Стихотворения, Каляев Иван Платонович, Год: 1905

Время на прочтение: 8 минут(ы)

Иван Платонович Каляев.

( 1877 — 1905 гг.).

Стихотворения.

***

Товарищ, с мятежной, но чуткой душой,
Соратник мой, друг и опора! —
К тебе обращаюсь пред смертью с тоской
И жду от тебя приговора.
Окончен мой путь и борьбы, и тревог,
Готов умереть я без страха.
Я счастлив сознаньем: я сделал, что мог,
Не страшны палач мне и плаха.
Меня не пугает и яд клеветы, —
Твой суд лишь порою тревожит:
Поймёшь ли движенья души моей ты,
Иль слепо осудишь, быть может?
Но если невольным виновником я
Стал грусти твоей и смятенья, —
Прими ты признанье моё, как судья, —
Суди же моё прегрешенье.
За кровь и за слёзы народа я мстил,
Всю жизнь мою нёс без остатка.
Я громом лукавого змея убил, —
Победой окончилась схватка.
И хлынул вдруг чувств накипевших поток,
Встревоженный бурей душевной:
И радость, и ужас, и муки тревог
Слились в один крик полногневный.
И, верный обету борьбы, я в речах
Был дерзок и горд пред врагами,
Смеялся в лицо я им, видя их страх,
И мстил им насмешки словами.
Так счастья грозой в бурном сердце моём
Откликнулось мщения эхо.
Мой дух опьяняла восторга вином
Весёлая чара успеха.
И чудилось мне, что в кругу я друзей,
Беседую с ними о бое
И радуюсь с ними, что в схватке моей
Погиб он один, — не их двое…
Вдруг женщина в чёрном, как призрак, вошла.
‘Жена я его…’ — мне сказала…
И за руку крепко, присевши, взяла
И, глядя в лицо мне, рыдала…
И вспомнил я слезы, и эту печаль,
Я мать свою вспомнил родную,
Когда уходил я в безвестную даль,
Склонившись к её поцелую…
От траура веяло скорбью могил,
В слезах её чудилась рана…
И я не отринул её, — пощадил
Рабыню из царского стана.
Клянусь, я достойно держался пред ней,
В словах моих не было лести:
Я дерзок был так же, как в схватке моей,
Берег моё знамя я чести.
Когда прошептала она мне: ‘Зачем?
Ужель нет другого исхода?’..
Я гневно ответил, что смерть будет всем,
Кто кровь проливает народа.
Но тайное чувство врывалось в мой дух,
Я видел её пред собою,
И радость за жизнь её высказал вслух.
Она встрепенулась душою.
И молвила нервно: ‘Молюсь я за вас’, —
Как будто хотела признаться,
Что мне благодарна невольно сейчас,
Что с жизнью ей трудно расстаться…
Она предо мною склонила чело,
В раздумье вздохнула глубоко
И с грустью признала насилия зло
Пред силой карающей рока.
Я счастлив быть счастьем заветного дня.
Она мне дала на прощанье
Иконку: ‘на память’, — сказав, ‘от меня’.
Я принял, как символ признанья…
‘Исполнил я долг свой’, — сказал я ей вслед, —
‘И все испытанья приму я.
Я вынесу тяжесть всех горестных бед,
Пойду умирать я, ликуя.
Народу и нам объявили войну, —
Мы приняли вызов холодный:
Я тысячу жизней отдам, не одну:
Россия должна быть свободной’…
Гроза пронеслась, но мой дух устоял,
Остался, как был, непокорным,
Из чувства глубин воссиял идеал,
Мысль блещет огнём благотворным…
Свобода всевластна, бессмертна она,
Владычица нового века.
Во мне, как в мильонах, она рождена
Страданьем живым человека.
Она не прощает тиранам обид
И, мощное чувств воплощенье,
Свой суд всенародный над ними творит,
Но знает пределы отмщенья.
Она презирает всю низость клевет,
Чиста пред корыстным расчётом,
И твой лишь, товарищ, пытает ответ,
Спокойная пред эшафотом…
Суди же, судья, бескорыстный мой грех,
Рождённый стремительным боем
И счастьем, венчающим яркий успех…
Товарищ, я не был героем.
Всю жизнь с человеком я сердцем страдал,
Я мстил за него возмущеньем
И радостей боя так долго я ждал,
С молитвенным их предвкушеньем.
Мечтательный ум мне природа дала,
Отвагу и пыл к порыванью….
Ах, ненависть в сердце так жизнь разожгла
И чуткость внушила к страданью.
Не трогай моих убеждений, судья:
Я верю великих завету.
Сын крови и горя народного я,
Я шёл неизменно к рассвету…
И верю я твёрдо, в могилу сходя,
Что солнце любви золотое,
Кровавой зарёю над миром взойдя,
Рассеет насилье людское.
То встанет рабочих несметная рать
Со знаменем красным рассвета,
Чтоб на небе кровью свой клич начертать:
‘Свободы нам, хлеба и света’!..
И, если не хватит испытанных сил,
Чтоб свергнуть насилия троны,
То мёртвые встанут из братских могил
И двинут вперёд легионы.
Пусть враг кровожадный, на пир свой спеша,
Моё изуродует тело.
Я счастлив: простора искала душа
В борьбе за народное дело.
Пусть недруг лукавый мой прах оскорбит,
Пусть друг побоится быть другом:
Свободный наследник мой грех мне простит
И честь мне воздаст по заслугам…
1904 г.

Сон жизни.

Миг один — и жизнь уходит,
Точно скорбный, скучный сон,
Тает, тенью дальней бродит,
Как вечерний тихий звон.
Только сбросил с глаз повязки
Первых юношеских лет —
Миг — и нет волшебной сказки,
Облечённой в яркий цвет.
Лишь за гранью сновиденья
Воскресает всё на миг:
Жизни прожитой мученья
И мечты далёкой лик.
Мы, ограбленные с детства,
Жизни пасынки слепой:
Что досталось нам в наследство?
Месть и скорбь, да стыд немой…
Что мы можем дать народу,
Кроме умных, скучных книг,
Чтоб помочь найти свободу?
— Только жизни нашей миг…
1904 г.

Перед бурей.

Бурные волны жизни живой,
Дружно вскипайте, неситесь мятежно…
Пусть за прибоем мчится прибой:
Берег гранитный падёт неизбежно.
Эй, снаряжайте чёлны скорей, —
Дорого время, ширь вод бесконечна,
Только видны верхушки гребней.
Ну же, вперёд! — волна быстротечна…
Замер в немом смятенье гранит.
Волны всё мчатся, волна волну гонит.
Скоро девятый вал набежит:
Крепость насилья в волнах похоронит.
Грузно трещат средь волн корабли
Создали их трудовой пот и слёзы:
Гибель вещают — стоны земли:
Поздно — напрасны мольбы и угрозы…
Вот уж насилья тонет оплот…
В бурной стихии рабы не спасутся.
Солнце свободы радугу шлёт,
По небу грома раскаты несутся…
Ну же, гребцы… Ударьте веслом!
В путь уж готовы крылатые чёлны.
Берег свободы виден кругом:
Пусть нас несут к нему бурные волны.

Демонстрация.

(Переложение с польского).

(‘Czego chca, oni?’..)

‘Что это, — бунт?’ Грозна, шумна,
Толпа народа нарастает…
‘Чего хотят?’ — А кто их знает…
Свободы, хлеба. — Вот те на…
А мы лишь золота хотим.
С ним нам живётся беззаботно:
Всё подчиняется охотно
Волшебным блёсткам золотым.
Толпы восторженная лесть,
Смущённой девы трепет страстный,
Трибуна голос полновластный
И старика седого честь…
Всё, всё покорно служит нам.
Вот — царь земли. Его дарами
Мы насыщаемся, и сами
Уподобляемся царям.
Нам дела нет, что мрёт народ
Что кто-то стонет, проклинает…
Пустяк: он слаб, он погибает. —
Закон борьбы к тому ведёт.
Мы можем всё… Наш путь широк:
Воруй, мошенничай, насилуй, —
И будешь бодр и сыт, мой милый.
Вкусней всего — чужой кусок.
Кумир наш — просто чародей…
Волшебной силою объято,
С рабочих рук стекает злато
Всё в наш карман. Так веселей!
Разгульней время проведём.
Что недоступно нашей власти?
Для нас готово ложе страсти,
Нам, как богам, все бьют челом.
О чём нам плакать и скорбеть?
Народ волнуется? — Пустое!..
Врачует страх вино хмельное,
Так будем пить, гулять и петь…
Эй, человек, сюда с вином!..’
Так вот зачем народ рабочий
С утра сгибается до ночи
Над плугом, молотом, станком,
И не смолкает стук машин…
Вам надо злата, злата, злата,
Чтоб утопать во тьме разврата,
В чаду шампанских нежных вин.
Вам мало собранных богатств?
Что вам голодных крики, стоны, —
Нужны вам новые мильоны,
И сладость вин и роскошь яств.
Крестьян, рабочих льётся кровь,
Их жёны, дети плачут в хатах, —
А вы пируете в палатах
И славите вино, любовь…
Но оглянитесь, гордецы,
Оставьте ложе наслажденья
И навострите ваше зренье:
Взгляните, тьмы ночной жрецы.
Откуда ветер пыль несёт:
Там золоченные чертоги
Давно покинули уж боги:
Их повалил в борьбе народ…
Всё смолкло, тишина кругом…
Вдруг хлынула толпа, как море,
И, разливаясь на просторе,
Раздался песни бодрой гром…
‘Ура, свобода… Прочь царей’…
И знамя красное, порхая,
Взвилось, кровавый блеск роняя,
В сиянье солнечных лучей…
Гудит со всех сторон набат
Народа грудь его рождает,
Гудит набат — то замирает,
То льётся вновь, как водопад…
Мы стяг воздвигли боевой
И путь к свободе озарили…
Быть может, рано — поспешили,
Не время всех взывать на бой?
Что ж, мы ль виновны, что судьба
Нас чутким слухом наделила
И в грудь огонь святой вложила,
Что возгорается борьба,
Что смысл её постигли мы,
И видим то, чего другие
Не видят в омуте стихии,
Не чтим богов наживы, тьмы,
И прочь бежим от алтарей,
Покрытых золотом мишурным…
Зарю встречая криком бурным
Мы строим новый храм идей.
Не все из нас войдут в тот храм,
Погибнут многие в преддверье.
Но не вернёмся мы в безверье
Назад к поверженным богам.
Уж близок день, уж брезжит он…
Смотрите, солнце встало… чудо…
Ряды рабочих к нам отвсюду
Спешат, — их имя — легион…
А знамя красное горит,
На солнце весело порхает,
Народ свободе гимн слагает:
Кто путь нам к счастью преградит?
Мы все пойдём в кровавый бой,
Мы все под знаменем сплотимся
И малодушно не сдадимся,
Не бросим стяг наш боевой…
Нас не страшат ружей огни…
Вперёд! Вперёд!.. Пусть в нас стреляют…
На стяге пули начертают:
‘Людьми хотели быть они’…
1904 г.

Первомайская песня.

Выступим сомкнутым строем,
Грудью врагов отразим!
К счастью путь всем откроем,
Праздник борьбы освятим.
Всем возвещая свободу,
Бодро вперёд мы идём,
Мы возрожденье — народу,
Гибель — тиранам несём.
Солнце — наш факел победный,
Правда — наш лозунг святой.
Рухнет пред нами бесследно
Дряхлый насилия строй.
Знайте ж, тираны, убийцы,
Сбудется праведный суд:
Сгинут цари-кровопийцы,
Пышные троны падут.
Ваш, кулаки-мироеды,
Также настанет черёд:
В гордом сиянье победы
С вами сочтётся народ.
Барщины цепи, налоги,
Фабрики гнёт крепостной,
Замки, казармы, остроги, —
Дружно снесём мы долой.
Слава великим идеям,
Слава бесстрашным бойцам!
Разве и мы не сумеем
Двинуться ратью к дворцам?
Равенства, братства, свободы
Знаменем всех осеня,
Бросим мы в мрачные своды
Свет первомайского дня.
Грянем мы сомкнутым строем,
Царство насилья снесём:
Всё на земле перестроим,
Всё на свой лад заведём…
1904 г.

Раздумье.

Это — самое душевное моё раздумье, в котором отпечатлелась вся моя тоска и вся моя мятежность — и я посвящаю его всем моим близким друзьям и товарищам, с которыми я жил, боролся и мечтал.
Лучи кровавого заката
Нас в детстве озарили.
Огонь борьбы с неправдой свято
В сердцах мы сохранили.
В жестокие росли мы годы:
У виселицы чёрной
Ещё стоял палач свободы,
Перед толпой покорной.
Страна несчастная стонала
Под игом, вне закона,
Царю моленья посылала,
Припав к ступеням трона.
А он, презрев её мученья
И растравляя раны,
Лишь в оргиях искал забвенья
Под пологом охраны.
В церквах гремело многолетье,
Толпа ‘ура’ кричала,
Печать, смирясь, кнуту и плети
Позорный гимн слагала.
В ней смолкло слово обличенья,
Царили словоблуды
И нагло сеяли смятенье
Предатели, Иуды…
Холопства дань воздали трону
Развратного тирана:
Не внемля мучеников стону
Воскликнули ‘осанна’
Многоязычным, рабьим хором…
Погибло всё, казалось,
Сливаясь с царским приговором,
‘Смиритесь’!.. — раздавалось.
Смирялись мы, ‘отцам’ внимая,
В терпенье упражнялись
И, даль прогресса измеряя,
Росли — и поучались…
Но молодая кровь бурлилась
И выхода искала,
А сердце чуткое томилось,
О чём-то тосковало…
И часто мы, невзгоды дети,
Вдали от лжи, разврата,
Мечтали о борьбе при свете
Вечернего заката.
Замученных героев тени
Тогда шептались с нами,
А на небе пылало мщеньем
Кровавое их знамя…
Спускалась ночь над их могилой,
Забытой, неизвестной,
Но нам, объятым новой силой,
Был ясен свод небесный.
Свидетель тайных дум, мечтаний
И помыслов мятежных,
Он книгу нам раскрыл деяний
Грядущих, неизбежных.
Мерцали звёзды сиротливо,
Огни вдали мерцали,
А мы страницы молчаливо
Судьбы своей читали…
Настанет день, — и солнце встанет,
Героев рать проснётся,
Народ страдающий воспрянет
Мир старый ужаснётся.
Идите ж вновь на бой кровавый,
Ударьте грозным станом:
Уж близок близок час расправы,
Несите месть тиранам…
И мы пошли…
1905 г.

‘Там’ и ‘здесь’.

Кровавым заревом войны
Даль нашей родины объята.
Там — вторит стонам всей страны
Предсмертный вздох бойца-солдата,
Под гнётом тягостным цепей
Средь малодушных, беззаботных,
Здесь — мрут в нужде сыны полей,
Здесь — гибнут семьи безработных…
Там — на чужбине роковой,
В угоду рыцарям разбоев
Под сенью ночи грозовой,
Смерть косит тысячи героев.
Здесь — тихий плач сирот и вдов
И покаянные молитвы
Слепых, растерянных рабов
Смягчают ужас дальней битвы…
Там — стыд, отчаянье, позор,
Здесь — беззастенчивая лживость,
Но здесь и там — безумцев хор
Глушит преступно справедливость.
О, край родной! О, мой народ!
Поймёшь ли ты во дни невзгоды
Твоих судеб кровавый ход,
Тебя зовущий в храм свободы?
Или, как пасынок судьбы,
Ты в рабства сон свой дух повергнешь
И плод мучительной борьбы
Вновь сам кощунственно отвергнешь?
О, отврати позор от нас,
Заря надежды в дни ненастья,
Будь проклят тот кто в нужный час
Рабом остался самовластья…
Но нет! Я верю в жребий твой,
Многострадальная Россия.
В душе сынов твоих живой
Могучих сил и чувств стихия.
Восстань же гордо и суди
Поработителей народа,
И с человечеством иди
Туда, где счастье и свобода.
1905 г.

Слово и дело.

О, если б голос мой мог пробуждать сердца!
Я б всех сзывал на бой немолчным сердца криком,
Волшебным блеском слов я б увлекал бойца,
И был бы громом дел мой клич в бою великом.
Огнём мятежных чувств спалил бы я всю ложь,
Рассеял бы всю муть бессилья, лицемерья,
Заветом властных душ смутил бы робких дрожь
И светом бодрых дум спугнул бы мрак безверья.
Но в предрассветной мгле бессилен словом я,
И самый мой призыв звучит, как стон, несмело…
Вот почему средь бурь зовёт душа моя
Товарища-бойца величьем грозным дела…
1905 г.
Источник текста:
‘Иван Платонович Каляев’. (Отдельный оттиск из ‘Рев. Росс.’). — М. ‘Тип. Партии Социал.-Революционеров’, 1905 г.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека