Стихотворения, Чумаченко Ада Артемьевна, Год: 1913

Поэзия
Время на прочтение: 23 минут(ы)
Скачать в PDF

* * *

Ах, не плачь, мой чуткий друг, не сетуй
Об орлах, погибших на стремнинах,
О крылах изломанных орлиных,
О сердцах, разбитых в жажде света.
Взяв от жизни счастье и сомненья,
И тепло, и шумных гроз раскаты,
И борьбой, и радостью богаты,
Не боятся сильные забвенья!
И на трупах братьев, павших в битве,
Восстают таких же сильных рати
И идут, с отвагою во взгляде,
Позабыв о песнях и молитве!
Да, не плачь, мой чуткий друг, не сетуй
Об орлах, погибших на стремнинах!
О не спетых песнях соловьиных,
О цветах, увядших до расцвета,
О сердцах, не знавших жажды света,
Скучных днях без солнца и привета,
Пожалей, мой милый, и посетуй!
1905 г.

* * *

Был жаркий, жаркий августовский день.
За дюнами, на отмели горячей,
Сияло солнце. Отблеск золотой
Дрожал в воде, и шпиц над белой дачей
Сквозь мглу ветвей и пыльную сирень
Блестел вдали горящею звездой, —
И чаек крик, звенящий над водой,
Был для меня, как долетевший зов,
Как звонкий клич, счастливый и дразнящий.
На розовых чешуйчатых стволах
Высоких сосен, гулких и певучих,
Желтели капли тающей смолы
И над травой — среди кустов ползучих
Жужжали пчелы. Вереск нежно пах,
И, помню я, на дюнах, где стволы
Под ветром пели, звонки и светлы,
Я в этот день увидела случайно
В тени прозрачной женщину с ребенком.
Полузакрыв усталые глава,
Она сидела, прислонясь щекою
К сосне, нагретой солнечным теплом,
И на коленях темною рукою
Качала сына. Моря бирюза
Слепила взор расплавленным стеклом,
Но край платка над низким, смуглым лбом
Она спустить, как будто, позабыла, —
Смотрела вдаль и пела, тихо пела…
Ребенок спал, зажав цветок в руке,
Но и во сне еще искал губами
Родную грудь и жался к ней во сне.
Я мимо них, неслышными шагами,
Прошла к себе, в свой домик в цветнике,
К любимой книге, к светлой тишине…
Но кто-то пел, тоскливо пел во мне, —
И так найти хотелось на столе
Среди бумаг цветную погремушку…
‘Вестник Европы’ No 6, 1915 г.

Весенние терцины

Опять, опять в молчанье переулка
Я слышу зов, твой тихий зов, весна.
Шаги звучат отчетливо и гулко.
В разливах луж дрожит, змеясь, луна,
И над землей, сквозящей из-под снега,
Там, в вышине, колдует тишина.
А здесь, в саду, запутавшись с разбега,
Гудит в ветвях, среди сквозных вершин,
Февральский вечер, — странник без ночлега.
Он мне с полей, с чернеющих равнин
Принес земли весеннее дыханье,
А с моря шум и грохот синих льдин.
Весна моя! Приветствую в молчанье
Я твой приход! Твоих звенящих дней
Мне радостно и сладко ожиданье.
Твой тихий зов поет в душе моей,
И тает грусть от первой вешней ласки,
Как таяла от блещущих лучей
Снегурочка из старой детской сказки.
‘Русское богатство’ No 11, 1912 г.

Весною

Полюбить далекого — редкое свиданьице…
Редкое свиданьице — горько раставаньице.
(Народная песня)
Солнечные зайчики светят на завалинке…
В поле за околицей темные проталинки.
Над деревней дымною, над землей чернеющей
Влажен по-весеннему теплый ветер веющий…
Уж прошли к угодникам странники с котомками, —
С тихими молитвами, с песнями негромкими,
С дивными сказаньями про края чудесные,
Про знаменья Божии, про пути небесные.
Провожать ходила их. За селом прощалися,
Принести мне осенью крестик обещалися, —
Крестик кипарисовый прямо от святителя, —
Иль на ленте красненькой образок Спасителя.
Долго вслед смотрела им я, пока не скрылися…
Помню, как у младшего кудри золотилися…
Черную скуфеечку помню, кружку медную,
Да улыбку нежную, светлую, приветную…
И ушли с молитвами, тихие и чинные…
Эх, весною радостны все дороги длинные,
Все ручьи разливные и все ветви влажные,
Все глаза влюбленные, все сердца отважные!
И домой вернулася я от солнца пьяная…
В сердце отдавалася чья-то песня странная, —
Да любить прохожего — редкое свиданьице,
Редкое свиданьице, горько расставаньице…
‘Вестник Европы’ No 1, 1912 г.

‘С шарманкой

Пускай могила меня накажет…
Уличная песня
С шарманкой хриплою и серым какаду
Она вошла во двор и стала у ворот,
У черной лестницы, — на солнце, на свету.
На лбу росинками сверкает мелкий пот,
И радужным огнем в лицо худое бьет
Ей солнце, на серьге зажегшее звезду.
Асфальт горячий жжет подошвы пыльных ног,
А голос и певуч, и звонок, и высок…
‘Пускай могила меня накажет
За то, что я тебя люблю,
Но я могилы не страшуся,
Кого любила, с тем и умру…’
В подвале стукнуло раскрытое окно,
Затих жужжащий шум машинки у швеи.
За зеленью цветов, разросшихся темно,
Там стелет по стеклу герань листы свои,
Там кто-то тесен ждет о счастье, о любви,
И, наклонясь к цветам, их слушает давно,
И темный бальзамин, и спущенный платок
Не смогут скрыть ни слез, ни впалость бледных щек.
‘Ах, зажигай-ка ты, мать, лампаду, —
Уж скоро, скоро я умру…
И белый свет я покину скоро,
В могилу хладную пойду…’
С балкона брошенный на камни мостовой
Летит медяк к ногам, кружася и звеня…
Но девушка поет, не видит пред собой,
Закрыв глаза от слез, от блеска и огня,
И плачет вместе с ней над песенкой швея,
Пьяна одной мечтой, больна одной тоской,
И, смятый под рукой, дрожит в окне цветок.
А голос во дворе так звонок, так высок!
‘Русское богатство’ No 3, 1914 г.

