Советы приятельнице
Советы приятельнице
(Из новых английских писем госпожи Риверсдаль. Всего пристойнее женщине быть наставницей женщин.)
——
Советы приятельнице, Риверсдейл, Год: 1803
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Не скрою от вас, любезная София, что вчерашний разговор наш оставил во мне какое-то беспокойство. Облако страстей, которое затемняет ум в человеке и скрывает от него должности, образуется мало-помалу: боюсь видеть вас в таком положении, боюсь сего опасного и тайного влияния чувствительности на рассудок женщины, и намерена еще говорить с вами о моральных обязанностях, которые служат основанием порядка в гражданском обществе и мирного благополучия в семействах.
Вы сказали, что мои правила согласны с правилами вашего воспитания и рассудка, но что бывают обстоятельства, в которых сердцу дозволено уклониться от их строгости для своего счастья, что женщина, имея характер твердый и душу чувствительную, может найти благополучие в связи несогласной с законами, моралью и предрассудками света. Правда, что вы не утверждали сей мысли за истину, а только сомневались, но в таком случае и сомнение весьма опасно.
Я хочу следовать примеру тех наставников, которые подкрепляют надежду отдаленных благ доказательством, что добродетель необходима для счастья самой здешней жизни. Не упомяну о преступлении закона, а буду говорить вам единственно о пользе временной, и с тою нежною снисходительностью, которая рождается от чувства нашей естественной слабости.
Обратим свое внимание на разницу в гражданском состоянии двух полов, и вообразим, что мужчина и женщина входят в связь непозволенную законами. Ничто в обыкновенных упражнениях женщины не отвлекает ее от предмета страсти, напротив того все утверждает сердце ее в его зависимости от любовника. Единообразная, тихая жизнь, уединение и нужда в помощи, которые бывают следствием нарушения должностей и светских условий, всякий день более и более привязывают любовницу к тому человеку, который прельстил ее и лишил доброго имени. — Между тем мужчина имеет обширный круг деятельности и занятий. Любовь может совершенно овладеть его душой, но только на время, являются разъяснения, заботы, дела, и чувство мало-помалу в нем слабеет. Ему приходит на мысль, что связь его осуждают в свете, он думает, что повинуется наконец гласу морали — но в самом деле перестает только любить. Мужчина желает блестящего имени, не любит казаться рабом женщины, и спешит возвратиться к видам честолюбия, славы, фортуны, упрекая себя тем, что забывал их в ослеплении страсти, он уверяет себя, что признательность и тайна бывают единственным долгом честного мужчины в рассуждении слабой женщины, которая отдалась ему.
Заметьте, что я предполагаю в нем честь: какая доля ожидает любовницу, если он из числа тех многих прелестников, которые играют женскими сердцами и славятся обманами? Не имею нужды в красноречии для описания следствий. Но вообразим, что любовник нежен, имеет правила — одним словом, таков, каким воображает всякая чувствительная женщина своего милого друга. Посмотрим, что будет…
Женщина, сделавшись слабой, основала все надежды свои на постоянстве любовника. Чем долее она сражалась с собой, тем более усилилась привязанность в ее сердце, и тем нужнее, тем необходимее для нее быть любимой. Нежность так беспокойна, так проницательна, что никакая оттенка не может скрыться от глаз ее, она видит самые первые знаки холодности, которая бывает еще тайной для самого любовника. Мало-помалу ласковые примечания заступают место восторгов, нет уже милой простоты и беспечности, все обдумано, — и хотя взор еще не открывает, но сердце уже предчувствует какую-то старательность, близкую к принуждению. Она еще не холодность, но уже не страсть, не обожание… Горестное открытие! Истина мучительная для женщины, вверившей любовнику жизнь и судьбу свою с необходимым условием — которое само собою разумеется, хотя бы оно и не подтверждалось миллионом клятв с условием быть любимою до гроба. Говорят, что женщина, отдаваясь любовнику, есть царь, который слагает с себя корону, но царь знает, что он отказывается от власти, а женщина надеется тем еще более утвердить свою власть. Видя, что обманулась, она досадует, упрекает и требует от сердца, чего оно не дает никогда по должности, но что еще показывают из жалости или некоторой пристойности! Счастлива любовница, если она может тогда назвать другом человека, которому поручила свой жребий!
Ах! сердце слабое и легковерное, презрев мнение, отказавшись от всех благ в свете, кроме счастья быть любимою, имеет право сохранить хотя дружбу неверного, но к несчастью, редко сохраняет ее. В связи законной дружба всегда бывает следствием чувства живейшего и мало-помалу заступает его. Она в сердце нежного мужа составляется из любви, уважения, признательности, и бывает совершенною, когда супруга заслуживает почтение света. Мнение так сильно действует на мужчин, что они, вопреки их собственному чувству, имеют нужду в сей опоре для уважения женщины. Воображение обыкновенно стремится украшать предмет любви, а любовь слабеет от всего, что унижает ее в общем мнении.
Не скажете ли вы, что есть способ закрыться от света, что всегдашняя и постоянная осторожность может спасти женщину от несправедливости или жестокого суда людей? Опыт доказывает, что рано или поздно всякая осторожность изменяет нам, но положим, что она есть верный щит, и что любовник удовольствуется наружным почтением света к его любовнице, хотя и знает, что оно несправедливо, когда же мечты страсти рассеются, не переменит ли он мыслей своих о женщине, которая отдалась ему. В нем родится невольное сомнение о бескорыстии жертвы ее, и желание сделать его счастливым перестанет ему казаться единственным ее по6уждением. Может быть, любовник скажет себе, что в связи, равно приятной для обоих, он должен только сохранить тайну, оставляя женщину, и человек так искусно обманывает себя в видах собственной пользы, что ему легко вообразить, будто самая нежность заставляет его разорвать связь, которая ежеминутно могла обезглавить любовницу, до того времени чудесно спасенную от нарекания.
Но положим, что любовник нежный и великодушный не дозволит себе рассуждать таким образом: к чему же остается ему прибегнуть? Уже он не любит, так как женщина хочет быть любимою. Возможно ли обмануть сердце притворством? и согласно ли оно с прямодушием такого любовника? Он показывает нежную внимательность, ласку, дружбу, которые смягчают жестокую истину, а не скрывают ее… На какую жизнь осуждена бедная женщина, ежеминутно видя перед собою бесславие, употребляя осторожность за осторожностью, всегда принуждая себя и всех обманывая? Где награда, которой она ожидала? Куда девалось блаженство, которым льстилось ее сердце и воображение при начале связи?
Так должно рассуждать, любезная София, когда есть время для рассуждения, когда одна суетность, одно темное желание нравиться влекут нас к опасностям и пороку. Теперь еще ум ваш не ослеплен мечтами страсти: он свободен, и дозволяет вам ясно видеть истину. Забудем — повторяю — что есть на свете религия, мораль и должности, забудем измены, неверность, злословие: и тогда, даже и тогда останется неоспоримою истиною, что связь противная законам, должна рано или поздно быть несчастием для женщины, которая входит в нее безрассудно.
Риверсдейл. Советы приятельнице: [О морал. обязанностях женщин]: [Из ‘Bibliotheque Britannique. 1803. T.2-3] / (Из новых английских писем госпожи Риверсдаль), [Пер. с фр. Н.М.Карамзина] // Вестн. Европы. — 1803. — Ч.10, N 16. — С.264-271.