Гарем
Гарем
Книга стихов
Книга стихов
Спокойствие и тишь, Д-Эрвильи Эрнст, Год: 1874
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Эрнест д’Эрвильи
25. Спокойствие и тишь.
(Вольный перевод с французского)
Посвящено Альберу Мера* и Леону Валаду**
Европа вся в крови, её грызёт недуг.
Решай же, сердце, не пора ль в дорогу
вслед за моей мечтой, окрепшей понемногу ?
Пусть случай нам послужит как гайдук.
Уедем! Слышишь ли, как радуются совы,
что гаснет свет и всюду мёртвый сон ? —
И никаких помех не станет для ворон,
лишь рыть могилы будут люди снова.
Мне ненавистен вид парадов и балов
всех взявших верх красавцев при мундирах.
Я больше не хочу смотреть на стены в дырах
на уровне прострелянных голов.
Нет силы привыкать к тупым и мрачным лицам.
Уедем, прочь от яростных людей,
в край ласковых озёр и чёрных лебедей —
к изящным гордым красноклювым птицам.
Весь старый косный мир умом не слишком дюж
и так себялюбив, что станет дурно.
‘Давай-ка, — предложил мне скваттер из Мельбурна.
Исследуем с тобою дикий ‘БУШ’ !
Ах, сердце ! Ты дрожишь. Невелика охотка
страдать в глуши. Ты полнишься тоской.
Но ждущие нас там забвенье и покой —
ценнее золотого самородка.
Отправимся в места сплошных лесных причуд,
где странствует по зарослям колючим
привыкший вольно жить под здешним солнцем жгучим
босой ЦВЕТНОЙ ДЛИННОВОЛОСЫЙ ЛЮД.
Здесь сотня тысяч ферм — уже не так-то мало.
Австралия бодра и молода.
Мне стоит приложить немножечко труда,
чтоб хижина в мускатной роще стала.
Прощайте же Париж, и Сена, и гребцы,
чьи лодки были сказочным соблазном.
Теперь мне предстоит по чащам непролазным
в сплетеньях троп распутывать концы.
В цепочке молодцов, пречёрных и косматых,
я тоже получу надёжный БУМЕРАНГ.
И врядли удерёт, где стану я на фланг,
хоть вомбат, хоть змея, хоть кто-то из пернатых.
Прощай салонный толк, пустая болтовня !
Мне в БУШЕ интересней очевидцы,
которым есть о чём в их памяти порыться,
на корточки присевши у огня.
Безмолвные леса, похожие на крипты !
Мне облик ваш твердит о чудесах.
От светлых ваших крон — ясней в моих глазах:
казуарины, пальмы, эвкалипты !…
Ночами здесь цветы дыхание струят.
Сюда душа, взыскуя идеала,
вдова своих надежд, беглянкою домчала.
Пусть мирно спит, вдыхая аромат !
О сладкий детский сон, сменяющийся былью,
когда рассвет приносит не беду,
не горечь, а прилёт весёлых какаду,
раскрывших над тобою крылья !
Итак, скорее в БУШ ! Но не на поиск руд,
не со старателем, везущим тачку,
стучащим молотком, всегда жующим жвачку,
ища в грязи блестящий изумруд.
Остерегусь гуляк, не окунусь в богему.
Хочу, чтоб был под пяткою песок,
который раскалён в безоблачный денёк,
где скачет, как летит, свободный эму.
В моих мозгах сейчас переполох.
Смущает утконос: ни зверь, ни утка.
Он — дивный парадокс, божественная шутка.
В нём редкостный реликт других эпох.
Скорей же в БУШ ! Скорей ! На поиски отрады !
Расслабь крестец. Лишь там ты ощутишь,
на лоне мягких трав, СПОКОЙСТВИЕ И ТИШЬ,
как барабанщик, отлучась с эстрады.
Вот вижу: опоссум, повиснув на хвосте
в сени листвы, смакует праздник года.
Мне по сердцу твой вкус, о терпкая свобода,
здесь в дикой первозданной красоте.
В фантазии подчас рисуется мне сценка:
из зарослей, что рядышком стоят,
появится, смутясь, и завлечёт мой взгляд
приятная на вид аборигенка —
на крепеньких ногах, мне впору по годам,
старательная сборщица камеди.
Мне б по сердцу вполне пришлась такая леди.
Мы б зажили, как Ева и Адам.
Была бы жизнь тогда на счастье торовата,
я б никогда не вспоминал Париж,
увидев, как летит бульдоговая мышь
в оранжевом сиянии заката.
О нежная мечта, о добрый милый друг,
мой поводырь среди лесных тропинок !
Ты б ела, насбирав по кустикам, личинок.
Мы б любовались зрелищем вокруг.
Глядели бы, дивясь, придерживая охи,
как тысячи прыгучих кенгуру,
не то спасая жизнь, не то ведя игру,
скакали б, как чудовищные блохи.
Ernest d’Hervilly Ombre et Repos
A Alber Merat*, a Leon Valade**
ASSEZ! — Viens, o mon coeur ! Exilons-nous !—Quittons
L’Europe sanglante et caduque ,
Viens ! Le Hasard sera le seduisant heiduque
Du reve qui nous prend. Partons !
Partons ! car les hiboux demandent, pleins de joie,
Une extinction des flambeaux,
Partons ! On va tailler de l’ouvrage aux corbeaux,
Ainsi qu’a l’homme qui fossoye.
Partons ! et meprisons ces gens qui vont demain
Decrocher de sombres timbales.
Viens! je ne veux plus voir les murs troues de balles
A la hauteur du crane humain !
Oh ! loin des etres noirs tout herissйs de prose,
Fuyons dans ce pays charmant
Qui voit sur ses lacs bleus voguer elegamment
Des cygnes d’ebene au bec rose !
Hors du cercle absurde ou, sourd a toute lecon,
L’ancien monde egoiste tourne,
Fuyons ! — et comme dit un squatter, a Melbourne :
Allons explorer le ‘ Buisson ‘.
Au Buisson, lache coeur ! tu pleures, tu palpites
Tres-douloureusement, helas !
Partir est dur ? Partons ! — Allons chercher la-bas,
Le calme et l’oubli, ces pepites !
Allons dans les forets ou de ses pieds nerveux
Courbant les hautes graminees,
Vit libre, et meurt apres de splendides journees
La Race-noire-aux-longs-cheveux.
Dans l’Australie encor jeune et pleine de force
(Mais a cent milles des fermiers),
Puisse-je bientot voir, entre les blancs gommiers,
Le toit de ma hutte d’ecorce !
Adieu donc cette Seine avec ses canotiers
Eparpilles sur les rivages !
Je vais demeler, sous les muscadiers sauvages,
Le vert echeveau des sentiers.
Avec mes pauvres Noirs chevelus jusqu’au buste,
Arme d’un boomerang fameux,
Je chasse desormais les casoars-emeus
Et le phascolome robuste.
Adieu la causerie inepte des salons !
Il me faut les recits austeres
Qu’ecoutent pres d’un feu les chasseurs solitaires,
Le soir, assis sur leurs talons.
Bois muets, bois profonds, bois frais comme des cryptes,
Arbres aux troncs prodigieux,
Verdissez a jamais sur mon front soucieux :
Myalls, baobabs, eucalyptes!
Bois inondes, la nuit, de suaves parfums,
Voici mon ame fugitive ,
Bercez-la doucement, car elle vous arrive
Veuve de ses espoirs defunts !
Oh ! les sommeils d’enfant retrouves sous les branches,
Et finis sans reveils amers,
Quand les kakatoes ouvrent dans les cieux clairs
Leurs innombrables ailes blanches !
Donc, au Buisson !— Mais seul ! loin du mineur grossier
Qui lave, en sifflant, de la boue,
Ou va, tatant les quartz, — la chique sous la joue, —
A coups de son marteau d’acier ,
Loin des aventuriers vomis par tous les bouges,
Je veux sentir sous mon orteil
Le sable incandescent ou galope au soleil
L’enorme autruche aux cuisses rouges.
A moi l’Ornithorhynque etrange et decevant,
Paradoxale creature,
Ce quadrupede a bec, essai de la nature,
Qui semble un fossile vivant !
Au Buisson! au Buisson! — La seulement on goute,
L’oeil ferme et clair, les reins dispos,
Ce qu’aime tout batteur d’estrade : ‘Ombre et repos’
Sur le sol que l’herbe veloute.
Tel un jeune opossum dans les branches, l’ete,
Reve, suspendu par la queue,
La, je savourerai, pendant la saison bleue,
Ta saveur apre, o Liberte !
Puis, un soir, s’appuyant sur son wahna d’ebene,
Je verrai sortir des taillis,
Gauche et douce devant mes regards eblouis,
Une jeune et pure indigene.
Une jeune indigene aux solides jarrets,
Habile a recueillir les gommes ,
Et nous nous unirons comme les premiers hommes
Au sein des premiиres forets.
Ainsi je jouirai d’un bonheur sans melange
Sans me souvenir de Paris,
De l’aube jusqu’a l’heure ou la chauve-souris
Traverse le couchant orange.