Д. В. Философов
Д. В. Философов
Старообрядчество и православие
Старообрядчество и православие
Старообрядчество и православие, Философов Дмитрий Владимирович, Год: 1912
Время на прочтение: 10 минут(ы)
Архимандрит господствующей церкви, преподаватель высшей духовной школы, перешел в старообрядчество.
Факт этот взволновал обе церкви.
Господствующей церкви, конечно, было очень тягостно, что провинившийся и сосланный на послушание в глухой монастырь архимандрит не только не выполнил наложенного на него послушания, но, к великому соблазну православных, перешел в старообрядчество.
С другой стороны, и среди старообрядцев новый сочлен произвел смуту.
Архимандрит Михаил (Семенов) — я говорю о нем — вскоре после своего присоединения был рукоположен в епископы, причем рукоположение произошло как-то таинственно, без точного соблюдения канонических правил.
27 августа 1909 года старообрядческий собор определил новому епископу канадскому отправиться в свою епархию в трехмесячный срок, обучившись предварительно, под наблюдением московского архиепископа Иоанна, богослужению и исполнению преданий Христовой церкви. Собор предостерег епископа канадского, что в противном случае он будет запрещен от священнодействия.
Епископ Михаил в Канаду не поехал, на выучку к архиепископу Иоанну не явился, и Собору 1910 года пришлось опять вернуться к обсуждению вопроса, что делать с епископом.
Собор, рассмотрев дело, запретил еп. Михаила от священнодействия, пригрозив ему, что если он и после определения собора начнет совершать священнодействие или смущать церковь Христову, то будет подвергнут более строгому наказанию согласно святоотеческим правилам.
Выслушав это определение, епископ Михаил, по словам старообрядческого журнала ‘Церковь’ (No 36), заявил, что он подчиняется объявленному ему определению.
Такова внешняя сторона, казалось бы, очень малозначительного события.
Разве так важно, что в лоне старообрядческой церкви находится запрещенный от священнодействия епископ? Разве могут представлять общественный интерес его распри, сначала с господствующей церковью, а затем со старообрядцами?
Но, присмотревшись к этому маленькому событию поближе, мы поймем всю его поучительность, потому что здесь столкнулись три силы: старообрядчество, православие и внутренне свободная религиозная личность. Помимо своей воли участники этой трагедии ставят перед нами вопрос, так ли уж различны по своему духу две враждующие церкви, и затем, способны ли исторические церкви ответить на запросы мятущейся души живого, религиозного человека. Не обречены ли они на то, чтобы, так сказать, автоматически извергать из своей среды все мало-мальски живое, пророческое, мятущееся?
Что привлекло архимандрита Михаила к старообрядчеству?
Вероятно, независимость внутренней церковной жизни старообрядцев от светской власти и соблюдение соборного начала в управлении делами церкви.
Если мы заглянем в курсы православного богословия или церковного права, мы увидим, что существенным признаком православной церкви как учреждения признается именно ее соборность.
‘Православная Церковь сознает себя богоучрежденным обществом, состоящим под управлением богодарованной иерархии’ (Епископ Сильвестр. ‘Догматич. богословие’, т. IV, Киев, 1897 г., стр. 300).
‘Высшая церковная власть принадлежит в православии собору’ (А. Заозерский. ‘О свящ<,еннической>, и правит<,ельственной>, власти’, М., 1891 г., стр. 259 — 260).
‘Не подлежит ни малейшему сомнению, — говорит покойный проф. Соколов, — что соборность церковного управления есть основное характеристически-церковное, каноническое начало’ (цитирую по статье И.В. Тихомирова. ‘Каноническое достоинство реформы Петра Великого’, Богословск. вестн., 1904 г., февр., стр. 217).
‘Вся полнота церковной власти сосредоточивается в соборе епископов, и притом в таком абсолютном смысле, что без этого церковь перестала бы быть тем, что она есть’ (Никодим. еп. Далматинский. ‘Церковн<,ое>, право’. Русск. пер., 1897 г., стр. 237).
Аналогичных цитат можно привести сколько угодно, но всякий трезвый человек признает, что от подобных утверждений веет неисправимой романтикой, потому что действительность с ними совершенно расходится.
Правда, духовный регламент пытается объяснить уничтожение патриаршества стремлением Петра Великого ввести в церковную жизнь именно начало соборности, но кто возьмет на себя смелость защищать это положение? Кто не знает, что с учреждением Святейшего синода начало соборности в управлении русской церкви было в корне уничтожено?
Далее, нет сомнения, что реформа Петра была произведена с нарушением канонических правил (см. вышеназванную статью И.В. Тихомирова, а также книгу П. Лапина. ‘Собор, как высший орган церковной власти’, Казань, 1909 г., стр. 369).
Утверждая самым резким образом неканоничность церковной реформы Петра, И.В. Тихомиров утешает себя тем, что реформа, ‘хотя и узаконенная и практически осуществляемая, никогда не признавалась законною как со стороны иерархии, так и со стороны паствы’ (‘Богосл<,овский>, вестн<,ик>,’, 1904 г., февр., стр. 240).
Утешение очень сомнительное.
Непризнавание, проповедуемое г. Тихомировым , не более как reservatio mentalis [Задняя мысль, неискренность (лат.)], которое совершенно не допускается именно духовным регламентом.
В присяге ‘членам духовныя коллегии’ прямо сказано: ‘Исповедую же с клятвою крайняго Судию Духовныя сея Коллегии быти Самого Всероссийского Монарха, Государя нашего всемилостивейшаго. Клянуся еще Всевидящим Богом, что вся сия мною ныне обещаваемая, не инако топкую во уме своем яко провещаваю устами, но в той силе и разуме написанныя зде слова чтущим и слышавшим являют’.
Для иерарха церкви присяга — дело не шуточное, и решительно невозможно допустить мысли, что теория Тихомирова о ‘непризнавании’ имеет за собой хоть какую-нибудь реальную почву.
Реформа Петра неканонична, но церковь ее признала (по каким мотивам — не важно). Если бы реформа Петра была действительно не признана, церковная жизнь в православии давно бы замерла. Вот уже двести лет у нас остановилось бы церковное законодательство, и вся наша иерархия превратилась бы в самозваную.
Это как раз и утверждают старообрядцы. У них соборность и свобода от воздействия светской власти на религиозную жизнь не анахронизм, у них нет никаких reservationes mentales. Благодаря своему вековому упорству они на деле осуществили отделение своей церкви от государства. И если сделать невероятное предположение, что, воспользовавшись указом 17 апреля, все православные перешли в старообрядчество, то в России совершилось бы отделение церкви от государства без изменения существующих законов.
Правильная иерархия существует у старообрядцев только в так называемом австрийском согласии и то очень недавно, с революции 1848 г., когда правительство Франца Иосифа в силу только что завоеванных народом конституционных гарантий вынуждено было прекратить начатые по инициативе Николая Павловича преследования против Белой Криницы. Вряд ли деятели австрийской революции предполагали, что, завоевав для себя политическую свободу, они вместе с тем оказали громадную помощь старообрядчеству. Но таковы уже странности и капризы истории.
Нормально функционировать эта иерархия начала после указа 17 апреля. Думается, что в недалеком будущем не только беглопоповцы, но, может быть, и беспоповцы примкнут к австрийскому согласию, так как существенных препятствий к сему, в конце концов, нет никаких.
Достичь современного благосостояния старообрядчеству было не легко. Лишенная епископата церковь могла жить только благодаря особенному рвению мирян, которые как бы восприяли пастырскую ревность. Понятно, что и после учреждения епископата миряне не отстранились от участия в церковных делах. Самодеятельность мирян — одна из характерных особенностей старообрядчества. Архимандрит Михаил, которому стало душно в господствующей церкви, вне посредственного общения с мирянами, совершенно естественно устремился туда, где, как ему казалось, идет нормальная церковная жизнь вне зависимости от светской власти и притом в общении с миром. Ему, должно быть, верилось, что освобожденное благодаря указу 17 апреля старообрядчество заживет новой жизнью, что оно способно на развитие, на возрастание.
Вся внешняя сторона старообрядчества, именно старый обряд с двоеперстием, Иисусом и т.д., не могла служить архимандриту Михаилу препятствием для перехода в старую церковь.
Господствующая церковь смотрит на старый обряд нейтрально, доказательством чему служат единоверцы, к которым она относится приблизительно так же, как католическая церковь к униатам. Католики позволили униатам сохранить весь обряд восточной, по их мнению ‘схизматической’, церкви, лишь бы они признавали папу. Так же и синодальная церковь сохраняет единоверцам их древний обряд, дает им своих собственных священников, лишь бы единоверцы обещали ‘повиноваться святейшему правительствующему всероссийскому синоду, от четырех патриархов кафолической восточной церкви в равном с ними достоинстве и власти признанному и утвержденному’, как говорится в Чине исповедания и обещания архиерейского.
Правда, миссионеры и начетчики с усердием, достойным лучшей участи, до сих пор препираются об ‘аллилуйа’. Но безнадежные споры эти могут интересовать лишь темные, невежественные массы, а потому ведение их крайне вредно для обеих церквей. Как миссионеры, так и начетчики искусственно удерживают религиозное сознание народных масс на уровне XVII в. Теперь, особенно после трудов проф. Голубинского* и проф. Каптерева** мы отлично знаем, что в момент зарождения раскола об стороны были одинаково не правы. Кружок ревнителей благочестия, к которому принадлежали как царь Алексей Михайлович, так и протопоп Аввакум, был преисполнен самых добрых намерений, и если произведенная по инициативе кружка реформа привела к расколу, то объясняется это не только личными недостатками Никона, а первобытным невежеством обеих сторон. История зарождения раскола — классический пример, насколько в делах веры необходимо знание.
______________________
* ‘К нашей полемике со старообрядцами’. М, 1905 г.
** ‘Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович’, т. 1, 1909 г.
______________________
После реформы Петра дело приняло другой оборот. Духовный регламент считает ‘раскольников’ ‘лютыми неприятелями’, ‘государству и государю непрестанно зло мыслящими’. Такое утверждение впоследствии оказалось тоже неверным. Если у старообрядцев была особенная ненависть к Петру, к нему лично, то из этого не следует, чтобы они непрестанно ‘зло мыслили’ государю и государству. Наоборот, как по своему социальному составу*, так и по резко выраженной психологии консерватизма современные старообрядцы — один из самых лояльных элементов в России. С этой стороны правительство оценило их довольно поздно, не ранее царствования Александра III.
______________________
* На верхах старообрядчества стоят крупные фабриканты и промышленники, на низах — мелкая, экономически независимая городская и деревенская буржуазия. В политике ‘ставки на сильных’ старообрядцы не могут не играть роли.
______________________
Старообрядцы с полной искренностью признают богоустановленность монархической власти в России, но отрицают ее церковный характер, тогда как господствующая церковь, вопреки романтическим утверждениям учебников богословия и церковного права, естественно склоняется к цезарепапизму. Таким образом, в настоящее время существо дела вовсе не в ‘двоеперстии’ и не в ‘зломыслии’ старообрядцев по отношению к государю и государству, а в отрицании старообрядцами цезарепапизма.
Свобода от воздействия светской власти на религиозную жизнь церкви, фактически сохраненная ‘соборность’ и тесная связь с мирянами — эти существенные черты старообрядчества и могли вселить еп. Михаилу, как я уже говорил выше, надежды на возрождение православия именно старообрядческого.
Эти надежды епископа до сих пор не оправдались и вряд ли когда-нибудь оправдаются.
Правда, епископ Михаил слишком поспешил и предъявил старообрядцам такие требования, которые они, по совести, не могут выполнить.
Строго говоря, старообрядческий собор поступил вполне разумно, уклонившись от обсуждения идей епископа Михаила.
Дело произошло так. Епископу Михаилу был предъявлен экземпляр воззвания так называемых голгофских христиан с вопросом, признает ли он себя автором этого воззвания. Епископ Михаил ответил, что воззвание — труд коллективный, но что идеи воззвания он во многом разделяет, а потому готов дать объяснения по существу вопроса. Узнав, что формально еп. Михаил не автор воззвания, собор от дальнейших разговоров на эту тему уклонился, ограничившись ‘переходом к очередным делам’ приблизительно следующего содержания: ‘Ввиду того, что в некоторых сочинениях ныне запрещенного епископа Михаила (как, наприм., в No 7 журнала ‘Старообрядческая мысль’, No 5 журнала ‘Слушай, Земля’ и др.) есть соблазнительные выражения и даже приводятся мысли, не согласные с учением свв. отцов, считаем своим архипастырским долгом предостеречь всех христиан-старообрядцев, чтобы они опасались руководствоваться сочинениями еп. Михаила и относились к ним, как к сочинениям обыкновенных писателей, не имеющих никакого церковного авторитета и значения’.
Таким образом, собор свел все дело на нет, никак не высказавшись по существу вопроса. А пока идеи епископа Михаила не столкнутся с церковью, пока они не сделаются предметом соборного, церковного обсуждения, нельзя считать, что церковь их отвергла.
Идеи воззвания в высшей степени благородны, в них чувствуется подлинное горение, жажда преображения земли. Но они настолько хаотичны, а в догматическом смысле настолько неясны, что вряд ли даже желательно, чтобы в своем настоящем виде они когда-либо стали предметом церковного, соборного обсуждения. Но дело даже не в хаотичности и неясности. Если бы личные мнения епископа Михаила и воззвание голгофских христиан представляли собой строгую, последовательно продуманную систему, содержали бы в себе исчерпывающий список недоуменных вопросов, все-таки как православная, так и старообрядческая церковь непременно уклонились бы от их обсуждения. В этом трагедия всего православного Востока. Выражаясь языком Соловьева, в нем есть только ‘священство’, но не может быть ‘пророчества’, потому что пророчество всегда обращено к будущему и смотрит на настоящее, как на нечто незавершенное. Отличительная же черта восточного православия в том и состоит, что оно считает свое догматическое развитие раз <,и>, навсегда законченным.
В мои цели вовсе не входит защищать католическую церковь, но формально в ней есть исход из подобной трагедии благодаря тому, что она не признает свое догматическое учение завершившимся*. Поэтому, наприм., положение модернистов там вовсе не безнадежно. Они могут лично пострадать благодаря суровости и консерватизму Пия X. Но идея их, если она жизнеспособна, когда-нибудь да восторжествует, потому что католичество не делает этой идее формального отвода. Если модернизмом заразится большинство чад церкви, то фатально их примет в конце концов и папа, который имеет полное право даже санкционировать новый догмат, не считаясь с тем соображением, что после семи вселенских соборов эволюция догматов закончена. Поэтому обилие отдельных сект — характерный спутник именно Востока. Пока живо в народе религиозное чувство, живы и ‘пророки’. Но пророк, по существу, неприемлем в православии, благодаря чему происходит ослабление как церковной жизни, так и личной. Вне церкви ‘пророк’ становится сектантом, вне пророчества церковь каменеет, лишает себя громадных религиозных сил.
______________________
* На это в свое время указывал В.В. Розанов.
______________________
Старообрядчество, эта православнейшая из православных церквей, может улучшить внешние формы церковной жизни, поднять у себя уровень образования, но развиваться, двигаться, привлекать новые религиозные силы ему вряд ли свойственно, а потому такие люди, как епископ Михаил, ему и не нужны. Оно все равно не может с ними справиться, не может ими пользоваться*.
______________________
* Господствующая церковь в более выгодном положении, и, как это ни странно, именно благодаря цезарепапизму, в котором она сближается с католичеством, построенным на папоцезаризме.
______________________
Пока старообрядческая церковь находилась в подполье, была на положении гонимой, казалось, что она столь консервативна только по закону самосохранения.
Но после указа 17 апреля в ее жизни обнаружились признаки, показывающее, что в существе своем она столь же неподвижна, как и господствующая церковь.
Началось с того, что старообрядческая иерархия занялась устранением мирян от участия в церковном управлении.
Так, на собор 1910 г. не были допущены представители различных общин и братств*. И, что всего любопытнее, наиболее энергичным гонителем мирян оказался тот самый епископ Иннокентий, который некогда, в обход канонических правил, посвятил архимандрита Михаила в епископы.
______________________
* См. интересный протест братства ‘Честного и животворящего креста Господня’, ‘Церковь’, 1910 г., No 40.
______________________
В этом пункте старообрядческая иерархия вполне солидарна с иерархией господствующей церкви. Было бы грубой несправедливостью утверждать, что наиболее достойные иерархи православной церкви не тяготятся своей подчиненной ролью, не мечтают о ‘соборности’, конечно, без участия мирян. В предсоборной комиссии много говорилось на эту тему. Status quo [Существующий порядок вещей (лат.)] защищал один проф. Суворов, ныне умерший, который последовательно отстаивал именно цезарепапизм как сущность православия*. Все же иерархи мечтали о соборном начале, и думается, что просвещенные старообрядцы (а не начетчики, до сих пор сражающиеся со Скворцовыми и Крючковыми на тему о двоеперстии) охотно подписались бы под многими заключениями предсоборной комиссии. Если бы пожелания русских иерархов осуществились, церковная власть отделилась от светской окончательно, разногласия между обеими церквами свелись бы к таким несущественным пунктам, что уния между ними стала бы вполне возможна.
______________________
* К сему надо прибавить, что проф. Суворов — единственный из современных канонистов, обладающий солидными юридическими познаниями.
______________________
Специально же старообрядчеству гонение, воздвигнутое в его среде, на мирян, грозит очень опасными последствиями, принимая во внимание небразованность большинства иерархов старообрядческой церкви.
К чести старообрядцев надо сказать, что среди них есть люди, сознающие эту опасность. Их очень заботит вопрос о высшем духовном образовании. В журнале ‘Церковь’ (от 3 окт. 1910 г.) опубликована программа высшего богословско-учительского института, который предположено учредить при Рогожском кладбище. Видимо, старообрядцев не удовлетворяет больше классический тип ‘ученого’ начетчика, который из-за старопечатной буквы окончательно лишился способности видеть дух Священного Писания.
Программа института очень обширная. Тут и природоведение, и всеобщая история, и филология, психология, логика, философия. Почти богословский факультет германского университета.
Чтение этой программы производит особенно странное впечатление, если ее сопоставить с ‘вопросом’ одного подписчика, — вопросом, на который редакция журнала отвечает в том же номере, где напечатана программа богословского факультета.
Вопрос следующий (стр. 1003): ‘Когда слышится гром, у нас говорят, что это Илья Пророк ездит на колеснице. Правда ли это?’
В вопросе нет ничего удивительного. Девяносто процентов православных крестьян-христиан его даже не предлагают, так убеждены они в колеснице пророка. Но в связи с программой он получает какой-то символический смысл.
Дело в том, что тут заколдованный круг. Учреждение богословского института несовместимо со старообрядчеством. Или, превзойдя все науки, старообрядцы должны будут, невзирая на убедительные, объективно-научные утверждения профессоров Голубинского и Каптерева (которых господствующая церковь заподозрила в пристрастии к старообрядцам), с прежней наивностью утверждать, что сам Христос крестился двумя перстами, и тогда вся ‘наука’ будет для них бесполезна, — потому что, если допустить, что Христос крестился двумя перстами, то нет никаких оснований отвергать колесницу Ильи Пророка, — или наука образумит старообрядцев. Немножко подучившись логике, психологии и истории, они поймут, что возводить обряд в догмат, смотреть на него, как на магию, просто невозможно при известном уровне сознания. Но тогда что же останется специфически старообрядческого в самом старообрядчестве?
Учреждение старообрядческого богословского института есть дело святое, воистину христианское, потому что вне света знания христианство превращается в суеверие, но пусть старообрядцы себя не обманывают. Или их институт будет подготовлять тех же начетчиков, что было бы слишком печально, или новая иерархия, получив более солидное образование, прежде всего восстанет против подмены догматов обрядами.
Может быть, только в последовательном отрицании самой старообрядческой психологии все спасение старообрядчества. Очистившись от слепого преклонения пред сугубой аллилуйей, двоеперстием и т.д., старообрядческая церковь получит возможность подумать об унии с ‘господствующей’ церковью. Унии не формальной, как это произошло с единоверцами, а действительной.
Необходимое условие такой унии со стороны господствующей церкви вовсе не в признании старопечатных книг, а в освобождении ее от подчинения государству и светской верховной власти.
Возможно ли такое освобождение господствующей церкви, я не знаю. Но если возможно, то обе церкви неминуемо объединятся, потому что душа у них одна: отрицание догматического развития христианской церкви.
Именно потому, что в обеих церквах живет один и тот же дух бездвижности. обе они решительно неспособны не то что понять, но просто услышать голос людей, подобных епископу Михаилу.
Опубликовано: Философов Д.В. ‘Неугасимая лампада: Статьи по церковным и религиозным вопросам’. М.: Товарищество И.Д. Сытина, 1912.
Оригинал здесь: http://dugward.ru/library/filosofov/filosofov_staroobradchestvo.html