Въ первый годъ посл свадьбы, жена находила положеніе наше счастливйшимъ въ мір. 2000 франковъ жалованья и маленькій капиталецъ въ 8000, казалось ей, обезпечивали насъ на всю жизнь. Сверхъ-того, мн предстояло получать чины, съ ними жалованье мое должно было прибывать, а маленькой капиталъ, отъ ежегодной экономіи — возрастать. Когда же наступитъ время выйдти въ отставку, тогда, присоединивъ 1500 франковъ пансіона къ процентамъ отъ накопившагося капитала, тысячъ въ 30, мы поселимся въ какой-нибудь хорошенькой деревушк близь Парижа, и будемъ тамъ жить до послдней минуты, такъ тихо и счастливо, какъ немногимъ удается. Единственнымъ затрудненіемъ нашимъ было — согласиться въ выбор деревни. Я настаивалъ на Val Fleurу,— это былъ мой идеалъ, моя Аркадія, мой Тибуръ.жена предпочитала Fontenay aux Hoses, гд она, во дни дтства, въ саду своей кормилицы рвала красивые цвтки и недозрлыя ягоды. Не разъ случалось намъ проводить цлые вечера въ такомъ занятіи: каждый защищалъ свою деревню, и наконецъ, утомившись, но не уступивъ другъ другу, мы ршались отказаться отъ окрестностей столицы и удалиться къ какой-нибудь нормандской гавани, откуда могли бы спокойно смотрть на ‘ярость бурнаго океана’.
Въ слдующемъ году, у насъ родилась дочь. Какъ-то разъ вечеромъ, жена, качая ребенка, сказала мн:
— Другъ мой, мы не подумали о приданомъ для дочери.
Между третьимъ и четвертымъ годами, Богъ далъ намъ еще дочь, очень похожую на первую. Жена посмотрла на меня, покачала головой и сказала: ‘Два приданыхъ, мой другъ’. Въ отвтъ на это, я тоже покачалъ головой съ видомъ стоика, а про себя думалъ: ‘два приданыхъ, три приданыхъ, четыре приданыхъ, и, если цифра будетъ все возрастать, моя философія, наконецъ, истощится’.
Не смотря на все мое усердіе по служб, меня не производили. Почти совсмъ нтъ смертности въ канцеляріяхъ. Тамъ живутъ мало, но долго, чиновниковъ сберегаютъ въ небольшихъ теплыхъ комнаткахъ, почти такъ, какъ берегутъ нжные плоды въ теплицахъ. Способность перемнять мсто слабетъ отъ недостатка упражненія, а умственныя способности — отъ недостатка соревнованія, но мн кажется, что это постепенное, нечувствительное ослабленіе способствуетъ долгоденствію: tout mouvement use. Сверхъ-того, передо мной было четыре или пять чиновниковъ однихъ лтъ со мной. Сколько надо прожить, чтобъ получить право на прибавку нсколькихъ сотъ франковъ!
Что касается до капитала — увы! онъ уменьшался. Невозможно наслаждаться семейною жизнью безъ кой-какихъ расходовъ, особенно въ начал хозяйства, для новаго обзаведенія потребовались значительныя издержки.
Что мн было длать? Одно средство увеличить доходъ — давать уроки по вечерамъ, или работать въ купеческихъ конторахъ: но жена никакъ на это не соглашалась.
— Тебя и такъ цлое утро нтъ дома, а если и по вечерамъ не будешь, когда же мы будемъ видться? Ужь лучше было не жениться!
Все, что могъ я сдлать, это — работать дома, вечеромъ, отъ восьми до одиннадцати часовъ, занимаясь переписываніемъ, если что находилъ, или литературными опытами, которые приводили жену мою въ восторгъ, но — увы! которые не видали и, вроятно, никогда не увидятъ блаженнаго дня извстности!.. иногда я очень призадумывался.
— Ну, мой другъ, не мучь себя, говорила жена. Ты длаешь все, что можешь. Теб не чмъ укорить себя. Теперь моя очередь искать средствъ. Дай мн подумать, чмъ бы я могла прибавить нашъ небольшой доходъ и обезпечить себя на будущее время. Зачмъ одни мужчины должны трудиться для пользы семейства? У меня есть свои идеи.
— Какія идеи!, думалъ я.— Какъ можетъ пріобрсть деньги женщина, не знающая за собой никакого ремесла?
Впрочемъ, я не безпокоился о намреніяхъ моей жены. Я бы скоре усомнился въ своей собственной честности, чмъ въ ея. Она — одно изъ тхъ счастливыхъ, простыхъ существъ, для которыхъ нтъ порока: онъ не въ ихъ вкус, онъ имъ противенъ!
Немного спустя посл нашего разговора, я замтилъ, что жена, присматривая за дтьми, въ то же время старалась всячески употребить въ дло свое искусство владть иголкой, длала хорошенькія работки и продавала ихъ сосднимъ купцамъ. Изъ этого, конечно, добывалось нсколько капель, но такъ мало и цною столькихъ трудовъ, что мн было больно. Слабое приращеніе дохода отъ нашей общей работы далеко не вознаграждало необходимаго приращенія издержекъ, явившагося съ рожденіемъ двухъ дочерей. Обоимъ намъ удавалось по ровну… И видлъ я часто жену мою въ раздумь.
— О чемъ ты думаешь? спросилъ я ее однажды.
Она отвчала, что есть много людей не хитре насъ, которые, однако, разбогатли. Отъ-чего съ нами не случится того же?
— Вроятно, они чмъ-нибудь рискуютъ.
— Какъ рискуютъ?
— Они пускаютъ свои небольшіе капиталы въ оборотъ?
— Этого я не хочу, отвчала она. Мой бдный отецъ пустился на спекуляціи и разорился. Но есть люди, которые ничмъ не рискуютъ, а богатютъ.
— Въ такомъ случа, они получаютъ состояніе по духовной, а намъ съ тобой, кажется, нечего разсчитывать на наслдство.
— Невроятно, продолжала она, чтобъ кому нибудь изъ богатыхъ пришло въ голову отдать маленькую часть своего избытка бднымъ людямъ,такимъ, какъ, на-примръ, мы.
— Во-первыхъ, они насъ не знаютъ. Имъ нтъ никакого повода дать именно намъ, а не другому, кто еще бднй насъ. Притомъ, еслибъ давать всмъ, то на это не достало бы состоянія перваго богача въ цлой Франціи.
— Ну, а по смерти! Ахъ, еслибъ мы получили наслдство хоть въ сорокъ тысячъ франковъ, какія бы чудесныя приданыя были у малютокъ, заключила жена, обнимая дтей.
— Несбыточность! мечта! отвчалъ я, наклонившись къ своей работ.
Жена предалась глубокому размышленію, такъ-что нсколько минутъ продержала иголку въ воздух, уставивъ глаза на полъ. Она, конечно, обдумывала какой-нибудь важный проектъ.
Надъ нами жилъ старичокъ, всегда порядочно одтый, очень-вжливый и весьма-расположенный знакомиться съ сосдями. Когда жен случалось встрчать его на лстниц, она всегда ему внимательно кланялась, и часто слышалъ я, какъ она внушала нашей старшей дочк, чтобъ была ласкова съ старымъ господиномъ. Если, бывало, выходя, заслышитъ, что старый господинъ спускается или подымается по лстниц, тотчасъ начнетъ приглаживать дтямъ волосы и оправлять на нихъ платья.
Разъ, возвратившись изъ должности, я очень удивился, когда увидлъ передъ каминомъ стараго господина, а нашихъ двухъ дочерей у него на колняхъ.
— Здравствуй, сосдъ, сказалъ онъ мн, какъ-будто мы ужь давно были знакомы.
Я привыкъ, прійдя домой, поцаловать жену, дтей, потомъ надть старый кафтанъ и начать убирать, прибирать, копаться до самаго обда, Теперь чужое лицо мн какъ-то мшало. Я, однакожъ, не показалъ неудовольствія.
Когда сосдъ ушелъ, жена не стала ждать моихъ вопросовъ. Она разсказала мн, что старый господинъ въ три часа, поднявшись на лстницу, вспомнилъ, что оставилъ ключъ у дворника. Она слышала, какъ онъ досадовалъ, чти надо опять спуститься и подняться снова въ пятый этажъ, ей пришло въ голову, что дйствительно шестидесятилтнему человку такіе всходы очень тяжелы, и она предложила послать за ключемъ нашу старшинькую, а между-тмъ попросила сосда зайдти къ намъ. Завязался интересный разговоръ.— У этого господина, прибавила она, такія прекрасныя манеры, онъ, кажется, очень-хорошо воспитанъ и чрезвычайно любезенъ.
— Случай, подумалъ я, который не будетъ имть никакихъ послдствій.
Скоро посл того былъ день святаго Христофора, мои имянины. Мы ужь кончали обдать, и я съ тайнымъ удовольствіемъ видлъ, какъ дти длали другъ другу знаки, толкали другъ друга локтями и съ нетерпніемъ поглядывали на шкапъ, изъ котораго долженъ былъ появиться сюрпризъ, пирогъ съ воткнутымъ въ него цвткомъ. Мать встала… Въ эту минуту, слышимъ, кто-то стукнулъ въ дверь, повернулъ ключъ… входитъ старый господинъ, съ букетомъ гвоздикъ, сорванныхъ на его террас, откуда иногда вода капала мн на голову.
— Сосдъ Христофоръ, желаю теб…
А я, съ своей стороны, пожелалъ, чтобъ этотъ добрый человкъ убирался къ… Но воздержался, улыбнулся и учтиво просилъ ссть между женой и мной. Онъ не заставилъ себя просить и безъ церемоніи принялъ кусокъ пирога и рюмку мадеры…
Такимъ-образомъ, вечеръ, который я надялся весело провести съ своей семьей, былъ немножко разстроенъ, хотя жена никакъ не хотла съ этимъ согласиться. Впрочемъ, надо признаться, г. Ренаръ не имлъ въ себ ничего непріятнаго. Онъ съ участіемъ спросилъ: кто мои начальники, случилось такъ, что мой директоръ былъ ему коротко знакомъ. При этомъ открытіи, жена посмотрла на меня съ видомъ довольнымъ и вопросительнымъ, какъ-будто хотла сказать: Ну, вотъ, видишь? Не права ли я? Не надобно пренебрегать этимъ знакомствомъ.
Къ концу вечера, я повеселлъ, свободне предался моимъ обыкновеннымъ идеямъ, говорилъ о моемъ положеніи, высказывалъ заботы о будущемъ, открывалъ сердце какъ другу… Г. Ренаръ, казалось, сочувствовалъ:туходя, онъ пожалъ мн руку, а двочекъ потрепалъ по щечкамъ.
Въ слдующее воскресенье, посл завтрака, я, по обыкновенію, взялъ-было книгу и слъ къ окну, на меня нашла минута какого-то сладостнаго упоенія, я блаженствовалъ, но… замтилъ, что жена въ какомъ-то безпокойств вертится около моего стула. Долго увивалась она, наконецъ, сказала: ‘Другъ мой, какъ ты думаешь, не оказать ли намъ какого-нибудь вниманія нашему сосду?’
— Какого вниманія? спросилъ я. И по какому поводу? Что онъ поздравилъ меня съ имянинами? Ну, и я его поздравлю съ его имянинами. Какъ его зовутъ? Яковомъ, омой, Филиппомъ, Антономъ?
— Я не знаю, отвчала жена,— да, можетъ-быть, до его имянинъ еще далеко… Что теб мшаетъ пригласить его когда-нибудь отобдать съ нами?
— Боже мой, ничто не мшаетъ. Мн бы только не хотлось пріучить его часто посщать насъ.
— А если бы онъ иногда и приходилъ, что жь тутъ дурнаго?.. Ты, надюсь, не ревнивъ? пробормотала она, смясь мн на ухо и положила голову ко мн на плечо.
Я расхохотался и продолжалъ читать. Приглашеніе было сдлано. Какъ я предвидлъ, такъ и случилось: этотъ обдъ связалъ крпче наши сосдскія отношенія. На другой день, г. Ренаръ пришелъ благодарить, на слдующій явился уже такъ, безъ всякой причины, черезъ мсяцъ сталъ обдать съ нами разъ въ недлю, и аккуратно, всякой вечеръ просиживалъ два или три часа у нашего камина.
Дти привыкли къ нему и когда мн случалось подать голосъ не въ его пользу, они всегда брали сторону матери.
Надо замтить, что г. Ренаръ всегда носилъ въ широкомъ карман старую черепаховую бонбоньерку, желтую, прозрачную, съ золотыми точками, изъ которой, входя, отсыпалъ обимъ двочкамъ по горсти мелкихъ конфектъ, потомъ завтный ящичекъ снова торжественно опускался въ глубину обширнаго кармана, впредь до завтра.
Дошло дло и до взаимныхъ откровенностей. Г. Ренаръ разсказалъ намъ, что онъ никогда не былъ женатъ и что до шестидесяти-шести лтъ жилъ съ сестрой, умершей лтъ шесть тому назадъ. Онъ говорилъ объ этой сестр съ уваженіемъ, уврялъ, что свято хранитъ вс ея вещи: блье, кружева, шали, платья и проч.— Но, прибавилъ старикъ, рано или поздно надо будетъ разстаться съ ними, чтобъ не сдлать ихъ добычею моли или пыли.
Хоть это было говорено какъ-будто безъ намренія, но я подозрвалъ, что ему хотлось выразить ту мысль, что эти прекрасныя вещи могутъ быть предложены въ подарокъ знакомой мн особ, и въ ту же минуту, взглянувъ на жену и увидвъ ее, наклонившуюся къ работ, я догадался, что и ей та же мысль пришла въ голову.
Когда мы остались одни, я хотлъ пошутить на-счеть ея надеждъ.
— Мн дла нтъ до всего этого, сказала она,— если онъ ршился не продавать сестриныхъ вещей (и это очень-похвально), то не зачмъ имъ напрасно гнить, и лучше отдать ихъ вамъ, или кому другому, — это все равно. Но, другъ мой, не-уже-ли ты все-еще думаешь, что мы напрасно такъ хорошо принимаемъ этого славнаго старика?
— До-сихъ-поръ я не вижу отъ его общества ни большой помхи, ни выгоды, отвчалъ я.
— Кто говоритъ о выгод? Не въ томъ дло. Мы вдь люди не корыстолюбивые! А впрочемъ, кто знаетъ?.. Кто можетъ предвидть будущее?
Г. Ренаръ разсказывалъ намъ, что онъ говорилъ обо мн директору. Директоръ уврилъ его, что во всемъ министерств нтъ такого достойнаго чиновника, какъ я, и что онъ не теряетъ меня изъ виду.
Жена отъ радости не помнила себя.— Слышишь! говорила она:— при первомъ случа… Но этотъ случай не являлся.
Скоро я замтилъ, что обдъ нашъ былъ изъисканне въ т дни, когда г. Ренаръ приходилъ раздлять его съ нами.
— Сосдъ, вы видите, что мы съ вами совсмъ безъ церемоній, говорила жена.— Это наше обыкновенное, больше ничего.
А если по правд сказать, всегда было лишнее блюдо, маленькіе пирожки съ подливкой, пирогъ съ фаршемъ (а я ненавижу такого рода пироги), или дессертъ значительно увеличивался.
Однажды жена сказала мн: ‘Съ бднымъ Ренаромъ врно случилось какое-нибудь несчастіе. Онъ вчера получилъ письмо съ черной каемкой и сегодня вышелъ рано утромъ’.
Г. Ренаръ зашелъ къ намъ около пяти часовъ. На лиц его не было замтно ничего печальнаго.
— Какой день! сказалъ онъ вамъ: — какъ эти церкви холодны и какъ эти кладбища далеки!
— Вы лишились друга, родственника, можетъ-быть? спросила жена мягкимъ. почти растроганнымъ голосомъ.
— О! нтъ, отвчалъ онъ, ставя трость въ присвоенный имъ уголъ. Племянникъ, котораго я едва зналъ, мой единственный наслдникъ… который мн ничего не оставилъ, неблагодарный! прибавилъ онъ улыбаясь.— Онъ навщалъ меня нсколько разъ въ годъ, мы нисколько не сходились въ нравахъ. Не смотря на то, все какъ-то грустно, потому-что, наконецъ, это послдній изъ моихъ родныхъ, и я теперь одинъ, безъ семейства, друзья мои.
Я невольно протянулъ ему руку, которую онъ крпко пожалъ. Жена спросила, обдалъ ли онъ? Онъ сказалъ, что позавтракалъ посл похоронъ, и что попозже пойдетъ выпить чашку кофе.
— Зачмъ спускаться, зачмъ идти, сосдъ? сказала жена:— разв мой кофе не хорошъ? подождите, будетъ готовъ въ одну минуту.
Г. Ренаръ попробовалъ нашего кофе, и похвалилъ его, чмъ до того затронулъ самолюбіе жены, что она покраснла. Онъ никогда не пивалъ такого кофе ни Procope, ни la Regence, ни au caf de Foy, ни у Manouri. У нея, врно, есть секретъ, какъ его варить. Это нектаръ. Теперь везд даютъ только цикорій.
Съ этого дня, онъ сталъ все чаще и чаще съ нами обдать. Къ дессерту прибавили кофе, сперва чашку для него одного, потомъ полчашки для насъ съ женой. Дти имли право мочить по кусочку сахару на блюдечк г. Ренара.
Одно обстоятельство чуть не охладило на нсколько недль жену въ-отношеніи къ сосду. Въ одно утро видли, что вошли въ комнату г. Ренара купцы, торгующіе платьемъ, и возвратились съ пустыми руками. Но торговка, вошедшая посл всхъ, вынесла оттуда большой узелъ, она пріобрла весь гардеробъ покойной сестры. Посл этого, жена въ разговорахъ съ г. Ренаромъ была угрюма, чего я за ней никогда не замчалъ. Наконецъ — доброе сердце взяло верхъ.
— Бдный человкъ, говорила она: — онъ не посмлъ предложить мн эти бездлицы, и дйствительно непріятно носить старые наряды его сестры. Кому до этого дло? И онъ хорошо сдлалъ, что продалъ ихъ. Я бы, конечно, отказалась, и это его оскорбило бы.
Посл такихъ прекрасныхъ рчей, туча разсялась совершенно и спокойствіе возстановилось. Казалось, Ренару было очень-хорошо у насъ, и въ-самомъ-дл онъ не имлъ причины быть недовольнымъ. Его берегли, нжили больше, чмъ самого меня. Лучшій уголокъ передъ каминомъ былъ для него. Его надляли лучшимъ кускомъ. Если онъ хоть чуть закашлялъ, ему тотчасъ готовили грудной чай, на вкусъ не хуже кофе. Я не разъ слышалъ, какъ моя старшенькая настаивала, чтобъ пришить пуговицу къ его сюртуку. За то, у него и не истощались похвалы намъ, нашему союзу, красот нашихъ дтей. Онъ особенно любилъ старшую, и жена однажды передала мн нсколько его словъ, изъ которыхъ раждалось много мыслей. ‘Что, сосдка! черезъ какіе-нибудь восемь или десять лтъ надо будетъ думать о замужств этой двушки. Увы! да, отвчала она. Но у бднаго ребенка не будетъ приданаго.
— Не будетъ приданаго, сосдка? кто это сказалъ? Надо надяться. Еще не завтра свадьба. Приданое будетъ. Говоря это, прибавила жена:— онъ посмотрлъ на нашу дочь нжно, выразительно, съ улыбкой!
— Что жь ты изъ этого заключаешь, другъ мой? спросилъ я жену.— Не воображаешь ли, что г. Ренаръ хочетъ дать приданое нашей дочери?
— Я ничего не воображаю.
— Говори откровенно, ты объ этомъ думала?
— Право, нтъ.
— Думала, мой другъ, я вижу.
— Но, наконецъ, отъ-чего бы и нтъ? отвчала она и покраснла.— Отъ-чего бы ему и не дать приданаго нашей дочери! У него нтъ наслдниковъ, онъ насъ любитъ, мы ему замняемъ родныхъ, онъ самъ это говоритъ. Я никогда не думала о его духовной, Боже сохрани! Онъ еще долго проживетъ, хоть ему ужь больше шестидесяти-шести лтъ, но онъ еще свжъ и мы бережемъ его. Что можетъ онъ лучшаго сдлать изъ своего состоянія, какъ не доставить намъ средство пристроить нашу Мери. Куда ему двать свое богатство? Не-уже-ли же отдать въ казну?
— Но, спросилъ я: — разв теб извстно состояніе г. Ренара?
Жена посмотрла на меня съ удивленіемъ.
— Нтъ, я не знаю. Но какое-нибудь да есть. У него непремнно должно быть порядочное состояніе. Видно, что это человкъ зажиточный. У него нтъ долговъ. Онъ разсчетливъ. Я даже считаю его немножко скупымъ, нааче онъ бы, врно, дладъ маленькіе подарки нашимъ дочерямъ. Но я убждена, что он не будутъ въ наклад отъ-того, что подождутъ.
— А какъ ты думаешь, сколько у него дохода?
— Я не знаю.
— Ну, такъ, около чего?
— По его помщенію, по образу жизни, который онъ велъ, пока не началъ ходить къ намъ обдать, я думаю, что у него есть дв или три тысячи дохода.
— Ты почти отгадала.
— Стало-быть, ты знаешь, сколько? живо спросила жена.— А откуда ты это знаешь?
— Сегодня утромъ директоръ говорилъ мн о г. Ренар.
— Разскажи, какъ это было! проговорила жена съ радостнымъ порывомъ, подвигая ближе ко мн свой стулъ.
— Очень-просто. Директоръ встртилъ меня у дверей министерскаго дома. Надо сказать, что это — человкъ гордый, суровый, я не люблю съ нимъ говорить, но мы поднимались вмст на лстницу, надо было что-нибудь сказать: господинъ директоръ, кажется, знакомъ съ однимъ изъ моихъ сосдей, г. Ренаромъ? спросилъ я смиренно.
— Какой Ренаръ? грубо отвчалъ онъ. Я описалъ ему нашего сосда. Знаю ли я его? сказалъ директоръ.— Какъ же не знать! это Семенъ Ренаръ, старый токарь, высокій, сухой, въ темномъ парик, трость у него съ серебрянымъ набалдашникомъ, ему отъ рода шестьдесятъ-шесть лтъ и четыре мсяца. Я его очень-хорошо знаю, хоть видлъ всего только одинъ разъ у моего маклера.
— Какъ! прервала жена: такъ г. Ренаръ не рекомендовалъ тебя, какъ разсказывалъ?
— Вроятно. Директоръ продолжалъ:
— Этотъ хитрецъ Ренаръ, по смерти своей старой сестры, такой же бдной, какъ самъ, продалъ свое токарное заведеніе и выручилъ капитала всего только 18,000 франковъ. Плохая выручка! Онъ чуть не заболлъ отъ этого. Жаловался, ходилъ сгорбившись, сильно кашлялъ. По его словамъ, ему оставалось жить только шесть мсяцевъ. Мой маклеръ былъ такъ простодушенъ, что поврилъ ему, и заставилъ меня взять его 18,000 фр. за пожизненные доходы. Съ-тхъ-поръ, я даю ему 2,500 фр. въ годъ, и г. Ренаръ сталъ совершенно здоровъ. Судя по его медленному способу старться, очень-вроятно, что посл меня жена будетъ ему платить проценты, а посл жены — дти, онъ насъ всхъ похоронитъ.
Съ этимъ словомъ, директоръ вошедъ въ кабинетъ не поклонившись мн и такъ хлопнулъ дверью, что ключъ упалъ мн на ноги.
Жена, которая въ самомъ начал моего разсказа казалась очень-встревоженною, мало-по-малу блднла, и въ ту минуту, какъ произносилъ я слова: за пожизненные проценты, можно было подумать, что она упадетъ въ обморокъ. Она судорожно сжала свои руки и ни слова. Я ужь пересталъ говорить, а она все молчала и сидла неподвижно.
— За пожизненные проценты, пробормотала она наконецъ слабымъ голосомъ, потомъ, какъ-будто устыдившись этой жалобы, громко прибавила:
— Онъ такъ смло уврялъ, что говорилъ о теб съ директоромъ! передавалъ отвты директора! Такъ онъ лгунъ! этотъ человкъ сущая ложь! Какъ онъ обманулъ насъ! Это ужасно!
— Другъ мой, сказалъ я, взявъ ее за-руку, мы не совсмъ имемъ право на него жаловаться: мы немножко сами заслуживаемъ то, что съ нами случилось. Я самъ, признаться, имлъ слабость раздлять твои надежды, думалъ, что г. Ренаръ будетъ обо мн ходатайствовать у директора. Мы заставили себя полюбить человка, который это замтилъ и недурно воспользовался случаемъ. Онъ заплатилъ намъ за наше вниманіе надеждою. Хорошо еще, что не заставилъ дороже заплатить за урокъ.
Впрочемъ, сказать правду, знакомство съ старымъ Ренаромь было для насъ не совсмъ безвредно: по его милости, расходы наши увеличились, онъ пріучилъ насъ къ кой-какимъ изъмсканностямъ въ обд, а изъисканности-то эти были не по средствамъ. Пріучилъ также онъ насъ, — что еще хуже, — не довольствоваться собственнымъ своимъ обществомъ. Не хорошее дло, если у себя дома явится потребность въ чужомъ лиц или чужой бесд! Не легко будетъ намъ возвратиться къ прежней простот и мирному затишью. Но мы добьемся этого, и у жены, врно, пройдетъ охота разсчитывать на чужое наслдство. Опасная игра — ставить сти старымъ холостякамъ! Ты хочешь ихъ поймать, а они тебя самого поймаютъ. Ну, что бы съ нами теперь было, если бъ напали мы на злаго человка, который сталъ хитрить, коварный сталъ бы, для своей потхи, подрываться подъ наше спокойствіе, сять между нами раздоры, покушаясь разъединить насъ!… Да и такіе ли еще бываютъ несчастные примры, которые ясно показываютъ всю опасность — пускать къ себ это эгоистическое, хитрое племя! Т изъ нихъ, которые имютъ виды только на вашъ столъ и каминъ, — еще самые невинные. А то — одинъ метитъ за вашъ кошелекъ, другой на вашъ кредитъ, т какъ разъ разорятъ или скомпрометируютъ.
Я умолялъ жену не вдругъ перемнять обращеніе съ сосдомъ. Она общала какъ-можно боле примчать за собой и неслишкомъ обнаруживать свое неудовольствіе. Но задача была ей не подъ силу. Въ тотъ же вечеръ г. Ренаръ, должно-быть, замтилъ нкоторую перемну. Онъ сначала вообразилъ, что мы потерпли какое-нибудь несчастіе. Разспрашивалъ съ большимъ участіемъ, что насъ отчасти тронуло. Отвты жены были такіе холодные, лаконическіе. На слдующій день случился недостатокъ въ кофе, черезъ недлю, дессертъ уменьшился на половину. Г. Ренаръ сталъ замтно призадумываться. Но онъ привыкъ къ намъ, и ему непріятно было отставать отъ этой привычки. Я даже думаю, что онъ бы твердо перенесъ всякую холодность, или, по-крайней-мр, долго бы еще держался, еслибъ, наконецъ, не вырвалось у жены нсколько намековъ ужь черезъ чуръ ясныхъ. Мало того, что всякой день за столомъ начинались жалобы на дороговизну и толки о необходимости экономничать, она разъ даже довольно-злобно спросила г. Ренара: что бы это значило, что директоръ никогда мн не говоритъ о немъ. Потомъ — какъ-то нашла случай напасть вообще на людей, которые въ старости длаютъ спекуляціи, отдавая свое имущество за пожизненные проценты.— Тутъ-то ужь г. Ренаръ понялъ. Въ тотъ вечеръ онъ ушелъ отъ насъ ране обыкновеннаго. Нсколько дней его не видно было, наконецъ, я встртилъ его и сталъ просить прійдти къ намъ обдать, но мн стоило большаго труда уговорить старика. Въ послдній разъ слъ онъ за нашъ столъ!… Въ одно прекрасное утро узнали мы, что г. Ренаръ перезжаетъ и будетъ жить на противоположномъ конц Парижа. Жена первая успокоилась, а я, признаюсь, долго еще скучалъ, мн все казалось, особенно въ воскресенье, что чего-то не достаетъ. Дти скучали еще больше меня. Они съ годъ продолжали спрашивать по временамъ, отъ-чего не видно добраго Ренара? На такіе вопросы жена всегда отвчала очень-сердито.
Не ищетъ ли она новаго средства разбогатть?— Не знаю.— Вотъ, ужь нсколько дней что-то опять она погружается въ размышленія.— Но — я на караул, и если только будетъ зависть отъ меня, — не поддамся!