* * *

Сегодня — полнолунье. Сегодня — ночь чудес.
Как в сказке, чар волшебных весь полон старый лес.
Сегодня в море светел искристый путь луны,
Сегодня ближе тайны и радужнее сны.
Легли так ярко тени на дремлющий песок,
В лучах луны далекой мир странен и глубок.
Парчою, как невесту, всю землю залил свет,
И больше между небом и ею граней нет…
Я здесь, но — в новом мире. Ушло дневное прочь,
Серебряною сказкой все изменила ночь.
Ушли дневные мысли, дневные спят цветы,
И ты, навек далекий, сейчас так близок ты.
Душа моя, как море, — прозрачна и светла,
И в ней трепещут тихо два белые крыла…
И светлая дорога ложится до небес.
Сегодня — полнолунье, сегодня — ночь чудес.
‘Русское богатство’ No 11, 1908 г.

* * *

Серебристые дороги
На зеркальном тихом море
Затерялись и пропали
В нескончаемом просторе.
Это, может быть, белея,
Там проходят корабли,
Вечно в поисках свободных
Новой, сказочной земли?
В мир чудес непостижимых,
Но угаданных душою
Эти светлые дороги
Сердце манят за собою,
Эти светлые дороги,
Серебристые пути…
Разве можно, веря в чудо,
Счастья ждать и не найти?
Разве яркому порыву,
Окрыленному мечтами,
Нужен путь, известный людям
С их маячными огнями?..
Серебристые дороги —
Это счастья ясный сон.
Это путь для тех, кто молод,
Кто отважен и влюблен!
‘Русское богатство’ No 10, 1908 г.

* * *

Сквозь раскрытые окна упали ко мне золотые
Заходящего солнца лучи, — дня минувшего нежный привет.
Озарили нежданною лаской твой милый и грустный портрет,
На стекле засверкали стакана, где вяли цветы полевые,
И, скользнув, умерли… Иль ушли?.. Дня минувшего нежный привет.
Скоро месяц взойдет… Голубые часы ожиданья
Развернут свои легкие крылья над грустной и тихой душой…
И вливается в сердце ко мне, вместе с светом вечерним, покой…
Я забыла о дне промелькнувшем, о счастья бесплодном исканьи.
Разве было все это? Не знаю… И снова ты здесь, ты со мной!..
1909

* * *

Слилось беспредельное море
С морским золотистым туманом…
Я знаю — уже не впервые
Живу я под солнцем багряным!
Не там ли, на камнях горячих,
Я грелась зеленой змеею,
Шуршала вверху над обрывом
Спаленной от зноя травою?
Иль светлой, прозрачной медузой,
На берег внесенной приливом,
Дремала в песке серебристом
Над синим спокойным заливом?
Я помню, — я помню так ясно,
Как в листьях звенела цикада,
Как веяло солнцем и зноем
От вялой листвы винограда,
Как море, слепившее светом,
Внизу, под обрывом, блестело,
Как жаркие белые камни
Мне грели холодное тело.
Я помню, — да, помню так ясно,
В хрустальном воды саркофаге
Зеленый мерцающий отсвет,
В соленой дробящийся влаге,
Вверху, высоко надо мною,
Медлительных рыб очертанья,
Немые узоры кораллов
И вечную тайну молчанья.
И солнце, и перлов отливы,
И травы, и пену морскую
Я помню… Я в городе темном
По ним безотчетно тоскую!
В запутанный, сросшийся узел
Мечты в моем сердце связали
Тоску о минувшем, далеком
С стремленьем к неведомой дали.
Быть может, я путь совершаю
К прекрасной и светлой отчизне,
Из бездн поднимаяся к Богу
В моей завершительной жизни.
1910

* * *

Та вже весна, та вже красна,
Из стрих вода капле…
Та вже тоби, чумаченько,
Мандривкою пахне…
Стаял мутными ручьями и сбежал весенний снег…
В деревнях стучат капели, звонко падая со стрех.
На гребнях нависших низко, почерневших влажных крыш
От растаявшего снега потемнел уже камыш.
От колес блестят под солнцем углубленные следы,
В каждой луже блёстки света, в каждой капельке воды,
И внизу, в колодце темном, голубеют небеса,
Журавель скрипит, качаясь, и смеются голоса…
Март зовет и сердце манит с каждым новым днем сильней —
Дальше, дальше — в глубь широких и чернеющих полей…
И, как зов, над грудью темной воскресающей земли
Пронеслись уже от юга длинной цепью журавли…
В эти дни нельзя остаться и нельзя уйти от грез.
Вот в такие дни мой прадед ладил свой скрипящий воз
И, под мирный звон мазницы, под ленивый ход волов
К новым далям шел, свободный, к граням новых берегов…
Пусть все дальше становился хуторов родимых дым, —
Все желанней с каждым шагом был чужой, далекий Крым,
И росла, навстречу звездам, в сердце светлая мечта, —
Вся душа была волшебным, ярким светом залита…
Мысли ширились свободно. Каждый день был новым днем,
Каждый путь — ведущим к тайне зачарованным путем.
Прадед мой, чумак, знал правду… Я смогу ль ее найти?
Все забыть, отдавшись зову, улыбнуться и уйти…
‘Русское богатство’ No 10, 1909 г.

* * *

Стемнело. День угас. Прозрачно-синей мглою
Нависли сумерки над морем и землей,
И нет уже границ меж небом и водою,
И шире даль ушла. И глубже стал покой.
Как будто нет земли. Один простор безбрежный,
Темнеет лишь вдали лиловый Ай-Тодор.
И снова мне легко! И нет тоски мятежной,
Она осталась там — за цепью синих гор.
Она осталась там. Тоска, огни и люди…
Я словно перешла заветную черту,
И в этот тихий час, полна мечтой о чуде,
Я вновь зову тебя… Зову тебя и жду!
‘Русское богатство’ No 9, 1908 г.

* * *

Хорошо быть белым камнем средь полей цветущей ржи
На траве зеленой, нежной уходящей вдаль межи,
Под высоким синим небом и под солнцем золотым
Хорошо быть в поле камнем, белым, чистым и немым,
Чтоб, шурша под ветром тихим и склоняясь до земли,
Спелой ржи к нему колосья с нежной лаской прилегли.
И кузнечик простодушный стрекотал на нем, звеня,
И, в кольцо свернувшись, грелась задремавшая змея,
Чтоб на камне белом путник отдохнул в весеннем сне
И на утро к светлым далям вновь ушел, к иной весне,
Чтобы все, что хочет солнца, здесь, на камне у межи,
Отдохнуло и согрелось, средь полей цветущей ржи.
Хорошо весной творящей, в дни свершившихся чудес
Близким быть земле цветущей, видеть ширь и глубь небес,
Близким быть всему, что живо, что, проснувшись, хочет жить,
Все принять, как дар чудесный, все земное полюбить!
‘Русское богатство’ No 4, 1909 г.

* * *

Целый день в кустах сирени и в ветвях зеленых ив,
В тростниках, толпою стройной замыкающих залив,
В хмеле, сползшем прихотливо через каменный забор,
Чутко спал тревожный ветер, прилетевший из-за гор.
Сердце ждало вихря, бури, истомившись от тоски,
Но дремал мой сад, и сонно роз дрожали лепестки…
Притаившись в нежных листьях расцветающих кустов,
Опьяненный светлым солнцем и дыханием цветов,
Первых ландышей улыбкой, первой лаской майских дней,
Чутко спал тревожный ветер средь узорчатых ветвей.
Он проснулся только ночью… Зашуршал в моем саду,
Стукнул ставнем торопливо, засмеявшись налету,
Отряхнул цветы черемух, в листьях клена зашумел
И свободной, вольной птицей дальше к морю полетел.
С шумом волн, встающих в море, и шуршащих тростников
Ветер слился в клич призывный, в молодой и гордый зов.
И порывом сильным, властным и ко мне домчался он
И позвал на праздник бури, плеском моря заглушен.
Шорох листьев, стук калитки, волн далеких стройный хор…
Это ты проснулся, ветер, прилетевший из-за гор!
1909

* * *

Целый час смотрю сегодня, как на камнях предо мною,
В красном платьице, босая, с непокрытой головою,
Моет смуглые ножонки в море девочка, — и звонко
Говорит о чем-то волнам милый, ясный смех ребенка.
Что-то ищет терпеливо между влажными камнями,
На песке, залитом ярко солнца знойного лучами,
Рассердила важных крабов, — расползлись они лениво…
Что-то ищет, ждет чего-то напряженно и пытливо
И встречает с нежной просьбой каждый раз волну седую:
‘Море, море, дай мне рыбку… только рыбку золотую!’
Волны, в белой легкой пене, закипают, набегают,
Разбиваясь с тихим шумом, кружевным узором тают,
Умирают, зная счастье, счастье светлого рожденья,
Ясной жизни, данной солнцем, и свободного стремленья…
Умирают в легких брызгах, здесь, на камнях раскаленных…
— Море, море!.. Дай мне счастья, — дай мне счастья волн вспененных!
‘Русское богатство’ No 9, 1908 г.

* * *

Что ни ночь, мне снится степь родная,
Где гуляет ветер на просторе,
Где поет он песни, колыхая
Ковыля серебряное море.
Снится мне и гордый тополь стройный,
Весь облитый знойными лучами,
И забытый темный и спокойный
Старый сад с узорными кустами.
Что ни ночь — мне снится голубое
Дальней родины ликующее небо,
Снится в небе солнце золотое
Над волнами зреющего хлеба.
И над степью хищный ястребенок
Чуть парит, согретый солнца лаской…
Что ни ночь — я плачу, как ребенок,
Как дитя, обманутое сказкой!
1905 г.

* * *

Это было так недавно… Иль давно? Сама не знаю.
Дни ль ушли, недели, годы — не пойму, не сосчитаю…
Может быть, одно мгновенье, может быть, и целый год, —
Все равно! Души тоскливой не излечит скучный счет.
Все равно, — в одном мгновеньи, разделившем нас с тобою,
Вечность смотрит грозно в сердце, омраченное тоскою,
И мелькают дни за днями… И тускнеют все мечты…
С каждым мигом, с каждым часом от меня все дальше ты.
Я давно тебя искала всей душою истомленной,
Жаждой света, жаждой ласки, жаждой жизни окрыленной
В каждом сердце я искала, каждой песней я звала
И у моря, лунной ночью, наконец, тебя нашла.
Помнишь море? Шум прибоя, волны в блеске звезд лучистом
И мечты о нашем счастьи, молодом, весеннем, чистом,
Дни, сверкающие солнцем ночи, полные молчанья,
У порога светлой тайны, как у храма, ожиданье?
Но в тумане замелькали дней осенних вереницы,
И закрылись жизни новой непрочтенные страницы…
Это было… Но давно ли? Разве сердце знает счет?
Может быть, прошло мгновенье, может быть, и долгий год…
‘Русское богатство’ No 8, 1908 г.

* * *

Я в лесу… Живой стеною
От людей отделена,
С вольным ветром на свободе
Я осталася одна.
А вверху смеется небо,
И ложатся меж ветвей
На траву потоком знойным
Пятна солнечных лучей.
Полный тайн, как мир глубоких,
И загадочных чудес,
Задремал, отдавшись чарам,
Бесконечный темный лес.
И, в узорах прихотливых
Ярких листьев, надо мной
Только ветер что-то шепчет
И смеется, молодой…
Я одна… И снова гордо,
И сверкая, и звеня,
Зазвучали властным зовом
Песни в сердце у меня!
И, навстречу счастью жизни,
Ласке солнечной, — в тиши
Развернулись снова крылья
У проснувшейся души!
1906 г.

* * *

Я видела много на свете… Горячее солнце и небо,
И моря простор бесконечный, и степи, и синие горы,
И в поле весенние нивы зеленого свежего хлеба,
И в небе огней многоцветных сплетенные кем-то узоры.
Я видела первое чудо земли, пробужденной весною,
На ветках воздушных и тонких наивные, нежные почки,
Я видела лес, озаренный рассветной, багряной зарею,
И спящего в тайне зловещей болота зеленые кочки.
Я видела синие дали, чудес неизведанных грани,
Угаданных сердцем пытливым, измученным в поисках Бога,
Извивы дорог бесконечных, тонувших в лиловом тумане,
И солнце, и море, и счастье… Я видела много, так много…
Я видела жизни улыбку в степи над землею весенней,
Мне душу согрело надеждой далекого счастья дыханье,
И радостных, сотканных жизнью, зовущих куда-то мгновений,
Теперь не отнимут у сердца — ни смерть, ни тоска, ни страданье…
1910

* * *

Я дремлю у воды полусонной
Средь шуршащих и стройных осок,
Греет тело мое раскаленный
Серебристый и тонкий песок.
Спят медвяные белые кашки,
Медуница к земле прилегла,
В золотистое сердце ромашки
Золотая вонзилась пчела.
Ветки верб, отраженных водою,
И купавы, и гибкий камыш
Окружили меня, как стеною,
И замкнули в дремотную тишь.
Сонный ветер расправил былинки,
Стер следы мои с трав на лету, —
И зеленой, примятой тропинки
Я назад в тростниках не найду.
Я останусь под солнцем на воле,
И к себе меня примет земля,
Как цветок, затерявшийся в поле,
Облетевший с сухого стебля!..
‘Русское богатство’ No 11, 1910 г.

