———
———
———
———
Старый дом, Свенцицкий Валентин Павлович, Год: 1911
Время на прочтение: 4 минут(ы)
———————
Публикуется по: Свенцицкий В. Собрание сочинений. Т. 3. Религия свободного человека (1909-1913) / Сост., коммент. С. В. Черткова. М., 2014.
———————
Может быть, вы уже составили себе некоторое представление если не о моей ‘личности’, то о руководящем настроении моей жизни?
На всякий случай ещё раз рекомендуюсь: я человек одинокий, потому что питаю отвращение к механическому общению людей, а на подлинное внутреннее общение ещё не способен. Я человек общительный, потому что больше всего хотел бы научиться по-настоящему жить с людьми. Я человек, отравленный всем, чем отравлена интеллигенция: роскошью, развратом, ложью, сомнением, безволием, самолюбием. Я человек, получивший отвращение ко всей этой дряни, которой отравлен сам и отравлены те ‘образованные’ люди, среди которых до сих пор принуждён был жить. Я человек, стремящийся излечиться от своих ‘духовных немощей’ через народ, а потому к ‘интеллигенции’ питающий как бы некоторое отвращение…
И вот мне говорят: с вами хотят повидаться гимназисты!..
Я, как оно и полагается для интеллигента, мысленно посылаю их к чорту и пишу записку, что ‘буду очень рад видеть у себя’ тогда-то…
В самом деле, что за удовольствие слышать опостылевшие нудные вздохи и видеть бессильное покушение решить ‘проклятые вопросы’, т. е. нечто такое, что надоело до тошноты, что давным-давно пережил сам, оставил позади и к чему никогда не хотелось бы возвращаться!
Мечтаешь всей душой увидеть человека крепкого, от которого чернозёмом пахнет, у которого душа на железном фундаменте терпения и веры. А тут извольте: ‘общаться’ с каким-нибудь ‘неврастеником’!
Но ничего не поделаешь… ‘очень буду рад видеть’…
И вот пришёл он. Один. Юноша лет семнадцати. Оказывается, написал драму — просит прочесть. Ну, Бог с ней, с драмой — не в ней дело.
Опасения мои оправдались только отчасти: о проклятых вопросах говорили — юноша неврастеник несомненный. Но боязнь ‘неприятных’ впечатлений оказалась напрасной: человечек славный. Не лжёт. Искренно мучается. И серьёзно хочет разобраться в жизни. По нынешним временам — это много.
Нарассказал он мне о своей гимназической жизни. Невесёлые рассказы. И лишний раз они убедили меня, что на интеллигенцию в массе надежд возлагать не приходится.
Милый мальчик, принёсший мне свою драму (кстати сказать, тоже из гимназической жизни), взволнованно, с глубокой печалью говорил о том, что гимназические кружки для самообразования распадаются. Что никто не интересуется ни литературой, ни наукой. Что никто не верит в большие, широкие задачи. Что мечты о будущем ограничиваются ‘малыми делами’. Общее настроение: сейчас ничего большего сделать нельзя, а потому надо жить потихоньку-помаленьку. Жить-поживать да добра наживать!
Я заговорил о нашей беседе с гимназистом потому, что меня поразила в ней одна черта. Или, вернее, поразило отсутствие одной черты. Но для того, чтобы вам было понятно, в чём дело, я должен рассказать совсем о другом.
Насколько я опасаюсь интеллигенции, настолько же быстро и с радостью схожусь теперь с народом. Завёлся у меня новый приятель. По профессии — портной.
Идём мы с ним как-то, а он и говорит:
— Написали бы вы, Далёкий Друг, драму, а я вам расскажу, какую.
— Расскажите.
И он рассказал мне про ‘Старый дом’.
‘Старый дом’ — это Россия. И всё, что совершается в нём, надо понимать ‘символически’. ‘Старый дом’ был сначала одноэтажный. Хозяева его — простые, рабочие люди. И вот главе семейства приходит в голову мысль: отправим одного сына в город учиться. Научится он всем наукам и потом вернётся к нам и расскажет обо всём, чему его научили. И просветит нас. И будет нам польза.
Отправили. Семья по-прежнему жила в одноэтажном старом доме, выбивалась из сил, трудилась и аккуратно посылала в город деньги, чтобы сын мог учиться.
Прошло много лет. Сын, наконец, окончил ученье и вернулся в старый дом.
Уехал простой деревенский мальчик, а вернулся учёный интеллигент, женатый на настоящей барышне.
Сразу же оказалось, что простая деревенская жизнь в старом доме не по них. И тогда решили сделать второй этаж. В этом втором этаже поселился учёный сын с молодой женой. И жизнь пошла вкривь и вкось. Верхний этаж жил своей жизнью, нижний — своей. Старики и неучёная молодёжь по-прежнему работали. Учёный сын брезговал ихней жизнью и не мог понять её. Ничему не научил стариков…
И в старом доме начался великий распад.
Такова поучительная история ‘Старого дома’. В ней даётся удивительно простое и единственно правильное решение вопроса об отношении народа и интеллигенции.
Народ посылает одного из своих сыновей учиться. Он делает это для того, чтобы тот, выучившись, вернулся к нему и просветил его.
В ожидании этого он работает на него, аккуратно посылает ему деньги из деревни в город.
И для того, чтобы не было великого распада, ‘учёный сын’ должен свято выполнить то, ради чего его посылали учиться.
А теперь опять о гимназисте.
Я сказал уже, что в его рассказах о настроении молодёжи меня поразило отсутствие одной черты.
Меня поразило отсутствие сознания того, что так ясно для моего приятеля портного. А именно: народ посылает молодёжь учиться, и потому она обязана, выучившись, к нему вернуться.
В самом деле, в рассказах гимназиста было всё — и о великих задачах, и о малых задачах, и о проклятых вопросах, и о том, кто как думает ‘устроиться’ и жить.
И как будто бы ни одному из числа этой молодёжи не приходит в голову простая мысль: что они учатся вовсе не для того, чтобы ‘устроиться’ потом. Что народ работает за них вовсе не для того, чтобы они потом жили в своё удовольствие, а для того, чтобы ‘учёные дети’ вернулись к этому народу и научили его.
Народ даёт свой труд как бы авансом за ту пользу, которую мы все обязаны принести ему по окончании нашего образования. И потому, как бы ни решали юноши вопроса о своей жизни, большие они будут ставить задачи или малые, так они будут жить или иначе, — во главу угла всех этих ‘решений’ и соображений должна быть положена ясная, простая и бесспорная истина, что народ нас поит, кормит и посылает учиться, и потому мы обязаны вернуться к нему, в его ‘нижний этаж’, и жить, и работать для него.
А если ‘учёные дети’ будут жить в ‘своё удовольствие’ или даже для ‘высших интересов культуры’, заберутся во ‘второй этаж’ и с высокомерием отвернутся от братьев своих, живущих внизу, — ‘Старый дом’ неминуемо ждёт великое падение.