Время на прочтение: 18 минут(ы)
Н. И. Тургенев о крестьянской реформе
Русская литература, N 4, 1961.
Среди парижских писем И. С. Тургенева, относящихся к 1861 году и адресованных его близкому знакомому, декабристу Н. И. Тургеневу, сохранилась записка, содержание которой до настоящего времени было не вполне ясно. В ней говорится о какой-то статье адресата, вызвавшей одобрение И. С. Тургенева.
В записке сообщается: ‘Любезнейший Николай Иванович, посылаю Вам Вашу статью, о которой не успел вчера поговорить и которую считаю совершенно справедливою и дельною. На днях я к Вам зайду — и мы потолкуем еще об этом вопросе’.1
А. А. Фомин, опубликовавший это и другие письма И. С. Тургенева к Н. И. Тургеневу в сборнике ‘Тургенев и его время’, оставил без комментария приведенные строки, указав только, что письмо написано в 1861 году, о чем можно судить по сходству почтовой бумаги с другими письмами этого года. Между тем вопрос о том, какая статья обсуждалась в это время обоими писателями, представляет немаловажный интерес. 1861 год был знаменательным годом для обоих Тургеневых, деятельность которых по-разному и в разных сферах, но в равной степени тесно была связана с крестьянским вопросом в России.
Как публицист Н. И. Тургенев впервые приобрел широкую известность еще в 1818 году, когда был издан его ‘Опыт теории налогов’, работа, насквозь пронизанная идеей борьбы с крепостничеством. В декабристском движении, видным участником которого был Н. И. Тургенев, он, как известно, занимал особое место, потому что придавал проблеме освобождения крестьян преимущественное значение по сравнению с другими политическими задачами. Всю свою жизнь писатель посвятил изучению крестьянского вопроса, пропаганде своих идей и посильному их осуществлению, насколько это было возможно в условиях эмиграции.
С другой стороны, и И. С. Тургенев, как автор ‘Записок охотника’, как писатель, чрезвычайно чуткий к общественно-освободительным тенденциям эпохи, и как представитель той части дворянской интеллигенции, которая практической деятельностью способствовала проведению крестьянской реформы, чрезвычайно внимательно следил за движением теоретической мысли и ходом событий в этой области. Естественно поэтому, что начиная с 1859 года (писатели познакомились в 1858 году в Париже, где Н. И. Тургенев жил в качестве эмигранта) крестьянский вопрос стал основным содержанием переписки между И. С. Тургеневым и Н. И. Тургеневым. Уехав из Парижа в Петербург, И. С. Тургенев информирует своего корреспондента о том, как подвигается в России ‘великое дело освобождения’, о деятельности Я. И. Ростовцева, возглавлявшего редакционные комиссии, о возможных сроках ожидавшегося уже тогда ‘Указа’ (письмо от 5/17 декабря 1859 года).2
В 1860 году И. С. Тургенев сообщает о смерти Ростовцева (‘Смерть эта, в настоящих обстоятельствах, бедственна’), о перспективах дальнейшей деятельности редакционных комиссий, обсуждает конкретные положения ожидавшейся реформы (‘кажется, умеренный надел восторжествует’) и делится с Н. И. Тургеневым своими соображениями по поводу практической перестройки помещичьих хозяйств в ожидании реформы.3 И. С. Тургенев в это время уже предпринял ряд шагов, облегчавших переход к новым формам экономических отношений, о чем он рассказывает подробно в своем письме к Н. И. Тургеневу от 10/22 февраля 1860 года. В том же письме И. С. Тургенев упоминает о последних работах Н. И. Тургенева: ‘Очень хотелось бы мне прочесть Ваши две брошюры: но не могу придумать, каким бы средством их получить в руки. — Придется мне отложить это удовольствие до весны, т. е. до конца Апреля, когда я надеюсь быть в Париже’.4
По всей вероятности, здесь имеются в виду работы Н. И. Тургенева ‘О силе и действии рескриптов 20-го ноября 1857 г.’ (1859) и ‘Вопрос освобождения и вопрос управления крестьян’ (1859). Эти брошюры И. С. Тургенев упоминает также в своей статье-некрологе Н. И. Тургенева (1871). О них, очевидно, говорит и сам Н. И. Тургенев в письме в Россию от И октября 1859 года. Это письмо, адресованное неизвестному лицу, было передано Александру II, а затем Я. И. Ростовцеву для обсуждения в редакционных комиссиях. В нем имеются следующие строки: ‘… недавно, когда вопрос был поставлен на очередь русским правительством, я поторопился напечатать несколько статей — плоды серьезных работ по этому поводу’.6 В том же письме автор, побывавший в 1859 году в России, рассказывает о результатах своей практической попытки разрешения крестьянского вопроса в его имении Каширского уезда Тульской губернии. Таким образом, Н. И. Тургенев и И. С. Тургенев почти одновременно проводили опыт ‘перехода в новый быт’, постоянно обменивались мнениями о ходе подготовки реформы, с нетерпением ждали появления правительственного акта об отмене крепостного права.
Как известно, манифест был подписан Александром II 19 февраля/3 марта 1861 года, но опубликован был не сразу, а только через полмесяца — 6/18 марта 1861 года.
И. С. Тургенев находился в это время в Париже. Он регулярно информировал А. И. Герцена о сведениях, поступавших из России, относительно публикации манифеста. В письме от 10-12/22-24 февраля 1861 года он пишет: ‘Имею также сообщить тебе самым достоверным образом, что указ об эманципации выйдет скоро: никаким другим слухам не верь…’6 В письме от 25 февраля/9 марта — снова о том же: ‘Из Петербурга по-прежнему обещание (кажется несомненное) объявить свободу 6/18-го Марта’.7 Наконец, 2/13 марта 1861 года Тургенев в письме к Герцену еще раз сообщает об изменении предполагавшегося срока публикации манифеста: ‘Манифест… выдет в то воскресение, т. е. через 9 дней… Дожили мы до этих дней, а все не верится и лихорадка колотит…’8
В письмах Тургенева к Герцену отразились тревожные настроения, охватившие как Тургенева, так и тех людей, с которыми он в это время встречался в Париже. Первым и наиболее близким среди них был Н. И. Тургенев. В Рукописном отделе Института русской литературы (Пушкинский дом) АН СССР в архиве Н. И. Тургенева сохранилась неопубликованная статья, помеченная датой 19 февраля/3 марта 1861 года. Текст ее озаглавлен: ‘Статья о (временной) приостановке объявления Манифеста 19 февр. 1861 г.’. В ней содержится острая характеристика значения крестьянской реформы, а также политической борьбы в России, сопровождавшей ее подготовку. Взгляды, высказанные Н. И. Тургеневым, представляют немаловажный интерес для характеристики мировоззрения автора и свидетельствуют об идейной близости, существовавшей в это время между ним и И. С. Тургеневым.
Статья Н. И. Тургенева содержит ряд положений, характерных для либеральной интеллигенции 60-х годов. Единственно приемлемым путем освобождения крестьян от крепостной зависимости является, по мнению автора, путь реформ — инициатива, исходящая сверху. Об этом свидетельствуют и характерные оговорки о ‘кротости и долготерпении’ народа, о ‘строгой умеренности’ при обсуждении крестьянского вопроса, и дифирамбическая оценка роли Александра II в деле подготовки реформы, и то снисхождение, с которым оценивается деятельность редакционных комиссий во главе с Н. Я. Ростовцевым. Отстаивая необходимость гласности печати, Н. И. Тургенев скрыто полемизирует с направлением ‘Современника’, широко освещавшего на своих страницах хронику освободительной борьбы в странах Запада и Востока.
Однако обращают на себя внимание острые критические суждения автора о недостатках реформы. С позиции искреннего сочувствия народу Н. И. Тургенев называет реформу неудовлетворительной, далекой от задач истинного освобождения крестьян, половинчатой по своим экономическим результатам. Он подвергает критике идею выкупного оброка, подушного оклада, сохранения рекрутской и других повинностей. Автор обрушивается на варварское постановление о телесных наказаниях и горячо выступает против запрета гласности, без которой немыслимо никакое общественное движение.
Анализируя и критикуя реформу, Н. И. Тургенев признает за ней значение первого шага по пути ‘великой цели освобождения крестьян с землею’. Всем содержанием своей статьи он обосновывает необходимость скорейшего претворения в жизнь хотя бы тех положений, которые были выработаны редакционными комиссиями. Оттяжка обнародования манифеста послужила для него поводом выступить с обличением реакционеров, тормозивших дело освобождения, и подвергнуть суровому осуждению государственный аппарат России. Мысли, высказанные Н. И. Тургеневым о приостановке реформы, во многом совпадали с тем, что писалось на страницах прогрессивной печати того же периода и, в первую очередь, в герценовском ‘Колоколе’.
15 марта 1861 года в ‘Колоколе’ появилась передовая статья Герцена ‘Духу не достало!’, посвященная той же теме — отсрочке обнародования манифеста, чреватой бедственными последствиями. В этой и других статьях того времени А. И. Герцен разоблачает ‘плантаторскую оппозицию’ крепостников, тормозивших дело освобождения крестьян, клеймит позором государственных сановников — ‘седых скопцов’, которые пытались задержать ход истории. ‘Ведь это не просто взятки, не просто грабеж, это нож, воткнутый в будущее’, — пишет Герцен 1 марта 1861 года в ‘Колоколе’, характеризуя историческое значение реформы. ‘Столько для России никогда не стояло на карте, ни в 1612, пи в 1812 году’.9
В то же время Герцен подчеркивает, что освобождение крестьян только начинается с провозглашения манифеста, что необходим в ближайшее же время ‘второй шаг’, который должен привести к истинному освобождению крестьян с землею, уничтожению телесных наказаний и гласности в суде и печати. Роль Александра II в истории реформы также получила сходную оценку в статьях А. И. Герцена и Н. И. Тургенева.10
До настоящего времени в литературе о Н. И. Тургеневе не учитывалась его критическая позиция по отношению к реформе 1861 года. Наоборот, во многих работах утверждается обратное. ‘В 50-60 гг. XIX в., когда условия изменились, тургеневский проект мало чем отличался от крепостной реформы 1861 г., которую, как и следовало ожидать, Тургенев восторженно приветствовал’, — читаем мы в исследовании 1954 года.11 О том же говорится в недавно вышедшей ‘Истории русской экономической мысли’: ‘Реформу 1861 г. он (Н. И. Тургенев, — Т. Г.) встретил с восторгом и считал, что она пошла дальше его проектов’.12
Более того, позиция Н. И. Тургенева по отношению к аграрной реформе 1861 года неоднократно сравнивалась с позицией таких реакционных деятелей, как П. П. Гагарин,13 сторонник так называемого ‘нищенского надела’, ‘двойной изменник народа’, по определению Герцена.
В названных выше работах не учитывается эволюция взглядов Н. И. Тургенева в период революционной ситуации конца 50-х-начала 60-х годов. В этот период Н. И. Тургенев изменил свое отношение к целому ряду общественных явлений в России, в частности к реформаторской деятельности Сперанского,14 к собственным аграрным проектам, основанным на идее безвозмездной передачи крестьянам трети помещичьего надела. Оставаясь убежденным противником революционного вмешательства, Н. И. Тургенев, разочарованный, по собственному признанию, результатами практического применения своих аграрных идей в принадлежащем ему тульском имении, в ряде вопросов пересмотрел свою прежнюю позицию по отношению к задаче освобождения крестьян. Убедительным доказательством этого является публикуемая нами статья Н. И. Тургенева, демократические тенденции которой не подлежат сомнению.
Эта статья, по всей вероятности, предназначалась для ‘Колокола’, на страницах которого в 1858-1863 годах неоднократно выступал Н. И. Тургенев.15 К этому же времени относится переписка между Н. И. Тургеневым и издателями ‘Колокола’. В первые же дни после обнародования манифеста А. И. Герцен и Н. П. Огарев обратились к Н. И. Тургеневу с дружеским приветствием, отвечая на которое Тургенев повторил часть своих критических суждений по адресу реформы.16
Связь Н. И. Тургенева с ‘Колоколом’ поддерживалась и через И. С. Тургенева. Однако статья о приостановке манифеста не была опубликована на страницах этого издания. По-видимому, автор, со дня на день ожидавший публикации манифеста по сведениям, поступавшим из Петербурга, затянул отправку рукописи в Лондон. Доказательством этому служит записка И. С. Тургенева к Н. И. Тургеневу, приведенная нами в начале сообщения. В свете вышеизложенного несомненно, что именно эту статью о приостановке объявления манифеста имел в виду И. С. Тургенев, выражая свое одобрение автору. Учет времени совместного пребывания в Париже Н. И. Тургенева и И. С. Тургенева, а также сопоставление записки с другими письмами И. С. Тургенева к семье Тургеневых,17 позволяют установить, что она была написана в воскресенье 5/17 марта 1861 года, т. е. в день провозглашения манифеста. Сведения об этом дошли до Парижа на следующий день.18 Естественно, что прямой повод для напечатания статьи Н. И. Тургенева этим устранялся, и она так и не увидела свет.
Легко представить себе, каким волнующим событием для обоих Тургеневых была долгожданная весть, встреченная ими далеко за пределами родины. В письмах к друзьям И. С. Тургенев подробно описывает, как прошел этот день. ‘Мы здесь третьего дня отпели молебен в церкви, — пишет он в письме к А. И. Герцену от 14/26 марта 1861 года, — и поп произнес нам краткую, но умную и трогательную речь, от которой я прослезился, а Ник. Иванович Тургенев чуть не рыдал. Тут же был и старый кн. Волконский (декабрист). Много народа перед этим ушло из церкви’.19 Сохранилась еще одна, не опубликованная до настоящего времени записка И. С. Тургенева к Н. И. Тургеневу, относящаяся к тому же периоду. Написана она, как это устанавливается по содержанию и по помете ‘понедельник’, на следующий день после молебна — 13/25 марта 1861 года. В ней говорится:
‘Почтеннейший Николай Иванович,
я сам не знаю, сколько и кому надо заплатить. Это я узнаю от кн. Долгорукова (старика), который этим распоряжается, — и тотчас сообщу Вам. Постараюсь зайти к Вам — потолкуем еще о нашей радости.
Преданный Вам
Ив. Тургенев.
Понедельник утром’.20
В записке, как видим, речь идет о денежных расчетах за молебен. Упоминаемый Долгоруков-старик (в отличие от П. В. Долгорукова, также находившегося в Париже) — это кн. С. А. Долгорукий, служивший в Петербурге секретарем комиссии прошений в императорской канцелярии. С 1857 по 1862 год он находился в отставке по болезни, жил за границей (в Италии), а в феврале 1861 года приехал с С. Г. Волконским в Париж.21 С. А. Долгорукий был знаком с Н. И. Тургеневым, состоял с ним в переписке и способствовал официальной реабилитации Н. И. Тургенева в России.22 Записка И. С. Тургенева к Н. И. Тургеневу, содержащая сведения об С. А. Долгоруком, дополняет представление о русском окружении писателя в Париже в период провозглашения манифеста 1861 года, а также представляет определенный интерес как последнее известное нам звено в истории переписки писателей, посвященной теме крестьянской реформы в момент ее свершения.
Ниже публикуется текст статьи Н. И. Тургенева от 19 февраля/3 марта 1861 года.23
Статья о (временной) приостановке объявления манифеста 19 февраля 1861 г.
Все ожидали, что сегодня, 19 февраля/3 марта, будет обнародован манифест об освобождении крестьян. Ожидания не сбылись. Ген. губ<ернато>р Сп-бургский объявил, что никакого манифеста об освобождении в сей день издано не будет.24
Откуда, от кого вышло это бедовое решение? От тех ли, кои, находя приготовленное учреждение о новом порядке вещей неудовлетворительным, намерены его улучшить для вящего блага крестьян и помещиков, или от тех, кои упорно и слепо противоборствуя освобождению, просто желают дальнейшего, безотчетного отлагательства, лаская себя столь же преступными, как и тщетными надеждами, что, затянув дело, они выиграют время и что могут случиться такие происшествия, кои не позволят правительству устремить все потребные силы на приведение в действо столь для них ненавистного освобождения?
Из сих двух предположений ничто не позволяет нам остановиться на первом. Наши так называемые государственные люди, заседающие или в главном крестьянском комитете, или в государственном совете, и коим, без сомнения, надлежит приписать эту несчастную остановку в обнародовании манифеста, все эти лица вообще не отличили себя по сию пору никаким особенным усердием к великому и святому делу, предпринятому императором Александром II. Все они, едва ли с одним или двумя исключениями, решительно противились освобождению. Это ясно доказывается запискою министра внутренних дел, напечатанною в ‘Материалах для истории крестьянского вопроса’,25 запискою, в коей министр представляет государю, что огромное большинство, оказавшееся в губернских комитетах противным делу освобождения, поддерживается и покровительствуется главными сановниками в Сп-бурге, а именно членами главного крестьянского комитета.
Таким образом, мы находим себя в необходимости признать не только, что несчастная остановка была внушена духом сопротивления праведному делу освобождения, но сверх того, что ответственность в сем деянии падает на верховных государственных сановников, коих благий государь призвал к себе на помощь для совершения сего великого дела. Эта ответственность ляжет на них тяжело и пред современниками, и пред потомством. Легко быть может, что они сами не чувствуют и не понимают всей важности сей ответственности. Живя в узком кругу официальной, служебной русской жизни, дыша в душной атмосфере канцелярской или придворной, чуждые всему живому, всему высокому, благотворному в управлении государственном, чуждые даже самым массам народным, их верованиям, их стремлениям, надеждам, их справедливым ожиданиям, они, полагаясь на кротость и на долготерпение народа (в чем, надеюсь, они и не ошибутся), спокойно и хладнокровно пишут и издают приказы, указы, постановления, объявления, учреждая комиссии, комитеты, вызывая депутатов и в губернии, и в столицу, то вдруг оживляя бедный и угнетенный народ каким-нибудь радостным словом, благим обетом, то угрожая всею строгостию законов (т. е. ужасными истязаниями) непокорным, коих между тем не является. Для таких людей все состоит в издании какого-нибудь постановления, предписания или указа. Четыре года народ ждал освобождения. Приказ Сп-бургского военного губернатора, в двух словах, предписывает не ожидать ничего. И дело в шляпе! Так эти господа понимают управление государственное!
Итак ответственность остановки в деле освобождения падает на верховных сановников государственных. Дабы довести это до очевидности, стоит только вспомнить ход сего дела. Оно возникло вследствие слов, сказанных императором дворянству в Москве. В сих словах государь обратил внимание дворянства на необходимость уничтожения крепостного права. Они были достопамятны особенно простым, ясным, но смелым, честным и в полной мере здравым, справедливым и великодушным замечанием, что ‘лучше начать дело сверху, нежели ожидать, чтобы оно началось само собою снизу’.
Изрекать хвалы государю самодержавному для честного человека всегда затруднительно. Недаром сказал Державин:
Раб и похвалить не может:
Он лишь может только льстить! 2в
Не менее того, обстоятельства, в которых Россия теперь находится, требуют, чтобы мы прямо и честно отдали должную справедливость великодушному и мудрому поступку Александра И. Вспоминая исторические примеры, мы не находим ни одного, в коем какой бы то ни было властитель изъявил пред народом с такою ясностию, с такою твердостию и честностию свою задушевную мысль, указал так просто и смело на корень зла, губящего государство, и с такою откровенно-стию призвал других к соучастию в отстранении зла и в совершении добра.
В этот незабвенный день император исполнил во всем совершенстве долг свой как император и как человек. Все, что зависело от пего, он сделал. Он изъяснил, в чем состоит дело, он указал цель, к которой надлежит стремиться для спасения государства. Дальнейшее развитие благих его намерений, приведение оных в исполнение, естественно, должно было быть возложено на министров, на государственный совет и т. п.
Все обстоятельства хода сего дела теперь известны. Мы ясно видим из напечатанных за границею ‘Материалов’, что государь с самого начала до конца, т. е. до окончания трудов редакционных комиссий, действовал всегда неуклонно, с твердою последовательностию, с просвещенным и неутомимым стремлением к предположенной цели. Одним словом, он остался верным в полном смысле самому себе и святому делу, им предпринятому.
Прежде всего был учрежден комитет из главнейших сановников государственных. Государь предложил им дело и спросил: признают ли они поставленный им вопрос освобождения своевременным и необходимо подлежащим ясному и окончательному разрешению, согласному с благом крестьян и государства. Все или почти все сознали необходимость освобождения. Не менее того дело плохо подвигалось вперед. Скрытое, но между тем всеми понимаемое сопротивление членов комитета видам государя достаточно изъясняет эту медленность или неуспешность в ходе дела, не говоря уже о том, что члены комитета вообще и в особенности делопроизводители оного оказались весьма мало способными к совершению дела столь важного и многосложного. Надлежало искать иных средств, иных орудий для достижения предположенной цели. Выбор людей был весьма затруднителен. Но и здесь праведность и твердость его намерений помогли государю. Он поверил дело Ростовцеву и не ошибся: могила Ростовцева это доказывает. Ростовцев не изменил государю. Принявшись за дело честно, горячо, он с начала до последнего издыхания остался верным сему святому делу, стремясь привести его к желаемому концу во что бы то ни стало. Это стремление стоило ему жизни. Когда-нибудь освобожденные миллионы узнают это жертвоприношение и благословят память падшего их ходатая! 27
Что г-н Ростовцев весьма мало знал и понимал дело, ему порученное, в этом нет никакого сомнения, и напечатанная переписка его с императором из-за границы, 28 равно как и различные записки, им составленные, достаточно в том нас удостоверяют. Несомненно также и то, что, подобно всем малосведущим в известных предметах людям, он не мог подозревать всей своей несведущности и по тому самому мнил, что он понимает все, что нужно для обработания дела, и весьма мало был расположен изыскивать и соображать как мнения других людей, вне его сферы выражаемые, так и свидетельства опыта, ознаменовавшиеся в иных государствах, о чем г-н Р<остовцев> не имел никакого понятия.
Несмотря на это, одаренный умом и сметливостью, одушевляемый чистым усердием в исполнении возложенной на него обязанности государем, г. Р<ос-товце>в немедля решился отступить от обыкновенной нормы учреждения чиновничьих комитетов и комиссий, состоящих постоянно, с одной стороны, из безграмотных генералов, тайных и д. т. советников и, с другой, из знающих писать одни только канцелярские бумаги секретарей. Он призвал к участию в деле по возможности всех тех лиц, на коих некоторым образом указывало общее мнение. Лица сии были или чиновники, или члены губернских комитетов, или просто ученые и писатели, занимавшиеся вопросами, прикосновенными к тому, который подлежал обработке и разрешению.
Продолжительные и ревностные труды редакционных комиссий заслуживают великого уважения и признательности от всех людей благонамеренных. Смотря со стороны и издалека, казалось бы, что редакционные комиссии могли принять в труде своем основания более ясные, более широкие, более прямые и, следственно, более удовлетворительные и благотворные. Но когда мы вспомним ту атмосферу, в которой жили и трудились эти редакционные комиссии, тот антагонизм, который противудействовал им со всех сторон, когда мы вспомним, что сам Ростовцев пал, наконец, жертвою сего неугомонного, пенасытного антагонизма, то мы, по совести, должны согласиться, что редакционные комиссии при такой неприязненной обстановке сделали все, что только возможно было сделать, и притом заметить, что и таким успехом мы опять-таки обязаны неизменной благости и твердости государя, который поддерживал Ростовцева, а Ростовцев, в свою очередь, давал силу и доверенность к самим себе членам комиссий.
Что касается до нас лично, то мы, конечно, находим окончательные положения редакционных комиссий неудовлетворительными, не потому только, что они представляют много затруднений в исполнении, но особенно и преимущественно потому, что самое совершение освобождения крестьян весьма недостаточно обеспечивается оными. Особенно не нравится нам то, что сии постановления беспрестанно говорят об освобождении крестьян, следовательно о праве перехода с одного места на другое, между тем как крестьяне остаются прикрепленными к земле обязанностию платить выкупный оброк и сверх того подушным окладом и рекрутскою повинностию в настоящем ее виде. Много говорится также о вольном груде, столь благотворном и для самих крестьян, и для государства вообще, между тем как и тени настоящего вольного труда нельзя найти в сих постановлениях. Но что же делать! Если после столь честных и ревностных действий председателя редакционных комиссий, если после столь здраво избранных членов сих комиссий труд их представляется неудовлетворительным, то следует заключить, что, вероятно, в России совершенно невозможно было достигнуть лучше предположенной цели. По крайней мере нет никакого основания предполагать, что какие-нибудь новые комитеты и комиссии могут привести нас к чему-нибудь более удовлетворительному.
Без сомнения было еще средство искать содействия вне официальной или правительственной сферы. Можно и должно было обратиться к гласности печати. Г-н Р<остовцев> сделал на сем пути первый шаг печатанием 2 или 3 т. экземпляров протоколов редакционных комиссий.29 И мы здесь заметим, что, по нашему убеждению, эта хотя весьма ограниченная известность того, что делалось и происходило в комиссиях, долженствовала много способствовать спокойствию умов в продолжение многолетнего ожидания.
Давно уже было сказано, что у всех несравненно более ума, нежели у одного, какой бы гений этот один ни был. Свободное обсуждение предмета освобождения в печати могло бы весьма много помочь успеху дела и привести в разрешении к лучшим результатам. Известно, что в продолжение некоторого времени наша журнальная литература могла довольно свободно обслуживать это дело. Появились новые журналы, исключительно занимавшиеся рассмотрением предмета освобождения.30 Польза сей полемики была очевидна. Если вопрос крестьянский проник, наконец, в умы и в понятия людей в России, то сим мы обязаны особенно нашей журнальной литературе. Если иные воззрения на предмет были плохи, слабы, неточны, неверны, то другие были и основательны и правдивы, и особенно поучительны. Все вообще были добросовестны. Наконец, справедливость заставляет признать, что все сии обсуждения, воззрения, исследования всегда оставались в пределах строгой умеренности. Но сия терпимость свободы печати не продолжилась и была прекращена. Журналы, единственно по сему предмету возникшие, исчезли. Другие пустились в бесконечные разглагольствования об Италии, о Гарибальди, о Сирии, об Австрии и пр. и up.
Как бы то ни было, проект, составленный редакционными комиссиями, хотя неудовлетворительный в некоторых отношениях, хотя и оконченный без влияния и содействия общего мнения, выражаемого более или менее свободною печатаю, — этот проект, сущность коего выражена в предсмертном донесении Ростовцева императору,31 — мог бы, быв обращен в закон, привести дело к желаемому концу. Как помещики, так и крестьяне, встречая какие-либо затруднения в приведении в действо некоторых постановлений сего проекта, или слишком многосложных или вовсе неудобоисполнимых, по всем вероятностям, предпочли бы в собственных выгодах устроить свои взаимные отношения дружелюбно, по обоюдному соглашению. Для правительства не было бы никаких причин препятствовать таким обоюдным сделкам: оно могло бы ограничиться наблюдением, чтобы крестьяне не подверглись условиям, слишком для них невыгодным. Скажут, что помещики и крестьяне всегда могли заключать полюбовные сделки. Так, конечно. Но при каких обстоятельствах, в каком обоюдном положении? При таких обстоятельствах и в таком положении, когда одной стороне предоставлялись все права, а другой только все обязанности? Теперь было бы иначе. Получив законом право на личную свободу и на выкуп своего поземельного надела, крестьянин мог на сем основаиии требовать иных условий, нежели прежде. Если бы помещик предлагал крестьянину условия, гораздо менее выгодные в сравнении с тем новым положением, в каковое он был поставлен законом, то крестьянин имел право требовать исполнения новым постановлением предписываемого. Правительство с своей стороны могло бы различными средствами способствовать сему устроению. Оно могло бы, например, предоставить в различных местностях империи пустопорожние земли для населения крестьян, кои не могли уладиться с своими помещиками. Такое совместничество правительства могло бы в некоторых случаях умерить слишком невыгодные условия со стороны помещиков. Если бы у нас управление государственных имуществ было таково, каковым оно быть долженствует, то давно уже все земли, могущие служить для населения в различных частях государства, были бы приведены в надлежащую известность, так что и помещики и крестьяне знали бы теперь, сколько таких земель находится в каждой губернии и даже в каждом уезде.
Итак, постановления, редакционными комиссиями начертанные, были бы величайшим благодеянием для России, осуществляя более или менее успешно великую цель освобождения крестьян с землею.
Мы желали бы остановиться на сем заключении о труде редакционных комиссий. К несчастию, мы не можем не указать и указать с глубокою горестию на отвратительное, на гнусное постановление о розгах,32 коим подвергаются освобождаемые люди, освобождаемые женщины!
Что должны мы думать о нашей родной земле, которую мы любим всеми чувствами, всеми силами души, когда мы видим, что между 15 или 20 людьми, избранными- и здраво избранными, между самыми образованными и просвещенными нашлась половина, которая, совещаясь об освобождении самого достойного, самого почтенного сословия в государстве, присудила предоставить бывшим помещикам освобожденных крестьян — или кому бы то ни было — проклятое право сечь их розгами, сечь женщин розгами! Можно еще понять, что помещики, набив, так сказать, руку и защищая помещичье право, придерживаются и плетей и розг. Но те, кои пишут законы? О! Это непостижимо. И если бы это было постижимо, то тогда неминуемо следовало бы заключить, что бедная Россия стоит ниже всех не только христианских, но даже и магометанских народов. К такому заключению мы никогда, никогда на придем.
Здесь-то наиболее мы сожалеем, что печатная гласность была остановлена. Она вразумила бы более ветреных и нерассудительных, нежели жестоких редакторов и удержала бы их от такого дикого, отвратительного постановления. В доказательство мы сошлемся на одну статью, помещенную в ‘Московском вестнике’, когда была еще возможность писать о сих предметах.33 Таких или подобных статей явилось бы множество, ибо новейшая русская литература шла в сем отношении путем правды и чести.
В заключение скажем: в великом деле освобождения крестьян государь сделал все. Его советники, его министры, члены государственного совета, члены главного комитета не сделали ничего и хуже нежели ничего, быв причиною последовавшей остановки в обнародовании манифеста. Ему честь и слава, ему благословение миллионов и потомков этих миллионов. Для них — тяжкая ответственность пред людьми и пред богом!
19 февраля/3 марта 1861 г.
1 Тургенев и его время. Первый сборник, под ред. Н. Л. Бродского. М.- Пгр., 1923, стр. 219.
2 Там же, стр. 215.
3 Там же, стр. 215-216.
4 Там же, стр. 216.
5 Сборник общества исторических, философских и социальных наук при Пермском университете, вып. I. Пермь, 1918, стр. 126 (перевод с франц.).
6 Письма К. Дм. Кавелина и Ив. С. Тургенева к Ал. Ив. Герцену. Женева, 1892, стр. 137, дата уточнена в академическом собрании писем И. С. Тургенева, т. IV (подготовлен к печати).
7 Там же.
8 Там же, стр. 140-141, дата уточнена. Подробные сведения о задержке публикации манифеста приводятся в статье Ш. М. Левина ‘Кризис феодально-крепостнической системы. Общественное движение в Петербурге накануне отмены крепостного права’ (Очерки истории Ленинграда, т. II, Изд. АН СССР, М.-Л., 1957, стр. 67-68).
9 А. И. Герцен, Собрание сочинений в тридцати томах, т. XV, Изд. АН СССР, М., 1958, стр. 33.
10 Там же, стр. 52-53.
11 М. П. Евсеев. Экономические взгляды Н. И. Тургенева. Автореферат. Томск, 1954, стр. 10.
12 История русской экономической мысли, т. I, ч. II. Соцэкгиз, М., 1958, стр. 177.
13 В. Семевский. Тургенев Николай Иванович. В кн.: Энциклопедический словарь, т. XXXIV, изд. Брокгауза-Ефрона, СПб., 1902, стр. 106-113, Г. Вернадский. Письмо Н. И. Тургенева по крестьянскому вопросу 1859 г. В кн.: Сборник общества исторических, философских и социальных наук при Пермском университете, вып. I. Пермь, 1918, стр. 122.
14 См.: В. М. Тарасова. О неопубликованной рукописи Н. И. Тургенева ‘Замечания на книгу М. Корфа ‘Жизнь графа Сперанского». ‘Вопросы истории’, 1956, N11, стр. 128-132, Г. II. Сладкевич. Проблема реформы и революции в русской публицистике начала 60-х годов. В кн.: Революционная ситуация в России в 1859-1861 гг. Изд. АН СССР, М., 1960, стр. 517-519.
15 См.: ‘Колокол’, 1858, 1 июля, 1859, 15 апреля, 1860, 1 мая, 1862, 5 июня, 1863, 1 февраля.
16 См. письмо Н. И. Тургенева к А. И. Герцену и Н. П. Огареву от 30 марта 1861 года (Памяти декабристов. Сборник материалов, ч. III. Л., 1926, стр. 99).
17 В письме И. С. Тургенева к К. Тургеневой от 28 февраля/12 марта 1861 содержатся сведения о предстоящей встрече писателей в субботу 4/16 марта 1861 года.
18 Тургенев сообщает об этом в письме к П. В. Анненкову от 6/18 марта 1861 года (‘Вестник Европы’, 1885, N 4, стр. 480), сохранилась также неопубликованная записка И. С. Тургенева к Н. А. Кочубею от 5/17 марта 1861 года. Из ее содержания явствует, что факт провозглашения манифеста в этот день еще не был известен автору. Газеты опубликовали его текст 6/18 марта 1861 года (Рукописный отдел Института русской литературы (Пушкинский дом) АН СССР, ф. 187, N 65).
19 И. С. Тургенев, Собрание сочинений в двенадцати томах, т. 12, Гослитиздат, М., 1958, стр. 322.
20 Государственный исторический музей, ф. 173, N 17.
21 Архив Раевских, т. V. Пгр., 1915, стр. 124, 252-253.
22 См. об этом: Рукописный отдел Института русской литературы (Пушкинский дом) АН СССР, ф. 309, NN 3985, 4127, 4130.
23 Там же, N 1893.
24 ‘Северная пчела’, 1861, N 39, 17 февраля.
25 Материалы для истории упразднения крепостного состояния помещичьих крестьян в России в царствование императора Александра II, т. II. Берлин, 1860, стр. 260.
26 Строки из стихотворения Г. Р. Державина ‘Храповицкому’.
27 Я. И. Ростовцев, находясь на посту председателя редакционных комиссий, умер после тяжелой болезни 6/18 февраля 1860 года. Сведения о последнем периоде его деятельности, сопровождавшейся борьбой с оппозиционными реформе дворянскими группировками, а также о его болезни и смерти приведены в названных выше ‘Материалах для истории упразднения крепостного состояния…’ т. II.
28 Материалы для истории упразднения крепостного состояния…, т. I, стр. 380-407.
29 Журнал общего присутствия комиссии для составления положений о крестьянах, выходящих из крепостной зависимости. СПб., 1860.
30 ‘Журнал землевладельцев’ (1858-1859), редактор-издатель Алексей Дмитриев, вышло 24 номера, ‘Сельское благоустройство’ (1858-1859), специальный отдел ‘Русской беседы’, редактор А. И. Кошелев, издание прекратилось на 2-м номере в 1859 году.
31 Материалы для истории упразднения крепостного состояния…, т. II, стр. 367.
32 Пункт 102-й ‘Общего положепия о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости’ гласил: ‘Волостной суд властен приговаривать виновных лиц, от телесного наказания не изъятых, к наказанию розгами до 20 ударов’.
33 Н. Данилов. Нечто о той ‘свободной предусмотрительности’, с которой иные наши соотечественники ‘готовятся итти к источнику правды и чести, — с пониманием собственных и общественных польз’. ‘Московский вестник’, 1859, N 3.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
