В. В. Розанов
В. В. Розанов
Старый и новый годы
Старый и новый годы
Старый и новый годы, Розанов Василий Васильевич, Год: 1911
Время на прочтение: 3 минут(ы)
В новый год мы вступаем без особенной новизны в надеждах… И это не может не быть печально, так как ожидание новизны или ‘воля к новизне’, говоря языком Шопенгауэра, есть не прихоть, не фантазия, не ‘дурь’ по фразеологии людей ‘старого завета’, а органическая потребность человека, столько же вытекающая из законов души его, как и из законов его физиологии. Сам человек вечно обновляется, в самом человеке ничто не ‘стоит на месте’, все перерабатывается и назавтра является в другом виде: и естественно, что человеку несносно, когда его и физический и духовный глаз видит все одно и то же… Подобно тому как мы любим путешествовать и это есть здоровая потребность, — наконец, при невозможности путешествия, хоть выезжаем куда-нибудь, чтобы увидеть других лиц или другую обстановку, — так же точно ‘путешествия во времена’, т.е. перемена в каждом новом годе, — есть непременная и прекрасная потребность человека, есть признак человечности…
Вот этой потребности благородных перемен очень мало отвечал истекший год и не обещает ничем ответить новый год. То, чем занят русский человек, что лежит перед его взором, что представляется его уму, — все это как-то ‘залежалось’, представляет вид чего-то ‘лежалого’ и ‘изношенного’. Если мы обратим внимание на три категории явлений, естественно наполняющих нашу заботу и ум, на общественность, литературу и государственность, то мы по всем трем линиям увидим убыль и нигде прибыли. И если говорить о ‘заботах’, то страшно то, что собственно не о чем ‘заботиться’, что убраны самые предметы забот. Само собою разумеется, что это вовсе не выражает, чтобы все дела наши были приведены в такое великолепие, что остается только сложить руки и любоваться. Совсем напротив: предметов для тревоги слишком много, душа русских людей тревожно томится и даже тревожно испугана многим, но все это впустую или безнадежно, так как все сложилось таким образом, что нам разрешаются только самые крошечные заботы, а все крупное куда-то убрано или задернуто какою-то завесою. Государственный строй далек от того, чтобы являть собою новый и могущественный вид, вид чего-то энергично и успешно работающего. В конце концов самые важные перемены всегда суть административные, так как администрация реально управляет страною и от нее находится в зависимости решительно все, жизнь всего народа, до мелочей и подробностей. И вот общество не может не чувствовать, что здесь все осталось как-то дореформенным: старая машина, в некоторых частях построенная еще при Екатерине II, по-прежнему скрипит, медленно тащится и завязает часто на полдороге.
Великую ‘убыль’ мы понесли в литературе. Это — смерть Толстого. Она тем печальнее и до известной степени страшнее, что вокруг не вырастает эдаких обещаний. Здесь мы страдаем каким-то перепроизводством индивидуальности, страдаем этим много лет: оно выражается в том, что полупоэтики и кой-какие беллетристы взапуски один перед другим выдумывают до того вычурное и изломанное, до того интересное единственно только им самим, что начинает распространяться грозное явление — отвращение читателя к новой книге и к новому имени в литературе. Литература точно потеряла связь с действительностью и сохранила единственную связь с измученным и истощенным воображением своих авторов. В этом отношении далеким намеком стоит одно утешение: это пробуждающееся отношение к корифеям последнего десятилетия. ‘Эпоха (!) Горького и Андреева’, потому что было время их безраздельного царства в литературе, — была печальною эпохою ходульности, вычурности, трескучих эффектов, трескучих фраз и исключительно словесных тем, т.е. таких элементов, которые раньше были недопустимы в литературе. Наша прекрасная литература всегда была проста в глубине своей и глубока в простом, как наш народ, как вся Россия. И последние ‘новаторы’ явились какими-то почти иностранцами в ней, — должно быть, от начитанности. Явились без традиции перед собою и, Бог даст, без потомства после себя.
Пожелаем обществу, ‘читателям’, дружнее стать ‘на страже литературы’, да и на страже общественных идеалов и, наконец, самой государственности. Бодрее — вперед, бодрее — в духе исконных русских начал, но, однако, — вперед и вперед…
С Новым годом, господа… И будем бодрствовать!
Впервые опубликовано: ‘Новое время’. 1911. 1 янв. No 12502.
Оригинал здесь: http://dugward.ru/library/rozanov/rozanov_stariy_i_noviy_gody.html.