* * *

Я поднимаюсь в горы. Отлогий легок путь,
И с каждым поворотом все легче дышит грудь.
Одной под знойным солнцем так весело идти,
Когда синеет море и горы впереди.
Залитый ярким светом, мой путь пропал в горах,
Со мною только ветер, дремавший на кустах.
Мои он треплет косы, в лицо мне дышит он,
Наивный, влажный, нежный, воздушный, точно сон.
Со мною только ветер смолистый ветер гор,
Со мною только ветер да солнечный простор!
Как щит, сверкает море на солнце предо мной…
Меж ним и синей далью Ай-Петри стал стеной, —
Зубчатой легкой высью поднялся он вдали,
Как чуткий, зоркий сторож чудес и тайн земли.
Все вверх иду я быстро. Все шире моря даль,
Все призрачней и легче минувшая печаль.
Что это там белеет? Не пена ли валов?
Иль это крылья чайки? Иль паруса судов?
Я подымаюсь в горы… Мне весело идти,
Когда синеют горы и море на пути.
Когда со мною ветер, смолистый ветер гор,
Один лишь только ветер да солнечный простор!
‘Русское богатство’ No 9, 1908 г.

* * *

Горячий день окован тишиной.
Пчела жужжит над сонной медуницей,
И спят цветы. Воздушной вереницей
Лишь облака проходят надо мной.
Везде разлит горячий, яркий день.
В сухой траве стрекочет здесь цикада,
И перегнулись кисти винограда
Через повитый зеленью плетень.
Он так хорош на синем фоне гор,
Он весь покрыт цветами повилики,
И кое-где неспелой ежевики
На нем лежит краснеющий узор.
И все стоит в дремотном легком сне.
Пчела жужжит над сонными цветами…
И знаю я: за синими горами,
Там, в этот миг ты вспомнил обо мне!
1909

* * *

Дней безвозвратно-ушедших воздушные светлые тени,
Звуки молитв отлетевших и песен исчезнувших эхо, —
Бодрые, смелые мысли к далекому счастью ступени,
Сказки, пьянившие сердце и отзвуки детского смеха…
Где вы? Горячие камни мне жгут обнаженные ноги,
Ветер, песок поднимая, мне сушит глаза и дыханье.
Белой, под солнцем бегущей не вижу конца я дороги, —
Небо не слышит ни песен, ни слез, ни молитв, ни стенанья.
Я бы могла умереть, чтоб не видеть пустыни сожженной,
Длинной бескрайной дороги, кустарников чахлых и пыльных,
Чтоб позабыть на мгновенье о боли души ослепленной,
И об исканьях бесплодных, и о порывах бессильных.
Я бы могла умереть, — но я смерти еще не достойна, —
Смерть — не мучительный плен, а прекрасный венец завершенья
Только тому, кто для жизни все отдал свободно, спокойно,
Все без сомненья, без боли, без слез, без тоски сожаленья…
Только тому золотыми лампадами вспыхнет, сверкая,
Бледный мерцающий отсвет огней потускневших заката…
Смерть для того и венок, и целящая сердце награда,
Кто, опьяненный мечтою, разбился в порыве, сгорая.
‘Русское богатство’ No 4, 1911 г.

* * *

Если светлой, милой жизни смерть нужна, как завершенье,
Как размах последний крыльев, уносящих к высоте,
То свободной, сильной птицей, полной страстного стремленья,
Я хочу уйти из жизни, от земли к иной черте.
Умереть, как волны в море умирают в час прилива.
Разбиваясь влажной пылью в блеске солнечных лучей,
Рассыпаясь в легких брызгах, в жажде вечного порыва,
Тая в белой нежной пене на песке среди камней.
Умереть хочу я в беге, на тропе, ведущей в горы,
Умереть, оставив жизни песни-сказки, песни-сны,
Как, отхлынув, оставляет море раковин узоры, —
Дар последний, дар вскипевшей и разбившейся волны!
‘Русское богатство’ No 3, 1911 г.

* * *

Жизнь моя мне кажется порою
Книгой сказок скучных и бесцветных,
От которых веет не весною,
Не теплом и светом грез заветных,
А сырой темницы полумглою…
Но порой мне грезится, что в скучной
Книге есть свободная страница, —
Что тяжелых сказок вереница
Стережет покой ее докучный,
А она печально ждет поэта,
Ждет поэм и сотканных из света,
Полных солнца, ласки и привета
Песен радужных о знойных чарах лета…
Песен тех, что пела встарь Жар-Птица
О любви, — ждет чистая страница!
1905 г.

* * *

За синеющие горы светлый день ушел от нас.
Он помедлил на вершинах, улыбнулся и угас…
Но затеплил, умирая, он улыбкой золотой
Молодой прозрачный месяц над зеркальною водой.
В небе, затканном звездами, вижу свет иных огней,
Мир стал шире и красивей, полнозвучней и нежней.
Над цветами, над сердцами в голубой вечерней мгле
Кто-то кроткий и воздушный, чу! проходит по земле…
Кто-то веет над землею тихой ласкою весны:
Это нежные, как звезды, пролетели, верно, сны…
Меж душой и звездным небом начертали легкий путь,
И прошли они над миром и шепнули: ‘Позабудь!’
День ушел от нас за горы. Тихо стало. Мир широк.
От меня так близки звезды, — отчего же ты далек?..
‘Русское богатство’ No 11, 1908 г.

* * *

Зашуршал в осоке влажный ветер,
Зашумел в траве росистой тихо,
И качнул, нагнул поближе к травам
Дикой мяты сонные головки…
За рекой в лесу смеется кто-то…
Жутко мне одной здесь на поляне…
Серебрятся от росинок косы,
На бегу платок я потеряла, —
Он повис, белея, меж ветвями, —
Но вернуться страшно — кто-то смотрит…
Не забыть мне только б слов заветных!
Полнолунье новое не скоро, —
Только нынче мне подвластен ветер —
Завтра поздно, слишком поздно будет…
На лугу, луною озаренном,
Сторонясь, пугаясь четкой тени,
До утра сбирать я буду травы, —
Мне на них укажет мудрый ветер…
А когда, пред утренней зарею,
Запоет в селе петух протяжно
Пронесу домой я их тихонько…
Может быть, моим ты будешь снова…
‘Вестник Европы’ No 1, 1912 г.

* * *

Задремали пестрые тюльпаны
На опушке тихой и росистой,
И встают над полем серебристой
Светлой дымкой легкие туманы.
Потемнели старых сосен кроны:
Вечер стер с них отблески заката,
И к звезде, зажженной, как лампада,
Поднялись их стройные колонны.
Перед кем-то тихо расступаясь,
С нежным шумом никнут в поле травы,
И желтеет лютик златоглавый
И дрожит, молитвенно склоняясь…
Может быть, над сонною землею
Бог прошел незримыми стопами, —
Над травой, над влажными цветами,
Над моей прозрачною душою.
‘Русское богатство’ No 11, 1910 г.

* * *

Зеленобархатная степь,
И розовая даль
И моря синяя черта,
Блестящая, как сталь.
Закат зажег всю ширь небес,
Все небо — как эмаль.
Весенних трав весенний шум
Баюкает печаль.
Была тоска — ушла тоска…
Была ль она? Едва ль…
О том, что было там, давно,
Забыла, — и не жаль!
Легли меж прошлым и душой,
Как легкая вуаль,
Зеленобархатная степь
И розовая даль.
1909 г.

* * *

Золотистой ржи колосья нагибая на ходу,
Я одна навстречу солнцу в полдень блещущий иду.
Облака в высоком небе и воздушны, и легки,
И синеют ярче неба между рожью васильки.
От земли встает дыханье медуниц и чабреца,
К небу тянутся ромашек золотистые сердца.
Облака, цветы и травы, и поля, и дальний луг…
Солнце все связало вместе, все слило в единый круг!
И, пронизан блеском солнца, ветер теплый и живой
Гнет к земле цветы, и травы, и колосья предо мной,
И шуршит, срывая красный с головы моей платок:
‘Ты сама — меж трав былинка, в поле ты сама цветок’.
1910

* * *

И умирать легко весной, —
Весной так ясны зори,
И близко чудо над землей,
И призрачнее горе.
Распались грани и ушли…
С душой слилося небо,
И так понятен зов земли
В побегах тонких хлеба.
Земля близка, близка, как мать,
В весенний миг цветенья,
И так легко ей все отдать —
И силы, и стремленья!
И, позабыв, как в светлом сне,
Тоску души плененной,
Навстречу нежной встать весне
Цветком, травой зеленой!
‘Русское богатство’ No 3, 1911 г.

* * *

Как свечи, возженные Богу в час, дышащий свежим покоем,
В порыве простом и свободном за все благодарной земли,
Стоят кипарисы над морем, залитые светом и зноем,
Над морем, где в синем просторе пред ними плывут корабли.
Плывут, розовея на солнце, все в нежных тонах перламутра,
Навстречу сверкающим зорям плывут, исчезая вдали,
Как белые легкие чайки в сиянье лучистого утра,
Летящие дальше, все дальше, к неведомым граням земли.
И хочется мне утонуть вместе с ними в манящем просторе.
Разбиться, растаять, как волны в блестящей и влажной пыли…
И мнится: стволы кипарисов, и утро, и синее море,
И я с своей песней свободной — мы только молитва земли…
‘Русское богатство’ No 10, 1908 г.

* * *

Как хорошо на полпути к Джонхоту,
В горячий день, на горном перевале
Свернуть с тропы, протоптанной конями,
И целиной, цепляясь в жарких травах,
Уйти одной к высокому обрыву.
Еще скрепит арба за поворотом,
Гремит ведро и на подъеме трудном
Бодрит коней гортанный окрик грека, —
Но с каждым шагом дальше и слабее…
И снова зной, — и снова сонный шорох
Сожженных трав у ног моих, а выше —
Певучий гул высоких старых сосен
Под ветром с гор душистым и горячим,
А там внизу, — в обрыве, — дышит море…
Держусь с трудом за цепкий можжевельник
И, наклонясь над бездной голубою,
Я жадно пью, пьянея, воздух влажный
И вдаль смотрю на светлые дороги,
Слепящий след от кораблей чудесных…
Мечта моя! Не наш ли это путь?..
1913 г.

* * *

Как шум отдаленного моря,
Гудят красноватые сосны
Под ветром, пахнувшим прохладой
Осенних задумчивых дней,
И четок на небе прозрачном
Узор разноцветных деревьев,
Багряных и розовых листьев,
Расцвеченных лаской лучей…
И там, между темною хвоей,
Так чисто прозрачное небо
С воздушной и легкой грядою
Плывущих на юг облаков,
Плывущих, как белые птицы,
Все к далям, манящим загадкой,
Как тени ушедшего счастья,
Как крылья исчезнувших снов!
1909

* * *

Когда это было — не знаю… Над нежной и юной землею
В те дни, когда небо ночное тревожно дрожало зарницей,
Оно пролетело бесшумно манящей и яркой Жар-Птицей,
Лучистое, светлое счастье, что снится земле лишь весною.
И несколько перьев блестящих на землю оно уронило
Из крыльев своих многоцветных, сверкнувших над миром огнями…
Исчезло, блеснув на мгновенье над ждущими счастья сердцами,
И, скрывшись в лазурном тумане, о людях навек позабыло.
Но здесь, на земле, истомленной мечтою о светлом виденьи,
Остались из крыльев Жар-Птицы чудесные, светлые перья, —
И тот, кто найдет их, не может остаться покорно в преддверьи
И вдаль, окрыленный порывом, уйдет, позабыв о сомненьи,
Туда, где лазурные дали так сердце зовут за собою,
Где в небе сверкают ночами тревожно и ярко зарницы,
Как отблеск простертых над миром таинственных крыльев Жар-Птицы —
Лучистого, светлого счастья, что снится земле лишь весною.
1909 г.

* * *

Лиловою дымкой одетый,
Ай-Петри с зубчатой вершиной
Стоит, как остатки развалин,
Над тихой, уснувшей землей.
На нем еще отблески света,
Но сумрак навис над долиной,
И нежен, красиво-печален
Земли предвечерний покой.
Уж первые светлые звезды
Дрожат, опрокинуты в море,
Уставшем от блеска дневного
И слившемся с далью небес,
И птицы вернулися в гнезда,
И вспыхнул маяк в Ай-Тодоре,
И близок приход голубого
Желанного мига чудес…
Быть может, теперь над землею
Проходит неслышно меж нами
Прекрасное светлое счастье
О нем позабывших людей
И ждет, чтобы сильный душою,
Охваченный вещими снами,
Позвал его творческой властью
На землю из мира теней?..
‘Русское богатство’ No 11, 1908 г.

* * *

Многобашенный город с холодною чёткостью линий,
С уходящими вдаль бесконечно рядами домов,
С сетью улиц и фабрик, окутанных дымкою синей,
С колокольным призывом и ревом фабричных гудков.
Голубые огни за зеркальным окном ресторана,
Смена быстрая лиц равнодушно-холодных, чужих,
Люди мимо идут и в волнах исчезают тумана,
И бредешь в их толпе, безразлично, далекий для них.
В переулках глухих только веет дыханием сада…
Шелестят тополя через низкий дощатый забор,
Но и там возле каждого дома темнеет ограда,
Чтоб чужой не проник любопытный и ищущий взор.
Как томится душа средь холодных бесчисленных зданий
Неустанной мечтой о душистых, творящих полях,
Сколько снов лучезарных и творчески-гордых мечтаний
Похоронено здесь, в этих тесных, высоких стенах!
Только ранней весною я чувствую крылья свободы,
В эти дни, когда радостью жизни душа так полна.
По канавам журчат и смеются веселые воды,
И над первыми почками нежно колдует весна.
1909 г.

* * *

Молчаливые деревья в кружевных узорах снега
Стерегут в сияньи лунном тихий, чуткий сон домов.
Поздно, поздно. Высоко уж поднялася в небе Вега,
И медлителен, и гулок отдаленный бой часов.
Город спит. Огни погасли, и не видно в окнах света,
Опустились занавески. Люди спят, к ним сны пришли.
Бубенцы саней далеких прозвенели тихо где-то
И замолкли, затерявшись в затуманенной дали.
Над заснувшим белым миром звезды трепетно мигают,
Я одна под темным небом здесь осталась на крыльце,
И срываются снежинки и, кружася, тихо тают,
Расплываются, как слезы, на обветренном лице.
Был ли ты, иль мне все снилось?.. Стерлись призрачные грани,
Отличить мне трудно правду от проснувшейся мечты…
Это ты прошел, быть может, и опять исчез в тумане,
На снегу я, будто, вижу серебристые следы…
‘Русское богатство’ No 12, 1909 г.

* * *

Мы попутного ветра дождались!..
Ведь недаром вчера над водой
Так тревожно и низко слетались
Буревестники стаей седой.
И недаром, их говору вторя,
Вся мятежной отваги полна,
Бесконечного гордого моря
Говорила о чем-то волна…
А сегодня поутру смеялись,
Загораясь огнем, небеса…
Мы попутного ветра дождались,
Друг! Смелее крепи паруса!
1905 г.

* * *

На белом заснувшем бульваре
Деревья так ярки и четки,
По-зимнему тонки сплетенья
Причудливо-гибких ветвей,
Белеют под снегом пушистым
Узоры чугунной решетки,
И где-то далёко, в тумане,
Желтеют огни фонарей.
Бесчисленных улиц извивы,
Звонки, дребезжанье трамвая,
Афиш разноцветные пятна,
Витрин раздражающий блеск,
Над входом дешевых театров
Гирлянда огней золотая
И пестрый, ненужно-крикливый,
Дразнящий цветок-арабеск, —
Быть может, мне снилось все это?..
Под небом ночным и безгранным
Мне хочется верить лишь звездам
И слушать их нежный привет.
И в сердце, покорном и тихом,
Как дали ночные, туманном,
Слагаются светлые песни,
На звездные сказки в ответ.
Как тихие, чистые звезды
Над белой уснувшей землею,
Над длинной лазурной дорогой,
Застывшей в серебряном сне, —
Воздушные, легкие песни
Встают над прозрачной душою,
Воздушные песни, как звезды,
Дрожат и мерцают во мне.
‘Русское богатство’ No 2, 1910 г.

* * *

Темно. Звезда огнем зеленым
Дрожит в синеющем окне.
От моря свежим и соленым
В лицо пахнуло ветром мне.
В саду сильнее пахнет мята,
На подоконнике — роса.
В тревожном отблеске заката
Уходят в море паруса.
Еще видны у поворота,
За цепью бледных фонарей,
На небе очертанья грота,
Высоких мачт и легких рей.
Плывут… Плывут… И вот, за мысом,
За полосой прибрежных скал,
Чуть накренясь под свежим бризом,
Вдали последний бриг пропал.
Плывут… Плывут… Опять в просторе
Ты встретишь эту ночь один,
Но ты меня не вспомнишь в море
Под скрип снастей и шум машин.
Вверху, — над самой головою
Роса алмазная Плеяд,
И пахнет свежестью морскою
Тугой, просмоленный канат.
Путь так далек, — и звезд так много,
И волны — в пене, как в снегу…
О, разве есть назад дорога
К огням на темном берегу?
Все дальше, в море! Налетая,
Бьет ветер в смуглое лицо…
Сегодня ночью, — знаю, знаю, —
Ты потерял мое кольцо.
И завтра утром, — след тяжелый
На розовеющем песке,
Твой четкий след сметет веселый
Прибой, рожденный вдалеке.
Пусть так! И все ж, — молюсь в забвенье
Звезде в синеющем окне:
Там в море — вспомни на мгновенье.
Чужой и вольный, — обо мне.
‘Вестник Европы’ No 4, 1914 г.

* * *

На камнях горячих и сонных,
На белых и пыльных дорогах,
В лачугах, на стертых порогах, —
Быть может, хранятся и ныне
Следы твоих ног обнаженных,
Босых, загорелых под солнцем,
Под ветром, рожденным в пустыне.
И небо, как раньше, как прежде
Сверкает от края до края,
Над темной землей зажигая
Все те же огни золотые, —
Дрожавшие в грубой одежде
И в складках льняного хитона
Что выткала сыну Мария.
И старые, мудрые звезды
Над старой и мудрой землею
Полны и доныне Тобою, —
И ветер, как вестник крылатый,
Весенним побегам в борозды
Кидает: ‘Он с вами и ныне, —
Растите! Вы святы! Вы святы!’
1913 г.

* * *

На скамейке у обрыва нынче днем заснула я,
Убаюканная морем, полным солнца и огня.
Надо мной зеленых листьев четок легкий был узор,
И сквозь них синело небо да вершины дальних гор.
На траву упала книга, ветер мял ее листы…
Я заснула днем у моря, и опять мне снился ты.
Как намек, как отзвук песни, все здесь связано с тобой,
Солнце, крики белых чаек и прозрачных волн прибой,
И простор, и ветер влажный, мне целующий лицо,
Это все — с тобой навеки нас связавшее кольцо.
В многозвучный и дразнящий, молодой прибоя час
Это море в белой пене обручило, помню, нас…
Знаю я, что ты далёко, как в вечерней мгле звезда,
Что тебя, вот здесь у моря, мне не видеть никогда,
Но больших шумящих крыльев разве нету у любви?
Где б ты ни был, — если хочешь, если любишь — позови.
Меж землей и синим небом много разных есть путей,
И к тебе любви так много у меня в душе моей…
Разве с нею в мир надзвездный я дороги не найду?
Если хочешь, если любишь, позови — и я приду!..
‘Русское богатство’ No 10, 1908 г.

Над Окой

За частоколом — розовый закат,
Ржаное поле тускло-золотое,
Лиловый лес — и дальше за рекою
Простор лугов и крыши низких хат.
Еще светло, но кое-где дрожат
Уже, мерцая, звезды над Окою
И в цветнике от красного левкоя
И мотеол вечерний аромат.
Еще светло. Еще в огне ограда,
В последнем блеске травы и песок, —
Но все темней синеющий восток.
Юпитер встал, как светлая лампада,
И вновь душа раскрыта, как цветок,
И, как цветок, — звезде вечерней рада.
‘Вестник Европы’ No 7, 1914 г.

* * *

Не знаю, есть ли в мире путь большей красоты,
Чем путь, ведущий к людям с далекой высоты,
К долинам — с гор высоких, к сердцам от светлых звезд,
С уступов — в мглу ущелья, к земле — от вольных гнезд…
Как счастлив тот, кто в горы сумел один уйти,
Забыть о всем, что звало, все кинуть позади,
Уйти навстречу ветру, к зубцам и высям гор,
Куда уводит сердце синеющий простор.
Но там, над бездной темной, меж срывов и стремнин.
Высоко над туманом и сыростью долин,
Меж скал, поросших мхами, средь выжженных кустов,
Кто путь заметит узкий, кто там услышит зов?
С туманом к синим высям встает с земли призыв,
Как в море волн холодных бушующий прилив,
И крепнет стон невнятный, и крепнет, и зовет,
И в сердце, точно молот, глухим ударом бьет…
Кто ж эхо гор свободных и алый блеск зарниц,
Призыв мечты безгранной и клекот вольных птиц,
Отдаст земле туманной, как щедрый, светлый дар
Любви, зажегшей в сердце сжигающий пожар…
Услышать все, что властно смогла любовь сказать,
Вернувшись снова к людям, им счастье гор отдать, —
Уйти к ущельям темным от солнца, с высоты, —
Не знаю, есть ли в мире путь большей красоты!
‘Русское богатство’ No 4, 1911 г.

Ночные терцины

Укрыл, перекрестил, поправил одеяло,
Задернул складки штор на голубом окне…
И, потушив свечу, прошел к себе устало.
Ушел в свой кабинет — к молчанью и луне,
К морозным окнам в сад, застывший в бледном свете,
К неясным шорохам, к вечерней тишине…
В распахнутую дверь, белея на паркете,
Холодный лунный свет упал на мой ковер,
Блеснул на зеркале на низком туалете,
Полоской трепетной скользнул на складки штор,
Сверкнул на венчике над вытертым окладом
И четкий на стене соткал вверху узор.
Слежу игру теней пустым и цепким взглядом
И жадно слушаю, как тихо за стеной
Твои шаги звучат так близко, близко — рядом…
Сегодня целый день была я не с тобой.
Неведомым путем к неведомому краю
Опять меня мечта водила за собой.
Где я была весь день, сейчас уже не знаю…
Но белый пыльный путь, и ветер, и вдали
Над морем острый блеск я смутно вспоминаю.
Я помню и лицо, мелькнувшее в пыли,
Подростка пастуха в изодранной рубашке,
И стадо грязных коз, и аромат земли.
Горячим молоком из деревянной чашки,
Я помню, напоил меня, смеясь, пастух
И в косы мне воткнул две белые ромашки.
Примятых повилик я помню горький дух,
И звон бубенчиков дремотный и ленивый,
И мирабель кругом, и пенье сизых мух.
О, длинный, длинный день — горячий и счастливый!
Как радостно краснел под солнцем мои платок.
Упавший на траву с волос моих под сливой.
Я знаю, от меня ты был весь день далек.
В неведомом краю бродила я без цели,
Свободная, ничья, как ветер, как цветок.
Но, — почему, скажи, — и там, у мирабели,
В тени узорчатой — на бронзовом лице
Мальчишки-пастуха твои глаза синели?
Твой голос мне звенел в далеком бубенце
И запах губ твоих мне чудился повсюду,
И в запахе земли, и в сонном чабреце —
О, разве есть страна, где я тебя забуду?..
‘Русское богатство’ No 6, 1914 г.

Ночью

В смутной, неясной тревоге ночью сегодня проснулась.
Сердце холодною дрожью сковав, разбудил меня страх.
Чье-то дыханье, как будто, скользнуло в моих волосах,
Чья-то рука ледяная тихо к щеке прикоснулась.
В стеклах синеющих окон высоко сияет луна.
Легкое кружево листьев чернеет на светлом полу.
Кто ж там стоит притаившись, темнеет в углу?
Чья это тень предо мною на белых обоях видна?
‘Девушка! Разве не видишь, — разве меня не узнала?
Я — твоя смерть, как и прежде, сижу у закрытых дверей.
Старою, верною нянькой сегодня к постели твоей
Я подходила тихонько поправить тебе одеяло.
Сладко спала ты сегодня. Пахли полынью степною
Смуглые руки и пряди во сне распустившихся кос.
Мне захотелось коснуться твоих ароматных волос.
Много серебряных нитей нежной вплела я рукою.
Спи! Терпеливо до света я просижу на пороге,
Завтра в дырявую сумку ты что-нибудь бросишь ко мне.
Песню, улыбку, влюбленность, мечту о далекой стране,
Солнце минувшего утра, мысль о бескрайной дороге.
Разве не мне твои слезы? Смех твой и счастье не мне ли?
Вечное вечно уходит и вечно рождается вновь.
Все соберу осторожно, — и радость твою и любовь,
Я терпеливая нянька. Я жду, притаясь, у постели.
Все соберу осторожно, чем жадно ты раньше жила,
Все до последней улыбки! Все! И уйду от порога,
Выросту гордою тенью, выпрямлюсь прямо и строго, —
И подойду, не скрываясь, и свечи зажгу у стола…’
‘Вестник Европы’ No 10, 1914 г.

* * *

О, как бы я хотела так ярко жизнь прожить,
Чтоб каждый миг сумела я в сказку превратить,
Чтоб в нем, как небо в капле сверкающей воды,
Всегда сияло солнце сжигающей мечты!
Всю жизнь вложить хочу я, всю жизнь в один полет,
В один порыв свободный за грань земных высот,
Всю жизнь растратить щедро, в одно мгновенье влить…
О, как бы я хотела так ярко жизнь прожить!
Чтоб в каждом новом миге, встающем предо мной,
Был светлый луч стремленья, зовущий за собой,
Борьба, любовь, страданье и нежный эпилог,
Конец ушедшей сказки и вновь — другой пролог…
И снова — блеск призывный, манящий блеск огней
И в море легкий призрак плывущих кораблей…
В руках клубок волшебный, и снова вьется нить.
О, как бы я хотела так ярко жизнь прожить!
‘Русское богатство’ No 9, 1908 г.

* * *

Огни потушила, отдернула с окон гардины
И слушаю старых часов монотонный и грустный рассказ.
На слабо белеющих стенах невнятно темнеют картины,
Портреты людей позабытых, ушедших далёко от нас.
‘Так было, так было!’ — часы говорят торопливо,
Минует и горе, и счастье, уходят и люди, и дни,
И с каждым мелькнувшим мгновеньем прощается сердце пугливо…
Их много, прошедших бесследно… Скользят и уходят они…
Морозная ночь потонула в серебряном свете,
На каждой снежинке играет огнями сиянье луны…
Прозрачная синяя ночь, ты сегодня умрешь на рассвете, —
К чему же твоя красота и твои лучезарные сны?..
На слабо белеющих стенах темнеют картины,
Портреты людей позабытых, ушедших куда-то от нас.
Огонь я задула, отдернула с окон гардины
И слушаю старых часов монотонный и грустный рассказ…
‘Русское богатство’ No 8, 1908 г.

* * *

Опять мне влажный ветер в лицо пахнул весной,
Опять томится сердце несбыточной мечтой
О светлом, ярком чуде, далеком, как любовь,
Прекрасной новой сказкой душа томится вновь…
Опять встают стремленья, свободны и легки,
Как в поле трав весенних зеленые ростки,
И мнится — все извивы бегущих вдаль дорог
Ведут куда-то к счастью, туда, где близок Бог,
Где чудо так возможно, где так прекрасен день,
Где смерть — к желанной тайне лишь новая ступень.
К весне и ясным далям ложатся все пути, —
Туда, навстречу счастью, теперь хочу уйти!
А если нет там счастья, и только есть мечта,
Томится сердце сказкой, и эта даль пуста?
Пусть так… Но как останусь, чем отгоню я сны,
Когда звучит немолчно в душе призыв весны?
Умру в пути, быть может… Ну что ж! Земля — как мать:
Весной в степи цветущей так сладко умирать!
‘Русское богатство’ No 4, 1909 г.

* * *

Осенних тихих дней прозрачная усталость,
В вершинах старых лип гудящий ветра шум,
И нити паутин, и вялых листьев алость,
И грусть прощания, и радость бодрых дум.
Средь скошенных полей — свободней путь широкий,
Над грустною землей — понятней бледный день,
И к сердцу ближе зов, невнятный и далекий,
В тумане голубом уснувших деревень.
Оттуда по утрам приносит, долетая,
К нам ветер дым жилья и кладбищ мерный звон
И, будто, учит нас принять, благословляя,
И жизни светлый путь, и смерти тихий сон!
‘Русское богатство’ No 11, 1910 г.

* * *

Переплет оконной рамы на стене чернеет резко,
Тень крестом ложится темным с потолка до половиц,
И колышутся узоры кружевного арабеска
Обнаженных гибких веток, словно крылья легких птиц.
За окном, под ветром, никнут на балконные ступени
Ветки голые березок, осыпая свой убор,
По земле и блеклым листьям бродят трепетные тени,
И белеет под луною опустевший тихий двор.
На окне, к стеклу прижавшись, здесь, в старинной темной зале,
Я смотрю в ночное небо и в сквозную глубь аллей…
Осень… Грустный час прощанья! Но в глубокой синей дали,
Как залог грядущей встречи, звезды чище и светлей!
‘Русское богатство’ No 11, 1910 г.
Оригинал здесь: ‘Фонарь’.
Чумаченко Ада Артемьевна
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Стихотворения, Чумаченко Ада Артемьевна, Год: 1913
  2. В тылу, Венский Евгений, Год: 1916
  3. Стихотворения, Норов Авраам Сергеевич, Год: 1826
  4. Стихотворения, Случевский Константин Константинович, Год: 1904
  5. Стихотворения, Серебрянский Андрей Порфирьевич, Год: 1830
  6. Стихотворения, Сумароков Александр Петрович, Год: 1777
  7. Стансы, Сумароков Александр Петрович, Год: 1787
  8. Эпиграммы, Пушкин Василий Львович, Год: 1830
Электронная библиотека