М.Н. Катков
М.Н. Катков
Статья сенатора Н.П. Семенова ‘Наши реформы’
Статья сенатора Н.П. Семенова ‘Наши реформы’
Статья сенатора Н.П. Семенова ‘Наши реформы’, Катков Михаил Никифорович, Год: 1884
Время на прочтение: 8 минут(ы)
Давно сбирались мы обратить внимание читателей на статью сенатора Н.П. Семенова ‘Наши реформы’, появившуюся в первой за нынешний год книжке ‘Русского Вестника’. Спешим сделать это по крайней мере теперь, пред выходом второй книжки. Статья эта заслуживает особенного внимания. Почтенный автор обозревает в ней почти все стороны нашего государственного быта, суды, администрацию, земство и касается аномалий, причиненных быстрым ходом реформ, не всегда соображенных с действительными условиями нашей народной жизни и нередко увлекавшихся шаблоном чужих учреждений. Нельзя не сочувствовать общим воззрениям, в духе которых автор рассматривает возбуждаемые им вопросы, и должно отдать справедливость меткости его критики. Не ограничиваясь указанием недостатков, он предлагает самый проект преобразований ныне действующих у нас учреждений в видах соглашения их с основными законами нашего государственного устройства, с потребностями жизни и с тем назначением, для которого учреждения созданы. Та или другая из предлагаемых им мер к улучшению наших беспорядков может стать предметом спора, но каждая есть плод серьезных изучений и вызывает на размышления. Теперь мы ограничимся только должностью референта. Не пускаясь, со своей стороны, в обсуждение вопросов, мы хотим выставить на вид некоторые из отдельных соображений автора, ограничиваясь пока судебного сферой, на которой он всего более останавливается.
Говоря об адвокатуре, автор отрицает ее в самом принципе. Необходимость учреждения адвокатуры стараются доказать несовершенством законов. Но ‘если законы не совершенны, — говорит автор, — то их дополняют юридическое предание и юридический обычай, которые должны быть точно известны суду и без адвокатов’. Из этого вытекает следующее: ‘Если применение закона в данном случае несомненно и просто, то тогда, само собой, адвокат лишний. Если же дело разрешалось в судебной практике разнообразно, то, без сомнения, ловкий адвокат неправой стороны будет пользоваться случаем неправильного решения дела и, следовательно, не разъяснит, а затемнит его, — тогда правая сторона, имеющая менее способного адвоката, легко может проиграть свое дело. Поэтому, когда суд стоит на высоте своего признания, состязание адвокатов бесполезно и обременительно для него. Когда же суд слаб или пристрастен, то адвокаты могут только спутать его или служить сильными пособниками в пристрастных действиях’.
‘Правительство, — замечает далее автор, — само дает адвокатам право свободно защищать правду и неправду как в уголовных делах, так и во всех гражданских процессах, и еще торговать своею защитой… Адвокатура вносит в храм правосудия торг совестью и тайный безнаказанный подкуп суда… Адвокат сверх уговорной платы за защиту требует иногда (и почти всегда) денег на судебные издержки, в употреблении коих не дает и отчета своему клиенту. Если б он дал вознаграждение судьям за выигрыш дела, то, конечно, ни он, ни они, по чувству самосохранения, никогда этого не выдали бы. При таком положении вещей тяжущийся не имеет даже утешения узнать, был ли вообще и кто подкуплен по его делу… а как велик соблазн к подкупу для отправляющих судейские обязанности, можно усмотреть из отношений, в которые поставлены судьи и адвокаты. Судьи получают ограниченное, едва достаточное для прожития с семьей содержание, особенно в столичных городах, и обязаны рассматривать сотни дел в год, без выбора, сколько бы их ни поступило к ним, по очереди работать без устали за одно и то же содержание, между тем как адвокаты могут выбирать себе дела по доброй воле и брать, сколько сочтут нужным не только для своего обеспечения, но и для роскоши, входить во всякие сделки со стороной, какие считают для себя выгодными, и получать за каждое дело особое вознаграждение, иногда огромное’. Затем ‘судья может сказать адвокатам: ‘Знайте вперед, что я никогда не решусь произнести заведомо неправильный приговор, но один из вас должен непременно выиграть дело, другой его проиграть. Мне известно, что каждый из вас получает такое вознаграждение, которое далеко превышает все мое годовое жалованье за десять лет, поэтому я прошу того из вас, кто выиграет дело, дать мне такой-то процент с вознаграждения, которое вы имеете получить от вашего клиента’. Какой же адвокат откажется удовлетворить подобной просьбе ввиду множества мелких услуг, которые судья всегда может оказать подсудимому или тяжущемуся, хотя бы, например, ускорением дела и т.п.? И не только никто из посторонних, но и сам платящий тяжущийся никогда не узнает о подобной сделке, ибо учреждение адвокатуры само вполне охраняет всякий подкуп’.
Может ли при подобной обстановке суд быть скорым, правым и равным для всех, как того желал Царь-Освободитель? При настоящем положении адвокатуры наш суд не равен для всех. Богатый возьмет себе опытного казуиста и может выиграть вполне неправое дело, бедный же может проиграть и самое правое дело. При настоящей обстановке суд наш слишком дорог для бедных, о равенстве пред законом всех здесь не может быть и речи. Дорогой суд — это зло, ‘а дешевизна его есть такое условие, которое должно заставить каждого предпочесть в гражданских тяжбах худшее по качеству судопроизводство и судоустройство лучшему’. А когда процессы обходились дешевле, прежде ли или ныне, в новых судах, это вопрос, вероятно, хорошо известный по крайней мере самим тяжущимся… Настоящая адвокатура, защищающая интересы той стороны, которая больше даст, и обычаем, и даже законом поставленная в необходимость иногда защищать совершенно неправые дела, слишком дорогая для бедных и слишком потворственная для богатых, — может ли она содействовать тому, чтобы ‘правда и милость царствовали в судах’? Не содействует ли, напротив, институт адвокатуры укоренению в народе того понятия, что правда и милость суть дело искусства, привилегия богатства, плод ухищрений продажных ‘ябедников’, ‘ярыг’ и ‘приказных строк’, не более того? Но об этих ‘ярыгах’ и ‘ябедниках’ русский народ уже давно составил свое всем известное мнение. А лучшего ли мнения наш народ в настоящее время об адвокатах? Если не худшего, то, во всяком случае, не лучшего, и по этому поводу автор справедливо замечает: ‘Русский народ не понимает и не поймет их значения в суде’. Да и как же можно понять иначе, как в дурном смысле, деятельность института, члены которого поставлены в необходимость ‘нарушать справедливость в половине всех случаев, вверяемых их защите’.
Не можем не привести цитируемых автором слов Екатерины II в одном из писем к Гримму в 1790 году по вопросу об адвокатуре, которой она во многом приписывала бедствия Французской революции: ‘Против ябедников во всех странах придумывают законы, и даже очень строгие, а во Франции (ябедники) возведены в роль законодателей… Адвокаты, соображаясь с тем, когда и как им заплатили, поддерживают то правду, то ложь, то справедливое, то несправедливое. Я бы прежде всего удалила этих людей и не стала бы бороться по частичкам с тем, что они натворили или творят, это пришло бы после’. В другом письме, рассказывая Гримму, как она награждает заслуги отечеству, императрица прибавляет: ‘Главная тому причина, что адвокаты и прокуроры у меня не законодательствуют и никогда законодателями не будут, пока я жива, а после меня будут следовать моим началам’. Конечно, великая государыня не предвидела, что этому же самому институту адвокатов, в самой Франции уничтоженному в 1791 году и вполне восстановленному лишь в 1830 году, чрез сто лет в России будут воздавать похвалы.
Переходя с отрицательной почвы на положительную, автор предлагает меры к улучшению.
Идеал гражданского судопроизводства есть примирительное разбирательство. Учреждение адвокатуры служить этой цели не может в видах выгоды и поддержания своего сословия. Лучший исход из этого, по мнению автора, есть учреждение третейского суда. Для этого не надо ломки, надо лишь превратить учреждение адвокатов в институт юристов, приписанных к окружным судам, без содержания от казны, но, пожалуй, с правами службы. Для этого надо преобразовать и самые суды. В каждом окружном суде должен быть от короны председатель с товарищем, двумя или более, смотря по надобности, каждый со вполне обеспечивающим его содержанием от казны и всеми привилегиями службы. ‘Затем никаких членов суда от правительства быть не должно. Председатель и товарищи делят между собою поступающие на рассмотрение дела и всегда первоприсутствуют на суде при рассмотрении этих дел, так что для всякого дела суд образуется из коронного председателя и двух юристов (бывших адвокатов), приписанных к суду, которых назовем третейскими судьями. Дела должны решаться большинством голосов’. Самый порядок гражданского судопроизводства автор представляет так.
Каждая сторона сама выбирает из приписанных к суду юристов третейского судью, который будет заменять ей в то же время и адвоката, собирая для каждой из сторон все, чем она может доказать свое право, и представляя это суду, указывая на вызов свидетелей и т.д. и ответствуя лишь за упущения в представлении тех документов и доказательств, которые служили бы к подтверждению права клиентов. В подаче голоса судья должен руководствоваться лишь справедливостью, подавая его и против своего клиента. Вознаграждение от тяжущихся должно быть одно для всех дел и не обременительное. Оно должно распределяться поровну между обоими третейскими судьями, безо всякого в том участия коронных судей. Истец или ответчик может увеличить состав суда для рассмотрения его дела, приглашая по два добавочных юриста за особое вознаграждение, уплачиваемое обеими сторонами, если пожелали обе же, если же этого пожелала только одна сторона, то она и должна платить все вознаграждение за двоих, хотя другая и будет выбирать сама для себя добавочного судью.
Третейские судьи образуют из себя особую корпорацию, совет юристов, наподобие совета присяжных, для урегулирования взаимных отношений и контроля за действиями сочленов. В уголовных делах судьи назначаются по очереди, причем один собирает доказательства в пользу, другой — против подсудимого. Очередь необходима, потому что бесплатное рассмотрение и разрешение уголовных дел ложится повинностью на всех приписанных к суду юристов. Юрист, получивший назначение по очереди, может, по соглашению и за плату, передать его другому юристу, приписанному к тому же суду. Это, с одной стороны, дало бы средства мало обеспеченным практикой юристам, с другой — послужило бы образованию опытных криминалистов. В смешанных уголовных делах с гражданских характером выбор судьи можно предоставить и подсудимым, но за вознаграждение. Участие гражданских истцов в уголовных делах должно быть устранено, ибо закон и без того уста-новляет, что виновный сверх определенного ему наказания обязан возвратить обиженному все у него отнятое и вознаградить за весь вред и убытки, причиненные преступлением. Гражданский иск в уголовных делах необходим, лишь когда надо доказать неопределенную цифру убытков.
Вот проектируемый автором круг действий юристов, долженствующих заменить нынешних адвокатов. Затем тяжущиеся могут брать поверенных на тех же основаниях, как было до 1864 года, то есть для представления исков, подачи прошений, объяснений и т.п.
При всяком окружном суде должен быть окружной прокурор и его товарищ с действительным надзором как за правильностью решений, так и за правильностью производства следствий полицией. Прокурор должен давать в сомнительных случаях заключения относительно применения закона и прочитывать или рассматривать определения суда с правом в известных, указанных законом случаях протеста против них и приостановления исполнения по ним как в уголовных, так и в гражданских делах.
Предлагаемый при такой форме тип третейского суда, по мнению автора, будет иметь последствием: 1) устранение большой ломки в образовании судов, где и самая адвокатура как бы сохраняется, только уже на началах правды, а не лжи, 2) удешевление гражданских процессов, 3) облегчение расходов для правительства, так как плата тяжущихся пойдет на содержание третейских судей.
‘Вследствие этого, — говорит автор, — будет изгнание явного торга и тайного подкупа из храма правосудия, так что, с одной стороны, подсудимые и тяжущиеся не будут иметь нужды в защитниках пред судом, а, с другой — третейские судьи, заменившие адвокатов, не будут иметь никакого личного интереса в том, чтобы вопреки закону или справедливости та или другая сторона выиграла дело, напротив, их интерес будет заключаться в том, чтобы всегда стоять на страже закона и правой стороны, потому что этим только они будут приобретать добрую славу, и к ним будут обращаться в больших процессах, так как всякий истец и всякий ответчик, кроме явно недобросовестных, составляющих все-таки исключение, хотя бы был не прав, считает себя правым и всегда ищет на суде правды и справедливости’.
Все это не повлекло бы и ломки вроде той, которая была вызвана введением судебных уставов 1864 года. Это потому, что собственно адвокатура, как утверждает автор, еще не принялась в России. Хотя сколько-нибудь устроенною можно считать ее лишь там, где есть советы присяжных поверенных, именно в столицах. Затем, всюду в России вместо адвокатов являются малонадежные ходатаи, так что по более важным делам приглашают обыкновенно известных столичных адвокатов. Следовательно, упразднение у нас адвокатуры не было бы и заметно, тем более что она, будучи не столько правительственным учреждением, сколько общественною организацией, не создана нашею народною жизнью, а просто пересажена к нам в один прекрасный день с другой, совершенно чуждой нам почвы.
Производство следствий, по мнению автора, должно необходимо принадлежать полиции. По закону ее дело — предупреждать и пресекать преступления, а потому отнятие у нее производства следствий равносильно сложению с нее ответственности за исполнение своих обязанностей, и при нынешних порядках производимое полицией предварительное дознание есть лишь пустая и бесполезно затрудняющая ее формальность. Следствие должно принадлежать полиции еще и потому, что результаты его поступают ныне на рассмотрение суда — учреждения, где не может быть вполне беспристрастного к следственному делу отношения, пока следователи, как теперь, суть члены окружных судов. Против передачи производства следствий в ведение полиции делается одно возражение: полиция плоха, ненадежна, подкупна. Но если она плоха, то это значит лишь то, что надо сделать ее хорошею. А хорошая полиция произведет следствие лучше, чем самый лучший следователь, так как в ее руках все способы к тому, чего у следователей нет. Наконец, ныне сделана принципиальная ошибка в самой постановке судебного следствия. Предварительному следствию по горячим следам (что особенно важно, так как с течением времени самое событие более или менее теряет свой настоящий характер) ныне придано менее чем второстепенное значение, настоящее же следствие начинается лишь в суде, иногда чрез много лет после события, и притом с чтения обвинительного акта, составленного в суде же. В силу этого ныне исход дела немало зависит от силы прокурорского обвинения или красноречия адвоката, между тем как было бы гораздо справедливее поставить исход его в зависимость от самого следствия, а не от судоговорения. А фактов следствия всего лучше может добыть хорошая полиция, и гораздо лучше будет, если образованные юристы обратят свои силы и знания на живую деятельность, а не на мертвую канцелярскую работу по составлению обвинительных актов и не на столь же формальную и малополезную коронную адвокатуру. Вследствие этого, по мнению автора, необходимо преобразовать и прокуратуру. Прежних губернских прокуроров и уездных стряпчих ныне заменили судебные прокуроры, которым, не будь адвокатов, нечего было бы и делать. Они должны служить адвокатами правительства (хороши же у правительства адвокаты!) по уголовным делам и наблюдателями за производством следствий, а в кассационном суде они лишь чиновники, подготовляющие дела присутствию и дающие по ним предварительно свое заключение, подобно начальникам отделений в департаментах министерств. Надзора же судебного они не могут иметь, ибо у них отнято право останавливать своим протестом исполнение судебных решений. Таким образом, если бы передать производство следствий полиции, а адвокатуру на суде в ее настоящем виде упразднить, то прокурорам совсем нечего было бы делать. При проектируемом же автором порядке прокуратура получила бы гораздо более важное значение и влияние на справедливое решение процессов.
Впервые опубликовано: Московские ведомости. 1884. 29 февраля. No 59.