Стихи и сказания про Алексия, божия человека, Дашков Дмитрий Дмитриевич, Год: 1868 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 46 минут(ы)

СТИХИ И СКАЗАНІЯ ПРО АЛЕКСІЯ БОЖІЯ ЧЕЛОВКА.

Обращая къ христіанству огнемъ и мечемъ народы Западной и Средней Европы, Римско-Католическая церковь постановляла однимъ изъ догматовъ не допускать перевода Евангелія на языки ихъ. Распространялась христіанская вра широко во вс стороны, но не глубоко проникала она въ сердца людей, не знакомящихся съ ея божественнымъ источникомъ. Для нихъ живы были языческія преданія — завтъ многихъ доблестныхъ поколній, освящающія общественную жизнь, благословляющія и утверждающія домашній быть, и побда на пол битвы не изгоняла этихъ врованій изъ тайника души. Борьбу съ ними надо было вести словомъ на язык народномъ, и мрная рчь поэзіи представлялась въ неграмотной сред единственнымъ могущественнымъ орудіемъ не противорчащимъ уставамъ Римской церкви. Передать всю повсть Евангелія въ эпической поэм, которую народъ зналъ бы и полюбилъ бы на мсто отцовскихъ сагъ и псней, вотъ подвигъ, за который взялись Латинскіе миссіонеры, благочестивые и восторженные сочинители ‘Криста’ и ‘Геліанда,’ вышедшіе можетъ быть сами изъ народа въ ряды католическаго духовенства. Принятіе апокрифическихъ сказаній обогащало разсказъ и удовлетворяло народному воображенію. Такъ мало помалу кругъ христіанскаго эпоса расширялся жизнеописаніемъ Божьей матери и повстью о воспитаніи Христа, въ вид вступленія въ Евангеліе, заключеніемъ котораго являлись картины Страшнаго Суда я свтопреставленья и исторія христіанской церкви въ лиц знаменитйшихъ ея подвижниковъ, преимущественно соотечественниковъ новыхъ христіанъ. Поэтическія эти сказанія, принявшія на правомъ берегу Рейна боле эпическій, на лвомъ боле драматическій характеръ, бережно переписывались духовенствомъ для назиданія паствы, и сохранили до тхъ поръ свое значеніе, покуда западные народы, протестуя ересями и расколами, не добыли себ Евангелія на родномъ язык.

Въ нашемъ отечеств борьба была далеко не такъ равна. Бдне рисовалась языческая миологія въ воображеніи Славянина, мене поэтическихъ сказаній поражало съ колыбели слухъ его. И противъ нихъ возстало во всей своей сил Евангеліе, понятное всякому въ родной рчи. Нечего было духовнымъ лицамъ и просвтителямъ сочинять христіанскія эпопеи блдныя передъ игрой языческаго воображенія, ничтожныя передъ высокой простотой и Евангелія. За эту безполезную работу духовенство не принималось. Но что ему казалось излишнимъ для его цлей, въ томъ нуждался народъ, и, проникаясь постепенно христіанскими преданіями, онъ основывалъ на нихъ свою поэзію. Можетъ быть съ участія, но не подъ руководствомъ духовенства, издалъ онъ цлый рядъ поэтическихъ произведеній, и въ тоже время пвцовъ, чтобы пть, хранить и развивать ихъ. Какъ въ древней Греціи рапсоды, пвцы эти обходили Славянскую землю изъ края въ край, куда только вели ихъ благочестивое любопытство и случай, куда зазывали добрые люди. Недостаетъ у насъ досел данныхъ для самой поверхностной исторіи каликъ перехожихъ и слпыхъ старцевъ, знаемъ только, что они были съ тхъ поръ какъ Русь себя помнитъ, что они есть и теперь, что лить все рже встрчаются они, что все бдне становится кругъ принимающій, слушающій и любящій ихъ. Самое пробудившееся недавно любопытство къ ихъ пснямъ и усердіе собирать оны и передавать печати — признакъ близкой смерти духовнаго общества бродящихъ слпцовъ, которыхъ не связало ни крпостное право, ни полицейскіе порядки, но которыхъ убьютъ распространеніе грамотности и дешевыя книжки.

Слушая по церквамъ Евангельскую повсть, народъ не имлъ нужды въ псенной обработк ея сполна. Онъ восплъ лишь т эпизоды, которые его глубже Поражали, передалъ самую суть ея въ родныхъ, задушевныхъ звукахъ. Что изъ Евангелія, изъ ученія церкви переходило въ его сознаніе, что полюбилось ему въ нихъ, то облекалъ онъ въ свою мрную рчь и завщалъ пвцамъ своимъ на вчную память. Псни или стихи ихъ длятся сами собой на нсколько цикловъ, круговъ, въ которыхъ глубокая мысль связываетъ всегда въ одно цлое разнообразныя картины и повсти. Три событіи, служащія основой Христіанской религіи — паденіе въ Адам человчества и искупленіе его воплотившимся словомъ Божіимъ, распятымъ за насъ Христомъ — составляютъ свой кругъ стиховъ объ Адам, о Рождеств Христовомъ и о распятіи, рдкіе стихи о Богородиц относятся всегда къ этимъ событіямъ жизни божественнаго ея Сына. Но указывая на таинство искупленія и на пути къ спасенію, христіанство ограничивается той частью жизни человка, которую онъ свободной волей можетъ исправить, предоставляя наук и времени отвчать на вс вопросы о прошломъ и будущемъ, внушаемые человчеству любопытствомъ и любознательностью и не ведущіе прямо къ цли религіи. Самоувренное язычество отвчало однако на вопросы о начал міра, о конц его. Неудовлетворенный новымъ ученіемъ народъ перетянулъ свою старую космогонію въ новую жизнь, и смшавъ языческія съ христіанскими преданіями создалъ стихи о голубиной книг, о Страшномъ Суд и т. п. Тсно съ ними сталкивается другой крутъ — о конц жизни не міровой, а человческой, стихи о смерти, ея могуществ и безпощадности, стихи о томъ, что ждетъ душу за гробомъ, что спасаетъ или губить ее въ этой жизни. Не у человка только была борьба со грховнымъ началомъ, была она и у цлаго народа: борьба съ отступающимъ лишь шагъ за шагомъ язычествомъ, поздне борьба уже христіанскаго общества съ не-христями востока, на которую обречена была Русь, въ которой она истощила страшный запасъ силъ, въ которой заслуга ея передъ міровымъ судомъ исторіи, и вотъ новый кругъ стиховъ, воспвающихъ борьбу одинокого христіанина, порой слабаго младенца, съ толпою татаръ и чудовищъ, побждаемыхъ не оружіемъ, а вщимъ словомъ, могучимъ знакомъ таинственной силы.

Но гд же ручательство въ истин, въ глубокомъ значеніи этихъ стиховъ? Въ самихъ пвцахъ. И они свидтельствуютъ о себ, вщіе провдники русскаго народа, врные носители его задушевныхъ мыслей, врованій и воспоминаній, безсознательные часто провозвстники неизвстной имъ пропаганды, они свидтельствуютъ о своей духовной общин, какъ основана она Христомъ Богомъ, оставившимъ имъ земное наслдство своего Имени, какъ поддерживается она въ ихъ преданіяхъ, какъ прославлена она многими частными подвижниками и добрыми страдальцами Господа ради. Не на одной Русской земл ищутъ они себ примровъ и не въ ней одной узнаютъ свою братію, широко раскинулась эта святая братія по всмъ народамъ и по всмъ вкамъ, гд только страдали люди, умли любить и молиться. Поетъ русскій калика-перехожій и про обиженнаго братьями Іосифа, сына Израилева, и про Іосифа Царевича, возлюбившаго пустыню, и про Евангельскаго Лазаря и про Алексія, сына вельможи Римскаго. Не смыслъ созданнаго народнаго миа надо искать и разгадывать въ этихъ простыхъ разсказахъ, заимствованныхъ почти всегда изъ близко знакомыхъ намъ источниковъ, а долженъ занять насъ образецъ. полюбившійся народу, картины ямъ предпочтенныя, чувства, которыя онъ вдохнулъ въ избранный имъ ликъ.

Постараемся въ настоящемъ изслдованіи познакомиться съ русскими стихами объ Алексі Божіемъ человк, съ источниками откуда это преданіе почерпнуто, съ характеромъ, которое оно имло первоначально и которое получило въ устахъ слпаго калики.

Въ конц IV-го вка, мене ста лтъ посл признанія христіанства государственной религіей и прекращенія преслдованій за вру, когда не охладло еще усердіе мучениковъ, но уже нельзя было имъ въ цирк свидтельствовать о любви своей Богу, пламенныя чувства новообращенныхъ искали другаго образа выраженія: Алексій, сынъ богатаго римскаго патриція, посвятилъ всю жизнь добровольному мученію — нищет ради Христа. Едва достигнувъ мужества, онъ бросаетъ отцовскій домъ, живетъ милостыней по папертямъ христіанскихъ церквей и волею Божіей или голосомъ сердца призванный обратно на родину, умираетъ въ послднихъ рядахъ отцовской челяди никмъ не узнанный, пока наконецъ оставленное имъ завщаніе не обличаетъ его происхожденія.

Примръ этотъ былъ неодинокій.

Армянинъ Алексій Мосиле, мужъ дочери еодоры и но ней императоръ Византійскій, бросилъ тайно престолъ и заперся въ Виимскомъ монастыр. Молодой вельможа Іоаннъ Каливита (Calybita) бросилъ тайкомъ отцовскій домъ въ Константинопол, жилъ нищимъ, потомъ монахомъ въ Вииніи и наконецъ три года провелъ незнакомымъ подъ кровомъ отца.

Но изъ всхъ этихъ типовъ смиренія полюбился боле легенд и народу самый ранній, сынъ Евфиміана, Алексій, человкъ Божій (въ латинской церкви исповдникъ — confessor), причисленный къ лику святыхъ. Точно опредлить время его жизни нсколько трудно. Профессоръ Массманъ, въ своемъ любопытномъ сочиненіи {Sanct Alexius Leben in 8 gereimten mittelhochdeutschen Behandlungen, — nebst geschichtlicher Einleitung, so wie deutschen, griechischen und lateinischen Anhngen, herausgegeben von Hans Ford. Mattmann. Quedlinburg und Leipzig. Druck und Verlag v. Gottfr. Basse, 1843. Въ собраніе: Bibliothek der gosammten deutschen Nationallitteratur von der ersten bis auf die neuere Zeit, neunter Band.} по этому предмету, служившемъ намъ источникомъ и руководствомъ, тщетно перебираетъ разныя хронологическія данныя и называемыхъ въ житіяхъ св. Алексія современниковъ. Упоминаемый въ греческихъ редакціяхъ житія архіепископъ римскій Маркіанъ никогда не существовалъ {Ad fuous aancti deducit Pontificem Rom anum mere commentitium et ex sno sei ex ejuadem urti ingenii fabulntoris cerebro conflctnm (Boilund. 349, IV).}. Большинство редакцій называютъ архіепископомъ Римскимъ Иннокентія I при кончин Алексія, нкоторые списки — Сирикія при рожденіи его. Хотя Сирикій совпадаетъ съ царствованіемъ еодосія Великаго, покровителя отца и дяди Алексіевыхъ, лицъ вполн историческихъ, но между избраніемъ Сирикія (384 г.) и кончиной Иннокентія (477 г.) едва прошло 33 года, между тмъ какъ Алексій прожилъ около 50 лтъ. Восточный императоръ Аркадій никогда не бывалъ въ Ром, очевидно имя его, связанное историческими воспоминаніями съ именемъ брата, вслдъ за послднимъ вошло въ житіе. Такимъ образомъ изъ являющихся въ житіи историческихъ личностей достоврны только императоръ Гонорій и папа Иннокентій I, свидтеля богопрославленной кончины Алексія, которая падаетъ, слдовательно, между 403 и 417 годами.

Точныхъ историческихъ указаній про Алексія мало. Какое-то старое описаніе города Рима упоминаетъ при описаніи, церкви св. Алексія о постановленномъ въ ней Фамиліею Sabelli алтар съ надписью: подъ этой ступенью въ отцовскомъ дом блаженный Алексій, благороднйшій изъ Римлянъ, принятый не какъ сынъ, но какъ бдный пришелецъ, провелъ 17 лтъ трудную и нуждающуюся жизнь, и здсь же со счастіемъ отдалъ чистйшую душу Творцу своему въ 414 году при пап Иннокенті I и Гоннорі и еодосіи И императорахъ (Массм. 43). Съ этой надписью связано преданіе (Malhaeus Vecchiazzain), что Евфиміанъ (отецъ Алексія) былъ изъ семейства Савелліевъ potentissimos baro Avcnlini, гд стоялъ прежде домъ этого семейства, на мст теперешняго монастыря св. Вонифантія и Алексія (Mass., Acta SS. Boiland.).

Разныя латинскія житія святыхъ ставятъ смерть его между 388 и 398 г. Acla Sanctorum, упоминая, что по нкоторымъ онъ скончался не ране 450 года, приблизительно указываютъ на конецъ четвертаго вка, Ilistor. n. Geogr. Allg. Lexicon von Beck n. Boxlorff ставить его рожденіе въ 350 году (Масс. 44), а наши Четіи-Минеи въ лто бытія міра 5919, воплощенія же Бога Слова 411.

Латинская церковь празднуетъ его память 17 іюля, греческая 17 марта (по Метафрасту и Четіямъ-Минеямъ день его кончины). Замчая эту разницу, Acta Sanctorum затрудняются объяснить со и оставляютъ нершеннымъ вопросъ, скончался ли блаженный 17 марта или 17 іюли (по преданію Сирійской церкви 3 ноября). Въ конц XVII вка нкоторые писатели выразили сомнніе, не жилъ ли Алексій въ Константинопол, называемомъ тоже часто Римомъ во времена имперіи ( ) не былъ ли онъ тотъ же Johannes Calybita, перенесенный въ римскую легенду съ измненіемъ только имени святаго и мста его рожденія. Но предположеніе это основываюсь лишь на сходств житій и на греческихъ именахъ родителей Алексіевыхъ и напротивъ опровергается Болландистами тмъ обстоятельствомъ, что поклоненіе св. Алексію на восток и самое имя его вроятно впервые встрчается въ канон {Этотъ канонъ, самый древній и вроятно первый письменный памятникъ про Алексія, приведенъ въ латинскомъ перевод въ Acta SS. Bolland Jul. IV p. 247, онъ написанъ акростихами, на стихъ: , : Тебя Божія человка мою, блаженный!}, писанномъ въ честь его Іосифомъ Скевофилактомъ великой константинопольской церкви (848—883), по возобновленіи при императриц еодор поклоненія святымъ. Сомнніе разршается самимъ Метафрастомъ: Чадо стар&#1123,йшаго Рима, пишетъ онъ ( ). Въ маломъ римскомъ мартиролог VIII вка однако нтъ имени св. Алексія. Но ни въ Вгеуіаritim Romanom, ни въ духовныхъ стихахъ Іосифа Гимнографа, не упоминаются имена родителей Алексія, равно возможно, что они сохранены преданіемъ до XI вка, какъ и то, что позднйшіе писатели (и именно греческіе) сочинили ихъ полноты ради разсказа. Какое-то латинское житіе называетъ жену Алексія Мариной — по крайней мр благозвучне Адріатики.

Съ XI вка встрчаются слды поклоненія Алексію въ средней Европ. Св. Майнверкъ, епископъ Падерборнскій, сопровождалъ императора Генриха II въ Римъ въ 1014 году, былъ свидтелемъ совершаемыхъ при мощахъ святаго чудесъ, и положилъ обтъ построить въ Германіи монастырь въ память Алексія, что и исполнилъ въ окрестностяхъ Падерборна. Около того же времени (X или XI в.) монастырь св. Вонифатія въ Рим, воздвигнутый при церкви, гд положены были останки св. Алексія, сталъ извстенъ подъ именами обоихъ святыхъ. Особенно въ XII вк распространилось въ народ почитаніе Алексія, но только въ первый годъ понтификата папы Гонорія III (1216) найдены были мощи его и положены вмст съ мощами св. Вонифатія въ церкви, носящей ихъ имена, на Авентинской гор, подъ главнымъ престоломъ, а въ 1697 году, по домогательству кардинала Памфилія, торжественное богослуженіе въ память этого святаго, давно совершавшееся въ Рим, было установлено для всей католической церкви. Изъ Страсбурга, Оснабрюка и Праги дошла до насъ отъ XV и XVI в. молитвы и каноны св. Алексію и рчи въ прославленіе его {Еще ране, а именно изъ X вка дошла до насъ Homilia S. Adalberti Еріscорi Ргаgenais ac martyri, сказанная въ день празднованія рожденія св. Алексія и какъ кажется въ его же монастыр на Авентин (Bolland. Acta SS. IV, 257).}: въ Париж, Авиньон. Майнц и Венеціи стояли часовни ему, во Франціи (между прочимъ въ Гентъ) учреждена была братія по его имени (Alexani или cellebroeders). Ликъ св. Алексія, а также живописное и письменное житіе его приклеивалось въ XV вк къ домамъ и спасало оные отъ молніи, грома и наводненія, если при томъ хозяинъ сохранялъ себя чистымъ отъ смертныхъ грховъ.

По-гречески, латыни, арабски {Въ Acts SS. Boiland. помщенъ еще латинскій переводъ съ житія св. Алексія, писаннаго по арабски (сирійскими буквама), вроятно по сирійскому источнику, святой, называемый здсь Mar-Riscia, представляется жившимъ и скончавшимся въ Эдесс, куда житія, какъ кажется, а принадлежатъ.}, италійски, испански, французски, германски, славянски и русски {Мы разсмотримъ здсь лишь т редакціи, которыя были доступны намъ въ подлинник.}, дошло до насъ житіе этого святаго. Немногіл легенды были такъ распространены. Но, разумется, во всхъ этихъ обработкахъ является намъ произведеніе не народное и даже не произведеніе личнаго творчества писатслеВ. Только немногіе характеристическія черты и взгляды могли быть внесены ими въ священную быль, преданіемъ сохраненную.

Житіе св. Алексія принадлежитъ собственно Риму, но по характеру своему столь же близко оно греческому міру, почиталось иными за греческое преданіе, и, какъ кажется, записано было впервые въ Константинопол. Болландисты сами допускаютъ, что въ Италіи не было житія св. Алексія ране VIII или IX вка, да и то записанное по изустному преданію безимянными монахами, сторожившими его могилу. Достоврно, что и это-то житіе {S. Alexii vita vel nulla antiquitua scripta fuit vel peri it: unde solum ilia reperitur, quam es traditions scripaerunt monaebi, aacri corporis custodes Romae, saeculo fortasse VIII vel IX aient earn babemus ex ms. eorum impressant Romae, anno MDCXXXVI (Acta SS. Boll. IV, 250).} напечатано лишь въ 1636 году. Какъ поэтоИ причин, такъ и по преимущественной важности византійскихъ источниковъ для нашей духовной литературы, мы начнемъ съ разбора греческихъ редакцій.

У насъ передъ глазами только дв греческія редакціи, напечатанныя Массманомъ, одна — сочиненіе {Болландисты приводятъ мнніе Ламбеція, сомнвающагося въ подлинности этого житія, такъ какъ оно несходно съ тмъ, которое Сурій — по его же словамъ — перевелъ съ Метафраста. Собственное мнніе Болландистовъ рзко выражено въ слдующихъ словахъ: cujus nos cegraphum habemua sed luce pnblica indignum censemus (Acta SS. IV, 251) едва ли не справедливо.} Симеона Метафраста — magislri el logotbetae magnae.ecclesiae Conslanlinopolis въ XII вк {Впрочевъ относятъ его и къ X вху.} (откуда и прозваніе его Метафраста) — обработавшаго житія святыхъ по старымъ запискамъ и разсказамъ до насъ дошедшимъ и по церковной исторіи Евсевія, сохранилась она въ бумажной рукописи, принесенной изъ Константиполя и находящейся въ Внской библіотек (Массманъ, 192—200). Другая редакція (напечатанная, кажется, висрвью Массманомъ, приложеніе I, стр. 291—208) хранится въ Мюнхенской библіотек, въ принесенной также изъ Византіи рукописи, содержащей кром того: Похвальное слово Василія 40 мученикамъ, похвальное слово еодора софану Сигріану, жизнь Анахорета Герасима, мученичество Василія Анкирскаго, и проповди Григорія, Златоустаго и другихъ.

Рзкое вншнее отличіе ихъ отъ латинскихъ и романскихъ житій, принадлежащихъ католическому міру, состоитъ въ величаніи папы только архіепископомъ римскимъ и въ необыкновенномъ почтеніи лицу императоровъ.

Посл краткаго вступленіи о томъ, что не по земному надо прославлять презрвшаго все земное блаженнаго, и посл обращенія къ слушателямъ, дающаго житію совершенно характеръ проповди, Метафрастъ называетъ родителей Алексія, представляя отца его Евфиміана вельможей и близкимъ императору и останавливаясь общими мстами столько же на его свтскихъ преимуществахъ, какъ на добродтеляхъ и милосердіи къ нищимъ. Бездтная жена его, Аглапда, молитвами и добрыми длами надется умилостивить Бога и имть когда нибудь сына, чудное рожденіе коего описывается съ яркими риторическими цвтами и съ разными ветхозавтными сравненіями. Воспитаніе юноши состоитъ въ изученіи грамматики, риторики, философіи и церковной исторіи, какъ внца всему. Едва на возраст — женится онъ по дружному желанію обоихъ родителей на избранной имъ невст отъ царской крови. Не прельщенный бракомъ, Алексій въ глухую полночь покидаетъ домъ я отечество, на корабл переплываетъ въ Сирію, пристаетъ къ богомольцамъ и съ ними приходитъ въ Эдессу, гд поселяется на паперти церкви, построенной во имя Божіей Матери. Раздавъ здсь нищимъ взятое на дорогу имущество и одежду, онъ облекается въ рубище, и семнадцать лтъ проводитъ въ созерцаніи и молитв, питаясь однимъ хлбомъ въ недлю и чашей воды, и каждое воскресеніе пріобщаясь Св. Таинъ. Голосъ, чудесно исходящій отъ иконы Богородицы, повелваетъ церковному приставнику ввести его, какъ угоднаго Богу подвижника, во внутрь храма, и приставникъ узналъ его по указанной голосомъ черной одежд и по постному виду, приводитъ его къ чудесному образу и разглашаетъ по городу про его святость. Скромный Алексій, боясь человческой похвалы и желая скрыть свои добродтели, (наперекоръ приводимымъ Метафрастомъ текстамъ о город, стоящемъ на гор и о свтильник подъ спудомъ) бжитъ на корабл изъ Эдессы въ Тарсъ, гд находилась церковь христіанская во имя св. апостола Павла.

Между тмъ покинутые родители скорбятъ. Мать особенно оплакиваетъ свтъ очей своихъ и утху души и клянется не вставать съ сырой земли и съ пепла, пока Господь не явитъ ей судьбы сына. Невста-вдовица, не наслаждавшаяся и трехъ дней своимъ мужемъ, называетъ свой бракъ погребальнымъ шествіемъ и обрекаетъ себя на вчный плачъ. Отецъ разсыластъ слугъ своихъ искать сына, и они между прочимъ приходятъ и въ Эдессу, въ самый храмъ Богородицы, но не узнавъ прежняго барина, изнуреннаго постомъ и нищетой, подаютъ ему милостыню, въ чемъ Алексій, выросшій ихъ господиномъ по римскому праву, видитъ верхъ уничиженія, за которое онъ благодарить Бога, свидтельствуя въ тоже время о своемъ равнодушіи къ земнымъ благамъ, о своемъ радостномъ упованіи на будущее.

Буря приносить бжавшаго изъ Эдессы Алексія не въ Тарсъ, а въ Римъ. Принимая это возвращеніе на родину за дьявольское навожденіе и сатанинскія козни, онъ ршается однако оставаться тутъ, уповая на помощь свыше для продолженія своего служенія Богу нищетой, и утшаетъ себя тмъ, что обреченный жить милостыней, будетъ по крайней мр въ тягость своимъ же родителямъ, а не чужимъ людямъ. Встрчая отца, онъ обращается къ нему съ льстивой похвальной рчью его милосердію, и просить поставить ему на своемъ двор низенькую избенку и дозволять ему питаться крохами съ трапезы своей. Евфиміанъ приказываетъ построить келію у самаго входа въ палаты, чтобъ каждый день видть нищаго и приставляетъ ему слугу изъ рабовъ своихъ, общая ему свободу за служеніе блаженному.

Но дьяволъ не успокоивается и, какъ древле Іова, испытываетъ нын терпніе Алексія, вынуждая отъ него богохульное слово отчаянія, научаетъ слугъ Евфиміановыхъ бить нищаго и издваться надъ нимъ. Но святой молится за нихъ, какъ Христосъ молился за распинавшихъ Его. Такъ проходятъ еще семнадцать лтъ. Предчувствуя кончину свою, Алексій проситъ у слуги своего чернилъ, тростникъ и свитокъ и пишетъ подробно повсть своей жизни для родителей.

Въ воскресный день представляется блаженный къ концу литургіи и въ это время раздается въ церкви голосъ, зовущій, словами Спасителя, труждающихся и обремененныхъ и приказывающій упавшимъ ницъ христіанамъ отыскать слугу Божьяго и заручиться его молитвами. Посл тщетныхъ поисковъ, посл торжественнаго ночнаго моленія въ храм верховныхъ апостоловъ Петра и Павла, Римляне узнаютъ отъ того же чудеснаго голоса о пребываніи святаго въ дому Евфиміана. Къ нему то обращаются императоры {Предположеніе Болландистовъ, что ‘императоры’ означаетъ здсь Гонорія и жену его. императрицу, такъ какъ братъ его, Аркадій, никогда не бывалъ въ Итадія. Но дале имя небывалаго папы Маркіана доказываетъ, какъ мало дорожилъ лтописецъ исторической врностью.}, именемъ врноподданническихъ чувствъ его требуя указанія угодника Божія. Но Евфиміанъ самъ не знаетъ ого, онъ спшитъ домой и отъ слуги Алексія узнаетъ впервые о терпніи, постной жизни и благочестіи призрннаго имъ нищаго, идетъ въ его келію, находитъ его уже мертвымъ, озареннаго чуднымъ свтомъ, со свиткомъ въ рук, хочетъ взять свитокъ, не можетъ. Узнавъ чудную всть, императоры входятъ въ келію съ толпой народа, не кичась своимъ саномъ, падаютъ на колни передъ усопшимъ угодникомъ. По ихъ молитв отдаетъ имъ блаженный рукописаніе, которое громко читаетъ хартофилакъ Аэцій.

Начинается отчаянный плачь отца, призывающаго Бога въ судья между нимъ и сыномъ, лишившимъ его утшенія сидть на постел больнаго, поддерживать его въ объятіяхъ, подавать слабющему пищи и воды, слышать отъ умирающаго послднее ‘будь здоровъ’ и послднюю просьбу не плакать по немъ и не сокрушаться, но принявшимъ передъ смертію послдней родительской ласки. Иначе звучитъ витіеватое рыданіе матери, разорвавшей одежду свою и головные уборы. Не послушался ея сынъ голоса природы, не сломила его воли материнская тоска, дикимъ звремъ остался онъ безотвтенъ на ея горе, такъ пускай теперь сочувствуютъ ой солнце и звзды, если есть въ нихъ смыслъ понимать страданія. Плачетъ невста надъ голубкомъ своимъ, потерявшимъ здоровый и свжій видъ юности, лежащимъ передъ ней точно потухшій свточъ, убившимъ ея надежды и всю сладость ея жизни.

Императоры кладутъ священные останки на богато-украшенное ложе и несутъ ихъ черезъ площадь въ церковь св. Вонифантія, но едва могутъ пробраться сквозь густую толпу поклонниковъ, получающихъ однимъ прикосновеніемъ къ блаженному исцленіе отъ недуговъ своихъ. Кладутъ наконецъ блаженнаго въ драгоцнную мраморную гробницу, которая немедленно сама собой наполняется благовоннымъ елеемъ, исцляющимъ понын больныхъ.

Оканчивается проповдь риторическимъ воззваніемъ къ святому обновить недостойныхъ слушателей и еще мене достойнаго оратора, дерзнувшаго разсказать житіе сіе, и помочь нжь побороть дьявола и достичь небеснаго царствія.

Все это длинное и тяжелое житіе, пересыпанное мудрыми и благочестивыми размышленіями, среди коего полный преданности, а не эгоизма плачь отца стоить одиноко своею искренностью,— очевидно произведеніе византійскаго ритора. Слогъ отмнно дуренъ и напыщенъ, языкъ неправиленъ въ высшей степени (самый текстъ, какъ онъ напечатанъ Массманомъ, полонъ ошибокъ). Кром нкоторыхъ характерическихъ чертъ, которыя явятся намъ изъ сравненія съ другими житіями, замтимъ дв теперь же. Отсутствіе всякихъ данныхъ въ воспитаніи или чувствахъ Алексія къ объясненію его бгства я именно посл свадьбы, указываютъ на пропускъ, который въ преданіи и въ народной мысли былъ вроятно пополненъ, но котораго не ощутилъ и не понялъ бездарный витія, видвшій всю святость Алексія въ его грязномъ и исхудаломъ лик, писавшій свою проповдь долго посл установленія преданія, когда уже поэзія его уступала въ важности тмъ или другимъ, освященнымъ временемъ, подробностямъ. Знаменательно также назначеніе Евфиміаномъ слуги нищему, повсемстная черта житія сего. Вроятно то было прежде обращеніемъ отца къ милосердію слугъ, вызовомъ, кто, по душевной доброт, желаетъ взять на свое попеченіе нищаго богомольца и навщать его. Но когда монашество и нищенство Христа ради вошло въ почетъ, когда, при развитіи іерархическихъ понятій, одно поступленіе въ аскеты уже стало особымъ отличіемъ, печатью Духа святаго, дающимъ право на почтеніе людей, остававшихся въ мір, тогда могло показаться естественнымъ монашествующему писателю, чтобы при первой встрч съ человкомъ, отрекшимся отъ міра, хотя не забывшимъ, какъ чада его снискиваютъ себ лестью покровительство сильныхъ, Евфиміанъ торопился назначитъ ему слугу изъ своей дворни, не тоже ли монастырскій служка въ стнахъ обители, куда изъ далекаго міра доносятся неясные слухи о разрядахъ между людьми, ихъ неравенств и подчиненіяхъ и гд эти понятія какъ то странно примиряются со смиреніемъ и съ отреченіемъ отъ міра?

Второе житіе написано мене вычурно. Вмсто перепутаннаго вступленія о воздаяніи земною похвалой за свтскія достоинства и небесной наградой за духовныя добродтели, здсь короткое хотя немногимъ боле изящное прославленіе воздержанія и самообладанія. Общія мста о добродтеляхъ и милосердіи Алексіевыхъ родителей замнены описаніемъ ихъ подвиговъ — открытаго для всхъ нуждающихся дома, ежедневнаго стола для нищей братіи, за которымъ вельможный хозяинъ самъ прислуживаетъ ей, наконецъ скромной, постной трапезы самихъ хозяевъ въ обществ монаховъ и ночнаго съ ними вмст моленія. По первымъ чертамъ рисунка можно бы предположить тутъ боле художественную кисть и развитіе пластическаго чувства, но введеніе монаховъ въ свтское общество, слдовательно не отшельниковъ, а прямо чернецовъ, въ IV вк такой анахронизмъ, который изобличаетъ личность автора и объясняетъ намъ, что въ его картинахъ надо искать не пластики, а лишь подробнаго назиданія читателямъ, какія именно дла милосердія угодны Богу и наиболе возвышаютъ человка, тутъ не поэзія, а поученіе къ практической жизни.

Краснорчіе, скромность и красота Алексія занимаютъ первое мсто въ описаніи его юности. Тотъ же, какъ и въ предыдущемъ житіи, выборъ невсты изъ царской крови. Бракъ совершается съ соблюденіемъ церковныхъ обрядовъ, подъ золотыми внцами въ церкви св. Вонифантія (гд, по Метафрасту, Алексія только хоронятъ). За брачнымъ пиромъ веселятся гости, женихъ въ грустномъ мечтаніи о цломудріи, отворачивается отъ яствъ, и потомъ, по довольно прозрачному приказанію отца, сопровождаетъ невсту свою въ брачный покой. Тутъ онъ проповдуетъ ей о двственности, указываетъ ей во Христ новаго, истиннаго жениха, даетъ ей на память свой перстень и поясъ, и поручивъ ее Богу — уходитъ. Въ разсказ нтъ ни дйствія, ни прямыхъ рчей, только сухой перечень ихъ, съ сильными намеками на то, чего ряса писца и духовный характеръ писанія не дозволяютъ разсказывать, съ явнымъ намреніемъ выставить на первомъ план цломудріе юности, составляющее главный узелъ этого житія.

Родители заливаются слезами, узнавъ про бгство сына, жена и отецъ не говорятъ однако ни слова, послдній собирается самъ въ путь искать сына, но старость беретъ свое, онъ остается и посылаетъ рабовъ, которые не узнаютъ Алексія и подаютъ ему милостыню. Тоже откровеніе церковному приставнику (здсь пономарю), тоже прославленіе Алексія, бгство его въ Тарсъ, возвращеніе въ Римъ и поселеніе у отца. Но неизвстный писатель считаетъ долгомъ прійти въ восторгъ отъ скромности и смиренія нищаго сына, посвященнаго во вс таинства риторики и обращающагося къ отцу съ простой невитіеватой рчью. Не замчаетъ писатель, что въ приводимой имъ простой просьб Алексія (другая чмъ у Метафраста) есть слово весьма ловко вставленное, чтобы тронуть отца, и которое не могло оставить его равнодушны’: ‘И коли есть у тебя кто на чужбин, да благословитъ тхъ Господь’. Смущенный воспоминаніе’ о сын и его тяжелй судьб, отецъ оказываетъ щедрое гостепріимство страннику, надясь, что и въ далекомъ краю добрые люди окажутъ тоже милосердіе несчастному его сыну.

Испытанія въ родительскомъ дом тже, какія мы видли уже прежде: Алексія бьютъ по щека’, рвутъ ему волосы, выливаютъ на голову грязную воду, въ которой мыли посуду съ отцовскаго стола. Утшаясь изрченіями изъ священнаго писанія, Алексій остается твердъ и благочестивъ. Кончина его, откровеніе въ церкви и отысканіе его мощей, чтеніе завщанія описаны одинаково съ предъидущимъ, съ той разницей, что служка разсказываетъ сперва матери про подвиги нищаго, что Алексій представляется’ пятницу и что онъ по смерти передаетъ рукопись императору и вмст Римскому архіепископу, императоръ является только одинъ, а Аркадій упоминается въ послдствіи вмст съ Гоноріемъ, какъ хронолическое показаніе. Плачь отца представляетъ колебаніе между горестью утраты и радостью видть сына прославленнымъ и оканчивается молитвой къ нему, мать жалуется на потерю единственнаго утшенія, но плакать не можетъ: слезы не льются надъ прахомъ человка, всю жизнь жаждавшаго смерти. Жена наоборотъ плачетъ и молчитъ: скромность, не смотря на шестой десятокъ, замыкаетъ ей уста передъ народомъ. Въ этихъ причитаніяхъ первый слдъ глубокой христіанской надежды, утшающей въ смерти близкихъ людей,— что ихъ ждетъ лучшая, безбольная жизнь за гробомъ. Но подъ перомъ, лишеннымъ всякой поэзіи, образъ этотъ облитъ зарей честолюбія: радость не въ томъ, что сыну тамъ лучше, а въ томъ, что онъ прославленъ, что у родителей теперь близкій передъ Богомъ предстатель и ходатай, и что на нихъ падаетъ на земл лучь небеснаго сіянія сына. И утшеніе это теряетъ для насъ всю свою глубокую искренность и наивную прелесть.

Въ перенос тла (не императорами, а носильщиками) является новое, чрезвычайно важное обстоятельство. Столько народу тснится, что нельзя ни пройти ни пронести тла до церкви. Благочестивый императоръ, въ слезахъ и умиленіи, приказываетъ бросать деньги горстями народу подальше отъ процессіи, надясь, что народъ качнется на деньги и отступитъ отъ святыни. Но народъ честне: средство не помогаетъ, чудотворныя исцленія отъ прикосновенія къ мощамъ не прекращаются, и пренебрегая золотомъ, толпа все боле валить къ останкамъ блаженнаго.

При большей краткости и простот слога, эта редакція однако въ поэтическомъ отношеніи не стоить выше первой, на нее тяжело легъ отпечатокъ мысли, воспитанной въ обрядности и замкнутой въ узкоочерченные предлы искуственныхъ отношеній. Если у автора и было боле таланта, то онъ стоялъ дальше отъ жизни.

Въ слдъ за этими двумя житіями Алексія, познакомившись съ содержаніемъ ихъ, обратимся къ упомянутому выше канону въ честь его, писанному Іосифомъ Гимнографомъ во второй половин IX вка. Можно почти съ достоврностью сказать, что канонъ этотъ, назначенный для чтенія въ храм въ день памяти Божія человка,— самый древній письменный памятникъ о немъ и источникъ, откуда, вмст съ преданіями, вс прочія житіи почерпали свое содержаніе. Съ этимъ согласны даже отцы Іезуиты, ученые издатели Acta SS. Въ богослуженіи восточной церкви этотъ канонъ удержался понын.

Еслибъ и неизвстно было точно время жизни Іосифа, самое содержите канона ручалось бы намъ за то, что онъ стоитъ въ глав всей литературы о Божіемъ Человк. Очевидно писанный для богослуженія, канонъ не представляетъ подробной біографіи святаго, кром его имени не упоминаетъ другихъ пень, ни лицъ, ни мстностей, останавливаетъ вниманіе только на общечеловческомъ и христіанскомъ значеніи его подвиговъ, нтъ картинъ родительскаго богатства, ни прощанія съ женой и ночнаго бгства отъ нея, нтъ исчисленья 34-хъ-лтней нужды и презрнья, нтъ въ особенности ни чудеснаго возвращенія въ Римъ, ни явленій и пасовъ въ Эдесскомъ храм {Только весьма слабые намеки за вс его обстоятельства.}, ни завщанія родителямъ и связанныхъ съ полученіемъ онаго чудесъ. Видимъ только человка проникнутаго до глубины сердца любовью ко Христу и приносящаго въ жертву ей всякія удовольствія плоти и удобства жизни и осненнаго какою то проявляющей его небесной благодатію, чудотворная стихія житія здсь замтна только въ исцленіяхъ, совершаемыхъ при мощахъ, она потомъ уже постепенно прилплялась вокругъ этого зерна, выступая какъ изъ изустнаго преданія, такъ и изъ воображенія народныхъ массъ, склонныхъ къ чудесному, единственному для нихъ доступному признаку божественнаго я высокаго.

Канонъ Алексію перенесенъ разумется къ намъ изъ Царягряда, вмст съ богослуженіемъ восточной церкви, тмъ усердне, что онъ еще недавно былъ принять въ ней. Нтъ сомннія, что по самому содержанію своему — прославленіе нищеты и награда бдности и горю — канонъ скоро перешелъ въ народъ я къ его простому разсказу стали подбирать картняы и подробности изъ прочихъ попадавшихся житій. Мы имемъ полное право видть въ этомъ канон, сохраненномъ донын неизмннымъ въ нашихъ церквахъ, корень и подлинникъ духовныхъ стиховъ нашего народа объ Алексі Божіемъ человк, и считать это преданіе однимъ изъ первыхъ даровъ христіанства нашей народной словесности.

——

Прозаическія и стихотворныя латинскія редакціи житія Алексія Божія человка весьма многочисленны, перечень ихъ, и то не всхъ, можно найти въ Acta SS. и въ сочиненіи Массмана, согласно и съ мнніемъ сего послдняго,— мы обратимъ вниманіе на три редакціи:

1) ‘Каноническая редакція Римской церкви, какъ можно предполагать потому, что она вошла первой въ Сборникъ житій святыхъ или Латинскія четій минеи, печатаемыя въ Нидерландахъ съ XVII вка Обществомъ ученыхъ Іезуитовъ (Болландистовъ отъ имени перваго редактора Johann Bolland ум. 1665) подъ особымъ покровительствомъ всего католическаго духовенства, съ огромными издержками и дйствительно съ рдкимъ усердіемъ я ученостью. Редакція эта (Acta Sanctorum Bolland. Jul. IV 251—253, у Macc. 167—171) служитъ основой или по крайней мр заключаетъ въ себ все, что только встрчается въ прочихъ Латинскихъ житіяхъ и легендахъ, она составлена Болландистами изъ сравненія нсколькихъ кодексовъ, но въ основаніе принята рукопись, принадлежавшая Іерониму Галльскому канцлеру Гельдрскому 1648 г. Оглавленіе ея: Vila auctore anonymo conscripta, ox codice nostro membranaceo ms. antiquieeimo, Hieronymi de Gaule, Geldriae Cancelarii, cum aliis collate.

2) Другая редакція напечатана Картезіанскимъ монахомъ Лаврентіемъ Суріемъ въ его Сборник житій святыхъ: Laur. Surii de probatis sanctorum historiis (Coloniae, 1579, fol. D. 221—223, Macc. 172—175), по отзыву Ламбеція переводъ Метафрастова житія.

3) Наконецъ редакція, совершенно отличная отъ Болландистской и по ней составленныхъ, извлечена самимъ Массманомъ (157—166) изъ отысканныхъ имъ въ Внской библіотек двухъ рукописей весьма близкихъ одна къ другой: а) Cod. Ralisbon. civ. LXX mem. fol. uc. 1736—177 а, въ) Cod. Schelllar 138 mem. fol. fee. uc. 82 d.— 84 b. Въ первой изъ нихъ посл uc. 16 находится: Hoc corpore conlinentur hystoriae eeclesiasticae ex socrate sozomeno et theodorito in unum collectae et nuper de greco in latinum translatae libri numro duodecim. Incipit prefatio Cassiodori senatoris serui dei. Во второй рукописи только Vitae sanctorum.

Редакція, представленная Лаврентіемъ Суріемъ, важна, какъ точная передача западу преданія восточнаго или врне той формы, которую облекло на восток преданіе, возникшее, очевидно, если если не сперва въ Рим, такъ по крайней мр одновременно въ обихъ столицахъ христіанскаго міра.

Разсказъ Сурія безцвтенъ, какъ у западнаго лтописца. Имя въ виду Метафрастовъ текстъ житія, несогласный съ текстомъ Сурія, мы въ прав, кажется, замнить догадку Ламбиція о подложности житія, извстнаго намъ какъ Метафрастова, и о существованіи другаго затеряннаго подлинно Метафрастова текста, другою догадкою, что об разобранныя выше редакціи были извстны Лаврентію Сурію, который извлекалъ свой разсказъ изъ обихъ, дополняя изъ одной подробности, въ другой недостающія. Такъ изъ редакціи Метафрастовой приняты имъ программа воспитанія Алексія,— восторгъ матери, узнающей о желаніи отца женить сына и падающей мужу въ ноги съ просьбой ускорить бракъ,— сравненіе Алексія съ голубемъ жена его переноситъ на себя уподобляясь тоскующей горлиц,— упреки императора Евфимінну, что не говорилъ онъ раньше про блаженнаго, — неудачный переводъ императорскаго титула — sacratissimus вмсто divus,— и наконецъ расположеніе частей разсказа о кончин блаженнаго и откровенія про него ближе подходитъ къ житію Метафрастову, изъ другой греческой редакціи принято: угощеніе Евфиміаномъ нищихъ и странниковъ и ежедневная трапеза съ монахами, употребленіе внцовъ при брак,— бракъ въ цертви св. Вонифантія,— отецъ посылаетъ сына въ спальную,— Алексій отдаетъ невст перстень и поясъ,— беретъ съ собой нсколько своего имущества, которое раздаетъ уже въ Эдесс, — полученную милостыню подаетъ больнымъ и старикамъ, — при встрч съ отцемъ намекаетъ на себя самого, — является въ дйствіи одинъ императоръ съ римскимъ архіепископомъ (что замчательно въ латинскомъ текст), чтобъ оттащить народъ отъ останковъ блаженнаго бросаютъ на площадь золото, но безъ успха,— наконецъ полагаютъ блаженнаго въ церкви св. Петра, а не св. Вонифантія (хотя послднее согласно съ дйствительностью), 17 марта.

Эти выписки доказываютъ, что Лаврентій Сурій пользовался обими греческими редакціями, наименованіе папы только архіепископомъ въ латинскомъ сочиненіи, да еще картезіанскаго монаха, объяснимо только уваженіемъ къ тексту подлинника, и также какъ празднованіе Алексіевой кончины 17 марта относитъ житіе Суріево къ кругу восточной церкви. За тмъ встрчаются нкоторыя черты у Сурія, которыхъ нтъ ни въ одной изъ греческихъ редакцій, а которыя находятся въ латинской Болландистовъ. Сія послдняя въ свою очередь, очевидно, независимо отъ вышеозначенныхъ, передаетъ самостоятельное чисто латинское по дулу преданіе и на глубокую древность ей мы имемъ въ Acta SS. довольно положительное указаніе. Если же Сурій, римско-католическій монахъ, такъ близко держался своего подлинника, что не хотлъ титула архіепископа римскаго замнить титуломъ папы, то едва ли можно ожидать отъ него искаженія житія собственными вымыслами, вроятне, что онъ имлъ передъ глазами и рукописи, служившія впослдствіи Болландистамъ, и съ цлью украсить переводъ свой, сдлалъ изъ оныхъ слдующія, не всегда удачныя, заимствованія:

Богатство Евфиміана описано весьма подробно, именно указано по 3000 слугъ въ золотыхъ поясахъ и шелковыхъ одеждахъ, его милосердіе и щедрость подтверждаются тремя столами ежедневно накрываемыми для вдовъ, сиротъ, странниковъ, нищихъ и больныхъ (собственная прибавка Сурія),— простое прощанье Алексія жен: ‘миръ-ты’ замнено Боллаядистскимъ не совсмъ яснымъ указаніемъ на ихъ будущія отношенія: ‘да будетъ Господь между нами’, но съ страннымъ прибавленіемъ ‘пока ему угодно будетъ’ (ошибкою, если судить по тексту Болландистовъ, отъ переставленія придаточнаго предложенія изъ другаго періода, гд оно относится къ продленію его жизни). Перстень и поясъ свой Алексій обертываетъ въ алый платокъ, передавая ихъ жен на прощань. Чудотворная икона {Въ редакціи Метафраста тона Божіей Матери, въ храм которой происходитъ чудо, въ безъименной греческой редакціи икона Богородицы съ Спасителемъ на рукахъ, и рукахъ исходахъ отъ Спасителя, у Суріа и Болландистовъ глаголетъ икона Богородицы, но кром того привлекаетъ блаженнаго въ Эдессу Нерукотворенная икона Спаса.}, проглаголавшая пономарю, смшана съ иконой Нерукотвореннаго Спаса, по преданію хранившейся въ Эдесс (Sine humano opere domini nostri I. Ch. in Sindone), и Cyрій спшитъ выписать сполна это преданіе {Евсевій, епископъ Кесарійскій, въ IV вк, внесъ въ свою исторію христіанской церкви изъ найденной имъ въ архивахъ Эдессы сирійской лтописи скаканіе про переписку между Іисусомъ Христовъ и эдесскимъ месопотамскимъ царевъ Авгаромъ. Больной Авгаръ просилъ Христа прійдти и исцлить его. Спаситель отвчалъ слдующимъ письмомъ: ‘Блаженъ ты, Авгаръ, что вришь въ Меня не видавъ Меня, ибо написано обо Мн: видящіе Меня не поврятъ Мн, чтобы невидвшіе и вровавшіе имли жизнь вчную. Что же о желаніи твоемъ, чтобы Я къ теб пришелъ, то и здсь (въ Іудеи) долженъ все совершить, на что Я посланъ, и потомъ отойдти къ Пославшему Меня. Когда сіе исполнится, пошлю къ теб изъ учениковъ Моихъ, да исцлитъ тебя и подастъ жизнь домашнимъ твоимъ’. Моисей Хоренскій прибавляетъ къ этому преданію, что Спаситель послалъ Авгару съ письмомъ (написаннымъ апостоловъ омою) и ликъ свой, чудесно отпечатавшійся плат, и утверждаетъ, что видлъ хранящійся еще въ Эдесс Нерукотворенный этотъ образъ,— перенесенный въ послдствія въ Константинополь, а оттуда въ Ринъ (въ церковь св. Сильвестра) или въ Геную, оба города прнаипютъ теперь за собой подлинный образъ. (Си. Wilh. Grimm: ‘Die Sage des Ursprung’ der Christiisbilder. Berlin 1843, n Kathol. Kirchen lexicon, Wetzer and Welte, Freiburg, 1747, T. I.)}, весьма распространенное равно на запад и на восток,— мать, горюя, садится на мшокъ, Евфиміанъ, озабоченный отысканіемъ у себя въ дом святаго, изъ-за котораго подымается весь Римъ и свершаются чудеса въ храм, бросается сперва убирать домъ къ принятію императора и устанавливать стулья и скамейки, мать съ трудомъ пробирается сквозь густую толпу (у Болландистовъ quasi Icaena rampens reli, y Сурія lanquam leacna е vivario ruens), наконецъ полученіе силы и исцленія отъ елея, истекающаго изъ гробницы Алексія, смшано съ концомъ житія въ рукописи Болландистовъ о томъ, что этотъ блаженный все выпросить у Бога людямъ искренно молящимся ему, и вышла вещь дикая даже въ мір чудесъ: ex oleo si quisquis accipiebat, quicquid poslulabat obtinebat a Deo.

О знакомств Сурія съ канономъ Іосифа свидтельствуютъ слдующія слова иконы Богородицы пономарю: ‘молитва его восходитъ къ Богу, какъ иміамъ’.

Одна разв утшительная чорта у Сурія, и впечатлніе, которое она производить на читателя этой сухой риторики, не позволяетъ пройдти ее безъ замчанія,— то вырвавшееся какъ-то слово Crater въ обращеніи Алексія къ своему слуг. Этого слова не было еще ни въ одной изъ помянутыхъ редакцій и только разъ еще встртится оно въ другихъ, какъ ни естественно было христіанскимъ писателямъ вложить его въ уста Божьяго человка. Хорошо понимали они христіанство!

Отъ Суріевской редакціи — посредника между греческой О латинской церковью,— перейдемъ къ западнымъ редакціямъ житія.

Соединеніе большей части картинъ и происшествій обихъ греческихъ редакцій, указанное у Сурія, повторяется и у Болландистовъ, такъ что ихъ редакція житія — самая полная по Фактамъ, выпущены только вс размышленія богодухновенныя и изліянія чувствъ греческихъ риторовъ и рчи и разговоры сокращены. Отличительными чертами латинской редакціи, кром полноты ея, можно указать слдующія: родители даютъ обтъ цломудрія по рожденіи Алексія въ благодарность Богу за оное, — въ воспитаніе Алексія входятъ кром ecclcsiasiicorum sacramenlorum и liberales discipline и omnia philosophiae studia,— къ названію Богородицы прибавляется всегда имя Маріи, — исправляется имя папы, который называется (какъ и слдуетъ) Иннокентіемъ (первымъ) и титулъ ему Pontifex (императоры же опять показаны неправильно оба вмст,— папа, а не императоры, получаетъ рукописаніе отъ покойника, quia pater universalis est, — память блаженнаго празднуется въ день его погребенія, т. е. 14 (должно быть 17) іюля, — наконецъ плачъ матери, досел бывшій во всхъ редакціяхъ связкой общихъ мстъ и эгоистическихъ сожалній о перенесенныхъ ею страданіяхъ, которыя сынъ назвавшись давно могъ сократить, теперь приближается къ плачу отца у Метафраста (ни въ какой другой редакціи впрочемъ не повторенному), она плачетъ о томъ, что сынъ безвстенъ страдалъ у нея въ дом, что въ ея власти было сократить и облегчить его страданія, но что она не знала его, и ея горе, которое она проситъ народъ раздлить и оплакать съ нею, начинается только теперь какъ она узнала, что спокойствіе сына было въ ея рукахъ, а онъ умеръ полуголодный въ лохмотьяхъ и въ истязаніяхъ.

Тепла эта скорбь ея, но невольно нашептывается вопросъ, что это за сынъ, день за днемъ видвшій слезы матери и ни разу не поднявшій руки, чтобъ утереть ихъ?

Кром мстныхъ условіий побудившихъ къ нкоторымъ поправкамъ и измненіямъ, ясно выражается вліяніе идей западной церкви въ этихъ отклоненіяхъ или, врне, различіяхъ римскаго житія отъ византійскаго. Значеніе папы, какъ намстника Божія на земл и царя царей или, по гордому римскому выраженію какъ Servus Servorum, требовало, чтобъ ему одному — patri universali — предоставлены были право и честь получить рукописаніе отъ покойника. Сильно уже развившееся въ западной церкви подъ исходъ перваго тысячелтія исключительное поклоненіе Богородиц отразилось въ постоянномъ упоминаніи ея но имени, Она для Латынина не только Mater Dei, Она Maria сама по себ, славимая и боготворимая. Искаженная въ перенесенія на итальянскую почву древняя эллинская образованность все таки сохраняла здсь слды прежняго разнообразнаго и могучаго роста, между тмъ какъ на прежней родин и въ новой представительниц ея, Византіи, оставалась только по имени, уступая на дл мсто богословскомъ интересамъ, при такихъ условіяхъ внцомъ образованія человка представлялась Греку церковная исторія, между тмъ какъ Римлянинъ, принявъ въ программу христіанскаго воспитанія церковныя науки, помнилъ и уважалъ еще и философію и (непереводимое) artes liberales. Наконецъ самое цломудріе {Прославленіе цломудрія составляетъ чуть ли не важнйшую часть покинутой раньше проповди св. Адалберта Епископа Пражскаго.} получило въ западной церкви, можетъ быть подъ вліяніемъ культа Пресвятой Двы, такое широкое значеніе, которое какъ то даже непонятно уму непривыкшему съ измала къ подраздленію грховъ на смертельные и прощаемые (mortels et vniels) и которое проникло отличительной печатью въ самые протесты противъ западной церкви, этимъ объясняется обтъ цломудрія, произносимый Алексевыми родителями и долженствующій къ ихъ же горю такъ свято быть исполненнымъ ихъ сыномъ. Можетъ быть напротивъ въ этомъ обт думалъ писатель житіи найти нкоторое оправданіе отреченію блаженнаго отъ семейства, какъ и вс послдующіе писатели житія невольно подыскивали des causes attnuantes къ подвигамъ и добродтели Алексія. Т же самыя побужденія вносятъ въ другое латинское житіе нашего блаженнаго соотвтствующую черту въ замнъ родительскаго обта по рожденіи сына: самъ Евфиміанъ хочетъ вести жизнь безбрачную, но принужденъ жениться по вол сената и императора: uxorem ab imperalore el senalu ducere coactue fuit (158).

Приступаемъ именно къ этой самой замчательной изъ редакцій, открытіемъ которой не даромъ гордится Массманъ, впервые напечатавшій ее (хотя при случа нельзя не укорить ученаго профессора въ слишкомъ небрежномъ напечатаніи какъ этого, такъ особенно греческаго текста). Редакція эта составлена Массманомъ по двумъ весьма близкимъ спискамъ Мюнхенской библіотеки. Во многомъ она отступаетъ отъ принятаго Римской церковью въ Acta Sanctorum и слдовательно каноническаго разсказа этого житія. Основаны ли эти отступленія и перестановки на какомъ нибудь другомъ источник, бывшемъ подъ рукою писателя, или они произведенія собственнаго воображеніи и субъективнаго взгляда, не имемъ никакихъ данныхъ для ршенія этого вопроса.

Римскій элементъ выражается сперва въ желаніи связать Алексія съ знаменитыми именами {Основаніемъ этой вставки могло служить преданіе о происхожденіи святаго изъ семейства Савеліевъ, жившихъ на Авентин, гд посл стоялъ монастырь св. Вонифантія, и построившихъ въ монастырской церкви особую каплицу.} древняго Рима: Евфиміанъ происходитъ отъ Сципіоновъ и Аниціевъ, жена Алексія {(Впервые названная у Болландистовъ) Adriatica.} отъ семейства Фабриція, побдителя Пирра Эпирскаго. Но льстя національному самолюбію Римлянина, эти языческія воспоминанія, эта summa laus antiqaorum potarum могли оскорблять христіанина, и писатель спшить возвыситъ еще славу этихъ семействъ, указывая на ихъ дятельное подвижничество къ распространенію христіанства. Алексій является такимъ образомъ внцомъ и наградою имъ за гражданскія и духовныя доблести. Эти благочестивыя разсужденія составляютъ вступленіе къ житію. Поневол вспомнишь при нихъ Солонову жрицу, просившую у боговъ самой лучшей награды своимъ сыновьямъ за ихъ любовь къ матери, и нашедшую ихъ посл торжества — мертвыми. Свтскія почести семьи умножаются еще дружбой не только Евфиміана, но и брата его Арсенія (вновь появляющееся лице) съ императоромъ еодосіемъ, у котораго оба брата крестятъ сына Гонорія, — и еще тмъ, что воспріемникъ Алексія самъ папа Римскій Сирикій. Духовныя добродтели семьи дополняются принятіемъ тмъ Арсеніемъ иноческаго образа и отшельничествомъ его въ глубин Скиіи.

Писатель даетъ волю перу и воображенію и подробне прежнихъ описываетъ богатство Евфиміана (у котораго впрочемъ не три тысячи, а только много слугъ — numcrosi famuli) и останавливается на молитвахъ родителей о сын, но у него уже молитвы въ церкви оффиціальныя, заказанныя Евфиніаномъ по просьбамъ жены: духовное возношеніе сердца къ Богу въ тишин ночи замнилось заказными молебнами, впрочемъ раздача милостыни осталась и усилилась, — спасеніе добрыми длами.

Писатель отступаетъ отъ каноническаго текста преданія и не знаетъ ничего объ обт цломудрія Алексіевыхъ родителей. Въ воспитаніи же онъ еще усиливаетъ каноническій разсказъ, умственное образованіе прямо является ему какъ libri seculares въ противуположность къ scriptura, свтскіе и духовные элементы ршительно раздлились и начинаютъ враждебно смотрть другъ на друга. Посл брачнаго пиршества, описаннаго съ нкоторой претензіей на пластичность поэзіи, ‘наступила ночь, въ которую приготовлено брачное ложе, и благородный юноша съ обрученной своей вступилъ въ тайное безмолвіе своей спальни, и какъ передъ постелью по обычаю патриціевъ горла лампада,— ‘видишь’, сказалъ блаженный Алексій обрученной (своей), какъ свтильня эта пожирается пламенемъ, она догоритъ до конца и упадетъ: такова по правд жизнь наша, объятая пламенемъ похотей, она ежедневно погибаетъ и исчезаетъ, и какъ сгоритъ это жилище, останемся на вки осужденными, поэтому, дорогая, освободимъ души наши отъ этого пламени похотей, отъ побужденій къ сладострастію и наслажденію, которыя принесутъ намъ въ прибыль вчную смерть и сами пройдутъ и исчезнутъ какъ тнь и дынь, оставя за собой только грховное бдствіе’. Сказавъ это, онъ снялъ перстень и далъ ой плачущей безутшно и отвчающей: ‘ступай съ миромъ, ни я не обниму никогда живаго мужа и не перестану быть вдовой.’ (Масс. 159.) Этою живою рчью, естественнымъ и поэтическимъ переходомъ отъ догорающей передъ брачнымъ ложемъ свтильни къ тщет земной жизни и наслажденій ея, замнилъ удачно писатель сухія выраженія своихъ предшественниковъ, въ род того, что ‘блаженный сталъ поучать обрученную, какъ хороша двственность и какъ по истин Христосъ прелестнйшій изъ жениховъ.’ Ту же самую жизнь старается писатель внести въ драматическую минуту, когда родителя узнаютъ отъ невсты вдовы про бгство ихъ сына, давъ этому разсказу видъ разговора, хотя косвенной рчью. Читатель такихъ легендъ съ благодарностью обращается къ писателю, всякій разъ что замчаетъ малйшее поползновеніе внести свжій духъ жизни въ эту канонами расправленную поэзію.

Еще въ самомъ отцовскомъ дом надвъ нищенскую одежду, Алексій начинаетъ своя странствія по совершенно новому маршруту, черезъ Пизу въ Іерусалимъ и оттуда привлеченъ въ Лукку желаніемъ увидть чудотворный образъ Спасителя, писанный съ натуры Никодимомъ. Въ Пиз принимаетъ онъ милостыню отъ отцовскихъ слугъ, въ Лукк чудотворный образъ, разсказавъ про святость его, заставляетъ его бжать отъ мірскихъ похвалъ въ Африку, но буря приноситъ его въ Римъ. Измненіе именъ легко объясняется географическими познаніями писателя, для котораго города Италіи представляли боле ясное понятіе, Іерусалимъ же примшался какъ цль вроятно частыхъ паломничествъ во время написанія этого житія {Массианъ предполагаетъ, что Lucca искажено изъ Laodicea, Pissa изъ Edissa, Edessa. Очень вроятно. Но нтъ ли этимъ искаженіямъ разумнаго объясненія въ существовавшемъ въ это время (вроятно XII вк) паломническомъ и торговомъ пути черезъ Пизу въ Іерусалимъ?}.

Несравненно важне перемна всего характера подвига Алексіева, блаженный обрекъ себя на нищету, но онъ не просить милостыни, а работаетъ руками. ‘Войдя въ городъ (Пизу), онъ нсколько дней искалъ пищу руками своими, пока наконецъ лице его измнилось, цвтъ загорлъ, волосъ сталъ рже, и уже никакъ но боялся Алексій быть узнаннымъ’. И дале: ‘днемъ и ночью занимался онъ постомъ и молитвой и бдніемъ, и разбитый непривычной работой сталъ нсколько заболвать, радуясь даже этому, такъ какъ онъ въ пот лица добывалъ ежедневно хлбъ’ (Масс. 160).

Плодъ съ одной стороны аристократическаго характера древнихъ религій и философіи, требовавшихъ дйствительно досужаго и долгаго созерцаніи, чтобъ проникнуть до сокровенной въ нихъ истины, съ другой восточнаго стремленія выражать свое благочестіе добровольными лишеніями и муками, христіанскій аскетизмъ развился тамъ ране, тамъ чаще и полне, куда по достигалъ живой притокъ юныхъ варварскихъ народовъ, проникавшихъ старое общество сперва какъ гости и плнники, потомъ какъ враги и обладатели. Живыя силы этихъ народовъ, обновившихъ Италію, сказались и въ нашей легенд. Преклоняясь передъ святостью отрекающагося отъ земныхъ благъ и наслажденій, западный писатель мене восточнаго признаетъ святость человка, бгущаго отъ земнаго труда. И, сознаемся, наше сочувствіе на сторон латинскаго житія. Для пониманія этого мста и для оцнки нсколькихъ словъ, прибавленныхъ здсь въ этомъ житіи, не безъ важности слдующія обстоятельства, доказывающія, что въ Сверной Германіи дйствительно видли въ житіи св. Алексія протестъ противъ праздной жизни. Въ XII-мъ вк и потомъ еще разъ въ начал XIV-го посл страшнаго чернаго мора,Ю основано было сперва въ Нидерландахъ, потомъ и въ нижней Германіи братское Общество Ноллардовъ или Лоллардовъ (отъ lollen, lullen, пть вполголоса упокойныя молитвы) или Алексіянъ (fratres laid Alexiani), поставившихъ себ Алексія Божія человка въ покровители, заступники и примръ. Ихъ назначеніе было: ходить за больными, собирать милостыню, для раздачи ея нищимъ, посщать заключенныхъ въ тюрьм и особенно (посл заразы) хоронить мертвыхъ (отчего и прозвали ихъ также fralres cellilae отъ cella — гробъ). Протестуя противъ празднаго и развратнаго образа жизни, установившагося въ монастыряхъ въ то время почти повсемстно, они никогда но хотли стать монашескимъ орденомъ, выхлопотали себ у папъ утвержденіе какъ свтское братство и не разъ должны были прибгать къ ихъ защит противъ нареканій въ ереси и преслдованіи со стороны монаховъ.

Столь важное обстоятельство въ жизни Алексія, какъ прославленіе его иконой, не оставлено безъ развитія и подробнйшаго разсказа, какъ слдовало ожидать отъ словоохотливаго и поэтически настроеннаго писателя. Икона (здсь Спасителя, а не Богоматери, хотя Богоматерь упоминается даже въ византійскихъ редакціяхъ, а у насъ передъ глазами латинская) подробно описываетъ примты Алексія, чтобъ сторожу (mansionarius) можно было узнать его. Къ чему эта замна небеснаго выраженія лица его полицейскимъ описаніемъ примтъ? Позволимъ себ догадку, что усердный монахъ, желая живе представить святаго воображенію народа, списывалъ здсь ликъ Алексія съ иконы, стоявшей въ церкви св. Вонифантія и можетъ быть почитавшейся врнымъ портретомъ. Всхъ писателей житія Алексія озадачивалъ однако вопросъ о томъ, какъ распространилось по городу видніе пономаря и откуда вдругъ поклоненіе или почести, отъ которыхъ Алексій снова бжалъ за море: ne omnem diu habilum pro Deo laborem…. (161). Неясность этого пункта подала поводъ, какъ мы увидимъ дале, къ прекрасной вставк русскихъ каликъ перехожихъ. Въ греческихъ текстахъ пономарь будто разглашаетъ свое видніе, по одной изъ латинскихъ редакцій (Boiland.) пономарь, узнавъ Алексія, бросается ему въ ноги и подымаетъ такимъ образомъ тревогу на паперти между нищими. Настоящая редакція наша разршила вопросъ чудомъ, заставивъ церковные колокола затрезвонить разомъ по всей Лукк, какъ только блаженный переступилъ порогъ храма Богородицы. Не трудно вообразить впечатлніе на сонныхъ жителей такого нерукотвореннаго набата въ глухую полночь. Впрочемъ писатель нашъ охотникъ до торжественности и до колокольнаго звона, и прибавляетъ его къ чудному голосу, возвщающему изъ церковнаго алтаря кончину блаженнаго и то не молящемуся народу, какъ мы досел видли, а собранному папой Иннокентіемъ І-мъ собору противъ Евфиміянъ. ‘Господь самъ, прибавляетъ житіе, заботился о торжественности похоронъ врному сыну’ (Масс. 161).

Взглядъ нашего писателя на отношенія между дтьми и родителями ясно высказывается при невольномъ возвращеніи Алексія на родину. Корабль приноситъ его къ Риму вмсто Африки (замняющей здсь Тарсъ Киликійскій съ храмомъ апостола Павла) ‘по тайному произволенію Божію’ (secreto Dei judicio), но не для того, чтобы утшить родителей или указать ему на обязанность природой опредленную, а ‘чтобъ боле испытать его’ (ut amplius probarctur), на сколько хватитъ у него силъ заглушить голосъ природы Уничтожая обязанности сына къ родителямъ, писатель однако не ослабляетъ обязанностей родителей къ сыну или, точне, обязанностей ихъ къ монаху. ‘И кому же подъ небомъ такъ прилично’, думаетъ Алексій, входя въ Римъ, ‘прокормить нуждающагося, поддержать болящаго, какъ не тмъ, кто по закону плоти должники передо мной за всхъ людей’ {Et qui ad hoc aub coelo tam idonei ut egentem pascant, iufirmum suatincant quam illi, qui ex jure carnis pro omuibus mihi debitores existunt (161).}. Но отказываясь отъ обязанностей и отъ утшеній семейной любви, какъ и отъ тлесной пищи, Алексій, по мннію нашего писателя, но долженъ отказываться отъ услады и пищи самолюбію. ‘Разорвалось бы въ немъ желзное сердце’… ‘еслибъ не оставалось ему въ утшеніе врность обрученной и ея привязанности къ нему’. ‘Ибо она во весь день ничего другаго не думала, какъ сидла подл него и говорила о муж своемъ, плакала и жалобилась. И не былъ онъ тронутъ (‘nec tarnen ipse moveri)’ (162). Странное для отшельника препровожденіе времени — ежедневный разговоръ про самого себя съ влюбленной въ него и преданной ему женщиной, состоящій въ прославленіи своей силы и любви къ Богу (se omnia propter Deum ad perfectam Dei probationers patienter sustinere velle ajobat). Не удивительно, что Болландисты, у которыхъ редакція эта вроятно была подъ руками, не помстили се въ своемъ сборник. Но замчательно внесеніе женскаго чувства и прославленіе женскаго самоотверженія (можетъ быть плодъ Богородичнаго пульта) въ житіи святаго. Этотъ эпизодъ, перешедшій въ иные германскіе духовные стихи, свидтельствуетъ о развитіи совершенно особаго направленія, и потому приведемъ его здсь сполна.

Ловкій намекъ Алексія на самого себя при встрч съ отцомъ, перешедшій изъ безымянной греческой редакціи (Масс. 201) къ Сурію, сталъ у Болландистовъ прянымъ указаніемъ на себя: ut Deus, заканчиваетъ Алексій свое прошеніе отцу, miserealur ei quem habes in peregre (160). Въ теперь разсматриваемой редакціи Алексій проситъ мста въ дом отцовскомъ propter Deum et amorem unici lui, quem habes m oxilio (161). Въ обоихъ текстахъ отецъ тронутъ до слезъ. Но странно показалось нашему писателю, что тщетно разославъ слугъ по всей земл искать всти о сын, отецъ не спрашиваетъ встей у того, который невидимому знакомъ съ нимъ. И къ этому слову писатель привязываетъ слдующій разсказъ:

Отецъ и мать вмст съ обрученной приходили часто и сидли и разговаривали съ нимъ, не зная, что онъ имъ такъ близко доводится. Часто они были разстроены чувствомъ въ его присутствіи. Особенно же часто посщала его обрученная и заботясь о немъ, потому что онъ упомянулъ, какъ сказано прежде, объ ея обрученномъ, изъ любви къ которому онъ просилъ, чтобы и его приняли, кормили и позволили тутъ остаться. Всякій разъ возбуждало въ ней сердечное волненіе и было частымъ поводомъ къ разговору то въ особенности, что онъ не отпирался, что видлъ Алексія, что вмст и заодно съ нимъ странствовалъ и ходилъ и одну съ нимъ получалъ милостыню. Ибо утверждалъ, что самъ онъ по имени не Алексіемъ зовется, а Богомъ даннымъ. И такъ обрученная говорила: ‘Какого вида былъ тотъ, съ кмъ прошелъ ты изъ Пизы въ Лукку?’ ‘Былъ, отвчалъ онъ, головою курчавый какъ я, съ свжимъ голосомъ, съ волосами похожими на ленъ, по росту похожъ на меня, покрытый грубой одеждой и власяницей по голому тлу. Посохъ и суму свои далъ мн, и вотъ они здсь’. ‘Какимъ образомъ, говоритъ, работалъ онъ? Не видалъ ли ты какъ-нибудь перемны въ немъ отъ непривычной жизни?’ ‘Трудомъ и болзнію измненъ былъ, сталъ не похожъ на себя самого лицомъ и цвтомъ и всмъ тломъ’. ‘Что? Какимъ именемъ назывался?’ ‘Алексіемъ’, говоритъ. ‘И про насъ, говоритъ, ‘случалось ему когда упоминать’. ‘Частенько’, говоритъ. ‘Вдь до того сталъ онъ близкимъ мн, что ничего бывало не скрывалъ отъ меня про себя, какъ бжалъ съ твоего одобренія’. ‘Не думалъ ли о плач отца и матери, о моихъ вздохахъ?’ ‘Обо всемъ говорилъ, и утверждалъ, что это именно тяжело изгнанія его сердцу. Однако говорилъ, что для Бога, для совершеннаго испытанія себя и для достиженія сокровища божественнаго воздаянія онъ хочетъ все терпливо перенести и до конца остаться скрытымъ’. ‘Въ этихъ и въ подобнаго рода сочиненіяхъ проходило все время, госпожа почти никогда не отходила отъ нищаго. Одинъ былъ онъ изъ всхъ, кто бы свидтельствовалъ, что видлъ ея обрученнаго или слышалъ положительно про лицо Алексія съ того времени какъ онъ въ первую ночь ушелъ отъ нея, какъ выше сказано. Что дальше? Во всякій день госпожа ничего другаго не длала, какъ только сидла и разговаривала съ обрученнымъ, котораго не знала, (какъ только) плакала и жаловалась. Онъ же однако не былъ тронуть, крпкій въ Бог и утвержденный на томъ, кто для насъ неподвижный камень, онъ мужественно боролся съ вкомъ. Сильное испытаніе, изумительная побда! Легче бы онъ протянулъ голову убійц, легче бы было ему, чтобъ, подвсивъ его, палачъ, терзалъ ему, ногтями и огнемъ, обнаженные бока. Онъ видлъ царскіе пиры, императорскія блюда, которыя ежедневно готовились къ столу отца, и, единственный наслдникъ въ собственномъ дом, безъ всякой нужды молчалъ и нуждался, и Бога ради не желалъ быть узнаннымъ своими, которыхъ всхъ узнавалъ. Одно только оставалось ему утшеніе-врность обрученной и привязанность ея къ нему. Если бъ этого не было, врно разорвалось бы желзное сердце’ (Масс. 162—163).

Достойнымъ и естественнымъ заключеніемъ этого эпизода, въ которомъ такъ нжно и трогательно высказалась привязанность женщины, служитъ ея прославленіе Богомъ. Ей одной, чья жизнь, сердце и слезы принесены были въ жертву ради спасенія души ея мужа, ей одной удлена честь получить изъ руки его хартію, которой не могли взять ни отецъ, ни колнопреклоненные императоры, ни самъ папа, облеченный апостольскимъ саномъ. Думаетъ она про себя: ‘можетъ быть’, говорить, ‘записалъ онъ на память для меня что нибудь о сладчайшемъ муж моемъ, чтобъ узнать мн по смерти ого, и знать мн одной, подойду и посмотрю, не удостоюсь ли получить рукописаніе’. И какъ она подошла, бездыханный трупъ, открывъ руку, протянулъ ей хартію (164).

По этой черт — кому дается завщаніе изъ рукъ покойника — предлагаетъ Массманъ распредлить вс редакціи на три категоріи, распредленіе основательное для редакцій бывшихъ у него подъ руками. Мы видли Византійскія редакціи, несущественно различающіяся между собой, и сокращенный сводъ изъ нихъ напечатанный по-латын у Сурія: не данное отцу рукописаніе дается императору — черта византійская {При чемъ у Сурія un pont aux nes, императоръ и папа вмст получяютъ хартію.}. Въ принятой Болландистами канонической редакціи Римской церкви — одинъ папа достоинъ коснуться завщанія блаженнаго Въ той и другой сфер подчиненіе семейнаго начала власти или свтской или духовной. Наконецъ западная же, но не церковная, но ультрамонтанская редакція, а какое-то преданіе, выросшее отъ того же смени на почв ближайшей къ народу, присуждаетъ знакъ милости Божіей не сану, не посвященію — а полному любви самоотверженію. Припомнимъ, что та же редакція протестуетъ противъ аскетическаго созерцанія, обращая къ работ и работ руками Бога ради бжавшаго изъ отцовскихъ чертоговъ.

Какъ въ корню всякаго человческаго дйствія нсколько весьма разнообразныхъ побужденій,— такъ и въ этомъ писаніи соединились весьма разнообразныя направленія и условія, но при наивности и недостатк таланта писателя но слились, а стоятъ рядомъ, несмотря на внутреннее противорчіе. Писатель человкъ запада, человкъ новаго племени, ни онъ духовное лицо и монахъ, и животъ въ Рим. Преданія славной и дорогой старины вчнаго города озарили писанное имъ вступленіе, монашеская ряса покроетъ конецъ и ей обязаны мы странной вставкой, дышущей келейными интересами и которая вроятно нечто иное, какъ преданіе о происхожденіи монастыря святыхъ Вонифантія и Алексія, построеннаго при древней церкви св. Вонифантія, гд, какъ мы видли, похороненъ былъ человкъ Божій Въ завщаніи своемъ Алексій въ конц прибавляетъ, ‘чтобы отецъ и мать слдующее ему наслдство, отъ котораго онъ отказался Бога ради (qua pro Deo ipse caruisset), сполна отдали Богу на спасеніе ихъ душъ и на вчное поминовеніе имени его въ будущемъ’. ‘Когда они это пожеланію его исполнили, монастырь выстроенъ былъ имъ въ Рим, гд и самъ блаженный Алексій съ обрученною, и почтенный герой отецъ его вмст съ матерью похороненные, ожидаютъ дня будущаго воскресенія.’ (163). Дале говорится, ‘что похоронивъ его въ мраморномъ гроб въ церкви блаженнаго Вонифантія мученика, отецъ и мать и обрученная блаженнаго мужа немедленно передали вс свои имущества и гд увеличивъ церковь учредили они монастырь и построили кругомъ зданія и жилища для монаховъ’ (165).

Тутъ могло примшаться желаніе наставить читателей на дла добрыя, дать имъ благое поученьнце, удовлетворяющее разомъ двумъ цлямъ, и духовной и мірской, такъ чтобъ и овцы спасены были и волки насытились, но была и связь между этимъ эпизодомъ и преданіями небольшой братіи, существовавшей въ послдствіи въ стнахъ помянутаго монастыря, въ томъ удостовряетъ насъ послдняя прибавка нашего писателя, которую также представляемъ въ перевод и которая иметъ такой же мстный колоритъ, служа въ тоже время къ прославленію врной жены — любимой тем нашего писателя:

‘Черезъ два года отецъ блаженнаго Алексія, старикъ Евфиміанъ умеръ отягченный днями, и похороненъ съ боку гробницы, сопровожденъ былъ въ вчномъ блаженник въ короткомъ времени матерью блаженнаго мужа, погребенною съ другой стороны. Послдняя посл всхъ скончавшаяся обрученная просила породъ смертью, чтобъ положили ее вмст съ обручннымъ, что и было сдлано. Итакъ, по открытіи гробницы, бле снга найдены были кости блаженнаго мужа, которыя немедленно, диво сказать! подались въ сторону въ гробниц, чтобъ было мсто положитъ блаженное тло. Руку же положилъ поперегъ, чтобы для любимой обрученной подъ головою была какъ будто обнимающая ее рука. Что видя, множество мужей и женщинъ хвалило и славило Бога, всми благословляемаго, который одинъ творитъ чудеса. Аминь.’ (Масс. 165—166).

——

Отъ редакцій на древнихъ языкахъ перейдемъ прямо къ церковно-славянской, вошедшей въ наши четіи-минеи мсяца марта въ 17 день, житіе преподобнаго Алексія человка Божія. Несмотря на естественное ожиданіе найти наибольшее сходство съ греческимъ подлинникомъ, не смотря даже на заглавіе: ‘отъ метафраста и великія минои четій сокращенне находимъ почти подстрочный переводъ изъ сокращенія, сдланнаго изъ двухъ извстныхъ уже намъ греческихъ редакцій Лаврентіемъ Суріемъ, т. е. переводъ съ латинскаго. Есть, правда, нкоторыя мелкія вставки прямо изъ безъимянной греческой редакціи и одна изъ метафрастова житія, но он такъ ничтожны и по объему и по значенію, что легко предположить, что когда житіе переводилось на славянскій языкъ, т. с. очень давно, въ рукописи, служившей переводчику, находились эти отличія отъ рукописи, по которой Лаврентій

Сурій напечаталъ житіе въ своемъ сборник. Важне гораздо, даже по объему, слдующій вставки въ славинское житіе изъ редакцій, принадлежащихъ латинскому міру: изъ редакціи Болландистовъ объ обращеніи Евфиміана, ищущаго у себя блаженнаго, къ старйшему слуг, {Этого лица вовсе нтъ въ греческихъ житіяхъ. но въ славянскомъ и противъ, латинскаго прибавлено, что слуга очень плохо отзывается о своей дружин, забывъ поговорку, что каковъ попъ, таковъ и приходъ, духовному писателю надо было побранить военный и придворный людъ.} начальнику дружины его, изъ Мюнхенской латинской какъ Алексій изъ кельи своей видитъ жену и мать плачущими по немъ, — наконецъ изъ германскихъ стиховъ — какъ папа, вида усердіе народа къ мощамъ блаженнаго и неудачное распоряженіе императора съ метаніемъ денегъ, общаетъ народу оставить мощи въ церкви для поклоненія имъ сколько народу угодно будетъ. Какъ все это, такъ и названіе папы вмсто архіепископа Римскаго показываетъ въ писавшемъ это житіе для четій миней гораздо большее знакомство съ западной, чмъ съ восточной литературой житія,— и уменьшаетъ значеніе церковно-славянской редакціи для нашего изслдованія.

——

Изъ 12 списковъ, вс XIV о XV вка, собралъ Массманъ 8 германскихъ (mitlelhochdeatsch) редакцій духовнаго стиха или, пожалуй, римованной легенды объ Алексі человк Божіимъ. Къ нимъ прибавилъ онъ житіе, напечатанное въ 1488 г. въ Аугсбург Антономъ Кобургоромъ въ собраніи житій святыхъ, проповдь въ честь Алексія XIV вка гр. Фрицлара и легенду изъ Падерборна. Древность различныхъ сказаній этихъ опредлить трудно, кром трехъ, которыя не записаны съ устныхъ псенъ, а сочинены прямо извстными намъ писателями Конрадомъ Вюрцбургскимъ, Іоргомъ Брейнингомъ и Іергомъ Цобелемъ, вс XV вка. Массманъ, не приводя впрочемъ своихъ основаній, считаетъ редакцію Гретцской и Пражской рукописей самой древней. Относительная древность ихъ для насъ второстепенный вопросъ. Весьма вроятно, что, кром трехъ указанныхъ, остальныя — писателей намъ неизвстныхъ — составлены первоначально въ XII вк, когда распространилось въ Германіи почитаніе блаженнаго Алексія.

По характеру же и по содержанію можно раздлить вс эти стихи (и прозаическіе тоже, кром Падерборнской легенды, перешедшей въ дтскую сказку) на дв группы. Одни придерживаются исключительно разсказа, вошедшаго въ текстъ Болландистовъ, другіе мюнхенской латинской редакціи. Между ними стоитъ эклектическая редакція Внскаго списка XV вка (у Масс. подъ лит. В). Послдніе въ меньшинств: Гретцко-Пражская редакція (напечатанная у Массмана подъ лит. А.), Аугсбургское житіе (у Массмана 180) и почти выписанный изъ него стихъ Іерга Брейнинга 1488 г. (у Массмана 147). Такимъ образомъ древнйшая и позднйшая по нмецки форма житія совпали — доказательство, по мннію Массмана, тому, что этотъ видъ житія коренился во взглядахъ и чувствахъ Германскаго племени и, разъ явившись, пережилъ прочіе разсказы, вторгавшіеся изъ латинскаго и церковнаго міра. Съ противуположностью, выводимою ученымъ издателемъ между каноническимъ и народнымъ разсказами, можно согласиться, какъ и съ предпочтеніемъ, въ поэтическомъ отношеніи отдаваемымъ имъ послднему. Но нельзя, на этомъ основаніи, признать его древнйшимъ. Напротивъ, житіе Алексія принадлежитъ къ кругу Римскихъ легендъ и первоначально облеклось въ образы, соотвтствующіе тому міру, который вертлся вокругъ папства и имперіи. Такимъ предстало оно міру Германскому, и если въ семъ послднемъ выросло сказаніе другое, въ немъ можно видть разв только отвть на римское житіе, оно этимъ не теряетъ своей самобытности, заключающейся не въ созданіи новаго ‘акта, а въ отрицаніи чуждаго взгляда.

На этихъ двухъ группахъ ярко отразилась обыкновенная судьба произведеній, изустно передаваемыхъ и переписываемыхъ. Та, которая передавала чувства и понятія народа, осталась врной себ. Та же, которая списывалась съ чужаго подлинника, произвольно измнялась и искажалась до невроятія. Въ этихъ передлкахъ всегда проглядываетъ желаніе поправить текстъ, придать разсказу боле замчательности, явленію боле чудесности, чувству боле нжности. Но поправки эти всегда медвжья услуга. Такъ инд дополняя картину чудесъ, происходящихъ при рак блаженнаго и описывая распространившееся изъ нея благовоніе, писатель наивно утверждаетъ, что было такъ пріятно кругомъ, такъ пріятно какъ будто въ аптек (Масс. редак. C стр. 410). Тотъ же самый поэтъ подробно описываетъ занятія матери и жены Алексія, какъ та гуляла окруженная фрейлинами, какъ эта, въ потшеніе что-ли свекрови, каждый день съ пньемъ и смхомъ прыгала по двору и по лстниц (Масс. редак. C стр. 187 и пр.).— Одинъ изъ поэтовъ въ торжественную минуту первой брачной ночи совершенно укладываетъ невсту въ постель (редак. F 506 и пр.) — Бросаемые императоромъ при перенесеніи святаго деньги, по мннію практическаго нмца, слишкомъ доброполезная вещь, чтобы пренебречь сю, и точно, по его разсказу, народъ бросается на нихъ, очищая такимъ образомъ мсто церковному шествію (редак. F 1461). Недостаточно другому піиту всхъ чудесъ, окружающихъ кончину блаженнаго, и онъ присочиняетъ новое, какъ Ангелъ Божій, съ небеси нисшедъ, пишетъ завщаніе Алексію, который такимъ образомъ чуть не попадаетъ въ малограмотные, но за то торжественный голосъ не раздастся изъ церковнаго алтари про человка Божія, звонятъ только колокола но городу и неразумное дитя объясняетъ людямъ, что-молъ врно святой скончался, коли самъ Господь Богъ началъ благовстить (рсд. В. 324—352). Но разсказу подлинника икона Пресвятой Богородицы приказываетъ церковному сторожу ввести въ храмъ Алексія, лежащаго на паперти, тутъ было намреніе и прославить его передъ людьми, и испытать его смиреніе. Въ русскихъ редакціяхъ этому эпизоду дано еще высшее значеніе, въ германскихъ передлкахъ онъ опошленъ. Природа перемнилась, мы на дальнемъ свер, сердце пишущаго житіе сжимается при одной мысли, какъ холодно бдному сыну вельможи на каменныхъ ступеняхъ, осыпанныхъ снгомъ въ бурную зимнюю ночь. И вотъ звонаря останавливаетъ голосъ пеоны: ‘встань-ка, лнтяй, отопри человку, что тамъ на паперти, впусти его, не то замерзнетъ.’ (В. 204 и пр.). Хотлось врно наипаче умилить своихъ слушателей такой нжной заботливостью Бога о благоугодившихъ Ему.

Не станемъ разбирать этихъ длинныхъ легендъ, заходящихъ иной разъ за полторы тысячи строкъ. Скажемъ нсколько словъ о другой групп боле самородныхъ стиховъ и въ особенности о боле старинной и подробной редакціи Гретцко-Пражской. Новаго въ ней противъ Мюнхенской латинской редакціи (Масс. А) только немногія черты изъ нмецкаго Феодальнаго быта, напр. военное воспитаніе Алексія посл книжнаго, пребываніе его при императорскомъ двор, и распорядокъ брачнаго торжества. Если эти черты выхвачены изъ жизни, но при томъ изъ жизни аристократическаго общества, за то безпрестанныя ссылки (въ разсказ и разговорахъ) на тексты и книги священнаго писанія показываютъ неопровержимо въ писател духовное лице и желаніе щегольнуть своею начитанностью. Не смотря на то, онъ врно передалъ протестъ своего племени и времени противъ аскетическаго направленія житія и боле своего латинскаго подлинника смягчилъ сторону оскорбительную для семейнаго чувства.

Алексій проситъ милостыни, но, какъ Нидерландскіе братья Алексіяне, полученную милостыню раздаетъ другимъ, для себя онъ работаетъ руками и отъ непривычной работы худетъ и измняется такъ, что его узнать нельзя (нм. редак. А. стр 317—324, 441—443). Возвращеніе его въ Римъ и жизнь въ семейств представляется разумется новымъ испытаніемъ для него, но уже утшеніемъ для матери и особенно для жены. Она не отходитъ отъ него цлый день, они вмст читаютъ священныя книги {За врность этого перевода не ручаемся. У Массмана напечатано:

Vil managen passjon er ir las

Von ir friedel, den er nande.

Er jach, dern wol er kande.

Er hiotz almnosen mit im genommen.

(ред. А. стр. 616—619).

Массманъ переводитъ, что онъ разсказывалъ ей кое что про ея любимаго жениха (er erzhlte manches von ihrem geliebten). Но las — lesen скоре значитъ читать, чмъ разговаривать, panajon же по старогерманскому словарю В. Вакернагеля означаетъ только страсти Спасителя, ихъ описаніе и представленіе, а не страданіе всякаго. Потому (при множеств опечатокъ въ изданіи Массиана) ставивъ точку посл las: онъ читалъ ей кое что изъ Описанія Страстей Господнихъ. Слдующій стихъ: von ir friedel, den er nande поставивъ въ зависимости отъ er jach (sprach): о любимомъ же ея (жених) называя его говорилъ, что хорошо его зналъ и съ винъ вмст собиралъ милостиню.} и ведутъ благочестивые разговоры, отъ которыхъ у нихъ легче становится на сердц, онъ говорить ей про мужа, котораго безъ всякихъ похвалъ описываетъ просто своимъ товарищемъ по нищенству, говоритъ какъ онъ жаллъ о семь, показываетъ сумку и палку — его подарки. И посл этихъ ежедневныхъ бесдъ съ нимъ, гд почерпала она силу утшенія, жена въ прав сказать надъ его прахомъ, что вс ея радости теперь прошли, что съ этого дня стала она вдовой.

——

Другая народность, также принявъ житіе отъ Латинской церкви, но мене сроднившись съ нимъ, оставила намъ памятникъ достойный замчанія: то новую французскую обработку этого житія въ 125 пятистрочныхъ строфахъ {Напечатана въ Zeitschrift fr deutsche Alterthmer von Moritz Haupt, за 1845 годъ, V томъ, стр. 288.

Есть и драматическая обработка этого житія по французски и провансальская поэма о св. Алексі. Намъ не удалось познакомиться съ ними. Заглавіе первой сообщено въ Monmarqui et Michel, Thtre franais au moyen ge. Paris, 1839, page 609, (Macc. 39). Изъ второй помщенъ только отрывокъ въ Lexique Roman de Raynouard (1844, vol. I, page 575) о пребываніи Алексія нищимъ въ отцовскомъ дом.}. Въ рукописи XII вка, принадлежавшей прежде Ламбрингенскому монастырю Англійскихъ бенедиктинцевъ (закрытому въ 1643 году) близь Гильдесгейма, а теперь находящейся въ гильдесгеймской церкви Готгарда, вслдъ за календаремъ и картинками изъ библейской исторіи, помщена картинка, представляющая ночное прощаніе Алексія съ обрученной его и къ этому рисунку приложено помянутое житіе, дале въ рукописи только молитвы.

Писавшему этотъ стихъ (человку съ большимъ талантомъ) не знакома была латинская редакція Мюнхенской библіотеки, онъ писалъ по тмъ же точно сказаніямъ, которыя вошли въ составъ редакціи Болландистовъ. Мстный элементъ современнаго феодальнаго устройства оставилъ свою печать на подробностяхъ, какъ на всхъ средневковыхъ литтературныхъ передлкахъ, но опять народныя черты взяты лишь изъ высшихъ слоевъ общества, чтобъ не уронить достоинства разсказа. Измнена существенно только та черта въ сказаніи, что Алексій заране приготовляетъ свое бгство, отплываетъ ночью изъ Рима на ожидавшемъ его корабл, взявъ съ собой сокровища на дорогу, и только въ Эдесс, на чужой сторон, облекается въ нищенское платье, раздавъ привезенное имущество нищимъ. Но весь разсказъ проникнутъ такой теплотою, разговоры такъ просты и естественны, такъ тщательно выкинута вся риторика подлинниковъ и такъ много сожалнія выражено къ родителямъ при боле умренномъ почитаніи блаженнаго, что читаешь этотъ стихъ съ увлеченіемъ, котораго досел не чувствовалось. Самъ Алексій, обращаясь къ своему слуг, называетъ его bel fr&egrave,re. Ему и до совершенія обряда не хотлось бы вступать въ бракъ, но онъ не сметъ разсердить отца отказомъ (какъ увидимъ и въ русскихъ стихахъ), думаетъ про себя какъ бы сохранить свою чистоту, и видя наконецъ свадьбу совершенною въ торопяхъ противъ своего желанія, ршается бжать, эта борьба нсколько миритъ насъ съ нимъ. Торжество этого стиха въ чувствахъ родителей. Какъ горюетъ невста? Всхлипывая, не называетъ она мужа Spiegelgiasz’омъ — очей своихъ, а бросается къ свекрови: ‘сколько потеряла я! быть мн одной какъ горлиц, пока но найду опять твоего сына.’ ‘Оставлю тебя при себ, отвчаетъ мать, ради Алексія, отъ твоего горя не выздоровть теб, по крайней мр будемъ вмст горевать, ты объ супруг, я объ сын своемъ.’

Узнавъ мертваго сына, родители горько плачутъ — но не о себ, отецъ упрекаетъ сына, что онъ видлъ страданія и слезы матери и не утеръ ихъ, но припоминая и страданія сына, молится, чтобъ ему найти на небесахъ награду, которой искалъ. Мать себя упрекаетъ, что она не узнала его когда онъ въ ея дом терплъ и боллъ, и зоветъ весь Римъ плакать съ нею, потому что ея горе и ея слезъ мало на такое несчастіе.

Въ этихъ чертахъ, полныхъ живой семейной любви, виденъ писатель не далеко стоявшій отъ жизни. Тяжело было ему кончить повсть свою не утшивъ родителей, и — сказавъ коротко о чудесныхъ исцленіяхъ отъ мощей — онъ переходитъ къ встрч Алексія съ родителями и съ женой на неб и къ блаженству, которымъ и они вознаграждены были, — и заключаетъ короткой молитвой, чтобы, заступничествомъ Алексія, Господь даровалъ людямъ міръ на земл и славу за гробомъ.

——

Передъ нами десять русскихъ редакцій стиха объ Алексі Божіемъ человк, напечатанныя у Безсонова или сполна или въ примчаніяхъ, и обозначенныя у него NoNo 28 по 35, собраны он имъ: дв изъ рукописей, дв перепечатаны изъ сборниковъ Киревскаго и Варенцова, остальныя изъ Владимірской, Олонецкой, Смоленской и Полтавской губерній.

Стихъ No 28-й, записанный со словъ омы во Владимірской губерніи (всего 23 строкъ), и неполонъ — только по обрученье Алексія, нкоторые псенные пріемы — частыя повторенія тхъ же стиховъ, сказочное описаніе развитія Алексія (не по годамъ, а по часочкамъ), отсутствіе славянизмовъ — давали бы можетъ быть большую цну этому стиху еслибъ онъ былъ у насъ вполн, какъ есть, онъ не иметъ значенія, проскользнувшее же слово ‘дозволялъ ему батюшка женитися’ даетъ право сомнваться, чтобы самъ пвецъ понялъ значеніе сказанія.

No 29-й перепечатанъ изъ сборника Киревскаго, но съ нкоторыми измненіями, какъ они ни мелочны, они доказываютъ, что у Безсонова былъ другой еще источникъ для этого стиха, жаль, что никто изъ издателей не указалъ на мсто записки и на лицо, отъ котораго полученъ онъ, потому что этотъ чуть ли не важнйшій стихъ, и самый подробный и пространный, въ немъ 469 строкъ (у Кир. 464 стр.). Ни одно существенное обстоятельство житія въ немъ не пропущено, изъ второстепенныхъ недостаетъ трехъ эпизодовъ: кончины жены Алексіевой, подаяніе нищимъ въ отеческихъ палатахъ и небесный отвтъ на молитвы бездтныхъ родителей. Чмъ полне этотъ стихъ, тмъ ближе онъ и по своему слогу къ источникамъ — къ книгамъ, тмъ боле славянскихъ оборотовъ и церковныхъ взглядовъ. Въ немъ одномъ изъ русскихъ стиховъ сохранились извстныя черты греческаго подлинника: обученіе Алексія божественному рукописанію и евангельскому толкованію (42, 43), злоба демона при вид его смиреннаго житія въ отцовскомъ дом среди искушеній богатства, ему принадлежавшаго, выражена слдующимъ испорченнымъ, но книжнымъ языкомъ:

Деймонъ врагъ возневавиствовалъ

Зубами злыми воскрежеташе (306, 7).

Измненіе въ лиц Алексія отъ поста и молитвы, описанное такъ:

Красота въ лиц его потребишася.

Очи его погубишаса,

А зрнье помрачишася (467—9).

замнено по другимъ стихамъ созданными ему Богомъ власами по плечи, бородой по груди, наконецъ послднее видимъ смутное воспоминаніе о пап въ этомъ архіере идущемъ къ обдн, окруженномъ христіанами, попами и патріархами (343). Между тмъ въ этотъ же стихъ вошли т немногія существенныя измненія, которыя русскій народъ внесъ отъ себя въ житіе. Очевидно, что стихъ этотъ прожилъ на Руси всю эпоху развитія преданій о блаженномъ Алексі и отразилъ на себ вс ихъ видоизмненія.

No 30-й отысканъ въ Рубцовскомъ Музеум, отличается краткостью слога, мткостью и народностью выраженій и картинъ, русскія вставки въ стихъ выдаются необыкновенно рельефно и боле чмъ въ другихъ варіантахъ выражаютъ народное чувство. Жалъ, что, при краткости всего стиха, пропущены многія обстоятельства, а о другихъ только упомянуто вскользь. Жаль также небрежнаго изданія этого стиха и въ одномъ изъ важнйшихъ мстъ, смыслъ ясно указываетъ, что посл 84-й строки надо читать 106—127, потомъ 85— 105, наконецъ 129 и дале (128 стр. пропустить). Мы подлинника не видали, но если (какъ вроятно) и въ немъ также ошибка въ расположеніи, то она такъ очевидна, что ее непремнно слдовало исправить, и почтеніе къ подлиннику могло ограничиться разв примчаніемъ о сдланномъ измненіи.

No 31-й, изъ рукописи Публичной Библіотеки, неизвстно какого времени: самый безцвтный и сжатый (78 стр.). Хотя обнимаетъ онъ всю жизнь святаго, но важнйшія обстоятельства пропущены: нтъ чудесъ въ Эдесс, поворотнаго пункта житія, ни событій въ Рим при смерти блаженнаго. У написавшаго стихъ не хватило памяти, поэтому затерялся характеръ житія, но сохранилась народность въ чисто-русскомъ разсказ.

No 32-й записанъ въ Смоленской губерніи на Блорусскомъ нарчіи (325 строкъ), къ этому стиху приведены у Безсонова разнорчія изъ стиха блорусскаго же, напечатаннаго у Варенцова въ Сборник духовныхъ стиховъ, безъ указанія источника, ни мста записанія (276 строкъ). Разница между этими двумя варіантами больше въ отдльныхъ выраженіяхъ, нить разсказа и самыя картины одн и тже, такъ что можно разсматривать оба стиха за одинъ.— Блорусскіе стихи вообще отличаются большою наивностью, перетягиваньемъ предмета въ свой собственный кругъ, примсью ежедневной своей жизни къ разсказу. Грустна эта жизнь, и грустное впечатлніе оставляютъ стихи, которымъ самое дзяканье придаетъ что-то дтскаго, безсильнаго, угнетеннаго. Боле русскаго человка дорожитъ Блоруссъ въ своихъ стихахъ обрядностью въ дл вры, потому что отрицаніе или принятіе этихъ обрядовъ человкомъ сильнымъ и богатымъ для него знакъ братства или народной вражды. Боле русскаго вообще привязывается онъ къ матеріяльному, потому что вка угнетенія и презрнія убили въ немъ богатырскую русскую мочь, удалое стремленіе вдаль, къ лучшему. За нищетой тлесной послдовала дйствительно духовная нищета, нищета страшная, съ одной врой въ утшеніе и съ одной, первой просьбой о хлб насущномъ. Умилительно выражается въ Блорусскихъ стихахъ нжная, сострадательная сторона, рзко выступаютъ отношенія сильнаго къ слабому.

33 и 34-й доставлены Рыбниковымъ, первый изъ Пудожскаго узда Олонецкой губерніи, второй изъ Остречепскаго погоста, вроятно той же губерніи. Первый нсколько пространне (328 строкъ, во второмъ 261 строка), но они вообще весьма схожи между собой, отличаются слогомъ народнымъ, подробнымъ описаніемъ отношеній между рабами и Алексіемъ, изобиліемъ прямыхъ разговоровъ. Къ JNS 33-му приложенъ Безсоновыжь отрывокъ изъ невжественнаго варіанта, весьма любопытный какъ обращикъ перехода священнаго преданія въ баснословную сказку.

No 35-й, южно-русскій стихъ изъ сборника южно-русскихъ псень Метлинскаго, напечатанный оттуда и въ Сборникъ Духовный Варенцова. Это вирши рифмованныя, но весьма популярно написанныя, тмъ интересне составъ ихъ: изъ четырехъ строфъ одна посвящена жизни Алексія, другія три поочередному плачу надъ нимъ отца, матери, жены, такъ что стихъ — вмсто житія — сталъ плачемъ семьи надъ потеряннымъ сыномъ. Семейное горе — одно поразило южно-русскаго человка во всемъ житіи.

NoNo 36 и 174-й (3-й выпускъ Безсонова) представляютъ одинъ сербскій стихъ объ Алексі, сообщенный Маркомъ Вуковичемъ. Довольно длинный (279 стр.) и живописный стихъ этотъ дышеть близостью Италіи, въ основаніе его легли латинскія житія Сурія и Болландистовъ съ ихъ германскою школой. Народное германское преданіе мюнхенской рукописи осталось неизвстнымъ Сербіи. Держась нсколько византійскаго или врне православнаго греческаго міра, сербскій стихъ старается удержать достоинство императора наравн съ папскимъ. Надо замтить сходство съ церковно-славянскимъ житіемъ въ общаніи императора выставить мощи семь денъ для поклоненія православныхъ. Наконецъ нельзя не сказать о пріятной встрч — чего не найдешь и въ русскихъ стихахъ — о прибавк къ завщанію блаженнаго, гд онъ проситъ родителей простить ему огорчившій ихъ подвигъ.

Которое изъ извстныхъ намъ преданій о житіи Алексія, которая изъ приведенныхъ иностранныхъ редакцій легла въ основаніе русскихъ стиховъ,— и къ которому изъ указанныхъ древнихъ или германскихъ цикловъ надо отнести наши стихи — вотъ вопросы, требующіе теперь разршенія.

Безыменное греческое житіе (Масс. 201) ближе всхъ прочихъ къ русскимъ стихамъ. Въ сихъ послднихъ не встрчаемъ мы изъ Метафрастова текста ни совщанія между родителями Алексія о женитьб его, ни заискивающей рчи возвращающагося сына къ отцу о его благотворительности, ни небеснаго повелнія испрашивать заступничества и молитвъ почившаго угодника, ни упрековъ императору Евфиміану въ утаенія человка Божія, сопровожденныхъ увренностью въ врноподданническихъ чувствахъ вельможи, ни всей напыщенной риторики Метафраста,— изъ текста Болландистовъ нтъ подробнаго описанія богатства и длъ милосердія Евфиміановыхъ, ни завертыванія Алексіемъ перстня и пояса въ алое покрывало, ни чудотворной иконы Спаса, ни заботливости Евфиміапа убрать свои палаты для торжественнаго пріема владыкъ духовнаго и свтскаго, ни въ особенности обта цломудрія родителей Алексія. Хотя нтъ въ русскихъ стихахъ и нкоторыхъ изъ картинъ безыменнаго греческаго житія — трапезы, уготовляемой нищимъ, желанія отца самому искать сына, разсказа слуги матери про подвиги странника, колебанія родителей между горестью по смерти сына и радостью о его прославленіи,— но нкоторыя отличительныя черты онаго повторяются по всмъ русскимъ стихамъ, напр. отвращеніе Алексія отъ яствъ на свадебномъ пиру, даръ пояса и перстня (незавернутыхъ) невст, просьба отцу во имя пропавшаго сына. Изъ прочихъ же редакцій находимъ въ русскихъ лишь т черты, которыя встрчаются въ этой греческой. Это преимущественно относится къ Суріевскому тексту, которому слдуютъ наши Четіи-Минеи, изъ него только одна черта перешла во вс стихи наши, прощальное слово Алексія жен: да будетъ между нами Духъ Святой, переводъ Суріевскаго и Болландистскаго: Dens sit inter nos. Согласно тексту Болландистовъ, въ трехъ стихахъ одинъ патріархъ, т.-е. духовный владыка получаетъ грамоту изъ рукъ покойнаго. Другихъ слдовъ нтъ знакомству нашихъ стиховъ съ латинскимъ житіемъ, и даже какъ будто стихи наши не знаютъ церковно-славянскаго житія изъ Четій-Миней, не заимствовано изъ нихъ ни обращенія Евфиміана къ старшему слуг своему посл небеснаго голоса, ни плача жены и матери по умершемъ ночью Алексі, ни общанія папы выставить мощи для народа, — и ни въ одномъ стих нтъ принятаго церковнымъ житіемъ варіанта отдачи Алексіева завщанія царю и пап вмст.

Наконецъ съ чисто германскими стихами, основанными на мюнхенскомъ латинскомъ списк, есть дв сходныя черты: замна молитвъ дома молитвой въ церкви,— молебнами, что впрочемъ вполн въ дух нашего народа, — и замна небеснаго голоса колокольнымъ звономъ. Эта черта впрочемъ только въ однихъ Блорусскихъ стихахъ, объясняемая и близостью къ границ и вообще матеріальнымъ и обрядовымъ направленіемъ ихъ.

Но почерпнувъ свои свднія въ греческомъ преданіи, русскіе стихи составляютъ однако свой особенный циклъ, и глубже другихъ проникнуты своей сообразностью. Мы видли какъ византійское преданіе — предоставлявшее первенство императорамъ — смягчилось до равенства императора съ римскимъ архіепископомъ, и въ такомъ вид вошло въ редакцію Сурія и въ наши Четіи-Минеи, какъ римско-католическое преданіе сохранило и перенесло во французскій и сербскій стихъ первенство паны, какъ германское начало стерло первенство властей, отдавъ хартію усопшато только рук любящей жены его. Тоже торжество семейнаго начала найдемъ мы въ русскихъ стихахъ, только почесть отдается но женщин, какъ въ рыцарскомъ обществ запада, а глав семейства, отцу. Впрочемъ стихи наши не придаютъ такой важности этому эпизоду, одинъ блорусскій стихъ (напечатанный у Варенцова) отдаетъ грамоту императору, трое другихъ — патріарху, двое — отцу, и притомъ стихи самые близкіе другъ къ другу по слову и характеру блорусскіе оба 33 и 34-й розно представляютъ это обстоятельство. Но отдачу грамоты отцу мы не можемъ не признать чисто-русскимъ измненіемъ преданія, и при томъ не случайнымъ, потому что и остальныя отклоненія всхъ русскихъ стиховъ отъ греческаго повствованія соотвтствуютъ этому новому характеру и даютъ намъ право обозначить русскіе стихи какъ семейный циклъ преданій о Божьемъ человк.

Слпые старцы наши и калики перехожіе должны были дорожить преданіемъ, въ которомъ такъ поэтически воспвалось и внчалось земною и небесною славою отреченіе отъ мірскихъ благъ, нищенство Бога ради. При томъ имъ, большею частью слпымъ, малосильнымъ или юродивымъ, не могло придти въ мысль воспть трудъ, который вообще ближе къ сердцу германскаго племени, чмъ славянскаго, и съ этой стороны они не измняли греческаго преданія. Но презрніе Алексія къ семейству, горе брошенныхъ родителей, равнодушіе блаженнаго къ плачущимъ надъ нимъ же матери и жен оскорбляло русскаго человка, съ врнымъ чувствомъ добраго сердца онъ бросилъ завсу на раздирающій душу плачъ покинутыхъ отца и матери и разсказываетъ намъ горе ихъ уже позже, надъ бездыханнымъ трупомъ усопшаго, когда не сынъ боле виноватъ передъ ними, а Господня десница развязала узелъ семейнаго согласія, для такого горя ихъ есть и утшеніе — въ молитв церковной, въ поклоненіи всего города мощамъ возлюбленнаго сына. Самое бгство Алексія русскій пвецъ оправдываетъ принужденіемъ его къ браку, когда онъ, холостой парень, не отдленный еще отъ отца, по русскому воззрнію, ‘не долженъ снимать съ отца своей воли’.— ‘Но неволь меня, батюшка, жениться’, молится онъ къ отцу, и если его, едва достигшаго законнаго возраста, сударь батюшка неволей, государыни матушка неохотой (No 32) подъ внецъ ведутъ, — сами они виноваты, что посвящающій себя Богу юноша не можетъ сохранить своей двственности иначе какъ подъ рубищемъ и далеко отъ родительскаго крова. Послушный, пока есть еще надежда, онъ соглашается на внчальный обрядъ, и только по упрек обрученной — что ты рано идешь на покаяніе?— ршается бжать, оставляя отцу и матери другаго ребенка въ лиц молодой жены: покидаю я тебя съ отцемъ, съ матерью, завщаетъ онъ ей. Недовольный еще этимъ, пвецъ не вритъ, чтобъ Богу были угодны слезы и гнвъ родителей. Сама Богородица, покровительница и заступница матери во всхъ русскихъ псняхъ, приказываетъ Алексію вернуться къ семейству, принести хоть всть про себя, утшить родныхъ тмъ хоть, что онъ подвизается на славу Божію. Вотъ какое значеніе дали калики явленію Богородицы въ эдесскомъ храм, тому даровому чуду словесной иконы, которымъ греческое преданіе хотло только прославлять Алексія передъ людьми, дать земную награду и предложить новое испытаніе его самолюбію.

Д. Дашковъ.

‘Бесды въ обществ любителей Россійской словесности’. Выпускъ второй. Москва, 1868

СТИХИ И СКАЗАНІЯ ПРО АЛЕКСІЯ БОЖІЯ ЧЕЛОВКА.

Читайте также: