Орест Михайлович Сомов
Орест Михайлович Сомов
(1793-1833)
Спутники Улиссовы
Спутники Улиссовы
Сказка
Невский Зритель. Ежемесячное издание. СПб., в Медицинской тип., 1821, январь. С. 39-46.
Спутники Улиссовы, Сомов Орест Михайлович, Год: 1821
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Друзья! скажите, что за чудо:
Когда вдадимся мы в какой-нибудь порок,
То сколько ни тверди нам мудрость: это худо! —
Мы ни во что вменим ее урок?
И в самой древности тому примеры были,
Тогда, как мудрецы по всем странам бродили,
Бросая в глупости людские тучи стрел —
Стрел красноречия, их слушали, хвалили,
А лучшим стать никто как будто не хотел!
Нам правду говорят: привычка — та ж Природа,
И это подтвердит в стихах Гомер слепец,
Героев, битв, богов певец
И слава своего народа.
А я, в простых стихах, природным языком,
Не смея в высоту пускаться,
Хочу, любезные, лишь только попытаться
Вам в сказке рассказать о том.
По разореньи Трои
Пустились по домам все гречески герои,
Кто царством править, кто сохой,
Тогда был век такой,
Что воин за соху приняться не гнушался,
И с поля ратного лишь приходил домой,
То с плугом, с заступом на ниву возвращался.
С дружиною Улисс в Итаку поспешал,
Но на Олимпе суд верьховный,
Не знаю за какой поступок уголовный,
Царю Итакскому быть дома запрещал.
Он долго по морям из края в край блуждал,
Пока богам угодно было,
Чтоб на десятый год
Улиссов флот
Волнами к острову прибило.
Цирцея, хитрая колдунья, там жила,
Которая всех ведьм искусством превзошла.
Царя со свитою колдунья приветила,
Как добрая, на хлеб и соль их пригласила
И зелена вина по чаре поднесла,
Короче, допьяна незваных напоила.
Всяк пил и выхвалял,
И не один себе все губки облизал.
Что ж вышло из того?.. Лишь только протрезвились,
Увидели, что все в зверей оборотились:
Храбрец когтистым Львом,
Невежда сделался Ослом,
Из гордеца стал Конь, спесивый, рьяной,
Пустился землю рыть слепым Кротом мудрец,
Коварною Лисой вилял придворный льстец,
Вертлявый щеголек наряжен Обезьяной,
Медведем тунеядец стал,
И лежа на боку, вс лапу лишь сосал,
Судья, что в жизнь свою кривым законов толком
С просителей по шкуре драл,
Явился кровожадным волком,
Сын Эскулапиев Гиеной из врачей,
И крысой царской казначей,
Скупые богачи Свиньями,
Благочестивый жрец прожорливым котом
И ел мышей, простясь с молитвой и постом,
А те, которые не ладили с женами,
Преобратясь в Быков, пугали всех рогами,
Ретивы плясуны запрыгали козлами,
И словом, кто к чему в свой век наклонен был,
Такого ж зверя вид и свойство получил.
Один Улисс не пил:
Не промах этот Царь, в обман не отдавался,
Собою молодец — поступкой и станком,
Дородством, речью и лицом,
Он так Цирцее показался,
Что чуть было сама
Колдунья не сошла с ума.
А если женщина в кого-нибудь влюбилась,
То, почитай, равно как бы ума лишилась.
Лишь искорка любви
К Цирцее в грудь успела зарониться,
Как пламя разлилось по всей е крови…
Волшебница идет к Улиссу изъясниться
И говорит ему: ‘Не ты стал пленник мой,
Я — пленница твоя! бери мо именье,
Безспорно управляй и мной и сей страной,
Я вводный лист тебе вручаю на владенье’. —
При сих словах она Улисса обняла
И сладкий поцелуй в залог любви дала.
Такой превратности Улисс сперва дивился,
Но вдруг опомнившись, тотчас за ум хватился
И дал такой ответ:
‘Какая польза мне в любви твоей, мой свет,
Коль вижу спутников моих порабощнных,
В уродливых скотов тобою превращнных?
Они со мною на войнах
Труды, опасности и раны разделяли,
И грудь булатную в боях
За своего Царя безстрашно выставляли.
Когда любовь свою мне хочешь доказать,
То поспеши им всем природной вид отдать’.
— Охотно! я на то с обеими руками!
Да ты спроси у них: хотят ли греки сами
Принять свой прежний вид? —
Колдунья хитрая Улиссу говорит.
Улисс ко стаду их бежит,
‘Ну радуйтесь, друзья! — кричит —
Не будете бродить на четвереньках боле:
Дать прежний образ вам теперь в моей уж воле:
Однако ж вы сперва должны мне отвечать,
Хотите ль сделаться людьми опять?’
В минуту всяк из них дар слова получает,
Встал Лев, взревел и так Улиссу отвечает:
‘Чтоб согласился я принять
Людскую образину жалку!
На ломкий, хилый меч, иль на простую палку
И когти острые и зубы променять!
Я царь, и стал тебе, Улисс, по сану братом:
Так захочу ли я в Итаке быть солдатом?
Других обманывать ступай,
И вздорами ты мне вперед не докучай’. —
Медведю проповедь читать Улисс пустился:
‘Смотри, любезный друг! в кого ты превратился?
Мохнат и неуклюж, с предлинным рылом стал.
А прежде, помнишь ли, ты всех собой прельщал?’ —
— Ну что ж? я стал мохнат, тем для меня не хуже:
Зимой, в снегах и стуже,
Как в бане буду я шесть месяцев лежать!
Да и к чему тебе мой вид пересужать?
Ты думаешь, что ты проворней и храбрее?
Отведай-ка, дружок, моих медвежьих сил!
Не нравлюсь я тебе?.. Так прочь иди скорее
Покамест лапой я тебя не придавил’. —
Пошл Улисс, он Волка подзывает
И так его увещевает:
‘Не стыдно ли тебе на стадо нападать?
Не стыдно ль милую пастушку обижать?
Послушай, как бедняжка плачет,
Что от тебя нигде своих овец не спрячет!
Ты, помнится, хоть их стригал,
Однако ж никогда с них кожи не сдирал.
Я почитал тебя за умного детину,
Послушайся: покинь свирепую личину,
Веди опять свой век,
Как доброй человек!’
— Да много ль добрых-то? — бирюк Улиссу воет:
Не каждый ли из вас другому яму роет?
Я знаю по себе: я прежде кожи драл,
И то же делаю, когда я Волком стал.
Но ты-то сам каков? — вы все овец едите,
А Волка постником заставить быть хотите!
Поверь, что если в я вид прежний получил,
То кожи и тогда не меньше бы лупил.
И вы, которые терзаете друг друга,
По злобе, жадности, иль просто от досуга,
Не те ли ж волки вы, вс скопище людей?..
Поди, я не хочу на двух ногах таскаться,
Быв волком по душе, таким хочу остаться
И бегать полной четвернй’. —
Осл мычал: оставь меня ходить по воле!
Я рад теперешней моей ослиной доле,
И прежде я всегда меж вами слыл ослом,
Я так и остаюсь. — И я рад быть Кротом, —
Пищал слепой мудрец: когда подумать здраво,
Людская логика не лучше нашей, право! —
А Свиньи хрюкали: мы тоже не хотим
С любезным логовом своим
Ни для чего расстаться,
А лучше сам
Ты в лужу к нам
Ступай валяться!’ —
Итакский Царь
Ходил ко всем зверям, но никакая тварь
Его и слушать не хотела:
Привычка всех их одолела.
‘Не станем, — он сказал: с глупцами тратить слов,
Дубиной погоняй ослов!’