Статьи и заметки, Добролюбов Николай Александрович, Год: 1856 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 17 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

Н. А. Добролюбов

Статьи и заметки

Н. А. Добролюбов. Собрание сочинений в трех томах

Том первый. Статьи, рецензии и заметки (1853-1858)

Составление и вступительная статья Ю. Г. Буртина

Примечания Е. Ю. Буртиной

М., ‘Художественная литература’, 1986

OCR Бычков М. Н.

СОДЕРЖАНИЕ

О некоторых местных пословицах и поговорках Нижегородской губернии

О поэтических особенностях великорусской народной поэзии в выражениях и оборотах

&lt,Проблема общественного идеала&gt,

О НЕКОТОРЫХ МЕСТНЫХ ПОСЛОВИЦАХ И ПОГОВОРКАХ НИЖЕГОРОДСКОЙ ГУБЕРНИИ

Пословицы и поговорки доселе пользуются у нас большим почетом и имеют обширное приложение, особенно в низшем и среднем классе народа. Кстати приведенной пословицей оканчивается иногда важный спор, решается недоумение, прикрывается незнание… Умной,— а пожалуй, и не умной — пословицей потешается иногда честная компания, нашедши в ней какое-нибудь приложение к своему кружку. Пословицу же пустят иногда в ход и для того, чтобы намекнуть на чей-нибудь грешок, отвертеться от серьезного допроса или даже оправить неправое дело. Это пословицы общие, ходячие, употребляемые с незначительными вариантами, по всей матушке-Руси. Есть пословицы другого рода, в которых находят историческое основание и которые именно указывают на известное место или лицо. Некоторые из названий этих мест и лиц, как, например, Иван Великий и великая Федора, Филя и Сенька — сделались уже именами нарицательными и повсюдными, но другие не удостоились этой чести и довольствуются бедной известностью в том темном уголку, к которому они относятся. Подобных пословиц ходит несколько и в Нижегородской губернии. Иные из них имеют и исторические основания, а другие указывают только на существующие бытовые отношения. Попытаемся вытащить некоторые из них на белый свет из мрака забвения,— до которого, впрочем, успел уже недавно коснуться свет науки.

Я отыскал несколько местных пословиц, большею частию относящихся к Нижнему Новгороду и Арзамасу, двум важнейшим городам Нижегородской губернии. Нет сомнения, что подобные пословицы существуют и о других местностях нашей губернии, но их еще нужно отыскать, а между тем в ожидании их не лишним считаю сказать пока о тех, которые уже найдены.

Вот несколько поговорок о Нижнем:

1. ‘Новгород Нижний — сосед Москве ближний’. С гордостью доселе повторяют эту пословицу нижегородцы перед москвичами, и добрые москвичи с радушием отвечают на нее. Не нужно объяснений этой пословице: стоит только вспомнить о незабвенном Минине и о 1612 годе, чтобы понять истинный смысл ее…

2. ‘Нижегороды не уроды’. Так складно и ладно величают себя добрые граждане Нижнего, нашедши какой-нибудь повод похвастаться своим городом в каком-нибудь отношении или доблестью его жителей.

3. ‘Нижегороды водохлёбы’. Наименование это довольно справедливо. Действительно — редко где можно найти такое расположение к воде, как в Нижнем. Даже заехавши куда-нибудь в чужую сторону, нижегородец первым долгом считает попробовать воду, какая есть в том краю, и — редко остается доволен… Это пристрастие к воде достаточно, впрочем, объясняется самым обилием ее во здешних местах. Не говоря уже об Оке и Волге, сливающихся у самого города, надобно заметить, что здесь есть множество ключей и родников, содержащих также воду прекрасного качества.

4. ‘В Нижнем дома каменные, а люди железные’. Изречение это приписывается, по преданию, св. Алексию митрополиту. В темную бурную ночь, рассказывает предание, проходил святитель через Нижний. Постучался в дверь одного дома усталый путник, надеясь найти в нем приют себе на ночь, но здесь не впустили его… В другой и в третий дом — то же самое… Тогда с сокрушенным сердцем произнес он эти слова: город каменный, а люди в нем железные. Оставив негостеприимный город, он расположился на ночь отдохнуть на горе,— там, где ныне стоит Благовещенский монастырь. Слово его сохранилось доныне и доныне повторяется в упрек нижегородцам. Сохранилась ли эта черта народного характера доныне, может судить всякий, кто живал или бывал в Нижнем.

5. ‘Бородка нижегородка, а ус макарьевский’ (иногда говорят — ус астраханский). Исторического происхождения этой поговорки, кажется, невозможно доискаться… Разве нет ли тут какого-нибудь отношения к макарьевско-нижегородской ярмарке?.. Впрочем, едва ли когда существовало какое-нибудь отличие бород и усов нижегородских и макарьевских. Смысл же, в каком употребляется эта поговорка, очень простой. Именно этим означается какая-нибудь несообразность или разнохарактерность — в одежде, поступи, в речах и действиях. Иногда употребляют ее и в обличение того, кто благовидными предлогами прикрывает нехорошие поступки. Тогда говорят ему: нешто, бородка-то у тебя нижегородка, да ус-от макарьевский (или астраханский)…

А вот поговорки об Арзамасе и арзамасцах.

6. ‘Арзамасцы гусятники’. Поговорка эта указывает на множество гусей, которых держат хозяева арзамасские. Обилие прудов, рассеянных во многих местах по городу и окрестностям, делает очень удобным содержание этих птиц, и их разводят здесь не только для себя, но и для торговли.

7. ‘Арзамасцы луковники,— лукоеды’. Это уже, собственно, относится не к жителям города, а к крестьянам окрестных селений, которые преимущественно занимаются разведением лука, а вследствие того, разумеется, и употребляют его больше других. Отсюда название — лукоеды.

8. ‘Арзамас городок — Москвы уголок’. Говорят обыкновенно в других местах: ‘Ярославль городок’, но арзамасцы отнесли это к своему городу. Впрочем, это тоже не без основания: по своему положению и строению Арзамас такой красивенький городок, что действительно не стыдно ему назваться уголком Москвы. С другой стороны — если Ярославль станет в одном уголку Москвы, то Арзамас может поместиться в противоположном: авось не помешают друг другу!..

9. ‘Один глаз глядит на нас, другой в Арзамас’. Эта поговорка употребляется, кажется, только в Нижнем. Может быть, она ведет начало свое еще от смутного времени, когда в Арзамасе не было единодушия с нижегородцами и когда, может быть, говорили так о людях, которые, находясь с нижегородцами, заботились между тем об интересах Арзамаса… Но нынче пословица эта употребляется в самом обыкновенном смысле. Так говорят ныне о человеке, который смотрит в разные стороны, или — реже, впрочем,— о том, кто не хочет жить на своем месте, а все старается как-нибудь вырваться и отправиться в какое-нибудь другое место, пожалуй — хоть и в Арзамас.

10. ‘Пирог арзамасский с рыбой астраханской’. Касательно пирогов арзамасских нельзя сказать ничего особенного: пироги как пироги и ничем не отличаются от пирогов, производимых в других местах… Но арзамасские гастрономы хотят прославить их столько же, как и астраханскую рыбу, и выражение ‘пироги арзамасские с рыбой астраханской’ употребляется ими, как в наших старинных сказках употреблялось ‘седелечко черкасское’ и ‘уздечка шемаханская’. Жители прочих мест Нижегородской губернии обращают это же самое в насмешку над арзамасскими пирогами. Иные говорят так и о соединении довольно различных и далеких предметов. Например, кто-нибудь говорит: это можно взять там-то, а это вот где, то ему замечают: да, пирог арзамасский, рыба астраханская.

11. ‘Город Арзамас, воевода не по нас’. Не зная хорошо истории воевод арзамасских, не могу сказать, что это был за воевода, от которого повелась такая пословица… Но что был такой, в этом удостоверяет самое слово ‘воевода’: не для красы же оно тут поставлено, тем более что и склад пословицы этого не требует… Поныне употребляется это речение, когда хотят сделать втихомолку невыгодный отзыв о начальстве, не обращая, впрочем, внимания на то, будет ли это начальство арзамасское или какое-нибудь другое… Говорят еще, будто эта пословица намекает на всегдашнее недовольство древних арзамасцев своими начальниками: но, сколько мне известно, в истории подобной удали за гражданами Арзамаса незаметно.

Вот известные нам пословицы и поговорки, какие в ходу насчет Нижнего Новгорода и Арзамаса. Не представляя особенной важности, они, однако, имеют некоторую своего рода занимательность, особенно для местных жителей… Конечно, здесь не все они: поискать, так еще много найдется… Между прочим, мы надеемся представить еще несколько пословиц, относящихся к некоторым селам Нижегородской губернии, где жива еще седая старина. Может быть, между ними найдутся и довольно замечательные…

Неглигентов

4 апреля 1853

Нижний Новгород

О ПОЭТИЧЕСКИХ ОСОБЕННОСТЯХ ВЕЛИКОРУССКОЙ НАРОДНОЙ ПОЭЗИИ В ВЫРАЖЕНИЯХ И ОБОРОТАХ

Предполагая собрать разнообразные особенности выражений и оборотов в великорусской народной поэзии и почитая для себя это дело довольно важным, я считаю нужным предварительно представить несколько мыслей о том, на каких основаниях и каким образом намерен я выполнить свою задачу.

Не смею заранее сочинять план и систему своего труда: теперь я наделал бы при этом весьма много ошибок, которых могу избежать, если приступлю к систематизированию фактов тогда уже, когда все их соберу и хорошо ознакомлюсь с ними. Поэтому теперь я должен сказать только о том, каким образом хочу я собирать факты эти и на что преимущественно намерен обратить внимание.

Имея намерение собирать только поэтические особенности языка, я не должен, следовательно, касаться ни лингвистических особенностей в народной поэзии, ни исторического элемента, ни народной философии с различными отраслями знаний… Но — развитие языка так тесно связано с развитием народа, в народной поэзии так многое зависит от степени силы и изобразительности языка, что во многих местах необходимы будут замечания, относящиеся чисто к истории языка… С другой стороны — на язык так много ложится черт истории и быта народного, произведения народной словесности заключают в себе столько исторических преданий, в них так отражается миросозерцание народа, его быт, степень его образованности, что необходимо будет касаться и этих предметов, насколько они выразились в народной словесности. Без этого работа моя не имела бы никакого приложения, была бы слишком скучна, холодна, безжизненна… Впрочем, чтобы не заноситься далеко в своих соображениях, я буду удерживаться от скороспелых заключений и стараться только поставить на вид факты.

Какие же факты может представить внешнее выражение народной поэзии? Разбирая внимательно наши песни, сказки и пр., нельзя не приметить, что в них народ создал себе некоторый особенный способ выражения, которого придерживается более или менее неизменно и постоянно. Здесь находим мы обороты и фразы как бы условные, всегда одинаково употребляющиеся в данном случае. Из рода в род по всей обширной Руси переходят заветные формы, и в отношении к ним твердо держится русский человек пословицы, что ‘из песни слова не выкинешь’. Каким-то чутьем знает он, что море должно быть синее, поле — чистое, сад — зеленый, мать-земля — сырая, никогда не ошибется он в синонимах и неизменно верно скажет: красно солнышко, светел месяц, ярки звезды… Ясный сокол, белая лебедь, серая утка, черный соболь, гнедой тур, серый волк, добрый конь, лютая змея — это выражения нераздельные… Как будто неловко слову в песне без своего постоянного эпитета! Но кроме того — эти всегда одинаковые сравнения, положительные и отрицательные, эти условные меры величин и времени,— эти обычные обращения к неодушевленным предметам, эти выражения, показывающие верование в сочувствие с нами внешней природы, эта чувственность в изображении отвлеченных понятий — все эти явления стоят того, чтобы обратить на них внимание, собрать их и разобрать их смысл и значение. Может быть, некоторые из них идут еще от того незапамятного периода, когда народ в своем первоначальном возрасте, с своими младенческими воззрениями, находясь еще совершенно под влиянием внешней природы, от всей души верил и сочувствовал тому, о чем теперь говорит и поет часто бессознательно… Другие, может быть, объяснят нам некоторые черты древнего исторического быта Руси, покажут, как смотрел на предметы народ наш, чему он верил, что любил, в чем полагал благо и счастье…

Таким образом, отметивши тщательно все поэтические особенности в русской народной поэзии, мы получим небольшой сборник, который не без пользы можно будет употреблять при разных соображениях — исторических и филолого-литературных.

Но для того, чтобы достигнуть этой пользы, мне кажется мало взять только древние русские стихотворения, изданные Калайдовичем¹, и, в дополнение к ним, напечатанные Сухановым, СПб., 1840 г., и в приложениях к ‘Известиям 2-го отд. Акад. наук’ 1852—1854 гг.² С одной стороны — народ и доныне не перестает петь, не перестает выражать свои воззрения, понятия, верования, полученные по преданию, в произведениях поэзии, то слагая новые, то переделывая, применяя к своему теперешнему положению то, что прежде уже было сложено. Таким образом, изменяясь в устах народа, песни наши не могут быть названы наверное — те или другие — древними, в том виде, как они существуют ныне, и, следовательно, в песне о временах Владимира мы столь же мало имеем права искать понятий X века, как и в песне о заложении Петербурга или о разорении Москвы. Поэтому мы находимся в необходимости собирать проявления народного духа вообще во всех песнях, не ограничиваясь так называемыми древними. Следовательно, я должен буду взять все, что собрано Киреевским, Сахаровым, Снегиревым³, и еще обратиться к трудам частных собирателей, например Смирнова (Костромская и Владимирская губернии), Студитского (Вологодская и Олонецкая), Гуляева (‘Очерки южной Сибири’, в ‘Библиотеке для чтения’, 1848)⁴, к изданиям Географического общества (‘Этнографический сборник’⁵), к журналам (например, вологодские песни, ‘Москвитянин’, 1841, архангельские — ‘Москвитянин’, 1853⁶) и губернским ведомостям, по указаниям Боричевского⁷ и по годовым обзорам, печатавшимся в ‘Современнике’⁸ (1850—1851).

С другой стороны — народная поэзия выражается не в одних песнях. Здесь также весьма важны сказки, может быть даже важнее песен… Кроме того — народные пословицы, поговорки, притчи, загадки, заговоры, заклятия, причитанья, присловья — также служат отражением народного ума, характера, верований, воззрений на природу, и в них также находим проявление поэтического гения языка.

Следовательно, круг моего труда еще более расширяется, и в числе моих источников будут — пословицы, изданные Снегиревым, с дополнениями к ним Афанасьева и Буслаева⁹, сказки, изданные Сахаровым, загадки, заклятья и пр., собранные у Сахарова, в Сказаниях¹⁰,— в ‘Архиве’ Калачова¹¹, в некоторых статьях — Авдеевой (‘Русский вестник’, 1841, ‘Отечественные записки’, 1849)¹², Афанасьева (‘Современник’, 1851, ‘Архив’)¹³, Кавелина (‘Современник’, 1849)¹⁴, Буслаева (‘Архив’ и ‘Москвитянин’, 1850)¹⁵ и пр., сколько можно будет собрать.

И везде буду я отмечать:

I. Постоянные эпитеты, которых так много рассеяно в русских народных произведениях. Здесь я постараюсь отличить эпитеты необходимые от эпитетов отделяемых, т. е. придаваемых в большинстве случаев, но иногда и пропускаемых или заменяемых, и явно прилагаемых юлько для определения качества. Например, столы белодубовые, сени косящатые, перстень золотой и пр., постоянно почти употребляемые в русских песнях, но тем не менее нельзя не видеть, что качества, выражаемые этими эпитетами, суть качества случайные.

II. Условные выражения для определения времени, пространства, величины и т. п.

III. Сравнения — отрицательные, обыкновенно бывающие в начале песен, и положительные, иногда выражаемые посредством как, иногда просто в названии одного предмета именем другого, иногда же в целой картине, в целой параллели сходных представлений.

IV. Выражение отвлеченных понятий в чувственных образах, в символах. Например, символом брака служит перстень, венец, расплетание косы девушки и т. п.

V. Обращение к неодушевленным предметам природы, олицетворение их и предполагаемое сочувствие их чувствам и расположениям человека.

VI. Наконец, те таинственные отношения, которые признаются народом между различными понятиями и ныне опираются иногда на языке, т. е. созвучии слов, потерявши прежнюю религиозную основу…

При этом везде буду я означать, откуда взято каждое выражение и как часто оно употребляется. Если будет можно, сделаю ссылки на все места, где можно найти то или другое выражение и оборот.

Касательно расположения всего, что я успею собрать, я могу теперь сказать очень немногое. Я думаю, полезно было бы отделить выражения явно новейшего образования от древнейших. Им, конечно, нужно дать место в сборнике, потому что это также придумано, или по крайней мере принято народом, который никогда не перестает жить своею особною, самостоятельною жизнью. Но при этом нельзя же отвергать и того, что вторжение иностранных форм, проникши и в народ, отразилось и на народной поэзии. Песни, в которых употребляются слова французские и немецкие, перешедшие к нам во второй половине прошлого века,— в которых ясно виден объевропеившийся уже русский человек, в которых толкуется о тарелочках и каретушках, должны быть, кажется, отделены, так, чтобы их особенности отмечались особо… Трудно будет подобное разделение, но, надеюсь, не невозможно…

После этого — затруднительно решить, в каком именно порядке представить все выражения и обороты, которые будут мною отмечены. Порядку самых песен следовать нельзя, потому что они будут взяты из разных источников, и притом будут не одни только песни… Об алфавитном порядке и думать нечего… Может быть, можно будет расположить таким образом: показать понятия русского человека о мире — небе и земле,— о человеке, его теле и душе,— о разных положениях в жизни, о разных принадлежностях домашних, военных, религиозных, общественных, понятия о боге, о судьбе и о всем, что выходит из-за пределов мира видимого.

&lt,ПРОБЛЕМА ОБЩЕСТВЕННОГО ИДЕАЛА&gt,

Не к моделям парикмахеров, не к вывескам модных портных, не к ходячим автоматам, а к тем, в ком есть хоть искра священного пламени любви и свободы, кто сознал в себе хоть зачатки благородных стремлений, к живым людям обращается наше слово. Пора наконец раздаться этому слову, пора нам решительно, открыто и ясно постановить перед собою вопрос о том, чего мы хотим, чем должны руководиться, что нас ожидает и что должны мы делать для достижения своей цели. Рассмотрим дело спокойно, без страха, без пустого тщеславия, не преувеличивая своих надежд, не уменьшая своих сил, не предаваясь ни ребяческому восторгу, ни рабскому унынию.

Чего мы хотим? Пусть каждый из тех, которые считают себя людьми мыслящими, людьми с убеждением и сознательными стремлениями, пусть каждый из них задаст себе этот вопрос и серьезно потрудится над его разрешением. Дело стоит того, чтобы заняться им, потому что без сознания цели невозможно избрать правильного пути к ней и верных средств к ее достижению. Правда, русскому, томящемуся в пытке беззаконного рабства, цель, по-видимому, ясна: свобода… Но дали ли вы себе труд подумать, что же такое свобода? Тысячи мнений существуют на этот счет, и нужно определить, какого именно держаться. Одни свободою считают право делать все, что только придет в голову, без всякого отчета и закона, другие же понимают под свободою добровольное подчинение своих стремлений воле божией. Между этими полюсами вертится множество больших и малых кругов, сообщающих убеждениям большую или меньшую теплоту и ясность. Для одних свобода — право не давать никому отчета в своих поступках, для других — возможность пользоваться правами личности, для третьих — удобство говорить безнаказанно грубости всем и каждому, для четвертых — дозволение ходить без веревки на шее, для пятых — безопасность от телесного наказания, для шестых — вольность говорить и писать что вздумается, для седьмых — удовольствие не принимать ничьих мнений, навязывая всем свои собственные, для восьмых — покойное сосредоточение в себе, с отречением от участия во всех чужих делах, для девятых… Но, повторяем, мнений этих тысячи. В чем же вы, русские ревнители свободы, полагаете цель наших стремлений? В каком смысле вы хотите быть свободными? Конституция ли вам нужна, или может и монархизм оставаться? Или вы желаете республики? Так — какой же? Огромной ли, вроде римской, чтобы вся Россия составляла одно целое? Или маленькой, разделенной по областям и городам,— вроде мелких греческих государств или Соединенных Штатов? Будет ли вам аристократическое правление выгоднее, или демократия лучше успокоит вас? Или изберете вы какого-нибудь президента или диктатора для высшего надзора за управлением? Далее — хотите ли вы уравнения всех сословий, или общественная лестница останется в прежнем положении? Или вы только ищете уничтожения крепостного права? Тогда как вы намерены поступить с крестьянами? Сравнять ли помещичьих с государственными, или всех приписать к мещанам, или произвесть их в вольные фермеры? Какие средства для жизни дадите вы им? Землю? По каким началам вы ее разделите? Фабрики? Какие вы имеете средства их устроить, кто будет антрепренером, кто работником, и по какому праву? Каково будет распределение труда, надзора, распорядительности во всем предприятии? Что вы дадите и самим помещикам взамен отнятых богатств, т. е. рабов их? Какое место назначите вы им в народе? Сравняете со всеми или отличите тоже чем-нибудь? Куда опять денете вы многочисленный класс чиновников? Оставите ли их, чтобы вести по-прежнему длинные переписки по делам, или будете решать дела в городских сходках и все палаты, суды и департаменты со всем содержащимся в них совершенно уничтожите? Будет ли ваша новая республика государство земледельческое или торговое, промышленное? Будут ли все равно пользоваться всеми общественными удобствами, будет ли святое братство царить между людьми, всеми без исключения? Или, напротив, общество ваше будет состоять из избранных, лучших, достойнейших,— и из него будут изгнаны все негодяи, злодеи, тунеядцы? Тогда — надеетесь ли вы, что хороших будет больше, чем худых? А если еще окажутся и между избранными негодные, что с ними делать? Содержать тунеядцев на общий счет будет ли справедливо? Наказать их и бросить без помощи будет ли согласно с правилами человеколюбия? В мнениях дана ли будет полная воля каждому высказывать свое мнение и оставаться при нем, или признаваемо будет решение большинства? В воспитании можно ли предлагать мнения и давать направления ребенку или только представлять факты? Преступления, необходимые всегда в человечестве, как будете вы судить? Всеобщее ли примирение и прощение покроет их, или штраф наложится на преступника, или тюрьма лишит его возможности вредить обществу, или казнь прекратит дни его? Да и какие деяния назовете вы преступными, какие — похвальными, какие — подлыми, какие — благородными? Примете ли вы, например, меры для сохранения неприкосновенности браков или, удовлетворяя началам материального коммунизма, предоставите каждому следовать беспрепятственно склонности своего сердца? Найдут ли у вас покровительство влечения телесной природы, или вы дозволите только духовные наслаждения? Глазами негодования и презрения или любви и сострадания будете вы смотреть на женщин, сделавшихся общим достоянием? Будет ли у вас семейный долг высоким достоинством, или он должен будет умолкать пред долгом гражданина?.. Наконец, в деле религии — оставите ли вы всей массе народа религию церкви, или решитесь раскрыть ему вновь евангельскую религию Христа, или переделаете эту религию сообразно с новыми началами, или положите новую доктрину в основание вашей республики, или, наконец, оставите народ совсем без религии? Что вы считаете лучшим и удобнейшим для него и для себя? Подумайте и дайте себе полный отчет в своих требованиях, составьте себе верную и живую картину идеальной республики, к которой вы стремитесь, всмотритесь в нее, сообразите все обстоятельства, которые могут произойти при том, и скажите, будете ли вы вполне довольны тем идеальным устройством, которое образуете в голове вашей. Если найдете такое устройство, объясните нам его, и мы будем знать, чего нам хотеть, к чему стремиться.

ПРИМЕЧАНИЯ

УСЛОВНЫЕ СОКРАЩЕНИЯ {*}

{* Все ссылки на произведения Н. А. Добролюбова даются по изд.: Добролюбов Н. А. Собр. соч. в 9-ти томах. М.—Л., Гослитиздат, 1961—1964, с указанием тома — римской цифрой, страницы — арабской.}

Белинский — Белинский В. Г. Полн. собр. соч., т. I—XIII. М., Изд-во АН СССР, 1953-1959.

БдЧ — ‘Библиотека для чтения’

ГИХЛ — Добролюбов Н. А. Полн. собр. соч., т. I—VI. М., ГИХЛ, 1934—1941.

Изд. 1862 г, — Добролюбов Н. А. Сочинения (под ред. Н. Г. Чернышевского), т. I—IV. СПб., 1862.

ЛН — ‘Литературное наследство’

Материалы — Материалы для биографии Н. А. Добролюбова, собранные в 1861—1862 гг. (Н. Г. Чернышевским), т. 1. М., 1890 (т. 2 не вышел).

ОЗ — ‘Отечественные записки’

РБ — ‘Русская беседа’

РВ — ‘Русский вестник’

Совр. — ‘Современник’

Чернышевский — Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч. в 15-ти томах. М., Гослитиздат, 1939—1953.

О НЕКОТОРЫХ МЕСТНЫХ ПОСЛОВИЦАХ И ПОГОВОРКАХ НИЖЕГОРОДСКОЙ ГУБЕРНИИ

Впервые — ГИХЛ, I, с. 493—495. Статья была написана Добролюбовым еще в семинарии (автограф помечен 4 апреля 1853 г.) и предназначалась для ‘Нижегородских губернских ведомостей’. Подпись — Неглигентов (от лат. negligenter — небрежно).

Будучи самой ранней из сохранившихся статей Добролюбова, она не является, однако, его первым литературным опытом: ей предшествовало несколько лет разнообразной работы со словом (см. об этом во вступит. статье), а также краеведческие занятия в связи с широко задуманной работой ‘Материалы для описания Нижегородской губернии в отношении историческом, статистическом, нравственном и умственном’ (см. подробнее в кн.: Егоров Б. Ф. Н. А. Добролюбов — собиратель и исследователь народного творчества Нижегородской губернии. Горький, 1956). Завершая период юношеского творчества, статья свидетельствует о том, что за это время Добролюбов выработал некоторые черты самостоятельного стиля и элементы научного подхода: свободное, непредвзятое отношение к предмету (например, в описании психологических ситуаций употребления пословиц), стремление всесторонне представить его, выразившееся в тщательном историческом и бытовом комментировании каждой пословицы (в тогдашних публикациях большинство пословиц не имело комментария), предположительная форма тех утверждений, в которых автор не вполне уверен. Вместе с тем характер интереса Добролюбова к народному творчеству, его народоведческая направленность, судя по статье, еще не вполне определились в это время: занятия фольклором являются для него пока одной из форм проявления богатых творческих потенций и научных склонностей.

О ПОЭТИЧЕСКИХ ОСОБЕННОСТЯХ ВЕЛИКОРУССКОЙ НАРОДНОЙ, ПОЭЗИИ В ВЫРАЖЕНИЯХ И ОБОРОТАХ

Впервые — ГИХЛ, I, с. 522—524. На рукописи пометка И. И. Срезневского: ‘Мысль прекрасная, а исполнение этой мысли будет весьма полезно для русской филологии. 16 сентября 1854’.

Работа представляет собой программу неосуществленного исследования художественных особенностей русского фольклора (черновой вариант статьи и сведения о подготовительных материалах — см.: I, 556—558). Отмеченный В. Я. Проппом ‘дневниковый’ стиль работы (см.: Пропп В. Я. Молодой Добролюбов об изучении народной песни.— Ученые записки ЛГУ, серия филолог. наук, вып. 30. Л., 1957, с. 148) заставляет думать, что она была написана автором для себя, а затем показана научному руководителю. Эта студенческая работа Добролюбова во многих отношениях замечательна. Прежде всего она отличается масштабностью замысла — как в смысле широты охвата материала (фольклор древний и современный, все виды его), так и в смысле разносторонности его разработки: каждый пункт добролюбовской программы — изучение различных форм образности, одушевления природы, категорий пространства и времени в народной поэзии — намечает, по существу, особое направление в исследовании русского фольклора. При этом методология предполагаемого исследования является ‘на редкость зрелой и продуманной’ (там же, с. 147), строгое определение предмета исследования — художественные особенности народной поэзии — в соединении с пониманием условности расчленения формы и содержания, содержательности формы, поиск естественного, вытекающего из материала принципа систематизации, желание избежать ‘скороспелых заключений’. В работе отчетливо виден характер интереса Добролюбова к данной теме: народная поэзия для него — окно в мир народных представлений, средство познания народа.

По своему содержанию к этой работе примыкает статья ‘Замечания о слоге и мерности народного языка’ (I, 85—89).

¹ К. Ф. Калайдович подготовил второе, значительно дополненное издание памятников русской народной поэзии из рукописного сборника XVIII в. Кирши Данилова, впервые применив элементы научного подхода к публикации фольклора. Издание вышло под заглавием: ‘Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым’ (М., 1818, 1-е изд., включавшее менее половины текстов сборника — М., 1804). Издание явилось первой и до 1860-х гг. основной публикацией произведений русского народного эпоса. Добролюбов хорошо знал и не раз использовал этот сборник (см., напр., в наст. т. статьи ‘О степени участия народности…’, ‘Русская цивилизация, сочиненная г. Жеребцовым’),

² М. Д. Суханов издал собранные им ‘Древние русские стихотворения, служащие в дополнение к Кирше Данилову’ (СПб., 1840). Библиографические сведения о публикации былин в приложениях к ‘Известиям II отделения АН’ см. в кн.: Срезневский В. И. К истории издания Известий и ученых записок второго отделения императорской Академии наук (1852—1863). СПб., 1905, с. 80—82.

³ В это время была издана лишь незначительная часть десятитысячного собрания народных песен П. В. Киреевского (Чтения в обществе истории и древностей российских, 1848, кн. 9, ‘Московский сборник’, М., 1852). Речь идет также о книгах: Сахаров П. И. Песни русского народа, ч. 1—5. СПб., 1838—1839, Снегирев И. М. Русские простонародные праздники и суеверные обряды, вып. 1—4. М., 1837—1839.

⁴ Имеются в виду следующие публикации народных песен: Смирнов А. П. Песни крестьян Владимирской и Костромской губерний. М., 1847, Студитский Ф. Д. Народные песни Вологодской и Олонецкой губерний. СПб., 1841, Гуляев С. И. Этнографические очерки южной Сибири. — БдЧ, 1848, No 9, 10.

⁶ Этнографический сборник, т. 1—6. СПб., 1853—1864.

⁶ Речь идет о публикации свадебных песен Вологодской губернии, собранных учителем вологодской гимназии Иваницким (Москвитянин, 1841, No 12), и статье В. Жаравова ‘Сельские свадьбы Архангельской губернии’ (там же, 1853, No 13, 14).

⁷ И. П. Боричевский — автор статей под названием ‘Обозрение ‘Губернских ведомостей’ с 1842 по 1850′ (Журнал Министерства народного просвещения, 1849—1851, т. 58, 59, 61, 63, 65, 67, 68, 69, 72, 75, 76, 80).

⁸ Имеются в виду статьи ‘Обозрение русской литературы за 1849 г.’ (Совр., 1850, No 2) и ‘Обозрение русской литературы за 1850 г.’ (Совр., 1851, No 3), включавшие сообщения о наиболее интересных публикациях ‘Губернских ведомостей’, в том числа и фольклора.

⁹ Снегирев И. М. Русские народные пословицы и притчи. М., 1848, его же. Дополнения и прибавления к собранию русских народных пословиц и притчей.— В кн.: Архив историко-юридических сведений, относящихся до России, изд. Н. Калачовым, кн. II, пол. 2, М., 1854, Афанасьев А. Н. Дополнения и прибавления к собранию русских народных пословиц и притчей, изданному И. Снегиревым (там же, кн. I. M., 1850), Буслаев Ф. И. Русские пословицы и поговорки (там же, кн. И, пол. 2. М., 1854).

¹⁰ Речь идет о книгах И. П. Сахарова ‘Русские народные сказки’ (СПб., 1841) и ‘Сказания русского народа о семейной жизни своих предков’ (ч. 1—3, СПб., 1836—1837).

¹¹ Имеются в виду следующие публикации в ‘Архиве… изд. Н. Калачовым’, кн. II, пол. 2 (М., 1854): Буслаев Ф. И. Два заговора из рукописи профессора В. И. Григорьева, его же. Сибирские наговоры, его же. Старинное заклятие, Калачов Н. В. Названия лихорадок в заговорах.

¹² Статьи Е. А. Авдеевой: ‘Заметки о родной старине’ [РВ, 1841, No 6), ‘Русское житье-бытье’ (там же, No 9), ‘Из воспоминаний Е. А. Авдеевой. Простонародные русские анекдоты. Детские колыбельные несни и приговорки’ (ОЗ, 1849, No 4).

¹³ Статьи А. Н. Афанасьева: ‘Колдовство на Руси в старину’ (Совр., 1851, No 4), ‘Дедушка домовой’ (‘Архив… изд. Н. Калачовым’, кн. 1. М., 1850), ‘Мифическая связь понятий: света, зрения…’ (там же, кн. II, пол. 2. М., 1854).

¹⁴ Имеется в виду рецензия К. Д. Кавелина на книгу А. В. Терещенко ‘Быт русского народа’ (Совр., 1848, No 9, 10, 12, у Добролюбова ошибочно — 1849).

¹⁵ Статьи Ф. И. Буслаева: ‘Дополнения и прибавления ко 2-му тому ‘Сказаний русского народа’, собранных И. Сахаровым’. — ‘Архив… изд. Н. Калачовым’, кн. I. M., 1850, ‘Об одном старинном русском заклятии’.— Москвитянин, 1849, No 20 (у Добролюбова ошибочно — 1850).

&lt,ПРОБЛЕМА ОБЩЕСТВЕННОГО ИДЕАЛА&gt,

Впервые — Совр., 1911, No 11, с. 259—261, с искажениями. На рукописи пометка Н. Г. Чернышевского: ‘Начало (не предназначенной для печати) статьи о том, что люди, желающие свободы, должны разъяснить себе, какого именно устройства общества они хотят. Институт 1856?’ На чем основаны утверждение Чернышевского, что рукопись не закончена, и предположительная датировка, — неизвестно. В своем настоящем виде набросок обладает внутренней завершенностью и может рассматриваться как самостоятельное и целостное произведение.

Автограф не озаглавлен. Условное название, данное в девятитомнике,— ‘Проект социально-политической программы’ — не соответствует содержанию наброска, так как он не заключает в себе изложения социально-политических идеалов Добролюбова. Каждый пункт здесь представляет собой не однозначное утверждение, как это принято в программах, а вопрос или комплекс вопросов. Цель автора — поставить проблему общественного идеала и привлечь внимание ‘мыслящих людей’ к ее разработке. Отсюда и предлагаемое название. Добролюбов расчленяет проблему на составляющие и по каждой ее грани представляет возможные точки зрения, ни к одной из них не обнаруживая своего сочувствия. Широта охвата общественных явлений в наброске свидетельствует о системности взглядов критика на общество, стремлении к глобальному изменению социальных отношений. Вместе с тем представление об общественном идеале как о некоем ‘изобретении’ ‘мыслящих людей’, никак не связанном с историческим движением общества, обнаруживает во взглядах автора элементы утопизма.

Читайте также: