ЭЙХЕНДОРФЪ.
ЭЙХЕНДОРФЪ.
ЛУННАЯ НОЧЬ.
ЛУННАЯ НОЧЬ.
ЗИМНІЙ СОНЪ.
ЗИМНІЙ СОНЪ.
УМИРАЮЩІЙ.
УМИРАЮЩІЙ.
НОЧНЫЕ ГОЛОСА.
НОЧНЫЕ ГОЛОСА.
* * *
* * *
Стихотворения, Эйхендорф Йозеф Фон, Год: 1877
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Нмецкіе поэты въ біографіяхъ и образцахъ. Подъ редакціей Н. В. Гербеля. Санктпетербургъ. 1877.
Переводъ А. Плещеева
Лунная ночь
Зимній сонъ
Умирающій
Ночные голоса
Ахъ, не та ужъ эта липа…
Іосифъ фонъ-Эйхендорфъ, прозванный ‘послднимъ рыцаремъ романтизма’, родился въ наслдственномъ своёмъ помстья Лубовицъ, близь Рапбора, въ Верхней Силезіи, 10-го марта 1788 года. Приготовясь въ бреславльской католической гимназіи къ университету, онъ въ теченіи 1805—1807 годовъ изучалъ права въ Галле и Гейдельберг, посл чего отправился въ Парижъ, а затмъ въ Вну, гд прожилъ нсколько лтъ сряду и гд, между-прочимъ, познакомился съ Фридрихомъ Шлегелемъ. Что же касается его отношеній къ поэтамъ Брентано и Аридту, то онъ сблизился съ ними ещё будучи студентомъ. Въ феврал 1813 года онъ вступилъ въ прусскую армію рядовымъ и, получивъ мсяцевъ черезъ восемь офицерскій чинъ, окончилъ военное поприще посл сраженія при Ваттерло и возстановенія Бурбоновъ на французскомъ престол. Возвратясь въ Германію, онъ продолжалъ службу по гражданскому вдомству до 1840 года, сначала въ Бреславл, потомъ въ Данциг и Кёнигсберг и, наконецъ, въ Берлин, въ католическомъ отдленіи министерства духовныхъ длъ. Оставивъ, на пятидесятомъ году жизни, службу, онъ прожилъ остальныя семнадцать лтъ въ кругу семейства своей дочери, въ мст своего рожденія, Лубовиц, гд и умеръ въ 1857 году.
Эйхендорфъ, начавшій своё литературное поприще рядомъ мелкихъ стихотвореній, преимущественно псень, печатавшихся довольно долгое время въ разныхъ періодическихъ изданіяхъ подъ псевдонимомъ Флоренсъ, а поздне собранныхъ въ отдльную книгу, есть не только послдній поэтъ романтической школы, но, вмст съ тмъ, и единственный, съумвшій ввести романтическій элементъ въ новое направленіе нмецкой литературы и поддерживать его съ честью до самой смерти. И дйствительно, псни Эйхендорфа принадлежатъ къ самымъ задушевнымъ, какія когда-либо плись. Что же касается его лирическихъ повстей и романовъ, то о нихъ можно сказать то-же, что онъ самъ сказалъ о романтизм — именно, что он взлетаютъ къ небу какъ пышныя ракеты, а потомъ разлетаются въ тысячахъ искристыхъ звздочекъ. Первая же повсть его, изданная имъ въ 1815 году, съ предисловіемъ Фукэ, автора ‘Ундины’, подъ названіемъ ‘Предчувствіе и дйствительность’, уже довольно-ясно опредляетъ образъ мыслей автора, а, вмст съ тмъ, и направленіе, и особенности его поэзіи. Католическое воззрніе его на жизнь отразилось и въ его произведеніяхъ, сдлавшись идеаломъ всей его поэзіи. У католиковъ же главная цль жизни — праздникъ, такъ-какъ будничная работа не отрада, а броня. ‘Эйхендорфъ’, говоритъ г. Видертъ въ своей біографіи поэта, ‘поётъ свои псни не за сохой, не въ мастерской, а лёжа на боку или скитаясь безъ дла и безъ цли съ мста на мсто. Работа никуда не ведётъ, только въ бездйствіи блаженствуешь. Вся поээія Эйхендорфа стремится туда, гд прекращаются желанія, боренія, заботы и труды. Онъ не прославляетъ смерть, а представляетъ её себ идеаломъ вчной праздной жизни, необременённой никакими длами. Если взять въ-разсчёть то, что Эйхендорфъ, въ продолженіи всей своей поэтической производительности, пробылъ въ канцелярской служб, то надо допустить, что не одинъ католицизмъ будилъ въ нёмъ эту поэзію праздношатанья. Въ ней, вроятно, тоскуетъ и канцеляристъ, прикованный къ безотрадной для души машинальной работ, онъ хотлъ бы сбросить съ себя несносное занятіе и выбжать на свжій воздухъ, на свободу.’ Лучшимъ сочиненіемъ Эйхендорфа въ проз считается повсть, изданная имъ въ 1824 году, подъ заглавіемъ: ‘Изъ записокъ шалопая’. Не смотря на не совсмъ красивое прозваніе, данное авторомъ герою своей повсти, онъ тмъ не мене пользуется полнымъ его сочувствіемъ и, такъ сказать, есть любимое его дтище, на изображеніе котораго поэтъ не пожаллъ излить весь запасъ своей любви и своего юмора. Желая доказать своею повстью, что нтъ въ мір подобнаго счастья, какъ райское положеніе зваки, Эйхендорфу въ конц-концовъ удаётся достигнуть своей цли, то-есть расположить читателя къ своему герою и заставить его смотрть на его образъ жизни снисходительно. Повсть Эйхендорфа заключаетъ въ себ міръ, до котораго только изрдка долетаютъ слабые стуки и звуки дятельной жизни міра, въ которомъ такъ счастливо живётся, что можно сказать себ: ‘слава Богу, мн не суждено быть работникомъ!’ Само собою разумется, что лнь, такъ привлекательно описываемая Эйхендорфонъ, не глупая, полуживая лнь апатіи, а свтлая, сознательная апатія воспріимчивой натуры, которая почти систематически расположилась лниться и была бы очень удивлена, если бы кто-нибудь вздумалъ сказать, что это неприлично. И, несмотря на это, поэзія Эйхендорфа производитъ невыразимо-свжее впечатлніе. Въ нёмъ нтъ ничего поддльнаго, ложнаго. Микроскопическія его чувства и мысли вполн откровенны и никогда не лгутъ: въ своихъ сочиненіяхъ онъ весь наружу. Личность его не принадлежитъ къ числу богато-одарённыхъ, духъ его слабъ, воззрнія весьма узки, тмъ не мене онъ стремится познать истинну исключительно при помощи своихъ собственныхъ силъ, и то, что онъ знаетъ, онъ дйствительно знаетъ очень хорошо, потому-что всё узнанное имъ выработалось и созрло въ собственой его душ. ‘Достоинство Эйхендорфа’, говорятъ г. Видертъ, ‘состоитъ въ томъ, что духовный участокъ, которымъ онъ владетъ, какъ ни ограниченъ, но принадлежитъ исключительно ему. Другіе поэты знаютъ больше, обнимаютъ въ космополитической своей универсальности весь міръ, интересуются всми возможными вопросами, сочувствуютъ всему живому, понимаютъ не одну, а вс стороны жизни, и были бы, можетъ-быть, очень несчастны, если бъ имъ пришлось ограничиться объёмомъ поэтической лиры Эйхендорфа, но едва ли всеобъемлющая ихъ поэзія отличается отъ этого маленькаго ніра большею искренностью, большею живостью, большею теплотой. У него немного звуковъ, они производятъ всегда одно и то же, но всегда свжее впечатлніе, потому-что они не подражаніе первымъ его звукамъ, а каждый разъ новыя изліянія не объёмистаго, но живого и тёплаго сердца. Современныя же идеи не находили себ у него пріюта и потому, что онъ не переварилъ бы ихъ, и потому, что он его не интересовали… Въ поэтическомъ мір Эйхендорфа всякій день — праздникъ, постоянно хорошая погода, человкъ вчно гуляетъ, стъ и отдыхаетъ. Мало поэтовъ, производящихъ такое пріятное и весёлое впечатлніе, какъ Эйхендорфъ, маю такихъ любезныхъ, доброжелательныхъ личностей, какъ онъ, но при всёмъ тонъ поэзія его, наконецъ, заставляетъ тосковать по буднямъ, по дурной погод, по труд и сожалть, зачмъ она лишена этихъ контрастовъ.’
Кром тома ‘Стихотвореній’ и двухъ повстей, ‘Предчувствіе и дйствительность’ и ‘Изъ записокъ Шалопая’, изданныхъ Эйхендорфомъ въ самомъ начал своей литературной дятельности, онъ написалъ ещё шесть повстей (‘Мраморная статуя’, ‘Поэтъ него подмастерье’, ‘Много шуму изъ ничего’, ‘Замокъ Дюронде’, ‘Рыцарь-счастливецъ’ и ‘Die Entfhrung’) и пять драматическихъ пьесъ (‘Война филистровъ’, ‘Мейерберъ, Глюкъ и Эндэ’, ‘Эцелинъ Романо’, ‘Послдній герой Магдебурга’ и ‘Die Freier’. Впрочемъ, о нихъ говорить нечего, такъ-какъ вс он, отрицательно или положительно, въ драматической или повствовательной форм, выражаютъ одну и ту же мысль, озарены однимъ и тмъ же идеаломъ, отличаются той же субъективностью, тмъ же лиризмомъ, католицизмомъ и отчасти той же свжестью чувствъ, какъ его ‘Стихотворенія’ и ‘Записки Шалопая’.
На русскомъ язык существуютъ переводы нсколькихъ мелкихъ стихотвореній, принадлежащіе Плещееву (‘Лунная ночь’, ‘Зимній сонъ’, ‘Умирающій’, ‘Ахъ, не та ужъ эта липа!’ и ‘Ночные голоса’), Михайлову (‘Тоска по родин’), Быкову (‘Зимняя грёза’ и ‘Умирающій’) и другимъ.
Казалось, небо землю тихо
Поцаловало передъ сномъ,
Чтобы оно ей только снилось
Въ прозрачномъ сумрак ночномъ.
Скользилъ по нивамъ втеръ тёплый,
Колосьевъ двигалась волна,
И перешоптывались листья
И ночь въ звздахъ была ясна.
И, широко расправивъ крылья,
Душа моя, въ тиши ночной,
Неслась надъ спящею долиной,
Неслась, какъ-будто бы домой.
И снилось мн, что будто снова
Передо мною отчій донъ,
Что я лежу въ долин старой
Съ весёлымъ, радостнымъ лицомъ,
Что втерокъ играетъ лёгкій
Съ листвой въ полдневной тишин,
Что цвтъ летитъ съ родныхъ деревьевъ
На грудь и на голову мн.
Когда жъ проснулся я — за лсомъ
Всходила тусклая луна,
Вокругъ меня въ сіяньи блдномъ
Лежала чуждая страна.
И, озираясь, на деревьяхъ
Я видлъ иней, а не цвтъ:
Поля покрыты были снгомъ,
И самъ я былъ ужъ старъ и сдъ.
Ужель съ землёю, съ отчимъ домомъ
Пора разстаться навсегда —
И навсегда угаснетъ въ сердц
Любовь и честная вражда?
Вотъ подъ окномъ привтъ прощальный
Деревья шепчутъ, втерокъ,
Ко мн ворвавшись, всть приноситъ,
Что часъ заката недалёкъ.
Родимыхъ горъ моихъ вершины!
Не разъ, бывало, думалъ я:
‘О, если бъ крылья, чтобъ надъ вами
Летть въ надзвздные края!’
Но вотъ, когда явились крылья
И нтъ летть туда преградъ,
Неизъяснимое томленье
Къ земл влечётъ меня назадъ.
И долъ, и лсъ объяты тьмой,
Необозримы, молчаливы,
Лежатъ поля передо мной
И не колышетъ втеръ нивы.
Вдали раздался гд-то звонъ:
То бьютъ часы — протяжно, мрно.
Въ испуг встрепенулась серна
И снова погрузилась въ сонъ.
Вотъ на гор сосновый боръ
Шумя вершины преклоняетъ:
Господь идётъ по высямъ горъ
И спящій край благословляетъ.
Ахъ, не та ужь эта липа,
На которую когда-то
Я влзалъ, чтобъ любоваться
Яркимъ заревомъ заката!
И не этой рощей тёмной
Я, подъ шумъ втвей сосновыхъ,
Отъ подруги возвращался,
Съ сердцемъ полнымъ псень новыхъ.
Знать, не та ужь и долина,
Гд — порой любви счастливой —
Выходили на свиданье
Мы стопою боязливой.
Нтъ! долина, роща, липа
Т же всё, что въ дни былые —
Ты не тотъ: остыло сердце,
Да и волосы сдые.