Стихотворения, Мещевский Александр Иванович, Год: 1818

Время на прочтение: 12 минут(ы)

А. И. Мещевский

Стихотворения

Библиотека поэта. Второе издание
Поэты 1790-1810-х годов
Вступительная статья и составление Ю. М. Лотмана
Подготовка текста М. Г. Альтшуллера.
Вступительные заметки, биографические справки и примечания М. Г. Альтшуллера и Ю. М. Лотмана
Л., ‘Советский писатель’, 1971
Оригинал здесь — http://www.rvb.ru

СОДЕРЖАНИЕ

Биографическая справка
281. На смерть В. А. Габбе
282. Присутствие милой
283. Романс Эдальвине
284. Эдвин
285. К классику Бавию
286. В альбом Ф. И. Г.
287. Пловец
288. Сетование
289. Лила
290. Селянин
291. К Надежде — молодой, прелестной девушке
292. Романс Аполония

Биографическая справка

Биография Александра Ивановича Мещевского (1791—1820?) нам почти неизвестна. Он принадлежал к кружку поэтов Московского университетского пансиона. В 1809 году появилось его стихотворение ‘Уединение’ в хрестоматии трудов пансионских питомцев, 1 а в 1810 году — несколько стихотворений в ‘Вестнике Европы’, журнале, в эту пору тесно связанном с пансионом и университетом. В 1812 году он добровольно вступил в армию и при неясных обстоятельствах был вскоре разжалован в солдаты навечно и сослан на Урал. Причины сталь суровой кары до сих пор неизвестны. Сам Мещевский в письме к П. А. Вяземскому изъяснялся туманно: ‘Вы благородны — этой доверенности довольно, чтобы избавить меня от жестокого смятения, — не имею нужды тронуть Вас оправдательными причинами моего поступка, когда могу сказать Вам, что я доволен моими чувствами… Четыре года несчастия заплатили уже моей бедственной опрометчивости — я нахожусь рядовым в Оренбургском гарнизонном полку — в бумаге сказано: разжалован навсегда’.2
Неясно, идет ли здесь речь о самовольной отлучке из полка или только о прошении об отставке, что в военное время, при конфликте между семнадцатилетним поэтом и полковым начальством, могло быть сочтено тяжелым дисциплинарным проступком. С 1816 года Мещевским заинтересовались арзамасцы. О нем стали говорить как о ‘приемыше Арзамаса’, и Жуковский, видимо знакомый с ним еще по пансиону, стремился вызвать во влиятельных арзамасцах сочувствие к ссыльному поэту. А. И. Тургеневу он писал: ‘Надобно помнить и о том, что ближе к ‘Арзамасу’ — Мещевский в Сибири, а вы, друзья, очень весело поживаете в Петербурге’.3 К хлопотам был привлечен и Карамзин, писавший Жуковскому: ‘Оренбургский поэт (как человек, и молодой человек), без сомнения, достоин жалости, но как вмешаться в дело, которого не знаем?’4 С 1817 года энергичное участие в хлопотах принимал П. А. Вяземский. В пользу Мещевского делались денежные сборы, правда, видимо, не давшие ощутительных результатов, под криптонимом А. М. были опубликованы поэмы ‘Марьина роща’ а ‘Наталья, боярская дочь’. Мещевский прислал Жуковскому и Вяземскому два рукописных сборника для подготовки издания стихотворений, с чем, очевидно, связывались надежды на прощение его как уже известного поэта. Хлопотам не суждено было увенчаться успехом. Самое имя Мещевского служило преградой для печати — правительство с упорством отвергало все ходатайства за него.
Нуждающийся и больной, несущий все тяготы казарменной дисциплины, Мещевский стал жертвой скоротечной чахотки и скончался, видимо, в 1820 году. Все сведения о нем к этому времени прекращаются. Подготовленный к печати сборник не был опубликован.5

Издание стихотворений А. И. Мещевского:

‘Ученые записки Тартуского гос. университета’, вып. 104, Тарту, 1961, с. 277.
1 ‘Избранные сочинения из ‘Утренней зари», ч. 1, М., 1809.
2 Цит. по ст.: Н. А. Роскина, Новое о поэте А. И. Мещевском. — ‘Литературное наследство’, т. 60, кн. 1, М., 1956, с. 538.
3 ‘Русский архив’, 1867, стлб. 811.
4 Цит. по кн.: А. Н. Соколов, Очерки по истории русской поэмы XVIII и первой половины XIX века, М., 1955, с. 257.
5 Хранится в ГПБ. Авторство Мещевского установлено нами по почерку.
281. НА СМЕРТЬ В. А. ГАББЕ
Его уж для сердец осиротевших нет!..
Едва святая страсть зажгла светильник брачный,
Едва произнесла супружеский обет,
Как мирт любви упал под кипарисы мрачны!..
Судей таинственных незыблемый закон!
Вотще угрюмых парк друзья о нем молили,
Вотще был детский вопль, супруги горький стон —
Добычи роковой они не искупили!..
Давно ль в толпе смертей, чужбины на полях,
Ты лавры пожинал, храним благой судьбою?
Давно ли ты приник, по доблестных трудах,
У дружбы и любви под кровлею родною?..
Как зеркало ручья, светлел твой жизни ток!
Как пальма юная цветет, краса долины,
Ты цвел красой любви… Но грянул тайный рок:
Тоска безбрежная в семье — твой след единый!..
Так быстро пронеслись златые счастья дни!
Давно ль супруг, отец, ты взор подруги милой
Ловил, восторженный, в семейственной тени?
Давно ль?.. Но нет тебя! Ты ранней взят могилой!
Давно ль страдальцам нужд, с веселием очей,
Рукой незримою ты лил благотворенья?
Давно ль, вдовицы щит и матери детей,
Ты их отрадные внимал благословенья?..
Увы! Они теперь на гроб твой их несут!
О друг незримый их! Могилы за пределом
Обетами сердец они тебя найдут!..
Боготворившего и там — венец уделом!
Но здесь, в юдоли трат, что друга заменит
Супруге, матери… во цвете сиротою?
Что первой страсти жар, цвет жизни воскресит
В душе тоскующей, исполненной тобою?..
Вотще блестящую слезу в ее очах
Стремится осушить завистливое время:
Ты спутником живым во всех ее мечтах,
Тобой, печальная, подъемлет жизни бремя!
Безвестно ей, когда зарю ее ланит
И тихий блеск очей отдаст воспоминанье!
Ах! Сердце скорбное в могиле замолчит!
В могиле по тебе забудет трепетанье!
Младенцы сирые, залог любви святой,
Подобием твоим, быть может, оживятся…
Воскреснет в их устах и сладкий голос твой,
Воскреснет дар — душой прелестной возвышаться…
Быть может… Но тебя для матери их — нет!
Нет для тоскующей супруги — невозвратно!..
О, страсти пламенной отторженный предмет!
Когда взывание к тебе за гробом внятно,
Когда супруги вопль, сирот твоих младых
И горестных друзей — тебе еще любезны,
Склонись с улыбкою на дол с зыбей святых,
Где праху твоему приносят дани слезны!..
Ударит и для них разлуки грозный час —
И в нем таинственно сокрыто съединенье!..
И если жар к тебе и здесь в них не погас,
Отшедший друг их! — там — безвестно измененье!
1814
282. ПРИСУТСТВИЕ МИЛОЙ
Тобой я полн, когда огонь денницы
Блистает мне в стекле далеких волн,
Как месяц спит в потоках бледнолицый,
Тобой я полн.
Тебя я зрю — как пылкой пеленою
Подернет ветр вечернюю зарю,
Как странник путь стремит глухой порою,
Тебя я зрю.
Твой слышу глас, когда, с глухим стенаньем,
Встает волна, о дикий брег дробясь,
В тени дубрав, окинутых молчаньем,
Твой слышу глас.
Твой спутник я: вблизи, вдали — с тобою,
С моей душой сливается твоя.
Приди — уж ночь… и месяц — над горою…
Твой спутник — я.
Между 1815 и 1818
283. РОМАНС ЭДАЛЬВИНЕ
Невольник слез — и ночь, и день, —
Тяжелый посох кину…
Прими меня, могилы тень,
Ты скрыла Эдальвину!..
Как лилия — краса полей,
Древ верных в обороне,
Так дева красотой своей
Цвела любви на лоне.
И грудь прелестной белизной
Снег юный помрачала,
И нега с кротостью златой
В очах ее блистала!
И в девственных пылал устах
Огонь зари румяной,
Как светлого ручья в волнах
Играет день багряный!
И голос девы сладок был,
Как тихих струй журчанье!
Он в душу прелесть жизни лил,
Любви очарованье!
Но мертв чарующий сей глас,
Грудь верна охладела!..
Златой огонь очей угас,
Любовь осиротела!..
Навек затмила блеск ланит
Могила отдаленна!..
Ах! Крепко Эдальвина спит
До утра сокровенна…
Невольник слез — и ночь, и день, —
Тяжелый посох кину…
Прими меня, могилы тень,
Ты скрыла Эдальвину!..
Между 1815 и 1818
284. ЭДВИН 1
‘Эдвин! Лоре нет возврата!
Верной, горестной сестрой
Обниму в тебе я брата…
Нет любви для нас иной.
Оттенит тебе долина
Тихий лик мой при луне,
Но слезящий взор Эдвина
Непонятен будет мне!’
И, безмолвен, Эдвин внемлет
Мрачный сердцу приговор…
Деву грустную объемлет —
И прощальный брошен взор!
Брани спутника седлает —
И со знаменем креста
В край неверных поспешает
Мстить за пленный гроб Христа.
Оглашала Палестина
Громкой юношу молвой!
Путеводный шлем Эдвина
Веял бурей роковой!
Мышцы, верой окрыленной,
Мусульманин встрепетал,
Но в душе Эдвина пленной
Бой тоски не врачевал!
Год — он ратает чужбины!
Год — тоска его гнетет!
Крестоносцев от дружины
Тайно Эдвин отстает —
На корабль! Чужбины моря
Мчат его к брегам родным!
Он в отчизне. Мчится к Лоре!
Стукнул в замке пилигрим.
И — ворота отворились…
И слова, как тихий гром,
Вещей встречей разразились:
‘Странник, тих и пуст наш дом!
К Лоре не сюда дорога,
Лора нас отчуждена
И вчера невестой бога
Под убрус посвящена!’
Ах, тебя не утешает
Замок отческий, Эдвин!..
Меч-каратель покидает
И коня — стрелу долин…
И, отдав златой деннице
Тихий странника привет,
Юный Эдвин в власянице
В путь — как труженик идет!
Зрит в пути обитель Лоры,
Темны липы вкруг цвели!
Ставит келью, где бы взоры
Зреть затворницу могли…
И с утра до поздней ночи
С упованьем на лице
Устремлял в обитель очи,
Сидя кельи на крыльце.
И когда окно звенело
В келье Лоры в час луны,
И Эдвин осиротелый
Средь полночной тишины
Зрел на светлый дол склоненный
Лик возлюбленной своей,
Тихий, ясный, умиленный —
Как заря весенних дней,—
Сон спешил страдальца вежды
Утомленны оковать —
Сладкий, с прелестью надежды:
Завтра Лору увидать!
И сидел он дни и годы,
И окна он слышал звук —
Без душевной непогоды,
Без тяжелых прежних мук.
Спит обитель!.. В келье Лоры
Не звенит еще окно…
Дол, и лес, и холм, и горы —
Ночью всё омрачено.
Вдруг свет месяца разлился…
Мертвой Лоры лик в окне,
Бледный, тихий, отразился,
Как в полночном, сладком сне!..
Между 1815 и 1818
1 Вольный перевод баллады Шиллера.
285. К КЛАССИКУ БАВИЮ
‘Будь краток!’ — ты твердишь. Послушности в задаток
Скажу: ‘Молчи! Ты глуп!’ — довольно ли я краток?
Между 1815 и 1818
286. В АЛЬБОМ Ф. И. Г.
Поет ли громко соловей,
С родной дубравой разлученный,
Журчит ли сладостно ручей,
Дыханьем бури увлеченный, —
И мне ль альбомы украшать?..
Давно забыт я богом лиры,
Молчание и чувств печать —
Тебе мой отголосок сирый.
Между 1815 и 1818
287. ПЛОВЕЦ
Схвачен бурей жизни цвет!
Для души осиротелой
Нет надежды, мира нет!
Сердце — спутник онемелый!
С неприязненной волной
Челн бежит в дали безбрежной…
Ближе камень роковой,
Дале берег безмятежный!..
Где стезя знакомых благ?
Где звезда-путеводитель?
Скрылись… в бездну сделан шаг!
Стихнул голос-утешитель!
Неприязнен праг возник!
Челн стрелой! Немеют силы…
И в пучине жадной клик
Обреченного Могиле!..
И могуч губитель-глас…
И пловец — в борьбе с волною!
И в волне последний час
Отлететь готов с душою!
Вдруг простерся дивный свет
Над враждующей стремниной…
Реет в блеске дева-цвет
И мирит пловца с пучиной!..
Он на бреге — свет потух…
И пропал вожатый милый!
И пловца внимает слух:
‘Я твой спутник до могилы!..’
…………………………………
Дева-ангел, спутник мой!
Ах! я найден провиденьем!
Целый мир в тебе одной
Я вместил души веленьем!..
Между 1815 и 1818
288. СЕТОВАНИЕ
Нет его! Он взят могилой!
Незнакомец — вдалеке!..
Не предчувствия ли силой,
Дева, платишь дань тоске?
Берег жизни покидая,
Нес он грусть твою с собой,
И слеза твоя златая
Другу — спутник гробовой!..
Иль в душе осиротелой
Отозвался вещий глас:
‘Ты одна в природе целой!
Спутник дней твоих — угас!..’
Тайных чувствий разуменье
И обет, сокрытый в них,
В чашу рока — наслажденье
Лили в цвете дней твоих.
И когда тоской безмолвной
Омрачался девы лик,
Друга взор, привета полный,
Заглушал предчувствий клик…
‘Дева! Я еще с тобою! —
Тайный глас к тебе взывал.
И вожатый мой к покою,
Гроб меня не окликал…
Скоро он меня окликнет!..
И потухнет блеск ланит…
Полный скорби, взор поникнет,
Смерти сон его смежит!
Скоро!’ — и рука недуга
К гробу юношу свела!
Плод обета, праху друга
Дева слезы в дань несла!..
Но почто души страданье,
Сердцу близкого привет?..
С другом-юношей расстанье
Омрачило девы цвет…
Иль природы глас внимало
Сердце силой тайных уз?
И незримо оживляло
Непостижный свой союз?..
Дева! плачь — ты сиротою!..
Ты чужда уже утрат!
Друг, оплаканный тобою,
Друг единый — был твой брат!..
Бытие одна утроба,
Дети нужды, вам дала!..
Дева, плачь! в объятьях гроба
Ты родное обрела.
Между 1815 и 1818
289. ЛИЛА
До клика петухов — в полночь,
Покинув мглу могилы
(Страшна жильцов могилы мочь!),
Тень обрученной Лилы
Услада в свадебный покой,
Где спал краса-предатель,
Прокралась с золотой луной, —
Бесплотный прорицатель!
Поблеклый розмарин в руках,
Крестом к груди прижатых,
И камень — грудь! И нет в очах
Огней — к душе вожатых!..
Как лилии — уста ея!
Как мертвый снег — ланиты!
И кудри, бледну грудь тая,
Не зыблются, развиты!
Ах! некогда равнял Услад
(Лесть клятвы ненадежной!)
С лилеей — грудь и с небом — взгляд,
Ланиты — с розой нежной…
И с Лилой обручен, — другой
И сердце дал, и руку!
И Лила отцвела тоской…
Гроб прервал девы муку!
‘Спишь, милый, иль забыт ты сном?
Будь крест нам настороже!..
Со мной — на ложе гробовом!
С тобой — на брачном ложе!..
Отверсты гробы в ночь теням —
И грозно их явленье!
В них робко мстящим небесам
Внимает преступленье!..
Но ты, Услад, ты не страшись
Вещателей могилы!
Любить, любя — прощать учись
У презренной <ты> Лилы!
Услад! ты клятв не пощадил…
Вот перстень обручальный.
Но брачную свечу сменил
Мой факел погребальный.
И пламенной любви моей
И гроб не исцеленье!
И в мрачной области теней
Бежит ее забвенье!
Услад блаженство неба пил,
Мои встречая взоры,
И рано их слезам учил
Болезненной укоры!..
В ланитах вображал моих
Огонь златой денницы,
И претворил изменой их
В лилеи бледнолицы!..
И сердце девственно просил:
Моленье страсти — внято!
И рано сердце умертвил
Любовию крылатой!..
Услад! взгляни на тень мою!
Узнаешь ли, виновный,
В ней деву прежнюю твою,
Жилицу мглы безмолвной?..
Мой спутник — червь, убрус — наряд,
И тьма — покровом Лилы,
И смерти неприязнен взгляд,
И ночь долга могилы!
Спишь, милый, иль забыт уж сном?
Будь крест нам настороже!
Со мной — на ложе гробовом!
С тобой — на брачном ложе!..
Услад! хоть раз прийди ко мне,
Страдалице забытой!
Ах, мрачен дом мой — в глубине,
Изменою изрытый!..
Над домом незабудка-цвет,
Отшельник в мертвом поле,
Слезы Услада жадно ждет,
Чтоб цвесть весною доле!..
Луч страсти прежней не потух:
Как цвет с весной возникнет.
Прости, Услад! кричит петух!
Свиданье нас окликнет!’
Между 1815 и 1818
290. СЕЛЯНИН
О, дивно блажен, кто, оковы
Откинув градской суеты,
Склонился под сельские кровы
Там мудрость, улика мечты,
Содружна с природой благою,
И шепотом темных дубров,
И тихо журчащей волною,
И сладким дыханьем цветов
Счастливцу себя возвещает!
Сень тополов — храм мудреца,
И дерн алтари посвящает:
На нем славословит творца!
Задумчивой ночи певицей
Он к сладкому сну провожден,
Он Филомелой с денницей
К полезным трудам пробужден!
Приметен час утра в долине!
Восхищенный духом, он зрит,
Как солнце холмов на вершине,
Творца провозвестник, горит!
При бреге потока, на злаке,
Блестящем вечерней росой,
Пьет липы душистой во мраке,
Дыханье лилеи златой!
На кровле соломенной внемлет
Порханью любви голубей,
Под сладким их говором дремлет
Беспечней любимцев царей!
С священною думой о тленьи
Блуждает вечерней порой
В безмолвном усопших селеньи,
С настроенной к смерти душой…
Зрит мрамор с святым поученьем:
‘Смерть с духом веселья встречать’.
Зрит пальму с святым утешеньем,
Бессмертья и веры печать!
………………………………..
Того серафим в колыбели
Небес благодатью повил,
Кто с голосом сельской свирели
Младенческий клик согласил.
Между 1815 и 1818
291. К НАДЕЖДЕ — МОЛОДОЙ, ПРЕЛЕСТНОЙ ДЕВУШКЕ
Нет, рано дней моих светило угасает!
Нет, рано рок судил мне чашу скорби пить!..
Надежды лишена, душа моя страдает…
Я б мог Надеждой счастлив быть!
Печальным странником среди дали безбрежной
Где ж посох наконец могу я преклонить?..
Надежду потеряв, гроб вижу неизбежный!
Я б мог Надеждой счастлив быть!
Ах! всё, что льстить могло, — в заре моей увяло!
Знакомых сердцу благ уже не возвратить!
Надежды, божества — изгнаннику не стало!..
Я б мог Надеждой счастлив быть!
Богатства, и венцы, и блага всей вселенной,
Венца души моей вам всем не заменить!..
Надежду потеряв, увяну обольщенный…
Я б мог Надеждой счастлив быть!
Так, если рок судил мне жертвой быть могилы
Безвременно… готов веленье рока чтить!..
Надежду потеряв, души теряю силы…
Я б мог Надеждой счастлив быть!
Между 1815 и 1818
292. РОМАНС АПОЛОНИЯ
Слышишь голос лебедей —
Лоры смертную предтечу!
Встань, креста товарищ, встречу
Юной спутницы моей.
Слышишь, лютня зазвучала:
И струны волшебней нет!
Лора — бога у зерцала!
Лора — горний видит свет!
Встань — к одру нам краткий час,
И предчувствие — вожатый!
О вещун — певец крылатый!
О губитель — лютни глас!
И с тоскою — руку в руку —
К Лоре братия идут,
И на праге — с ней разлуку
В песнях гроба узнают…
……………………………..
Мрачен был природы лик,
И дубрав пустынный житель,
Уклонясь молитв в обитель,
Вторил ворон вещий клик…
И с природой инок страстный,
Сирый сердцем, угасал,
И над жертвою несчастной
Гробный месяц скоро встал…
Между 1815 и 1818

ПРИМЕЧАНИЯ

281. Печ. впервые по автографу ГПБ. Габбе В. А. (1777—1814) — полковник, до войны 1812 г. служил в Оренбурге при Г. С. Волконском, в кампании 1812 г. принял участие, служа по квартирмейстерской части в свите императора.
282. ‘Ученые записки ТГУ’, вып. 104, 1961, с. 278. Печ. по автографу ГПБ. Перевод стихотворения Гете ‘Nahe des Geliebten’. В журнале Воейкова ‘Новости литературы’ (1824, декабрь, с. 92) с пометой ‘Оренбург, 1815’ появился приписанный Мещевскому другой текст этого стихотворения:
БЛИЗОСТЬ МИЛОЙ
Подражание немецкому
Я мышлю о тебе, когда денницы свет
На озере играет,
Я мышлю о тебе, когда луна взойдет
И волны осребряет,
Я зрю тебя, когда густая пыль столбом
Дорогою несется,
Я зрю тебя во тьме, когда в лесу густом
Прохожих сердце бьется,
Я слышу голос твой, когда вдали шумит
Источник говорливый,
В безмолвии ночном, когда природа спит,
Я слышу голос милый.
Я вместе завсегда, и где б ты ни была,
Душа моя с тобою.
День светлый о тебе и тихой ночи мгла
Беседуют со мною.
Принадлежность его Мещевскому сомнительна, поскольку, с одной стороны, известна вольность редакторских приемов Воейкова, а с другой — неоспоримо установлено, что он использовал имя уже скончавшегося Мещевского для литературных мистификаций (см.: ЛН, т. 60, кн. 1, 1956, с. 545 и сл.).
283. Там же, с. 178. Печ. по автографу ГПБ.
284. Там же, с. 279. Печ. по автографу ГПБ. Стихотворение представляет собой вольный перевод баллады Ф. Шиллера ‘Ritter von Toggenburg’.
285. Там же, с. 280. Печ. по автографу ГПБ.
286. Там же, с. 280. Печ. по автографу ГПБ.
287. Печ. впервые по автографу ГПБ.
288. Печ. впервые по автографу ГПБ.
289. Печ. впервые по автографу ГПБ.
290. Печ. впервые по автографу ГПБ.
291. Печ. впервые по автографу ГПБ.
292. Печ. впервые по автографу ГПБ.

——

Счастье уединенного.

(Идиллия.)

Счастлив, кто, будучи свободен от сует,
Владеет нужною, заботливой подругой,
Под кровом хижины родительской живет,
И в тихие часы себя знакомит с музой!
На небе для него цветет всегда лазурь,
Невинность на челе его блестит зарею,
Спокойно к счастию идет во мраке бурь,
Водим Природою и Истиной святою.
Вотще гремит мятеж и слышен вихрей стон
Вокруг счастливого его уединенья:
В беспечности своей на все взирает он
Не с чувством робости, но с чувством сожаленья,
Покояся в тени родительских дубов,
Он, сердца в простоте, мечтает, восхищенный:
‘Безвестность мирная от бурь надежный кров!’
Не знает гордости забот уединенный!
Так свет сей позабыв, старается мудрец!
О прошлом не грустя, о будущем беспечной,
Он с тихой радостью встречает свой конец,
Чтоб, после пробудясь, восстать для жизни вечной!
Ах! если бы Творец дал жребий мне такой!
Я б часто, пробужден малиновкой в долине,
Смотрел, как солнца луч струею золотой
Излучисто бежал дубравы по вершине.
Иль, сидя на брегу мелькающих ручьев,
Смотрел на злачный холм, на светлый луг, прелестной,
И счастливый в душе, лишен восторгом слов,
Дивился мира бы гармонии чудесной.
При дремлющей луне, в безмолвный ночи час,
Уединясь под кров развесистой дубравы,
Я б часто с лирою соединял мой глас,
И пел бы поселян невинные забавы,
Простершись с негою на мураве густой,
Под зыбкой тенью ив, как весело пленяться
Кристальным ручейком, что светлою волной
Спешит стремительно в долине извиваться!
Как весело внимать жужжанию пчелы,
Иль изредка листов древесных трепетанью,
Иль трелям соловья с утесистой скалы,
Иль с крова мирного синички щебетанью!
Пусть ищут славные творения свои
Потомству передать — Аглая! мне не надо
Бессмертия венка — улыбка уст твоих
Быть может для меня сладчайшею наградой.
Пусть свет меня дарит презреньем иль хвалой!
Что в мненьях мне его — коль я любим тобою!
Тебе лишь нравиться, зреть все, — в тебе одной,
Вот все чего хочу всем сердцем, всей душою!
Но нежная краса, дар милый юных лет,
Увянет времени в губительном стремленье,
И как осенний лист, отцветши, опадет —
Будь дружба нежная, тогда мне утешенье?
Ты замени любовь приятностью своей!
Бесстрашно встречу я отверсту дверь могилы,
Когда, на западе моих безвестных дней,
Ты будешь предо мной, Аглая, ангел милый!
Прямое счастие! о жребий мудрецов!
Тобою обладать — вот верх моих желаний!
С тобой я бы бы чужд превратности оков,
Стрел злобы, зависти и всех мирских страданий.
Водимый правдою и верою святой,
Любя своих друзей и нужную супругу —
Я с тихой радостью час встречу роковой,
И к смерти преклонюсь на лоно, так как к другу.
Страшиться может ли чего, кто жил добром,
Страдальцев утешал, давал покров гонимым?
Ночь тихая идет за долгим ясным днем —
И праведник парит к странам небес незримым!
Вздохните обо мне, друзья души моей!
Вздохните с горестью, когда меня не станет,
И лира томная гармонией своей,
В перстах моих уныв, пленять вас перестанет!
И если некогда на гроб придете мой,
Скажите, устремив на камень взор умильный,
Мир праху твоему! И дружества слезой,
Последней жертвою почтите холм могильный!
А ты, которая с приятностью красы
Умеешь съединять дар кротости бесценной!
Когда, в печальные уныния часы
Пришед оплакивать меня в дубраве темной,
Услышишь ветерка ночного сладкий глас,
Иль шум листка во тьме, объятой тишиною —
То знай, бесценная, что в этот самый час
Парит в молчании мой призрак над тобою!
А. Ме…ской.

——

[Мещевский А.И.] Щастие уединеннаго: (Идиллия) (‘Щастлив, кто, будучи свободен от сует…’) / А.Ме…ской // Вестн. Европы. — 1809. — Ч.45, N 9. — С.19-23.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека