Современное искусство, Ремезов Митрофан Нилович, Год: 1889

Время на прочтение: 19 минут(ы)

СОВРЕМЕННОЕ ИСКУССТВО.

XVII передвижная выставка въ Москв.— Дв картины г. Семирадскаго: Фрина на праздник Посейдона и Передъ купаньемъ.— Картина г. Брянскаго: Богоматерь.— Три картины Франца Жмурко.— Малый театръ: Благотворительныя дамы, комедія въ 4 дйствіяхъ г. Мансфельда, Подъ властью сердца, драма въ 4 дйствіяхъ г. Ладыженскаго.— Большой театръ: два спектакля въ пользу капитала на памятникъ Гоголю.

Святая недля — обычное въ Москв время выставокъ картинъ, и на этотъ разъ намъ особенно посчастливилось, если не качествомъ выставленныхъ произведеній, то количествомъ выставокъ. Кром Постоянной выставки общества любителей художествъ (на Большой Дмитровк), открыта XVII передвижная выставка въ школ живописи и ваянія на Мясницкой, на Кузнецкомъ Мосту одно благотворительное общество устроило выставку картинъ, принадлежащихъ частнымъ владльцамъ, въ Историческомъ музе показываютъ дв картины Семирадскаго, въ Дворянскомъ собраніи (на Большой Дмитровк) — одну картину М. В. Брянскаго, въ Солодовниковскомъ пассаж — три картины Франца Жмурко, наконецъ, въ дом государственнаго коннозаводства слдуютъ одна за другою продажи частныхъ коллекцій картинъ, по количеству и по достоинству не уступающихъ инымъ выставкамъ общества любителей художествъ. Начнемъ съ передвижной выставки. Два ея каталога, простой и иллюстрированный, по обыкновенію, не полны, составлены небрежно, продаются дорого, причемъ иллюстрированный, стоющій 1 руб. 10 коп., не можетъ служить пособіемъ для осмотра выставки потому, что въ немъ картины значатся не подъ тми нумерами, подъ которыми он выставлены. На вопросъ нашъ, отчего произошла такая путаница, намъ было объяснено, что подъ нумерами, напечатанными въ каталог, картины были выставлены въ Петербург, для обзора же выставки въ Москв слдуетъ купить простой, не иллюстрированный каталогъ, стоющій всего 10 коп. Мы купили. Объяснившій намъ это господинъ, принадлежащій къ администраціи выставки, добавилъ, что скоро нумера на картиныхъ будутъ переставлены по петербургскому каталогу, и тогда нумера будутъ сходиться съ большимъ каталогомъ, дешевый уже не будетъ годиться. Происходитъ это вотъ отъ чего: нумера на картинахъ выставлены сообразно алфавитному порядку фамилій художниковъ, причемъ въ петербургскомъ каталог имется 186 нумеровъ, а въ московскомъ — всего 130. Очевидно, что недостающія въ Москв 56 картинъ куплены, сняты съ выставки и въ Москву не дохали. Мы не знаемъ, какія это были картины и много ли потеряла московская публика отъ того, что ихъ не видала, или же и совсмъ ничего не потеряла, но ни въ какомъ случа снятія картинъ съ передвижныхъ выставокъ мы одобрить не можемъ. При такомъ порядк, въ Москв могутъ быть раскуплены и взяты съ выставки еще картины, въ другомъ город можетъ произойти то же, потомъ — въ третьемъ… передвижная выставка, по мр передвиженія по Россіи, будетъ постепенно таять и, въ конц-концовъ, можетъ совсмъ растаять, не дохавши и до половины своего пути къ югу. Такимъ образомъ, передвижная выставка превращается въ передвижной базаръ картинъ, ‘товарищество’ художниковъ — въ разнощиковъ, торгующихъ ‘на посмотръ и на выносъ’. Этимъ наносится существенный ущербъ прекрасной иде, положенной въ основу учрежденія передвижныхъ выставокъ. Въ конц книжки приложены каталоги первыхъ пятнадцати передвижныхъ выставокъ. Каталогъ шестнадцатой неизвстно почему отсутствуетъ. Такимъ образомъ, оказывается ничмъ неоправдываемый пропускъ, напечатанные же 15 каталоговъ не сходятся съ тми, которые мы сохранили отъ выставокъ, бывшихъ въ Москв, а потому считаемъ себя вправ сказать, что весь иллюстрированный каталогъ никуда не годится, а отбитъ дорого.
Первое мсто на ХТИ выставк занимаетъ, безспорно, картина И. Е. Рпина Святитель Николай. Высокоталантливымъ художникомъ изображено освобожденіе св. Николаемъ троихъ осужденныхъ на смертную казнь. Атлетъ палачъ готовъ занести мечъ надъ головою одного изъ приговоренныхъ къ смерти, но мечъ еще не занесенъ, палачъ примривается, гд ему ударить, и вотъ-вотъ взмахнетъ орудіемъ казни. Но въ этомъ моментъ, т.-е. въ моментъ неподвижности руки палача, только еще приловчающагося, чтобы сразу отдлить голову отъ туловища, епископъ Игръ Ливійскихъ положилъ правую руку на рукоятку меча, другую — на руку палача. Пальцы святителя переходятъ черезъ эфесъ и касаются остраго лезвія. Мы говоримъ объ этомъ такъ подробно и настаиваемъ особенно на момент остановки въ движеніи палача потому, что находятся критики, ставящіе въ укоръ художнику то обстоятельство, что пальцы святаго мужа лежатъ на острі и могутъ быть отрзаны или поранены. Они и были бы отрзаны въ томъ случа, если бы святитель схватился рукою за мечъ тогда, когда мечъ опускался бы сверху внизъ на шею осужденнаго. Не совершивши чуда, своею старческою и физически слабою рукой епископъ не остановилъ бы движенія здоровеннаго палача. Критикъ, придравшійся къ этой подробности, не понялъ или не хотлъ понять, что мечъ остановленъ св. Николаемъ не посл взмаха, не во время движенія, а передъ взмахомъ, въ моментъ неподвижности, предшествующей взмаху. А понять это весьма не трудно,— отбитъ только внимательно взглянуть на фигуру палача и на положеніе лвой руки святителя, препятствующей палачу взмахнуть мечомъ вверхъ. Высказанное нами подтверждается и фигурою палача, отнюдь не выражающею того движенія, которое должно соотвтствовать наносимому удару. Въ такомъ положены никакая опасность не угрожала рук святителя. Но, помимо этого, если бы даже и была опасность, мы, чтущіе ‘образъ кротости’ святаго епископа, убждены въ томъ, что никакая опасность не остановила бы его подвига на спасеніе несчастныхъ. Критикъ, о которомъ мы говоримъ, не понялъ или же опять-таки не захотлъ понять, что опасность, дйствительно, угрожала святителю и что объ этой опасностей говоритъ св. Николаю изображенный на картин позади его чиновникъ, присланный съ отрядомъ солдатъ наблюдать за исполненіемъ приговора. Не физическая сила старца-епископа помшала совершенію казни, а великая сила духовная, съ удивительнымъ мастерствомъ выраженная художникомъ въ лик и во всей фигур святаго. Необыкновенно типиченъ упомянутый нами чиновникъ, пытающійся уговорить святителя не вмшиваться въ распоряженіе свтской власти. Такъ же характерна полная движенія фигура осужденнаго старика въ оковахъ, упавшаго на колни и простирающаго руки къ спасающему три жизни пастырю словеснаго стада Христова. Послднею изъ овецъ этого стада является третій осужденный, юноша, изнуренный тяжкимъ заключеніемъ, измученный нравственно до того, что онъ уже не совсмъ ясно понимаетъ смыслъ происходящаго передъ его глазами. Въ глубин картины толпы народа, отъ мала до велика, съ напряженнымъ вниманіемъ слдятъ за поразительною сценой, разыгрывающеюся на первомъ план. Кто-то поднялъ надъ толпой ребенка, чтобы видлъ онъ, запомнилъ и передалъ бы, какъ очевидецъ, вс подробности великаго подвита человколюбія, явленнаго учителемъ стаду своему. На выставк картина эта, какъ по мысли, такъ и по исполненію, занимаетъ первое мсто. Впечатлніе, производимое этою картиной, такъ сложно, что пишущій эти строки ршительно затрудняется, къ чему бы возможно было перейти непосредственно посл картины г. Рпина. О какой бы другой картин мы ни заговорили, намъ приходится длать скачокъ, а разъ уже мы поставлены въ такое положеніе, то и предпочитаемъ прямо отъ лучшаго произведенія перейти къ худшему на выставк, къ картин H. Н. Ге, изображающей Выходъ Христа съ учениками въ Гесиманскій садъ, посл Тайной вечери. На краски художникъ не расщедрился, вся картина представляетъ собою муруго-зеленый четырехъугольникъ, на которомъ темно-зеленою и совсмъ черною красками написано восемь фигуръ, сходящихъ съ лстницы, переднія четыре парами, слдующія за ними — одна за другого. Христосъ не во глав учениковъ, не онъ ихъ ведетъ въ этотъ послдній земной путь, совершонный ими вмст. Учитель остался позади всхъ и засмотрлся куда-то вверхъ, въ темно-зеленое пространство. Стоящій рядомъ ученикъ заглядываетъ ему въ лицо. Можно догадываться, что это любимый ученикъ, Іоаннъ, на евангеліе котораго сдлано указаніе въ каталог. По рукоятк ножа, торчащей изъ-подъ мышки предшествующаго имъ человка, можно предполагать, что это апостолъ Петръ. А затмъ уже лицъ нельзя разобрать, хотя два и выдвинуты на первый планъ,— все зеленое, все сплошное пятно, все — не только некрасиво, по прямо антихудожественно. И, наоборотъ, въ картин А. Д. Литовченки, носящей длинное названіе: Итальянскій посланникъ Кольвуччи срисовываетъ любимыхъ соколовъ царя Алекся Михайловича, все очень красиво, отлично написано и было бы художественно, если бы былъ въ этой картин хотя какой-нибудь смыслъ. По обстановк и по костюмамъ, даже по примчанію въ каталог, гд значится: ‘см. письма ц. Алекся Михайловича’, картина претендуетъ на то, чтобы попасть въ число историческихъ. На самомъ же дл это — пестрое и красиво-пустое мсто. Съ точно такимъ же успхомъ можно нарисовать безконечное множество костюмныхъ картинъ, лишенныхъ всякаго содержанія и смысла. А написано прекрасно, въ этомъ надо отдать справедливость г. Литовченк.
Въ слову объ историческихъ картинахъ, на ныншней выставк, кром св. Николая г. Рпина, таковыхъ совсмъ нтъ. Нашъ талантливый художникъ-спеціалистъ по этой части H. В. Невревъ измнилъ исторіи и выставилъ дв жанровыхъ картины: Разсчетъ по наслдству и Сватовство. Разсчетъ происходитъ въ купеческой семь, облекшейся въ сюртуки и модныя платья, но, очевидно, сохранившей во всей неприкосновенности понятія и нравы, изображенныя въ комедіяхъ Островскаго. Два братца ‘въ наилучшемъ вид’ задлили вдову третьяго брата и ея дочь. Вс лица и фигуры замчательно выразительны, въ каждомъ движеніи сказалась опредленная черта характера. Эта картина могла бы быть поставлена въ число лучшихъ произведеній русскихъ жанристовъ, если бы не была написана немного суховато. Другая картина, Сватовство, совершенно безукоризненно изображаетъ сцену изъ быта нашего духовенства, пріздъ священника съ сыномъ семинаристомъ въ домъ къ вдовой попадь, у которой1 дочь — ‘невста съ мстомъ’, т.-е. такая сирота поповна, будуще му супругу которой предоставлено право занять мсто ея умершаго отца — священника. Право это длаетъ ‘невсту съ мстомъ’ очень выгодною невстой, привлекаетъ къ ней жениховъ, окончившихъ курсъ семинаристовъ, которымъ ‘велно пріискивать’ мсто и невсту. Въ консисторіяхъ, обыкновенно, имются весьма обстоятельные списки такихъ завидныхъ невсть. Заручившись благорасположеніемъ секретаря консисторіи, священникъ, имющій жениха сына, отправляется съ нимъ на сватовство. Обычай этотъ иметъ свои хорошія стороны, обезпечиваетъ до извстной степени семью умершаго священника, но представляетъ и то неудобство, что двушка, за которою зачислено священническое мсто, тмъ самымъ обречена стать непремнно женою семинариста въ весьма непродолжительный срокъ, подъ страхомъ лишиться ‘мста’. На картин H. В. Неврева замчательно врно переданы вс подробности такого спшнаго сватовства, гд женихъ и его родитель не теряютъ времени, ибо знаютъ, что на ту же невсту имютъ виды нсколько другихъ семинаристовъ. Матушка невсты тоже не находитъ удобнымъ медлить, ей желательно пристроить дочку какъ можно скоре, по весьма многимъ соображеніямъ. Обыкновенно дло слаживается въ одно свиданіе.
Восхитительны очень маленькіе размрами, по крупные талантливостью художника жанры В. Е. Маковскаго и его одиночныя типичныя фигуры. Въ особенности хороши сборы чиновника ‘по начальству’ и ‘сборщикъ на церковь’. Въ его сравнительно большой картин Свекоръ, передъ зрителемъ, во всей его простот и во всемъ ужас, встаетъ одно изъ безобразнйшихъ явленій въ быту нашихъ крестьянъ. Нестарый и крпкій мужикъ свекоръ ухаживаетъ за молодою снохой, пытается обольщеніями и нердко угрозами добиться ея любви. Чмъ бы ни кончились искательства свекра, они неминуемо вносятъ въ семью страшный разладъ и кончаются иногда кровавою расправой между сыномъ и отцомъ. На картин В. Е. Маковскаго изображенъ тотъ моментъ, когда мужъ молодой бабы подкараулилъ отца и подслушиваетъ его объясненіе съ снохою. Свекоръ и ‘молодая’ написаны очень правдиво. Къ сожалнію, нельзя сказать того же про фигуру показывающагося въ дверяхъ мужа: она не достаточно выразительна и ослабляетъ производимое картиною впечатлніе. Маковскаго же большая картина — Молебенъ на Святой недл и маленькая — Проповдь въ сельской церкви — врно и живо передаютъ изображенные эпизоды изъ деревенской жизни въ Орловской губерніи.
Изъ деревенской жизни взялъ также K. В. Лемохъ сюжетъ для картины Стрижка овцы. Нтъ въ этой картин ни смысла, ни мысли. Нарисовано на ней семь фигуръ, кром овцы, и вс эти фигуры ничмъ между собою не связаны. Такіе пустяки, какъ стрижка овцы, могутъ быть предметомъ для изображенія одной, много двухъ фигуръ, да и то при условіи артистическаго исполненія, чего въ картин г. Лемоха не оказывается. Мы отнюдь не требуемъ отъ художника, чтобы онъ изображалъ намъ непремнно драму какую-нибудь или сцену изъ комедіи и совсмъ не одобряемъ лзущей въ глаза тенденціи. Въ картинахъ мы желали бы всегда находить то же самое, что требуется отъ беллетристическаго произведенія, а именно: присутствіе мысли, вызвавшей на свтъ произведеніе искусства,— какой бы то ни было,— разумется, честной — мысли, хотя бы маленькой-малюсенькой. Художественность исполненія или, врне, мастерство письма лишь до извстной и довольно слабой степени можетъ примирить съ отсутствіемъ мысли тамъ, гд дло идетъ не о nature morte. И, наоборотъ, содержательность произведенія въ значительной мр искупаетъ нкоторые недостатки исполненія, съ чмъ, вроятно, согласится всякій, обратившій на выставк вниманіе на слабую по исполненію картину В. М. Максимова Все въ прошломъ, на которой изображены дв осиротвшихъ старушки: барыня, ея старая горничная и врная, тоже старая, собака. Тяжелыя это слова: ‘все въ прошломъ’, и щемящею болью отдаются они въ сердц, когда смотришь на картину г. Максимова и сознаешь, что для этихъ двухъ старухъ ничего не осталось въ настоящемъ и въ будущемъ нтъ ничего. Если бы эта картина была написана такъ, какъ небольшая картина К. Г. Богданова Друзья, она была бы въ своемъ род перломъ. У г. Богданова тоже два лица: мальчикъ-барченокъ лежитъ на плоскомъ берегу рки, старикъ рыболовъ сидитъ около него, настраиваетъ игрушечный корабликъ. Ребенокъ задумался и смотритъ куда-то вдаль, рыболовъ весь углубился въ свою работу. Но вы чувствуете, наврное знаете, что вотъ сейчасъ мальчикъ оборотится къ старику и потребуетъ объясненія, разршенія того, надъ чмъ работаетъ его дтская головка, и между друзьями завяжется бесда, которая заронитъ въ сознаніе барскаго дитяти многое такое, до чего онъ долго не додумался бы, а, быть можетъ, и никогда бы не додумался безъ своего друга, умнаго и честнаго крестьянина. Что рыболовъ умный и честный мужикъ и многому научитъ, что ребенокъ пытливый и способный мальчикъ, въ томъ сомннія нтъ для зрителя, хотя мелькомъ видвшаго чудесную картинку г. Богданова.
Недурно задумана картина г. Пастернака Письмо съ родины, на ней удачно схвачены лица и фигуры трехъ солдатиковъ, изъ которыхъ одинъ, неграмотный, слушаетъ, какъ его товарищъ грамотй читаетъ ему вслухъ полученное съ родины письмо. Третій солдатикъ лежитъ и куритъ. Написана же картина довольно плохо. Н. А. Ярошенко изобразилъ, и очень хорошо, тоже солдата, качающагося на качеляхъ съ кухаркой, за которой онъ, очевидно, ухаживаетъ. Недурная картинка К. К. Костанди Больная на дач слишкомъ напоминаетъ другую ‘больную’, умирающую точь въ точь такъ же въ кресл передъ открытымъ окномъ. Не помнимъ, кмъ написана эта первая ‘больная’, мы ее видли нсколько лтъ тому назадъ на выставк же и отдаемъ ей предпочтеніе передъ ‘больною’ г. Костанди. Переходя затмъ къ боле плохимъ произведеніямъ, мы упомянемъ о Сиротахъ и За чайкомъ М. П. Клодта и закончимъ безобразною картиной С. В. Иванова Въ дорог, купленною П. М. Третьяковымъ для того, вроятно, чтобы въ его знаменитой галлере были не только образцы произведеній русской живописи, но и образцы курьезовъ, появляющихся на нашихъ выставкахъ. Въ числ такихъ курьезовъ произведеніямъ г. Иванова принадлежитъ безспорно первое мсто. На его картин Въ дорог все желто-желто, какъ въ песочниц. Въ желтомъ пол, подъ желтымъ небомъ стоитъ распряженная телга, передъ телгой лежитъ покойникъ, немного дальше лежитъ баба, у телги лежитъ еще кто-то около сидящаго ребенка. Изъ этого познать слдуетъ, что мужики иногда умираютъ дорогой въ пол, бабы отъ того въ огорченіе приходятъ и падаютъ ничкомъ, дти же ничкомъ не падаютъ, а сидятъ и ничего не понимаютъ. Нечего сказать, блестящая идея и весьма плодотворная. Хорошо, что эта картина попадаетъ въ галлерею H. М. Третьякова въ вчное назиданіе молодымъ художникамъ, чего изображать не должно. Ивана Царевича, В. М. Васнецова, не пріобрлъ П. М. Третьяковъ, у него уже достаточно собрано произведеній этого художника, столь неудачно увлекшагося новшествомъ, якобы долженствующимъ создать особливую русскую живопись, непохожую ни на какую другую. Выходило нчто, въ самомъ дл, ни на что непохожее, свидтельствующее о томъ, что и съ талантомъ можно забраться въ такія дебри безсмыслицы, изъ которыхъ почти нтъ средствъ выбраться на свтъ Божій. Въ новой картин г. Васнецова сказывается попытка вернуться на общечеловческую стезю въ искусств, но до осуществленія столь благаго намренія еще далеко г. Васнецовъ написалъ, лсъ, воду и цвты нсколько похожими на настоящіе, а не на его, ‘Васнецовскіе’. Но ‘срый волкъ’ все еще претендуетъ, попрежнему, на сказочность и вышелъ совершенно такимъ, какимъ мы видимъ ‘срыхъ волковъ’ въ окнахъ мховыхъ магазиновъ. Прыгаетъ ‘срый’ черезъ воду, а зритель убжденъ, что это чучело только сдлано въ такой поз, прыгать никакъ не можетъ и обречено всю жизнь пребывать съ вытянутыми впередъ ногами и высунутымъ языкомъ. Иванъ-царевичъ и его царевна сидятъ на волк такъ же покойно, какъ сидли бы дти на игрушечной лошади. Взмахнулись распущенные волосы царевны, но взмахнулись они по-деревянному, точно ихъ наклеили и засушили въ такомъ положеніи. Въ лсной обстановк есть проблески жизни, въ фигурахъ же нтъ на нее и намека.
По части пейзажей ныншняя выставка совсмъ бдна не количествомъ, а качествомъ. Единственное выдающееся произведеніе — картина В. Д. Полнова На Генисаретскомъ озер — дйствительно переноситъ зрителя въ далекій край, подъ чужое небо. Поразительно написаны и это знойное небо, и вода, и, въ особенности, туманъ-мгла, стелящаяся по вод и заволакивающая низы противуположнаго берега. На картин изображена всего одна фигу]м—араба, медленно идущаго по тропинк. Напрасно кое-кто изъ публики высказываетъ догадки о томъ, кого хотлъ изобразить художинъ въ этомъ лиц. Мы слышали на выставк предположенія, что это, должно быть, Іисусъ Христосъ. Смемъ заврить, что о Христ тутъ и рчи быть не можетъ: Іисусъ Христосъ былъ назарей, слдовательно, волосъ не стригъ, такъ какъ назарей волосъ не стригли. На картин же г. Полнова идетъ спокойно своею дорогой коротковолосый, стриженный человкъ, просто-на-просто — арабъ, котораго художникъ видлъ на берегу Геннеаретскаго озера и воспроизвелъ въ своей картин съ обычнымъ высокоталантливому мастеру пониманіемъ, что фигура эта какъ нельзя боле здсь у мста и что присутствіе этой фигуры производитъ удивительное впечатлніе на зрителя, переноситъ его самого на т же берега, на ту же тропинку, вызываетъ желаніе двинуться впередъ и пойти на встрчу одинокому путнику. Великое мастерство поставить такъ фигуру въ ландшафт и огромный талантъ нуженъ для того, чтобы сдлать это такъ, какъ мы видимъ на картин г. Полнова.
Ландшафты И. И. Шишкина на этой выставк далеко насъ не восхитили, и его Утро въ лсу ничуть не выиграло отъ того, что г. Савицкій изобразилъ тутъ медвдицу съ тремя медвжатами. А. А. Киселевъ еще разъ написалъ Ледоходъ, очень хорошій ледоходъ, но много теряющій отъ того, что это не первый. Хорошъ Іерусалимъ Е. Е. Волкова. Вообще бдна ныншняя передвижная выставка, такъ бдна, какъ не бывала, кажется, ни одна изъ прежнихъ. Отчего это происходитъ, мы не знаемъ и можемъ только выразить наше опасеніе, не служитъ ли это обстоятельство предвстникомъ паденія симпатичнаго учрежденія передвижныхъ выставокъ? Опасеніе наше основывается не на томъ только, что XVII выставка неблестяща, а, главнымъ образомъ, на томъ, что все больше и больше входятъ въ обычай частныя выставки отдльныхъ картинъ, какъ мы это видимъ въ настоящую минуту въ Москв. Само собою разумется, что такія отдльныя выставки даютъ большія выгоды художникамъ, для публики же это сущее бдствіе: во-первыхъ, осмотръ картинъ въ розницу уноситъ слишкомъ много времени, во-вторыхъ, стоитъ чрезмрно дорого. Оба эти обстоятельства весьма многихъ лишаютъ возможности ознакомиться съ новыми произведеніями художниковъ, причемъ и одного послдняго весьма достаточно для того, чтобы тысячи людей не видали двухъ картинъ г. Семирадскаго, за посмотръ которыхъ надо заплатить цлый рубль, не считая платы за сохраненіе верхняго платья. Г. Брянскій взимаетъ съ постителей 40 коп., съ включеніемъ храненья платья, г. Жмурко беретъ 50 коп., передвижники обходятся въ общемъ 60 коп., съ малымъ каталогомъ: итого въ четырехъ мстахъ приходится заплатить 2 р. 50 коп. Для большинства людей, интересующихся искусствомъ, для всей учащейся молодежи, для военныхъ, чиновниковъ, для всего служилаго люда это расходъ положительно невозможный. Мы самолично видли, какъ одинъ за другимъ отходили отъ дверей Историческаго музея разнаго званія и возраста люди, когда имъ объявляли, что Фрина доступна лишь для избранныхъ, могущихъ безъ стсненія для себя отдать рубль.
Картина г. Семирадскаго Фрина на праздник Посейдона написана на огромномъ полотн въ 12 1/4 аршинъ длиною. Фрина, знаменитая аинская гетера (ея настоящее имя было Мнезарета), жила въ конц IV в. до P. X. и славилась необычайною красотой, вдохновлявшею живописцевъ, ваятелей и ораторовъ и сдлавшей ее, наконецъ, предметомъ поклоненія на праздник Посейдона, имвшемъ мсто, кажется, въ Элевзис на берегу моря. По преданію, ораторъ Гиперидъ прославилъ ея красоту тмъ, что, защищая Фрину передъ судомъ, долженствовавшимъ приговорить ее къ смерти за богохульство, сбросилъ съ нея одежды. Ареопагъ аинскій былъ такъ пораженъ необычайною красотой ея тла, что не ршился уничтожить столь совершеннаго созданія боговъ. Пракситель сдлалъ съ Фрины статую Венеры Книдской. Апеллесъ съ нея же писалъ свою Венеру Анадіошену, которую Фрипа изображала на праздник Посейдона, воспроизведенномъ теперь нашимъ высокоталантливымъ художникомъ. Мы не станемъ касаться вопроса, всенародно ли явилась Фрина въ образ Венеры, какъ это изображено г. Семирадскимъ, или же произошло это лишь въ кругу избранныхъ, посвященныхъ въ элевзинскія таинства, ибо мы не можемъ съ достоврностью утверждать, что торжество это входило въ кругъ элевзинскихъ мистерій, посвященныхъ Церер и Прозерпин. Гд бы ни происходило празднество, до насъ дошло преданіе, что славнйшая изъ аинскихъ, красавицъ, Фрина, изображала на немъ богиню красоты, рождающуюся изъ морскихъ волнъ.
На картин г. Семирадскаго мы видимъ Фрину готовящеюся сойти въ море. Ей остается сбросить послднюю одежду, едва придерживаемую распущеннымъ уже поясомъ. Одна служанка развязываетъ ленты сандаліи на ея. ног, другія распускаютъ ея чудесные волосы. Влво отъ Фрины, опустившаяся на колни женщина привязываетъ крылышки мальчику, долженствующему изображать Амура. Вправо, у подножія высокой тумбы, увнчанной треножникомъ, обвитымъ гирляндами цвтовъ, расположилась небольшая группа людей. Тутъ сидитъ поэтъ въ лавровомъ внк и съ лирой въ рук, ниже его пвецъ съ арфой, старикъ, пришедшій подивиться на прославленную красавицу, два пастуха… Одинъ изъ нихъ пришелъ въ такой восторгъ, что срываетъ гирлянду съ треножника, чтобы бросить цвты къ ногамъ дивной женщины. По ступенькамъ, ведущимъ къ вод, сходитъ двочка, она несетъ ларецъ съ драгоцнностями, пріоткрыла его крышку и заглядлась на лежащія въ немъ вещи. Немного впереди двочки, уже совсмъ внизу, стоитъ женщина съ кувшиномъ на плеч. Фономъ для всхъ этихъ лицъ служитъ чудное море или, врне, заливъ, такъ какъ вдали виднъ противуположный гористый берегъ. По лвую сторону Фрины толпится множество народа. Изъ занимающихъ передній планъ особенно выдаются, женщина съ корзинкою цвтовъ и мужчина, насильно вырывающій цвты и бросающій ихъ къ ногамъ Фрины. Онъ совершенно утратилъ самообладаніе и выражаетъ свой восторгъ рзко и шумно. Затмъ слдуетъ упомянуть о трехъ лицахъ, стоящихъ вмст. Молодой человкъ, другой среднихъ лтъ и третій старикъ восхищены неземною красотой Фрины, каждый по-своему, сообразно своему возрасту, но они ведутъ себя сдержанно, не шумятъ и не жестикулируютъ такъ отчаянно, какъ тотъ, что бросаетъ отнятые у сосдки цвты. На самомъ заднемъ план виднъ на гор храмъ съ дымящимися жертвенниками. Отъ храма по лстницамъ и площадкамъ спускается къ Фрин многочисленная, пестрая толпа, надъ которою возвышается статуя Посейдона, несомая на носилкахъ. Нечего говорить о томъ, что картина написана мастерски и производитъ такое впечатлніе, что зритель мало-по-малу сливается съ толпою, двигающеюся и волнующеюся на картин, какъ бы самъ попадаетъ на эллинскій праздникъ и присутствуетъ при торжеств красоты Фрины. Только очутившись на этомъ праздник, мы не раздляемъ восторговъ грековъ передъ красотою виновницы торжества, мы даже не совсмъ понимаемъ, чмъ она могла ихъ такъ увлечь, что судьи не посмли казнить Фрину, а народъ призналъ ее достойною изображать богиню. Мы не знаемъ достоврно, подходила ли изображенная г. Семирадскимъ Фрина къ идеалу женской красоты древнихъ грековъ, но нашему представленію о совершенств формъ женскаго тла эта Фрина не соотвтствуетъ. Она слишкомъ велика, массивна, мускулиста и мясиста. Это не богиня красоты, а богатырша, ей бы Палладу-Аину изображать, а не Киприду нжную, какою она рисуется въ нашемъ воображеніи. Очень можетъ быть, что эллинУ считали дебелость и силу непремннымъ условіемъ женской красоты. Но мы не эллины, а г. Семирадскій не Апеллесъ, и писалъ свою Фрину не для аинянъ. Ея очень обильные блокурые волосы кажутся намъ непріятно желтыми, они нисколько не напоминаютъ волосъ златокудрой Афродиты. Лицо тоже не поражаетъ красотой, къ тому же, въ верхней части оно пред-отавляется чмъ-то прикрытымъ. Мы было думали сначала, не вуалетка ли это, и, только отойдя на большое разстояніе, сообразили, что это тнь отъ зонта, который держитъ въ рук служанка. Эта тнь, а также и другія тни обозначены очень рзко, какъ и должно быть при яркомъ солнц. Но только он, эти тни, и свидтельствуютъ о присутствіи солнца на праздник, ни въ чемъ остальномъ его блескъ не проявляется, нтъ его жгучихъ лучей на картин. Замчательно, между прочимъ, то обстоятельство, что во всемъ множеств лицъ, мужскихъ и женскихъ, воспроизведенныхъ здсь г. Семирадскимъ, мы не нашли ни одного красиваго, точно художникъ нарочно подбиралъ все заурядныя или некрасивыя лица, чтобы тмъ выдлить лицо Фрины, тоже, какъ мы сказали, не поражающее своею красотой. Восхитительно написаны воздухъ, небо и море, превосходно написаны цвты, одежды, вся обстановка, нкоторыя фигуры и лица, удивительно передающія т чувства, которыя волнуютъ присутствующихъ на праздник. Главная же фигура намъ не нравится. Одно въ ней поразительно хорошо — это то, что, несмотря на почти совершенное отсутствіе одежды, мы видимъ не голую женщину, а цломудренную жрицу, готовящуюся совершить нкій священный обрядъ своего культа. Ясно, что Фрина не чувствуетъ своей наготы и не ее выставляетъ на показъ передъ толпой, она спокойно и съ сознаніемъ великаго дара боговъ — неземной красоты — славитъ эллинскихъ боговъ передъ всмъ народомъ Эллады.
Въ той же зал выставлена другая картина г. Семирадскаго, сравнительно маленькая. На ней всего четыре фигуры — три женщины и ребенокъ. Въ тихомъ уголк сада, на ступеняхъ бассейна, подъ тнью деревьевъ, сидятъ дв женщины, одна изъ нихъ держитъ на рукахъ ребенка, который закапризничалъ и не хочетъ купаться. Третья женщина вошла по колна въ воду, пустила въ бассейнъ игрушечную лодочку съ двумя куклами и уговариваетъ дитя идти къ ней, самому катать куколъ. Капризъ почти прошелъ, ребенокъ уже смется, черезъ минуту онъ сойдетъ въ бассейнъ и станетъ забавляться игрушками. На этой картин изображена тоже античная жизнь въ мирномъ, семейномъ ея обиход. Тепломъ ветъ отъ этой спокойной идилліи, и палящимъ зноемъ пышетъ южное солнце, мстами прорывающееся сквозь густую листву сада,— то южное солнце, котораго недостаетъ въ большой картин.
Въ Дворянскомъ собраніи М. В. Брянскій выставилъ небольшую картину, изображающую Богоматерь съ младенцемъ Христомъ на рукахъ. Картина написана прекрасно, но по-старинному — безъ мазковъ. Для того, чтобы смотрть произведеніе г. Брянскаго, нтъ надобности отъ него удаляться и отыскивать такое разстояніе, съ котораго глазъ не различалъ бы-, ряби и пестроты письма. Боле существенная особенность картины заключается въ мысли художника, вложенной имъ въ свое произведеніе. На картин г. Брянскаго мы видимъ очень молодую двушку, держащую на рукахъ младенца. По складу и по выраженію лица видно, что юная мать — Два. Младенецъ сидитъ на ея колняхъ, а ея необычайно чистый взоръ никогда не туманился никакою земною любовью, въ немъ нтъ грха и мста, нтъ, грховной мысли. Онъ выражаетъ полудтское изумленіе, радостное и боязливое, въ одно и то же время, и смотритъ онъ куда-то вдаль, какъ бы припоминая, что совершилось великое, не земное дло, какъ бы ища разгадки божественной тайны, избранною совершительницей которой была Она, юная два, мать чуднаго младенца. Весь смыслъ картины заключается въ этомъ поразительномъ взгляд и въ выраженіи лица Богоматери. Но въ картин г. Брянскаго есть и очень важный недостатокъ — несоразмрность изображенныхъ на ней фигуръ: Богоматерь слишкомъ крупна, младенецъ Христосъ слишкомъ миніатюренъ, въ особенности мала головка младенца по соотношенію съ его ростомъ.
Отъ такихъ картинъ, о которыхъ шла рчь выше, переходъ къ произведеніямъ Франца Жмурко есть то же, что переходъ изъ чистой и свтлой комнаты въ какую-нибудь мрачную, грязную трущобу, и въ переносномъ, и въ прямомъ смысл. Взобравшись по темной лстниц, поститель, черезъ ободранную комнату, гд берутъ съ него 50 коп., и черезъ вторую лстницу, попадаетъ въ какія-то темныя и смрадныя потемки. Жара и духота тутъ невыносимыя. Окна закрыты наглухо черными ставнями, по тремъ сторонамъ комнаты виднются три четырехъугольника, освщенные сильными керосиновыми лампами. Въ лвомъ четырехъугольник изображена голая женщина, лежащая спиною къ зрителю. Это что же такое?— недоумваетъ поститель. Пришпиленная сбоку бумажка даетъ слдующее объясненіе, которое выписываемъ съ полною точностью, какъ и послдующія два объясненія: ‘Драма въ гарем. Падиша (sic!) подозрвая свою одалиску въ неврности приказалъ ее ночью задушить’. Стало быть — задушили,на. ше же виднъ кровяной рубецъ и видна кровь на постели, стало быть — шнуркомъ шею изрзали. Мертвое тло имется налицо, никакой драмы не имется. Дальше: ‘Гашишъ,— гласитъ бумажка,— Сонъ Одалисокъ. Дв одалиски посл употребленія Гашиша (родъ опіума) предавшись сладкимъ сновидніямъ’. Предавшись — дв некрасивыхъ, даже немолодыхъ и очень банальныхъ бабы въ восточныхъ костюмахъ и въ довольно растерзанномъ вид. Третья картина озаглавлена такъ: ‘Дочь Евы. Алегорическое изображеніе Демона’. Передъ портьерой, закрывающей входъ на лстницу, стоитъ голая женщина. Низъ ея живота и ноги завернуты въ мховое одяло, крытое малиновымъ бархатомъ. Какимъ чудомъ держится это одяло, понять никакъ невозможно. На полу, подъ ногами голой персоны разбросаны золотыя деньги, цпочки, браслеты и т. п. Персона улыбается, какъ. улыбаются извстнаго сорта женщины. Конечно, всякую женщину можно назвать ‘дочерью Евы’, какою бы она ни занималась профессіей. Вдь, и та, которой шею перетерли шнуркомъ, и т, что, ‘предавшись сладкимъ сновидніямъ’, тоже дочери Евы. По при чемъ же тутъ собственно, на непристойной картин г. Жмурко, родство женщинъ съ супругою праотца Адама? На точно такомъ же основаніи можно назвать Франца Жмурко ‘евинымъ сыномъ’. Если иногда дочери Евы безстыдничаютъ, то случается и ‘евинымъ сынамъ’ писать безстыдныя и нелпыя картины, боящіяся дневнаго свта и показываемыя въ потемкахъ при керосиновыхъ лампахъ. Еще забавне поясненіе, даваемое авторомъ, что это, дескать, ‘аллегорическое изображеніе демона’. На всхъ извстныхъ языкахъ ‘демонъ’ — мужскаго рода, въ общепринятыхъ понятіяхъ — тоже, и, какую аллегорію ни разводи г. Жмурко, не передлать ему демона въ особу женскаго пола и никакъ не приплесть его въ родство къ праматери Ев. Безсмыслица это и гадость во всхъ отношеніяхъ.

——

Весенній театральный сезонъ открылся новинкою, носящею названіе: Благотворительныя дамы, данною на сцен Малаго театра въ первый разъ 13 апрля. Эту пьесу написалъ г. Мансфельдъ ‘по Ларронжу’ и титулуетъ ее ‘бытовыми сценами въ 4-хъ дйствіяхъ’. Мы никогда не видали до сихъ поръ ни одной пьесы г. Мансфельда и не мало удивились, узнавши изъ одного газетнаго фельетона, что г. Мансфельдъ авторъ весьма плодовитый, сочиняющій по двнадцати пьесъ въ годъ. Удивились мы не тому, что г. Мансфельдъ можетъ писать по пьес въ мсяцъ, — Лопе-де-Вега писалъ, говорятъ, по сорока пьесъ въ годъ,— такъ отчего же г.Маисфельду… Впрочемъ, г. Мансфельдъ — не Лопе-де-Вега, что онъ всенародно доказалъ своими Благотворительными дамами. Удивились мы тому, что пишетъ г. Мансфельдъ такъ много, а на сцен мы ни одной его пьесы не видали. А еще больше удивились мы тому, что увидали вышеназванную его пьесу на сцен Малаго театра, на которую, какъ мы думали, пьесы принимаются съ нкоторымъ разборомъ. Нмецкаго подлинника (Wohlthtiye Frauen, напис. въ 1879 г.) мы не знаемъ, имя же Адольфа Ларронжа (Ad. L’Arronge) очень извстно въ Германіи, какъ имя хорошаго музыканта-капельмейстера, драматурга, директора театра и редактора Судебной газеты (Gerichtszeitung, 1869 г.). Названная пьеса, не считаясь лучшимъ произведеніемъ Ларронжа, имла, все-таки, успхъ на нмецкихъ сценахъ, по всей вроятности, потому, что дйствительно воспроизводила характерныя черты нмецкаго быта. Перекроенная на русскій ладъ и на русскій бытъ, она ровно ничего не воспроизводитъ. Если бы г. Мансфельдъ, не мудрствуя, просто перевелъ бы пьесу, мы узнали бы, что вотъ такъ и такъ происходитъ то-то и то-то у нмцевъ. По его передлк мы не можемъ судить о томъ, какъ дло обстоитъ въ нмецкой земл, и видимъ только, что у насъ ничего подобнаго не происходитъ и происходить не можетъ. Но и это еще не все: г. Мансфельдъ написалъ каррикатуру на благотворительность вообще и на женщинъ, принимающихъ дятельное участіе въ благотворительности, въ частности. Устами ‘стародума’ пьесы, генерала Верхоискаго, г. Мансфельдъ говоритъ, что для помощи бднымъ не слдуетъ затвать никакихъ благотворительныхъ обществъ, и много лучше будетъ, если каждый станетъ въ розницу подавать милостыню. Г. Мапсфельдъ насмхается надъ общественною благотворительностью, надъ пріютами для бдствующихъ дтей, надъ систематическою помощью неимущимъ въ ихъ квартирахъ. Нечего, кажется, говорить о томъ, насколько вздорны и нелпы такія насмшки и насколько он неумстны у насъ, гд дло благотворительности идетъ далеко не удовлетворительно. Желая ввести въ пьесу комическія сцены, г. Мансфельдъ заставляетъ горничную выдлывать солдатскіе артикулы половою щеткой подъ команду стараго генерала Верхонскаго, потомъ заставляетъ, по его же приказу, выбрасывать верхнее платье гостей, собравшихся въ его домъ, по приглашенію его сестры, на засданіе благотворительнаго совта. Посл этого служители проносятъ черезъ сцену кровать генерала въ шутовской процессіи, впереди которой маршируютъ горничная съ метлой и деньщикъ, выкрикивающій: разъ — два, правой — лвой, правой — лвой… Во всей пьес нтъ и намека на что-либо русское бытовое, шутовскаго же и балаганнаго довольно много. Очень прискорбно, что первая въ Россіи драматическая сцена начинаетъ заниматься балаганщиной.
21 апрля въ Маломъ же театр въ первый разъ выступилъ на поприще драматурга И. Н. Ладыженскій съ четырехъактною драмой Подъ властью сердца. Сколько намъ извстно, г. Ладыженскій до сихъ поръ не писалъ театральныхъ пьесъ, и первый опытъ его можетъ быть названъ удачнымъ во многихъ отношеніяхъ, хотя сама пьеса большаго успха не имла. Ея сценическій недостатокъ заключается въ растянутости, а достоинство — въ томъ, что она даетъ возможность артистамъ выказать свои силы. Указываемый нами недостатокъ легко устранимъ посредствомъ сокращеній. Но въ ней есть литературный недостатокъ, котораго ничмъ устранить нельзя. Съ сожалнію, мсто не дозволяетъ намъ на этотъ разъ войти въ подробный разборъ драмы г. Ладыженскаго и бесду о ней съ читателемъ мы вынуждены отложить до слдующаго нашего театральнаго обозрнія.
15 и 16 апрля въ московскомъ Большомъ театр артистами драматической и оперной труппъ Императорскихъ театровъ были исполнены два утреннихъ спектакля, сборъ съ которыхъ поступилъ въ капиталъ, собираемый на памятникъ H. В. Гоголю. На Пасх же и ради той же цли былъ данъ спектакль въ Петербург. Мысль о постановк памятника Гоголю возникла во время торжествъ, бывшихъ въ Москв по случаю открытія памятника Пушкину, и съ тхъ поръ начался сборъ пожертвованій. Въ теченіе слишкомъ десяти лтъ подписка на памятникъ Гоголю дала немногимъ больше 33 тысячъ рублей. Три спектакля, данные дирекціей Императорскихъ театровъ, сразу увеличили эту сумму тысячъ на 10 рублей, т.-е. въ три дня дали столько, сколько подпискою собиралось въ три года. Такимъ образомъ, дирекціей театровъ показанъ примръ и открытъ наилучшій путь къ скорйшему осуществленію дорогой каждому русскому мысли почтить память великаго писателя постановкою монумента, достойнаго этой памяти. Если каждый изъ частныхъ театровъ въ столицахъ и въ провинціяхъ дастъ съ тою же цлью по одному представленію въ годъ, то ко дню-пятидесятилтія со дня смерти Гоголя возможно будетъ открыть памятникъ ему или, по меньшей мр, совершить закладку памятника. Будемъ надяться, что управленіе Императорскими театрами, давшее столь существенный толчокъ длу, не остановится на этомъ и своимъ примромъ побудитъ частные театры принять въ немъ дятельное участіе. Сочувствіе общества выразилось тмъ, что три спектакля въ казенныхъ театрахъ дали полные сборы при значительно возвышенныхъ цнахъ. Надо, впрочемъ, замтить, что сами по себ спектакли, составленные исключительно изъ произведеній Гоголя, были чрезвычайно интересны, превосходно, можно сказать, образцово поставлены и неподражаемо исполнены всми артистами обихъ нашихъ сценъ. Во всхъ слояхъ московскаго общества мы слышали горячія выраженія благодарности высшему учрежденію, въ вдніи котораго состоятъ театры, управленію московскихъ театровъ и артистамъ, относившимся къ длу не только съ обычнымъ вниманіемъ, по, очевидно, и съ особенною любовью. Они были одушевлены тми же чувствами, что и публика: зала и сцена сливались въ одномъ общемъ желаніи — достойно почтить память Гоголя и какъ можно скоре осуществить желаніе всей Россіи — видть въ Москв памятникъ одного изъ величайшихъ писателей Русской земли.

Ан.

‘Русская Мысль’, кн.V, 1889

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека