Стихотворения, Грей Томас, Год: 1803 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 42 минут(ы)

СТИХОТВОРЕНІЯ
ГPЕЯ,
съ аглинскаго языка
переведенныя
ПАВЛОМЪ ГОЛЕНИЩЕВЫМЪ-КУТУЗОВЫМЪ,
съ присовокупленіемъ
краткаго извстія о жизни и твореніяхъ Грея, и многихъ Историческихъ и баснословныхъ примчаній.

МОСКВА, 1803.
Въ университетской Типографіи,
у Любія, Гарія и Попова.

ЕГО ИМПЕРАТОРСКОМУ
ВЕЛИЧЕСТВУ,
ВСЕМИЛОСТИВЙШЕМУ
ГОСУДАРЮ,
АЛЕКСАНДРУ ПАВЛОВИЧУ
ИМПЕРАТОРУ
и
САМОДЕРЖЦУ ВСЕРОССІЙСКОМУ,
и прочая, и прочая, и прочая,

всеподданнйшее приношеніе.

ВСЕМИЛОСТИВЙШІЙ ГОСУДАРЬ!

Благодянія, изліянныя ВАШИМЪ ИМПЕРАТОРСКИМЪ ВЕЛИЧЕСТВОМЪ на меня и мое семейство, налагаютъ на меня священный долгъ, изъявить ВАМЪ, ВСЕМИЛОСТИВЙШІЙ ГОСУДАРЬ, соразмрную силамъ моимъ всеподданнйшую благодарность, посвященіемъ Имяни ВАШЕМУ сего перевода славнаго Аглинскаго Стихотворца Грея. Покровительство, даруемое ВАМИ Наукамъ и всмъ въ оныхъ упражняющимся, удостовряетъ меня, что ВАШЕ ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО удостоиme сей трудъ мой ВАШЕГО воззрнія, тмъ паче, что совершенное познаніе, каковое ВЫ имете Аглинскаго языка, оцнитъ сего перевода достоинство, со свойственнымъ ВАМЪ благоснисхожденіемъ, могущимъ ободрить меня къ продолженію упражненій моихх на поприщ словесности и стихотворства.

Пріимите сей малый трудъ мой, ВСЕМИЛОСТИВЙШІЙ ГОСУДАРЬ, яко усердную жертву отъ сердца, исполненнаго благоговйныя къ ВАМЪ преданности, съ каковою къ освященнымъ стопамъ ВАШИМЪ и себя и трудъ свои повергаетъ

ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА
врноподданнйшій.
Павелъ Голенищевъ—Кутузовъ,

ПРЕДУВДОМЛЕНІЕ
ОТЪ ПЕРЕВОДЧИКА.

Никогда не имлъ я намренія издавать сего несовершеннаго преложенія славнаго Грея какъ по ненадянію на мои силы и способности, такъ и потому, что никогда не уповалъ удостоиться имяни Писателя, и отличиться на многотрудномъ поприщ словесности. Служба, обстоятельства, заботливая и суетливая жизнь, всегда лишали меня спокойствія, потребнаго для собесдованія съ Музами, нужды же мои не такъ были велики, чтобы побудить меня доставать хлбъ вздорными ли твореніями, или дльными. По всмъ симъ причинамъ почитаю я себя обязаннымъ объяснить все то, что меня убдило къ изданію сего перевода.

Изъ многихъ читанныхъ мною Аглинскихъ Стихотворцевъ ни одинъ не былъ такъ близокъ къ моему сердцу, какъ Грей. Я восхищался Дрейденомъ, удивлялся Мильтону, но Грей производилъ во мн нкія тихія пріятныя чувствованія, оставлялъ впечатлнія толь сладостныя, что не знаю отъ чего вскор онъ сдлался моимъ любимымъ Стихотворцемъ. Что намъ нравится, то мы легко и скоро удерживаемъ въ памяти, отъ сего самаго я Грея уже почти всего зналъ наизусть, прежде нежели началъ его переводить.

Къ сему предпріятію, а паче къ преложенію на Рускіе стихи творца, уважаемаго въ Англіи равно съ Оссіяномъ, Дрейденомъ и Мильтономъ, никогда бы не осмлился я приступить, зная слабость моихъ силъ и недостаточество моихъ дарованій, ежели бы нечаянно не былъ къ тому ободренъ, и почти насильно привлечемъ однимъ добрымъ моимъ пріятелемъ {Сей добрый пріятель, коего безцнною дружбою я горжуся, есть Г. А, А. М. П., человк рдкій, почтенный, и безчисленное множество свденій и дарованій въ себ соединяющій. Онъ извстенъ въ ученомъ Свт, не токмо въ Россіи, но и въ чужихъ краяхъ, глубокими познаніями въ Химіи, Физик и Натуральной Исторіи, многіе его опыты и открытія въ сихъ Наукахъ и сочиненія къ онымъ относящіяся сдлали, что знаменитые Писатели на него ссылаются. Все вышесказанное извстно всей ученой Европ, но вотъ что можетъ быть по скромности его не всмъ извстно, и что я, платя должную дружб дань, обязаннымъ себя почитаю сказать: Г. А. А. М. П. иметъ обширныя познанія о Французской, Аглинской и Нмецкой словесности, изящный вкусъ, тонкую разборчивость, самъ пишетъ прекрасно, стихами и на сихъ трехъ языкахъ и на своемъ отечественномъ, но по крайней своей скромности посвтя лиру своимъ друзьямъ, ничего печатать не хочетъ. Вс сіи безцнныя дарованія укращаются лучшею нравственностію, кротостію, смиреніемъ, любезностію и пріятностію въ обращеніи, чувствительностію, неутомимымъ стремленіемъ ко благу общему и благотворенію, Вотъ истинное и безпристрастное изображеніе того, который былъ виновникомъ и перевода сего и изданія: онаго. Но при всемъ томъ недостанетъ выраженій перу моему къ точному начертанію всхъ безпримрныхъ качеств сего въ нашемъ вк рдкаго человка, который, будучи друг человчества, друг и любимецъ Музъ, есть, по всмъ отношеніямъ, честь и украшеніе нашего Отечества.}. Разговаривая съ нимъ объ Аглицкой словесности, и упоминая разныхъ писателей, дошло дло и до любезнаго моего Грея. Я начал моему пріятелю читать наизусть нсколько стиховъ изъ Грея, и говорилъ ему выше сего сказанное о пріятномъ ощущеніи, коимъ я бываю исполненъ читая Грея. Пріятель мой сказалъ мн: хорошо бы, ежели бы его перевесть по-Руски.— Такъ, отвчалъ я: перевесть можно, но перевесть хорошо весьма трудно, а посредственно, есть то же, что исказить Автора, и отнять его всю цну въ глазахъ, не могущихъ читать его въ подлинник.— Мой пріятель, можетъ быть отъ слпова ко мн пристрастія, и имя къ моимъ малымъ способностямъ большую довренность, нежели каковой я достоинъ, сказалъ вдругъ: ты можешь перевесть Грея.— Ты конечно издваешься, это предпріятіе дерзновенное и силы мои превосходящее.— Да испытай ихъ, — ты самъ говоришь, что ты плняешься Греемъ, врь же мн, что все то, что намъ очень нравится, то легко переводится. Хотя для меня примись, а тамъ увидимъ, каково будетъ. Но не откладывай, садись, пиши сей час!—

Словомъ сказать: почти не давъ мн опомниться, сей добрый друг заставилъ меня переводить первую Грееву Оду Весну, которая была окончена въ тотъ же день въ его дом.— Сей перевод ему полюбился, он просилъ меня усильно продолжать. Дружба моя къ нему, тснйшая связь отъ дтскихъ лтъ, желаніе ему угодить, и чемъ-либо заплатить за безчисленныя его мн одолженія, все сіе вкуп напрягало мои силы, усугубляло ихъ, и наконецъ 6 Одъ были переведены въ два мсяца посл нашего разговора, при всемъ том, что служба и домашнія дла, очень часто меня отъ работы отвлекали. По прочтеніи сихъ Одъ моему пріятелю, къ немалому моему изумленію услышалъ я неожидаемое отъ него восклицаніе: право прекрасно!— перевод очень близкій,— теперь не много осталось перевесть, ибо и всхъ сочиненій Греевыхъ не много, — утшь меня, мой другъ! доверши переводъ цлаго Автора тобою любимаго, ты окажешь услугу нашей словесности, а паче тмъ, кои Аглинскаго языка не знаютъ.— Я не зналъ, что мн сказать, — но наконецъ ршился повиноваться повелніямъ дружбы: докончилъ Грея въ теченіи года.

Тутъ отъ моего друга настали новые приступы о напечатаніи моего слабаго и несовершеннаго перевода. Долго я на сіе не соглашался, наконецъ, сила дружбы, безпредльная довренность къ его свденіямъ и вкусу, ршили меня, прощаясь съ нимъ при отъзд его въ Грузію, дать ему честное слово, издать въ свт сей переводъ, произведеніемъ коего я боле обязанъ его ободренію, нежели собственнымъ моимъ дарованіямъ. И такъ, повинуяся священному гласу дружбы, отдалъ я мой труд въ печать. Онъ паче мры вознагражденъ будетъ, ежели знающіе Аглйнскій язык и умющіе цнить сего рода произведенія, удостоятъ сего одобренія, и ежели он принесетъ нкоторое удовольствіе тмъ изъ моихъ соотечественниковъ, кои, не зная Аглинскаго языка, будутъ читать безсмертнаго Грея въ слабомъ и несовершенномъ моемъ преложеніи. Трудность предпріятія въ перевод цлаго Автора, стихами, стремленіе мое сколько возможно сохранить его смысл и силу, да будутъ за меня ходатаями, и да преклонятъ читателей ко извиненію моихъ недостатковъ и неисправностей.

ИЗВСТІЕ

О жизни и твореніяхъ Грея.

Томасъ Грей родился въ Лондон 26 Декабря 1716 года. Первое свое ученіе начал он въ Итонской Коллегіи, под присмотромъ и руководствомъ роднаго его дяди Антроба, человка, по его добродтелямъ и свденіямъ, достойнаго быть наставникомъ юношества. Въ 1754 году Грей вступилъ въ Кембриджскій университетъ. По четырехлтнемъ въ семъ знаменитомъ училищ пребываніи, онъ пріхалъ въ Лондон, дабы обучаться законамъ, но такъ какъ Горацій Вальполь пригласилъ его съ собою путешествовать, то онъ непринужденно оставилъ сей род ученія, ни мало не согласный ни съ его нравомъ, ни съ его вкусомъ.

Сіе путешествіе, въ теченіи коего онъ прохалъ Францію и Италію, много ему способствовало къ пріобртенію обширнйшихъ познаній, но оно непріятнымъ образомъ прекратилось отъ несогласія, между имъ и Вальполемъ возникшаго до такой степени, что они почли за нужное разстаться. Сіе несогласіе, коего причины никогда свдать не могли, не должно однакожь оставлять никакого сомнительнаго облака надъ любезнымъ и кроткимъ свойствомъ Грея, поелику самъ Вальполь призналъ себя во всемъ виновнымъ.

Возвратясь въ Лондонъ, по долгой нершимости о расположеніи своего образа жизни, Грей предался совершенно словеснымъ наукамъ. Онъ упражнялся въ нихъ съ величайшимъ жаромъ, какъ вдругъ имлъ нещастіе лишиться своего друга Веста, который умеръ 1 го Іюня 1749 года.

Въ самое сіе время написалъ онъ свою Оду, называемую Весна, и кажется, что пріятная задумчивость, въ оной распростертая, произведена была симъ предчувствіемъ, которое часто бываетъ долею чувствительныхъ душъ. Дружба его съ Вестомъ началась отъ самаго времени общаго ихъ ученія въ Итонской Коллегіи, оная возрастала и утверждалась въ послдованіи отъ сходства ихъ склонностей и вкусовъ, ибо Вестъ также упражнялся въ Поэзіи. Отъ него остались письма, нкоторые Латинскіе стихи, а лучшее произведеніе его есть Ода на мсяцъ Май, посвященная имъ Грею, могущая и о дружеств ихъ и о дарованіи его свидтельствовать. Здсь прилагается Сонетъ, въ коемъ Грей, оплакивая смерть своего друга, изъявилъ свою горесть и соболзнованіе.

СОНЕТЪ

На смерть Ришарда Веста.

Вотще является мн свтлый видъ Авроры,

Вотще самъ Фебъ ліетъ мн блескъ своихъ лучей,

Вотще мн слышатся согласны птичекъ хоры,

Вотще зеленую одежду зрю полей!

Другіе звуки мн потребны къ услажденью,

Другихъ предметовъ я для глазъ моихъ ищу,

Не вижу способовъ себ я къ облегченью,

Средь радостей весны томлюся и грущу.

Улыбка утрення Природу оживляетъ

И смертнымъ новый день забавы общаетъ,

Поля имъ платятъ дань обильную свою.

Пернаты жители чрезъ пніе согласно

Любовны жалобы свои твердятъ всечасно,

А я одинъ въ тоск напрасно слезы лью!

Вскор по смерти Вестовой, Грей издалъ свою Оду на Итонскую Коллегію, и другую къ превратности судьбы. Безъ сомннія печаль, обладавшая его душею, великое имла вліяніе на сіи два его произведенія, и читатель большее къ нимъ обратитъ вниманіе, вспомня, въ какомъ обстоятельств Грей ихъ написалъ.

Около 1747 года написалъ онъ въ Кембридж небольшую Оду: на смерть любимой кошки, принадлежавшей Вальполю. Въ слдующемъ год начал онъ свою дидактическую Поэму: о воспитаніи и просвщеніи, оставшійся оной отрывокъ почитается рдкимъ произведеніемъ Автора и Аглинской Поэзіи.

Онъ докончилъ свою славную Элегію на сельское кладбище, около 1750 года. Сіе прекрасное сочиненіе, обнародованное Вальполемъ, съ коимъ онъ уже давно былъ паки въ согласіи, утвердило его славу.

Въ тожъ же годъ написалъ онъ въ шутливомъ род Балладъ, который названъ: длинная повсть. Сіе странное произведеніе раздлило весь Британскій Парнассъ: одни почитали его образцомъ замысловатости и острой шутки, а други нашли въ ономъ недостатки совсмъ противуположные, споръ не ршился и донын.

Тогда приближался Грей къ горестнйшему времени его жизни: — въ 1753 году онъ лишился матери, женщины отличныхъ достоинствъ, онъ сдлалъ ей Эпитафію, въ коей сыновняя любовь нжнйшимъ образомъ выражается. Отецъ его, разстроившійся въ длахъ своихъ, умеръ до того за 12 лтъ.

Въ 1757 году, издалъ Грей свои дв Пиндарическія Оды: успхи стихотворства, и Барда, за оныя приписуемы ему были великія похвалы и великія критики, чего никогда съ посредственными сочиненіями не случается.

Состояніе его слабаго здоровья, и надежда, что движеніе съ перемною воздуха будутъ ему полезны, побудили -его предпріять путешествіе въ Шотландію, коего онъ сдлалъ описаніе весьма пріятное и вниманія достойное. Потомъ здилъ онъ къ озерамъ Вестмореландскому и Кумберландскому, изобразилъ дикія оныхъ красоты, яко Сальваторъ Роза и Клодъ Лорень, въ письмахъ къ другу его Гну. Мезону, который потомъ и прочія его сочиненія издалъ.— ‘Читая сіи письма, говоритъ Іонсонъ, всякому желается, чтобы онъ боле путешествовалъ, но не должно забывать, что чрезъ ученіе и уединенье пріобртаемъ мы способы путешествовать съ благоразуміемъ и плодомъ.

Наконецъ Грей достигъ высочайшаго степени славы въ поприщ словесныхъ наукъ. Хотя состояніе его было весьма ограниченное, но онъ никогда не помышлялъ о пріумноженіи своихъ доходовъ, которые, при всей ихъ малости, раздлялъ онъ съ нещастными. Отъ самыхъ юныхъ лт обнаруживалась въ немъ къ меланхоліи природная склонность, которая отъ слабости его здоровья еще усилилась.

Къ чести Грея еще должно сказать, что къ его піитическимъ дарованіямъ присовокуплялъ онъ обширную ученость, распространяющуюся равно и на вс отрасли словесности, и на пріятныя познанія, и на глубокія изслдованія. Но паче всего почтенія онъ достоинъ потому, что былъ человк добродтельный, кроткій, исполненный любви и состраданія къ ближнимъ. Онъ скончался въ Лондон 31 Іюля 1771 года.

СТИХОТВОРЕНІЯ ГРЕЯ.

ОДА I.

ВЕСНА.

Уже являются румяные часы,

Сопровождающи всегда любви Царицу,

Отверзли на цвтахъ пестрющи красы,

И будятъ спящій годъ, одтый въ багряницу,

Уже звучащій соловей,

Гремя гортанію своей,

Съ кукушкой псни съединяетъ,

Уже зефировъ свжій хоръ,

Неся съ собой утхъ соборъ,

Благоуханье изливаетъ.

Гд дубъ до облаковъ касается челомъ,

И тни втвями вокругъ простеръ широки,

Гд суковатый вязъ, отъ лтъ покрытый мхомъ,

Кудрявоіо главой внчаетъ водъ потоки:

Тамъ съ Музой вмст сяду я

При брег свтлаго ручья,

Она, простершись нерадиво,

Начнетъ бесдовать со мной:

Сколь бденъ міръ съ его тщетой,

Сколь въ немъ все суетно и лживо.

Пресклися труды, и шумъ заботъ умолкъ,

Стада на мурав уставши отдыхаютъ,

Но въ воздух жужжитъ животныхъ разныхъ полкъ,

Они толпятся въ немъ, тснятся и порхаютъ,

Пчела, направя свой полетъ,

Летитъ сбирать сладчайшій медъ,

По тверди плавая горящей,

Рзвясь другія надъ водой,

Являютъ свой уборъ златой,

Отъ солнечныхъ лучей блестящей.

Мудрецъ, на нихъ смотря, съ собою говоритъ:

Такъ точно смертные въ семъ мір суетятся,

Одинъ ползетъ на низъ, другой на верхъ паритъ,

Но къ общему концу при всхъ трудахъ стремятся.

Веселый, скучный, на-равн

Летаютъ въ жизненной стран,

Лишь платьемъ щастья различенные

Когда же вдругъ судебъ уставъ

Прерветъ ихъ жизнь среди забавъ,

Падутъ во прахъ и будутъ тлнны.

Но мнится слышать мн на вс мои слова

Отъ сей толпы отвтъ мн тихо изреченный г

О бдный моралистъ, пустая голова!

Ты наскомое, ты червь уединенный,

Въ теченье дней твоихъ ты сердца не встрчалъ,

Съ которымъ бы ты скорбь и радость раздлялъ,

Ты въ скук вкъ проводишь краткій.

Весна твоя уже прошла,

Цвтуща младость протекла,

А намъ сіяетъ Май пресладкій?

ОДА II

На смерть любимой кошки (*).

У скользкихъ, круглыхъ, береговъ.

Китайской чаши изпещренной,

На коей въ красот смшенной

И птицъ и множество цвтовъ,

Зелима кошечька сидла

И въ воду пристально глядла,

Хвостъ гибкой, рыльце и усы,

Отъ радости въ ней всё играетъ,

Шерсть черепахиной красы,

Ушки, и, лапки, всё блистаетъ,

Глазами свтлыми вертитъ

Похвальну псенку мурчитъ.

Но вдругъ ея встрчаетъ взоръ

Въ вод дв рыбки золотыя,

Которыхъ такъ блеститъ уборъ,

Какъ камни самыя драгія,

Он, какъ Геніи сихъ водъ,

Мрачатъ собой весь рыбій родъ.

Зелима, симъ дивясь красамъ,

Усъ, посл лапку протягаетъ,

Но слдуя златымъ хребтамъ,

До нихъ она не досягаетъ.—

Какъ злата женщин не чтить?

Какъ рыбы кошк не любить?

Нещастна, взоръ простерши свой,

Тянулась, больше нагибалась,

Не видя бездны подъ собой,

А злобная судьба смялась.

Зелима, силу потерявъ,

Упала въ бездну водъ стремглавъ!

Поднявши шею изъ воды,

Звала шесть разъ Наядъ, Тритоновъ,

Чтобы спасли отъ сей бды,

Никто не слышалъ тяжкихъ стоновъ!

Не внемлютъ Марья ни Андрей:

Въ нещасть гд найти друзей?

Двицы! видя по сему

Сколь трудно ложный шагъ исправить,

Не врьте сердцу своему:

Оно вамъ сти можетъ ставить.

Не все то истинна, что льститъ,

Не все то злато, что блеститъ.

(*) Сія Ода есть ничто иное, какъ шутка, сдланная на смерть кошки, которую очень любилъ Г. Вальполь, друг Грея.

ОДА III

На отдаленный видъ Итонской Коллегіи (*).

О зданье древнее почтенно,

Внчающе зеленый лугъ,

Гд имя Гейнриха (**) священно

За то, что былъ онъ Музамъ другъ!

Виндзорски горы возвышенны,

Надъ тихимъ доломъ наклоненны,

Гд, зелень мягкая цвгпетъ,

Гд, брегъ пріятный орошая,

Тамиза странствуетъ сдая

И свой сребристый токъ ліетъ.

Лса тнистые, прохладны!

Поля, луга, любезны мн,

Гд лта юности отрадны

Провелъ я въ сладкой тишин!

Отъ васъ втръ легкій повваетъ,

Меня на время услаждаетъ,

И съ крылъ прохладу мн ліетъ,

Покоитъ душу утомленну,

И младостію обновленну,

Вторую мн весну даетъ.

Скажи, Тамиза, что за племя?

Какой веселый юный родъ,

Въ забавахъ провождаетъ время,

Къ брегамъ твоихъ сбираясь водъ?

Кто нын гибкими руками

Плыветъ играя межь струями?

Кто ловитъ чижиковъ силкомъ?

Какая куча молодая

Толпится, обручь погоняя (***)?

Кто забавляется мячомъ?

Иные въ строгомъ прилжань

Урокъ стараются твердишь,

Чтобъ скучно время испытанья

По томъ свободой, наградить,

другіе юноши такъ смлы,

Что царства малаго предлы

Прешедъ, спшатъ къ странамъ другимъ,

Бгутъ и взглядъ назадъ кидаютъ,

Ихъ даже втры устрашаютъ,

Страхъ слдуетъ повсюду имъ.

Надежда льститъ ихъ вображенье,

Но обладанье есть не то,

Забыты слезы во мгновенье,

Веселье и печаль ничто.

Какъ розы, здравіемъ прекрасны,

Ихъ разумъ живъ, глаза ихъ ясны

Въ нихъ бодрость радости родитъ,

Спокойны днемъ, среди же ночи

Сонъ крпкій ихъ смыкаетъ очи,

Который утромъ прочь летитъ.

О будущей не мысля части,

Играютъ рзво межь собой:

Не знаютъ то, что есть напасти,

Не знаютъ, что есть день другой.

Но только въ свтъ поставятъ ноги,

Уже ихъ ждутъ судбины строги,

Ихъ блдный сонмъ затмитъ ихъ дни.

Открой, о Муза! сть сурову,

Опутать ихъ везд готову,

Скажи, что смертные они.

Одинъ страстей невольникъ бдный,

Всю жизнь въ страдань проведетъ:

Гнвъ яростный и ужасъ блдный,

И стыдъ подкравшись подползетъ,

Любовь пожжетъ его огнями,

И ревность, Скрежеща дубами,

Въ немъ будутъ внутренность терзать:

Ядъ зависти, и адска злоба,

Отчаянье, воставъ изъ гроба,

Его Возникнутъ поражать.

Иной, гордыней вознесенной,

Съ высотъ фортуны полетитъ,

Ругательствъ жертвой ставъ презрнной,

Хулы всю горечь истощитъ.

Сей вкуситъ лести ядъ коварный,

Увидитъ взоръ неблагодарный,

Имющійся слезамъ другихъ,

Грызенье кровью обагренно,

Безумство дико, разъяренно,

И весь соборъ напастей злыхъ.

Внизу, въ долин лтъ глубокой,

Въ дали скелетовъ зрится тьма,

Семейство смерти прежестокой

Страшнйшее, чемъ смерть сама,

Одинъ недугъ крутитъ составы,

Жжетъ жилы, въ нервы льетъ отравы,

Другой органы жизни рветъ,

Полкъ грозный бдность замыкаетъ,

На душу хладъ распространяетъ,

А старость въ слдъ за нимъ течетъ.

Стенать насъ жребій осуждаетъ,

Равно подвластны мы Судьб:

И кто о ближнемъ сострадаетъ,

И кто бываетъ строгъ къ себ.

На что предузнавать ненастье?

Придетъ немедленно нещастье,

Блаженство, будетъ прочь спшить.

Изчезнетъ рай, и вкуп младость,

И гд невденье есть сладость,

Тамъ буйство есть ученымъ быть.

(*) Училище, въ коемъ Авторъ учился, сею Одою воспоминаетъ онъ о дняхъ своего юношества.

(**) Гейнрихъ VI, Король Аглинскій, былъ учредитель славной Итонской Коллегіи.

(***) Въ Англіи дти забавляются, гоняя напрерывъ обручъ палочками.

ОДА IV.

Къ превратности судьбы, или къ напасти.

Юпитерова дщерь, неумолима Власть,

Смирительница душъ, наставница полезна!

Чрезъ разны опыты твоя рука желзна

Наноситъ добрымъ скорбь, а злымъ сердцамъ напасть.

Во адамантовыхъ твоихъ цпяхъ жестокихъ,

Роскошный познаетъ ничтожество утхъ,

Вельможа, съ почестей низверженный высокихъ,

Вотще терзается оставленный отъ всхъ.

Когда опредлилъ послать міровъ Содтель

На землю дщерь свою, священну Добродтель:

То вврилъ Онъ теб сей даръ Его щедротъ,

Чтобъ ты произвела спасительный въ немъ плодъ.

Наставница! твои суровые совты

Терпнію ее учили многи лты,

Въ печаляхъ и бдахъ ты ей дала познать,

Что должно, скорбь терпя, нещастнымъ сострадать.

Куда ни обратишь свои ужасны взоры,

Бгутъ отъ нихъ пиры и шумные соборы,

Веселость буйная, безмрный дикій смхъ,

Свободу намъ даютъ въ добр искать утхъ.

Едва пришла напасть, лице свое скрываютъ

И временны друзья и подлые льстецы,

Къ чертогамъ знатнымъ путь поспшно обращаютъ,

Любимцамъ щастія идутъ сплетать внцы.

Наука, черною одеждой облеченна

И въ размышленіяхъ восторга погруженна,—

Во слдъ теб рукой задумчивость ведетъ,

Которая молча, потупя взоръ идетъ,

За ними шествуетъ горяще Состраданье,

И милосердіе, нещастныхъ нжный братъ,

Смиренное своихъ погршностей Признанье,

Чувствительность въ слезахъ исполненныхъ отрадъ.

Богиня грозная! смягчи твои законы,

Когда главы моей коснешься ты рукой,

Явись не въ образ ужасныя Горгоны,

Не окруженная свирпою толпой,

Съ какой приходишь ты къ безбожникамъ смятеннымъ,

Когда ты голосомъ громовымъ ихъ зовешь,

И съ воплемъ, будто бы изъ гроба извлеченнымъ,

Отчаянье, болзнь и бдность къ нимъ ведешь.

Приди ко мн съ лицемъ спокойнымъ и пріятнымъ!

Согрй меня лучемъ смиренья благодатнымъ,

Ты съ сонмомъ мудрости придти ко мн спши,

Нe къ уязвленію, къ смягченію души.

Возжги щедротъ во мн ты искру потушенну,

Учи меня любить, болзновать, прощать,

Учи природу знать мою несовершенну,

Что хуже я другихъ, что смертенъ, дай познать!

ОДА V.

Успхи Стихотворства.

ОДА ПИНДАРИЧЕСКАЯ.

О лира громкая! востань изъ усыпленья,

И струны покори всмъ силамъ восхищенья.

Стремись къ Пермесу ты, къ волшебнымъ тмъ струямъ,

Дающимъ нову жизнь безчисленнымъ ручьямъ (*),

Гд многіе цвты въ нихъ жажду утоляютъ,

И запахъ свой и видъ блестящій получаютъ,

Межь нихъ течетъ ручей Гармоніи драгой,

Любезной, сладостной, пріятной и златой,

Проходитъ онъ луга и царствіе Цереры,

Катяся въ долы съ горъ чрезъ пропасти, пещеры.

Дивимся плещущимъ льющимся видамъ,

Которыхъ слышенъ шумъ по стогнамъ и полямъ.

Царица душъ (**), теб смиренно покоренныхъ,

Мать сладкихъ голосовъ, согласно съединенныхъ —

Гармонія! гд твой волшебный слышенъ звукъ,

Тамъ страсти вс молчатъ, бжитъ грызенье скукъ.

Свирпый богъ войны, на грозной колесниц,

Покорствуетъ теб, согласія Цариц,

И мечь кидаетъ свой, хоть къ брани онъ киплъ.

Сидящій при ногахъ Юпитера орелъ,

Очарованіямъ твоихъ согласій внемлетъ,

И крылья опустя, во сн пріятномъ дремлетъ (***),

Не страшенъ больше онъ, взоръ молній не родитъ,

Когда твой сладкій звукъ по воздуху гремитъ,

Псни, пляски (****), все послушно,

Гд лишь твой раздастся гласъ,

И летитъ единодушно

Хоръ Амуровъ тотъ же часъ,

Игры, Смхи, свившись кругомъ,

Топчутъ травку подъ собой,

То гоняясь другъ за другомъ,

То стснясь опять толпой,

Помнятъ скорыя ихъ ноги

Мръ твоихъ уставы строги*

Вдругъ сладкій звукъ гласитъ Царицы приближенье,

Ей въ стрчу Граціи спшатъ на поклоненье.

Поднявши руки вверхъ, уже она летитъ,

И съ рзкой легкостью къ земл сойти спшитъ:

Являетъ нжна грудь и видъ щеки багряный,

Желаній сладкій огнь, и свтъ любви румяный.

Коликимъ человкъ подверженъ злымъ бдамъ!

Печалямъ, бдности, заботамъ и трудамъ,

Болзнямъ, горестямъ, слезамъ, тоск, стенанью!

Едина смерть творитъ конецъ его страданью…

О лира! заглуши звукъ жалобный сихъ словъ!

Потщися оправдать уставъ Отца боговъ,

Скажи: онъ Музъ драгихъ послалъ во утшенье,

Онъ тиху ночь съ росой намъ далъ въ успокоенье,

Зловщимъ птицамъ онъ, видньямъ и мечтамъ,

Хоть волю далъ летать по синимъ небесамъ,

Но т скрываются подъ мрачными тнями,

Какъ Гиперьонъ взойдетъ съ блестящими звздами.

Въ странахъ (*****), которыхъ ввкъ не гретъ солнца взоръ,

Гд чудны зданія стоятъ изъ льдистыхъ горъ,

Проникла Муза мракъ лучемъ благословеннымъ,

И нову жизнь дала во хлад тамъ рожденнымъ.

Хилійскія земли у дальнихъ береговъ,

И тамъ она живетъ подъ тнію лсовъ,

Тамъ слушаетъ она, какъ дикими пвцами

Поется сладка пснь не мрными стопами

Въ честь смуглыхъ прелестей, пернатыхъ ихъ красотъ.

Во всхъ мстахъ, куда направленъ Музы ходъ,

Ей слдуетъ восторгъ, со славой сопряженный,

Непобдимый духъ и Фебовъ огнь священный.

Лса Делфійски дики, мрачны (******)!

Эгейски пышны острова!

Поля, гд мягкая трава

Иллиса пьетъ струи прозрачны,

И гд Меандръ, віясь дугою,

Гармонію раждалъ собою!

Замолкъ гремвшій въ васъ согласныхъ эховъ звонъ,

Вы нмы!— слышенъ тамъ единый вопль и стонъ,

Гд Фебовымъ огнемъ всхъ горъ верхи пылали

И вдохновеніе повсюду изливали,.

Гд втвь тнистая, гд каждый водный ключъ,

Торжественно шумя, Парнасскій лили лучь.

Докол девять сестръ, презрвши Грековъ нгу,

Оставили Парнассъ, стремясь къ Латинску брегу,

Несносна пышность имъ въ роскошныхъ тхъ странахъ,

Равно какъ и порокъ, томящійся въ цпяхъ.

Когда же Лаціумъ не принялъ ихъ закона,

Прешли он къ брегамъ приморскимъ Албіона.

Отъ солнца въ далекъ, отъ легкихъ втерковъ,

Гд тихій Севонъ льетъ свои кристальны воды,

Лежалъ на мурав любимый сынъ Природы (*******)

Сія всесильна, мать, поднявши свой покровъ,

Открыла зракъ ему величественный, важный,

Къ ней руки протянулъ младенецъ сей отважный.

Она ему рекла: прими т кисти ты,

Которыхъ яркіе и свтлые цвты

Должны начерпывать весны красы драгіе,

Тебжь принадлежатъ сіи ключи златые:

Сей двери радости возможетъ отверзать,

Тотъ чувства возбудитъ и трепета и страха,

Сей тни мертвыя изъ ихъ воздвигнетъ праха,

Тотъ слезы жалости принудитъ проливать.

Но боле его, се новый Духъ летитъ (********),

И Серафимскими крылами вверхъ паритъ!

Прешедши мстъ, временъ, предлы обычайны,

Стремится созерцать небесной бездны тайны,

Гд предъ Царемъ Царей сафирный огнь горитъ,

Гд Ангельскій соборъ потупя взоръ стоитъ,

Туда онъ возлетлъ, но свтомъ утомленный,

Закрылъ глаза свои, въ мракъ ночи погруженный (*********).

Воззримъ на Дрейдена! Хотя и ниже онъ,

Однако вознесясь онъ славы надъ полями,

Везется гордыми эфирными конями,

Отъ звука ихъ шаговъ раздался громъ и стонъ.

Внемли его руки ты въ лиру ударенье!

Надъ головой его блестяще вображенье

Изъ урны на него льетъ множество даровъ

И мыслей дышущихъ и огнь горящихъ словъ.

Увы! не стало ихъ! умолкъ ихъ гласъ священный,

О Муза! что за Духъ, толико дерзновенный,

Прервалъ твой сонъ? сей Духъ о слав не радлъ,

Ни Фивскаго орла крылъ гордыхъ не имлъ,

На коихъ онъ несясь въ пареньяхъ неизвстныхъ’

Въ лазури плавая, летитъ въ зыбяхъ небесныхъ

Но Музой озаренъ, сей Духъ младый сіялъ,

И нсколько картинъ блестящихъ начерталъ.

Не тщась пищать себя чужихъ умовъ лучами,

Желаетъ плавными всегда идти путями,

И вышедъ изъ границъ совсмъ простыхъ умовъ,

Хоть ниже славныхъ онъ, но выше гордецовъ.

(*) Авторъ описываетъ здсь разные источники и отрасли Стихотворства, одушевляющаго все то, что къ нему приближается.

(**) Могущество Гармоніи ко успокоенію кипящихъ страстей. Многія мысли въ сей Од заимствованы отъ первой Пифической Оды Пиндара.

(***) Сіе есть подражаніе нкоторымъ прекраснымъ стихамъ первой Пифической Пиндаровой Оды.

(****) Сила Гармоніи надъ стройными тлесными движеніями, составляющими прелесть всякой пляски.

(*****) Вліяніе Стихотворческаго духа даже на дальніе дикіе и необразованные народы, доказывающее, что Стихотворство неразрывно сопряжено съ натурой человка, съ его страстями и добродтелями. Въ семъ убдиться можно по существующимъ извстнымъ отрывкамъ стихотвореній Эрзовъ, Норвежцовъ и Вельховъ, и по пснямъ Лапландцовъ и Американцовъ.

(******) Стихотворство перешло изъ Греціи въ Италію, а изъ Италіи въ Англію. Чаусеръ зналъ творенія Данта и Петрарка. Графъ Сурей и Томасъ Віетъ путешествовали по Италіи для образованія своего вкуса. Спенсеръ много подражалъ Италіанцамъ, отъ коихъ также и Мильтонъ заимствовалъ. Но сія школа кончилась, и возникла новая, а именно образцы Французскіе, коимъ съ того времени постоянно послдовали.

(*******) Шакеспиръ.

(********) Мильтонъ.

(*********) Всмъ извстно, что Мильтонъ ослпъ.

ОДА VI.

Бардъ.

ОДА ПИНДАРИЧЕСКАЯ.

Примчаніе. Въ Гальской земл существуетъ общее принятое преданіе, что Эдуардъ І, соверша завоеваніе сей земли, повеллъ умертвить всхъ Бардовъ, въ его руки попавшихся. Сіе преданіе подало матерію къ слдующей Од.

‘Погибни, лютый Царь!— ты смертныхъ сталъ отравой!

‘Да трепетъ, срамъ, твои постигнутъ знамена,

‘Которыя, горбясь побдою кровавой,

‘Ругаясь воздухомъ, подъялись какъ стна.

‘Ни свтлая броня, ниже твой щитъ блестящей,

‘Отъ ужасовъ ночныхъ тебя не оградятъ,

‘Внутри тебя вопитъ гласъ громкій и разящій,

‘Что Камбрія въ слезахъ тебя клянетъ стократъ.’

Отъ сихъ ужасныхъ словъ потрясся шлемъ пернатый

На Эдуардовой гордящейся глав,

Когда высокихъ горъ презрвъ крутые скаты,

Надъ бездной войско онъ отважно велъ свое.

Самъ Глостеръ (*), изумленъ отъ страха, сталъ безгласенъ,

А храбрый Мортимеръ (**) всей силой возопилъ:

Къ оружію, друзья! — сей часъ намъ всмъ опасенъ!—

Онъ острое копье съ симъ словомъ опустилъ.

На каменной скал, до облакъ возвышенной,

Котору водопадъ яряся окроплялъ,

Піитъ, во мрачную одежду, облеченной,

Съ глазами мутными, горящими, стоялъ,

Какъ будто въ воздух носимое явленье,

Такъ втеръ разввалъ власы его съ брадой,

Онъ быть въ пророческомъ казался изступлень,

И съ жаромъ ударялъ по лир онъ рукой:

‘Пещеры дикія, огромны древни дубы,

Сливъ шумъ свой съ голосомъ ревущія воды,

‘Гласятъ теб, тиранъ! какъ громко-звучны трубы,

‘Что мщеніе тебя постигнетъ и бды.

‘Со дня ужаснаго Камбрійской грозной брани

‘Обширная страна поверглась въ мертвый сонъ.

‘Гоель ужь пть престалъ, не платитъ Музамъ дани,

‘Не слышенъ въ сихъ мстахъ пріятный лирный звонъ.

‘Оледенлъ языкъ Кадвала вдохновенный,

‘Который укрощалъ свирпость волнъ морскихъ.

‘Отважный Уріенъ, въ пустын погребенный,

‘Во мрачномъ гроб спитъ среди лсовъ густыхъ.

‘О горы! тщетно вы слезами орошенны,

‘Модреда мертвымъ зря, умвшаго плнять

‘Чрезъ псни громкія, волшебны, вдохновенны,

‘И камни твердые чудесно потрясать,

‘Они въ крови лежатъ и блдностью покрыты,

‘И вранъ испуганный отъ тлъ ихъ прочь летитъ?

‘Не сметъ тронуть ихъ и самъ орелъ несытый,

‘Съ ужаснымъ воплемъ онъ съ высотъ на нихъ глядитъ.

‘Товарищи мои въ гармоніи священной,

‘Нещастные друзья, которыхъ я люблю,

‘За коихъ кровь кипитъ въ груди моей стсненной,

‘Средь бдъ отечества скончавши жизнь свою…

‘Чтожъ плачу я о нихъ? почто такъ чувства рвутся?

‘Не умерли они: я зрю ихъ предъ собой!

‘Кровавы тни ихъ по камнямъ тамъ несутся,

‘Идутъ они ко мн, бесдовать со мной.

‘Врагу отечества отмстить они готовы,

‘И съ пніемъ моинъ сливаютъ грозный гласъ,

‘Оставя за собой везд слды багровы,

‘Плетутъ ужасный ковъ тирану каждый часъ.

‘Для Эдуардовой отверженной породы

‘Составьте съ адскими чертами страшну ткань (***),

‘Да пишутся на ней ужасны дни и годы,

‘Въ которы смертный вопль сулитъ кроваву брань.

‘Волчица Гальская (****), котора въ гнв злобномъ

‘Терзала внутренность супруга твоего,

‘Да будетъ сынъ (*****) теб въ неистовств подобнымъ,

‘Да будетъ онъ бичемъ народа своего!

‘Отвсюду страхъ его и трепетъ окружаютъ,

‘Бды и бгство съ нимъ идутъ во вс мста,

‘Виднья грозныя его сопровождаютъ,

‘За нимъ послдуютъ смятенье, пустота.

‘Могущій, сильный Царь! надменный побдитель!

‘Во прах ты лежишь (******)! гд санъ твой?— онъ изчезъ.

‘На смерть твою, на гробъ смотря холодный зритель,

‘Не будетъ проливать потоковъ горькихъ слезъ.

‘Сокрылся отъ тебя твой славный воинъЧерный (*******),

‘Ужь нтъ его въ живыхъ, въ земныхъ онъ ндрахъ спитъ,

‘Сонмъ пышный юношей, ему досел врный,

‘Ко солнцу новому всходящему спшитъ.

‘Во свтлый лтній день (********), когда зефиръ играетъ,

‘Вода отъ тягости златова корабля

‘Колеблется, журчитъ — онъ крылья распускаетъ,

‘Тутъ младость на носу, веселье у руля,

‘Никто не помышлялъ о бурномъ вихр, мрачномъ,

‘Который облеченъ въ глубоку тишину,

‘Добычу зря свою въ кристалл водъ прозрачномъ,

‘Низвергнетъ вдругъ ее въ морскую глубину.

‘Налейте до края вы чашу позлащенну,

‘Огромный, пышный пиръ спшите учредить.

‘Позволено ему, хотя внца лишенну,

‘Блестящу торжеству еще причастну быть.

‘Близь мста Царскаго два грозныхъ привиднья,

‘Гладъ, жажда (*********), смутный взоръ кидаютъ на гостей.

‘Ужь слышны громовъ тамъ воинскихъ повторенья

‘Раздался конскій шумъ, и свтлыхъ звукъ мечей (**********),

‘Въ теченье многихъ лтъ напастями ужасныхъ,

‘Неумолимый рокъ пошлетъ бды къ бдамъ:

‘Для смерти алчныя колико жертвъ. нещастныхъ!

‘Тла разбросаны по стогнамъ и полямъ.

‘О башни Лондонски, къ стыду стоящи вчну (***********),

‘Свидтели убійствъ, сокрытыхъ и смертей!

‘Супруги врныя (************) доброту зря сердечну,

‘И славу зря отца (*************), щадите родъ вы сей.

‘При общей гибели, мы листья обрываемъ

‘И розы блыя (**************), и красной вкуп съ ней,

‘Однимъ ударомъ ихъ на землю повергаемъ,

‘Да каждая падетъ съ противницей своей.

‘Кабанъ (***************), разсвирепвъ, поднявъ свою щетину,

‘Валяется въ крови незлобивыхъ дтей,

‘Мы жь врные друзья, лишь помня месть едину,

‘Подпишемъ приговоръ его плачевныхъ дней.

‘Внемли, о Эдуардъ! внемли твою судбину!

‘Уже готова нить къ сотканью лютыхъ бдъ:

‘Внезапна смерть твою постигнетъ половину,

‘Она увянетъ вдругъ среди цвтущихъ лтъ (****************).

‘Постойте! вопіетъ, меня безъ утшенья

‘Не оставляйте вы въ злой горести моей!—

‘Но что я вижу тамъ?— се огненны явленья

‘Блеснувъ изчезли вдругъ, сокрылись отъ очей!

‘Но кое зрлище и славно и ужасно,

‘Въ великолпіи сходя съ высокихъ горъ,

‘Какъ будто нкое мечтаніе прекрасно,

‘Сіяньемъ тяготитъ мой слабый, томный взоръ?—

‘Грядущи времена! Души не возмущайте!

‘Свершилось!— Артура (*****************) оплакивать презтань.

‘Законные Цари (******************)! вовки обладайте!

‘Вамъ платимъ врности, любви, почтенья дань.

‘Kакъ поясомъ, Дворомъ блестящимъ окруженны

‘Они свое чело подъемлютъ къ небесамъ,

‘Вельможи, сдиной и мудростью почтенны,

‘Пекутся возвратить блаженство симъ странамъ.

‘Богиня въ ихъ сред, во образ Царицы,

‘Являетъ пылкую въ себ Британску кровь,

‘Но важность усладя стыдливостью двицы,

‘Ліетъ на подданныхъ щедроту и любовь.

‘Какіе звуки тамъ согласны раздаются!

‘Какіе голоса поютъ блаженны дни!

‘Проникнувъ мракъ земный, они къ гробами несутся:

‘Возстань Таліессинъ (*******************)! и ухо приклони,

‘Т псни радостны согласіемъ достойны

‘Подъять священный прахъ, что нын скрыть въ земл.

‘Восторгъ тебя зоветъ!— по небесамъ спокойнымъ

‘Онъ разноцвтныя свои простеръ крыл.

‘Поэзія, отъ сна какъ будто возбужденна,

‘Поетъ любовной жаръ (********************) и подвиги войны,

‘А правда строгая, волшебствомъ облеченна,

‘Чрезъ громкій лирный звукъ летитъ во вс страны.

‘А блдная печаль и страхъ, потупя взоры,

‘Въ Котурн (*********************) съ важностью сердца плнять идутъ,

‘Тамъ голосъ радостный, какъ Херувимски хоры,

‘Зефиры на крылахъ съ Едемскихъ странъ несутъ (**********************),

‘Едва согласіе лишь слуха досязаетъ,

‘Но вдругъ теряется въ тм будущихъ временъ (***********************).

‘О смертный!— облакомъ, что воздухъ закрываетъ,

‘Не уже ль будетъ дня свтильникъ погашенъ?

‘Нтъ!— завтра паки онъ въ златыхъ лучахъ явится,

‘Огнями яркими вселенну будетъ грть.

‘Довольно для меня!— и духъ мой веселится,

‘Что нашихъ участей онъ разность можетъ зрть.

‘Въ работахъ, Царь, свою оплачешь ты судбину,

‘Се часть твоя!— но я — съ побдою умру.’…

Такъ рекъ, и падая съ горы крутой въ пучину,

Онъ бездны вчныя низвергся въ глубину.

(*) Гилбертъ де Кларъ, прозванный Краснымъ, Графъ Глостерскій и Герфордскій, зять Короля Эдуарда I.

(**) Эдмондъ Мортимеръ, Лордъ Вигморскій, они оба были владльцами границъ Гальскихъ, и вроятно, что они сопутствовали Королю въ семъ поход.

(***) Смотри Оду VIII, гд объясняется, что сія ткань значитъ.

(****) Изабелла Французская, неврная жена Эдуарда II, содйствовавшая его смерти.

(*****) Торжество Эдуарда VI, и порабощеніе Франціи.

(******) Смерть сего Короля, который былъ оставленъ отъ дтей своихъ, и даже въ послднія свои минуты окраденъ придворными своими и любовницами.

(*******) Принцъ Эдуардъ, извстный подъ именемъ Принца Чернаго, и умершій прежде отца своего.

(********) Воспоминаніе разныхъ пышныхъ праздниковъ и великолпія Рихарда II, смотри Фруасарда и другихъ современныхъ Писателей.

(*********) Многіе утверждаютъ, что Рихардъ II умеръ отъ голода и жажды.

(**********) Относится къ бдствіямъ междоусобныхъ браней Домовъ Іоркскаго и Ланкастерскаго.

(***********) Многіе утверждаютъ, что Генрихъ VI, Георгій Герцогъ Кларанскій, Эдуардъ V, Рихардъ Герцогъ Іоркскій, и многіе другіе, тайно умерщвлены въ башняхъ Лондонскихъ.

(************) Маргерита д’Анжу, жена примрнаго мужества, употреблявшая вс силы ко спасенію ея мужа и сохраненію его короны.

(*************) Генрихъ V.

(**************) Роза блая и роза красная были девизомъ двухъ Домовъ, Іоркскаго и Ланкастерскаго, составлявшихъ въ Англіи дв противныя факціи.

(***************) Кабанъ серебряный былъ эмблема Эдуарда III, отъ чего онъ извстенъ былъ подъ прозваніемъ Кабана-

(****************) Элеонора Кастильская умерла вскор по завоеваніи Гальской земли. Всмъ извстенъ геройскій опытъ ея любви къ супругу, и понын еще въ Дортгамптон и другихъ мстахъ остались памятники горести и соболзнованій сего Государя о ея смерти.

(*****************) Принято было нкое поврье въ Гальской земл, будто Царь Артуръ и понын живетъ въ стран волшебниц, и что онъ нкогда долженъ паки вступить на Великобританскій престолъ.

(******************) Мерлинъ и Таліесинъ два славные Барда провщали, что Велхи паки получатъ сей островъ во владніе, что и казалось быть исполненнымъ въ дом Тудорскомъ.

(*******************) Таліессинъ, глава Бардовъ, процвталъ въ 6мъ столтіи, творенія его и понын сохраняемы, и память его въ великомъ почтеніи у его соотечественниковъ,

(********************) И ужасныя войны, и врная любовь, украсятъ мои псни, говоритъ Спенсеръ въ пролог своей Поэмы, называемой Царица Волшебницъ.

(*********************) Шакеспиръ.

(**********************) Мильтонъ.

(***********************) Послдованіе другихъ Стихотворцевъ, жившихъ посл Мильтона.

ОДА VII.

На вступленіе Герцога Графтона въ должность Канцлера,

управляющаго Кембриджскимъ университетомъ.

NB. Сія Ода, положенная на музыку Дониторомъ Рендалемъ, была пта въ самый- день сего вступленія въ большой Сенатской зал къ Кембридж, Іюля 1 дня 1769 года.

Бги отсель съ твоимъ соборомъ,

Богъ шумной роскоши, пировъ!

Невжество, съ потусклымъ взоромъ,

И лность, тяжкій бичь умовъ!

Бгите прочь бды суровы,

Рабы лобзающи оковы!

Вамъ быть не должно въ сихъ мстахъ.

Да въ сихъ предлахъ правды, чести,

Не слышенъ будетъ голос лести —

Зміи, таящейся въ цвтахъ!

Да зависть вреднымъ дуновеньемъ,

Ниже корысти горькій ядъ,

Своимъ тлтворнымъ приближеньемъ

Селенья Музъ не осквернятъ!

Гд слышны лирны громки звуки,

Тамъ токмо чистыя Науки

Съ очами свтлыми живутъ:

Он блестящими лучами,

Имя силу надъ умами,

Сіе Святилище брегутъ.

Какой гласъ кроткій и священный

Съ эфирныхъ странъ ко мн летитъ?

Гд мудрый, свтомъ озаренный,

Гд Бардъ божественный сдитъ,

Гд малое число избранныхъ,

Отъ Музъ дарами увнчанныхъ,

Извстныхъ всмъ странамъ земнымъ,

Они хоть райскій миръ вкушаютъ,

Но т мста благословляютъ,

Гд свтъ Наукъ открылся имъ,

Гд въ новы души имъ вливался

И огнь ума, и лучь добротъ!—

Сей звукъ пріятный раздавался

Отъ Струнъ Мильтоновыхъ съ высот.

Съ нимъ хоръ небесный соединился,

Невтонъ смиренно приклонился,

И въ глубин всхъ думъ своихъ

Главой сдою помаваетъ,

И снисходительно внимаетъ,

Что я пою въ стихахъ моихъ:

‘Лса пріятные и мрачны,

‘Влекущи къ мыслямъ бодрымъ духъ!

‘Гд Кемъ (*), лія струи прозрачны,

‘Плняешъ кроткимъ шумомъ слухъ,

‘Гд часто я, взошедъ на гору,

‘Встрчалъ всходящую Аврору,

‘Гд также въ тишин ночной

‘На лунные лучи сребристы

‘Взиралъ сквозь втви я тнисты,

‘Сидя съ Природой и Съ собой.‘

Но се грядетъ соплетши куки

Соборъ Владыкъ, Царей земныхъ,

Которые, любя Науки,

Покровомъ, снью были ихъ!

Тамъ Эдуардъ (**), держащъ лилею,

Марія (***) съ горестью своею

Въ день брака ставшая вдовой,

Тамъ вижу Клару (****) знамениту,

Ведетъ рукою Маргериту (*****)

И Розу Блую (******) съ собой,

Тамъ оба Гейнриха за ними (*******),

Одинъ съ страдальческимъ внцемъ,

Другой стараньями своими

Умвшій Римской снять яремъ,

Ихъ слава, радости и слезы,

Пиры и пышныя трапезы

На вкъ изчезли, будто игла.

Но міръ ихъ подвиговъ свидтель,

Живетъ за гробомъ добродтель,

Живутъ похвальныя дла.

Вс, вой милость проливали

На Грантски (********) тучныя поля,

Наукамъ храмы воздвигали,

Чемъ наша славится земля,

Вс съ нами вкуп веселятся,

Своимъ присутствіемъ стремятся

Торжествовать сей день и часъ,

Съ эфира псни раздаются,

На крыльяхъ легкихъ къ намъ несутся,

Я слышу ихъ священный гласъ:

‘Что суть величіе, забавы?

‘Что пышность, почести, хвала?

‘Ничто!— но ввкъ достойны славы

‘Добромъ сіяющи дла!

‘Ихъ памятники лучезарны

‘Сердца потомства благодарны

‘Возвысятъ къ самымъ небесамъ.

‘Весны дыханье намъ пріятно,

‘Но сладостнй его стократно

‘Благодаренья иміянъ!’

Но се другая Маргерита (*********)

Летитъ на облак златомъ.

Гласитъ: ‘мой сынъ! сихъ странъ защита!

‘Тобой прославится нашъ домъ,

‘Ты разумомъ, душей великой

‘Найдешь цвтокъ презрнный, дикой,

‘Его на пользу обратишь,

‘И грубой коркой покровенный,

‘Алмазъ открывши драгоцнный,

‘Его въ корону водрузишь..’

Ты видишь, Гранта представляетъ

Теб цвтущій свой соборъ!

Не робость ею управляетъ,

Она возводитъ смло взоръ,

Гнушаясь лести подлымъ кликомъ,

Сердечнымъ, искреннимъ языкомъ

Съ тобою просто говоритъ,

И духъ твой зная благороднымъ,

Симъ гласомъ твердымъ и свободнымъ

Она твой слухъ не оскорбитъ.

Сія, Святилище, вручаетъ

Теб внецъ отъ чистыхъ Музъ,

Да онъ достойно утверждаетъ

Священный съ ними твой союзъ.

Ты здсь пріемлешь силу власти,

Твоей сорадуются части

И небо вкуп и земля,

Безплотны духи торжествуютъ,

И человки ликовствуютъ,

Твое избраніе хваля!

Со бдящимъ окомъ, съ твердымъ духомъ,

Иди стезею длъ благихъ!

Не уважай народнымъ слухомъ,

Ни грознымъ шумомъ волнъ морскихъ,

Въ трудахъ великихъ, благородныхъ,

Не бойся камней ты подводныхъ,

Звзда Брауншвейгска надъ тобой!

Глубоки бездны не опасны,

Гд чисты вс дла и ясны,

Гд лучь ея блеститъ златой.

(*) Рка Кемъ, отъ коей Кембридж получилъ имя.

(**) Эдуардъ III, присовокупившій лиліи къ Аглинскому гербу, и учредившій Коллегію Троицы въ Кембриджскомъ университет.

(***) Марія Валенсія, Графиня Пемброкская. Мужъ ея, Адгемаръ Валенсія, убитъ на карусел въ самый день ихъ свадьбы. Она учредительница Коллегіи Пемброкской.

(****) Графиня Клара, учредительница Кларскаго училища, называемаго Clara Hall.

(*****) Маргерита д’ Анжу, супруга Гейнриха IV, учредительница Коллегіи (Королевиной. Автор плъ ея врность въ предыидущей Од.

(******) Елисавета Видвиль, супруга Эдуарда VI, называлась Блою Розою, по произхожденію ея отъ Іоркскаго Дома, она утвердила и усовершила учрежденіе Маргериты.

(*******) Гейнрихъ VI и Гейнрихъ VII, первый учредилъ Королевскую Коллегію, а вторый оказалъ отличныя благотворенія Троицкой Коллегіи.

(********) Гранта, древнее имя Кембриджа.

(*********) Маргерита, Графиня Ришмондъ, мать Гейнриха VII, учредительница двухъ Коллегій: Христовой и св. Іоанна.

ПРЕДУВДОМЛЕНІЕ

О трехъ слдующихъ Одахъ.

Авторъ имлъ намреніе, съ помощію пріятеля своего, издать Исторію Англинскаго Стихотворства. Онъ хотлъ въ самомъ вступленіи представить нкоторые опыты Стихотворческаго слога и вкуса, въ древнія времена владычествовавшихъ какъ у сосдственныхъ Англіи народовъ, такъ и завоевавшихъ оную посл, и могущихъ почитаться предками Англичанъ. Слдующія за симъ три сочиненія составляютъ часть сего собранія, но онъ потомъ отложилъ сіе намреніе, а паче узнавъ, что нкто прославившійся какъ своимъ вкусомъ, такъ и изслдованіями древностей, знаменитый ученый Мужъ предпріялъ таковое точно изданіе.

Здсь прилагается преданіе, относящееся къ первой изъ сихъ Одъ.

——

Въ первомнадесять столтіи, Сигаръ, Графъ Оркадскихъ острововъ, перешелъ въ Ирландію съ флотомъ и сильнымъ войскомъ для поданія помощи Сигтригу, прозванному Шелковою Брадою, имвшему тогда войну съ тестемъ своимъ Бріяномъ, Королемъ Дублинскимъ. Сей Графъ былъ побжденъ, и все войско его разсяно, и самъ Сигтригъ былъ близокъ къ таковой же участи, но непріятель потерялъ гораздо боле смертію Бріяна, убитаго въ семъ сраженіи. Въ день Рождества, въ который оное происходило, житель Кайтнеса въ Шотландіи усмотрлъ въ нкоторомъ разстояніи нсколько человкъ, скачущихъ на лошадяхъ къ гор, въ которую, какъ показалось, они сокрылись. Любопытство побудило его за ними слдовать, и онъ увидлъ сквозь разслину въ пещер двенадцать исполинской величины женщинъ. Он вс заняты были около стана, и работая на ономъ нкую ткань, воспвали ужасную пснь, за симъ слдующую. Доверша сію ткань, он разорвали ее на двенадцать частей, изъ коихъ каждая взяла одну, посл чего женщины во всю прыть поскакали,шесть къ сверу, а шесть къ югу.

То были Валкиріуры, баснословія Готическаго богини, состоявшія въ услуженіи Одина и Водина. Имя ихъ означаетъ ихъ должность, и изъявляетъ поставленныхъ для выбора воиновъ, предопредленныхъ на смерть. Оныя богини сидли на быстрыхъ коняхъ, держа въ рукахъ обнаженные мечи. Въ самомъ жару сраженія избирали он долженствовавшихъ быть убитыми, потомъ провождали он ихъ въ палаты Одиновы, называемыя Валкала, а иначе рай неустрашимыхъ, — тамъ присутствовали он при пиршеств сихъ Героевъ, и въ рогахъ подносили имъ медъ и крпкое пиво.

ОДА VIII.

Сестры злощастія.

Подражаніе языку Норзскому.

Подлинникъ сего Стихотворенія находится въ сочиненіи, называемомъ Оркады Термода Торфея, напеч. въ Копенгаген 1697, in folio, также онъ есть и въ Бартолин.

Громъ палящій ударяетъ!

Адскій стань у насъ въ рудахъ,

Вождь желзный упадаетъ,

Брань возстала въ облакахъ.

Станъ изъ копій съединенныхъ,

Участь будемъ ткать на немъ

Тхъ героевъ дерзновенныхъ,

Коихъ въ бездну понесемъ.

Ткань ужасна возрастаетъ

Изъ растерзанныхъ частей,

А подножье подкрпляетъ

Куча собранныхъ костей.

Вмсто бердъ кровавы стрлы

Вдоль по ниткамъ шумъ творятъ,

Царскій мечь сіи предлы

Надъ собой грозящій зрятъ.

Миста черна и ужасна

Не страшится работать,

Съ Гиддой силится согласно,

Ткань побды соплетать.

Прежде солнца захожденья

Свистъ отъ стрлъ и звукъ мечей,

Шлемовъ трескъ и сокрушенья

По стран несутся сей.

Мы докончимъ ткань кроваву,

Для войны откроемъ слдъ,

Пусть друзья, сртая славу,

Ищутъ смерти и побдъ.

Мы на сей стёз багровой

По шагамъ судьбы летимъ,

И Царя въ войн суровой

Мы отъ смерти защитимъ.

Кровь, убійство въ нашей власти,

Можемъ также мы щадить.

Се онъ живъ среди напасти!

Время ткань войны свершить.

Кто въ стран сухой и дикой

Былъ сокрытъ и заключенъ,

Тотъ, ставъ Царь страны великой,

Будетъ славой облеченъ.

Палъ сей Графъ непобдимый,

Кровью землю обагря,

Чтожъ?— но рокъ неумолимый

Жизни требуетъ Царя.

Еирина (*) огорчится,

Потерявши въ немъ отца,

Долго плачь ея продлится,

И возстонутъ вс сердца.

Ужасъ рощи покрываетъ,

Паръ сраженья солнце тмитъ,

Время рока наступаетъ,

Ткань готовая стоитъ.

Слава намъ, сей трудъ свершившимъ!

Станемъ громко возвщать:

Радость войскамъ побдившимъ!

И Царя ихъ прославлять.

Смертный! тайну зрвъ судьбины

Псни въ памяти храни.

Вы, Шотландскія долины!

Повторите ихъ въ дали.

Мы поспшно удалимся

На крылатымъ сихъ коняхъ,

Въ пол ратно устремимся,

Острый мечъ держа въ рукахъ.

(*) Древнее имя Ирландіи.

ОДА IX.

Сошествіе Одина.

Взято съ Норзскаго языка.

Подлинникъ находится въ Бартолиновомъ твореніи, называемомъ причины презирать смерть. Печатана въ Копенгаген 1689 года, in 4.

Встаетъ поспшно Царь могущій,

Сдлаетъ чернаго коня,

И въ мрачный путь, во адъ (*) ведущій,

Пускается въ начал дня.

Лишь мрачный песъ (**) его примтилъ,

Отверзъ кровавую гортань,

Его ужаснымъ ревомъ встртилъ,

И съ нимъ готовился на брань,

Зубами страшными скрежещетъ,

Изъ глазъ горящи угли мещетъ,

Его стремяся ужаснуть.

Героя сердце не трепещетъ,

Онъ быстро шествуетъ въ свой путь

Земля колеблется, стенаетъ,

Но онъ отважностью своей

Тхъ мстъ ужасныхъ достигаетъ,

Гд адскихъ девять зритъ дверей.

Приходитъ къ двери онъ восточной,

Обросшу мхомъ гробницу зритъ,

Гд нсколько вковъ лежитъ

Прахъ тлнный двы непорочной,

Имвшей прорицанья духъ.

Царь взоръ на сверъ обращаетъ,

Волшебный кругъ начертаваетъ,

И говоритъ нарочно въ слухъ

Слова, имющія силу

Проникнуть мрачную могилу,

Нарушить мертвыхъ крпкій сонъ.

Вдругъ слышитъ онъ подземный стонъ,

И рчь печальную, унылу:

Прорицательница (***)

Какой мн голосъ неизвстный,

Какой волшебный звукъ чудесный

Нарушилъ въ гроб мой покой?

Кто тнь печальну огорчаетъ,

Ее изъ мрака извлекаетъ?

Кто сонъ прервать дерзаетъ мой?

Уже давно зима снгами,

И лто знойной теплотой,

И громы съ градомъ и дождями

Надъ сими дйствуютъ костями,

Но не принудили ихъ встать:

Ктожь сметъ тнь мою призвать?

Одинъ.

Пришлецъ и Странникъ незнакомый,

Сынъ воина, судьбой влекомый,

Съ тобой желаетъ говорить,

Тебя онъ можетъ извстить

О всемъ, что длаютъ живые,

А ты открой теперь ему

Дяній преисподнихъ тьму (****).

На что здсь чаши золотые?

Пріуготовлено кому

Здсь ложе пышнодрагоцнно?

Прорицательница.

Чистый сокъ пчелы кипитъ

Въ семъ сосуд сокровенный,

Щитъ златый надъ нимъ виситъ,

Вкуситъ Балдеръ дерзновенный,

Вкуситъ онъ питья сего,

Но близка и смерть его.

Знаютъ скорбь и неба чада —

Смерть одна моя отрада.

Тяжко мн вщать съ тобой,

Дай костямъ моимъ покой.

Одинъ.

Расторгни словъ твоихъ неясность,

Востань и дай отвтъ единъ,

Скажи, открой ты мн опасность,

Въ какой Одиновъ будетъ сынъ?

Прорицательница.

Въ Годеровой рук его всей жизни мра,

А братъ его во гробъ низвергнетъ и Годера,

Но, ахъ! языкъ слабетъ мой,

Ты дай моимъ костямъ покой.

Одинъ.

Совершай мое велнье!

Встань, и паки дай отвтъ:

Кто отмститъ за преступленье,

Кто Годера кровь прольетъ?

Прорицательница.

Жена свирпаго Одина

Родитъ въ пещерахъ мрачныхъ сына,

Который до своихъ густыхъ и черныхъ власъ

Рукой не будетъ прикасаться,

Водой не будетъ омываться,

И къ солнцу обращать своихъ не будетъ глазъ,

Докол тотъ наступитъ часъ,

Въ который шлемъ надвъ блестящій,

Онъ узритъ на костр Годеровъ трупъ горящій.

Но, ахъ! языкъ нметъ мой,

Оставь меня, дай мн покой.

Одинъ.

Открой еще свои зеницы,

Скажи, какіе предо мной,

Въ безмолвной горести двицы (******),

Къ земл своей склоняютъ лицы,

Терзаютъ локоны власовъ,

И блый рвутъ съ себя покровъ?

Скажи мн скорби ихъ причину?

Тогда тебя совсмъ покину.

Прорицательница.

Не странникъ ты Простой:

Ты Царь, ты Витязь, ты Герой,

Ты отрасль племени Царева!

Одинъ.

И ты, не вдохновенна два,

Не можешь блага провщать,

Ты грозныхъ Исполиновъ мать (******).

Прорицательница.

Скажи, чтобы никто изъ всхъ живущихъ въ мір

Меня не вопрошалъ,

Чтобъ даже самый Царь въ порфир

Покоя моего нарушить не дерзалъ,

Докол Лукковы (*******) оковы разрушатся,

Связующи его чрезъ нсколько вковъ,

Доколь ночи густой права возстановятся,

Когда вселенной всей средь тресковъ и громовъ

Низвергнется строенье

И все чрезъ огнь падетъ въ конечно разрушенье.

(*) Древнее Готическое преданіе повствуетъ, что многіе храбрые воины, для узнанія о судьб своей, отваживались спускаться въ нкое отверстіе, будто бы на земл существующее, и ведущее къ Нифлеймру, или аду Готическихъ народовъ. Сей адъ, по мннію ихъ баснословія, состоялъ изъ 9 міровъ, опредленныхъ въ жилище для умершихъ отъ болзни, старости и другаго рода смерти, кром скончавшихъ жизнь на сраженіи. Сія Ода повствуетъ о вышеписанномъ отважномъ въ адъ схожденіи Одина, Царя Готфскаго.

(**) Въ книг, называемой Эдда, описывающей баснословіе Готическое, сему псу дано имя Манагармаръ, и сказано про него, что онъ питался жизнію людей, при послднемъ издыханіи находящихся.

(***) По Готическимъ преданіямъ, женщины имли даръ предсказывать будущее, иныя изъ нихъ выдавали себя за волшебниц и отгадчицъ. Таковыя здили по разнымъ мстамъ, и везд принимаемы были со изъявленіемъ имъ величайшаго почтенія и чести. Имя ихъ было Вольва, Сейдкона, или Спакона. Одяніе Торбіорги, одной изъ сихъ прорицательниц, описано весьма подробно въ Бартолин, кн. III. гл. 4. стран. 688. Она имла голубую одежду, со множествомъ драгоцнныхъ камней, ожерелье стеклянное, и шапку изъ кожи чернаго ягненка, подбитую кожею блой кошки. Она опиралась на мдный жезлъ, на коемъ было яблоко, дорогими каменьями украшенное, сверхъ того, по обычаю Гуновъ, имла на плеч перевязку, на коей вислъ мешечикъ съ волшебными орудіями. Обувь ея была изъ жосткой телячьей кожи, и перевязывалась ремешками, сквозь мдные шарики продтыми, перчатки на ней были изъ кожи блой кошки, мхомъ внутрь и проч.

Сихъ волшебниц называли также Фіолькинги, или Фіолькунугъ, то есть, много знающія, также Визинда-Кона, то есть, жена прорицанія, и Норниръ, общее имя Паркъ.

(****) Одинъ, какъ видно изъ сей Оды, безпокоился о участи своего сына Балдера, видвшаго сонъ, предзнаменовавшій ему смерть. Въ книг Едда сказано, что онъ вскор убитъ Годеромъ, братомъ своимъ, а Годеръ убитъ самъ Валіемъ, сыномъ же Одина, отъ другой жены Ринды, и такимъ образомъ прорицаніе исполнилось.

(*****) Сіи-то суть Норниры, или Парки, о коихъ выше было упомянуто, имя каждой было: Урда, Верданда и Скульда. Он были раздавательницы добрыхъ жребіевъ, такъ какъ имена ихъ значатъ: прошедшее, настоящее и будущее, то вроятно, что оныя почитались всегда невидимыми для смертныхъ. А по сему когда Одинъ, видя ихъ, длаетъ сей вопросъ, то самъ себ измняетъ, и объясняетъ отвтъ прорицательницы.

(******) Здсь говорится объ Ангербод, коей имя значитъ прорицательница злощастія. Оная Ангербода, какъ говоритъ Эдда, имла отъ Лукка трехъ дтей, а именно: Волка Фенриса, великаго змія Мидгардскаго, и Гелу, кои вс трое названы Исполинами, въ сей дикой, но любопытной систем Готическаго баснословія.

(*******) По Готическому баснословію, Луккъ есть злое существо, или злое начало, долженствующее пребывать въ оковахъ до приближенія разсвта боговъ. Тогда онъ расторгнетъ свои узы, родъ человческій, звзды, солнце, все изчезнетъ, земля поглотится моремъ, а твердь пожжется огнемъ, самъ Одинъ погибнетъ со всми божествами его семейства. Буде кто пожелаетъ имть подробнйшія свденія о семъ баснословіи, то можетъ прочитать вступленіе въ Датскую Исторію Господина Маллета 1755 года, или Англинскій переводъ сего сочиненія, въ 1770 году изданный подъ названіемъ: древности Свера. Въ ономъ Переводчикъ весьма благоразумно исправилъ нкоторыя ошибки, находившіяся въ подлинник.

ОДА X.

Торжество Овена.

Отрывокъ, извлеченный изъ опыта о Вельшской Поэзіи Г. Эвенса. Лондонъ, 1754 года.

ПРИМЧАНІЕ.

Овенъ посл отца своего Грифена получилъ въ наслдство Сверное Гальское Княжество, въ 1120 году. Баталія, упоминаемая въ слдующемъ стихотвореніи, происходила лтъ сорокъ посл его вступленія во владніе онаго Княжества.

Будь извстенъ пснью плавной,

Овенъ скорый, сильный, славный f

Храбрыхъ цвтъ, Героевъ кровь,

Честь Британіи, покров!

Тщетно злата не сбираешь,

И его не расточаешь,

Но съ умомъ добро творя,

Сердце, духъ явилъ Царя.

Войскомъ славнымъ нагруженные,

Вдрухъ шри флота къ намъ летятъ:

Ейринъ (*) съ Лохлиномъ (**) спряженны,

Бранію теб грозятъ,

И Нормандцы съ быстротою,

Выгравъ втръ, стремятся къ бою,

Птицъ быстрй парятъ суда.

Валъ предъ ними убгаетъ,

Пна клубомъ ударяетъ,

Стонетъ, зыблется вода.

Между тмъ Драконъ (***), сынъ Моны,

Не колеблясь твердо сталъ,

Презирая вс препоны,

Красный свой хребетъ подъялъ.

Слышны стали громы, трески,

И оружіи свтлыхъ блески

Шумъ раздался на горахъ?

Мейнай (****), кровью напоенный,

Токъ скрываетъ изумленный,

Трупы зря въ своихъ струяхъ.

Гд взоръ Овена горящій,

Тамъ хоругви огнь палитъ,

Гд ударитъ мечь блестящій,

Врагъ блдня прочь летитъ.

Вс въ глазахъ его читаютъ:

Горе тмъ, кто убгаютъ!

Страхъ не долженъ духа стерть.

Идутъ съ ними разрушенье,

Ужасъ, томное боренье,

И отважна, честна смерть.

(*) Древнее имя Ирландіи.

(**) Древнее имя Даніи.

(***) Драконъ былъ герб, или признак Кадваладера. Сію фигуру носили вс его потомки на своихъ знаменахъ.

(****) Рка Мейнай.

ОДА XI.

Смерть Гоеля.

Сія Пснь, съ Вельшскаго языка переведенная, есть твореніе Анеурима, называемаго Царемъ Бардовъ. Онъ процвталъ около времянъ Таліесина въ 570 году. Сія Ода извлечена изъ Годолина (смотри опытъ Г. Эвенса, стр. 71, 72.)

Почто я не могу, подобно водъ стремленью,

Спустишься съ горъ крутыхъ въ ярящихся волнахъ,

Дабы, приближася къ Деирску ополченью,

Его разбить, прогнать, пожечь, разсять въ прахъ?

Любезный мой Гоель палъ войскомъ симъ сраженный,

Надменность лтъ младыхъ его низвергла въ ровъ,

Мадока дщерію, не златомъ обольщенный,

Онъ видлъ въ ней соборъ изящнйшихъ даровъ.

Четырекратно сто изъ воиновъ отмнныхъ

Къ Хатретской ровнин приближиться спшатъ!

Изъ колецъ золотыхъ, искусно соплетенныхъ,

Признаки почестей на выяхъ ихъ висятъ.

Изъ чашъ златыхъ піютъ пчелиный нектаръ вкусный,

Или волшебный сокъ, что далъ имъ виноградъ

Въ надежд радостной, отважны и искусны,

Огнемъ къ сраженію и рвеніемъ горятъ.

Но вс они умрутъ, а токмо лишь спасутся

Канонъ и Аеронъ, оставшися въ живыхъ,

Сквозь грозную толпу съ опасностью прорвутся,

А я останусь пть и слезы лить о нихъ.

СМСЬ
или
разныя стихотворенія и отрывки.

ПРЕДУВДОМЛЕНІЕ.

Составляющіе слдующій за симъ отрывокъ стихи, говоритъ славный Мезонъ въ своихъ замчаніяхъ на жизнь и сочиненія Греевы, имютъ вс свойства высочайшаго стихотворства. Ежели бы сіе благородное предпріятіе совершилось, то смло сказать можно, что оно бы было одно изъ прекраснйшихъ произведеній ума человческаго. Грей весьма прилжно надъ сею Поэмою трудился, когда явилось сочиненіе, называемое: о разум законовъ, прочитавъ оное, Грей сказалъ, что Монтескіе упредилъ его въ нкоторыхъ изъ лучшихъ его мыслей,— а однакожъ Читатель увидитъ по сему оставшемуся отрывку, что сіи два Писателя различествуютъ между собою въ существенномъ пункт, то есть во вліяніи земли и климата на общіе нравы каждаго народа. По нкоторомъ времени, Грею вздумалось паки приступить къ своему сочиненію, и посвятить оное самому Монтескію. Но смерть сего великаго человка, случившаяся въ 1755 году, удержала Грея отъ довершенія его намренія.

Издатель почелъ за нужное включить здсь сіе примчаніе въ проз, самимъ Греемъ на сей отрывокъ сдланное, и найденное по его смерти въ его бумагахъ. Сіе сочиненіе, изданное съ нкоторыми примчаніями Мезона, можетъ подать достаточное понятіе о образ разсужденія нашего Автора.

НАЧАЛО ПОЭМЫ
о воспитаніи и просвщеніи.

Примчанія.

Въ семъ сочиненіи намреніе Автора есть, показать, сколь необходимо нужно просвщеніе и воспитаніе для благополучія человческаго. Поэма начинается двумя уподобленіями, что весьма необыкновенно, но Стихотворецъ оныя выбралъ нарочно для показанія порядка, каковой онъ наблюдать будетъ въ его разсужденіяхъ. Сперва говоритъ онъ, что люди безъ воспитанія подобны больнымъ растеніямъ, въ холодной или безплодной земл состоящимъ, потомъ уподобляетъ онъ ихъ растеніямъ, не могущимъ ни цвсти, ниже приносить плодовъ подъ суровымъ небомъ, такъ точно какъ и науки не могутъ возрастать, ежели не ободряются кроткимъ правленіемъ. Представя такимъ образомъ, два предложенія, кои онъ доказать хочетъ, начинаетъ онъ разсматривать разныя оттнки свойств, кои, говоря вообще, принадлежатъ всмъ человкамъ. Они ищутъ радостей, убгаютъ скорбей, бываютъ благодарны за полученныя благодянія, желаютъ мстить за обиду, и исполняютъ то силою или проворствомъ. Они связаны взаимно общими ощущеніями, и соучаствуютъ въ печаляхъ и радостяхъ одинъ другова. А когда весь человческій родъ сходствуетъ между собою въ толикихъ нравственныхъ почастностяхъ, то откуда происходитъ различіе народныхъ характеровъ? Сей-то вопросъ Стихотворецъ разсматриваетъ. Для чего говоритъ онъ, нкоторыя націи являли ршительную склонность къ торговл и промышленности другія къ войн и къ грабежамъ, иныя ко покою и забавамъ? для чего во вс времена сверныя народы побждали южныхъ? для чего Азія изкони была сдалищемъ деспотизма, а въ Европ владычествуетъ благородная непринужденность? Не ужели изъ сихъ примровъ должны мы заключить что люди необходимо суть рабы перемнъ того климата, въ коемъ они рождены? или должно предполагать, что въ человческомъ дух существуетъ естественная сила, могущая стихіи побждать и одолвать? Какъ бы то ни было, но несомннно то, что люди отъ самаго дтства принимаютъ впечатлнія ихъ мстнаго положенія и климата. Отъ сего-то горные жители, затвердлые въ трудахъ и пріобыкшіе къ терпнію, самымъ естественнымъ образомъ воспитаны и пріуготовлены для войны, а между тмъ жители долинъ и полей слабо сопротивляются нападеніямъ, будучи изнжены спокойствіемъ и изобиліемъ. Сверхъ сего Египтяне, по сложенію ихъ земли и по необходимости учредить сношенія между ихъ городами во время разлитія Нила, могли легко быть изобртателями внутренняго судоходства. Всеконечно необходимо долженствовали обратиться къ торговл первые т, кои, яко Тиріяне, жили на сухомъ и безплодномъ берегу, и были притсняемы какимъ либо тиранствомъ отъ сосдей, или такіе, которые, яко Венеціяне или Голлландцы, нашли себя принужденными искать убжища въ болотахъ. Татарин, ожесточенный къ войн суровымъ своимъ климатомъ, кочующею жизнію и безпрестанными бореніями какъ для достанія себ пищи и питія, такъ и для воспротивленія своимъ врагамъ, по сему самому былъ удобенъ къ покоренію его богатыхъ Сосдей, чрезъ роскошь и нгу разслабленныхъ.

Но сіе не служитъ доказательствомъ, чтобы свобода и мужество, не могли обитать въ южныхъ климатахъ, ибо и того и другова Сиріяне и Карагенцы представили намъ довольно благородныхъ примровъ, да и Арабы простерли свои побды столь же далеко, какъ и Татары, такожь и Рим въ теченій многихъ столтій отражалъ сіи самые народы, кои по разслабленіи его совершенно разорили обширное его владычество.

Подобно томному и слабому растенью,

Не получившему питанья отъ земли,

Лишенной теплоты, силъ нужныхъ къ оживленью,

Отъ коихъ корни бы и отрасли цвли,—

Такъ точно человкъ, живя въ земл, природной,

Пребудетъ въ сухости бездйственной, безплодной,

Когда не будетъ онъ воспитанъ, просвщенъ,

И благотворными трудами возращенъ,

Которыя душ жизнь, силу сообщаютъ,

Даютъ, всмъ. мыслямъ ходъ, и сердце согрваютъ

Подобно какъ въ стран, зимы гд созданъ тронъ,

И добрая земля смянъ не воспитаетъ,

Плодамъ раскрыть свой блескъ претитъ зимы законъ,

И рзкимъ стихіямъ цвтовъ не повряетъ:

Такъ тщетно въ разумы дары ученье льетъ,

Коль правосудіе съ челомъ любезнымъ, яснымъ

Не улыбается, подпоры не даетъ

Прозябшимъ отъ наукъ растеніямъ прекраснымъ

Когда разумною, но щедрою рукой

Обилія на нихъ не льется дождь ркой.

А естьли напротивъ тиранства скиптръ желзный

Всваетъ страх въ сердца, отъемлетъ огнь умовъ:

То вянетъ садъ наукъ пріятный и любезный,

Надежды нтъ къ плодамъ для будущихъ годовъ.

Простремъ свой быстрый взоръ на сей позоръ обширный,

Отъ точки, гд начавъ свтило дня свой ходъ,

Отъ края въ край течетъ, и льетъ на смертныхъ родъ

Свой лучь питательный, животворящій, мирный,

Колико ни груба есть вншняя кора,

Какое ни былобъ умовъ различно мннье,

Но небо, всхъ даровъ творя распредленье,

Даетъ участокъ всмъ и правды и добра.

Вс люди, памятью и чувствомъ одаренны,

Стремятся къ радости, отъ скорби прочь бгутъ.

Воображеніемъ гд.планы искаженны,

Разсудокъ въ помощь тамъ даетъ свой строгій суд.

Причины чувствуетъ, предвидитъ перемну,

И люди, вдая добра прямую цну,

Къ благотворящимъ имъ съ поспшностью текутъ,

Отъ злобныхъ же враговъ скрываются, бгутъ,

Иль силой козни ихъ и сти отражаютъ.

Другихъ взаимныя желанья съединяютъ,

Взаимно горести стремятся усладить,

Чтобъ, съ ближнимъ скорбь для, страданье облегчить,

Скажитежъ, для чего во вс сначала вки

Въ различныхъ климатахъ различны человки?

Здсь вяжутъ общества порядокъ, правый судъ,

Законы мудрые, хранители спокойства,

Съ наукой съединясь, смягчаютъ нравы, свойства,

Тамъ трудолюбіе, промышленность живутъ,

И втрамъ и волнамъ законы подаютъ.

Здсь сила дйствуетъ, льетъ кровь на пол славы,

Тамъ нга царствуетъ, утхи и забавы.—

Отъ Скифовъ (*) много разъ, на робкій нкій родъ

Повялъ бурный втръ военныхъ непогодъ,

И яко сильными, ревущими волнами!

Онъ влекъ хоругви ихъ съ Царями и богами,

Почасту воинство съ Балтійскихъ береговъ (**),

Въ большой толп людей съ глазами голубыми,

Несло войну и смерть средь тресковъ и громовъ,

А Полдень, титлами пожертвовавъ своими,

Симъ хищникамъ поля златыя предаетъ,

Со зврской радостью сей Норда сынъ суровый (***)

Зритъ новы небеса и тихій ясный свтъ,

И розы Сладкій духъ ему предметъ есть новый,

Онъ виноградный сокъ изъ гроздъ висящихъ пьетъ.

Гордясь неволею, но игомъ преклоненна,

Отъ взора Царскаго вся Азія дрожишъ,

Европа между тмъ, спокойна и блаженна,

Тиранству Азіи къ себ войти претитъ,

И съ огорченіемъ, съ болзнію взираетъ,

Что варварство ея землями обладаетъ,

Иль свтлы небеса, иль солнца сильный зной

Удобны покорить внутри насъ огнь живущій,

Подобно какъ лампадъ свтъ слабый издающій,

Блднющій, когда возстанетъ свтъ дневной.

Иль сверной звзды потребно намъ вліянье,

Чтобъ нервы укрплять и храбрость въ духъ вселить?

Или природа гд во свтломъ одянь

Тамъ должно и добро лице отъ злобы скрыть?

Мысль слабая! душей стихіи не владютъ,

Ея пареніе границъ себ не зритъ,

Когда она цнить величіе уметъ,

Коль знаетъ вчный огнь, который въ ней горитъ,

На крыльяхъ мужества, разсудкомъ озаренна,

Летятъ она, забывъ покровъ свой слабый, тлнный,.

Не страшны ей пески Ливійскихъ жаркихъ странъ,

Не грозны ей снга, ни льдистый океанъ,

Душа въ движенье все вокругъ себя приводятъ,

И въ силахъ умственныхъ поставя твердый тронъ,

Чрезъ нихъ чудесныя способности находитъ

Разсудку покорять тлесныхъ силъ законъ,

Стихіи бурныя ея покорны власти,

Она Владычица, Царица естества,

И покоря свои желанія и страсти,

Она творится часть и образъ Божества!

Конечно, мудрое тлесное строенье

Пьетъ соки той земли, въ которой кто рожденъ.

Какъ разное земл потребно удобренье,

Такъ каждый и климатъ во нравахъ впечатлнъ.

Гд острыя скалы, гд горы каменисты,

Конечно тамъ живетъ желзный родъ людей,

Который, прочь гоня лучи познаній чисты,

Не нженъ такъ, не тихъ, какъ жители полей,—

Гд сильныхъ мышцевъ рукъ потребно напряженье,

Чтобъ землю твердую сохою раздирать,

Чтобъ смло удержать свирпо наводненье,

Чтобы отъ ярости зврей себя спасать,

Тамъ люди бодрые, къ терпнью наученны,

То силою хранятъ, что имъ доставилъ трудъ,

Зря горы вкругъ себя, какъ стны возвышенны,

Гд вольность дикая съ свободою живутъ:

То чувствуя себя безъ обузданья сильныхъ,

Глядятъ съ презрніемъ на злакъ полей обильныхъ.

Чему дивиться намъ, что въ тхъ странахъ горящихъ,

Гд Нилъ на лтнюю постелю воды льетъ,

Гд онъ стремительно въ струнахъ своихъ шумящихъ

Египту вс дары обилія несетъ,

Что черный тамъ народъ, разкинувъ веслы смлы,

Или на парусахъ направя скорый путь,

Дерзаетъ пролетать обширныхъ водъ предлы,

И даже на плотахъ не думаетъ тонуть?

На нихъ обширные онъ грады обтекаетъ,

Которые вода повсюду окружаетъ.

(*) Славнйшее изъ первыхъ нападеній Скифовъ на ихъ сосдовъ было произведено подъ предводительствомъ Мадіеса, отъ сотворенія міра. 3350 году, когда они при Сіаксар цар Медовъ разорили Азію и ею овладли. Повствователи упоминаютъ и о многихъ Другихъ нападеніяхъ сего же народа, и о разореніяхъ отъ него нанесенныхъ, а паче же о приключившихся 252 года отъ Рождества Христова, во владніе Галла и Волусіяна. Кажется также и при Греческихъ Императорахъ Скифы продолжали свои обычныя нападенія. А въ новйшія времена, сей же самый Необузданный духъ разоренія ими владлъ, и сіи самые Скифы, подъ новымъ именемъ Татаръ, въ разныя времена нападали на Азію и на нкоторыя части Европы, какъ то было при Чингискан и Тамерлан.

(**) Разные Германскіе народы, обитавшіе при Балтійскомъ мор, всегда отличалися частыми переходами съ мста на мсто, для исканія лучшаго климата и спокойнйшаго жилища. Названіе: люди, съ голубыми глазами, есть отличительная черта древнихъ Германцовъ, которую Тацитъ и Ювеналъ замтили, первый говоритъ: ихъ голубые и суровые глаза, а второй: чему дивиться, что у Германцовъ глаза голубые? Сатира 13.

(***) Отдавъ справедливость разительной и живой Поэзіи, украшающей сіе описаніе, не безполезно будетъ упомянуть здсь о нкоторомъ произшествіи самимъ собою любопытномъ и доказывающемъ, сколь сіе, описаніе справедливо. Нормандцы, пришедшіе первоначально изъ Норвегіи и Скандинавіи поселяся въ 912 году въ Невстрію, названную потомъ Нормандіею, позваны были Гаймаромъ Княземъ Салернскимъ, въ южныя части Италіи около 1018 году. Посланники сего Князя по особому его наставленію взяли съ собою великое множество цитроновъ и другихъ рдкихъ плодовъ, чтобы доказать Нормандцамъ, сколько климатъ Италіи тепелъ и прелестенъ. Онъ думалъ, и послдствіемъ мнніе его оправдано, что сіи чада зимы, прельстясь вкусомъ и запахомъ сихъ произведеній, согласятся охотне перейти въ его землю.— Въ теченіи сего сочиненіе везд Авторъ свои картины, подобія и выраженія заимствуетъ отъ Поэзіи, но мысли его извлечены изъ исторіи и наблюденія, какъ того требуетъ существо сей Поэмы.

ДЛИННАЯ ПОВСТЬ.

ПРЕДУВДОМЛЕНІЕ.

Славная Греева Элегія, на деревенское кладбище сдланная, прежде изданія ея нкоторое время ходила по рукамъ рукописною, и, въ числ особъ, превозносившихъ ее похвалами, находилась Леди Кобгамъ, жившая въ Господскомъ замк, въ Стокъ Поджис, что въ Графств Букскомъ. Она по стихотворенію пожелала узнать и самого Стихотворца, родственница ея, двица Спидъ, и Госпожа Шаубъ, въ то время у ней находившіяся, предпріяли доставить ей сіе знакомство. Он об похали постить Стихотворца въ уединенномъ жилищ, въ которое онъ удалился: не нашедъ его дома, он оставили ему карту. Грей, по возвращеніи своемъ пріятно удивленный толь лестнымъ посщеніемъ, поспшилъ засвидтельствовать свою благодарность и почтеніе онымъ Госпожамъ, а такъ какъ сіе, произшествіе имло нчто романическое, то онъ вздумалъ описать оное въ такомъ же тон, почему онъ написалъ сію шутку стихами, какими пишутъ Баллады, и назвалъ ее: длинная повсть.

Впротчемъ сія бездлка, написанная для шутки и единственно для увеселенія вышеобъявленныхъ Госпожъ, произвела въ публик два дйствія совсмъ противуположныя: одни почитали ее за примръ остроты и веселости, другіе называли смшеніемъ, похожимъ на нескладицу, и до нын мннія о семъ раздлены. Грей, видя противорчія оныхъ, не включилъ сего сочиненія въ первое изданіе его стихотвореній, но посл смерти его оно во всхъ изданіяхъ напечатано.

ДЛИННАЯ ПОВСТЬ.

Въ Британскомъ остров случилось,

Не помню, въ город какомъ:

Стоялъ большой старинной домъ (*),

Бъ которомъ колдовство творилось

Чудеснымъ нкакимъ жезломъ.

Гаттоны тамъ и Гунтингдоны

Симъ средствомъ строили столбы,

Перилы, двери и фронтоны,

На коихъ пышные гербы

Блистали, также и короны

Съ фигурной рзьбой золотой.

Окошки, малый свтъ дающи,

Проходы ни къ чему ведущи,

Вились и гнулися дугой.

Стократъ сихъ стнъ пространныхъ житель,

Лтъ въ пятдесятъ старикъ, сдой,

Печатей Царскихъ охранитель (**),

Плясалъ съ почтенною главой,

Его брада въ кудряхъ густая,

Зелены банты, стройный станъ,

Атласный, блещущій кафтанъ,

И шляпа острая, большая,

Умли сердце то тронуть

Царицы пышной и спесивой,

Къ которому напрасно путь

Искалъ Гишпанецъ горделивой.

И Папа самъ уловкой льстивой

Не могъ покорства ей вдохнуть.

Но чтожъ? едва мы начинаемъ,

А рифмъ, стиховъ, скопилась тьма,

Не ужь ли только длать знаемъ

Одн картины безъ ума?

И такъ былъ домъ среди пустыни,

Пустились утромъ изъ него

Дв знамениты Героини (***),

Не взявъ съ собою ничего,

Броня и шлемъ не ихъ то дло,

Лишь платье шелково шумло.

Одна изъ Франціи явилась,

И рокъ веллъ ей воевать,

Вдругъ зависть на нее озлилась,

Ей тщась въ убійств подражать.

Другая, живость съ остротою

Взявъ умъ, сатиру, вмсто латъ,

Уметъ доброю душою

Ихъ стрлы колки притуплять.

Не стану, какъ обыкновенно,

Хвалить огня ея очей —

Мелисса имя ей военно!—

Кто нравиться не хочетъ ей?

Коляски, чепчиковъ предлы,

Скрывали ужасъ ихъ мечей,

Он таили остры стрлы,

Жаля глазъ, сердецъ людей.

Молва устами Господина (*****)

(Объ этомъ знаетъ весь приходъ)

Сказала, что одинъ уродъ,

Котораго его судбина

Вмшала къ Музамъ въ хороводъ,

Какъ будто домовой пугаетъ

Дтей, старухъ, овецъ, телицъ,

Конямъ, быкамъ хребты ломаетъ,

Бьетъ яица и давитъ птицъ.

Сіи доносы утвердила

Живучи въ замк Госпожа,

Изгнать его!— тотчасъ ршила,

И Героинь вооружа,

Ихъ въ путь опасный отпустила.

Ни темнота кривыхъ стезей,

Ни лсъ ихъ въ ужасъ не приводятъ,

Отважно къ дому вдругъ приходятъ,

Стучатся шумно у дверей.

Дрожитъ семейство изумленно,

Онжъ смются и поютъ,

То мать, то дочь поперменно

Толкаютъ, щиплютъ и трясутъ!

И такъ какъ быстрые олени

Перескакали вс ступени.

Преступника обысканъ домъ,

Его обходятъ весь кругомъ,

Углы, проходы, шкапы, щели,

Столы, кровати и постели,

Ни что не скрылося нигд

И сдланъ былъ осмотръ везд.

Бумаги, ящики, фарфоры,

Все было взрыто безъ пощадъ,

Съ вниманьемъ смотрятъ въ мышьи норы,

И тамъ найти злодя мнятъ,

Считая малой уже шашкой,

Хотятъ найти его подъ чашкой,

И мня, что тонокъ онъ, какъ прахъ,

Межь книгъ найти хотятъ въ листахъ.

Но Музы, слыша войскъ движенье,

Заботясь о его спасень

И видя страшную бду,

Умли скрыть его въ саду

Въ какомъ-то тайномъ кабинет,

Который не былъ на примт.

Такъ писано, кто хочетъ врь,

Он не заперли ту дверь,

Піитъ ужь смерти не боялся,

Надъ ними тихо насмхался,

И въ бездн углубляясь думъ,

Внималъ вдали военный шумъ.

Но радость скоро прекратилась,

Хоть онъ не врилъ ворожбамъ,

Хоть вся толпа и удалилась,

Но тализманъ остался тамъ (*****).

Піитъ увязъ въ загадк мрачной,

Ее ршить умомъ стремясь,

Бъ сред увидлъ клей прозрачной (******),

Вокругъ цпей опасныхъ связь.

Піитъ симъ столько изумился,

Увидя много тутъ чудесъ,

Что быстро въ судъ летть пустился,

Какъ будто чортъ его понесъ.

Однако предпріявъ дорогу,

Признакъ дурной, онъ сталъ тужить,

Вручать себя Парнасску богу

И помощи его просить.

Богъ Музъ хотлъ -было вступаться,

Но размышлялъ на этотъ разъ,

Что стрлы врно сокрушатся

Отъ силы толь прелестныхъ глазъ (*******).

Собрался судъ, предсталъ виновный,

Ползутъ изъ мрачныхъ разныхъ норъ (********),

Толпится Дамъ соборъ верьховный,

Чтобъ слышать грозный приговоръ.

Такъ точно въ узкомъ коридор

Ночныя тьмы въ густыхъ тняхъ,

Иль церкви нкоей въ притвор,

Одты въ мантіяхъ, въ чепцахъ,

Являлись встарь т Дамы знатны

Ужасны, взору непріятны,

Маріи грозной, мрачный кругъ

Готовый для ея услугъ

Предстала старшая, и сла,

Вс сняли шляпы передъ ней,

Она съ улыбкой поглядла

На всхъ собравшихся людей.

Бардъ, мня чрезъ хитрости быть сильнымъ,

Уже старался отражать

Воображеніемъ обильнымъ,

Что могутъ Сквибъ (********) и Грумъ (*********) сказать.

Но вскор риторство простыло,

Лишь славный онъ соборъ узрлъ,

Къ нему горячка приступила,

Онъ будто Маклинъ (**********) онмлъ.

Потомъ ворчать сталъ межь зубами:

‘Хотя въ звринц я и былъ,

‘Но подъ старинными древами

‘Ни масла портить я не мнилъ,

‘Ниже сражаться съ птухами,

‘Признаюсь въ томъ, что я скроилъ

‘Конечно два иль три сонета:

‘Вина не такъ велика эта,

‘Чтобъ названъ былъ я колдуномъ

‘И чтобъ наказанъ былъ судбмъ.’

Зубами челядъ скрежетала,

Суля Поэту много бдъ.

Вдругъ Барыня съ улыбкой встала,

Зоветъ Поэта на обдъ (***********).

Возможноль! женщины вскричали,

Какія нын времена!

Вс церемоніи пропали,

Одна учтивость лишь нужна.

Совмстноль съ нашимъ знатнымъ чиномъ,

Со Стихотворцемъ, съ мщаниномъ

Знакому быть? и тотъ же часъ —

Быть такъ! скорй знакомьте насъ!—

NB: Здсь недостаетъ 500 стиховъ, о коихъ извстно, что оные въ манускрипт существовали, но по смерти Автора никакъ не могли отыскать тхъ листовъ, на коихъ оные написаны, и кои по видимому или выдраны, или затеряны. А за симъ промежкомъ было слдующее окончаніе:

О Боже! дней Царю прибавь,

Отъ тлъ нестройныхъ насъ избавь,

Которы съ видомъ мрачнымъ, важнымъ,

Стихотвореніемъ протяжнымъ,

Хозяйку муча тьмой затй,

Выигрывать мшаютъ ей.

(*) Господскій замокъ Стокъ Поджисъ, принадлежавшій тогда Графин Кобгамъ, вид зданія, коего архитектура называется нын Елизаветина, совершенно описанъ въ сихъ стихахъ, такъ какъ и нравы странные того времени начертаны точнымъ и веселымъ образомъ. Сей замокъ встарину принадлежалъ Графамъ Гунтингдонамъ и фамиліи Гаттоновъ.

(**) Сиръ Кристофъ Гаттонъ. Королева Елисавета возвела его на сіе достоинство, по причин его статности и пріятности лица, такожъ и отличнаго его искуства въ пляск.

(***) Читателю уже извстно въ Предувдомленіи, кто были сіи дв Дамы, и описаніе ихъ обихъ сдлано пріятнйшимъ образомъ.

(****) Сказываютъ, что сей Господинъ, сосдъ и знакомецъ Гна. Грея по деревн, подосадовалъ зато, что Грей осмлился поставить его имя въ сихъ стихахъ, а потому Грей оное изключилъ, а оставилъ токмо начальную букву сего имени.

(*****) Воображеніе съ шуткою находятся здсь въ смшеніи, а потому и не удивительно, что слдующіе за симъ 8 стиховъ были изъ числа тхъ, кои вообще мене понравились. Описаніе талисмана показалось многимъ людямъ совсмъ непонятнымъ, однакожъ ежели читатель обратитъ вниманіе на главную идею и намреніе всей піесы, то думаю, что неясность вскор изчезнетъ. Произшествіе, толь маловажное и шутливымъ образомъ описанное, необходимо требовало нкоторыхъ чудесностей для украшенія и оживленія, слдовательно Автор долженъ былъ предпочтительно другимъ вымысламъ принять волшебство духовъ и очарованія, коимъ крайне врили въ то время, когда сей замокъ созидался. Самъ же себя Авторъ описываетъ яко злова духа, портящаго домашнюю скотину и прочее, противъ котораго Графиня Кобгамъ употребляетъ двухъ волшебниц, имющихъ надъ ними власть. А посему въ сей фикціи пристойно было карту, оставленную ими на стол, превратить въ тализманъ, о каковыхъ древніе писатели съ подробностію повствовали.

(******) Къ вышеписаннымъ волшебствамъ приплелъ Авторъ волшебный прозрачный клей, около коего были невидимыя цпи, для уловленія его и приведенія на суд. Должно однакожь признаться, что люди, не ознакомленные съ древними романами и со стихотворцами, по ихъ образцу писавшими, не всегда будутъ одобрять сего рода шутливыя сочиненія.

(*******) Веселость сихъ стиховъ и послдующихъ гораздо ясне, а потому и чувствительне. Самъ Пріоръ не постыдился бы оные признать своими.

(********) Здсь воображеніе паки летать начинаетъ, и воздымается въ комическомъ своемъ пареніи столь же высоко, какъ оно прежде на лирическихъ крыльяхъ носилось. Тутъ хоръ, состоящій изъ женскихъ духовъ и знатныхъ старухъ, приходящихъ судить обвиненнаго Поэта, такъ точно, какъ духи Кадваллы и Уріена, соединяются съ Вардомъ для мщенія Эдуарду I въ VI Од, стезя воображенія и въ шутливомъ род и въ высокомъ бываетъ смлая.

(********) Камердинеръ.

(*********) Дворецкой.

(**********) Славный разбойник, за недлю до сего повшенный.

(***********) Здсь оканчивается повсть, а восклицаніе, за симъ слдующее, свойственно нравамъ того времени.

ЭПИТАФІЯ

Госпож Грей, матери Автора.

Здсь покоятся остатки,

ДОРОТЕИ ГРЕЙ,

Вдовы нжной, и попечительной матери

Многихъ дтей, изъ коихъ токмо одинъ

Имлъ нещастіе ее пережить.

ЭПИТАФІЯ

Госпоже Кларкъ

Супруг одного Эпсомскаго Доктора, на мавзоле находящемся въ Бекенгамской церкв, въ Графств Кентскомъ.

Подъ хладнымъ марморомъ, но стующимъ слезно,

Лежишъ другъ врный, мать, почтенная жена,

Душа ея добротъ святилище любезно,

Была чувствительна, нжна, кротка, врна.

Смерть грозна въ ней нашла духъ мирный, безмятежной,

Лишь чувствовавшу боль оставшихся въ живыхъ.

Невинный сынъ ея своей улыбкой нжной

Стремится утшать отца въ печаляхъ злыхъ.

Какая часть отца, лишеннаго супруги!

Докол будетъ онъ скитаться въ жизни сей,

Безъ друга добраго, безъ нжныя подруги,

Какъ будетъ онъ влачить своихъ остатки дней?

Страданья горькія печальному любезны,

Но вздохи тяжкіе и слезы безполезны,

Докол время, всхъ разящее косой,

Печаль его, любовь, и жизнь умчитъ съ собой.

ЭПИТАФІЯ

Сиру Виліаму Виліамсу.

убитому при осад Белиля въ 1760 году.

Сія Эпитафія была сочинена по прозьб Гна. Фридриха Монтагю, который имлъ намреніе оную велть вырзать на памятник въ самомъ Белил, гд Г. Виліамсъ былъ убитъ, но нкоторыя затрудненія воспретили произвести въ дйство сіе намреніе.

Здсь храбрый юноша въ путяхъ опасныхъ славы

Мечемъ оборонялъ Британски чисты правы,

Отъ Грацій красоту, отъ Музъ внецъ имлъ,

И зависти предъ нимъ языкъ всегда нмлъ.

Онъ въ вс въ первый разъ извлекъ свой мечь свободно,

И честь запечатллъ онъ кровью благородно,

Любовь и радости, и мирный круг наук,

Онъ все забылъ, когда войны раздался звукъ.

Съ неробкою душой, съ горящими глазами

Онъ камни попиралъ Белильскіе нотами.

Сей камень, гд твой другъ въ унынь слезы льетъ,

Сей камень о теб всю повсть изречетъ.

ЭЛЕГІЯ,

сдланная

на сельское кладбище.

Ударилъ колоколъ (*), онъ вечеръ возвщаешь.

Стопами тихими стада идутъ горой,

Оратай утомленъ, путь къ дому направляетъ,

Оставя размышлять меня во тьм ночной.

Вс виды сельскіе вечерній мракъ скрываетъ,

Безмолвіе во всхъ простерлося мстахъ,

Единый жукъ его жужжаньемъ прерываетъ

И только пастухи играютъ на рогахъ.

На башн сей, плющеръ и мохомъ покровенной,

Сова возноситъ вопль и жалобы къ лун,

Что странники въ своей прогулк дерзновенной

Встревожили ее въ глубокой тишин.

Подъ сими вязами, подъ тнію древесной,

Гд множество бугровъ подъ мягкою травой,

Сокрытые въ гробахъ лежатъ въ могил тсной

Деревни праотцы, вкушающи, покой.

Ни утра свжаго пріятное дыханье,

Ни голосъ птуха, ни гулы на рогахъ,

Ни рзвой ласточки пріятно щебетанье

Не могутъ пробудить уснувшихъ въ сихъ гробахъ.

Не будутъ предъ огонь они въ кружокъ сбираться,

Хозяйственны труды ихъ больше не займутъ,

Не будутъ дти ихъ на шею къ нимъ кидаться,

Ихъ съ ласками толпой встрчать не побгутъ.

Сколь часто ихъ серпу колосья покорялись!

Колико кратъ земля пахалась ихъ сохой!

Какъ вёсело они къ работ собирались!

Сколь часто падалъ дубъ сраженный ихъ рукой!

Тщеславный! ихъ забавъ и жизни не гнушайся,

Не думай презирать полезныхъ ихъ трудовъ.

Вельможа суетный!— внемли!— не отвращайся

Отъ повсти простой смиренныхъ бдняковъ.

Ни тщетный блескъ гербовъ, ни пышность сана, власти,

Ни гордость, коею мірской, богачь надутъ,

Ни что не оградитъ отъ, неизбжной части:

Вс славные пути равно во гробъ ведутъ.

Гордецъ! не укоряй ихъ низостью породы,

И что трофеевъ нтъ надъ ними въ сихъ мстахъ,

Гд повторяютъ звукъ священныхъ пній своды

Во храм древнемъ семъ, съ простыхъ его стнахъ.

Ни урна съ надписью, ни памятникъ надменный,

Ни что въ тлесный домъ души не возвратитъ,

Отъ, гласа почестей не встанетъ прахъ сей тлнный,

И духа хладнаго звукъ лести не прельститъ.

Тутъ сердце, можетъ-быть чертогъ огней небесныхъ,

Или глава лежитъ достойная внца,

Иль руки, что могли въ согласіяхъ прелестныхъ

Чрезъ звуки лирные привести въ восторгъ сердца.

Наука временемъ, трудомъ обогащенна,

Не открывала имъ огромныхъ книгъ своихъ,

Отъ хладной бдности ихъ пылкость утушенна,

Замерзли отъ нее и умъ и живость ихъ.

Сколь много каменій блестящихъ, драгоцнныхъ

Во мрачныхъ пропастяхъ скрываетъ океянъ!

Сколь много есть цвтовъ прелестныхъ, несравненныхъ.,

Ліющихъ запахъ свой среди пустынныхъ странъ!

Здсь можетъ быть сокрытъ, кто Гампдену былъ равенъ,

И также былъ, какъ онъ, защита поселянъ,

Здсь можетъ быть Мильтонъ безмолвенъ и безславенъ,

Тамъ Кромвель, кровь своихъ не лившій согражданъ

Сената цлаго владя одобреньемъ,

Смяться бдствіямъ, презрвъ угрозы злыхъ,

На все отечество излить благотворенья,

И повсть длъ своихъ читать въ глазахъ другихъ,

Сего имъ не далъ рокъ, стснившій кругъ ихъ славы,

Но къ преступленіямъ чрезъ то прескъ имъ путь,

Онъ имъ не повеллъ чрезъ дйствія кровавы,

Чрезъ слезы ближняго до щастья досягнуть.

Онъ ихъ не научилъ скрывать личиной лживой

Боренія души, творящей съ правдой брань,

Иль краску потушать невинности стыдливой,

Иль лирою платить порокамъ подлу дань.

Отъ низкихъ замысловъ безумства удаленны

Не вдали они тщеславія затй,

Въ поко дни вели спокойны и блаженны,

И шли въ смиреніи начертанной стезей.

Къ защит праха ихъ, надъ хладными костями

Съ простою рзьбою тутъ памятникъ стоитъ,

Простыми, сельскими украшенный стихами!

‘Вздохни, вздохни о насъ!’ прохожему гласитъ.

Не надпись пышная, не громки возклицанья,

А начертаніе ихъ возраста, имянъ,

Вокругъ же ихъ слова Священнаго Писанья,

Учащи умирать смиренныхъ поселянъ.

Но кто же предавалъ забвенью молчаливу

И въ самыхъ горестяхъ любезно бытіе?

Кто могъ не вспоминать жизнь бдну, иль щастливу?

Кто къ ней не обращалъ желаніе свое?

Душа, оставя міръ, друзей въ немъ видть льстится,

Глаза смыкайся, хотятъ ихъ зрть въ слезахъ,

Изъ гроба вознестись природы гласъ стремится,

И прежнимъ пламенемъ горитъ еще нашъ прахъ.

А ты, который плъ ихъ лирою свободной.

Потомству предая простую повсть ихъ

Коль кто нибудь съ тобой чувствительностью сходный

Похочетъ также знать судбину дней твоихъ:

То скажешь можетъ быть: ‘старикъ съ сдой главою,

‘Видали мы его на утренней зар,

‘Какъ онъ топталъ росу, и, скорою ногою

‘Спшилъ, чтобъ солнца всходъ увидть на гор,

‘Тамъ часто онъ лежалъ подъ дубомъ симъ тнистымъ,

‘И въ полдень подъ его покровомъ отдыхалъ,

‘Тамъ очи обратя къ потокамъ водъ сребристымъ,

‘Журчаніе ручья задумавшись внималъ.

‘Онъ часто съ горечью, казалось, улыбался,

‘Тамъ бродя по лсамъ, съ собою онъ шепталъ,

‘Почасту также онъ слезами заливался,

‘Какъ будто бы въ любви надежду потерялъ.

‘Не стало вдругъ его, хоть утро было ясно,

‘Ни въ лсъ онъ, ни къ ручью, ни къ дубу не пришелъ,

‘На завтра, я везд искалъ его напрасно:

‘Ни въ пол я его, ни въ рощ не нашелъ.

‘На третій день мы пснь услышали унылу,

‘И съ ней его несутъ ко храму погребать —

‘Стихами скромными украсили могилу,

‘Въ которыхъ можешь ты судьбу его узнать,

Эпитафія.

Смиренный юноша въ семъ гроб положенъ,

Который щастіемъ и славой былъ забвенъ,

Наука взоръ къ нему съ улыбкой обратила,

Задумчивость его печатью утвердила.

Онъ душу добрую, чувствительну имя,

Награду получилъ превыше всхъ заслугъ,

Далъ бднымъ то, что могъ — лилъ слезы, ихъ жаля,

Въ возмездье отъ Небесъ, ему дарованъ другъ.

Да звукъ похвалъ добротъ его не прославляетъ!

Забудьте также вс погршности его,

Да прахъ его покой во гроб семъ вкушаетъ

Въ надежд трепетной на Бога своего!

(*) Въ Англіи есть древнее узаконеніе, чтобы звонить по вечера въ колоколъ, въ знак того, чтобы гасили огни.

Конецъ.

ОГЛАВЛЕНІЕ.

Предувдомленіе

Извстіе о жизни и твореніяхъ Грея

Сонетъ на смерть Ришарда Веста

ОДА I.

Весна

ОДА II.

На смерть любимой кошки

ОДА III.

На отдаленной видъ Итонской Коллегіи

ОДА IV.

Къ превратности судьбы, или къ напасти

ОДА V.

Успхи Стихотворства

ОДА VI.

Бардъ

ОДА VII.

На вступленіе Герцога Графтона въ должность Канцлера, управляющаго Кембриджскимъ Университетомъ

Предувдомленіе о трехъ слдующихъ Одахъ

ОДА VIII.

Сестры злощастія

ОДА IX.

Сошествіе Одина

ОДА X.

Торжество Овена

ОДА XI.

Смерть Гоеля.

Смсъ, или разныя стихотворенія и отрывки

Начало Поэмы о воспитаніи и просвщеніи

Длинная Повсть

Эпитафія Госпож Грей, матери Автора

Эпитафія Госпож Кларкъ

Эпитафія Сиру Виліаму Виліамсу

Элегія, сдланная на сельское кладбище, іо^

Читайте также: