Статьи и речи, Островский Николай Алексеевич, Год: 1937

Публицистика
Время на прочтение: 86 минут(ы)
Скачать в PDF

Николай Островский

Статьи и речи

Николай Островский. Собрание сочинений в трех томах
Том второй. Рожденные бурей. Роман. Статьи и речи
М., ГИХЛ, 1956
OCR Бычков М. Н.

СОДЕРЖАНИЕ

Статьи

От автора
Моя работа над повестью ‘Как закалялась сталь’
За чистоту языка
Комитету и комсомольцам аммиачного завода в г. Березниках
[О романе ‘Рожденные бурей’]
В редакцию ‘Литературной газеты’
Редакции ‘Комсомольской правды’
Молодым читателям комсомольской страницы
Мой день 27 сентября 1935 года
Счастье жить
Счастье писателя
Творческому коллективу Одесской комсомольской кинофабрики
Самый счастливый год
Мы накануне X съезда ВЛКСМ
Шепетовской окружной конференции Ленинского Коммунистического союза молодежи Украины Тезисы к выступлению на X съезде ВЛКСМ
О своем новом романе

Речи

[Мой творческий отчет]
Да здравствует партия, воспитавшая нас!
Каким должен быть писатель нашей страны
Да здравствует жизнь!
Выступление на краевой конференции писателей Азово-Черноморья
Мужество рождается в борьбе
[Замечания о пьесе по роману ‘Как закалялась сталь’]
[Речь на заседании Президиума правления Союза советских писателей]

ПРИЛОЖЕНИЕ

‘Рожденные бурей’. Роман. Книга вторая, глава первая
Беседа с корреспондентом ‘Правды’
[Никогда не успокоюсь на достигнутом]
[Мысли большевика]
Примечания

СТАТЬИ

ОТ АВТОРА

Когда я принялся писать мою книгу, я думал написать ее в форме воспоминаний, записей целого ряда фактов. Но встреча с товарищем Костровым, в бытность его редактором ‘Молодой гвардии’, который предложил написать в форме повести или романа историю рабочих, подростков и юношей, их детство, труд и затем участие в борьбе своего класса, изменила это намерение.
Я попытался облечь в литературную форму действительные факты, зарисовал целую группу товарищей, частью работающих и сейчас, частью погибших.
Главных действующих лиц я знал лично и, показывая их, желал сделать это правдиво, указав все их недостатки и положительные стороны.
События происходят в маленьком украинском городке Шепетовке (сейчас пограничный район на Волыни). Название городка в книге написано наоборот. Моим желанием было показать детство и юность детей рабочих, ранний тяжелый труд и рассказать, как они вовлекались в классовую борьбу. Я писал исключительно о фактах — это меня связывало. Иногда я попадал в плен к фактам. Написать иначе — значит фантазировать, перестать рассказывать то, что было.
Фамилии действующих лиц частью настоящие, частью вымышленные.
Погром в Шепетовке в 1919 году, устроенный петлюровцами, кровавый белопольский террор зимой 1920 года, повешение и расстрелы нашей подпольной партийной организации, приход немцев, убийство паровозной бригадой немецкого солдата и все остальные эпизоды имеют своих’ живых свидетелей и участников.
Я их познакомил с главами, в которых они участвовали, и они утвердили фактическую сторону написанного.
Я работал исключительно с желанием дать нашей молодежи воспоминания, написанные в форме книги, которую я даже не называю ни повестью, ни романом, а просто ‘Как закалялась сталь’. В этом письме я пишу свою краткую автобиографию.
Родился в 1904 году, в рабочей семье. По найму работать стал с двенадцати лет. Образование низшее. По профессии — помощник электромонтера. В комсомол вступил в 1919 году, в партию — в 1924 году. Участвовал в гражданской войне. С 15-го по 19-й год работал по найму: кубовщиком, рабочим материальных складов, подручным кочегара на электростанции и т. д. В 1921 году работал в киевских главных мастерских. В 1922 году участвовал в ударном строительстве по постройке железнодорожной ветки для подвоза дров, где тяжело заболел, простудившись и поймав тиф. По выздоровлении, с начала 1923 года был снят с производства по состоянию здоровья и послан на другую работу в пограничие. В 1923 году был военным комиссаром батальона ВВО ‘Берездов’. Последующие годы вел руководящую комсомольскую работу в районном и окружном масштабе. В 1927 году с совершенно разрушенным здоровьем, искалеченный тяжелыми годами борьбы, был отозван в распоряжение ЦК Украины. Было сделано все к тому, чтобы вылечить меня и возвратить на работу, но это до сих пор не удалось. Будучи оторван от организационной работы, стал агитпропщиком: вел марксистские кружки, обучал молодых членов партии. Будучи прикован к постели, выдержал еще один удар — ослеп. Оставил кружки. Последний год посвятил работе над книгой. Физически потерял почти все, остались только непотухающая энергия молодости и страстное желание быть чем-нибудь полезным своей партии, своему классу. Работа над книгой — попытка передать былое литературным языком. Никогда раньше не писал.

Член ВКП(б) партбилет No 0285973.

Николай Алексеевич Островский.

[1932 г.]

МОЯ РАБОТА НАД ПОВЕСТЬЮ ‘КАК ЗАКАЛЯЛАСЬ СТАЛЬ’

Прежде чем рассказать, как я работал над повестью, несколько слов о себе.
В мятежные годы гражданской и в последующие случилось так, что здоровье мое разрушилось до крайней точки. И последние годы постель стала моим постоянным местом жительства. Я не хожу, лежу недвижно и два года назад потерял единственно зрячий левый глаз. Налицо все предпосылки для того, чтобы сказать — работать в таких условиях нельзя.
Я лично думал, что слепота создаст мне непреодолимые препятствия в работе, так как не знал, можно ли будет записать чужими руками все те разнороднейшие и часто с трудом улавливаемые мысли, которые хочешь записать на бумаге.
Каждый знает, что написать письмо другу, где своей рукой заносятся волнующие тебя переживания и мысли, можно легко и ярко. Но если диктовать то же письмо постороннему, то оно в подавляющем большинстве случаев будет бледнее и суше.
Но поскольку у меня не было другого выхода, я начал свою работу с диктовкой, с тревогой следя, какая продукция получается. Теперь, когда повесть написана, я могу сказать убежденно словами вождя: ‘Нет таких крепостей, которых большевики не могли бы взять’.
Да, товарищи, работать можно в самых тяжелых и отвратительных условиях. Не только можно, но и нужно, если нет иной обстановки.
Для этого необходимо неколеблющееся стремление к труду, большое упорство и… тишина. Тишина необходима, без нее действительно нельзя работать. Когда в комнате шесть человек, из них двое — озорные ребята, и все эти люди наперебой говорят, тут писать невозможно.
Я буду писать не только о том, как писалась книга, но введу сюда несколько частных зарисовок, не имеющих к содержанию книги никакого отношения.
У меня давно было желание записать события, свидетелем, а иногда и участником которых я был. Но занятый организационной работой в комсомоле, не находил для этого времени, к тому же не решался браться за столь ответственную работу.
Единственная проба, и то не литературного характера, а просто запись фактов, была коллективная работа с товарищем, написанная по предложению Истомола Украины. Я никогда раньше не писал, и повесть — это мой первый труд. Но готовился я к работе несколько лет. Болезнь дала мне много свободного времени, которого я раньше совершенно не имел. И я жадно и ненасытно утолял свой голод на художественную книгу. Нет худа без добра.
За период болезни я смог проработать первый курс заочного комвуза и обогатить свой нищенский багаж знакомством с художественной пролетарской и советской литературой.
Без этой большой и глубокой подготовки невозможно было бы писать.
Мною было задумано написать историю группы детей рабочих от их детского возраста до партийности. Поэтому повесть охватывает [события] с 1915 года по настоящий период.
Молодая гвардия партии и комсомола за все время своего существования дала десятки тысяч замечательных людей, беззаветно преданных партии и своему классу.
Их борьба под знаменем Красной Армии, в период гражданской войны, борьба с разрухой, затем творческая работа в восстановительный период и, наконец, развернутая во всю ширь за последние годы борьба за построение социализма в нашей стране — дают неисчерпаемый материал для пролетарской художественной литературы.
Написать об этом необходимо для тех миллионов, что теперь влились в комсомол, для тех, кто не был свидетелем или участником героической борьбы рабочей молодежи бок о бок с отцами за жизнь республики.
Начав писать, сделал первую ошибку — выхватил один эпизод и записал его. Начало было бесплановое.
Эта первая запись так и осталась в стороне от книги.
После я прочел в ‘Литературной учебе’ о том, что целый ряд писателей вообще пишут книги с конца, иногда с середины и заканчивают началом.
Возможно, мастерам литературы это позволительно, но я думаю, что для начинающего писателя будет много лучше писать планомерно от начала до конца, но не наоборот.
Аквотепеш {Аквотепеш — читай наоборот — Шепетовка.} — это небольшой городок на Украине, бывшей Волынской губернии. Крупный железнодорожный узел. Здесь в мятежные годы сталкивались силы революции и реакции.
Насколько ожесточенна была борьба, можно представить по тому, что Шепетовка (читай наоборот — Аквотепеш) до тридцати раз переходила из рук в руки. Большинство эпизодов, описанных в книге,— факты.
Особенно ярко помню я погром, устроенный полковником Голубом, и я чувствую, что в повести я не смог описать всего ужаса этого массового избиения беззащитного еврейского населения. Могу лишь сказать, написано мною много бледнее той жути, которая происходила тогда..
Убийство паровозной бригадой немца часового и остановка поезда с карателями в пути записаны мной со слов живых участников этого эпизода. Все трое рабочих теперь большевики, ударники в том же депо. Когда я диктую, прежде чем рассказать о том или ином действующем лице, я мысленно в своем воображении представляю этого человека, этому мне помогает хорошая память. Я цепко запоминаю людей и через десяток лет могу вспомнить их. И вот, рисуя в своем воображении все действие, которое я диктую, я все время не теряю картины, созданной воображением. Когда картина обрывается, то обрывается и запись. Я считаю, что начинающий писатель не может ярко записать человека и картину без этого мысленного воображения. Может это чудно, но мне особенно представляются картины, вызываемые в моем воображении, когда я слушаю мелодичную тихую музыку, особенно скрипки.
Гибель Сережи записана лично моей рукой, как раз когда я слушал по радио ‘Кавказские мелодии’ Ипполитова-Иванова.
Плохо то, что в журналах, помогающих молодому писателю, крупные писатели не пишут о черновой практической своей работе, хотя бы о монтаже книги, о построении главы и т. д., считая это ненужной мелочью, а давая много места общим теоретическим разговорам. А начинающему писателю необходимо также знать технику работы, [получить] хотя бы такую простую помощь, как создать план работы.
Сколько энергии тратится зря, пока начинающий товарищ найдет то, что давно уже известно литераторам.
Все без исключения писатели говорят о важности записной книги, это бесспорно верно. Сколько хороших настроений уплывает в воздух, не будучи сейчас же записаны в книжку. И вот я, которому очень трудно лично писать, завел себе такую книжку, и она уже служит мне хорошую службу.
Большинство действующих лиц носят вымышленные фамилии. У Жухрая настоящее только имя, и был [он] не предгубчека, а начальником Особого отдела. Не знаю, насколько удалось мне зарисовать эту фигуру литого из цельного чугуна балтийского матроса, революционера-чекиста. Наша партия имеет таких товарищей, которых никакая вьюга, никакой ветер не может сбить с крепких, слегка выгнутых наружу ног, с внешности грубые, наполненные силой, замечательные эти люди.
[1933 г.]

ЗА ЧИСТОТУ ЯЗЫКА

Проблема языка нашей художественной литературы, с такой силой и непримиримостью поставленная Алексеем Максимовичем Горьким, уже давно требовала тревожных сигналов, предупреждающих об опасности засорения нашего прекрасного русского языка всякого рода искажениями уже существующих слов или ‘созданием’ новых, в большинстве случаев несуразных, бессмысленных, лишенных какой-либо образности, просто непонятных слов.
Например, пресловутое ‘скакулязила’,— смысл этого слова знает лишь его автор. Читатель, натыкаясь на такие словечки, реагирует сообразно темпераменту, но послушать его реплики писателю было бы полезно.
Тов[арищ] Караваева, выступая на вечере ‘Молодой гвардии’ в Оргкомитете ССП, говорила о том, что печататься с каждым годом становится труднее не потому, что ослаблено внимание к литературной молодежи, наоборот,— внимание выросло по сравнению с прошлым во много раз, но потому, что многомиллионный читатель вырос и политически и культурно вместе со всей страной и его требования к литературе увеличиваются параллельно его росту.
Я надеюсь, что не выскажу правой теории своим убеждением, что в художественной литературе, больше чем где-либо, главное не темпы, а качество. Лучше написать одну книгу в несколько лет, но чтобы она ‘жила’ десятилетие, чем три-четыре книги, забываемые уже на другой день после их издания. Язык литературы — важное орудие производства для писателя, и о нем надо говорить. Для нас, литературной молодежи, только вчера вступившей в литературу, проблема языка, сюжета, композиции является основной проблемой, требующей развернутой самокритики и учебы.
Откуда в молодежных книгах поток таких слов, как: ‘шамать’, ‘топать’, ‘мура’, ‘буза’, ‘шпалер’, ‘похрял’, ‘сбондил’ и так далее и тому подобное? Все это не создано авторами, а взято напрокат из воровского жаргона. Преступный мир — уголовщина — в целях некоторой конспирации десятилетиями создавал свой жаргон, совершенно непонятный неискушенному слуху. И вот это чуждое пролетариату просочилось сначала отдельными словечками, а затем в большом количестве в обиход и отсюда в литературу. Как видим, язык тоже стал объектом борьбы, и в него заползли благодаря нашему попустительству все словесные паразиты.
Почему это стало возможным в годы ожесточенных классовых столкновений? В 1921—1922 годах я, например, и мои товарищи — рабочая молодежь — говорили этим изуродованным языком, сами не сознавая, у кого его перенимаем. Помнится один случай: мы, группа железнодорожников, разговариваем в губкоме с завагитпропом, коммунисткой-интеллигенткой. Она прерывает наши высказывания: ‘Послушайте, товарищи! Что это за слова, каким языком вы говорите? Я вас не понимаю, бросьте валять дурака и говорите по-русски’. Это нас обидело. Мой приятель высказался за всех: ‘Очень извиняемся, но другому языку не научены, в гимназиях не обучались’. Через шесть лет я встретился с этим парнем, он окончил харьковский комвуз, когда я напомнил ему этот эпизод, он снисходительно улыбнулся. Я провел с ним целый день, но не услышал ни одного из прежних слов: он их вышвырнул из своего обихода, как и многое другое, что оставила нам в наследство старая каторжная ‘Расея’.
Могут сказать, что писатель должен говорить подлинным языком своих героев, а если эти герои говорят, допустим, на воровском жаргоне, то это не его, автора, вина,— писать иначе — значит искажать правду. Я думаю, что мы не можем вступать на путь фотографирования.
Истинный художник может найти неисчерпаемый источник правдивых, волнующих, незабываемых образов и картин, отображающих нашу действительность и прошлое во всей их многогранности, без того, чтобы полнозвучный, красочный богатый русский язык не уродовать, без того, чтобы на третьей фразе любитель матерщины не ‘загибал’ до седьмого поколения. Что может быть отвратительнее изощренной до предела ругани? Кого из нас не хлещет, как удары кнута, матерщина, эта ‘национальная гордость’ царской России? И все же этот ‘мат’, порожденный кабальной беспросветной жизнью прошлого, сейчас иногда любовно отделывается некоторыми мастерами слова, и все это поглощается молодежью, стремящейся к знанию.
Л. Толстой в романе ‘Воскресение’ рисует царскую тюрьму со всей ее беспросветностью и жутью, рисует проституток, воров и — ни одной матерщины, или подобного ей, а между тем как ярко, с какой страшной убедительностью описаны все эти люди. Дело, значит, не в словах, а в мастерстве. Я не представляю себе картины, чтобы некоторые наши писатели решились выйти, скажем, на трибуну партсъезда и пересказать слова своих героев — на это у них не хватит мужества, язык не повернется. А бумага терпит, молодежь все это читает и краснеет от стыда за автора.
Талантливо написанная книга, насыщенная художественной правдой, переживает своего автора,— я думаю, это мечта каждого писателя. И вот будущему поколению, рожденному в социалистическом обществе, освобожденному от всей грязи раздавленного революцией старого мира, мы, непосредственные участники и свидетели величайшей в мире пролетарской революции, оставили в наследство наряду с большими художественными ценностями всю эту словесную бытовую накипь. Мы, литературная молодежь, учимся у мастеров, и часто их ошибки становятся нашими ошибками.
Критика — это правильное кровообращение, без нее неизбежны застой и болезненные явления. Я вспоминаю, с каким волнением читал первую критическую статью т[оварища] Любимова в журнале ‘Книга молодежи’ (орган ЦК ВЛКСМ, No 12, 1932 г.). В этой статье под заголовком ‘В активе комсомольской литературы’ т[оварищ] Любимов подверг критическому разбору первую книгу моей повести ‘Как закалялась сталь’. Я думаю, что т[оварищ] Любимов не обидится на меня за то, что я подвергаю критике его критическую статью. Это полезно нам обоим. Я кое-чему учился у него, а из последующего он тоже сделает свои кое-какие выводы. Наряду с ценными указаниями на недостатки книги, с конкретным разбором неудач сюжета т[оварищ] Любимов пишет: ‘Если первые части книги написаны ярко, то в дальнейшем наряду с художественно сильными, яркими местами имеются провалы, н_е_д_о_р_а_б_о_т_а_н_н_о_с_т_ь — сухо, хроникально написанные куски, отрывки’. Если бы т[оварищ] Любимов вместо общей фразы написал конкретно, где эта недоработанность и так далее, почему сделано плохо, было бы хорошо. Общие фразы бесполезны. Идем дальше. ‘В книге много внешнего, неглубокого, есть зарисовки событий’. Где, т[оварищ] Любимов? Конкретно, где прорыв и почему? И, наконец, подойдем к языку. Вот что о нем пишет т[оварищ] Любимов: ‘В книжке имеются кое-какие и словесные шероховатости, н_е_д_о_р_а_б_о_т_а_н_н_о_с_т_ь я_з_ы_к_а, избитые описания’.
Ответа, в чем заключается эта недоработанность, где она, как и на вышеприведенные выдержки из статьи, т[оварищ] Любимов не дал, а это автору больше всего нужно.
Вот пример, как хорошая, все же много дающая автору критическая статья т[оварища] Любимова вскользь затрагивает чрезвычайно важные вопросы, не давая на них ответа и конкретного анализа ошибок. О языке книги только два слова — ‘недоработанность языка’. Я этим примером хочу сказать товарищам, работающим на критическом фронте: выбросьте из своих статей общие фразы, объявите им войну, как объявлена война всем извращениям языка. Пусть каждая фраза будет конкретна, а не ‘вообще’. Вы первые должны атаковать все словесные фиглярства, и при совместной работе писателей и критиков мы достигнем желанных результатов, очистим язык художественных произведений от всей накипи, снижающей ценность и качество труда работников литературы.
Борьба за чистоту языка в художественной литературе должна быть направлена не только против искажения слов,— это лишь часть проблемы, главное же — это умение построить фразу, дать яркий образ, чтобы из грамотно написанных слов не получилась безграмотная путаница.
Архитектор, прежде чем построить изумляющее своей красотой и стилем здание, кроме любви к своему искусству и таланта, годами учился технике строительства, азбуке архитектуры. Думаю, не ошибусь, если выскажу предположение, что многие из нас, молодых писателей, не овладели азбукой литературы. В нашей стране, исключительной по своему строю, самой свободной стране в мире, выходят из печати десятки и сотни произведений, которые нужно назвать ‘первой пробой руки’. Это работа учеников-подмастерьев художественной литературы. Только у нас возможно это. Но, получив право еще в ученическом периоде печататься, неизбежно внося в литературу сырой полуфабрикат, молодой писатель не имеет права забывать, что страна дает ему аванс за счет его таланта, искорки которого вспыхивают в его произведениях среди беспомощных, детских нагромождений и что этот аванс он должен вернуть. Оплатить этот счет можно лишь одним — ростом, на основе большой и упорной учебы, овладением техникой, а для этого нужна учеба, учеба и еще раз учеба. В наше изумительно счастливое время, в стране победившего пролетариата для молодежи двери в жизнь широко распахнуты.
Сколько тысяч бывших кочегаров, грузчиков, ткачих, электромонтеров, пастухов сейчас постигают вершины знаний — техники, литературы, экономики и управления государством! Но грузчик в прошлом, а ныне красный профессор, писатель, инженер или член правительства, пришел к своей последней работе не путем механического передвижения, а путем огромной работы над собой, над созданием нового человека, пролетария-ученого. Это радостный труд, это о нем т[оварищ] Сталин говорил, как о труде, ставшем делом чести, доблести, славы и геройства.
Только так мы должны подходить к своим ошибкам, не зазнаваться, написав неплохую книгу, помня, что писатель выдвинут на передовую линию огня, и наша партия требует, чтобы каждое слово его оружия било в цель, чтобы его образы зажигали сердца, а для этого надо знать свое оружие и уметь им владеть.
Я открываю первую книгу своей повести, вновь читаю знакомые строки,— и статьи Горького, этого великого мастера словесной живописи, открывают мне глаза, я вижу, где написано плохо, и ряд слов, ненужных и нарочитых, безжалостно зачеркивается, и если повести суждено снова выйти в свет, то их уже в ней не будет.
Можно ли, говоря о языке, обойти тематику наших молодежных книг? Нельзя. О ней надо говорить. Недопустимо, чтобы вышедшая в свет молодежная книга не нашла отзыва в наших комсомольских журналах. Нельзя отделываться куцей статейкой в одну страницу. Это будут одни общие фразы. Критика должна быть развернутая, полноценная.
Творческая дискуссия лишь развертывается, а мы уже имеем целый ряд ошибок и неверных установок, например, статьи т[оварища] Серафимовича.
Статьи Горького — это освежающая струя, это призыв к честному, ответственному труду. Великий мастер не очень ласков, когда говорит о людях, ‘оседлавших’ славу. Но чем страстнее его удары, тем скорее будет сделан поворот.
Критика А. М. Горького глубоко принципиальная, она не убивает, она только возвращает к действительности тех, кто забыл меру.
Этой принципиальности нету некоторых критиков. На собрании литераторов говорилось об опасности, вставшей перед поэтами: Уткиным, Жаровым и другими. Из этого предупреждения кое-кто сделал свои неверные выводы, и уже есть попытки вычеркнуть И. Уткина из поэзии и водрузить на его ‘могиле’ осиновый кол. Иосиф Уткин — поэт комсомола. Комсомол знает славное имя Саши Безыменского и еще немало близких имен, среди них и Уткина — автора повести ‘о рыжем Мотэле’.
Последние годы с товарищем] Уткиным творится что-то неладное. Его тематика и мастерство, сниженные небрежной работой над словом, не дали комсомолии яркого, зовущего к борьбе поэтического произведения. Уткин, несомненно, переживает кризис, отсюда целый ряд политических ляпсусов. Было время, когда Уткин, опоясанный патронташем, неплохо шел в боевой цепи, и встречный ветер и пули пели ему свои песни. Поэт справедливо гордится этими незабываемыми днями. Он имеет на это право, но откуда к нему пришли слова, когда он говорит: все это было раньше, а теперь иное — ‘и невольно руку раненую бережешь’? В чем же разгадка творческих неудач поэта? Было время, когда ‘наш Мотэле’ ходил с заплатами на брюках, а сапоги его жадно просили ‘кушать’, но поэт был жизнерадостен, в кармашке, ближе к сердцу, лежал комсомольский билет, а кругом брызгала смехом неугомонная юность. Уткин был неразрывен с комсомолией, только эта близость рождала прекрасные строки. Поэт рос вместе с молодежью, строящей социализм, и эта молодежь подняла его на щит. Теперь же молодежь по-прежнему растет и… переросла своего поэта, остановившегося в неподвижности, даже отступившего назад к сентиментальной лирике.
Что же, Уткин для нас потерян? Все, конечно, зависит от него. Я уверен, что Иосиф, один из [поэтов] первого поколения комсомолии, изберет единственный верный путь — сблизиться с действительностью наших дней, и могущественная волна невиданного творческого энтузиазма, которым объята вся страна, вовлечет его в родную стихию, и ‘наш Мотэле’ даст нам не одну прекрасную поэму о сегодняшних, не менее героических, чем в тысяча девятьсот девятнадцатом году, днях. Только не надо жалеть раненую руку, пусть она пишет, пусть слова будут ярки, волнующие и… грамотные. Уткин — не ‘новичок’, ему зазорно не знать русского языка. Уткин—наш, он запутался, но хоронить его рано, ему навряд ли больше тридцати, он еще полон жизни, и мы услышим его песни, но уже не ‘о рыжем Мотэле’.
[1934 г.]

КОМИТЕТУ И КОМСОМОЛЬЦАМ АММИАЧНОГО ЗАВОДА В г. БЕРЕЗНИКАХ

Дорогие товарищи!
Ваше письмо, описав широкий круг, попало, наконец, ко мне. Хорошее, полное теплоты и коммунистической солидарности письмо.
Друзья, вы просите меня рассказать о себе побольше. Я посылаю вам статью, опубликованную в журнале ‘Коммунистическая молодежь’, органе ЦК ВЛКСМ. Она расскажет вам о многом.
Всех нас соединяет, вдохновляет и зовет к борьбе и труду единая цель, и победа одного из бойцов великой нашей армии строителей социализма есть общая победа, так же как и общая победа есть личная радость каждого из нас. Этого не знал старый, проклятый мир.
Свою повесть ‘Как закалялась сталь’ я не выдумывал. Она написана о живых людях. Повесть — это крошечный кусочек жизни, нашей грандиозной действительности, такой величественной и прекрасной.
Мы с вами живем в эпоху, когда старый, все дичающий капиталистический мир доживает свои последние годы. Капитализм, это кровожадное чудовище, чувствуя свою неминуемую гибель, готовится к последней схватке со своим могильщиком — пролетариатом. Он отбрасывает все демократические побрякушки и обнажает гнилые, но отравленные зубы. Он истребляет тех, кто поднял знамя борьбы за мировой коммунизм. Фашизм — это последняя фаза капитализма. С фашизмом ведут борьбу революционные пролетарии всех стран. Фашизм неизбежно попытается разгромить нашу страну. И вам, второму поколению комсомола, придется грудь с грудью столкнуться в последнем и решительном бою с этим проклятием человечества. Мы, старые комсомольцы, почти детьми дрались рядом со своими отцами за власть Советов. Нет у нас большей гордости, как сознание, что в этой борьбе мы были достойными сынами своего класса. Мы своими глазами видели всю подлость и жестокость врага. Мы учились ненавидеть. Наши сердца закалялись в этой кровавой борьбе. И когда, вступая в освобожденные города, мы видели виселицы с телами замученных товарищей, то наши сабли разили еще беспощадней. Для того, чтобы никогда не было войны, для того, чтобы создать братство народов всего мира, пролетариату надо пройти свой последний героический путь революционного восстания в странах капитализма, а нам сохранить и защитить Советский Союз, эту опору и надежду пролетариев всего мира.
Вот об этой борьбе с фашизмом я пишу свою вторую книгу.
Действие происходит в Галиции и на Украине. Конец 1918 и начало 1919 года. Город Львов. Захват польским фашизмом власти. Создание подпольных организаций партии и комсомола. Их героическая борьба с панами. Братская интернациональность подпольной комсомольской ячейки. Поляки, украинцы, русские, чех, еврейка — все эти молодые рабочие едины в борьбе против графов Могельницких, князей Замойских и Потоцких, фабрикантов Баранкевича, Шпильмана, Абрамахера и других.
В классовой борьбе нет национальностей, есть только принадлежность к классу.
В классовой борьбе нет места гнилому либерализму, ибо враг никогда не сдается без боя.
Я хочу, чтобы молодое поколение, не видевшее живого жандарма, помещика, знало лицо врага, с которым ему придется столкнуться и которого нужно будет уничтожить навсегда.
К августу думаю книгу окончить. Если ЦК признает ее достойной печати, то в конце года она будет издана.
Я с глубоким удовлетворением слушал ваше письмо, в котором вы пишете, что роман ‘Как закалялась сталь’ был вами коллективно проработан и вы признали эту книгу своей.
Это наибольшая награда писателю. Есть, значит, для чего жить на свете. Даже будучи слепым и прикованным к постели в течение многих лет, можно быть бойцом и счастливым в нашей великой стране, хозяевами которой мы с вами являемся. Героев рождала не только гражданская война, но и наше великое сегодня. Не достоин звания героя тот, кто хорошо сражался на фронтах, а сейчас не способен быть передовым бойцом. Труд, ставший делом чести, славы, доблести и геройства, рождает новых героев, не менее мужественных, чем герои гражданской войны.
Нужно только понять и прочувствовать всю героичность того, что мы с вами делаем. Тогда никакие трудности и лишения не смутят нас. Мы уже победили окончательно и навсегда в своей стране. Разгромили и уничтожили тех, кто становился нам поперек пути — кулака, троцкистско-зиновьевское охвостье, и победно движемся вперед. ‘Будущее принадлежит нам!’ — так же, как и героическое настоящее.
Привет вам, мои молодые товарищи! Вы деретесь не хуже нас. И когда надо будет взяться за оружие, то вы покроете себя неувядаемой славой… Борьба продолжается. Каждый из нас на посту и делает свое дело.
Крепко жму ваши руки. Преданный вам

Н. Островский

Сочи, 13 марта 1935 г.

[О РОМАНЕ ‘РОЖДЕННЫЕ БУРЕЙ’]

Исполняю ваше поручение и сообщаю, над чем я работаю. Пишу роман. Название ему еще не дал. Оно придет само собой, когда книга будет написана.
Хочу рассказать этой книгой нашей молодежи о героической борьбе украинского пролетариата против кровавого польского фашизма. Хочу показать лицо тех, кто душит трудовой народ Западной Украины и Польши виселицами. Врага надо знать. Хищный стервятник точит когти и каждый час готов кинуться на великую страну социализма.
Книга расскажет о конце 1918 года и начале 1919 года. Западная Украина — Галиция. Большой город. Немецкие оккупационные войска бегут в Германию, преследуемые красными партизанскими отрядами.
В родовом имении крупного помещика графа Могельницкого еще при немцах фашистский штаб организует и подготавливает захват власти. Кто они, эти люди? Крупные помещики — Могельницкий, князь Замойский, Зайончковский, сахарозаводчик Баранкевич, епископ Бенедикт, ксендз Иероним, агент французской ‘Сюрте женераль’ лейтенант Варнери, бывшие офицеры организованного генералом Пилсудским польского легиона австрийской армии. Руководит всем старший сын графа Могельницкого, полковник русской гвардии. Помещики не жалеют денег на создание польского легиона, вербуют наемников. В их планы входит захват власти не только в Восточной Галиции,— польские помещики Сангрушко и Потоцкий, связанные с ними, требуют захвата Украины, где находятся их имения и заводы.
На другом полюсе организуются силы революции. Молодая коммунистическая партия Польши посылает в город члена своего ЦК, старого революционера Сигизмунда Раевского. Он сколачивает подпольную коммунистическую организацию. В день захвата власти польскими фашистами избирается областной подпольный комитет. Коммунисты развертывают революционную пропаганду среди рабочих. В села, объятые восстанием, посылаются организаторы партизанских отрядов. Кровавый террор фашистов загоняет коммунистов в глубокое подполье. События нарастают. Попытка рабочих поднять в городе восстание не удается. Штаб легионеров подлой провокацией направляет на восставших рабочих немецких солдат, которых после разгрома восстания сами же легионеры разоружают и отбирают [у них] все, вплоть до шинели…
В книге будет рассказано, как коммунисты руководили стихийным революционным движением крестьянства. В жестокой борьбе за власть советов сплачиваются воедино революционные рабочие — украинцы, поляки, евреи, чехи. Здесь, рядом с отцами, плечо к плечу их дети. По другую сторону баррикад — польская буржуазия, дворянство, помещики и с ними заодно — украинские помещики, кулачье, фабрикант Шпильман, банкир Абрамахер, погромная петлюровщина…
Я уделяю большое внимание революционной молодежи — подпольной ячейке комсомола, работающей под непосредственным руководством партии. Кто эта молодежь? Раймонд, сын Раевского, Сарра, дочь сапожника, работница швейной фабрики Шпильмана, Олеся, дочь машиниста водокачки, члена областкома, Андрий Птаха, бунтарствующий юноша, которого подполье воспитывает и дисциплинирует, молодой пекарь чех Пшеничек и другие.
Хочу показать глубокую интернациональность их борьбы, большую дружбу и подлинный героизм. Разные по натуре, по характеру, но единые по классу, эти молодые помощники партии, ее сторожевые и разведчики — достойные сыны своих отцов.
Книга расскажет, как разжигали буржуазия и католическая церковь национальную рознь, натравливая поляков на украинцев и евреев.
Молодежь должна знать всю гнусность и подлость врага, его предательскую двуликость, хитрость и коварство в борьбе с пролетариатом, чтобы в грядущей нашей борьбе с фашизмом нанести ему смертельный Удар.
В небольшой статье нельзя рассказать [об этом] подробнее. В августе книга будет закончена.
Меня спрашивают, как новая книга перекликается с романом ‘Как закалялась сталь’. Обе книги родственны. Только в ‘Как закалялась сталь’ сжато рассказана жизнь целого поколения на протяжении шестнадцати лет, а новый роман развертывает в глубину лишь один из эпизодов революционной борьбы на протяжении трех-четырех месяцев.
Весь этот год у меня будет занят работой над окончанием романа, над сценарием по роману ‘Как закалялась сталь’ для Украинфильма и работой над книгой для детей ‘Детство Павки’.
Мой рабочий день — шесть — десять часов. Разрушенное здоровье часто предает меня. Но все же работа двигается вперед.

С коммунистическим приветом Н. Островский

[1935 г.}

В РЕДАКЦИЮ ‘ЛИТЕРАТУРНОЙ ГАЗЕТЫ’

Только сегодня прочел в ‘Литературной газете’ от 5 апреля статью Бориса Дайреджиева ‘Дорогой товарищ’. И хотя я сейчас тяжело болен — воспаление легких, но должен взяться за перо и написать ответ на эту статью. Буду краток.
Первое: решительно протестую против отождествления меня — автора романа ‘Как закалялась сталь’ — с одним из действующих лиц этого романа — Павлом Корчагиным.
Я написал роман. И задача критиков показать его недостатки и достоинства, определить, служит ли эта книга делу большевистского воспитания нашей молодежи.
Во второй половине своей статьи критик Дайред-жиев сходит с правильного пути разбора книги в этой области и пишет вещи, мимо которых я не могу пройти молча. Например: ‘Но здесь мы должны отметить ошибку редакции ‘Молодой гвардии’. Дело в том, что Корчагин — это Островский. (Его история недавно была рассказана М. Кольцовым в фельетоне ‘Мужество’ в ‘Правде’.) А роман — человеческий документ. И вот по мере того как мир смыкается железным кольцом вокруг разбитого параличом и слепого Островского, семейная неурядица борьбы с обывательской родней жены Корчагина начинает занимать центральное место в последней части романа. Прикованный к койке, Островский не замечает, как мельчает в этой борьбе его Павка. Типичные черты Корчагина начинают вырождаться в индивидуальную жалобу Островского через своего героя. Редактор книжки т[оварищ] Шпунт оказалась политически более чуткой, чем редакция журнала. Она свела к минимуму перипетии семейной ссоры, заострила политическую суть этой борьбы, тогда как журнал дал целиком эту растянутую часть романа, чем способствовал разжижению гранитной фигуры Павки Корчагина’.
Зачем понадобились Дайреджиеву эти сенсационные сообщения, что Корчагин — это Островский, что это о нем писал в ‘Правде’ Кольцов?
Как все это режет ухо! Зачем понадобилось Дайреджиеву написать неправду (я с трудом воздерживаюсь от более резкого выражения) об авторе романа и Павле Корчагине, которых Дайреджиев отождествляет? Когда и где увидел Дайреджиев индивидуальную жалобу автора на окружающую его действительность? Конец последней главы, о которой пишет Дайреджиев, в книге не опубликован. Но пинок, которым наградил критик редакцию журнала ‘Молодая гвардия’ пришелся как раз мне в лицо. Я должен ответить на удар ударом.
Если вы, тов[арищ] Дайреджиев, не поняли глубоко партийного содержания борьбы Корчагина с ворвавшейся в его семью мелкобуржуазной стихией, обывательщиной и превратили все это в семейные дрязги, то где же ваше критическое чутье? Никогда ни Корчагин, ни Островский не жаловались на свою судьбу, не скулили, по-Дайреджиеву. Никогда никакая железная стена не отделяла Корчагина от жизни, и партия не забывала его. Всегда он был окружен партийными друзьями, коммунистической молодежью и от партии, от ее представителей, черпал свои силы. Сознательно или бессознательно, но Дайреджиев оскорбил и меня, как большевика, и редакцию журнала ‘Молодая гвардия’.
Дальше тов[арищ] Дайреджиев обращается с публичным вызовом к писателю Всеволоду Иванову взять на себя ‘инструментовку’, ‘техническую шлифовку и озвучение’ книги, после чего ‘она станет в уровень с лучшими образцами социалистического эпоса’. Я ценю Вс. Иванова как писателя. Убежден, что он тоже был смущен этим театральным жестом Дайреджиева. Мы, молодые писатели, только что вступившие в литературу, жадно учимся у мастеров мировой и советской литературы. Берем лучшее из их опыта. Они нас учат.
А. С. Серафимович отдавал мне целые дни своего отдыха. Большой мастер передавал молодому ученику свой опыт. И я вспоминаю об этих встречах с Серафимовичем с большим удовлетворением. Анна Караваева, будучи больной, читала мою рукопись, делала свои указания и поправки. Марк Колосов привез эту рукопись в ЦК комсомола…
Из их указаний я делал выводы и своей рукой выбросил все ненужное. Своей рукой! Так большевики помогали ‘озвучать’ книгу. Книга имеет много недостатков. Она далека от совершенства. Но если ее вновь напишет уважаемый Всеволод Иванов, то чье же это будет произведение — его или мое? Я готов учиться и у Всеволода Иванова. Но переделывать свою книгу должен, сам, продумав и обобщив указания мастеров литературы. Эти указания и советы нам, молодым, нужны, как воздух. Товарищеская творческая их помощь, большевистская критика. Ничего этого нет у Дайреджиева.

С коммунистическим приветом Н. Островский

11 мая 1935 г.
г. Сочи, Орехова, 47
Прошу редакцию ‘Литературной газеты’ напечатать это письмо.

РЕДАКЦИИ ‘КОМСОМОЛЬСКОЙ ПРАВДЫ’

Искренно, горячо приветствую ‘Комсомольскую правду’, нашу родную любимую газету, в день ее десятилетия! С каким волнением и радостью мы, комсомольцы, десять лет тому назад читали первый номер своей газеты! Как она выросла за эти годы! Я думаю, теплых, искренних поздравлений будет много. Газета их заслужила. Но сейчас я спешу передать свои пожелания.
Надо возродить литературную страницу, как это было в прошлые годы. Ведь литературная страница читалась бы молодежью запоем. В ней печатались лучшие произведения наших комсомольских поэтов и писателей. Ведь страница ‘Комсомольской правды’ вырастила и ввела в литературу немало талантливой молодежи.
Я горячо ратую за восстановление литстраницы. Все эти десять лет я читаю ‘Комсомольскую правду’ и с огорчением отмечаю наряду с огромным [ее] ростом за последний год недостаточное внимание литературного отдела ‘К[омсомольской] п[равды]’ к вопросам освещения и критики молодой литературы нашей страны. Ряд комсомольских романов и повестей ‘Осада’ Бутковского, ‘Пленум друзей’ Богданова, ‘Мое поколение’ Горбатова и др[угие] — не получили достаточного освещения в ‘Комсомольском] п[равде]’.
Отдел библиографии должен заполняться ежедневно. Молодежь жадно хочет знать о лучших книгах нашей страны, она ищет на страницах своей газеты, что ей читать.
Нужно печатать [сообщения] о выходе книг, издаваемых ‘Молодой гвардией’. Нужно также подвести итоги работы журнала ‘Молодая гвардия’ за 1934 год и половину 1935 года.
Желаю всему коллективу газеты плодотворной, бодрой, высококачественной работой поднять нашу любимую газету на еще более высокую ступень!
Крепко жму ваши руки.
С коммунистическим приветом.
20 мая 1935 г.
Сочи, Орехова, 47

МОЛОДЫМ ЧИТАТЕЛЯМ КОМСОМОЛЬСКОЙ СТРАНИЦЫ

Я хочу сказать несколько слов моим товарищам комсомольцам, читателям этой страницы. Сделайте так, чтобы комсомольскую страницу ‘Сочинской правды’ читали не только вы, комсомольцы, но и вся, рабочая молодежь.
Как это сделать? На всех стройках, предприятиях комсомольцы — инициаторы чтения — собирают вокруг себя в короткие перерывы молодежь, вместе с ней читают и обсуждают молодежную страницу.
Обсуждение должно быть живым, интересным. Это может и должно служить вовлечению молодежи в рабкоровское движение. Нужно только заинтересовать молодежь, и она живо откликнется на призыв писать о своих запросах, пожеланиях.
Для этого надо, чтобы комсомольская страница освещала все то, о чем молодежь хочет знать.
Со своей стороны я готов принять участие в этом интересном и полезном деле.
[1935 г.]

МОЙ ДЕНЬ 27 СЕНТЯБРЯ 1935 ГОДА

…Звонок телефона врывается в сон, и волнующие видения испуганно исчезают… Просыпаюсь, и первое мое ощущение — это мучительная боль скованного неподвижностью тела. Значит, несколько секунд назад был сон, в котором я, молодой, сильный, мчался, как ветер, на боевом коне навстречу восходящему солнцу. Я не открываю глаз. Это не нужно: в один миг я вспоминаю все. Восемь лет назад суровая болезнь свалила меня в постель, приковала неподвижно, потушила глаза, превратив все вокруг меня в черную ночь. Восемь лет!
Острая физическая боль обрушивается на меня стремительной атакой, жестокая и неумолимая. Я инстинктивно делаю первый жест сопротивления — крепко сжимаю зубы. На помощь мне спешит второй звонок телефона. Я знаю, это жизнь зовет меня к сопротивлению. Входит мать. Вот трубка телефона у моего уха. Говорит телеграф. ‘Примите молнию. Сценарий принят. Приступаем к постановке звукового кинофильма по вашему роману ‘Как закалялась сталь’. Это хорошо. Значит, недаром мы с Мишей Зацем работали эти месяцы. Мать приносит утреннюю почту — газеты, книги, стопка писем. Сегодня несколько интересных встреч. Жизнь вступает в свои права. Прочь страдания! Утренняя короткая схватка кончается, как всегда, победой жизни.
— Скорей, мама, скорей! Умываться и кушать!..
Мать уносит недопитый кофе. И я слышу утреннее приветствие моего секретаря Александры Петровны. Она — как часы.
Меня выносят в сад под тень деревьев. Здесь уже все приготовлено для работы. Спешу жить. Вот почему все мои желания стремительны.
— Читайте газеты. Что там на итало-абиссинской границе? Фашизм, этот сумасшедший с бомбой, устремился сюда. Никто не знает, куда и когда он швырнет эту бомбу.
Газета говорит: сложнейшая запутанная паутина международных отношений, неразрешимые противоречия обанкротившегося империализма… Угроза войны черным вороном носится над миром. Доживающая последние дни буржуазия выпустила на арену свои последние резервы — фашистских молодчиков. А те, орудуя топорами и веревкой, быстро поворачивают буржуазную культуру назад к средневековью. Душно в Европе. Пахнет кровью. Мрачная тень 1914 года видна даже слепым. Мир лихорадочно вооружается…
— Довольно! Читайте о жизни нашей страны.
И я слушаю биение сердца моей родины любимой. И встает она передо мной молодой и прекрасной, с цветущим здоровьем, жизнерадостная, непобедимая Страна Советов. Только она одна, моя социалистическая родина, высоко подняла знамя мира и мировой культуры. Только она создала истинное братство народов. Какое счастье быть сыном этой родины…
Александра Петровна читает письма. Они идут ко мне со всех концов необъятного Советского Союза — Владивосток, Ташкент, Фергана, Тифлис, Белоруссия, Украина, Ленинград и Москва, Москва, Москва. Сердце мира. Это моя родина перекликается с одним из своих сыновей, со мной… автором единственной книги ‘Как закалялась сталь’, молодым, начинающим писателем. Тысячи этих писем, бережно разложенных в папки, — самое дорогое мое сокровище. Кто же пишет? Все. Рабочая молодежь фабрик и заводов, моряки-балтийцы и черноморцы, летчики и пионеры — все спешат высказать свою мысль, рассказать о чувствах, разбуженных книгой. И каждое письмо чему-то учит и чем-то обогащает. Вот оно, письмо, зовущее к труду: ‘Дорогой товарищ Островский! Мы с нетерпением ждем твоего нового романа ‘Рожденные бурей’. Пиши его скорее. Ты должен сделать его прекрасно. Помни, мы ждем эту книгу. Желаем тебе здоровья и большой удачи. Рабочие Березниковского аммиачного завода…’
Второе письмо. Оно сообщает о том, что в 1936 году мой, роман выйдет в нескольких издательствах тиражом в пятьсот двадцать тысяч экземпляров. Это — целая армия книг…
Я слышу: у ворот, тихо журча, останавливается автомобиль. Шаги. Приветствие. Я узнаю по голосу — это инженер Мальцев. Он строит дачу, подарок правительства Украины писателю Островскому. Среди тенистых деревьев старого сада, недалеко от моря, будет выстроен красивый. коттедж. Инженер развертывает план.
— Вот здесь ваш кабинет, библиотека, комната секретаря. Затем ванна. А это — половина для вашей семьи. Большой балкон, где вы будете работать летом. Кругом много света, солнца. Пальмы, магнолии…
Сделано все, чтобы я мог работать спокойно. Я чувствую в этом заботливую, нежную руку моей родины.
— Вы довольны проектом? — спрашивает инженер.
— Он прекрасен!..
— Тогда мы приступаем к работе.
Инженер уходит. Александра Петровна перелистывает рабочую тетрадь. Сейчас рабочие часы. До вечера ко мне никто не придет, зная, что я занят. Несколько часов напряженной работы. Я забываю все окружающее. Переношусь в прошлое. В памяти встает мятежный 1919 год. Грохот орудий… Зарево ночных пожаров… Полчища вооруженных интервентов ворвались в нашу страну, и герои моего романа, самоотверженная молодежь, плечом к плечу со своими отцами отражают это нападение…
— Четыре часа, пора кончать,— тихо говорит Александра Петровна.
Обед. Час отдыха. Вечерняя почта — газеты, журналы и опять письма. Я слушаю роман Перл Бак ‘Земля’. Угасает солнце. Я этого не вижу, но чувствую, как приближается прохладный вечер.
Шорох многих шагов. Звонкий смех. Это идут мои гости, героические девушки нашей страны, парашютистки, побившие мировой рекорд по затяжному прыжку. Вместе с ними пришли комсомольцы сочинских новостроек. Приглушенный грохот мощной стройки доносится даже сюда, в тихий сад. Я мысленно представляю, как покрываются асфальтом и бетоном улицы моего городка. А там, где еще год назад были пустыри, высятся огромные здания дворцов-санаториев…
Вечер. В доме тихо. Гости уехали. Мне читают. Легкий стук в дверь. Это — последняя встреча, внесенная в расписание дня. Корреспондент ‘Москау дейли ньюс’. Он плохо говорит по-русски.
— Это верно, что вы были простым рабочим?
— Да. Кочегаром…
Быстро шуршит по бумаге его карандаш.
— Окажите, вы очень страдаете? Ведь вот вы — слепой. Прикованы к постели в течение долгих лет. Неужели к вам ни разу не пришло отчаяние о безвозвратно потерянном счастье — видеть, двигаться?
Я улыбаюсь.
— У меня просто нет времени на это. Счастье многогранно. В нашей стране темная ночь может стать ярким солнечным утром. И я глубоко счастлив. Моя личная трагедия оттеснена изумительной, неповторимой радостью творчества и сознанием, что и твои руки кладут кирпичи для созидаемого нами прекрасного здания, имя которому — социализм…
Ночь. Я засыпаю усталый, но глубоко удовлетворенный. Прожит еще один день жизни, самый обыденный, прожит хорошо…
[1935 г.]

СЧАСТЬЕ ЖИТЬ

В наше время даже темная ночь становится пылающим утром. Никогда не мечтал я о таком счастье, как то, что завоевано теперь. Какой неоспоримый пример возможности борьбы и работы, даже в условиях, в каких в буржуазном мире человек гибнет в одиночестве.
Я пишу теперь вторую книгу о молодежи, о новых людях нашей страны, о том, что я хорошо знаю.
Действие снова проходит на Украине, моей родине, которую я прошел пешком вдоль и поперек. Пишу о том, что ярко запомнилось, что можно правдиво передать.
Желания работать у меня много, и я хочу, я даже обязан прожить еще минимум три года, чтоб дать нашему юношеству одну-две родных ему книги.
Это очень важно, для меня в особенности. Вот почему я так много работаю, подготовляя материал, организуя его. Много читаю и, готовясь, много учусь.
Рост — это движение вперед. Для меня качество второй моей книги — дело чести. Я буду работать настойчиво и любовно, вкладывая в нее все, что дали мне пятнадцать лет моей коммунистической жизни.
Победа первой книги не может вскружить мне голову. Я не зеленый юноша, а большевик, который знает, как далека еще до совершенства и действительного мастерства моя первая книга.
Делаю все, чтоб новое дитя родилось разумным и красивым. Есть для чего жить.
[1935 г.]

СЧАСТЬЕ ПИСАТЕЛЯ

К 18-й годовщине Великой пролетарской революции, как никогда, развернулись мои творческие силы, они на таком огромном подъеме, о котором я мог только мечтать. Можно сказать, что именно теперь — на тридцать втором году моей жизни — наступил полный расцвет моих творческих возможностей, потому что все вокруг содействует этому. Жизнь в нашей стране, преодолевающей все трудности на своем пути, чудесная, прекрасная.
О чем может еще мечтать молодой писатель, когда, по данным издательств, его книга в наступающем году будет издана тиражом 650—750 тысяч экземпляров! Счастье писателя, когда его книги читаются!
Ни единая мысль, ни единая капля моей энергии не направлены на заботу о своей жизни, потому что она вполне обеспечена. Единственная моя забота — это качество книги. Ничто не мешает моей работе. Партия, вся страна создали вокруг меня обстановку теплоты и радости. Сотни писем, встречи с друзьями лучше всего стимулируют мою работу.
Мы празднуем восемнадцатую годовщину Великой пролетарской революции. Прошел еще один год — год огромнейших достижений всей страны. Мы отмечаем год прекрасного настоящего и чудесного будущего. И это находит свое отражение в каждом из нас, в нашем быту, в личной жизни. В нашей коммунистической семье не может быть личного счастья, изолированного от счастья всей страны. Личное счастье становится в десять раз большим, когда рядом с ним видишь подъем всего народа, идущего к прекрасной зажиточной жизни.
Единственно, что тревожит меня, обязывает мобилизовать все силы — это чувство ответственности за новую книгу ‘Рожденные бурей’, которую я пишу. Это ответственность перед многомиллионным, требовательным и умным читателем. Я сделаю все, чтобы оправдать это ничем незаменимое доверие масс.
Передаю свой искренний, пламенный привет моей родине — Советской Украине, рабочим, колхозникам, комсомольцам, крепко жму их руки’ и желаю огромнейших успехов в строительстве социалистического общества.

Н. А. Островский

[1935 г.]

ТВОРЧЕСКОМУ КОЛЛЕКТИВУ ОДЕССКОЙ КОМСОМОЛЬСКОЙ КИНОФАБРИКИ

Дорогие товарищи!
Я получил вашу приветственную телеграмму в самый радостный момент моей жизни. Я хочу сказать вам несколько слов о нашей будущей работе над фильмом ‘Как закалялась сталь’.
С первых дней, когда вам была передана постановка этой картины, я почувствовал, что ваш коллектив принял это как дело чести. И у меня нет мысли о том, что вы не сделаете все, что в ваших силах и возможностях, чтобы фильм вышел прекрасным. Когда мы с Моисеем Борисовичем Зацем встретились с руководством вашей фабрики, то стало ясно, что фильм находится в надежных и дружеских руках. Вы знаете о том, что сценарий — это одна треть творческой работы. Вся тяжесть и вся трудность ложится теперь на ваши плечи. Победа фильма будет обеспечена лишь общей прекрасной работой всего коллектива. Я не могу приехать к вам и вместе, в дружной семье создавать этот комсомольский фильм.
Пусть же каждый товарищ от режиссера до рабочего электромонтера отнесется к этому делу любовно. Пусть молодые артисты, которые должны будут воплотить в жизнь образы книги и сценария, глубоко продумают свои роли, чтобы многомиллионный наш зритель увидал на экране правдивые, страстные, порывистые, беспредельно-преданные своей партии образы первых комсомольцев и старых большевиков периода гражданской войны и последующих годов.
Помните, что Павка Корчагин был жизнерадостный, страстно любящий жизнь юноша. И вот, любя эту жизнь, он всегда готов был пожертвовать ею для своей родины. Павка не должен выйти суровым, хотя он хотел казаться таким. Жизнь била в нем ключом, прорывалась наружу сквозь внешнюю суровость. Он часто и заразительно смеялся в кругу своих друзей. Но, сталкиваясь с врагами, он был страшным для них человеком. Его рука не знала пощады для вооруженного врага…
С огромным волнением буду ждать появления фильма на экране. От всего сердца желаю большой удачи!

Крепко жму ваши руки.

Ваш Островский

[1935 г.]

САМЫЙ СЧАСТЛИВЫЙ ГОД

Если бы меня спросили, какой год самый счастливый в моей жизни,— я мог бы ответить только:
— 1935-й.
Если бойца приласкала страна за его упорство и настойчивость, если к его груди, там, где стучит сердце, приколот орден Ленина,— то счастье его безмерно.
1935 год был для меня завершением первого этапа творчества, учебы, роста, движения вперед.
1936 год я встречаю полный надежд, творческих стремлений, огромного желания работать. Движимый этим желанием, я приехал в Москву, чтобы подойти поближе к документальной сокровищнице нашей страны, так необходимой мне для работы над моим новым романом — ‘Рожденные бурей’.
2 января будет днем начала моей работы в Москве. В этот день впервые ляжет передо мной том документов гражданской войны.
Большого труда стоило моим уважаемым врачам убедить меня отдохнуть после переезда в Москву,— так безудержно желание сейчас же, немедленно приступить к работе.
Когда я читаю страстные выступления стахановцев, передовых героев — ударников наших строек и заводов,— речи, в которых звучит радость труда и глубочайшее удовлетворение от этого труда,— я всем сердцем понимаю их, потому что то же самое ощущение переживаю и я каждый раз, когда усталый, но радостный засыпаю после напряженного трудового дня.
Обстоятельства заставили меня на несколько месяцев отложить работу над новым романом. Сейчас я вновь сближаюсь со своими героями. Я возвращаюсь к зиме 1919 года… Занесенная снегом Украина… Деморализованное охвостье немецкой оккупационной армии бежит в Германию от преследующих их красных партизанских отрядов… Передо мной, как живой, вырастает Андрий Птаха, молодой кочегар с волнистым льняным чубом. Его серые отважные глаза устремлены на меня с суровым укором:
— Бросил ты нас, братишка. Кругом земля гудит под конскими копытами. Нам бы в бой, что ли?..
Рядом с ним — черноглазая красавица Олеся Ковал-ло. Я люблю эту дивчину. Я знаю, из нее выйдет хорошая комсомолка и помощница своему батьке, старому машинисту, подпольщику-большевику.
Я пожимаю руки своим молодым друзьям и обещаю больше не расставаться с ними…
31 декабря 1935 г.

МЫ НАКАНУНЕ X СЪЕЗДА ВЛКСМ

Этот съезд собирается в исключительные дни, которые можно назвать днями небывалых побед и достижений в стране социализма.
Каждый год приносит такие огромные изменения в нашей жизни, что, сравнивая с прошедшим, мы поражаемся размаху и стремительности строительства новой жизни, новых отношений, новой культуры и народного богатства. Победа социализма на всех фронтах народного хозяйства и экономики страны, рост народного богатства, ставшие возможными лишь после полного разгрома всех классово враждебных пролетариату сил, могучее стахановское движение, сломившее консервативные нормы и расчеты в области производительных сил и давшее героические образцы трудового энтузиазма, мощное движение всего народа к культуре, к знаниям — все это ставит перед комсомолом, верным помощником партии, целый ряд больших проблем, к разрешению которых призван десятый съезд комсомола.
Воспитание юношества в нашей стране, большевистское, коммунистическое его воспитание — одна из основных задач ленинского комсомола. Будет вполне справедливым спросить каждого из нас, молодых писателей комсомола, выращенных и воспитанных в его рядах: с чем мы приходим к победному десятому съезду своего союза?
Верный революционным традициям своего родного комсомола, я сжато, как в боевом рапорте, расскажу об этом.
Самое дорогое для меня в том, что десятый съезд я встречаю как боец ленинского комсомола, как действительный член ВЛКСМ, своей работой в комсомоле и для комсомола сохранивший право на высокое, почетное звание комсомольца. Я встречаю комсомольский съезд в работе над новым романом — ‘Рожденные бурей’. Все мои дни заполнены образами молодых бойцов за власть Советов, и комсомол героических лет гражданской войны, родными неразрывными узами связанный с комсомолом сегодняшних дней, владеет моим умом и сердцем.
Желание рассказать молодым товарищам, не видевшим в лицо жандармов, суровую правду о днях, когда нынешнее счастье, нынешняя прекрасная, радостная жизнь завоевывалась кровью лучших сынов рабочего класса, владеет мной. Это была жестокая борьба с вековым врагом трудового народа, с эксплуататорами и тюремщиками. Счастливые молодые люди, родившиеся в Октябрьские дни, должны знать, каких неимоверных усилий стоила рабочему классу его свобода. Только зная это, молодое поколение социализма будет так же беззаветно защищать социалистическую родину от фашизма — этого вооруженного до зубов бандита.
Работа над романом у меня тесно связана со всей жизнью комсомола.
Я получил мандат на Всеукраинский съезд комсомола от того города, где семнадцать лет назад вступал в комсомол. И я буду выступать на этом съезде с речью, посвященной образу молодого человека нашей эпохи.
Каков должен быть этот образ? Да, жизнь предъявляет большие требования к молодым людям нашей эпохи. Молодой человек в революционной стране разительно не похож на молодого человека капиталистических стран.
За восемнадцать лет своего существования комсомол знает этот образ, он видоизменялся по внешности, по культурному уровню, он нес в себе традиции, лучшие стремления восставшего пролетариата.
Всегда и везде комсомолец, этот передовой молодой человек, нес в своем сердце пламя и стремления тех лет, когда он вступал в революционную борьбу. Нам знакомы образы комсомольцев 17-го, 19-го, 20-го годов — эпохи гражданской войны, нам знакомы образы комсомольцев восстановительного периода, [периода] реконструкции и затем генерального наступления пролетариата великих пятилеток.
Сейчас этот образ имеет черты, отличающие наши годы от прошлых.
Неизмеримо выросла наша страна, за эти годы выросли также требования общества к молодому человеку нашей страны.
Эти требования огромны, как огромен размах нашей борьбы.
Образ молодого человека нашей страны представляется нам в виде передового бойца, строителя, овладевающего высотами техники, культуры, жизнерадостного, бодрого, с ненасытной жаждой к знанию, человека с коммунистической, моралью, безгранично преданного делу социализма.
Об этом образе молодого человека я буду говорить на Всеукраинском съезде комсомола.
Особое внимание в предстоящем выступлении я намерен уделить образу молодой женщины Страны Советов, ни в чем не уступающей молодому человеку, несмотря ни на какие трудности, во многом опережающей его.
Я кончаю свой краткий рапорт.
Да здравствует десятый съезд ленинского комсомола, съезд молодых победителей!
Да здравствует партия большевиков, воспитавшая нас!
7 января 1936 г.

ШЕПЕТОВСКОЙ ОКРУЖНОЙ КОНФЕРЕНЦИИ

ЛЕНИНСКОГО КОММУНИСТИЧЕСКОГО

СОЮЗА МОЛОДЕЖИ УКРАИНЫ

Дорогие товарищи!
Я хочу, чтобы вы почувствовали крепкое пожатие моей руки и биение моего сердца, преданного вам, мои молодые друзья. Я шлю вам свой пламенный привет. Я горжусь тем, что Шепетовский район послал меня делегатом на вашу окружную конференцию. Спасибо за честь, за доверие!
Я не могу сказать вам эти горячие слова с трибуны вашей конференции, но я с вами, в ваших рядах. Я прихожу к десятому съезду комсомола как боец и комсомолец. Это высокое, почетное звание члена ленинского комсомола я сохранил своей работой в комсомоле и для комсомола. В моем партийном билете лежит его маленький сынишка — членский билет ленинского комсомола, и я бережно храню его, свидетеля всей моей комсомольской жизни.
В 1919 г[оду], семнадцать лет тому назад, в Шепетовке нас было пятеро комсомольцев. Эту группу создал вокруг себя партийный комитет и ревком Шепетовки, руководимые тт. Линником и Исаевой. Они описаны у меня в романе ‘Как закалялась сталь’ под фамилиями предревкома Долинника и секретаря партийного комитета Игнатьевой. А теперь вас многие сотни и даже тысячи. Вырос и окреп ленинский комсомол, руководимый нашей великой партией. Подросли молодые бойцы, бывшие тогда детьми. Множится и растет революционная смена, беззаветно преданная идее коммунизма( Героически боролись первые комсомольцы Шепетовки против польских панов, петлюровщины и бандитизма всех мастей и оттенков. Так же героически будет драться и второе комсомольское поколение, представителем которого являетесь вы.
На комсомол форпоста пролетарской революции, на пограничный комсомол ложится особая ответственность.
Пусть же будут зорки глаза верных помощников партии!
Братский привет вам, комсомольцам моего родного города!
Да здравствует наша счастливая жизнь, отвоеванная в ожесточенной борьбе с врагами народа!
Да здравствует великая партия Ленина — Сталина, приведшая нас к победе!

Николай Островский

Москва, 1 февраля 1936 г.

ТЕЗИСЫ К ВЫСТУПЛЕНИЮ НА X СЪЕЗДЕ ВЛКСМ

Дорогие товарищи, я вхожу на эту трибуну с большой тревогой и волнением. Я ведь боец того самого ‘батальона инженеров’, который здесь был так сурово раскритикован. Какая же картина открылась перед нами здесь, на смотре сил молодой гвардии могучего союза народов? Сами видите: все вокруг — в могущественном движении вперед. Освобожденный народ, руководимый большевистской партией, овладевает все новыми и новыми вершинами. Но в этом победном продвижении батальон ‘инженеров человеческих душ’, скажем прямо, не выполняет возложенные на него ответственнейшие задачи. Что же мы видим? На линии огня взвод передовых мужественных бойцов. Они не отстали от стремительного победного движения. Их оружие не заржавело. На линию огня вывел красных партизан Александр Фадеев, собирает вокруг тихого Дона большевиков-казаков Шолохов и вывел в бой балтийских революционных матросов Всеволод Вишневский. Появился со своими ‘Всадниками’ Яновский, нашедший свое место в нашем строю. Есть в этом взводе еще десяток хороших бойцов… А где же остальные? Ведь в батальоне около трех тысяч штыков. Высокий, седоусый, покрытый славой командир нашего батальона, великий мастер своего дела, яростно крутит свой ус, шепчет сурово и возмущенно: ‘Эх, эти уж мне обозники: завтракают, поди, километров пятьдесят от фронта. Застряла у них там кухня в болоте. Хоть бы не срамили мою седую голову’. Конечно, это горькая шутка, но в этой шутке есть большая доля правды.
Наша молодежь, жизнерадостная, жадная к знанию, к музыке, к литературе, ждет от своих поэтов и писателей звучных песен, красивых, бодрых песен, в которых звучали бы и слова и музыка. Она требует от своих писателей ярких, волнующих, правдивых, талантливых книг. И дело нашей чести — удовлетворить эти требования. Есть ли в советской литературе эти творческие силы?
Есть!

Равнение на вершины

Пусть книг будет меньше, но они должны быть ярче. Серой книге нет места на книжной полке. Нельзя воровать время у честного труженика.
Учить могут только те, кто знает больше тех, кого хотят учить.
Писатель должен быть корчевателем остатков капитализма в сознании людей.
Наш читатель стал суровым критиком, беспощадным критиком. Его мякиной никто кормить не смеет. Народ обмануть нельзя, не выйдет это. Он почувствует фальшь, неискренность, надуманность в твоем произведении, помянет недобрым словом, бросит книгу, не дочитав, и разнесет о тебе худую славу. А потеряв доброе имя, трудно его восстановить.
Надо оберегать высокое звание писателя Советской страны. А мы знаем, что только честным трудом, большим трудом, напряжением всех своих духовных и физических сил, беспрерывной учебой, учебой и еще раз учебой, только непосредственным участием в борьбе и строительстве — писатель завоюет свое передовое место в строю. Нельзя жить только старой славой, старыми победами. Мы знаем, что передовые люди нашей страны — стахановцы не останавливаются на достигнутом, а героическим трудом стремятся удержать в своих руках трудовое первенство. Это стало делом их чести. А писатели нередко, написав хорошую книгу, почивают на лаврах, а жизнь стремительна, жизнь не прощает неподвижности, и вот жизнь этих писателей опережает. Тогда получается трагедия.

Опасность славы

Каждый молодой боец, которого прославила страна за его ударный труд, никогда не должен терять почву под ногами. Чувствуй всегда родную почву крепко под ногами, живи с коллективом, помни, что он тебя воспитал. Тот день, когда ты оторвешься от коллектива,— будет началом конца. Скромность украшает бойца, кичливость, зазнайство — это капиталистическое, старое, это от индивидуализма. Чем скромнее боец, тем он прекраснее. Это очень и очень относится и к литераторам.

Новые чувства

Дружба, честность, коллективизм, гуманность — наши подруги.
Воспитание мужества, отваги, беззаветная преданность революции, ненависть к врагам — наши законы.
Вооруженный враг встретит у нас лишь одно — смерть и уничтожение. Солдат капиталистической армии, бросивший оружие, прекративший войну,— это уже не враг. Мы поможем ему протрезвиться совершенно и повернуть свой штык против своих же угнетателей. Но ненависть к вооруженному врагу у нас беспредельна, в вооруженной борьбе молодой боец Советской страны знает лишь одну цель, одно стремление — уничтожить врага. Любовь к родине, помноженная на ненависть к врагу, только такая любовь принесет нам победу. А для того чтобы ненавидеть, надо знать врага, надо знать подлость, коварство, жестокость кровавого врага — и писатели должны об этом рассказать.
17 апреля 1936 г.

О СВОЕМ НОВОМ РОМАНЕ

Новый роман ‘Рожденные бурей’ я пишу на основе подлинных материалов борьбы украинских, польских рабочих и галицийского крестьянства с белополяками в 1918—1919 годах. Роман охватывает всю эпопею налета белополяков на Украину и разгрома их под Киевом.
Одна из главных задач моего романа — осветить вопрос интернационализма в революционной борьбе. В этой книге я пишу об интернациональной группе молодежи. Кто же они, мои молодые соратники? Юный поляк Раймонд — нежное восприимчивое существо, и в то же время это — суровый боец, смотрящий смерти бесстрашно в глаза. Это он в силу своих индивидуальных качеств занял руководящее положение в этой группе. Суровая, сдержанная Сарра, жизнерадостная, озорная красавица Олеся, молодой кочегар — украинец Андрий Птаха и чех Пшеничек. Оба они любят одну девушку… Внутри группы происходят иногда столкновения… Но, несмотря на различие характеров и индивидуальных устремлений, все члены этой группы проявляют в революционной борьбе полнейшее единство, настоящую большевистскую сплоченность, готовы жертвовать жизнью друг за друга…
В новом романе, сохраняя всю историческую правду событий, я хочу дать большие художественные обобщения. Живые люди и впечатления тех дней являются для меня в этом произведении лишь канвой, на основе которой я буду строить художественные образы героев-коммунистов.
Все, что написано мной, это лишь вступление к роману, это только начало событий — первый период формирования польского войска Пилсудского, с одной стороны, начало формирования большевистских частей — с другой. Это — начало борьбы. Разворот событий романа начнется со следующих глав.
Весь роман ‘Рожденные бурей’ составит три тома.
[1936 г.]

РЕЧИ

[МОЙ ТВОРЧЕСКИЙ ОТЧЕТ]

Товарищи! Роман — ‘Как закалялась сталь’ — это мой ответ на призыв секретаря ЦК ВЛКСМ к советским писателям — создать образ молодого революционера нашей эпохи. Если мы возьмем мировую литературу от средних веков до наших дней, то увидим, что шедевры ее посвящены истории молодого человека правящих классов. Как ярко, с какой силой гении буржуазной литературы создали образ молодого человека своего класса, его жизнь, формирование, стремления, как он учился достигать славы, как, принимая богатство отцов, умножал его, совершенствуя технику выкачивания крови из рабочего класса.
Дело чести советских писателей — создать образ молодого революционера нашей эпохи, эпохи пролетарской революции. Кто должен быть героем этих книг? Молодежь, которая боролась вместе с отцами за советскую власть, а теперь строит социализм. Люди прекрасные, мужественные, героические. Таких образов (я говорю об образе молодого человека) в нашей литературе мало. Наша жизнь героичнее наших книг…
Как я стал писателем? Болезнь вывела меня из строя. Я не смог быть среди вас, перестал двигаться, видеть. Жизнь поставила передо мной задачу овладеть новым оружием, могущим вернуть меня в ряды наступающего по всему фронту пролетариата. Писать можно не видя и не двигаясь. О чем писать товарищи мне сказали: ‘Пиши о том, что сам видел, переживал. Пиши о тех, кого знаешь, о среде, из которой сам вышел. О тех, кто под знаменами партии боролся за власть советов’.
С этого я начал. Это — основная тема книги ‘Как закалялась сталь’. Над этой книгой я работал четыре года ([19]30—[19]34 гг.). Молодежь тепло встретила книгу, и это является наибольшей радостью моей жизни.
Я считаю необходимым остановиться на следующем. В печати нередко появляются статьи, рассматривающие мой роман ‘Как закалялась сталь’ как документ — автобиографический документ, то есть историю жизни Николая Островского. Это, конечно, не совсем верно. Роман — это в первую очередь художественное произведение, и в нем я использовал также и свое право на вымысел. В основу романа положено немало фактического материала. Но назвать эту вещь документом нельзя. Будь это документ, он носил бы другую форму. Это роман, а не биография, скажем, комсомольца Островского. Должен сказать об этом, иначе меня могут упрекнуть в отсутствии большевистской скромности.
На содержании романа ‘Как закалялась сталь’ я останавливаться не буду — вы все его читали.
Книга издана на русском, украинском, польском, мордовском языках. Переводится на английский, французский и немецкий языки Международным объединением революционных писателей и будет печататься в журнале ‘Интернациональная литература’. Кроме того, переводится на белорусский и другие языки национальностей Союза. Тираж книги с 1932 г. по 1934 г.— семьдесят тыс[яч] экземпляров. В 1935 году на разных языках она будет издана приблизительно в ста пятидесяти тыс[ячах] экземплярах.
В настоящее время я работаю над романом, посвященном борьбе украинского пролетариата и крестьянства против польского фашизма. Время — конец 1918 г. и начало 1919 г.
Ставлю себе задачей показать нашей молодежи лицо врага. Ведь уже выросло поколение, родившееся в 1917 году. Это поколение не видело в глаза ни помещика, ни фабриканта, ни жандарма. Тех, кто залил кровью трудового народа поля Галиции и Украины.
В новой книге я покажу этих палачей, расскажу правдиво о былом. Я делаю это для того, чтобы в предстоящей схватке, если нам ее навяжут, ни у кого из молодежи не дрогнула рука. Я пишу книгу для той молодежи, что поднимается на защиту рубежей своего социалистического отечества, и встретит огнем и сталью, и уничтожит всех, кто попытается перейти эти рубежи.
Книга трудна тем, что она является политическим романом. Сложная политическая ситуация на Украине и Польше в период 1918—1919 годов, когда республика была в огне, в тысячеверстных фронтах,— требует глубокой и правильной разработки. Это сложный труд, требующий ознакомления с историческими документами эпохи гражданской войны. Живя в Сочи, я, к сожалению, не могу использовать всего этого подсобного материала, хранящегося в центральных архивах. Пока работаю за счет того небольшого, что имею, и того, что было прочтено мною в прошлом.
Я закончу роман картиной разгрома белополяков под Киевом, изгнанием их из Украины. Книгу завершит победный марш Первой Конной армии.
Правда, паны тогда уцелели. Они сами называют это ‘чудом на Висле’. Мы, большевики, знаем, что чудес не бывает. И если паны вновь заварят кашу, то мы убеждены, второго ‘чуда’ не будет…
Вот вкратце все.
Мою работу я планирую, как и полагается. Правда, пятилетки у меня нет: я не рискую на столь долгий срок. (Смех.) Я планирую свою работу на год. До конца года я закончу первую часть романа. Затем должен написать по поручению Детиздата книгу для детей ‘Детство Павлика’. Это будет дополнение к роману ‘Как закалялась сталь’. Я с удовольствием буду писать эту книгу для малышей. Они ведь так обижены невниманием к их запросам.
Как вы знаете, есть постановление ЦК ЛКСМ Украины о создании звукового кинофильма по роману ‘Как закалялась сталь’. На днях ко мне приезжает бригада Украинфильма для совместной работы над сценарием.
Я сделаю все, чтобы годовая программа была выполнена. Новый роман будет печататься в журнале ‘Молодая гвардия’, конечно, если он будет одобрен. Кстати, о журнале ‘Молодая гвардия’. Это он ввел меня в литературу. Анна Караваева — единственный писатель, который оказывает мне большую творческую помощь. Она не только суровый редактор. Она — друг.
Хочу сказать о большом товарищеском внимании, оказываемом мне партией и комсомолом. Мне созданы все условия для работы. Возьмем, к примеру, нашу партийную организацию. Когда я беру трубку телефона, звоню в горком, то всегда слышу в ответ: ‘А, Островский! Здорово, братишка! Как живешь?’ — Это очень хорошо. Чувствуется родная семья. Ощущаешь, что вошел в строй в полном смысле. Все это рождает новые силы. Я могу сказать, что я счастливый парень. Хотя врачи и думают, что я скоро пойду в ‘бессрочный отпуск’ (смех), но они и пять лет назад говорили то же самое, а Островский не только прожил эти пять лет, но и еще собирается прожить не меньше трех. Не учли качества материала. Это бывает… Я получаю сотни писем от комсомольских организаций страны с призывом к борьбе. Эти письма зажигают меня. Тогда я считаю преступлением прожить бездеятельно хотя бы один день. Мой рабочий день десять — двенадцать часов в сутки. Я должен спешить жить… Все. Жду вопросов.

[Дополнительное выступление и ответы на вопросы]

Вопрос. Какую вы читаете литературу?
Ответ. Бывают периоды особо интенсивного наступления на творческом фронте, и тогда вся мысль отдается творчеству. Бывают недели, когда я не читаю, кроме газет, ничего, но когда все накопившееся переведено на бумагу, тогда я читаю больше. Читаю периодическую, художественную литературу, которая выходит в нашей стране, все журналы, какие только есть, я их получаю. Регулярно читаю ‘Большевик’, наши критические журналы, затем из художественной литературы я читаю каждую новую книгу, которая так или иначе становится известной в стране. Всю же художественную литературу невозможно прочесть.
Перед тем как начать писать новый роман — восемь месяцев были отданы на учебу. В течение этих восьми месяцев я прочитал основные произведения мировой художественной литературы, такие книги, как ‘Война и мир’, ‘Анна Каренина’ и целый ряд других мировых произведений читались мною много раз.
Вопрос.— Какую помощь может оказать наша партийная и комсомольская организация в сборе материалов, необходимых для нового романа?
Ответ.— Помощь может оказать парткабинет, подобрав для меня все нужное мне для нового романа.
Вопрос.— Что дал тебе съезд писателей?
Ответ.— Съезд писателей для меня — программа действий. Особенно речи товарищей] Горького и Жданова. Двадцать дней назад я получил стенографический отчет съезда, и этот отчет будет детально проработан.
Вопрос.— Ведешь ли ты дневник?
Ответ.— Не веду.
Вопрос.— Но считаешь целесообразным?
Ответ.— Дневник — это интимное личное дело, твои мысли, это надо вести своей рукой, но я этого сделать не могу.
Вопрос.— Не возьмешься ли ты вместе с нами сколотить вокруг ‘Сочинской правды’ группу литераторов и начинающих?
Ответ.— Я это делаю. А вот вы бы ввели маленькую литполосочку в газете, это было бы хорошо, тогда мы сколотим эту группу.
Вопрос.— Помимо всех бытовых и материальных вопросов, с которыми обстоит благополучно, чего у тебя еще недостает, чтобы создать еще лучшую обстановку?
Ответ.— Все обстоит благополучно, как говорят на все сто процентов. Недостает лишь здоровья, которого комитет партии, к сожалению, не может дать. Настроение у меня хорошее, голова светлая, я счастливый парень, и я не выдумал этого…
Я считаю, что тем сильнее произведение будет волновать сердца, если показать врага так, как он есть, показать этих лощеных аристократов, с подлой, грязной душой, идущих на любую низость, когда дело идет о подавлении восставшего пролетариата. Я хочу постепенно разоблачать звериную сущность капитализма. Вот и все. Мне остается пожать вам, собравшимся здесь товарищам, руки и сказать: — борьба продолжается, и каждый из нас занимает свое место в строю.
16 мая 1935 г.

ДА ЗДРАВСТВУЕТ ПАРТИЯ, ВОСПИТАВШАЯ НАС!

Товарищи! Мне тяжело сейчас спокойным и ровным голосом рассказать вам о своей жизни. Сильно бьется мое сердце. Оно бьется так сильно, как билось в прежние годы, когда командир командовал: ‘Шашки наголо! Готовься к бою!’
За последние восемь лет впервые выступаю я перед такой огромной аудиторией. И это волнует меня.
Дорогие мои товарищи! Молодежь нашей на диво прекрасной и великой Родины! Я передаю вам мой пламенный привет.
Когда грянет гром и настанет кровопролитная ночь, я глубоко уверен, что на защиту родной страны встанут миллионы бойцов — таких, как Павел Корчагин. Но меня среди вас уже не будет. И я прошу вас — рубайте за меня, рубайте за Павку Корчагина, и под вашим натиском рухнет весь буржуазный мир.
Теперь, товарищи, я хочу рассказать вам, как я живу, над чем работаю.
Вот уже несколько дней как моя квартира — скромный маленький домик — превратилась в настоящий штаб. Звучат бесконечные телефонные звонки, подъезжают машины, старые товарищи отзываются со всех концов нашей необъятной страны, шлют горячие, прекрасные письма. О чем говорит все это?
Это говорит о том, что в нашей стране каждый боец, на каком бы участке он ни работал, окружен вниманием и любовью, и его достижения радостно приветствует вся страна, вся наша любимая Родина.
Что такое Родина?
Раньше, в капиталистической России, это звучало, как каторга.
Теперь слово Родина звучит у нас совсем иначе. Оно звучит гордо, радостно и любовно.
Товарищи! Я сейчас работаю так радостно, как никогда в жизни. Казалось бы, боец выбит из строя, лишен счастья бороться в рядах товарищей, тяжелая болезнь приковала его к постели. Но это не так — я работаю, и я улыбаюсь жизни. Наша жизнь неповторимо прекрасна!
Товарищи! Моя новая книга ‘Рожденные бурей’ — это рассказ о том, как молодежь Украины боролась против польского фашизма, рассказ молодежи, которая героически боролась и побеждала.
Выступали тогда белогвардейцы и говорили, что большевики — разрушители культуры, а они защитники культуры. И что же мы видим теперь? В нашей стране высоко поднято знамя культуры, знамя всего прекрасного, что было достигнуто человеком. Мы создали прекраснейшие произведения искусства в то время, как загнивающий и умирающий капитализм возвращает народы к средневековью.
Мой новый роман — это моя жизнь. Я не могу сейчас рассказать его содержание — глубокое волнение охватывает меня при мысли, что меня слушают десятки тысяч человек.
В своей книге ‘Как закалялась сталь’ я писал:
‘К себе Павел возвратился глубокой ночью. На активе он говорил, сам не зная того, последнюю свою речь на большом собрании’.
Должен сказать, что это неверно, что нельзя было писать, будто Корчагин выступал в последний раз. В нашей стране ни один боец никогда не может сказать, что он выступает в последний раз, пока у него бьется сердце в груди.
Друзья мои! В своей новой книге я хочу рассказать про тех людей, про ту молодежь, которая училась у старых большевиков, как драться, училась искусству громить врата, искусству строить счастливую жизнь в Советской стране.
Моя новая книга посвящается вам, молодые мои друзья, и тем товарищам, которые сотнями и тысячами шлют мне горячие, прекрасные письма.
Основной лейтмотив моей новой книги — это преданность Родине. Я хочу, чтобы при чтении моей книги читателя охватывало прекраснейшее из чувств — чувство преданности нашей великой партии.
Друзья мои! Если бы кто-нибудь спросил меня, в чем наибольшее счастье человека, я ответил бы: это счастье работать в нашей великой Советской стране, это бороться за дело социализма, быть в передовых рядах комсомола, в рядах партии Ленина — Сталина.
В нашей молодой и прекрасной стране каждый юноша должен быть бойцом. И я хотел бы, чтобы боевая наша молодежь была всегда в передовых рядах строителей социализма.
Я горячо жму ваши руки. Ваши молодые сердца должны почувствовать биение моего сердца. Для вас я живу. В нашей стране мы все должны быть прекрасными бойцами, и того, кто отстает, кто боится трудностей, того не могут уважать товарищи.
Я от всего сердца передаю привет моей стране, моей Родине, тому городу, где я родился. Привет молодежи Шепетовки — горячий большевистский привет! Да здравствует партия, которая воспитала нас!
Товарищи! Я получаю много писем от молодежи, и в них часто встречается вопрос: ‘Скажите, как стать советским писателем?’ Этот вопрос интересует многих. Я считаю, что никаких рецептов, никаких установленных законов, как стать советским писателем, нет. А вот как стать культурным человеком,— такие рецепты есть.
Мне хочется ответить на эти вопросы молодежи. Прежде всего нужно овладеть культурой. Нужно учиться молодым товарищам, завоевывать знания, учиться и еще раз учиться! И уже потом можно стать инженером или писателем — это зависит от таланта, от способностей, от наклонностей.
Теперь, товарищи, я хочу очень коротко, сжато, схематично рассказать о шестой главе романа ‘Рожденные бурей’.
Действие происходит в доме ксендза Иеронима, подлого до глубины души. С ним разговаривает офицер-кокаинист.
Офицер говорит: ‘Я жандарм, и потому меня клеймят презрением. А вы — ксендз, и вас уважают. Меня возмущает тут вот что: пусть я убийца, кокаинист. Но позвольте, дорогой, если разобраться, то трудно сказать, кто из нас подлее. Будьте добры, не возмущайтесь, пан ксендз, ведь можно говорить откровенно, когда нас никто не слышит. Я хватаю людей, которые так или иначе пытаются свергнуть старый строй, а нас пустить в расход. Я их хватаю и расстреливаю, а вы им морочите головы. По существу я работаю открыто, а вы — тайно’.
Это основная мысль главы. Встречаются два фашиста: один в рясе, другой — офицер-кокаинист, превратившийся в профессионального убийцу. Они сидят, не зажигая огня, чтобы никто не увидел, что жандарм пришел к ксендзу. Происходит разговор двух людей — духовного убийцы и убийцы физического.
В их разговоре слышится обреченность фашизма. Представители фашизма сами понимают, что не удастся остановить революцию путем террора и убийства лучших представителей рабочего класса. Гибель фашизма неминуема, и это сами фашисты понимают.
Товарищи, сейчас я работаю совсем в других условиях, чем несколько лет назад. Теперь я сам уже не пишу. Раньше я писал с помощью транспаранта, еле выводя буквы, сейчас у меня есть секретарь, есть машинка. Я окружен исключительным вниманием.
Партия и правительство создали для меня чудесные условия, и у меня есть все для творческой работы.
Творческая работа — это прекрасный, необычайно тяжелый и изумительно радостный труд. Я хочу, чтобы новая книга не уступала в яркости моей первой книге, которую так приветствует наша молодежь.
Я хочу, чтобы моя новая книга была произведением ярким, волнующим душу, зовущим к борьбе,— а этом смысл моей жизни.
Какой чудесной стала жизнь.
Раньше я видел, был молод, силен, был бойцом. Но в нашей стране не только здоровый человек, но и человек, разгромленный физически, может быть передовым бойцом. Радостно жить в нашей стране!
Наша задача — укреплять Родину, строить страну могучую и великую, создать ту силу, во имя которой борются рабочие всего мира. Мы отстаиваем мир, необходимый нам, чтобы создать величайшие ценности, чтобы наша страна стала богатою, а мы все грамотными и культурными. Но мы не пацифисты. Мы за мир, но если загремит война, то вся молодежь встанет на защиту родной страны.
Я покажу в своей книге борьбу украинского пролетариата с польским фашизмом в 1920 году. Зазнавшиеся фашисты хотели захватить нашу Родину. Но когда выступила против них буденновская Первая Конная армия, то паны побежали во весь карьер.
Те, которые думают, что легко добраться до Житомира или Киева, то обожгутся на этом деле. Польских оккупантов буденновцы били в хвост и в гриву,— куда только можно было.
Про эту героическую борьбу, про то, как рабочие и крестьяне защищали свое отечество, про те дни, когда под копытами коней наших земля стонала, я и хочу рассказать молодежи в своем новом романе.
Мои молодые, мои дорогие товарищи! Приветствую вас своей работой. Когда я выпущу свою книгу, тогда вы скажете, сдержал ли я слово, данное вам в этот памятный день.
Всего вам хорошего. Мой горячий привет всем вам.
Да здравствует любимая наша Родина!
До свиданья, товарищи!
До встречи с книгой!
[1935 г.]

КАКИМ ДОЛЖЕН БЫТЬ ПИСАТЕЛЬ НАШЕЙ СТРАНЫ

Товарищи! Второй раз я встречаюсь с вами, моими соратниками, с активом сочинской партийной организации, членами которой мы состоим. Крепко жму ваши руки, друзья! (Аплодисменты.)
Товарищи, я слышал много прекрасных слов, обращенных ко мне. В ответ я могу сказать лишь одно: высокая награда правительства, почетный знак нашей республики — орден Ленина, прикрепленный к груди бойца,— обязывает его не только не сдавать занятых позиций, но и победно двигаться вперед.
Товарищи, мы с вами живем в великую эпоху. Мы, представители нового поколения человечества, поколения большевиков, поднявших знамя восстания в царской России, создали из этой каторжной России замеча-, тельное пролетарское государство. Изгнав поработителей из страны, мы все свои силы, всю страсть отдали мирному труду.
Страна возродилась, стала могущественной. Мы высоко подняли знамя культуры, и все сокровища, созданные гением человека, сделали достоянием всего трудового народа. Ранее они были доступны только правящей верхушке, богачам-одиночкам. Кто нам укажет еще такую страну, где бы культура во всей многогранности была поднята на столь небывалую высоту? Нам нелегко досталась эта победа. Все пришлось строить заново. Старый мир оставил нам жуткое наследство: безграмотность, нищету, разруху, вырождение забитых царизмом национальных меньшинств. Одичавший классовый враг, видя свою гибель, всеми гнусными способами пытался вредить нашему великому делу. Но ничто не может остановить могучего шествия освобожденного народа к новой, прекрасной жизни! И сегодня даже заклятые враги наши признают огромный рост культуры и народного богатства в нашей стране.
Перед нами, писателями, ‘инженерами человеческих душ’, стоит задача огромного значения: показать в художественных образах все величие происходящего. Кому же, как не нам, участникам и свидетелям великой революции, это сделать? Я хочу сказать о том, каким должен быть писатель Советской страны.
Это прежде всего — строитель социализма, а не равнодушный ‘созерцатель’. Это боец. Боец, учитель, трибун. Человек с большой буквы. Это несомненно. Ведь каждый из нас должен учить не только своим словом, но и всей своей жизнью, поведением.
Мы знаем, что в период борьбы и трудностей всегда найдутся люди с мелкой, заячьей душонкой, которые неспособны к борьбе. Они путаются меж ногами, мешая наступлению. Волна революции сметает их в сторону. Мы, писатели, должны показать уродливые фигуры предателей и двурушников, агентов классового врага, а также трусов, паникеров, сброшенных революцией в помойную яму истории.
Это надо сделать потому, что враг еще не добит, разгромленный, он заполз в щели. Пусть молодежь знает отвратительное лицо этих отщепенцев. Наша жизнь дает нам, писателям, богатейший материал и для создания прекрасного образа честного труженика-энтузиаста. Сколько героических людей вырастила наша страна, где каждый может стать знатным человеком, потому что труд у нас стал делом чести, доблести, славы и геройства! Каждый день приносит нам новые и новые факты трудового героизма освобожденного народа, впервые познавшего радость труда для себя, для своего счастья.
Писателям остается лишь отобразить это так же ярко, как ярка наша жизнь. Мы, писатели, не имеем права отставать от жизни. Вот почему мы должны работать на полную мощность, то есть с напряжением всех духовных, творческих сил, чтобы наш изумительный читатель получал книги, достойные его…
Меня часто спрашивают, как я стал писателем. Этого я не знаю. Но как я стал большевиком, это я хорошо знаю! (Аплодисменты.)
Кончая речь, я хочу рассказать вам о далеких детских годах, об одном эпизоде, который отчасти ответит на оба эти вопроса.
Помню, мне было тогда двенадцать лет. Я работал мальчиком в кухне станционного буфета. Почти ребенок, я познал на своей спине уже всю тяжесть каторжного труда при капитализме. Я принес с трудом добытую книгу — роман какого-то французского буржуазного писаки. В этой книге, я прекрасно помню, был выведен самодур-граф, который от безделья издевался над своим лакеем, изощряясь в этом как только мог,— щелкал его неожиданно по носу или кричал на него вдруг так, что у того подгибались со страху колени.
Читаю я про все эти штучки своей старушке матери, и стало мне невмоготу. И вот, когда граф ударил лакея по носу так, что тот уронил на пол поднос,— вместо того чтобы лакею униженно улыбнуться и уйти, как было у автора, я, полный бешенства, начал крыть по-своему.
Правда, при этом французский изящный стиль полетел к черту и книга заговорила рабочим языком: ‘Тогда лакей обернулся до етого графа да как двинет его по сопатке! И то не раз, а два, так что у графа аж в очах засветило…’ — ‘Погодь, погодь! — вскрикнула мать.— Да где же это видано, чтобы графьев по морде били?!’ Кровь хлынула мне к лицу: ‘Так ему и надо, подлюге проклятому! Пущай не бьет рабочего человека!’ — ‘Да где ж это видано? Не поверю. Дай сюда книжку! — говорит мать.— Нет там этого!’ Я с бешенством бросаю книжку на пол и кричу: ‘А если и нет, то зря! Я б ему, негодяю, все ребра переломал бы!’ (Бурные аплодисменты.)
Вот, товарищи, еще ребенком, читая подобные рассказы, я мечтал о таком лакее, который даст сдачи графу. Может быть, это и было начало моей писательской карьеры,— правда, не совсем удачное. Но сейчас я уже повысил свою квалификацию. (Смех.)
Товарищи, я кончаю свою речь. Мы с вами скоро встретимся. Это будет ваша встреча с моей новой книгой. Крепко жму ваши руки!
Да здравствует великая партия Ленина — Сталина!
23 октября 1935 г.

ДА ЗДРАВСТВУЕТ ЖИЗНЬ!

Дорогой Григорий Иванович! В вашем лице я принимаю величайшую награду от революционного правительства нашей страны. Что я могу сказать в ответ на это? Мы в своей жизни старались быть похожими на тех изумительных людей, которые называются старыми большевиками, которые через героические бои привели нас к счастью жить в стране социализма. И мы, юноши, стремились быть похожими на этих людей, которых глубоко уважали, стремились быть преданными всей душой нашим командармам, нашим вождям. И когда жизнь свалила меня в постель, я все отдал для того, чтобы доказать моим воспитателям — старым большевикам, что молодое поколение рабочего класса не сдается ни при каких условиях. И я боролся. Жизнь старалась сломить меня, выбить из строя, а я говорил ‘не сдамся’, ибо я верил в победу. Я шел вперед потому, что меня окружала нежная ласка партии. И я теперь радостно встречаю жизнь, которая подарила мне возвращение в строй.
Только ленинская коммунистическая партия могла нас воспитать в духе беззаветной преданности революции. Я хочу, чтобы каждый молодой рабочий стремился быть героическим бойцом, ибо нет счастья выше, как быть верным сыном рабочего класса, партии. И я могу сказать, что иначе быть не могло. В нашей стране только и могут быть такие молодые люди, ибо за нами стоит наша восемнадцатилетняя красавица, молодая, полная мощи, полная здоровья страна. Мы ее защищали от врагов, растили, вырастили, и мы теперь вступаем в счастливую жизнь, а впереди нас ждет еще более яркое будущее. Это будущее столь пленительно, что никто не может нас остановить в борьбе за него. И вот, как писала ‘Правда’, слепой борец сопутствует великому походу народов.
И когда нежная рука Григория Ивановича гладит меня, мне кажется, он говорит: ‘Добре, сынку, добре. Таким надо быть каждому молодому бойцу’. Большего счастья я не могу желать, ибо это выше всего, когда тебя приласкал и похвалил старый большевик.
Да здравствует жизнь в стране, поднявшей знамя мировой революции!
Да здравствует борьба! Вперед, молодежь чудесной страны!
Будьте достойными сынами великой Родины!
Да здравствует наша могучая партия, ведущая нас к коммунизму!
[1935 г.]

ВЫСТУПЛЕНИЕ НА КРАЕВОЙ КОНФЕРЕНЦИИ ПИСАТЕЛЕЙ АЗОВО-ЧЕРНОМОРЬЯ

Дорогие товарищи! Шлю вам мой пламенный коммунистический привет! Товарищи! Я получил на ваш съезд мандат делегата с решающим голосом. Очень жаль, что я не могу сказать вам это приветствие с трибуны съезда. Но техника нашего времени так совершенна, что я могу, несмотря на расстояние, разделяющее нас, говорить с вами, быть активным участником съезда, открытие которого я слушал вчера с таким вниманием по радио. И вот я хочу сказать несколько приветственных слов тем, кто вступает на литературное поприще. Много говорят о нашей молодежи, которая идет на смену старым мастерам слова. Я ее хорошо знаю и люблю, эту замечательную молодежь нашей страны.
Я — один из тех, кого воспитал комсомол, и я шлю вам свой братский привет.
Вы, собирающиеся стать писателями, съехались сюда, волнуемые вопросом, как стать писателями. Молодежь думает, что есть такой чудесный рецепт, который может научить этому. Старые мастера литературы знают, что это.— мучительный и вместе с тем безмерно-радостный труд.
Вы должны знать, мои молодые товарищи, что писателем может стать каждый. Но для этого нужна упорная воля, огромная учеба, бесконечное обогащение знаниями, бесконечное стремление к высшему уровню культуры. Поймите и твердо запомните, что без этого можно дать книгу со сверкающими крупицами таланта, но нельзя дать вещи огромного размаха.
Я хочу сказать вам о себе. Пятнадцать — шестнадцать лет тому назад я был свидетелем и участником огромной борьбы, великих событий, я наблюдал героических бойцов. Но мог ли тогда я, малограмотный парнишка, написать то, что я написал теперь, после упорной учебы, теперь, когда я вооружился знанием теории революционной борьбы и смог обобщить в художественных образах свой опыт? Нет, не мог. Потому что мало видеть, наблюдать, чувствовать. Надо учиться, надо приобрести глубокое знание жизни, знать лучшие произведения мировой культуры, чтобы расширить свой кругозор, осветить собственный опыт теорией марксизма-ленинизма. Только тогда можно смело взяться за перо и, обобщив собственные наблюдения, дать ценное произведение.
Вот почему вопрос личной биографии писателя — большой вопрос. Молодой писатель растет как писатель только тогда, когда он растет как человек, как боец, растет вместе со всей страной. Вырасти сразу невозможно. Молодые товарищи должны помнить, что наскоком не возьмешь огромного культурного наследства прошлого. Спокойное упорство, большой, огромный труд нужны для этого. Но ведь самое преодоление трудностей на этом пути волнующе-прекрасно. Ваша задача — стать писателями. Но вы знаете, что писатель — это учитель. А учить может только тот, кто знает больше тех, кого он учит, кто имеет что сказать. Ведь наш многомиллионный читатель стал большим умницей. Он многое знает и не простит нам скучных, сереньких вещей.
Вот почему мы, писатели, должны идти в передовых колоннах наступления, а не плестись в обозе третьего разряда. Находясь на тыловых задворках, писатель не может, не имеет права учить тех, кто далеко опередил его.
Писатель не может стоять в стороне от жизни и борьбы, как буржуазный ученый, кропотливо изучающий в своей лаборатории химию и анатомию своего дела, не может быть равнодушным ‘созерцателем’.
Только будучи в колоннах передовых борцов, горя страстью борьбы, мучаясь поражениями, радуясь победам вместе со всем народом,— лишь тогда он даст правдивую, волнующую, зовущую книгу. Наша литература — литература правды, социалистической правды настоящего и будущего человечества.
Буржуазному писателю, свидетелю ужасного угнетения трудового народа кучкой паразитов, приходится много лгать читателю в своих произведениях. Трудно ведь писать хорошее о банкире или биржевике, который днем свирепо, беспощадно выжимает пот из рабочих, а вечером идиллически ласкает свою жену и детей. Нам же нечего лгать. Жизнь наша изумительно красива, романтична. Она дает нам массу замечательных образов, они эскадронами врываются в мозг, заполняют его, один прекраснее, могущественнее другого. Мы едва успеваем за жизнью, за ее стремительным, бурным движением вперед. И уже вырисовывается перед нами образ нового, не виданного никогда раньше человека коммунистической морали, прекрасного человека будущего. Мы должны дать образ его в наших произведениях. Какой богатый материал дает нам жизнь! Сколько тем! Говорят иногда: ‘Эта тема устарела’. Неправда! Нет устарелых тем. Говорят, что тема о гражданской войне устарела. Да никогда! Через десять, через сто лет эта тема будет так же свежа, так же прекрасна. Лишь бы суметь воплотить ее в новых образах, оживить ее грани новыми красками. А это можно только при движении вперед, при неустанной, огромной работе над собой.
Так должны расти мы с вами, молодая литературная смена, и только тогда мы дадим произведения, достойные нашей прекрасной страны!
Да здравствует рост движения вперед!
Да здравствует наша советская литература, ее коммунистическая мораль, ее правда!
Да здравствует наша коммунистическая партия и ее великий вождь, наш учитель и изумительный человек нашей великой эпохи Иосиф Виссарионович Сталин!
[6 декабря 1935 г.]

МУЖЕСТВО РОЖДАЕТСЯ В БОРЬБЕ

Дорогие товарищи!
Шлю свой пламенный комсомольский привет съезду молодых победителей, лучшим сынам Советской Украины, собравшимся на свой IX съезд.
Дорогие друзья!
Десять лет прошло с того дня, когда я последний раз выступал на конференции комсомола. Жестокая болезнь пыталась оторвать меня от родной комсомольской семьи, но это ей не удалось, и я с большой гордостью и радостью снова вхожу на эту невидимую для меня трибуну как делегат Всеукраинского съезда комсомола. Сердце радостно стучит, и все мои мысли и чувства устремлены к вам, мои молодые товарищи и соратники.
Мое выступление я посвящаю образу молодого человека — девушки и юноши — нашей социалистической родины.
Товарищи, жизнь дает каждому человеку огромный, неоценимый дар — молодость, полную сил, юность, полную чаяний, желаний и стремлений к знаниям, к борьбе, полную надежд и упований.
Этот прекрасный дар — молодость — при капиталистическом строе была угнетена, забита. Большое волнение охватило меня, когда я прочел, что почти половина населения нашей страны,— те, кто не помнит, не знает живого жандарма, помещика, фабриканта, и большинство из вас, здесь присутствующих, знают этих представителей капитализма лишь из истории и рассказов своих отцов. Мы же знали их, этих кровавых поработителей, в лицо. Мы захватили часть этой проклятой капиталистической жизни, и наше детство было под ярмом капитализма. Мы не успевали еще становиться юношами, еще детьми попадали под капиталистический гнет, и вместо радостной юности, радостного детства нас ждал изнурительный капиталистический труд от утра до поздней ночи буквально за кусок хлеба. И мы не знали радостной молодости. Она была затемнена эксплуатацией, мучительной эксплуатацией капиталистической банды, которая властвовала тогда над нашей страной.
И вот, когда партия Ленина — Сталина позвала наших отцов на штурм капитализма, мы, молодежь, почти дети, также бросились в бой за нашу молодость, за наше счастье. Мы хотели прекрасной, счастливой жизни, и мы шли рядом со своими отцами завоевывать свое счастье. И в этой борьбе молодежь Советской Украины, молодежь Советского Союза заслужила небывалую славу бойцов, готовых биться с врагом до последней капли крови, бойцов, беззаветно преданных красному знамени восставшего народа.
Товарищи, в этой борьбе комсомол покрыл себя неувядаемой славой. Кровью сынов народа, прекрасных молодых людей добыто наше счастье, наша свобода {*}.
{* * В тезисах, подготовленных Н. Островским перед выступлением, после этого следовал такой текст:
‘В страшной кровавой схватке со своими вековыми врагами вырос и возмужал комсомол. Было так, что вместе с комсомольским билетом мы получали ружье и двести патронов. Неувядаемой славой покрыли себя первые комсомольцы, верные помощники партии. Эти революционные традиции, эту самоотверженную преданность партийному знамени комсомол с честью пронес сквозь все восемнадцать лет своего существования’.}
Почему я сейчас, в этот прекрасный день, когда съезд победителей — молодых, счастливых и радостных — собрался, чтобы подытожить огромнейшие победы и достижения, почему я вспоминаю о мрачных днях капиталистической эксплуатации?
Только оглядываясь назад, на беспросветную, ненастную ночь прошлого, можно ощутить все величие нашей борьбы,— тем ярче и прекраснее станет солнечное утро в стране социализма.
Мы знаем с вами образ молодого человека правящих классов при капитализме. Лучшие произведения буржуазных писателей посвящены этому образу. Мы знаем, как жили, вернее, прожигали свою молодость, сыны буржуазии. Пьянство, разврат, пошлость, тупость и себялюбие — вот порочный круг их интересов. Правда, и у них были свои герои. Они достигали большой славы тем, что, пропив и промотав награбленное у народа состояние своих отцов, вооруженные до зубов,— шли во главе наемных солдат покорять отсталые народы: негров, индусов, индейцев, превращая эти беззащитные племена в своих рабов. Жажда наживы, безнаказанность грабежа и убийства — толкали их на это. И везде и всюду единственными стремлениями, которыми руководился молодой человек буржуазии,— были деньги и жажда власти как средства для эксплуатации, для наживы.
И в борьбе за это все средства были хороши. Подлость, предательство, а где и нож — все пускалось в ход. Цель оправдывала средства.
С развитием капитализма менялись формы грабежа и эксплуатации, но везде и всюду кучка богатых на поте.и крови пролетариата и трудового крестьянства строит свое благополучие. Так было во всем мире, так еще есть на пяти шестых земного шара.
Товарищи! В освобожденной стране, свободной от гнета капитализма, человек вырос во весь свой рост. В нем развились все прекрасные -качества, которые заложены в человеке и которые до революции были угнетены, закованы капитализмом.
Слово ‘человек’ звучит гордо в нашей стране. Великий Сталин сказал, что человек — это самое ценное из всех ценностей, какие знает мир.
Товарищи, перед нами стоят грандиознейшие задачи мирного строительства социализма. Молодое поколение социализма, молодая гвардия пролетариата и крестьянства — это надежда и гордость наших отцов. На нас смотрит весь мир. Мы должны знамя труда поднять еще выше, и мы его подымем.
На нашем съезде присутствует замечательное поколение молодежи — поколение социализма. На груди многих из вас горят ордена Советского Союза. За что наградило революционное правительство молодых товарищей? За их мужество, за их упорство, за их настойчивость, за их характер, ломающий все и всяческие препятствия… {*}
{* В тезисах следовал текст:
‘За то, что в борьбе за построение социализма эти юноши и девушки не уступали перед трудностями, а увлекаемые беспредельной преданностью партии, они сломали все и всяческие препятствия и вышли победителями, принеся родной стране новую победу. Уступи они хотя бы на миг, потеряй веру в победу, в свои силы и возможности — победа ускользнула бы из их рук.
Товарищи, характер, воля человека формируются не сразу. Но каждый юноша, каждая девушка должны поставить перед собой цель, к которой они должны страстно стремиться. Эта цель — быть передовым бойцом на всех фронтах и участках нашей многогранной жизни. Мы восторженно приветствуем мужество, мы гордимся отважными, мы уважаем честных и ненавидим лгунов, мы восхищаемся героями и презираем трусов’.}
Образы молодых людей нашей страны — это образы мужественных, жизнерадостных девушек и юношей, знающих, что они являются хозяевами страны, молодыми ее строителями.
Они знают, что будущее принадлежит им, прекрасное, замечательное будущее, еще более яркое, чем наше радостное сегодня. Эти молодые люди жаждут знаний, они стремятся знать все, что нужно знать образованным людям. Эти юноши и девушки мужественны и бесстрашны, безгранично преданы партийному знамени в борьбе за освобождение человечества. Эта молодежь показала героизм труда, невиданный, невозможный при капитализме.
Товарищи, освобожденный труд открыл в человеке все прекрасное, заложенное в нем, и теперь мы видим, что целый ряд товарищей делает то, что они никогда не могли бы сделать, -если бы они были несвободными людьми.
Мировые рекорды труда, мировые достижения, огромный рост культуры, жажда знаний — вот чем охвачена наша страна, страна мирных строителей. Знамя мира поднято над нашей страной. Знамя прекрасное — оно надежда всего человечества. Если посмотреть на нашу страну — это трудовой муравейник. Все наши помыслы, все наши мысли — это мирная стройка, это создание коллективного богатства, это поднятие культуры, это строительство, это забота о наших прекрасных детях.
Мы все — в мирном труде, наше знамя — это мир. И это знамя партия и правительство подняли высоко. Рот почему все трудовое человечество смотрит на нас как на надежду, как на свое упование {*}.
{* В тезисах дальше сказано:
‘Мы хотим мира, мы возводим хрустальное здание коммунизма. Но было бы предательством забывать о том, что нас окружают злейшие кровавые враги. Фашизм бешено готовится к войне против Советского Союза. И если фашизм, эта бешеная собака, бросится на священные рубежи Советского Союза, то вся страна встанет на защиту своих границ, и миллионы молодых бойцов встанут под ружье. Это будет народная война, ибо это хозяева будут защищать свою землю от грабителей. В этой последней схватке судьбу мира будут решать мужество, отвага, беззаветная преданность революции молодых людей нашей страны. Страшным, всесокрушающим ударом должны мы отвечать на этот налет, а для этого нужна братва отважная, а не люди с заячьей душонкой’.}
Мрачные тучи нависают над миром. Фашизм, топором и веревкой стремящийся повернуть мир к средневековью, готовится ударить по нашим границам. И вот мы, строители социализма, отдающие всю свою страсть и силы мирному труду,— готовы и к бою. Мы знаем, что, когда на наши границы ступит подлая нога фашистских бандитов,— страна встанет и страшным ударом ответит на удар и сокрушит каждого, кто посмеет посягнуть на священные рубежи. В этой борьбе, в этой последней схватке двух классов, двух миров — освобожденного мира и мира эксплуатации,— в этой схватке молодая гвардия пролетариата, молодая гвардия Советского Союза — новое поколение комсомола, выросшее за эти восемнадцать лет,— будет столь же доблестно драться на своих рубежах, столь же доблестно разгромит каждого, как громили первые комсомольцы, шедшие в рядах ворошиловско-буденновской славной Конной армии на всех фронтах минувшей гражданской войны. Для этого нужна братва отважная.
Дорогие товарищи, перед нами стоит задача воспитать юношей с мужественным характером, безгранично преданных нашему делу.
Трус в нашей стране — это презренное существо. Мы не понимаем, мы не можем себе представить, откуда могут рождаться трусы, когда жизнь прекрасна, когда каждый шаг борьбы зовет нас к победам. Трус — почти предатель сегодня и, безусловно, изменник в борьбе. Мы не можем себе представить такого человека, который в то время, когда на рубежах будет идти кровавая схватка, оставил бы фронт и своих товарищей, трусливо предал бы их. Этого человека заклеймит позором наша страна. Этот человек не может жить в нашей стране.
Товарищи, мужество рождается в борьбе. Мужество воспитывается изо дня в день в упорном сопротивлении трудностям. И девиз нашей молодежи — это мужество, это упорство, это настойчивость, это преодоление всех препятствий.
Товарищи, каждый орденоносец, который присутствует на съезде, знает, что орден, эту наивысшую награду революционного правительства, он получил лишь потому, что он никогда и нигде не отступал. Только вперед, только на линию огня, только через трудности к победе и только к победе — и никуда иначе! Вот девиз молодежи нашей страны, девиз прекрасный, девиз мужественный, девиз, завещанный нашими вождями {*}.
{* В тезисах после этого следовал текст:
‘Отважным революционным бойцам поем мы песню. Молодой человек нашей эпохи — это мужественный боец. Лучшие человеческие чувства несут в себе юноша и девушка наших дней: дружба, прекрасная и красивая дружба, основанная на уважении друг друга, чуткость, отсутствие злой зависти к чужим успехам, воспитание сознания в себе, что выше всего интересы коллектива, который не обезличивает личность, а, наоборот, высоко поднимает ее. Всех нас воспитала, растила наша Великая Партия. Это она привела страну к победе. Это она сквозь все бури и штормы приведет нас к победе коммунизма во всем мире. Быть членом этой Великой Партии — заветная мечта каждого молодого человека нашей страны’.}
Вся жизнь наших вождей, вся жизнь подпольщиков-большевиков — это чудесный, прекрасный пример мужества. В самые черные годы реакции, когда царизм давил всякое проявление революционной мысли, наша старая гвардия большевиков ни на минуту не отступала, верила в победу, и только благодаря этому беспредельному мужеству, благодаря этой огромной вере в победу она привела страну нашу, в борьбе ожесточенной и кровавой, к этим славным, прекрасным победным дням.
Дорогие товарищи, мы спаяны неразрывной дружбой, мы являемся членами одной стальной, могучей коммунистической семьи. Нас спаяла борьба за счастье народа. Мы шли тесной колонной вместе с нашими отцами, руководимые Великой Коммунистической партией, преодолевая трудности, уверенные в победе и правоте своего дела, сметая с пути всех, кто пытался нас остановить. И теперь мы торжествуем, как победители, достигшие желанной цели.
Мы стали заветной мечтой всех трудящихся мира. Они смотрят на нашу страну, где труд раскрепощен, они смотрят на молодых людей нашей страны, на наше поведение, как на пример. У нас перед каждой девушкой и [каждым] юношей широко раскрыты двери в жизнь. Они могут добиться вершин знаний, счастья, славы, но ко всему этому ведет лишь одна дорога через честный героический труд, только через труд, ставший делом чести, доблести, славы и геройства.
В нашем труде, в огромном стремлении к победе мы закаляем свой характер. И вот, когда, придет время испытаний, молодежь Советской страны покажет, что она достойна великого имени Ленина, нашего отца, нашего вождя и учителя. И мы это знамя революционное и знамя прекрасное никогда не уроним, мы донесем его, высоко подняв, к мировой революции.
Дорогие товарищи, друзья мои, я жму ваши руки, шлю пламенный боевой привет! Я весь с вами, всеми своими мыслями и чувствами! Вперед, друзья!
Да здравствует великая наша борьба!
Да здравствует великое ‘сегодня’ и еще более прекрасное и еще более замечательное наше ‘завтра’!
Да здравствует Великая партия большевиков и ее мужественнейший из мужественных вождь Иосиф Виссарионович Сталин, воспитавший нас и приведший нас к победам!
6 апреля 1936 г.

[ЗАМЕЧАНИЯ О ПЬЕСЕ ПО РОМАНУ ‘КАК ЗАКАЛЯЛАСЬ СТАЛЬ’]

Или снять, или совершенно переделать эпизод отказа матери Тони спрятать еврейских детей от погрома. Нельзя делать мать такой отвратительной. Будет совершенно непонятно, как Павел, который присутствовал при этой сцене, пошел в эту семью искать спасенья. Это бросает большую тень на Павла. Никогда этот юноша не переступил бы порога дома Тумановых после такого случая. Но дело в том, что семья Тумановых не была реакционна, эта семья, наоборот, очень либеральная, хоть и мещанская по существу. Тоня — не боец, она не способна уйти в бурю, но она романтична, любит героику и она, несомненно, приняла бы евреев. Иначе невозможно оправдать чувство Павла к ней. Он не способен предать свой класс даже в любви, не способен был бы полюбить, например, Лещинскую, явного классового врага. Часть тени с Тони падает на Павла, а это недопустимо. Он должен быть не запятнан, он должен пленять зрителей.
В разговоре с Виктором Тоня должна быть насторожена, она не доверяет ему, ведь она любит кочегара и знает, что это его враг. Психологически неверно ее поведение во время разговора. В романе нет ни одного реакционного движения Тони в этот период, и в пьесе не должно их быть — это чернит Павла.
Павел при прощании разоблачает ее -романтизм, ее мягкотелость и уходит навсегда.
‘Выражение немецкий иуда’ — неправильно, не подходит к немец[ким] интервентам. Они ведь не были социалисты. Петлюру еще можно назвать так. Жух-рай — человек концентрированного действия. И он долго думает, прежде чем сказать. Он очень немногословен. Его выступление сделать короче. Убрать ‘авантюрист’. ‘Господин’ не подходит к Петлюре.
В сцене погрома — психологически неверно, что Павка, имея револьвер, остался простым свидетелем убийства Пейсаха. Этого не могло быть! Он сейчас же бросился бы на петлюровца. Лучше убрать мальчиков. Снять рассказ, как достал револьвер. Он невозможен тут, у трупа Пейсаха. Они или приходят в ярость, или парализованы ужасом, но не равнодушны. Павка может появиться уже у трупа, в тоске звать Жухрая, как спасителя, и вдруг увидеть его арестованным, под конвоем. На спасение Жухрая он кидается невооруженным. Револьвер снижает, уравнивает силы, уничтожает героизм. Он может просто забыть в горячке, что у него в кармане револьвер.
Молитва Пейсаха на коленях — нехорошо. Это унижает и не только его, но и весь народ. Можно сделать сильнее, показать безысходность и беззащитность.
Рассказ Лизы о погроме построен нехорошо. Психологически неверно такое легкое отношение к погрому. Она не с петлюровцами, она немного легкомысленна, но будет, конечно, подавлена, не сможет отнестись с шуткой. И Виктору она тоже не доверяет немного. Лучше взять этот разговор из романа целиком.
Сцена с Фросей. Нельзя себе представить, чтобы девушка рассказывала шести человекам о своем позоре. Это может быть один на один. Надо подумать. И нужно оправдать самый факт — она продалась, чтобы спасти семью от голодной смерти, а не из распущенности. Надо дать прочувствовать классовый ужас, обнажить бандитский оскал капитализма. Сделать этот эпизод более правдивым. Может быть, Павел без нее расскажет Жухраю.
Эпизод в типографии. Будет ли Сережа всем показывать фотографию любимой девушки? Это глубоко интимно у юноши. Другу он обязательно покажет, но всем?
Если Пейсах — рабочий типографии, то он не будет умирать так слезливо. И веры у него такой горячей не может быть, она уже подорвана. Не надо делать его таким специфически еврейским. Рабочие евреи не таковы, они вовсе не отличаются от русских.
Эпизод на тендере. Недопустимо снижен образ Жухрая. Если он едет с рабочими, то почему он не действует сам, а заставляет беспартийных рабочих. Его не должно быть на паровозе. Без него и роль рабочих вырастает. Они сами убивают немца, не под давлением коммуниста Жухрая. Эта сцена — показ пролетарского гуманизма — убить одного, чтобы спасти тысячи, показ сознательности беспартийных рабочих. Эта сцена сделана нехорошо. Перенести разговор рабочих с Жухраем с паровоза в пакгауз, показать его влияние на рабочих. И он не должен говорить ‘бей’. Он вдумчив и никогда не пошлет рабочих на гибель. Он скажет: ‘Спроси у своей рабочей совести и поступай, как она скажет’ — или что-нибудь в этом роде. Героизм рабочих в том, что они действуют без приказа и нажима.
Он приказывал бы в партячейке.
Сцена погрома. Не лучше ли перенести действие в комнату? Будет драматичнее, ярче. Эта сцена должна вызвать у зрителей гнев, возмущение, а не сострадание и жалость. И потом совершенно необходимо показать какое-то сопротивление. Кто-нибудь (см. сцену сопротивления кузнеца — IV гл. I части) (пусть это будет брат Риты, например) оказывает сопротивление петлюровцам, это разрядит атмосферу безысходности и даст глубокое удовлетворение зрителю. Без этого нельзя.
И почему молодежь поет песню? Немцы уходят, но приходят петлюровцы. Какая радость? Подумать и, может быть, снять. Почему Павел скитался три дня? Он ведь арестован в тот же день. Чем это вызвано? В разговоре Павла с Тоней нет конкретных мыслей. Надо ярче показать, как развеялся романтизм Тони и уход Павла, показать его разочарование в ней. Она ему и близка и чужда. Коллизия двух миросозерцании. Он не раб, он боец. И когда она ему предлагает работу у отца, он скажет: ‘Я буду завоевывать такую жизнь, где я буду хозяином, а ты мне предлагаешь быть холуем’.

II акт

Эпизод Риты и Сережи. Недопустимо выражение: ‘Таких война проглатывает’. Что автор хочет им сказать?
Эта сцена нежности для зрителя будет неожиданна. Он первый раз видит Риту вообще и сразу вместе с Сережей! В романе это постепенно дается.

III акт

Эпизод ‘Даешь Шепетовку!’ Сцена скомкана. Снять эпизод с награбленными вещами.
Может быть такой вариант: Жухрай идет и видит — полк не в походе. Обращается к Чужанину. Тот посылает его к бойцам. Дать отдельные выступления.
‘Без ботинок не пойдем, дураков нет!’, ‘Видишь штаны с вентиляцией?’, ‘Дайте сапоги и хлеба и так далее и так далее — тогда посылайте!’ Тут расшифровать балтийца обязательно, так как Балтфлот революционен, а это не матрос, а ‘Жоржик’. Деталь — он не помнит название крейсера, на котором служил два с половиной года. Противопоставить двух матросов — Жухрай революционер и Клешник. Тут Жухрай может сорвать ленту с фуражки. Найти немногие презрительные слова для речи Жухрая. После разоблачения матроса бойцы отвернутся от него — масса не терпит трусов.
С ребятами Жухрай должен быть ласковее, теплее. С появления ребят можно начать эпизод. Павел предупреждает о намерении эшелона перебить коммунистов. Жухрай бросается к составу.
Эпизод ‘За Первую Конную’. Эпизод за ‘Первую Конную’ неудачен. Надо дать простоту трагизма. Может быть такой вариант (но надо подойти очень осторожно к этому, чтобы не прозвучало фальшиво), Павел в полубреду говорит: ‘Артем, братишка, слушай, вот комсомольский билет — возьми. Пойди заплати долг в комсомол за два месяца. Вот деньги — рубль семьдесят копеек. Скажи, такое дело — бои были, не мог внести… А матери скажи — пустяки, я ничего, поправлюсь’. Он говорит это с умоляющей улыбкой.
Эпизод ‘Haчало трагедии’. От этого эпизода глубокое неудовлетворение. Не нравится совсем.
Нельзя делать врача таким тупицей — при больном он говорит, что на его месте застрелился бы. Это антигуманизм, это вызовет возмущение врачей. Потом — Павел не мог говорить таким интеллигентным языком в те годы: ‘Не говорите по-латыни’ и так далее. Это не язык рабочего подростка. Строже следите за языком по роману. Не сдвигайте двадцатый год с двадцать девятым. В этот промежуток Павел культурно вырос. Нужна скромность образа. Павел не мог быть груб, он мягок. Нехорош текст, он какой-то бодряческий. Надо спокойно передать силу человека — в улыбке, во взгляде, а не в вызывающем тоне. Ведь он только ушел от смерти и еще тяжело болен. Он вдумчив, беспомощен, но никак не резок.
Рита не нравится. Надо снять выражение ‘потеряла компас’. Больше теплоты в изображении ее, больше человечности.
Лазарет — тяжелая штука. Может быть, Павла дать в кресле или даже ходячим при помощи сестры. Так тоже можно показать драматизм. Кроватная обстановка не хороша и чрезвычайно тяжела для актера. Может быть, даже лучше перенести действие на веранду, где солнце, зелень, жизнь и это резко подчеркнет трагедию Павла.
Продумать появление Риты.

IV акт

В разговоре слово ‘доигрался’. Снять его. Не подходит оно — это ведь борьба.
‘Большевистское здоровье’ убрать ‘большевистское’.
— Трибунал — слишком много шуток с этим. Разговор Прохошки и Туфты переработать, дать иначе. Выкинуть о крестьянах. И вообще не зря ли здесь Прохошка? Посылают на стройку рабочих, он же официант. А как он в комсомоле — а его возраст? Он явно ‘чужеродное тело. Смещение персонажей будет раздражать зрителей. Вся сцена в лесу не радует меня. Ее надо еще продумать, переработать, многое снять.
‘Пять раз сдохни, а построй’. Сдохни режет слух. Заменить словом умри. Вы Токарева заменяете Долинником. Помните, роман прочли около тридцати миллионов человек и вам не простят резких передвижек персонажей. Будет столкновение с психологией зрителя.
И потом пьеса названа ‘Павел К’. А он у вас почти второстепенная роль. И почти незаметно Риты, Валя ярче дана. Уже четвертый акт, а Рита еще не близка и не дорога зрителю. Павла и Риту надо доработать. Они мало выросли с начала показа их. Решать будет V акт. Пока пьеса меня не взволновала, не дошла до сердца. Это очень плохой симптом. Это опасно. Но я предъявляю самые большие требования. Нехорошо, что положения так изменены, что нарушена связь с романом. Например, сцена на вокзале. Ведь Павка к этому времени должен вырасти, а этого не показано. Нельзя отвлекаться на многосторонние поступки, надо разработать одну сложную психологическую тему, но разработать глубоко. Нет развернутых лирических сцен. Не обоснован отход Риты от Сережи и любовь ее к Павлу. Неубедительно. А в романе все обосновано.

V акт

Разговор с матерью не хорош. Снять ‘кланяться крестам’, ‘пропадет путевка в санаторий’. Хорош рассказ о гибели Вали.
Разговор с матерью взять из книги, ничего не изменяя. Лучше построить эпизод. Может быть, Павел, дожидаясь матери, один играет на гармонии грустную украинскую песню ‘Зыбралыся вси бурлаки’ или другую. Дать большую печаль. Потом приходит мать с узелком проводить его на вокзал. Он просит не провожать. Он нежно любит старушку. Он мечтал принести ей счастье, а теперь сам искалечен. Она идет собрать цветов на могилу Вали. Он остается у могилы Вали. В надписи прибавить ‘дочь машиниста’ и сделать ее как можно проще и трогательнее. Должны быть большие деревья у могилы, много зелени.
В это время приходит Рита и Жаркий, и он невольно слушает их.
Эпизод ‘Глубокий тыл’. Эта сцена не годится. Недопустимо такое противопоставление Павла и Артема. Такого в романе нигде нет. В конце книги Артем — активный партиец. Вы даете его таким, каким он был в 1922 г[оду], а дело происходит, в 1929—1930 годах. Тут Павел может быть показан уже скованным — просит передвинуть пешку например, Артем беспокоится, что Павел убивает себя напряженной учебой и просит Долинника повлиять. Узнав о мечте Павла написать книгу, он не верит в возможность этого, но поддерживает его, чтобы не разочаровать Павла. Надо очень тонко показать это.
Показать на игре в шахматы, как Павел воспринимает удары жизни. Это ожесточенное мужество. Это как в боксе — он падает, но моментально поднимается и бросается на противника снова и снова. И он не мрачен. Вы не даете его обаятельным. Знайте, он страдает, но улыбается. Это настоящий рабочий парень, боец. Не надо разговоров о трагизме, но надо дать так, чтобы зритель почувствовал трагедию.
В разговоре с Долинником можно [допустить] такие слова: ‘Видал, Иван Семенович, таких чудаков — нашли у меня сто процентов потери трудоспособности’. В этом вопросе удивление и какой-то укор. ‘Большевика, у которого стучит сердце, они считают на сто процентов нетрудоспособным. Когда же люди научатся понимать такие простые вещи!’
Снять слова матери: ‘Что вы с ним сделали!’
Эпизод ‘Победа’. Надо ли воскрешать Сережу? Это должно вызвать коллизию с Ритой. Это очень сложно. Я думаю, не нужно Сереже появляться!
Убрать слова ‘за упокой Чужанина’.
Тут Павел уже не ходит. Пусть его вывезут в коляске. Но это надо продумать. На вопрос ‘что будешь дальше делать?’ Павел не может ответить ‘нечем жить’.
Он скажет: ‘Ворошилов и Буденный семнадцать раз вели в атаку и победили. А что было бы, если сдались с первого раза?
Рита.— Неужели будешь еще раз начинать?
Павел.— Да, семнадцать раз и ни разу меньше, а после восемнадцати, может быть, подумаю о другой профессии’.
Сцену со слепотой сделать ярче, показать, что сначала он сам себе не верит. Не надо трагических воплей матери. Пьеса должна быть закончена монологом.
Корчагин скажет: ‘Рита, подними за меня бокал! Друзья, самое дорогое, что есть у человека,— это жизнь’.
Этими словами начать. Это лейтмотив романа. И это будет звучать торжественно и прекрасно. Он разгромлен, но он победитель, он снова в первых рядах бойцов!

Общие замечания

Я тревожусь за пьесу. Я не чувствую победы автора. Только несколько сцен взволновали меня, но я потрясен. Я искренен с вами — пьеса не производит большого впечатления. Многое огорчает меня. Рита и Павел не захватывают. Жухрай удался лучше — его слова доходят. Он чувствуется как руководитель. А Павла и Риту надо как-то отеплить, облагородить, очеловечить. Пусть зритель почувствует любовь Риты к Павлу. И потом надо лучше, убедительнее показать рост Павла. Их надо выдвинуть на передний план, даже за счет других. Рита должна появиться раньше и с первых шагов завоевать любовь. Можно сцену в лазарете (это ни в коем случае не больница) ввести молодую женщину — врача, которая подробно, с волнением расскажет Рите о Павле, о его героической стойкости во время страшных страданий. И можно показать Павла в лазарете с орденом ‘Красного знамени’. Пусть театр обсудит, обдумает и решит это. Тема болезни, борьбы за жизнь не должна страшить. Но показывать надо не мрачно, не в кровати, а в коляске. Эпизод в госпитале требует очень большого внимания. Передайте коллективу, что я горячо желаю вам победы. Сделайте все для этого. Свяжитесь с комсомолом.
Прислушивайтесь к актерам, может быть, во время игры само собой вырвется какое-нибудь слово, которое зазвучит прекрасно. Вы должны внести его в текст. Но то, что я решительно отверг, должно быть вами выброшено — присутствие Жухрая на тендере, разговор матери Тони с евреями. Верьте моему большевистскому чутью — это политические ошибки.
Мне хотелось бы, чтобы Рафалович понял искренность моих выступлений. Согласен ли он духовно? Принимает ли мои поправки? Вы должны помнить, что пьеса эта — наше общее дело и победа или поражение будет также общим.
[1936 г.]

[РЕЧЬ НА ЗАСЕДАНИИ ПРЕЗИДИУМА ПРАВЛЕНИЯ СОЮЗА СОВЕТСКИХ ПИСАТЕЛЕЙ]

Мое выступление, может быть, несколько неожиданно для вас: автор выступает первым.
Я с большим чувством доверия ждал этого заседания, которое должно мне во многом помочь.
У меня есть решительная просьба, которую я высказывал неоднократно в письмах к товарищам и в личных беседах, чтобы наше обсуждение шло по следующему, желательному для меня и всех нас, направлению.
Прошу вас по-большевистски, может быть, очень сурово и неласково, показать все недостатки и упущения, которые я сделал в своей работе. Есть целый ряд обстоятельств, которые требуют от меня особого упорства в моих призывах критиковать сурово. Товарищи знают мою жизнь и все особенности ее. И я боюсь, что это может послужить препятствием для жесткой критики. Этого не должно быть. Каждый из вас знает, как трудно производить капитальный ремонт своей книги. Но если это необходимо — нужно работать.
Я настойчиво прошу вас не считать меня начинающим писателем. Я пишу уже шесть лет. Пора за это время кое-чему научиться. Требуйте с меня много и очень много. Это самое основное в моем выступлении. Подойдите ко мне, как к писателю, отвечающему за свое произведение в полной мере, как художник и как коммунист. Высокое качество, большая художественная и познавательная ценность — вот требования нашего могучего народа к произведениям советских писателей. И делом нашей чести является выполнение этих справедливых требований.
То, что среди нас уже нет Алексея Максимовича Горького, великого писателя и замечательнейшего человека, страстно, непримиримо боровшегося со всяческой пошлостью и бесталанностью в литературе, заставляет партийную группу Союза писателей, каждого члена партии и каждого беспартийного большевика-писателя еще глубже осознать всю ответственность за нашу работу.
В связи с этим мне хотелось сказать о нашей дружбе. Я пришел в советскую литературу из комсомола. Традиции нашей партии и комсомола дают непревзойденные примеры творческой дружбы. Они учат нас уважать свой труд и труд товарища, они говорят о том, что дружба — это прежде всего искренность, это — критика ошибок товарища. Друзья должны первыми дать жесткую критику для того, чтобы товарищ мог исправить свои ошибки, иначе его неизбежно поправит читатель, который не желает читать недоброкачественных книг.
Вот эту замечательную дружбу мы должны укреплять в среде писателей, ибо осталось еще кое-что от той особенности в нашей среде, которую мы получили в наследство от старого, когда писатель был ‘кустарь-одиночка’.
Нужно честно пожать друг другу руки, отмести навсегда все отравляющее, желчное, что осталось от прошлых групповых стычек, принесших горечь, неправильных методов критики и воздействия друг на друга, когда интересы группы ставились выше интересов советской литературы.
В нашей среде есть также люди, которых великий Сталин назвал ‘честными болтунами’. Они много болтают, но не работают. А в нашей стране каждый писатель должен прежде всего работать и над собой и над своим произведением. Есть у нас и ‘литературные жучки’, для которых нет никаких авторитетов. О виднейших писателях нашей страны они говорят с пренебрежением, для всех у них есть клички и куча недоброкачественных анекдотов, сплетен и прочего мусора. Это уже непросто болтуны, это хуже. С этими разносчиками сплетен и слушков мы должны повести беспощадную борьбу. Здесь нужен хороший, свежий ветер, и вся эта пыль отсеется.
Наше сегодняшнее собрание происходит после недавнего заседания Президиума Союза советских писателей, посвященного творческому отчету одного из наших писателей. Я хочу, чтобы и наше собрание шло на таком же высоком уровне.
Каждый из вас прочел первую книгу романа ‘Рожденные бурей’. Это три с половиной года работы. Давайте же поговорим о моих ошибках. Это нас сблизит, ведь у нас одна цель — чтобы советская литература была самой прекрасной. Принципиальная критика помогает писателю расти, она облагораживает. И только самовлюбленные, ограниченные люди не выносят ее. Мы же должны доверить друг другу свои тревоги и волнения. Будем открыто рассказывать о своих неудачах. Когда я получил письмо т[оварища] Накорякова, в котором он прямо и умно рассказал мне о моих недостатках, я почувствовал к нему уважение. Поэтому я прошу отнестись ко мне, как к бойцу, который может и желает исправить недочеты своей работы. Критика меня не дезорганизует. Наоборот, она скажет мне о том, что я нахожусь в кругу друзей, которые помогут мне вытянуть тяжесть. Я никогда не забываю, что я еще не так силен в художественном мастерстве, что мне есть чему поучиться у вас. Художник должен чувствовать под собой крепкую советскую землю, не отрываться от нее. Печальна участь тех, кто отрывается от коллектива, возомнив себя сверхгением или непризнанным талантом. Коллектив всегда поднимет человека и поставит его крепко на ноги.
Я буду слушать вас с большим волнением. Но помните, что идти надо по линии наибольшего сопротивления, с наибольшими требованиями ко мне.
Откройте же артиллерийский огонь. Это даст мне еще больше сил и желания немедленно же приняться за работу, для того чтобы закончить первую часть своего нового романа.
Простите меня, если я не смог достаточно ясно сформулировать свои мысли.
Я могу в течение нескольких минут набросать силуэт, контуры той обстановки, в которой будут бороться герои моего романа. Как вы знаете, первая книга охватывает конец [19]18 года в одном из уголков Украины. Она показывает уход немцев, борьбу рабочего класса и крестьянства с польскими помещиками и буржуазией.
Во второй книге будет показано собирание сил пилсудчиков, захват ими части Украины и их блок с Петлюрой, который затем окончательно продается панам. По другую сторону баррикад — организация Красной Армии из мелких партизанских отрядов, борьба крестьянских масс против помещиков, стихийные восстания, которые под руководством большевиков превращаются во всенародное движение против иноземных оккупантов. Красная Армия громит петлюровские банды.
Третья книга покажет уже не прикрытую ничем интервенцию Антанты в лице панской Польши. Героическое сопротивление малочисленной 12-й армии, состоящей из полураздетых и полуобутых бойцов. Тринадцать тысяч против шестидесяти тысяч прекрасно одетых и вооруженных до зубов польских солдат.
Поляки занимают Киев. Польская буржуазия торжествует. Но под Уманью собирается железный кулак Конной армии. Страшный удар — и поляки катятся назад.
Наше победное наступление и изгнание зарвавшихся интервентов из Украины. Здесь будет показан вандализм фашизма. Уничтожение прекрасных зданий, мостов, бессмысленное варварское истребление всего, что попадается под руку. Поджог деревень, взрывы железнодорожных станций, путей. Кровавый путь озверелых белогвардейцев, ‘защитников культуры’.
Вот на этом фоне будет показана борьба молодых товарищей, руководимых большевиками, за освобождение нашей родины. Все они будут, в той или другой обстановке, показывать, как происходили эти события и как мужала эта героическая группа молодых рабочих-коммунистов, комсомольцев, закалявшихся в этой ожесточенной борьбе. Вот силуэт целой книги. Как видите, я не затрагиваю судеб отдельных действующих лиц. Если это нужно, я могу рассказать и об этом.

Заключительное слово

Т[оварищ] Феденев прав, что книга должна выйти скорее, но над книгой надо поработать, учтя весь опыт собрания, которое, я буду говорить открыто, дало мне много конкретных, ясных представлений, над чем надо работать. Я с большим вниманием слушал ваши предложения.
Выступление т[оварища] Герасимовой мне понравилось. Она высказала замечательно четко умные мысли.
Теперь о книге.
Вопрос о дополнительной работе над ней решен ясно. Замечания Ставского и остальных товарищей понятны и ясны для меня. Книга не получила разгрома, который я принял бы так же, как и целый ряд разгромов, которые жизнь приносит настоящему бойцу.
Мы знаем, что победа гладко, без препятствий не дается. Таких побед в истории почти не бывало. И победа в нашей стране и победа каждого в отдельности — это преодоление препятствий.
Если бы сегодня было доказано ясно и понятно (а я чуткий парень, и не надо меня долго убеждать в истине), если бы было признано, что книга не удалась, то результатом этого могло бы быть одно: утром завтра я с яростью начал бы работу. Это не фраза, не красивый жест, потому что жизнь без борьбы для меня не существует. На кой черт она мне сдалась, если только жить для того, чтобы существовать! Жизнь — это борьба.
Когда Колосов предлагал мне основательно работать над романом ‘Как закалялась сталь’, я не говорил, что делать этого не буду, хотя для меня это было необычайно тяжело, потому что я был очень слаб физически: я перенес тогда сильное воспаление легких.
Сейчас в основном мне понятны недостатки книги. И еще понятна одна вещь: такие заседания, как сегодня, не проходят бесцельно.
Завтра я отдохну, позволю себе эту роскошь, а послезавтра еще раз прочитаю несколько раз ваши замечания и начну работать над теми местами, которые, как говорит Ставский, требуют переделки. Для этого нужно три месяца, я думаю, серьезной работы. Но, работая в три смены, можно сделать за один месяц. Кстати, у меня бессонница, и это найдет свое полезное применение в работе. Один лечится тем, что отдыхает, другой лечится работой. Через один месяц я думаю представить Центральному Комитету комсомола книгу, на которой, возможно, будет поставлено слово ‘да’.
Большинство замечаний прекрасно могут быть использованы и во втором томе, потому что сейчас мы имеем только треть книги. Сейчас, имея этот сигнал, эти дружеские замечания, я приступлю к работе, и т[оварищи], которые хотят быстрейшего выхода этой книги, будут удовлетворены.
Значит, через месяц ЦК комсомола должен получить первый том романа ‘Рожденные бурей’ уже без тех погрешностей, о которых мы здесь говорили. Но здесь есть одна вещь, и товарищи писатели меня поймут,— выправлять книгу писатель должен собственной рукой. Продумывать неудачные фразы должен сам автор. Ведь каждому понятно, что писатель, который любит свою книгу, не может отдать ее другому писателю, может быть глубоко талантливому, чтобы тот ее ‘дописывал’.
Я вас уверяю, что если бы вы пришли к пятисотницам в середине года и сказали: ‘Давай я тебе буду копать’, они бы вас не пустили. Они бы сказали: ‘Закончим, но своими руками’.
Я этим ни в коем случае не умаляю ценности замечаний, которые здесь сделаны. Они во многом помогут сделать книгу лучше, но писатель должен продумать все это сам.
Да, мне нужен глубоко культурный редактор, чтобы не было таких ошибок, как в книге ‘Как закалялась сталь’: там в сорока изданиях повторяется ‘изумрудная слеза’.
Я по простоте своей рабочей упустил, что изумруд зеленый. Это была детская ошибка. Ведь это писалось шесть лет тому назад. ЦК комсомола считает меня в своем активе как хорошего комсомольца. За все время комсомольской жизни я не получал выговора за неряшливость, за невыполнение директив ЦК. Поэтому и это задание выполню как можно скорее. Я это не в шутку говорю. Надо поднять это произведение на несколько ступеней вверх, чтобы не было стыдно выйти в свет, выступить с новой книгой.
Ведь существует мнение, что в первую книгу писатель вкладывает весь опыт жизни и она бывает наиболее яркой и глубокой. Вторую книгу делать труднее. Ваши замечания, друзья, я продумаю. Побольше б нам таких дружеских встреч.
Я верю, что товарищ Ставский и вся партгруппа Союза писателей будет идти по этому пути.
Выступления Александра Серафимовича, Фадеева, Асеева, Герасимовой меня глубоко тронули. Я только думаю, что критиковать нужно было еще крепче. Вот т[оварищ] Асеев в этом отношении шагнул вперед.
В отдельности мы каждый можем ошибиться. Как бы талантлив человек ни был, но коллектив всегда умнее и мощнее.
Спасибо, друзья мои, за те хорошие, четкие и правдивые выступления ваши, которые я здесь прослушал. Теперь мы с вами уже знакомы. Теперь для меня товарищ] Герасимова живой человек. Фадеев то же самое. Я их чувствовал в борьбе, в стройке, но не сталкивался с ними.
Думаю, что вторая книга тоже будет поставлена на обсуждение, и тогда огонь по мне будет более решительным.
А теперь большое спасибо, дорогие товарищи, за эту полезную беседу.
15 ноября 1936 г.

ПРИЛОЖЕНИЕ

РОЖДЕННЫЕ БУРЕЙ

КНИГА ВТОРАЯ

Глава первая

Во дворе, повидимому, совещались. Затем Заремба крикнул:
— Последний раз спрашиваю: сдаетесь? Дом окружен целым эскадроном. Никому не уйти живым. Сдавайтесь, пока я не раздумал. Черт с вами, обещаю отпустить на все четыре стороны, только сдавайтесь и выпустите графиню!
Теперь все в домике переглянулись.
— Кто им поверит? — глухо проговорил Птаха. Тогда с пола поднялась Людвига.
— Разрешите мне поговорить с этим офицером, и я добьюсь вам свободы! Прошу вас поверить моему честному слову, что я вас не обману! Ведь сопротивление бесполезно. Они вас убьют. Я умоляю вас, пане Раевский! — еще более волнуясь, обратилась она к Раймонду.
Подавленный Раймонд даже не взглянул на нее.
— Пани графине можно верить. Она славная женщина, не в пример пани Стефании,— неожиданно поддержала Людвигу Франциска.— Она среди графов самая честная и добрая!
Птаха несколько мгновений пристально всматривался в Людвигу. Она ответила ему правдивым взглядом.
— Что же, пущай говорит. Увидим, куда оно пойдет,— наконец, согласился он.
Никто не возразил. Безвыходность положения была ясна всем.
— Говорите! — согласился Раймонд.
— Пане Заремба, это говорю я — Людвига Могельницкая!
— Вы живы, вельможная пани? Не тревожьтесь, мы сейчас вас вызволим! — кричал ей Заремба.
— Я жива и здорова. Вы обещаете, пане поручик, что отпустите всех, здесь находящихся, на волю? Тогда они сдадутся без боя…
— Отпущу. Пусть сдаются.
— Это слово дворянина и офицера? Я за вас поручилась своей честью. Вы меня не опозорите? Скажите прямо!
— Пусть сдаются, отпущу на все четыре стороны.
— Я верю вашей чести, пане Заремба, и буду просить находящихся здесь сдаваться.
Людвига обернулась к Раймонду.
— Я знаю Зарембу — это честный офицер. Он выполнит свое слово. Сложите оружие, и он отпустит вас на свободу, я верю в это! — умоляюще говорила она.
— Что ты скажешь, Сарра? — спросил Раймонд, нагибаясь к сидящей на полу девушке.
— Обманут они нас, Раймонд… Какой позор! Что мы наделали!..
— Нет, они не посмеют этого сделать. Я буду вас защищать,— уверяла ее Людвига.
После короткого совещания решено было сдаться. Первым на крыльцо вышел Птаха. Он сразу же наткнулся на труп хромого партизана. И ему впервые стало страшно.
Дом был окружен солдатами. Около крыльца стоял с револьвером в руке Заремба. Птаха взглянул ему в глаза и понял, что дальше этого двора не уйти. И ему стало жаль себя.
Последними вышли женщины, среди них Людвига. Парней сразу же стали обыскивать. Несколько солдат бросились в дом забирать оружие.
— Поздравляю вас, графиня, со счастливым исходом! — взял под козырек Заремба, щелкая шпорами.
— Добрый день, пане Заремба! — пожала ему руку Людвига.
— Уберите этих отсюда! — приказал он и повернулся к. Людвиге.— Скажите, как эти негодяи с вами обращались?
— Очень хорошо. Вы их сейчас отпустите? Заремба презрительно усмехнулся.
— Стоит ли говорить об этой швали! Слава богу, что вы живы! Пан полковник всю ночь не спал. Пойдемте, я вас проведу к саням. Пан Владислав тоже здесь. Мы с ним немножко поссорились, он там…— сказал Заремба и подал Людвиге руку.
— Пане Заремба, я хочу, чтобы вы их отпустили при мне. Я, конечно, верю вашему слову, но они поверили только мне, и это меня обязывает,— начиная тревожиться, сказала Людвига.
— О каком слове может идти речь? Вы помогли нам, за это большое спасибо. А с этим быдлом нечего церемониться.
Как бы иллюстрируя его мысли, один из солдат толкнул Олесю прикладом в спину.
— Пошла, говорят тебе! — шипел он на девушку, не желавшую уходить.
Олеся упала. Птаха кинулся к солдату.
— Не смей бить!
Сержант Кобыльский страшным ударом приклада в лицо свалил Андрия на землю.
— Ах, вот ваша честь, убийцы! — крикнула Сарра.
Один из солдат ударил ее плетью по лицу. Опрокинув стоящего перед ним солдата, Раймонд бросился на защиту. Заремба выстрелил в него, но промахнулся. Град ударов посыпался на Раймонда. Его били прикладами, нагайками…
Безоружный Леон кинулся в эту гущу спасать товарища.
Во время этой свалки жандармский сержант Кобыльский и двое солдат схватили поднявшуюся Олесю и потащили ее, Франциска бросилась за ними.
— Куда вы ее тащите, негодяи! Пани графиня, спасайте же! — кричала Франциска, обезумев.
Она не отпускала Олесю.
— Заремба, остановите эту подлость! Я презираю вас! Вы… негодяй! — вскрикнула Людвига.
Лицо поручика залилось густой краской.
— Отставить! По местам, пся ваша мать! — заорал он: — Кобыльский, бросьте девчонку, говорю вам!
Солдаты прекратили избиение и медленно отходили в сторону. Жандармы отпустили Олесю. Кровавые полосы от нагаек на лицах Сарры и Раймонда, кровь на лице неподвижно лежавшего на снегу Птахи и все только что происшедшее казалось Людвиге кошмаром. Залитый кровью Птаха шевельнулся. Он пришел в себя. Людвига нагнулась над ним, рыдая. Она помогла ему подняться. Он встал, пошатываясь, взглянул на нее с дикой ненавистью и, судорожно кашляя, еле шевеля разбитыми губами, выплюнул на ладонь три окровавленных зуба.
— Пойдемте, графиня. Вам здесь не место,— сухо сказал Заремба.
— Я не пойду ни на шаг отсюда, пока вы не отпустите этих людей! — с отвращением отворачиваясь от него, сказала Людвига.
— Прошу вас, вельможная пани, оставить это место. Вас ожидают сани. А с этими людьми будет поступлено по закону,— еще суше сказал Заремба.
Людвига резко повернулась к нему. В ее глазах он прочел такое презрение, что ему стало неловко.
— Заремба, вы — негодяй! Но знайте, знайте — если вы кого-нибудь из них убьете, я покончу с собой! Клянусь вам в этом!
— Даю вам слово дворянина, графиня, что никого из них,— ответил он, отступая от нее на несколько шагов,— я не расстреляю. Отпустить же их не могу, не имею права.
Окруженные солдатами, они шли тесной кучкой. Птаха все еще кашлял кровью, оставляя на белом снегу алые пятна. Их больше не били, потому что за их спиной ехали сани, в которых сидела измученная Людвига. Франциска сидела рядом с солдатом, ожесточенная, замкнутая.
Раймонд крепко прижимал локоть Андрия к своей груди,— они шли под руку. Птаха был очень слаб.
— Проспали мы свою честь, Раймонд! А зубы мне правильно выбили, чтоб знал, с кем плясать!..
[1936 г.]

БЕСЕДА С КОРРЕСПОНДЕНТОМ ‘ПРАВДЫ’

Интересно проследить рост тиражей романа ‘Как закалялась сталь’:
1932 — одно издание — 10 000 экз.
1933 — ничего
1934 — пять изданий — 80 000 экз.
1935 — семь изданий — 417 000 экз.
1936 — тридцать шесть изданий — 718 000 экз.
Общий тираж романа на 1 сентября с/г на всех языках — 1 225 000 экз.
За границей роман издан в Чехословакии и Японии. Вскоре выйдет во Франции, Англии, Голландии.
На днях закончен первый том романа ‘Рожденные бурей’ (13 печатных листов).
Весь роман задуман в трех томах.
В ближайшие дни кончается мой ‘отпуск’, и я приступлю к работе над вторым томом.
У меня есть заветное желание — закончить роман к двадцатилетию Октябрьской революции. Я не могу, к сожалению, взять на себя такого обязательства, ибо для большевика обещать — значит сделать. А мое предательское здоровье может нарушить все сроки. Тем радостнее будет, если все же моя мечта осуществится.
До сих пор широко распространено мнение, что писатель и поэт могут работать лишь в минуты вдохновения. Не потому ли многие писатели годами ждут этого вдохновения и ничего не пишут?
Я убежден лишь в одном: вдохновение приходит во время труда. Писатель должен работать так же честно, как и каждый строитель нашей страны,— во всякую погоду, при хорошем и плохом настроении, ибо труд — это благороднейший исцелитель от всех недугов.
Нет ничего радостнее труда.
Я с нетерпением жду, когда окончится ‘приказанный’ мне отпуск, чтобы снова взяться за перо.
Вы спрашиваете меня, каковы мои планы, помимо ‘Рожденных бурей’? Не задавайте мне таких волнующих вопросов. Я могу забыться и развернуть перед вами такую фантастику желаний, что вы будете ошеломлены.
Я хочу написать книгу для детей. Затем фантастический роман, а затем дописать последний том ‘Как закалялась сталь’ под названием ‘Счастье Корчагина’. А кроме всего, думаю учиться вглубь и вширь, учиться до последнего дня жизни.
Это не парадокс, а необходимость. Для всех этих планов надо жить минимум десять лет.
Интересно, что на это скажут врачи? Сказать по совести, очень хочется побить рекорд долголетия. Ведь чертовски хороша жизнь в нашей стране!
[1936 г.]

[НИКОГДА НЕ УСПОКОЮСЬ НА ДОСТИГНУТОМ]

Я готов, друзья, принять самую суровую и требовательную критику от вас. Она мне необходима именно сейчас до опубликования книги, чтобы я смог внести все необходимые исправления.
Прежде всего хочу знать общее впечатление от книги. Есть два рода книг. К первому принадлежат такие, в которых есть хорошие увлекательные места, но сами книги в целом плохи. И есть хорошие книги, но имеющие отдельные неудачные слабые места. Итак, каково общее впечатление от моей книги?
Должен сказать, что полученные мной до настоящего времени отзывы о ‘Р[ожденных] б[урей]’ положительны. Это меня несколько успокаивает. Я, откровенно говоря, боялся приезда Семы Трегуба. Вот, думаю, прочел он книгу, приедет и скажет: ‘Переходи, друг, на другую профессию! Ну, хоть рецепты на мыло выдумывай или бухгалтером куда-нибудь иди!’ Нет, даже он не сказал этого, а он злой критик. Это облегчает,— когда книгу не ругают. Ведь она результат двухсполовинолетней работы. Я чувствую и понимаю, что книга далека от совершенства, и я никогда не успокоюсь на достигнутом. Я — самый злостный и придирчивый из всех своих критиков. Мне надо знать, будет ли она служить делу коммунистического воспитания молодежи, будет ли волновать сердца читателей и звать их к борьбе, к подвигам, даст ли образ молодого человека нашей эпохи? Или ее надо сразу, не доводя до печати, законсервировать в районе вот этого дома и скорее о ней забыть.
Я получил отзыв от Г[ригория] И[вановича], от адъютанта маршала Ворошилова. Это положительные отзывы, и они меня немного успокаивают.
Я решил собрать общественное мнение и уже потом дать право издательствам публиковать ее. Пока она послана только на просмотр. Меня очень интересует мнение ‘Комсомольской правды’, как молодежной газеты. Это моя профессиональная газета, как у железнодорожника или шахтера есть своя. Их интересуют другие газеты, но своя прежде всего…
Сцена в котельной возникла в результате разговора с Лахути. Он передал мне обращение Горького к писателям, в котором А[лексей] М[аксимович] просит писателей перестать копаться в себе, оставить психологически утонченные изыскания, а давать в книгах сильные характеры, большие страсти, давать людей огромного порыва, кипучего действия, которые будут волновать читателей.
Мне известны три исключительные случая безумной храбрости наших бойцов во время гражданской воины. Я обобщил их и дал эпизод в котельной, я, как художник, имел право сделать это.
Во время одного отступления Первой Конной армии отстал от отряда один боец, буденовец. Поляки заняли территорию. Штаб их расположился в поле, началось экстренное совещание. И вот в разгар споров из ржи вылетает конный буденовец, стреляет из нагана, убивает двух генералов, полковника, рубит человек пять штабных офицеров. Эта неожиданность парализовала всех, а пока пришли в себя — буденовец угробил девять человек и скрылся опять во ржи. Исчез бесследно, его так и не нашли. Потом он появлялся еще несколько раз, всегда неожиданно налетал, стрелял, рубил и вихрем уносился. И заметьте — он был в своей форме, в буденовке с алой звездой. Он не разоружился в тылу у врага, не скрывался. Это—человек необычайной отваги, какой-то легендарный герой. Но имя его осталось неизвестным, этот эпизод взят из книги Рыдз-Смиглы, это факт, а не фантазия. Опиши писатель такого бойца, не поверят читатели — надуманно скажут, таких не бывает в жизни. Но мы знаем, что борьба создает такие положения, которые совершенно невозможны в мирной, тихой обстановке.
Второй случай рассказан Пилсудским в его книге ‘Двадцатый год’. Во время отступления поляков состояние их армии было крайне угнетенное, их терроризовала красная конница. А наша разведка из семнадцати человек с четырьмя пулеметами в пылу борьбы вырвалась вперед на шестьдесят — семьдесят километров и оказалась отрезанной. Эти смельчаки ночью налетели на штаб польской дивизии с дикими криками, с гиканьем, стрельбой. Они в красных штанах, в буденовках с алыми звездами (даже летом бойцы Первой Конной не снимали суконных красных брюк и ватных шлемов — в этом было особое щегольство). Они сразу создали невероятную панику. Поляков охватил дикий страх. Судя по шуму, можно было подумать, что напала большая часть. Тем более что Первая [Конная] армия обрушивалась на врага всей массой. И началось дикое непонятное отступление. Семнадцать человек гнали целую дивизию — четыре тысячи пятьсот человек — и за ночь прогнали ее на шестьдесят километров. Дивизия сдала Ковель, а через четыре дня подоспели наши войска и закрепили победу. Надо воспитать з молодежи сознание, что даже один боец, в самом безвыходном как будто положении, найдя в сердце своем мужество, может принести огромный вред врагам. Надо воспитать отвагу и решимость биться до последней возможности. Типом Птахи хочу доказать это положение. Девятьсот человек пассивных рабочих выброшены на улицу, это беспомощная, испуганная толпа. А Птаха один, запершись в котельной, поднимает весь город и защищается, как львенок, от легионеров. Порывы такой отваги, отваги вопреки логике, иногда нужны, они доказывают пассивным массам, что нет безвыходных положений, отвага сопротивления крушит все. Если это удалось показать, то я рад…
Мне говорили, что я не прав, позволяя своим молодым героям потерять бдительность, начать танцевать с врагами и сорвать дело спасения старших товарищей. Но ведь это молодежь, доверчивая, неискушенная, ее так легко обмануть. Будь здесь Сигизмунд Раевский, это было бы невозможно. Эта сцена должна учить бдительности, заронить навсегда в сердца молодежи ненависть к врагу. И нас обманывали. Вспомните, что сделал пролетариат, отпустив генералов Краснова и Корнилова. Сколько это стоило крови. Некоторые не верят, что графиня могла пойти танцевать с рабочими. Но эта хитрая пани, она старается все использовать для своего спасения. И в чем дело? Я сам знаю случай, когда заключенная в ЧК польская аристократка кокетничала с молодым красноармейцем, старалась влюбить его в себя, чтобы при его помощи бежать. Мы знаем цену благородству аристократов. Их гордость продажна. Они свою честь и герб впридачу продадут за деньги.
Некоторые товарищи беспокоятся, не снижается ли образ и честь комсомольцев? Но эта сцена — следствие гуманизма, доверчивости ребят. Как можно воевать с женщинами? Птаха горел жаждой мести и убийства, отправляясь в налет на имение Могельницких, а много он там убивал? ‘Мы с бабами не воюем’, и он прячет карабин за спину, чтобы не пугать женщин. А аристократы в таком положении перебили бы всех. Мы видим, что делается сейчас в Испании. За свою доверчивость, гуманность они страшно и жестоко поплатились, и в другой раз они уже не повторят ошибки. Они получили первый урок предательства врага и выросли на голову, как бойцы. Нельзя делать их кристальными, как хочется некоторым, надо показать формирование их и как бойцов и как комсомольцев.
Да, тогда проводимая мной мысль ‘Враг не знает пощады’,— не была бы так ярка и отчетлива. Они расплачиваются за свое человеческое отношение к аристократам, за свою рабочую простоту. На этом примере показываю, что врага надо уничтожать до конца, ни на минуту не верить его честности. Если бы с молодежью был хоть один старый большевик, такой эпизод бы был немыслим…
Еще нападают на меня за Людвигу. В последней главе она на высшем этапе своего беззубого гуманизма. Не надо смущаться ее гуманностью. Среди буржуазии есть такие типы. Это одиночки, которые способны видеть правду и понимать всю низость и падение своего класса. Они, может быть, искренно страдают от этого. Людвига не сможет больше жить с мужем, разведется и сбежит от ужасов войны в Англию, где у нее есть деньги. Бороться активно она не может. Она просто не желает видеть кровь, страдания. Такой тип надо ввести в семью Могельницких, чтобы показать эту семью изнутри, а также, чтобы показать, что все лучшее и честное уходит от них. Мы знаем, что из аристократии вышли одиночки, прекрасные революционеры (например Дзержинский). Обобщать это нельзя. Но надо показать, что все хорошее, не втянутое в жуткую грязь, стоит на стороне пролетариата. Надо показать, что буржуазия и аристократия — гибнущие классы, что раскол, процесс гниения в их среде идут нам на помощь.
Кроме того, на примере Людвиги показан вред, приносимый гуманистами ее типа. Без нее юноши защищались бы до конца. А она, хоть и невольно, предала их. Это суровый урок для ребят.
2 октября 1936 г.

[МЫСЛИ БОЛЬШЕВИКА]

I

‘Кто смеет считать большевика неработоспособным, пока у него бьется сердце?’
‘Если жизнь ударила тебя в грудь, не ползи назад, а сейчас же наступай на нее’.
‘Меня всегда поражала и глубоко трогала необычайная простота товарища Сталина, проявляющаяся в его образе жизни, его речах и даже в его костюме’.
‘Если бы мне сказали, что мое произведение плохо написано, и возвращали бы мне не один раз, двадцать раз, то я начал бы писать его снова двадцать первый раз, хорошенько подумав, как это сделать получше’.
‘Если бы я разжал кулак, в котором я держу себя, произошло бы несчастье’.
‘Я пробовал делать над собой опыты: обращать внимание на неудобства, лишения, боли, и тогда я начинал сползать с занятых позиций, готов был скулить. Уверяю вас, это не дело. Занятых позиций большевики не сдают’.
‘В том-то смысл и красота борьбы. Жизнь тебя лупит, а ты сейчас же даешь ей сдачи. Когда хорошо, каждый дурак будет жить, а ты попробуй жить и бороться при скверных условиях. Да не прячь головы под крыло, как страус, а смотри жизни в лицо’.
‘Уверяю вас, ЗАГС не дает нам, мужчинам, мандатов на вечное обожание нашими женами. Советская женщина — большая умница. Ее уважение надо заслужить. Она зорко наблюдает за тем, не расходится ли у нас слово с делом. Беда споткнуться на этом фронте’.
‘Я хотел бы, чтобы вы присутствовали при моей смерти и увидели бы, как умирают большевики: без стона, глядя смерти в глаза’.
‘Есть прекраснейшее существо, у которого мы всегда в долгу, это — мать’.
‘Когда я работал по десять часов в сутки, я еще чувствовал свою болезнь, но когда я стал работать по восемнадцать часов, у меня не стало времени для болезни. Как жаль, что я не догадался об этом раньше’.
‘Ни одна смерть после кончины Владимира Ильича не причинила мне такой тяжкой боли, как смерть Алексея Максимовича Горького’.
‘Давно пора большим писателям взяться за создание киносценариев. Это очень большое и очень важное дело’.

II

‘Конечно, я страдаю оттого, что не могу быть абсолютно полноценным работником. Однако это чувство лишено трагизма, свойственного человеку буржуазного общества. Мои легкие дышат совершенно другим воздухом. Любовь моей социалистической страны так обильна, нежность ее так велика, заботы так трогательны, что они способны исцелить самого тяжелого больного’.
‘Товарищи, живите, стройте страну, и, когда загремит гром и надвинется туча, я глубоко знаю, я убежден — на защиту страны встанет огромное количество бойцов. Под вашим напором дрогнет и развалится старый мир’.
‘Болезнь старалась загнать меня в угол, лишить счастья бороться в рядах бойцов, но ей не удалось убить большевика. Вместо трагического конца я радостно встречаю улыбку жизни’.
‘Товарищи, вы помните выступление мракобесов всех мастей, белогвардейцев, попов всего мира, утверждавших, что большевики — разрушители культуры, а они якобы ее защитники.
И что же?
Все честные люди видят, как в нашей стране поднято на небывалую высоту знамя культуры в то время, когда разлагающийся, умирающий капитализм катится к средневековью’.
‘С глубочайшим волнением прочел я статью Ромена Роллана ‘На защиту мира’. Как он хорошо и правильно говорит: ‘Я знаю, что Советский Союз является самой мощной гарантией социального прогресса и что человеческое счастье находится под его защитой…
Вот почему я говорю ‘Защита Советского Союза или смерть!’ Мысленно крепко жму руку этого честного, мужественного друга моей Родины’.
‘Если бы меня спросили, какое самое большое счастье для человека, я сказал бы: принадлежность к великой социалистической семье, принадлежать к передовым рядам комсомола, верного помощника партии’.
‘Самое дорогое в жизни — быть бойцом, а не плестись сзади. Поэтому я пламенно призываю молодежь нашей прекрасной страны всегда быть в передовых рядах наших бойцов’.
‘Я никогда не думал, что жизнь принесет мне столько огромного счастья. Ужасная личная трагедия уничтожена, и вся жизнь полна ликующей радости творчества’.
‘Как знать, когда я был счастливее — в юности, при цветущем здоровье, или теперь’.
‘Я скромный деревенский парень. В нашей стране каждый молодой человек, сообразительный, с характером может добиться большего, чем я’.
‘Товарищи потемкинцы — большевики, вы подняли знамя восстания в черные годы реакции. Вы знали, что идете на верную смерть, и многие из вас поплатились головами. Но дело, которое вы подняли, победило. Наши крейсера сейчас ходят по всем морям с красным флагом. Честь и хвала вам, старые бойцы! Мы следуем по вашему пути и продолжаем начатое вами дело’.
‘Вы думаете, что я только сейчас улыбаюсь, когда меня награждают? Нет. Я всегда улыбался. Надо уметь драться и не сдаваться. Большевика не так легко победить’.
‘Родина — это волнующее слово! Разве можно еще в какой-нибудь другой стране, кроме нашей, слышать его так, как оно звучит у нас’.
‘Вперед, молодежь чудеснейшей страны! Будьте достойными сынами великой Родины!’
‘Я не знаю ночи, закрывшей мои глаза. Яркими цветами солнца сверкает вокруг меня жизнь. Есть беспредельное желание вложить в страницы будущей книги (‘Рожденные бурей’) всю страсть, все пламя сердца, чтобы книга звала юношей к борьбе, беззаветной преданности нашей великой Партии’.
‘Настоящие друзья должны говорить правду, как бы ни была она остра, и писать надо больше о недостатках, чем о хорошем,— за хорошее народ ругать не будет’.

ПРИМЕЧАНИЯ

СТАТЬИ И РЕЧИ

В данном томе в раздел публицистики, наряду с широко известными материалами, включены статьи и речи, до сих пор не публиковавшиеся, а также печатавшиеся только в периодической прессе, в томе помещены письма Н. Островского к общественным организациям, в которых писатель высказался по принципиальным вопросам литературной и Общественной жизни.

СТАТЬИ

От автора

Статья была послана в редакцию журнала ‘Молодая гвардия’ вместе с рукописью романа ‘Как закалялась сталь’ в январе 1932 года.
Впервые напечатана в журнале ‘Молодая гвардия’, 1932, No 4 как предисловие к роману ‘Как закалялась сталь’ под заголовком ‘От автора’. В посмертных изданиях помещалась в разделе публицистики под заголовком ‘Автобиография’.
Печатается по тексту журнала ‘Молодая гвардия’.

Моя работа над повестью ‘Как закалялась сталь’

Время написания статьи относится к первой половине 1933 года. При жизни автора не публиковалась.
Впервые напечатана в газете ‘Комсомольская правда’ 22 декабря 1938 года, No 292 (4175).
Печатается по тексту рукописи, хранящейся в Государственном музее Н. А. Островского в Москве.
Стр. 217. …Истомол — комиссия по изучению истории пролетарского молодежного движения, создана в 1921 году при ЦК ВЛКСМ.

За чистоту языка

Статья написана в апреле 1934 года по просьбе ответственного редактора журнала ‘Молодая гвардия’ А. А. Караваевой как отклик на статьи А. М. Горького по вопросам языка художественной литературы.
Впервые напечатана в журнале ‘Молодая гвардия’, 1934, No 6, под общей рубрикой ‘Дискуссия о языке’. В посмертных изданиях публиковалась в сокращенном варианте.
Печатается по тексту журнала ‘Молодая гвардия’ с сохранением рукописного названия.
Стр. 225. …Серафимович.— Здесь имя писателя Серафимовича автором упомянуто ошибочно (см. письмо Н. Островского к А. С. Серафимовичу от 11 августа 1934 г.).

Комитету и комсомольцам аммиачного завода в г. Березниках

Ответ на просьбу комсомольцев аммиачного завода рассказать о планах творческой работы. Написан 13 марта 1935 года в Сочи. При жизни автора не публиковался.
Впервые напечатан в книге: Н. Островский. ‘Речи, статьи, письма’, изд-во ‘Молодая гвардия’, 1937. В 1954 году комитет ВЛКСМ завода прислал это письмо на сохранение в Государственный музей Н. А. Островского в Москве.
Печатается по тексту рукописи.
Стр. 227. …посылаю вам статью.— Речь идет о статье А. Александровича ‘Как закалялась сталь’, опубликованной в журнале ‘Коммунистическая молодежь’, 1934, No 22.

[О романе ‘Рожденные бурей’]

Ответ на запрос газеты ‘Комсомольская правда’. Написан в 1935 году. Впервые в сокращенном варианте напечатан в газете ‘Комсомольская правда’, 28 апреля 1935 г., No 98 (3093),под заголовком: ‘Николай Островский (автор ‘Как закалялась сталь’)’.
Полностью впервые напечатан в книге: Н. Островский. ‘Речи, статьи, письма’, изд-во ‘Молодая гвардия’, 1937.
Печатается по тексту рукописи, хранящейся в Государственном музее Н. А: Островского в Москве. Заголовок редакционный, принятый в издании ‘Молодая гвардия’, 1937.

В редакцию ‘Литературной газеты’

Письмо, посланное в редакцию ‘Литературной газеты’ 11 мая 1935 года в ответ на выступление критика Б. Дайреджиева с рецензией на роман ‘Как закалялась сталь’, напечатанной в этой газете 5 апреля 1935 года. При жизни автора не публиковалось.
Впервые напечатано в книге: Н. Островский. ‘Речи, статьи, письма’, изд-во ‘Молодая гвардия’, 1937, с редакционным заголовком ‘О товарищеской критике’.
Печатается по тексту рукописи, хранящейся в ЦГАЛИ (фонд No 5200/7. Н. А. Островский, 2 л.), с сохранением авторского названия.

Редакции ‘Комсомольской правды’

Приветствие газете ‘Комсомольская правда’ в день ее десятилетия — 20 мая 1935 года. При жизни автора не публиковалось.
Впервые напечатано в книге: Н. Островский. ‘Речи, статьи, письма’, изд-во ‘Молодая гвардия’, 1937.
Печатается по тексту рукописи, хранящейся в Государственном музее Н. А. Островского в Москве.

Молодым читателям комсомольской страницы

Обращение к молодым читателям газеты ‘Сочинская правда’, в связи с организацией литературной страницы в этой газете. Написано в 1935 году. При жизни автора не публиковалось.
Впервые напечатано в книге: Н. Островский. ‘Речи, статьи, письма’, изд-во ‘Молодая гвардия’, 1937, под редакционным заголовком ‘Нужно заинтересовать молодежь’.
Печатается по тексту рукописи, хранящейся в Государственном музее Н. А. Островского в Москве.

Мой день 27 сентября 1935 года

Статья написана в сентябре 1935 года для сборника ‘День мира’, который готовил и редактировал А. М. Горький. Сборник ‘День мира’, куда была включена статья, вышел в газетно-журнальном объединении (Москва, 1937) в посмертной редакции Горького. При жизни автора не публиковалась.
Впервые напечатана в газете ‘Комсомольская правда’, 27 декабря 1936 г., No 298 (3584).
Печатается по тексту рукописи, хранящейся в Государственном музее Н. А. Островского в Москве.
Стр. 239. Сценарий принят.— Киносценарий по роману ‘Как закалялась сталь’, написанный совместно с М. Зацем, не был поставлен.

Счастье жить

Статья написана по случаю награждения Н. А. Островского орденом Ленина.
Впервые напечатана в газете ‘Комсомольская правда’, 2 октября 1935 г., No 227 (3222). Последующей публикации не было.
Печатается по тексту газеты ‘Комсомольская правда’.

Счастье писателя

Статья написана 5 ноября 1935 года в связи с восемнадцатой годовщиной Великой Октябрьской социалистической революции.
Впервые напечатана в газете ‘Комунiст’, Киев, 7 ноября 1935 г., No 252. Последующей публикации не было.
Печатается по тексту газеты ‘Комунiст’. Перевод с украинского К. Д. Трофимова.

Творческому коллективу Одесской комсомольской кинофабрики

Ответ на поздравительную телеграмму коллектива кинофабрики по случаю награждения писателя орденом Ленина. Написан 1 декабря 1935 года. При жизни автора не публиковался.
Впервые напечатан в книге: Н. Островский. ‘Речи, статьи, письма’, изд-во ‘Молодая гвардия’, 1937.
Печатается по тексту рукописи, хранящейся в Государственном музее Н. А. Островского в Москве.

Самый счастливый год

Статья написана 31 декабря 19-35 года как новогоднее выступление.
Впервые напечатана в газете ‘Известия’, 1 января 1936 г., No 1 (5858).
Печатается по тексту газеты ‘Известия’.

Мы накануне X съезда ВЛКСМ

Статья написана 7 января 1936 года. На рукописи есть пометка ‘Для журнала МГУ’.
Впервые напечатана в журнале ‘Молодая гвардия’, 1936, No2, под редакционным заголовком ‘Рапорт съезду молодых победителей’.
Печатается по тексту журнала ‘Молодая гвардия’ с сохранением рукописного названия.

Шепетовской окружной конференции Ленинского Коммунистического союза молодежи Украины

Приветствие, посланное 1 февраля 1936 года Шепетовской окружной конференции ЛКСМУ, делегатом которой был писатель. При жизни автора не публиковалось.
Впервые напечатано в книге: Н. Островский. ‘Речи, статьи, письма’, изд-во ‘Молодая гвардия’, 1937. В некоторых изданиях публиковалось под редакционным заголовком ‘Комсомольцам родного города’.
Печатается по тексту рукописи, хранящейся в Государственном музее Н. А. Островского в Москве.

Тезисы к выступлению на X съезде ВЛКСМ

Тезисы написаны 17 апреля 1936 года. Ввиду болезни писателя выступление не состоялось. При жизни автора не публиковались.
Впервые напечатаны в книге: Н. А. Островский. Собр. соч. в двух томах, изд-во ‘Советский писатель’, 1938, под редакционным заголовком ‘X съезд ВЛКСМ’. В некоторых изданиях публиковались под заголовком ‘Оберегать высокое звание писателя’. Печатается по тексту рукописи, хранящейся в Государственном музее Н. А. Островского в Москве.

О своем новом романе

Ответ на запрос редакции журнала ‘Книга и пролетарская революция’. Написан в 1936 году.
Впервые напечатан в журнале ‘Книга и пролетарская революция’, 1936, No 4. Последующей публикации не было.
Печатается по тексту журнала ‘Книга и пролетарская революция’.

РЕЧИ

[Мой творческий отчет]

16 мая 1935 года бюро Сочинского городского комитета ВКП(б) на квартире Н. Островского заслушало отчет о его творческой деятельности.
Впервые речь напечатана в газете ‘Сочинская правда’, 26 мая 1935 г., No П8, под общим заголовком ‘На квартире писателя-большевика Н. Островского’.
Печатается по тексту газеты ‘Сочинская правда’. Заголовок редакционный, принятый в издании: Н. Островский. ‘Речи, статьи, письма’, изд-во ‘Молодая гвардия’, 1937.

Да здравствует партия, воспитавшая нас!

Речь, произнесенная по радио 12 октября 1935 года во время радиопереклички городов Сочи — Киев — Шепетовка, организованной редакцией ‘Последних известий’ Украинского радиокомитета в связи с награждением Н. Островского орденом Ленина, записана на пленку редакцией ‘Последних известий’ Украинского радиокомитета.
Впервые напечатана в газете ‘Комсомолец Украины’, Киев, 14 октября 1935 г., No 237 (3017). Сокращенный вариант был опубликован в газете ‘Комунiст’ 14 октября 1935 г.
На русском языке речь впервые напечатана в книге: Н. Островский, Сочинения, том 2, изд-во ‘Молодая гвардия’, 1952, под редакционным заголовком ‘Наша задача — укреплять родину’. Оригинал речи на русском языке в литературных фондах не обнаружен.
Печатается по тексту газеты ‘Комсомолец Украины’. Перевод с украинского Е. А. Островской и А. П. Лазаревой.

Каким должен быть писатель нашей страны

Речь, произнесенная 23 октября 1935 года на собрании партийного актива города Сочи, посвященном награждению Н. Островского орденом Ленина, транслировалась по радио.
Впервые напечатана в журнале ‘Молодая гвардия’, 1936, No 1, с редакционным подзаголовком ‘Из речи на собрании партактива Сочи’.
Печатается по тексту журнала ‘Молодая гвардия’.

Да здравствует жизнь!

Речь, произнесенная 24 ноября 1935 года на торжественном заседании городских организаций города Сочи при вручении Н. Островскому ордена Ленина председателем Президиума ВУЦИК Г. И. Петровским.
Впервые напечатана в газете ‘Сочинская правда’, 25 ноября 1935 г., No 270.

Печатается по тексту газеты ‘Сочинская правда’.

Выступление на краевой конференции писателей Азово-Черноморья
Выступление Н. Островского на краевой конференции писателей Азово-Черноморья, делегатом которой он был. Выступление транслировалось по радио из квартиры писателя в Сочи 6 декабря 1935 года.
Впервые напечатано в газете ‘Сочинская правда’, 9 декабря 1935 г., No 281. В журнале ‘Молодняк’, 1936, No 2 (на украинском языке) публиковалось под заголовком ‘За литературу социалистической правды’. В книге Н. Островский, ‘Речи, статьи, письма’, изд-во ‘Молодая гвардия’, 1937, помещено под редакционным заголовком ‘Нужна упорная воля, огромная учеба’ и ошибочно датировано: 6.VII, 1935 года.
Печатается по тексту газеты ‘Сочинская правда’.

Мужество рождается в борьбе

Выступление на IX съезде ЛКСМУ, делегатом которого от Шепетовской комсомольской организации был Н. Островский. Речь транслировалась по радио из московской квартиры писателя 6 апреля 1936 года.
Впервые в сокращенном варианте напечатано в газете ‘Комсомольская правда’, 8 апреля 1936 г., No 81 (3367).
Печатается по тексту стенограммы выступления, хранящейся в Государственном музее Н. А. Островского в Москве. Заголовок дан по газете ‘Комсомольская правда’.

[Замечания о пьесе по роману ‘Как закалялась сталь’]

Замечания, высказанные при обсуждении пьесы, написанной Рафаловичем по роману ‘Как закалялась сталь’, которое состоялось в сентябре 1936 года на квартире писателя в Сочи.
Печатаются впервые по тексту рукописи, хранящейся в Государственном музее Н. А. Островского в Москве.

[Речь на заседании Президиума правления Союза Советских писателей]

Речь, произнесенная 15 ноября 1936 года в московской квартире писателя на специальном заседании Президиума правления Союза Советских писателей, посвященном обсуждению первой книги романа ‘Рожденные бурей’. При жизни автора не публиковалась.
Впервые напечатана в журнале ‘Молодая гвардия’, 1937, No 2 под редакционным заголовком ‘Откройте артиллерийский огонь!’
Печатается по тексту стенограммы заседания Президиума правления ССП.

ПРИЛОЖЕНИЕ

Рожденные бурей. Книга вторая. Глава первая.

Эта глава в первом варианте романа ‘Рожденные бурей’ была концом первой книги. В текст ‘Окончательной редакции’ первой книги романа не вошла. По замыслу писателя вторая книга должна была начаться с этой главы (см. архив писателя, хранящийся в Государственном музее Н. А. Островского в Москве).
В 1946 году газета ‘Комсомольская правда’ (22 декабря 1946 г., No 299 (6625) впервые напечатала главу как ‘Начало второй книги романа ‘Рожденные бурей’.
Печатается по тексту рукописи, хранящейся в Государственном музее Н. А. Островского в Москве.

Беседа с корреспондентом ‘Правды’

Беседа состоялась в сентябре 1936 года в Сочи (см. информацию об этой беседе в газете ‘Правда’, 25 сентября 1936 г., No 265 (687). Под заголовком ‘Нет ничего радостнее труда’ напечатана в книге: Н. Островский. ‘Речи, статьи, письма’, изд-во ‘Молодая гвардия’, 1940.
Печатается по тексту рукописи, хранящейся в Государственном музее Н. А. Островского в Сочи.

[Никогда не успокоюсь на достигнутом]

2 октября 1936 года группа членов ЦК ВЛКСМ и работников газеты ‘Комсомольская правда’ посетила писателя на его квартире в Сочи (см. письмо Н. Островского к К. Д. Трофимову от 7 октября 1936 г.). Выступление Н. Островского во время состоявшейся беседы записала А. П. Лазарева. При жизни автора не публиковалось.
Впервые выступление напечатано в книге: Н. Островский. ‘Речи, статьи, письма’, изд-во ‘Молодая гвардия’, 1940, под заголовком ‘Никогда не успокоюсь на достигнутом’. В издании 1953 года (Н. Островский, Сочинения, том 2, стр. 237) опубликовано с подзаголовком: ‘Выступление при обсуждении рукописи романа ‘Рожденные бурей’ с группой работников ‘Комсомольской правды’.
Печатается по тексту рукописи, хранящейся в Государственном музее Н. А. Островского в Москве, с сохранением заголовка первой публикации.

[Мысли большевика]

Высказывания, записанные М. К. Павловским, личным врачом писателя с 1934 по 1936 год. При жизни автора не публиковались.
Первая часть — под заголовком ‘Мысли большевика’ — впервые напечатана в ‘Курортной газете’, Сочи, 22 декабря 1937 г. Печатается по тексту газеты.
Вторая часть печатается впервые по тексту памятной книжки доктора М. К. Павловского, хранящейся в Государственном музее Н. А. Островского в Москве.
Островский Николай Алексеевич
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Петр Яковлевич Шевырев, Новорусский Михаил Васильевич, Год: 1907
  2. Встреча с Леонидом Леоновым, Ромов Сергей Матвеевич, Год: 1930
  3. Поль Верлен, Гурмон Реми Де, Год: 1896
  4. Пробные листки из Руководства к познанию Истории и древностей Российского Государства, Каченовский Михаил Трофимович, Год: 1817
  5. Христос, Морозов Николай Александрович, Год: 1924
  6. Луиш де Камоэнс: биографическая справка, Камоэнс Луиш, Год: 1966
  7. Три загадки, Роги Михаил Павлович, Год: 1930
  8. Период северного оленя в Средней Европе, Фохт Карл, Год: 1867
Электронная библиотека