъ, спичку!

IV.

Стихи свои ты пишешь безъ цензуры,
И этому я радъ,
Но вотъ что худо, братъ:
Зачмъ стихи ты пишешь безъ цезуры?

V.
ЗЕМЛЯЧК.

Попасть, — я право не лукавлю, —
Къ вамъ на зубокъ я не хочу:
Я этимъ лишь доходъ доставлю
Зубному вашему врачу.
Нтъ, просто мной пренебрегая,
Отъ гнва будьте далеки,
Вставные зубы сберегая,
Меня, землячка дорогая,
Не поднимайте на зубки.
L’homme qui rit.

‘Дло’, No 12, 1869

* * *

Столица шумная въ волненьи,
Есть пища новая умамъ:
О предстоящемъ наводненьи
Слухъ темный ходитъ по домамъ.
Счастливцы жизни, сна не зная,
Не могутъ страха превозмочь,
Лишь только пушка крпостная
Встревожитъ ихъ въ глухую ночь,
Столицу грозно извщая,
Что выше колецъ поднялась
Вода на пристани въ тотъ часъ.
Но бдняки — иное дло,
Они испуга далеки…
Еще недавно чье-то тло
Пристало къ берегу рки.
Сошлась толпа надъ мирно-спящей,
Усопшей женщиной… Вдали
Какъ будто выросъ изъ земли
Хожалый, съ бляхою блестящей,
И вотъ въ участокъ близь лежащій
Трупъ мертвой женщины свезли.
Кто жъ эта мертвая?— Къ чему же
Вопросъ тотъ: жизни не вернешь!
Еще, пожалуй, будетъ хуже,
Когда распрашивать начнешь…
Бдняжк видно улыбалась
Въ грядущемъ — бдность иль тюрьма,
Она потопа не дождалась
И въ воду кинулась сама.
Дм. Минаевъ

‘Дло’, No 10, 1869

БЕЗУМНОЕ ЖЕЛАНІЕ.

Согнавши смутно немощь вка,
Какъ Діогены позднихъ лтъ,
Мы въ мір ищемъ ‘человка’:
‘Гд онъ? кричимъ: кто дастъ отвтъ?’
Безумцы! Знайте: въ полной сил
Когда бы къ намъ явился онъ,
Его бъ мы тотчасъ ослпили,
И онъ бродилъ бы, какъ Самсонъ,
Пока при общемъ осмянь
Нашъ гнусный пиръ не постилъ
И разшатавъ колонны зданья
Съ собой всхъ насъ не схоронилъ.
Д. Минаевъ.

‘Дло’, No 5, 1869

* * *

Жизнь человчества сложилась
Изъ элементовъ мощныхъ двухъ:
Въ немъ — и животные инстинкты,
И духъ боговъ, безсмертный духъ.
То, какъ орелъ, взлетая къ небу,
То въ грязный падая потокъ,
Ты, человкъ, поперемнно,
Былъ то животное, то богъ.
Но если бъ въ міръ теперь явился
Богоподобный человкъ,
То подъ копытами животныхъ
Погибъ бы онъ въ нашъ славный вкъ.
Д. Минаевъ.

‘Дло’, No 1, 1870

ДВА ПОРТРЕТА.

(разсказъ моего сосда.)

Можетъ быть, господа,
Я сужу несовсмъ безпристрастно,
Но подчасъ подвернется такая бда,
Что становится очень опасно
Разршать, кто виновенъ, кто нтъ:
Словно въ лсъ попадаешь дремучій…
Разскажу для примра вамъ случай.
Хоть прошло уже нсколько лтъ,
Какъ случилась исторія эта,
Но о ней говорить я безъ слезъ не могу.
Вотъ висятъ на стн два портрета:
Этотъ юноша,— право, не лгу,—
Мн былъ сына родного дороже,
Росъ почти на глазахъ у меня,
А она-то, голубка моя…
Вы вглядитесь въ черты, о, мой Боже!..
Какъ живая съ портрета глядитъ.
Хороша вдь, не такъ-ли? Бывало,
Взглянетъ, точно рублемъ подаритъ,
И меня, старика, умиляла.
Хоть за связь ихъ, на первыхъ порахъ,—
(Съ нимъ она, господа, не внчалась) —
Я не рдко испытывалъ страхъ,
Но потомъ даже мн такъ казалось,
Что простится ей грхъ въ небесахъ
За побгъ отъ жестокаго мужа…
Ктожъ предвидлъ, что выпадетъ хуже
Доля ей?.. Но, позвольте, для васъ
Непонятенъ пока мой разсказъ.
Дло въ томъ, что мой Саша (всегда я
Звать его такъ привыкъ)
Въ школ былъ лучше всхъ ученикъ,
А по служб пошелъ, возбуждая
Отъ начальства одн похвалы.
Видный, умникъ, любимецъ молвы,
Онъ вошелъ скоро въ обществ въ моду,
А отъ женщинъ не зналъ и проходу.
Огорчалъ онъ меня глубоко,
Что смотрлъ такъ на женщинъ легко:
Поиграетъ, пошутитъ и — баста!..
Съ нимъ за это я ссорился часто,
Упрекалъ его съ горечью… Чтожъ!
Что посешь, то самъ и пожнешь.
Какъ-то изъ виду Саша мой скрылся,
Дни проходятъ. Гд, думаю, онъ?
Жду, пожду… Наконецъ онъ явился:
— ‘Милый мой! Я теперь измнился’,
Обнимая, кричитъ: ‘я влюбленъ
Я живу не одинъ..’ — ‘Ты женился?’
— ‘Нтъ, нельзя., она замужемъ.. Ну,
Колебаться мн было нелпо:
Мужъ — палачъ, просто, извергъ…жену
Вырвать долженъ былъ я изъ вертепа,
Бросилъ прежнюю жизнь, кутежи,
Женщинъ всхъ… я отвыкъ отъ разврата..
А она-то, мой милый, она-то!…
Хочешь видть ее?’ — ‘Покажи..’
Мы отправились. Врилъ я мало,
Признаюсь, перемн такой!
Страхъ, предчувствіе, что-ли, мн сжало
Сердце вдругъ, лишь рукой
Я къ звонку на подъзд коснулся.
Входимъ мы. Не хочу вспоминать
Встрчи той, но минутъ черезъ пять
Я, на старости, чуть не рехнулся:
Такъ Луиза понравилась мн.
Я не мастеръ на вс описанья,
Но предъ вами портретъ на стн.
Полюбуйтесь: точьвточь — изваянье!
Въ этихъ истинно дивныхъ чертахъ
Грусть какая-то вчно бродила,
Только въ сжатыхъ губахъ, да въ глазахъ
Проявлялась желзная сила
Твердой воли…
Безъ малаго годъ
Счастье, этихъ людей продолжалось.
Саша, втренникъ прежній и мотъ,
Сталъ другимъ человкомъ, казалось.
Волокита и бывшій игрокъ,
Если сядетъ, подчасъ, за картишки,
То играетъ всегда на мелокъ,
Дома — весело… музыка, книжки,
Пожалуй, любовь, да цвты…
Въ чью-бы душу сомннье запало,
Что надъ домомъ прекрасной четы,
Словно, туча, несчастье всплывало?..
Оба — я и Луиза — весной
Замчать стали первыя тучи.
Саша сдлался словно шальной:
То ворчитъ, то цлуетъ ей ручки,
То, какъ камень, молчитъ, и предлогъ
Чаще сталъ находить для отлучки:
По три дня пропадалъ онъ… Суди его Богъ,
Но замтить мн было нетрудно,
Что несчастной голубки любовь
Онъ ногами топталъ безразсудно,
Зажилъ прежнею жизнію вновь.
Обо всемъ и она догадалась,
Поняла, что со счастьемъ прощалась,
Но молчала, безъ жалобъ и слезъ:
Только брови сдвигаляся хмуро,
Да въ глазахъ замчать мн пришлось
Вспышки молній… Такая натура
Въ этой женщин странной была:
Если разъ, она счастье нашла,
То за счастье такое готова
Жизнь сгубить — и свою и другого.
Разошлось они. Словно вчера
Совершилась послдняя наша
Встрча въ мір. Сюда въ номера,
Гд живу я теперь,перехалъ и Саша.
Я его и корилъ и хулилъ,
У негожъ нтъ другого отвта:
‘Я-ль виновенъ, что я разлюбилъ?’
Какъ вамъ нравится логика эта?
Жилъ онъ въ комнат, рядомъ со мной,
Но съ нимъ очень я рдко встрчался:
Такъ поступокъ его показался
Гадкомъ мн. Лишь съ Луизой одной,
По привычк, я часто видался.
Ни полслова о немъ никогда
Не сказала она въ разговор.
Что въ душ ея было,— вражда,
Или гордое, тайное горе,—
Угадать я не могъ
До ужасной минуты послдней.
Какъ-то вечеромъ, поздно, въ передней
У себя я услышалъ звонокъ:
— ‘Васъ зовутъ, сударь, въ номеръ сосдній.,’
Мн сказали.— ‘Но кто же зоветъ?’
— ‘Тамъ какая-то барыня ждетъ…’
Кровь мн въ голову хлынула снизу,
Только отперъ я ближнюю дверь:
Возл Саши нашелъ я Луизу.
Онъ сидлъ — (помню я и теперь) —
На диван, въ углу, полулежа,
Какъ довольный собой человкъ,
А она, на себя непохожа,
И блдна, точно на пол снгъ,
Неподвижно и молча стояла.
— ‘Я ждала васъ’, она мн сказала:
‘Вы должны, какъ и онъ, все узнать.
И пусть Богъ насъ обоихъ разсудитъ.
Я къ нему обратилась, какъ мать,
Мать ребенка, котораго будетъ
Онъ отцомъ,— и на это отецъ
Только смхомъ однимъ отозвался’.
(Онъ при этомъ опять засмялся:)
— ‘Скоро-ль этому будетъ конецъ?’
— ‘Скоро-ль? а, ты его дожидался?!—
Такъ умри-же со мной ты подлецъ.’
И въ рук у Луизы сверкнуло
Пистолетное дуло,
Грянулъ выстрлъ, другой, впопыхахъ
Отвратить это страшное дло
Не усплъ я: въ дыму, въ трехъ шагахъ
Отъ себя я увидлъ два тла.
Въ тужъ минуту народъ набжалъ,
Полицейскіе, докторъ явился:
Саша мертвый, убитъ на повалъ,
Тихо на полъ съ дивана скатился
Получивши ужасный урокъ,
А несчастная женщина въ бокъ
Нанесла себ рапу, но все-же
Жить осталась. Выла бы дороже
Смерть для жертвы погибшей… Въ острогъ
Посадили ее, разумется, вскор,
На допросахъ во всемъ сознавалась она
Механически какъ-то и тупо, полна
Безысходнаго, мрачнаго горя.
Съ нетерпньемъ я ждалъ дня суда,
Ждали многіе — случай былъ рдкій.
Сердце билось, какъ птичка подъ сткой,
У меня въ ту минуту, когда
Очутился въ судебной я зал
И пробрался къ колонк впередъ.
Вдругъ — смотрю — взволновался народъ,
Общій шопотъ… вс съ мстъ привставали:
То ввели подсудимую. Сабли сзеркали…
О, тогда я едва не заплакалъ навзрыдъ
За печальную участь людей двухъ любимыхъ:
Вотъ одна — на скамь подсудимыхъ,
А другой — на кладбищ зарытъ!…
Ко всему безучастна, блдна, и вся въ черномъ,
И со взглядомъ недвижно-упорнымъ,
Устремленнымъ куда-то, богъ всть,
Подсудимая сла. Не могъ я прочесть
Въ этомъ образ, тихо покорномъ,
Ничего, кром скорби… Казалось, что лечь
Ей въ могилу нестрашно…
Защитника рчь
Въ положеньяхъ блестящихъ, отважныхъ
Развивалась, межъ тмъ, и росла,
Но, признаться, для многихъ присяжныхъ
Не совсмъ-то понятна была:
На подборъ современныя фразы,
Ограненныя, точно алмазы,
Только не было въ нихъ простоты,
Задушевности, той теплоты,
Что невольно за сердце хватаетъ
И суровую душу смиряетъ.
Кончилъ рчь, наконецъ, адвокатъ
И умолкъ. Долго судъ совщался
И вернулся съ ршеньемъ назадъ.
Стихло все… Приговоръ состоялся:
‘Семь лтъ каторги’…
Вкругъ
Вздохъ глухой и едва уловимый
Пролетлъ электрически вдругъ:
Лишь въ лиц у одной подсудимой
И рсницы не дрогнули. Взоръ
Неподвиженъ… улыбка печали:
Словно не ей прочитали
На суд приговоръ.
Да, убійство — ужасное слово:
Судьи правы, но правы и мы,
Если мы не осудимъ сурово
Эту гршницу… Свта и тьмы,
Зла съ добромъ роковое смшенье
Есть, я думаю, въ каждомъ изъ насъ…
Но еще не оконченъ разсказъ:
Нужно знать вамъ его заключенье.
Осужденная жить не могла,
Какъ другіе, одно ей осталось:
Черезъ мсяцъ она помшалась
И въ острог въ родахъ умерла.
Такъ погибли напрасно дв силы,
Дорогія и близкія мн,
Лишь остались отъ нихъ дв могилы,
Да портреты на этой стн.
Дм. Минаевъ.

‘Дло’, No 12, 1870

* * *

(П. П. Р-п-ву).

Когда-то, милые друзья,
Среди студенческаго пнья
Съ сознаньемъ вторилъ вамъ и я:
‘Впередъ безъ страха и сомннья’!
Я снова пть готовъ ‘впередъ’!
Инымъ, грядущимъ поколньямъ,
Но страхъ въ груди моей живетъ
И мысль отравлена сомнньемъ.
Д. Свіяжскій.

‘Дло’, No 11, 1871

КАМЕНОТЕСЪ.

(Японская сказка).

Жилъ-былъ въ японскомъ царств бднякъ-каменотесъ,
Работалъ много, то нужды тяжелой несъ
И сталъ роптать. ‘Ахъ, если-бъ,— взывалъ онъ къ небесамъ,—
Разбогатть! Лежалъ бы по цлымъ я часамъ
На дорогихъ циновкахъ, всегда-бъ ходилъ въ шелку’…
Мольбу такую слыша, Духъ добрый бдняку
Желанное богатство далъ сразу. О нужд
Забылъ разбогатвшій работникъ, о труд
Не помышлялъ, на мягкихъ циновкахъ возлежалъ
И нжился подъ шелкомъ и пухомъ одялъ.
На улиц однажды кортежъ увидлъ онъ:
Шелъ мимо императоръ, который окруженъ
Былъ свитою блестящей своею, впереди
Шуты и скороходы бжали, назади
Надъ головой владыки громадный зонтъ несли,
Прохожіе съ поклономъ склонялись до земли
Передъ его особой.— ‘Ахъ, что въ богатств мн,—
Каменотесъ воскликнулъ:— когда въ родной стран
Со спитою, по царски, ходить я не могу!
Зачмъ не царь я?’ — ‘Въ этомъ теб я помогу’.—
Шепнулъ ему Духъ добрый, и въ ту-жъ минуту вдругъ
Въ царя преобразился работникъ бывшій. Вкругъ
Его толпилась свита, молчаніе храня,
И зонтъ несли роскошный надъ нимъ въ сіяньи дня.
А солнце сильно грло и жаръ былъ нестерпимъ.
— ‘Я царь, но велика ли мн честь назваться имъ,—
Замтилъ императоръ,— когда я изнемогъ
Отъ зноя, обезсиллъ отъ головы до ногъ…
Не лучше-ли быть солнцемъ!’ — ‘Такъ будь имъ’, Духъ сказалъ,
И, обратившись въ солнце, царь въ неб засіялъ
Лучами золотыми,— какъ ласку и привтъ,
На землю проливая живительный свой свтъ.
Вдругъ набжала туча и стала въ вышин
Между землей и солнцемъ.— ‘Какая дерзость! ма
Свтить она мшаетъ,— воскликнулъ свточъ дня:—
Ужъ если такъ, быть тучей удобнй для меня’.
И духъ сказалъ: ‘Пусть будетъ по твоему!’ Тогда
Свершилось превращенье. Надменна и горда,
Въ лазури неба туча мгновенно разрослась,
Грозою разразилась, на землю пролилась
Такимъ дождемъ, что скоро изъ береговъ своихъ
Озера, рки вышли и съ ревомъ волны ихъ
Окрестность затопили. Стоялъ одинъ утесъ
Незыблемо: могучій потокъ его не снесъ
Въ своемъ напор грозномъ.— ‘Хорошій мн урокъ!—
Сказала туча гнвно:— сопротивляться могъ
Гроз моей какой-то ничтожный камень! Съ нимъ
Не лучше:ть помняться мн жребіемъ своимъ?’
— ‘Хною исполню волю’, отвтилъ духъ. Въ гранитъ
Преобразилась туча, принявъ утеса видъ.
И тотъ утесъ недвижный, холодный и нмой,
Не чувствовалъ ни бури, ни холода зимой,
Ни солнца жаркимъ лтомъ, ни града, ни дождя.
Утесъ однажды только былъ изумленъ, слдя
За тмъ, какъ у подножья его одинъ бднякъ
То молотомъ, то ломомъ работать началъ такъ
Усердно, что кусками гранитъ летлъ кругомъ.
— ‘Такъ вотъ кого назвать я могу своимъ врагомъ,
Врагомъ опаснымъ!— гнвно проговорилъ утесъ:—
Онъ, человкъ ничтожный, простой каменотесъ,
Изъ ндръ моихъ рвать можетъ куски большихъ камней!
О, если при сравненьи со мною, онъ сильнй,
То лучше человкомъ мн быть!’ — И не былъ глухъ
Къ желанію утеса ему покорный Духъ.
И вновь въ каменотеса бднякъ былъ превращенъ,
Опять въ каменоломн работать началъ онъ,
Въ поту лица насущный хлбъ добывалъ опять
И пересталъ на жребій тяжелый свой роптать.
Дмитрій Минаевъ.

‘Памяти В. М. Гаршина’. СПб., 1889

ДВ СУДЬБЫ.

(Переводъ съ итальянскаго.)

Завидуя когда-то
Ихъ счастью безконечно,
Не могъ я знать, конечно,
Что сгибнутъ безъ возврата
Они для свта оба:
Она — подъ крышей гроба,
Оплакана чужими,
А онъ — подъ небесами
Такими…. а какими,
Поймете вы и сами.
Сперва о нихъ тужили,
Сперва ихъ вспоминали,
Но новыя печали,
Какъ тучи, плыли, плыли,
И скоро вс забыли
Обоихъ ихъ невольно…
И насъ всхъ жизнь томила.
Летли дни за днями…
Ее взяла — могила,
Его взяла… Довольно!..
Досказывать, какъ больно,
Поймете вы и сами.
Д. Минаевъ.

‘Дло’, No 7, 1870

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека