Современные Церковные Вопросы: Т. Филиппова, Леонтьев Константин Николаевич, Год: 1882

Время на прочтение: 4 минут(ы)
Пророки Византизма: Переписка К. Н. Леонтьева и Т. И. Филиппова (1875—1891)
СПб.: Издательство ‘Пушкинский Дом’, 2012. (Сер.: Русские беседы).

<К. Н. Леонтьев>

Современные Церковные Вопросы: Т. Филиппова. Петербург. 1882. in 8. Стр. IV, 463

Под этим заглавием в Петербурге вышла недавно книга, заслуживающая самого серьезного внимания. Т. И. Филиппов собрал в ней как статьи свои, напечатанные в разное время и в разных периодических изданиях, так и свои чтения в ‘Обществе Любителей Духовного Просвещения’. Книга состоит из двух частей: первая посвящена исключительно Греко-болгарскому вопросу, вторая преимущественно так называемому единоверчеству. Итак, сущность книги, ее главный интерес — это раскол, раскол в России и раскол на Востоке. Сам автор, впрочем, уже эпиграфом своим указывает на драгоценное его православному сердцу желание:

‘Не победити ищем, но прияти
братию, их же разлучением терзаемся’.
(Григорий Богослов)1

Рассматривая оба отдела книги г. Филиппова (т. е. первый о греко-болгарской распре и второй о русском расколе староверчества), мы с первого раза замечаем в них в одно и то же время и глубокое единство, и резкую противоположность.
К болгарскому эмаципационному, так сказать, расколу автор относится весьма строго и даже недоброжелательно, к русскому же расколу старообрядчества он, напротив того, благоволит и является в некоторых отношениях его защитником. Вот в чем противоположность двух частей этого замечательного труда. Единство же духа у автора заметнее всего в том, что он считает Вселенский Собор (или вообще Соборы) единственным и наилучшим средством для окончания всех этих раздоров и для воссоединения как русских старообрядцев, так и болгарских ‘филетистов’. { — племенность: Константинопольский Собор 1872 года счел себя вправе дать такое название болгарскому расколу, потому что болгары созидали свой сепаратизм на основании чисто племенном, независимо от местности и других обстоятельств.} Мы сказали, что г. Филиппов к русскому староверчеству благосклонен, а к болгарскому отпадению от Вселенского патриарха относится строго, почти враждебно: это вовсе не значит, чтоб он, с одной стороны, находил старообрядцев канонически правыми, а с другой — отрицал бы права болгар на церковную независимость в известных пределах.
Автор, видимо, находит мысль Греческого Собора 1872 года2 правильнее, чем взгляды, господствующие в Русской Церкви на старообрядцев и единоверие. Господствующая Русская Церковь (после проклятия 1667 года3) преследовала староверов, по мнению автора, не за одно преслушание и отделение, не за нежелание только последовать за прогрессивными реформами (что было бы лучше), но и за самые объекты отделения, за самое сохранение старых обрядов (за ‘двухперстное сложение’ и т. п.). ‘Единоверие’ есть, конечно, большой шаг к примирению, ‘единоверческая Церковь’ признана в том смысле, что староверы со своей стороны добровольно подчиняются нашей иерархии, но обряды сохраняют старые, епископы же и священники господствующей Церкви имеют право служить в единоверческих церквах по старому обряду и по старопечатным книгам. Но ‘единенье’ не полно. Мы, например, причащаться в единоверческой церкви не должны (разве в случае смертной опасности). И единоверцы не покойны совестью, ибо проклятие 1667 года с них не снято восточными патриархами.
Г. Филиппов справедливо желает совершенного слития староверов с нами под одною иерархией, с позволением им сохранить свои обряды.
Различие обрядов всегда допускалось Православной Церковью.
Но для достижения этого автор находит наилучшим средством — созвание Вселенского Собора. Восточные иерархи (преимущественно греческие), по мнению г. Филиппова, могли бы своими мнениями в этом случае принести нам, русским, немало пользы.
Для примера автор указывает на майнотов4 старообрядцев (в Малой Азии), которые недавно допущены Вселенским патриархом до полного общения с Православною Церковью, при сохранении ими древле-русских обрядов и книг.5
Таковы мнения г. Филиппова о русском расколе. К расколу болгарского ‘филетизма’ автор, сказали мы, относится иначе. — Он находит, что греческое духовенство было несравненно правее болгар. Г. Филиппов почти с самого начала греко-болгарской распри явился энергическим защитником канонических прав Вселенского патриарха. Можно не соглашаться с ним, можно ему не сочувствовать, но должно признать независимость и стойкость, с которыми он неуклонно защищал свою мысль.
С нашей стороны, не входя здесь в разбирательство Греко-болгарского вопроса, скажем только, что между русским расколом и отделением болгар есть, между прочим, одна существенная разница. Русский раскол есть заблуждение, но заблуждение искреннее, наивное, беспристрастное, по существу своему религиозное, безо всяких тайных целей. В болгарском отделении движение было только по имени — ‘церковным’, цель же была политическая — как-нибудь отделиться от греков в провинциях смешанного населения (во Фракии, Восточной Румелии, Македонии). Объяви Россия войну Турции в 70—71 году (в самое время Галло-Прусской войны), церковной распри бы не было. Значительная часть Болгарии (если не вся), освобожденная от турецкой власти, законно отделилась бы и от патриарха не на племенном, а на административно-политическом основании. Греки по духу канонов не могли бы тому препятствовать. И теперь для окончательного умиротворения греко-болгарского несогласия, точно так же как и для регулирования староверчества, г. Филиппов считает Вселенский Собор единственным и спасительным средством. Русские иерархи явились бы на соборе естественными и бесстрастными примирителями в чуждой нам распре наших либеральных или политикующих единоверцев, а греческое духовенство могло бы быть правдивым и опытным посредником в пререканиях Русской господствующей Церкви с ее обрядовыми консерваторами отщепенцами.
В этой взаимной помощи почтенный автор надеется найти источник обновления для Православной Церкви.
Таково содержание книги г. Филиппова. Конечно, мы коснулись (и то слегка и очень поверхностно) только самой сущности этого серьезного труда, не входя в оценку подробностей, обнаруживающих замечательную ученость автора.
Цель этой заметки не в том, чтобы входить непременно в рассмотрение основательности или ошибочности всех мнений автора, а лишь в том, чтобы привлечь внимание читателей на этот капитальный вклад в сокровищницу нашей церковной литературы.
Рецензия была перепечатана в журнале ‘Странник’ (см. примеч. 4 к п. 59) с незначительными разночтениями 8 первой части (снятие почти всех курсивов, пропуск первого предложения, а также слов ‘и глубокое’, ‘этого замечательного труда’, ‘духа’ и предложения ‘Различие обрядов всегда допускалось…’, заменой слов ‘драгоценное его православному сердцу желание’ на ‘основную мысль своего издания’) и радикальным сокращением второй половины (противопоставление болгарского и русского раскола). От второй часта текста (после слов ‘обрядов и книг’) фактически оставлено несколько фраз.
Автограф неизвестен. Впервые: МВед. 1882. 19 марта. No 78. С. 4 (подпись: N. N.).
Републикуя рецензию по тексту ‘Московских ведомостей’, я считаю необходимым восстановить прописные буквы в словах ‘Церковь’, ‘Собор’, ‘Вселенский Собор’, поскольку именно такое написание встречается в автографах Леонтьева.
1 См. примеч. 90 во вступительной статье (с. 32).
2 Имеется в виду Поместный Константинопольский Собор, состоявшийся в сентябре 1872 г.
3 Клятвы Поместного Собора 1666-1667 гг. были сняты лишь Поместным Собором Русской Православной Церкви 1971 г.
4 Русские казаки, старообрядцы-беглопоповцы, жители с. Майнос (Магалыч, Бин-Эвле) в Малой Азии на южном берегу Мраморного моря.
5 О присоединении майносцев ко Вселенской патриархии Филиппов писал в статье ‘Вести из далекого старообрядческого уголка’ (Голос. 1872. No 95. С. 5, то же под заглавием: Присоединение к единоверию некрасовцев // Странник. 1872. No 9. С. 204-207). Но об окончательном их присоединении можно было говорить лишь к 1880 г. (см. подробнее: 62, 498-501).
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека