Стихотворения, Гюго Виктор, Год: 1901

Время на прочтение: 13 минут(ы)

Изданіе Общества распространенія полезныхъ книгъ.

Викторъ Гюго
(1802—1885),
его жизнь и произведенія.

Живъ только тотъ, кто борется, кто смло,
Святую цль поставивъ предъ собой,
Стремится къ ней и мыслью, и душой,
Чей строгій взоръ всегда открытъ на дло,
Кто, полнъ любви и не страшась трудовъ,
Взбирается упрямо на вершину
И съ высоты, подобенъ исполину,
Глядитъ на міръ, задумчивъ и суровъ!…

МОСКВА.
Типографія Общ. распростран. полезн. книгъ, аренд. В. Кудиловымъ.
Моховая, прот. Манежа, д. кн. Гагарина.
1901.

Викторъ Гюго.

Величайшій французскій поэтъ XIX столтія, Викторъ Гюго, родился въ Безансон 26 февраля 1802 года. Его отецъ, Леопольдъ Гюго, былъ по происхожденію лотарингецъ, участвуя на войн въ Ванде, онъ отличился въ 1795 году и былъ произведенъ въ генералы. Мать поэта была дочерью богатаго нантскаго кораблестроителя, семья котораго отличалась строгою приверженностью къ католицизму. Первые годы своей жизни Викторъ провелъ на остров Эльб. Въ 1805 году Леопольдъ Гюго ухалъ въ Неаполь, а свою семью поселилъ въ Париж. Здсь мальчикъ сталъ посщать школу въ улиц Монблан. Въ это время его отецъ получилъ мсто губернатора въ Авеллино и поспшилъ вызвать къ себ жену и дтей. Но, едва они успли пріхать, какъ генералъ Гюго долженъ былъ отправиться въ Испанію. Семья его снова вернулась въ Парижъ.
Г-жа Гюго была образцовою матерью и горячо любила своихъ дтей, которые платили ей тмъ-же. Уже съ маленькихъ лтъ дти умли отличать то, что можно, отъ того, чего нельзя. Матери они повиновались безпрекословно. Вотъ примръ такого повиновенія.
Рядомъ съ домомъ, занятымъ г-жею Гюго, находился большой фруктовый садъ. Жильцамъ было запрещено рвать фрукты.
— Разв нельзя, мама,— спросилъ, однажды, маленькій Викторъ,— взять т фрукты, которыя падаютъ на землю?
— Нтъ.
— Но, вдь, они сгніютъ.
— Пусть гніютъ, но брать ихъ нельзя.
И дти не трогали плодовъ.
Трое старшихъ мальчиковъ усердно учились. Викторъ не отставалъ отъ нихъ, обнаруживая большіе успхи: въ полгода онъ уже писалъ подъ диктовку безъ ошибокъ. Генералъ Гюго былъ назначенъ губернаторомъ Мадрида и семья его поселилась въ Испаніи. Но въ 1812 году французы должны были покинуть Испанію: Гюго опять вернулись въ Парижъ, гд наняли квартиру въ улиц Шертъ-Мили, рядомъ съ военнымъ судомъ. Въ суд служилъ Фуше, старый знакомый генерала Гюго. Здсь Викторъ познакомился съ Аделью Фуше, своею будущею женою.
Викторъ началъ писать стихи съ тринадцати лтъ. Четырнадцати лтъ онъ уже написалъ классическую трагедію ‘Irtamne’ и два лирическихъ стихотворенія ‘Le Riche et le Pauvre’ и ‘La Canadienne.’ Въ учебномъ заведеніи Кордъе и Декоттъ, куда были помщены братья Гюго, воспитанники старшихъ классовъ разыгрывали пьесы. Викторъ исполнялъ главныя роли въ своихъ произведеніяхъ. Однажды, между воспитанниками произошла серьезная драка, во время которой Викторъ получилъ такой сильный ударъ камнемъ въ ногу, что врачи ршили ее ампутировать. Къ счастью, дло обошлось безъ операціи: мальчикъ пролежалъ нсколько дней въ постели, а затмъ всталъ совершенно здоровый.
Въ 1817 году Викторъ написалъ сочиненіе на премію академіи: ‘О преимуществахъ изученія.’ Къ сочиненію онъ приложилъ записку, въ которой заявилъ, что автору пятнадцать лтъ. Академія сочла это за насмшку и наградила молодого автора вмсто преміи — почетнымъ отзывомъ. Въ доказательство своего возраста Викторъ представилъ метрическое свидтельство о своемъ рожденіи, но академія не приняла этого во вниманіе.
Между 1819 и 1822 годами Гюго представилъ тулузской академіи три стихотворенія и за каждое изъ нихъ получилъ премію. Эти оды обратили на него вниманіе. Въ 1822 году онъ издалъ первый томъ своихъ стихотвореній подъ заглавіемъ: ‘Оды и баллады.’ Въ это время молодому поэту пришлось испытать большое горе: его мать скончалась.
Генералъ Гюго не одобрялъ литературнаго призванія сына и съ цлью заставить его избрать другую профессію лишилъ денежной поддержки. Но Викторъ продолжалъ писать стихи.
Жилось ему въ то время очень плохо, впослдствіи онъ самъ разсказывалъ, что приходилось три дня обдать одной котлетой. Его годовой заработокъ ровнялся только 700 франкамъ, эта сумма была недостаточна для одного человка, а Викторъ уже былъ женихомъ Адели Фуше.
Совершенно неожиданно ‘Оды и баллады’ принесли поэту 2000 франковъ въ годъ, пожалованные ему королемъ Людовикомъ XVIIІ по слдующему поводу.
Письмо, въ которомъ Викторъ предлагалъ у себя убжище одному изъ враговъ правительства, было представлено Людовику. Король прочелъ его и сказалъ:
— У этого молодого человка доброе сердце и большой талантъ. Я ему даю первую вакантную пенсію.
Съ полученіемъ этой пенсіи вс препятствія для женитьбы были устранены, и Викторъ женился на Адели Фуше.
Вскор посл женитьбы Викторъ Гюго написалъ свой первый романъ ‘Ганъ Исландскій,’ принятый критикою очень враждебно, такъ какъ это былъ первый шагъ по пути романтизма и критики не могли не предвидть наступающаго переворота въ направленіи писателей.
Издатели стали обращаться къ Гюго съ заказами. Онъ напечаталъ въ журнал ‘Литературный Консерваторъ’ разсказъ ‘Бюгъ Жаргаль,’ въ которомъ выступилъ защитникомъ угнетенныхъ негровъ. Въ 1827 году онъ перешелъ въ лагерь романтиковъ, написалъ драму ‘Кромвель.’ Въ предисловіи къ этой драм, названномъ ‘Романтическимъ Манифестомъ,’ онъ изложилъ новую эстетическую теорію: Слдующее произведеніе, ‘Послдніе дни осужденнаго,’ обнаружили въ Виктор Гюго поразительную силу психическаго анализа.
Драма Гюго ‘Маріонъ Делормъ,’ это замчательное произведеніе, написанное въ двадцать четыре дня, была запрещена цензурой. Онъ самъ отправился къ Карлу X, который приказалъ еще разъ прочесть пьесу, но, не смотря на это, ея постановка не была разршена. Чтобы утшить поэта, король пожаловалъ Виктору Гюго пенсію въ 4000 франковъ. Послдній отказался отъ пенсіи и приступилъ къ новой пьес,— ‘Эрнани.’ Эта драма была впервые поставлена въ Париж 28 февраля 1830 года. Во время представленія произошло настоящее сраженіе между классиками, желавшими освистать драму, и романтиками, съ восторгомъ принимавшими ее. Классическая трагедія была окончательно побждена, и ‘Эрнани’ въ теченіе 10 лтъ оставался въ репертуар. Вмст съ революціей 1830 года Викторъ Гюго перешелъ на сторону либеральной партіи. ‘Маріонъ Делормъ’ была поставлена съ блестящимъ успхомъ. Но новая драма ‘Король забавляется,’ данная 22 ноября 1832 года, была запрещена на другой день посл представленія: Виктора Гюго обвиняли въ томъ, что онъ искажаетъ исторію и представляетъ короля Франциска I въ слишкомъ непривлекательномъ вид.
Популярность Гюго заставила, наконецъ, Академію принять его въ число своихъ сорока безсмертныхъ. Онъ былъ торжественно принята 3 февраля 1841 года и занялъ кресло, нкогда принадлежавшее Вольтеру. Новый академикъ произнесъ нсколько рчей. Такъ, онъ сказалъ посмертную похвалу Казиміру Делавиню и отвчалъ критику С.-Беву, также вступившему въ число ‘безсмертныхъ.’ Онъ много работалъ, прочитывая вс книги, присылаемыя въ конкурсы. 13 апрля 1843 года король Луи Филиппъ сдлалъ поэта пэромъ Франціи. Викторъ Гюго, сблизившись съ королемъ, указывалъ послднему на необходимость заняться крестьянскимъ и рабочимъ сословіями и настаивалъ на борьб съ развращенностью богатыхъ классовъ общества. Посл государственнаго переворота 2 декабря поэтъ былъ изгнанъ изъ Франціи и поселился со своею семьею на остров Джерсе, который онъ долженъ былъ покинуть въ 1855 году со всми французскими изгнанниками. Въ первые дни своего изгнанія онъ написалъ ‘Воззваніе къ оружію.’ Въ 1853 году онъ издалъ новый сборникъ стихотвореній. Въ 1862 году появился его романъ ‘Обездоленные.’ Романъ былъ изданъ одновременно въ Париж, Брюссел, Лейпциг, Лондон, Милан, Мадрид, Роттердам, Варшав, Пешт и Ріо-Жанейро. Вотъ до какихъ размровъ достигла слава поэта!
Такой успхъ романа объясняется тмъ, что въ ‘Обездоленныхъ’ вложена разумная и горячая любовь къ народу, глубокое знаніе и безпредльная доброта. Какъ и вс важнйшія произведенія Виктора Гюго, этотъ романъ возбудилъ продолжительную и страстную полемику.
Издатели, Лакруа и Вербокгофенъ, устроили въ Брюссел торжественный банкетъ въ честь Гюго. Въ конц банкета французскіе литераторы произнесли нсколько сочувственныхъ рчей.
Глубоко растроганный Гюго отвтилъ имъ слдующее:
— Одиннадцать лтъ тому назадъ вы видли отъздъ изъ Франціи человка почти молодого,— теперь вы видите старика. Цвтъ его волосъ измнился, но сердце — нтъ. Благодарю васъ за то, что вы здсь: я глубоко растроганъ этимъ. Мн кажется, что среди васъ я дышу роднымъ воздухомъ. Мн кажется, что каждый изъ васъ принесъ мн съ собой частичку Франціи. Мн кажется, что изо всхъ вашихъ душъ изливается нчто прекрасное, величественное и лучезарное, и что это улыбка родины…
Викторъ Гюго горячо возставалъ противъ смертной казни, къ которой относился съ ужасомъ и отвращеніемъ. Эта борьба за право человка на жизнь не была безплодной: благодаря его письму, въ 1862 г. смертная казнь была отмнена въ Женевскомъ кантон, то-же произошло и въ Португаліи въ 1867 г.
Въ 1865 году въ печати появились ‘Уличныя и лсныя псни,’ а въ слдующемъ году ‘Работники моря.’
Цль послдней книги Гюго объяснилъ такъ:
— Я хотлъ прославить трудъ, сильную волю и преданность,— все, что длаетъ человка великимъ.
Черезъ три года посл ‘Тружениковъ моря’ явился романъ ‘Человкъ, который смется’. Этотъ романъ имлъ громадный успхъ во всхъ частяхъ свта.
Въ 1867 году, во время всемірной выставки въ Париж, на сцен парижскихъ 13 театровъ были поставлены драмы ‘Эрнани’ и ‘Рюи-Бласъ.’ Наполеонъ III разршилъ представленіе нсколькихъ другихъ драмъ Гюго. Успхъ ихъ былъ грандіозенъ.
Въ 1870 году Гюго вернулся во Францію. Тяжело было изгнаннику видть отступавшую французскую армію, умирающихъ отъ утомленія и голода солдатъ, которые протягивали руку съ мольбой о куск хлба. Гюго не могъ вынести этого грустнаго зрлища и горько заплакалъ. Онъ скупилъ весь хлбъ и безплатно раздалъ его солдатамъ.
Когда нмецкая армія подступила къ Парижу, Викторъ Гюго написалъ по-французски и по-нмецки воззваніе къ пруссакамъ, уговаривая прекратить войну и напоминая, что между этими народами не существовало вражды. Но пруссаки не вняли его словамъ. Тогда Гюго написалъ горячее воззваніе къ французамъ, призывая ихъ на защиту отечества.
Изданіе книги ‘Кара’ доставило поэту 500 франковъ гонорара и эти деньги онъ тотчасъ пожертвовалъ въ фондъ, собранный по подписк на покупку пушекъ, одна изъ которыхъ получила названіе, ‘пушка Викторъ Гюго.’ Вс произведенія поэта сдлались во время осады народнымъ достояніемъ: весь гонораръ уходилъ на улучшеніе положенія голодныхъ, раненыхъ, больныхъ и на вооруженіе войскъ.
Послдній романъ Виктора Гюго, ‘Девяносто третій годъ,’ появился въ 1874 году. Въ 1877 году вышли ‘Легенды вковъ,’ рядъ эпопей и идиллій.
Викторъ Гюго продолжалъ работать до глубокой старости. Избранный въ 1877 году въ сенаторы, онъ не измнилъ себ: говорилъ противъ войнъ, старался облегчить положеніе рабочаго сословія.
27 февраля 1881 года во Франціи торжественно праздновали восьмидесятилтіе со дня рожденія поэта. Въ этотъ день Гюго отъ имени правительства была поднесена драгоцнная ваза изъ севрскаго фарфора. При этомъ президентъ совта министровъ, Жюль Ферри, обратился къ маститому поэту со слдующими словами:
— Какъ министръ народнаго просвщенія, я тоже подумалъ о томъ, что могло вамъ быть всего пріятне. Вы всю вашу жизнь были апостоломъ милосердія — я пожелалъ быть во имя васъ милосердымъ и распорядился, чтобы на-сегодня были отмнены вс наказанія въ лицеяхъ, коллегіяхъ и школахъ Франціи.
Викторъ Гюго умеръ въ Париж 22 мая 1885 г.
Въ своемъ завщаніи Гюго просилъ, чтобы его похоронили въ простомъ сосновомъ гробу такъ, какъ хоронятъ бдняковъ. Изъ своего пятимилліоннаго состоянія онъ оставилъ полтора милліона бднымъ и одинъ милліонъ завщалъ на устройство пріюта для нищихъ дтей. Въ день похоронъ вс зданія Парижа были украшены траурными флагами.
Такъ Франція похоронила своего великаго поэта и своего великаго гражданина, проповдовавшаго всю свою жизнь любовь къ ближнему.
Пэръ Франціи и пожизненный сенаторъ, Викторъ Гюго достигъ этого высокаго общественнаго положенія благодаря своей слав и значенію, какъ писатель и поэтъ. Въ литератур онъ является представителемъ и родоначальникомъ романтизма и смлымъ реформаторомъ. Его поэзія охватываетъ съ поразительнымъ величіемъ, съ чрезвычайной глубиной вс великіе вопросы міра и жизни. Онъ — единственный полный представитель XIX столтія съ его надеждами, идеалами и страданіями.
Надйся на Бога. Кн. Горчакова.
Восторгъ. Кн. Горчакова.
Экстазъ. Иванъ да Марья.
Утро. Л. Кублицкая-Піонтухъ.
Читаютъ дти въ сельской школ. Иванъ да Марья.
Смотри: вотъ эта втвь. Иванъ да Марья.
Надежда каждая. Иванъ да Марья.
Школьный учитель. Иванъ да Марья.
Я грезилъ. Иванъ да Марья.
Роз молвила могила. Иванъ да Марья.
Порой, когда все спитъ. Иванъ да Марья.
Ребенокъ плъ. С. Дуровъ.
Надйся на Бога.
Надйся на Бога, дитя дорогое,
На милость Его уповай!
И дтскаго сердца моленье простое
Съ надеждой къ нему возсылай!
Лишь въ утреннемъ неб заря загорится,
Смиренно колно склони…
Съ тобою, мой ангелъ, мы станемъ молиться
Источнику вчной любви
Молиться мы станемъ душой умиленной,
Чтобъ міръ Онъ крыломъ оснилъ
И чтобъ всемогущій Создатель вселенной
Насъ гршныхъ, ничтожныхъ простилъ.
Кн. Горчакова.
Восторгъ.
У моря, задумчивъ, одинъ я стоялъ,
На неб лишь звзды сверкали,
А тучки исчезли въ туман сдомъ,
И парусы въ немъ исчезали.
И слышалось мн, какъ и горы, и лсъ
Таинственно что-то шептали,
Какъ будто глубь моря и звзды небесъ
О чемъ то они вопрошали,
И въ сумрак ночи свтилъ золотыхъ
Кругомъ раздавалося пнье,
И чудилось мн, что въ внцахъ огневыхъ
Т звзды прошли, какъ виднье,
И синія волны, и пна морей
Одно повторяли лишь слово,
И слово то было: Онъ Царь изъ царей!
Онъ Богъ! Онъ Господь! Онъ Іегова!!!
Кн. Горчакова.
Экстазъ.
Разъ ночью, одинъ я стоялъ на простор:
Ни облачка въ неб, ни паруса въ мор!
И взоръ мой тонулъ за предломъ земнымъ.
И горы, и лсъ — вся природа, казалось,
За мною, съ вопросомъ однимъ обращалась
Къ сіяющимъ звздамъ и къ волнамъ морскимъ.
И звздъ золотыхъ легіонъ безконечный
То тихо, то громко, въ гармоніи вчной,
Твердилъ, свой блестящій склоняя внецъ,
И синія волны, грядой набгая,
Твердили, свой пнистый гребень склоняя:
Все Онъ — всемогущій Творецъ!
Иванъ да Марья.
Утро.
Ужъ утро по горамъ ночной покровъ свиваетъ,
Смотри, какъ блдный лучъ на башн заигралъ
И ранній гимнъ лсовъ на встрчу зазвучалъ
Проснувшимся лучамъ, въ сіянь звуки таютъ,
И въ слав торжества сводъ неба запылалъ.
Засмйся, улыбнись небесному сіянью,
И если завтра смерть нежданно налетитъ,
Увидишь, скорбь твою вновь солнце озаритъ,
И птицы запоютъ все также, въ ликовань,
Надъ мстомъ, гд твой прахъ безмолвный будетъ скрытъ.
Но тамъ, въ стран иной душа твоя проснется,
Нездшней радостью опять оживлена:
На утр вчности пробудится она,
Отъ жизни, на земл покинутой, очнется
Какъ отъ тяжелаго томительнаго сна.
Л. Кублцкая-Піонтухъ.
Читаютъ дти въ сельской школ.
Читаютъ дти въ сельской школ,
Читаютъ хоромъ, по складамъ,
Учитель сердится, и въ поле
Несется звонко школьный гамъ.
Смотрю: дверь школы пріоткрыта…
Иду я дальше. Тамъ, вдали,
Трепещетъ лсъ, во всемъ разлита
Тревога сладкая земли.
И все поетъ, и все смется
На торжеств весеннихъ дней,
Цвтокъ ли скромный развернется,—
Онъ точно сотканъ изъ лучей.
Какъ школьникъ съ помощью картинокъ.
И я учусь… Творцу хвала!
Что за поэзія — барвинокъ!
И что за стихъ — полетъ орла!
Увы! ничто не безупречно,
Ничто! Какъ скрыть невольный вздохъ?..
Бокъ-о-бокъ съ лиліями вчно
Растетъ злодй — чертополохъ!
Свистятъ дрозды, любуясь утромъ,
А въ камышахъ уже чирокъ
Нашелъ добычу: перламутромъ
Блеститъ во рту его кусокъ.
Ахъ! это рыбка въ агоніи…
Бдняжка поймана чиркомъ,
А мигъ назадъ — въ родной стихіи
Она гналась за червякомъ…
Блеснулъ огонь изъ-за бурьяна…
Лай… выстрлъ ловкаго стрлка…
И я почувствовалъ, что рана
Въ груди природы глубока!
Но, видя міръ съ его улыбкой,
Загадку зла счелъ втайн я
Орографической ошибкой
Въ великой книг бытія.
Иванъ-да-Марья.
Смотри: вотъ эта втвь.
Смотри: вотъ эта втвь зимою почернла,
Ручьемъ струится дождь съ коры обледенлой,
Но подожди, пока совсмъ пройдетъ зима,—
И ты увидишь вновь, какъ жесткіе покровы
Коры, сковавшей втвь, пробьетъ листочекъ новый,
И — какъ онъ могъ пробить ихъ? спросишь ты сама.
Спроси же ты, зачмъ, когда твое дыханье
Коснулось вновь души, извдавшей страданье,
Ожесточенной, ставшей черствою ко всмъ,—
Зачмъ забилось въ ней клюнемъ струя живая?
Зачмъ я сыплю вновь, душою разцвтая,
Стихи къ твоимъ стопамъ? Зачмъ, спроси, зачмъ?
Затмъ, что свой законъ у міра и у счастья,
Затмъ, что свтлый лучъ смняетъ мракъ ненастья,
Что, за отливомъ вслдъ, приливъ несетъ волна,
Затмъ, что втерокъ играетъ втвью гибкой,
Затмъ, что горя гнетъ смненъ твоей улыбкой,
И что была зима, и что теперь — весна!
Иванъ-да-Марья.
Надежда каждая.
Надежда каждая, какъ нжная свирль,—
Увы, простой тростникъ!.. Вся наша жизнь и сила
Всегда въ рукахъ Творца, и ночью ль, на зар ль —
Онъ властенъ нить порвать, лишить всего, что хило:
Гд колыбель,
Тамъ и могила.
Когда-то, видишь ли, грядущее въ лучахъ
Очамъ души моей восторженной являлось —
Какъ на неб звзда, какъ лебедь на волнахъ,
Какъ роза, что весной на солнц распускалась…
Но греза въ прахъ
Теперь распалась!
Ахъ, если кто-нибудь заплачетъ близь тебя,
Не спрашивай его, о чемъ бднякъ рыдаетъ:
Тому, кого судьба преслдуетъ шутя,
Такъ сладко выплакать, что въ сердц накипаетъ!
Слеза, дитя,
Съ насъ все смываетъ!
Иванъ-да-Марья.
Школьный учитель.
Не мучьте же его, страдаетъ онъ. Онъ — тотъ,
Въ чьей жизни не сіялъ лучъ счастья безъ заботъ.
Раба не принимайте, дти, за тирана!
Когда въ вашъ шумный классъ онъ входятъ утромъ рано
И съ каедры на васъ задумчиво глядитъ
И, можетъ быть, въ себ высокій духъ таитъ
Тхъ римлянъ, о которыхъ въ книгахъ вамъ читаетъ,—
О, вы, чей нжный возрастъ радость озаряетъ,
Не мучьте вы его! не смйтесь вы надъ нимъ!
Подъ игомъ жизни вс мы гнемся и кряхтимъ.
А онъ — онъ факелъ тотъ, который, освщая
Ночную тьму, блеститъ, смиренно самъ сгорая.
Да! этотъ сухопарый, блдный человкъ,
Вашъ, дти, старшій братъ, влачащій грустный вкъ
Здсь, въ четырехъ стнахъ, томимый вчно скукой,.
Скрываемой нуждой и рабства тяжкой мукой,
Хоть молодой годами, съ жаждой жить въ крови,
Но съ разумомъ безъ крыльевъ, съ сердцемъ безъ любви,—
Онъ, въ жаркій полдня часъ, зари ждетъ идеальной…
О, дтство, сжалься-жъ ты надъ юностью печальной!
Учитесь познавать, о, дти, до борьбы,
Неравенства души, неравенства судьбы.
Учитель вашъ вдвойн достоинъ уваженья:
Таща васъ всхъ съ собою въ область просвщенья,
Бдне онъ, чмъ вы, и вдвое старше васъ!
Подумайте о томъ, что въ школ каждый часъ
Онъ, сынъ лачуги скромной, затаивъ страданье,
Потоки свта льетъ, даетъ вамъ мысли, знанье —
Вамъ золото даетъ, нуждаясь въ хлб самъ!
О, школьники! разсвшись чинно по скамьямъ,
Серьезно относитесь въ утреннимъ занятьямъ.
Смотрите: вашъ учитель блденъ, а подъ платьемъ,
Увы! сочится кровью сердце у него,
Онъ воздуха лишенъ, огня, любви,— всего,
Подобенъ онъ трав, съдаемой стадами,
Сметесь вы,— а онъ не сметъ передъ вами
Заплакать, хоть душа въ немъ рвется на клочки!
Подумайте, что гнвъ на васъ, ученики,
Въ немъ равносиленъ просьб пощадить его же.
Вамъ за урокомъ скучно, онъ томится тоже,
Въ часы досуга — вновь его грызете вы:
Онъ выкинуть не можетъ васъ изъ головы,
И мысль его — сперва листокъ бумаги блой —
Испачкана вконецъ руками школы цлой.
Исчерпавъ въ немъ всю память, сердце истрепавъ,
Смшкомъ иль стукомъ мысль въ немъ дерзко испугавъ,
Своя въ его ум строчите вы замтки…
Когда порой, забывъ тетради, классъ, отмтки,
Отдастся онъ мечтамъ,— на ихъ лазурь тотчасъ
Пролить струю чернилъ спшитъ жестокій классъ!
Какъ стая хищныхъ птицъ, стремятся ваши перья
Клевать въ немъ сердце, мозгъ,— и нтъ въ немъ къ вамъ доврья!
Не въ силахъ мыслить онъ: не можетъ онъ уснуть.
Отъ каждаго изъ васъ ему не ускользнуть!
Да! каждый школьникъ — нить, которою онъ связанъ,
Когда бъ, стремясь забыть все то, къ чему обязанъ,
Онъ вздумалъ улетть въ заоблачную высь,-
За нимъ ученики бы слдомъ понеслись
И, какъ свинецъ, на крыльяхъ грезъ его повисли,
Влача его къ земл съ высотъ безсмертной мысли!
Онъ — мученикъ святой, вокругъ него лучи
Страданія, и вы, малютки — палачи,
Живого на крест безжалостно распяли!
И день, и ночь его — игрушкой вашей стали,
Вашъ рзвый, буйный рой онъ носитъ на чел,
Вашъ смхъ, забавы, шумъ,— какъ буря по земл,—
Скользятъ по немъ всю жизнь насмшкой безсердечной.
Увы! онъ — скорбь, тогда какъ вы здсь — праздникъ вчный.
Увы! онъ — спитъ, тогда какъ вы — веселый хоръ!
И, можетъ быть,— какъ знать?— скрывая, какъ позоръ,
Поступокъ честный свой, несчастный этотъ малый,
Съ потертыми локтями, блдный, исхудалый,—
Котораго и нищій пожалть бы могъ,—
Иметъ бдняковъ родныхъ, цной тревогъ,
Лишеній и труда имъ втайн помогая,
Быть можетъ, онъ копитъ,— ночей не досыпая
И вамъ переводя легенды всхъ вковъ,—
Гроши, чтобъ былъ огонь зимой для стариковъ
Иль лепта у сестры молоденькой весною…
И горькая слеза живительной росою
Становится для тхъ голубокъ дорогихъ,
Которыхъ кормитъ онъ трудами рукъ своихъ.
Подумайте, что онъ для цли этой, дти,
Слпитъ себ глаза, выносятъ все на свт,
Вертится день и ночь, какъ блка въ колес!..
Для васъ — жизнь впереди, во всей ея крас,
Изъ школы, какъ изъ клтки, скоро вольной птицей
Вспорхнете вы, ему же — вчною темницей
Она была и будетъ! вспомните, что онъ
Не пть и не смяться рокомъ осужденъ!
Грядущее для васъ — весна, апрль цвтущій,
А для него равны день прошлый, день грядущій:
Все глухо и мертво,— сегодня, какъ вчера,
Въ іюл — та же все декабрьская пора,
Всегда одна и та же келья съ коркой хлба
Всегда одно и то же сренькое небо.
Когда жъ, расправивъ крылья, станете потомъ
Вы взрослыми людьми, онъ станетъ старикомъ!
И — если не промчится втеръ благодатный,
Не унесетъ его въ міръ Божій необъятный,—
Онъ будетъ вчно тутъ же, въ школ, у дверей,
Веселымъ играмъ чуждъ, длить тоску дтей!..
О, пусть же ваша мысль доставитъ облегченье
Тому, кто осужденъ судьбой на заточенье!
Сравните, что даетъ онъ, съ тмъ, что онъ беретъ,—
И, въ вашемъ мннь, пусть растетъ онъ и растетъ,
Преображаясь быстро въ мощнаго героя,
Дающаго вамъ мечъ, отточенный для боя —
Искусство и науку,— васъ уча, какъ жить,
За красоту бороться, истин служить.
Священнымъ станетъ онъ для васъ, въ своемъ стремлень
Вести васъ все впередъ, въ завтномъ направлень
Къ тому, что справедливо, честно, высоко!..
Гд овцами — сердца, быть пастыремъ легко.
Иванъ да Марья.
Я грезилъ.
Я грезилъ,— Весь окутанъ свтлыми тнями,
Опускался лтній вечеръ, мирными огнями
Сіяла глубь долинъ, а моря синій валъ
Баюкалъ лебедя. И, полны вдохновенья,
Слились въ одной хвал дв крайности творенья —
И голосамъ обихъ чутко я внималъ,
Все то, что на земл ничтожно такъ и мало,
Всему великому хвалебный гимнъ слагало,
И атома дарилъ улыбкой великанъ.
Весь міръ одушевленъ любовью былъ одною,
Гора твердила: какъ цвтокъ хорошъ собою!
А мошекъ рой жужжалъ: какъ дивенъ океанъ.
Иванъ да Марья.
Роз молвила могила.
Роз молвила могила:
— Вотъ роса тебя покрыла,
Что творишь ты съ ней потомъ?
А ее спросила роза:
— Ты, живущему угроза,
Что творишь ты съ мертвецомъ?
Молвитъ роза: изъ росинокъ,
Чистыхъ Божіихъ слезинокъ,
Ароматъ я лью въ тиши.
А могила отвчала:
— Въ лон смерти вырастаетъ
Божій ангелъ изъ души.
Иванъ-да-Марья.
Порой, когда все спитъ.
Порой, когда все спитъ, сажусь я, восхищенный,
Подъ куполомъ изъ звздъ, ихъ блескомъ освщенный,
И слушаю: нейдутъ-ли сверху голоса?
И время бьетъ меня крыломъ своимъ напрасно,
Когда я созерцаю праздникъ тотъ прекрасный,
Который въ часъ ночной даютъ намъ небеса.
Мн кажется тогда, что въ этомъ царств свта
Одна моя душа лучами звздъ согрта,
Что мн лишь одному понять ихъ суждено,
Что я, нмая тнь, тнь призрака земного,—
Таинственный король величія ночного,
Что небо для меня Творцомъ освщено!
Иванъ-да-Марья.
Ребенокъ плъ.
Ребенокъ плъ… а мать въ предсмертныхъ мукахъ
Металася на лож день-деньской,
И слышались въ печально — рзкихъ звукахъ
Ребячья пснь и хриплый стонъ больной.
Пять только лтъ теб, невинный крошка,
Какъ птичка ты весенняя точь-въ-точь,
Весь день поешь, играя у окошка,
А близь тебя мать кашляетъ всю ночь.
И вотъ она сошла въ могилу скоро…
Дитя же все по-прежнему поетъ…
Страданье — плодъ, но плодъ такой, который
Господь втвямъ окрпнувшимъ даетъ.
С. Дуровъ.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека