Специальный цикл поэзии наших самоуправных учреждений
Chaque siecle a ses poetes [У каждой эпохи свои поэты (фр.)]. Согласно с этим и наши самоуправные учреждения также породили свой специальный цикл ‘поэзии’. В апрельской книжке ‘Недели’ так, например, ‘поэтически’ изображается оживление, производимое в городе и земстве ‘заветным пирогом’.
Не думайте, что город вечно спит,
Пульс местной жизни — земские собранья,
Когда борьба с врагами предстоит,
Чтоб отстоять удобства прозябанья,
В нем жизнь ключем клокочет и кипит…
И граждан цели, помыслы, желанья
Все к одному вопросу можно свесть:
Пирог от земства есть или не есть?
В прежнее время, ‘когда дворянские общества обязаны были из своей среды наряжать, ставить чиновников в губернские и уездные присутственные места, дворяне иногда отлынивали от местной выборной службы, и на дворянских выборах число нетчиков начинало прибывать’… В нынешних же так называемых общественных учреждениях о подобном отлынивании нет более и речи. Напротив, как думские, так и земские дельцы, по изображению поэта ‘Недели’, употребляют всевозможные усилия и средства, чтобы только поставить самих себя на службу ‘обществу’ и даже
Интриги, всевозможные подвохи
К дню выборов готовят, целый год
По сочной ниве бороны и сохи
Проходят, чтоб родился сочный плод,
От пирога ведь хороши и крохи,
Он даже слабым силу придает.
Врагам капканы ставят втихомолку,
Не то придется зубы класть на полку…
В тех же видах во время производства выборов стараются удалить противников под каким бы то ни было предлогом, пользуются их случайным отсутствием, производят выборы ‘в тот час, когда они никак не могут успеть приехать’ или когда ‘назначены членами комиссии для ревизии кассы, почему и находятся в казначействе’. Своих же сторонников, наоборот, ‘тащат целыми возами’ с различными доверенностями от цензовых земель и даже от ‘покойников’.
У всех уездных дам шары взяты,
Игуменьи и те не позабыты,
Поставлены где следует кресты
На тайных списках, нужные визиты
Поделаны и меры приняты,
Чтоб были в пух и прах враги разбиты.
Надежная опора — мужики:
Победы с ними верны и легки.
В день выборов дает им наставленья
Для их добра недремлющая власть,
Десятерым они, без исключенья,
Должны сначала все направо класть,
Затем, чтобы не встретилось сомненья,
Десятерым, которым надо пасть,
Они подряд должны все класть налево…
А чтобы предотвратить возможность какой-либо тайной измены со стороны избирателей, более ревностные к службе ‘обществу’ заказывают баллотировальные шары с метками, каждому избирателю вручают потом шар с определенною меткой или нумером. Тогда уже совершенно легко открыть и обличить даже тайную измену того или другого избирателя. Кроме того, для лучшего достижения той же цели принимают еще и следующую меру: ‘становятся подле самого баллотировального ящика, открывают сукно и прямо показывают избирателям класть шары в свою пользу’.
Когда все эти и подобные предосторожности приняты, ‘чудный плод родится от посева’.
‘Заветный пирог является на столе’, и все помышления думцев и земцев, по изображению ‘поэта’, устремляются единственно к тому, чтобы
Пирог заветный холить и беречь…
Они б его готовы век стеречь
И дорожат его малейшей частью.
Все за него костьми готовы лечь,
К нему все рвутся с бешеною страстью
И лишь о том хлопочут, чтоб пирог
Сопернику достаться в плен не мог.
Такова вакханалия нашего нынешнего самоуправления по изображению либеральной ‘Недели’!
Но сущность зла далеко не в вакханалиях только. Раз суммы, собранные на народное продовольствие, мосты, дороги, школы, врачебные пособия, обращены в ‘пирог заветный’, естественно уже по тому самому все, даже самые настоятельные нужды населения остаются без удовлетворения за неимением потребных на то сумм. В газетах передавали, например, как по прибытии в Москву одного из пассажирских поездов Курской железной дороги кондуктор, осматривая уже пустые вагоны, заметил, что одна старушка продолжает сидеть по-прежнему, как бы и не думая о выходе из вагона.
— Чего же ты, бабушка, не выходишь? — спросил он ее. — В Москву ведь приехали!
— Я, кормилец, больна, подняться не могу, помоги мне выйти, — отвечала она.
Кондуктор с помощью других вывел ее из вагона. Старушка оказалась крестьянкою Алексинского уезда, деревни Юшковой, Акулиною Герасимовой, около 56 лет от роду, была разбита параличом и действительно не могла тронуться с места. Стали расспрашивать, где живут в Москве ее родные или знакомые.
— Никаких ни родных, ни знакомых в Москве у меня нет, — отвечала она. — Из деревни меня отправили насильно. Ночью привезли на станцию, усадили в вагон и сказали: ‘Поезжай, Акулина, в Москву, там вынесут тебя на улицу, городовой увидит, подберет тебя и отправит в больницу’… Вот я, родные мои, и приехала, делайте со мной что знаете…
Местные обыватели вносят в городские и земские учреждения свои денежные сборы на местные нужды, в том числе, конечно, на больницы и врачебные пособия, а случись кому-либо заболеть так, что нет сил тронуться с места, оказывается, что никакой больницы не имеется. Все собранные суммы ушли на ‘пирог заветный’, а потому в смете и оказалось на учебную часть 0, на больницы 0, на благотворительную часть 0. Не ясно ли, как вакханалия одних сопровождается крайним злом для других, и в данном случае для всего местного населения.
Но ведь сами же эти местные населения избирают ‘своих излюбленных’ и в случае злоупотребления могут лишить их своего доверия… Какая злая ирония над действительным положением дела. Если городские и земские выборы нелепы по самому своему существу, каким же образом в результате их получатся ‘излюбленные’ общества? Не далее как 19 мая сообщалось, например, что в Новозыбкове (Черниговской губ.) городская управа внесла в списки избирателей до двухсот пятидесяти покойников. Последние, конечно, против внесения их в списки не протестовали, а своевременно поданные жалобы живых избирателей возвращались с надписями вроде следующих: ‘неразборчиво написано’, ‘неправильная подпись’ и пр. Пока избиратели позаботились о разборчивости почерка и правильности подписей, срок на обжалование прошел, и списки были внесены в думу, которая их и утвердила (‘Русские Ведомости’, No 135). Что же? И выбранных покойниками нужно считать за ‘излюбленных’ общества?
Еще большая фальшь в уверениях, что местные обыватели в случае злоупотреблений своих ‘излюбленных’ легко могут лишить их своего доверия, а следовательно, и всех полномочий и даже привлечь их к прямой ответственности. Кто хочет иметь правильное понятие о деле, пусть обратит серьезное внимание на корреспонденцию ‘Из Сызрани’ в No 180 ‘Московских Ведомостей’. Еще 12 марта 1884 года в Сызранской городской думе слушали отношение симбирского губернатора с приложением копии с рапорта чиновника особых поручений министерства финансов, действительного статского советника Палтова, о ревизии Сызранского городского общественного банка, из которого видно, что дела банка велись в высшей степени небрежно и с прямым нарушением интересов местного городского общества, несущего ответственность по обязательствам этого банка. В рапорте говорится, например, буквально следующее:
Кредиты, сделанные банком, вообще велики, а для некоторых лиц (Королев должен 112 000 руб., Толузаков 43 000 руб., Пивоваров 44 000 руб., Пажилов 26 000 руб., Т.Н. Чернухин 33 000 руб.) даже чрезвычайно велики. При этом нельзя не заметить, что правление банка (Чурин — директор — должен 47 000 руб. и товарищи директора Цветков 73 000 руб. и Кожевников 26 000 руб.), оценяя сами себя в кредитной способности, распределяли между собой под учет векселей до 150 000 руб., то есть сумму, близкую к цифре всего основного капитала банка…
По собранным мною справкам потерю на векселях Сызранского городского общественного банка надо предположить возможною до 187 000 руб.
Принимая во внимание, что убыточное положение счетов этого банка происходит от небрежного и своекорыстного отношения правления его к интересам банка, я полагал бы поставить на вид городской думе неудовлетворительное состояние счетов банка и предложить ей вместо настоящего личного состава правления банка избрать новый, более заинтересованный в успешной деятельности банка {См. ‘Журналы Сызранской городской думы за 1884 года’. Сызрань, 1885 года, стр. 121, 124 и 138.}.
После такого решительного и официального обличения злоупотреблений банка, казалось, дело было в такой мере ясно, что не оставалось и места рассуждениям, как должно поступить с личным составом правления банка, и некоторые гласные, указывая на многочисленные крахи городских общественных банков, предлагали немедленно же устранить виновных от должности. Но большинство настояло решить ‘вопрос’ закрытою баллотировкой. Однако какой же именно вопрос и что, собственно, предполагалось баллотировать? Когда конокрады увели лошадей, не бессмыслица ли со стороны потерпевших обращаться за решением ‘вопроса’ к закрытой баллотировке? Ведь ревизия уже раскрыла самые крайние злоупотребления в банке, и что убыточное положение счетов этого банка происходит от небрежного и своекорыстного отношения правления его к интересам банка. По здравому смыслу, если бы почему-либо явилось недоверие к одной ревизии, следовало назначить другую. Но какую пользу могла оказать закрытая баллотировка?
Какую пользу? А вот какую. Как только баллотировка произведена и черных шаров оказалось 17, а белых 25, всех банковых злоупотреблений как бы и не существовало. Все черное превратилось в белое, потому что белых шаров оказалось больше. До баллотировки касса банка была пуста, теперь она как бы переполнилась до верха, и большинством 25 голосов против 17 постановлено директора банка Цветкова и товарища директора Кожевникова оставить на должности в составе правления банка.
Меньшинство протестовало, и с ним согласился губернатор, но большинство произвело новую закрытую баллотировку и дела банка опять остались по-прежнему. Меньшинство указывало и указывает на ревизии и новые и новые злоупотребления в банке, а большинство совсем не входит и в рассуждения о приводимых фактах. Оно знает, что у его противников только 17 голосов, а у него 25, следовательно, 8 голосами больше, и этого большинства хотя бы только в 8 и даже 1 голос совершенно достаточно для прикрытия самых вопиющих злоупотреблений.
Ужасно, когда на больших дорогах и где-либо в Муромских лесах ‘большинство вольницы’ безнаказанно подавляет ‘меньшинство’ мирных путников. Но не во много ли раз ужаснее, если торжество подобного большинства возводится в ‘правовой порядок’?
И это хотят выдать за ‘ответственность излюбленных’ пред своими избирателями! Да, ответственность есть, но только не думцев и земцев, а самих же местных обывателей за все злоупотребления своих излюбленных и за все проглоченные ими ‘заветные пироги’.
Впервые опубликовано: Московские Ведомости. 1887. 2 июля. No 180.