Соперницы, Коппе Франсуа, Год: 1893 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 17 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

СОПЕРНИЦЫ.

Романъ Франсуа Коппе.

I.

Домъ Инвалидовъ и Эспланада представляютъ въ общемъ одинъ изъ самыхъ величественныхъ видовъ Парижа. Обширная площадь, старыя деревья, а тамъ, дальше, за показными для парада рвами и за тріумфальнымъ рядомъ пушекъ, золотой куполъ, подъ которымъ покоится легендарный гробъ, привезенный съ Святой Елены,— не найти ничего, боле благороднаго, боле внушительнаго. Наимене впечатлительный изъ привозимыхъ агентствомъ Кука туристовъ съ Бедекеромъ въ рук, въ долгополомъ клтчатомъ пальто, поддается здсь благоговйному волненію, вспоминаетъ о великомъ корол и о великомъ император. Иноземецъ восхищается, иногда завидуетъ. Объ этой-то старой Франціи, имющей такія незыблемыя и поразительныя свидтельства славы, долженъ былъ думать господинъ фонъ-Бисмаркъ въ Ферьер, когда адвокату Жюлю Фавру, молившему о мир отъ имени республики и довольно глуповато спросившему: ‘Да съ кмъ же вы, наконецъ, ведете войну?’ — злобный нмецъ отвтилъ: ‘Съ Людовикомъ XIV’.

Что же касается парижанина, то на его взглядъ, давно присмотрвшійся къ этому величію, въ Эспланад Инвалидовъ найдется много подробностей, весьма меланхолическихъ. Близехонько лежащій кварталъ Гро-Кальу населенъ бднотой, и въ теплую погоду, или просто только сносную, на фон этой роскошной декораціи высыпаютъ изъ него толпы жалкихъ, праздныхъ людей въ нищенскихъ лохмотьяхъ. Потшный илемонъ, старый служака, увшанный медалями и въ форменной фуражк съ кокардой, ковыляетъ на деревянной ног рядомъ съ ужасною Бавкидой въ грязнйшей кофт. Скрюченная годами и немощами старуха тащитъ за собою двухъ или трехъ испитыхъ ребятишекъ. Растянувшись на скамь, лежитъ бездомный ночной бродяга, спитъ тревожнымъ сномъ, надвинувши на глаза драную, прогнившую шляпу, быть можетъ, видитъ во сн какое-нибудь злодйство.

Контрастъ между грязною нищетой и царственною роскошью производилъ на меня всегда тяжелое впечатлніе.

Въ Венеціи женщины въ длинныхъ платкахъ, шмыгающія стоптанными башмаками и почесывающія свои рыжія космы, портили мн Святого Марка и дворецъ дожей, а въ Лондон, въ Гайдъ-Парк, босоногіе оборванцы, валяющіеся по газонамъ, длали мн отвратительными вереницы дорогихъ экипажей и щегольство блокурыхъ амазонокъ.

А съ другой стороны, народъ привлекаетъ меня, я люблю мшаться въ его толпу. Вотъ почему я часто брожу отъ нечего длать по Эспланад и Гро-Кальу. Отъ такой близрсти къ бдному люду въ моемъ сердц сохранилась добрая искра жалости. Большая вина будетъ на томъ, кто дастъ ей угаснуть въ душ своей. Помните это вы, видящіе нужду только издали и сверху, сквозь стекла вашей кареты.

Такимъ-то образомъ прогуливаясь подъ высокими деревьями Эспланады Инвалидовъ, я обратилъ вниманіе на двухъ старухъ.

Февраль подходилъ къ концу, солнце начинало пригрвать, и подъ его лучами на втвяхъ уже блестли почки бронзовымъ отливомъ. Боясь сырости, вроятно, об старухи не ршались ссть и плелись тихонько шагъ за шагомъ. Та, что постарше, сгорбленная, едва волочила ноги и грузно опиралась на руку спутницы, худой, некрупной женщины, шедшей прямо, однако же, и, по видимому, полной энергіи. Об были одты бдно, но чисто. Черныя шали тщательно заколоты, блые чепцы безукоризненны. Чтобы дряхлая могла отдохнуть при малйшемъ утомленіи, боле бодрая несла въ рук складной табуретъ. Она терпливо соразмряла свои шаги съ медленными движеніями подруги и безпрестанно окидывала ее любящимъ, внимательнымъ взглядомъ. На видъ она казалась годами десятью моложе другой, совершенно немощной, по меньшей мр, шестидесятилтней, она одна сохранила немного силы и здоровья, и этого хватало на обихъ. При взгляд на нихъ, приходили на память деревенскія парныя запряжки, въ которыхъ одна лошадь кривая, другая слпая, и, все-таки, какъ-никакъ тащутся.

Эти женщины заинтересовали меня сразу, и я сталъ наблюдать за ними.

Боле дряхлая, несомннно, была когда-то очень красива. Чепецъ едва сдерживалъ роскошную массу волосъ, совершенно поблвшихъ. Черты лица, желтаго и паралитически-неподвижнаго, были замчательно правильны, а изъ-подъ бровей, оставшихся черными, глаза такъ и сверкали лихорадочнымъ блескомъ.

Другая старуха, смолоду рыжая, съ нжнымъ цвтомъ лица, была, вроятно, тоже хорошенькою. Но время безпощадно къ блондинкамъ, къ этимъ милымъ, очаровательнымъ куколкамъ. Ничего оно не оставило, кром морщинъ и красныхъ пятенъ. И, тмъ не мене, это несчастное, увядшее лицо все еще было привлекательно ласковостью взгляда и добротою улыбки.

Он не были сестрами, сходства между ними — ни малйшаго.

Меня растрогалъ видъ этихъ бдныхъ старушекъ, не покидающихъ другъ друга, хилыхъ и дряхлыхъ. Ранняя весна, заглянувшая на нсколько дней, заманивала меня опять и опять въ эти мста, и я нсколько разъ встрчалъ моихъ старушенокъ.

По нкоторымъ, признакамъ, по приличнымъ срымъ фильдекосовымъ перчаткамъ на рукахъ, по извстной, хотя и неопредлимой, порядочности во всей фигур, я счелъ себя вправ заключить, что не всегда носили он эти бдныя платья и, какъ говорится, знали когда-то лучшія времена. Ихъ стремленіе пользоваться каждымъ теплымъ лучомъ солнца, выходить на воздухъ, несмотря на года и немощи, наводила меня на догадку, что во всю длинную зиму сидятъ он взаперти, въ какой-нибудь жалкой комнатк Гро-Кальу, одн-одинешеньки съ своими воспоминаніями. Съ каждою встрчей он все боле и боле возбуждали мое сочувствіе и, признаться долженъ, мое любопытство тоже.

И он успли уже ко мн присмотрться. Однажды, когда необыкновенное тепло дало имъ возможность приссть на скамью, я помстился рядомъ съ ними, и между нами тотчасъ же завязался разговоръ. Женскій инстинктъ, всегда боле чуткій и безошибочный, чмъ у мужчинъ, внушилъ имъ довріе ко мн, и не прошло часа, какъ я уже зналъ ихъ исторію.

Она трогательна, и я передамъ вамъ ее.

II.

Найдется ли въ живыхъ теперь кто-нибудь изъ обычныхъ постителей театра Водевиля, кто бы помнилъ Нелли Робенъ?

Весьма возможно, что нтъ. А въ зиму 1859 года она была одною изъ прелестнйшихъ гурій мусульманскаго рая, каковымъ была тогда труппа этой сцены. Разница съ общанною пророкомъ блаженною обителью состояла лишь въ томъ, что вс тамошнія милыя актрисы имли крайне сомнительное право на титулъ ‘mademoiselle’, право вчно неотъемлемое отъ гурій, если врить Корану.

Брюнетка съ мраморнымъ цвтомъ кожи, съ темными волосами, высокая и тонкая, но стройная и не худая,— съ таліей, которую, по классической гипербол, можно обхватить двумя руками, но съ великолпными плечами и всмъ инымъ, что полагается гуріямъ, съ глубокими глазами, полными нги,— такова была Нелли Робенъ.

Ея дивная красота, поразительное сочетаніе величія и граціи, привела бы въ восторгъ флорентинскихъ художниковъ эпохи Возрожденія. Была же Нелли просто-на-просто дочерью бднаго рабочаго, удрученнаго большою семьей, и все дтство свое провела она уличною двчонкой на тротуарахъ Шаронны. Насильно, или почти насильно, досталась она одному сосду, машинисту бельвильскаго театра, сдлалась ничтожною фигуранткой и молодость провела въ томъ, что варила супъ и мела полъ въ конур этого пьяницы, колотившаго ее очень исправно. Ей шелъ уже двадцать второй годъ, когда первый актеръ труппы, г. Ламорльеръ, закулисный паша, несмотря на свои пятьдесятъ лтъ, на морщинки на лиц и на мало правдоподобный черный цвтъ усовъ, соблаговолилъ обратить на нее вниманіе и бросить ей платокъ. Воспитанница улицы предмстья прониклась величайшимъ къ нему почтеніемъ въ тотъ вечеръ, когда въ первый разъ вошла въ скромную квартирку артиста, изукрашенную старыми афишами и внками изъ золоченой бумаги, торжественно свидтельствовавшими о былыхъ его успхахъ въ разныхъ городахъ юга Франціи. Едва ли большее смущеніе, чмъ она, испытала бы гризетка Новаго Моста, замченная Лебедемъ и приведенная въ Parc-aux-Cerfs къ королю Людовику XV въ голубой орденской лент и съ брилліантовою звздой на груди. Провинціальный актеръ былъ, конечно, набалованъ женщинами. Во время оно, въ провинціи, не разъ удавалось ему нарушать покой мирныхъ семей. Изъ-за него чуть не разошлась съ мужемъ жена одного чиновника въ департамент Тарна-и-Гаронны, а въ Жерс онъ скомпрометировалъ супругу подпрефекта. Тмъ не мене, наивное поклоненіе бдной двушки польстило, все-таки, самолюбію стараго мотылька, уставшаго порхать отъ цвтка къ цвтку. Условлено было, что на слдующее утро онъ отправитъ ее во-свояси, но прошла недля, и Нелли уже штопала его блье.

Связь стала прочною. Нелли жила у ‘премьера’ труппы въ постоянной тревог, звала его не иначе, какъ ‘мосье Ламорльеръ’, даже въ разговорахъ съ сосдками, служила ему, какъ влюбленная рабыня, ухаживала за нимъ, узнала самыя интимныя тайны его туалета, выучилась красить его волосы, видала, какъ, подъ вліяніемъ разныхъ водъ и фиксативовъ, ихъ фіолетовый цвтъ превращается въ угольно-черный, и изъ-за такихъ пустяковъ не переставала считать господина Ламорльера самымъ молодымъ и самымъ красивымъ изъ смертныхъ.

Въ сущности, это былъ доброй души человкъ. Его тронуло такое обожаніе двушки, разнжили ея услуги, и онъ серьезно заинтересовался ею, призналъ, что она далеко не глупа, несмотря на полное свое невжество, далъ ей нсколько уроковъ декламаціи, устроилъ дебюты въ маленькихъ роляхъ. Черезъ полгода она уже недурно играла кокетокъ.

Ламорльеру, нсколько лтъ трепавшемуся по захолустнымъ театрикамъ, невзначай повезло. Его пригласили на сцену Большого театра въ Лилл, гд старая его провинціальная слава вспыхнула послднимъ блескомъ. Кто не видалъ его тогда въ Пиратахъ Саваны, въ знаменитой сцен сумасшествія, гд онъ съ ужасающимъ хохотомъ умираетъ отравленный ядомъ съ острова Явы, тотъ понятія не можетъ имть о ‘настоящей старой игр’, о высокомъ въ мелодрам. Какъ разъ въ это время онъ получилъ маленькое наслдство, и это дало возможность Нелли дебютировать рядомъ съ нимъ въ довольно пристойномъ туалет. Она была, да и навсегда осталась, очень посредственною актрисой, за то вполн разцвла ея красота, и успхъ ея, какъ женщины, былъ необычаенъ. Сразу воспылали сердца всхъ богатыхъ жуировъ. Толку, однако, изъ этого не вышло никакого. Нелли, обезумвшая отъ восторга и благодарности Ламорльеру, осталась безукоризненно врна ему, и въ продолженіе трехъ лтъ обыватели города Лилля надивиться не могли тому, что такая-то чудеснйшая женщина появляется на сцену въ стразахъ, вмсто брилліантовъ, и въ театръ приходитъ, по-супружески, подъ руку съ старымъ актеромъ.

Но въ одинъ прекрасный день,— какъ разъ въ день своего бенифиса,— Ламорльеръ, сильно разгоряченный ролью Гаспардо-рыбака, простудился, возвращаясь домой, и черезъ нсколько дней умеръ отъ воспаленія легкихъ. Непритворно было горе Нелли Робенъ, но неизбжно было и то, что утшилась она въ очень скоромъ времени, благодаря одному мстному тузу, фабриканту-милліонеру, который въ теченіе трехъ лтъ протиралъ стекла своего бинокля лишь въ т минуты, когда появлялась на сцену эта восхитительная женщина. Былъ онъ человкъ со вкусомъ и понималъ, что настоящіе брилліанты необходимы для такого матоваго тла и для такихъ темныхъ волосъ. По милости тщеславія туза, Нелли очутилась въ квартир, отдланной, шелками и бархатами, стала здить въ карет.

Въ силу какого-то диковиннаго превращенія, возможнаго только для женщины, бывшая уличная двочка, когда-то сплошь и рядомъ завтракавшая въ закусочной за десять сантимовъ, отнеслась къ роскоши какъ къ совершенно естественной рамк и не сдлалась ни алчною, ни скупою. Въ дйствительности, новое ея положеніе не было ей даже особенно пріятнымъ. Въ обществ милліонера, провинціальнаго сорокалтняго ‘красавца’, необыкновенно гордившагося своею блокурою, бородой безъ единаго серебристаго волоса, Нелли, имвшая отъ его щедротъ кучера, кухарку и горничную, почти съ сожалніемъ вспоминала то время, когда она каждое утро молодила и подкрашивала ‘господина’ Ламорльера, а по вечерамъ, вернувшись съ репетиціи, своими руками стряпала для него незатйливый обдъ.

Правда, Ламорльеръ относился къ ней съ высоты величія первокласснаго артиста, покровительственнымъ тономъ любимца публики, ‘не боящагося никого’ на амплуа Мелинга и Фредерика и ни разу не сыгравшаго Тридцать лтъ или жизнь игрока безъ того, чтобы не вызывали его посл каждаго акта, но за то Ламорльеръ былъ всегда и неизмнно снисходителенъ къ своей скромной подруг. Онъ не ставилъ ей въ вину ея низкаго происхожденія, извинялъ нкоторыя простонародныя привычки, громкій смхъ и кое-какія выраженьица, романсы, которые она распвала тягучимъ голосомъ, зашивая прорхи въ его не блестящемъ гардероб. Къ старому актеру было у нея въ душ своеобразное, но очень искреннее чувство, сложившееся изъ благодарности и дружеской привязанности, тогда какъ, попавши къ г. Малле-Дешомъ,— такова фамилія фабриканта,— она чувствовала только гнетъ.

Нсколько излишне торжествененъ былъ этотъ провинціальный красавецъ и очень ужь озабоченъ тмъ, чтобъ его дама не уронила его достоинства, умла бы держать себя,— молодую женщину непріятно раздражала его манера ежеминутно повторять: ‘Милая моя, этого не говорятъ, этого не длаютъ’…— и неизмнно расчесывать свою золотистую бороду черепаховою гребеночкой, съ которою онъ никогда не разставался. Такимъ-то образомъ, вышколиваемая четыре года своимъ слишкомъ корректнымъ джентльменомъ, Нелли Робенъ скучала вкрпкую, но вышколилась, стала настоящею ‘дамой’, причемъ, къ счастью, не утратила ничуть своей врожденной веселости.

А тутъ пріхалъ въ Лилль директоръ Водевиля посмотрть комика, пользовавшагося большимъ успхомъ, по милости своего носа, на два сантиметра боле длиннаго, чмъ у знаменитаго смхотворца Гіацинта. Увидалъ директоръ Нелли Робенъ и обезумлъ отъ восторга. Ей было двадцать восемь лтъ, года наибольшаго блеска для настоящихъ красавицъ. И какъ разъ въ это время импрессаріо набиралъ цлый гаремъ, такъ какъ готовилъ къ постановк новую пьесу les droiesses, одну изъ комедій-сатиръ, направленныхъ противъ роскоши полусвта, бывшей тогда въ большомъ ходу, и въ пьес этой, для оправданія обличительныхъ тирадъ резонера, слдовало выставить на показъ нсколькихъ хорошенькихъ женщинъ, осыпанныхъ брилліантами. Директоръ вошелъ въ уборную Нелли съ готовымъ контрактомъ въ рукахъ.— Перо, чернилъ скоре!— И природная парижанка подписала гербовый листъ тутъ же на своемъ туалетномъ столик, загроможденномъ баночками и флаконами. Ей уже до-одури опротивли и провинція, и лильскіе жуиры, толкующіе за ужинами о повышеніи цнъ на хлопокъ, и г. Малле-Дешомъ съ своею картинною бородой.

Въ тотъ же вечеръ она распростилась съ милліонеромъ-фабрикантомъ и, шесть недль спустя, дебютировала въ комедіи Drlesses.

Роль была не изъ крупныхъ, всего двадцать пять строкъ, да и то лишь въ третьемъ акт. Но на первомъ же представленіи по корридорамъ только и слышно было: ‘Вотъ такъ красавица’! ‘Парижане второй имперіи совсмъ потеряли головы. Въ фойе цлая толпа господъ въ блыхъ галстукахъ окружала Нелли Робенъ, а директоръ, немножко сродни троянскому Пандару, былъ въ восторг, порхалъ среди нахлынувшихъ поклонниковъ.— ‘Ma chre amie, представляю вамъ г. Гауптмана’.— И банкиръ еврей выдвигалъ свой животъ, обвшанный брелоками.— ‘Полковникъ Саже, командиръ гвардейскихъ кирасиръ’…— И полковникъ, сухой, какъ жердь, продлывалъ свои курбеты. Вдругъ вс разступились передъ господиномъ лтъ шестидесяти, съ отвисшею губой, съ потухшимъ взглядомъ стараго развратника. Директоръ такъ и рванулся ему на встрчу. ‘Ваше сіятельство!…’ — Это былъ графъ Б., одинъ изъ ближайшихъ совтниковъ императора. Онъ отвелъ актрису въ сторону, чуть не припалъ губами къ ея ше, шепталъ ей на ухо неизвстно что, заставлявшее ее опускать глаза.

Наконецъ-то она освободилась и пошла раздваться, но и тутъ раздавался каждую минуту стукъ въ двери, служанка вносила въ уборную одни за другими карточки и букеты. Въ этотъ вечеръ ближайшіе цвточные магазины оказались буквально опустошенными.

Нелли сдлалась царицей полусвта, великолпною куртизанкой, незнающею цны деньгамъ. Были у нея отель и туалеты безумной роскоши, каталась она по Булонскому лсу на пар лошадей, стоящей тридцать тысячъ франковъ. Вс витрины были завалены ея фотографіями. Кокотки зеленли отъ зависти, свтскія дамы съ нея брали моды. Ловкій водевилистъ состряпалъ для нея дв или три мелкихъ роли, которыя она сыграла почти талантливо и дала полные сборы театру. По ея милости, Гауптманъ вылетлъ въ трубу и убжалъ въ Бельгію, а старая герцогиня д’Эмонъ принуждена была продать свои послднія фермы и отдать подъ опеку своего сына, молодого человка, разореннаго красавицей-актрисой въ три мсяца. И съ тмъ вмст, изъ-за каприза, изъ-за простаго упрямства, она отвчала ‘нтъ’ и постоянно ‘нтъ’ одному принцу крови, красивому, какъ Адонисъ, ради нея зажившемуся въ Париж и изнывавшему, любуясь ею изъ темнаго угла бенуара. И не даромъ, впрочемъ, имла она такой успхъ. Добрая и умная, естественная безъ малйшихъ гримасъ и одаренная драгоцннйшимъ качествомъ для женщины ея сорта — веселостью, она привлекала и очаровывала контрастомъ между дивною патриціанскою красотой и прелестнымъ расположеніемъ духа, какою-то неизмнною жизнерадостностью. Она точно околдовывала своихъ любовниковъ. Разсказывали, будто полковникъ Саже, за котораго императоръ заплатилъ сто тысячъ долга, сдланнаго ради нея, искалъ смерти съ отчаянія отъ того, что ея лишился, и былъ убитъ при Сольферино.

Нравилась ли такая жизнь Нелли? Была ли она счастлива? Конечно, да! Ей уже на умъ не приходило сожалть о томъ времени, когда она тихохонько жила съ Ламорльеромъ. Да и какъ бы могла не закружиться голова отъ такого диковиннаго счастья у простой, бдной двушки, не получившей никакого нравственнаго воспитанія, съ дтства не видавшей ничего, кром порока?

Въ два года смнилось у нея четыре или пять любовниковъ, и относилась она къ нимъ безъ отвращенія, была даже очень мила съ ними, оставила у всхъ самую лучшую память по себ, но всхъ ихъ довела, сама того не желая, до необходимости продать послдніе сапоги… Это было уже у нея въ натур. Золото улетучивалось въ ея рукахъ, какъ брызги воды, падающія на раскаленный металлъ. Она растрачивала очень крупныя суммы съ такою же невозмутимою, инстинктивною безсознательностью, съ какою животное исполняетъ свое назначеніе, съ какою охотничья собака гоняется за дичью. Людей, разоренныхъ ею, она даже не жалла и была совершенно права. Ни одинъ изъ нихъ не любилъ ее, и не любви ея они искали, а наслажденій и удовлетворенія собственнаго тщеславія. На громадномъ пиршеств императорскаго Парижа,— въ самое блестящее время, на другой день посл громкихъ побдъ,— красавиц-актрис жилось — какъ жилось, въ одурманивающей мечт, что и она одинъ изъ цвтковъ этой оргіи, въ опьяненіи — точно отъ вальса, и безъ признака сознанія, что и у нея есть, быть можетъ, сердце.

III.

Разъ ноябрьскимъ вечеромъ, около пяти часовъ, Нелли Робенъ вернулась домой немного утомленная долгою репетиціей. Прежде чмъ переодться къ обду, она прилегла на кушетку въ своемъ будуар и закурила русскую папиросу. Вошла горничная и съ презрительною гримаской подала очень нещегольскую карточку, на конторой актриса прочла знакомое имя:

Сенъ-Фирменъ, второй режиссеръ императорскаго театра Одеона (второй французскій театръ).

— Какъ! Бдняга, живъ еще?… Ведите его скорй сюда,— воскликнула Нелли съ радостною улыбкой.

Это напомнило ей прошедшіе годы юности. Сенъ-Фирменъ, комикъ, игралъ когда-то въ Бельвил съ Нелли и Ламорльеромъ.

Онъ вошелъ въ комнату и раскланялся очень почтительно и претенціозно. И хотя много лтъ они не видались, Нелли сразу узнала этого маленькаго человка по его лицу, цвта варенаго картофеля въ ‘мундир’, по чернымъ волосамъ, прилизаннымъ, какъ парикъ. Старый актеръ былъ одтъ въ черную пару лавочнаго ‘готоваго’ платья, а на черномъ атласномъ галстук сверкалъ брилліантъ въ четыре су.

Сенъ-Фирменъ, казалось, не постарлъ даже, и лтъ его нельзя было опредлить, какъ у большинства актеровъ, увядающихъ очень быстро и долго потомъ остающихся, какъ говорится, въ одной пор.

— Здравствуй, Сенъ-Фирменъ,— дружески встртила его Нелли.— Какъ поживаешь? Что подлываешь?… Очень рада, что ты надумался повидаться съ старою товаркой!

Жалкое лицо бывшаго комика просіяло. По непріязненнымъ взглядамъ камеристки и по роскошной обстановк прихожей, онъ опасался совершенно иного пріема.

Сенъ-Фирменъ прибодрился, выпрямился во весь свой маленькій ростъ и театральнымъ жестомъ протянулъ Нелли руку.

— И я радъ… Вижу, что и ты осталась такою же доброю душой, какъ во времена Ламорльера.

И затмъ, преувеличивая свое волненіе и со слезою на глазахъ, всегда готовою къ услугамъ актера, онъ добавилъ:

— Да, что тамъ ни говори… а на свт только и людей, что артисты!.

Нелли усадила его около себя въ большое, широкое кресло.

— Вотъ и чудесно, Сенъ-Фирменъ, говори, что могу я для тебя сдлать… По твоей карточк я видла, что ты служишь теперь въ. Одеон, въ императорскомъ театр… Вотъ, вдь, какъ, нами не шутите… Но ты тамъ режиссеромъ. Стало быть, самъ уже не играешь?

— Нтъ,— отвтилъ онъ,— на время я отказался отъ сцены… Состою только въ администраціи.

Въ дйствительности же, главныя его обязанности состояли въ наблюденіи за тишиною за кулисами, да еще въ томъ, чтобы ходить по лстницамъ и корридорамъ и звонить въ колокольчикъ. Кром того, онъ же продлывалъ раскаты грома за сценой и свистъ бури, и порывы дождя, грохотъ отъзжающей кареты, крикъ попугая старой дамы, звонъ разбитой посуды, бой полночнаго часа, возвщающій появленіе злодя, выстрлъ изъ пистолета, которымъ несчастный кончаетъ счеты съ жизнью не на виду у публики. Но, благодаря сил иллюзіи, свойственной актерамъ, ихъ способности все возвеличить, онъ проговорилъ слова ‘въ администраціи’ такимъ тономъ, будто занималъ мсто главноуправляющаго банкомъ или предсдателя желзно-дорожнаго правленія.

— Понимаю,— сказала Нелли, сочувственно смясь, — сто двадцать пять франковъ въ мсяцъ… Такъ, вдь? Знаешь, если въ настоящую минуту ты затрудненъ по денежной части, пожалуйста,не стсняйся…

Но старый комикъ, при всей своей бдности, былъ человкъ честный и по-своему гордый. Онъ сдлалъ классическій жестъ, выражающій отказъ, жестъ Гоппократа, отвергающаго дары Артарксеса. Ничуть не обижаясь, даже тронутый дружескимъ предложеніемъ Нелли, онъ отвтилъ:

— Благодарю, Робенъ. Я ни въ чемъ не нуждаюсь. Живется не богато, но концы съ концами кое-какъ сходятся… Нтъ, я пришелъ просить тебя кое-о-чемъ боле важномъ… Я взялъ подъ свое покровительство одного молодого поэта и ршилъ провести на сцену его первую пьесу.

Нелли знала театральные порядки и понимала, что вліяніе второго режиссера не можетъ идти дальше предоставленія мста фигурантки дочери какой-нибудь знакомой привратницы, и передъ жалкою фигуркой выцвтшаго комика хозяйка не осилила скрыть невольной улыбки.

— Не смйся надо мною, — продолжалъ Сенъ-Фирменъ, — и удивляйся еще больше. Дло идетъ не о роли для тебя, не о пьес, годной для Водевиля… Я добиваюсь того, чтобы пьеса моего поэта была разыграна артистами императорской труппы въ театр Французской Комедіи. И она того стоитъ… У тебя великолпнйшія связи,— намъ извстно это, моя красавица,— связи въ министерствахъ и даже въ Тюльери, и если ты примешь участіе въ молодомъ человк, то можешь многое для него сдлать… Какъ видишь, милая моя Робенъ, я жду отъ тебя совершенно безкорыстной помощи. Прими къ свднію, что я говорю не о большущей машин,— добавилъ онъ, вынимая изъ кармана сюртука тоненькую тетрадку.— Всего одинъ актъ въ стихахъ, но прелесть необыкновенная… или я уже совсмъ не знаю въ этомъ толка. А толкъ я знаю… Помнишь, въ Бельвил… Меня звали преподавателемъ за то, что я поправлялъ бормотанье перваго любовника, бывшаго рзчика… Ну, скажи, Робенъ, правъ ли я былъ, что разсчитывалъ на твою доброту?

На этотъ разъ Нелли была очень польщена. До сихъ поръ вс, директоръ, ея товарищи по сцен, даже ея поклонники, относились къ ней, какъ къ хорошенькой женщин,— и только. Въ глазахъ франта, говорившаго ей съ дланнымъ восторгомъ: ‘Какъ восхитительно вы сыграли сегодня второй актъ!’ — она видла вспышки желаній, не имющихъ никакого отношенія къ искусству. Говоря съ нею, какъ съ настоящею артисткой, старикъ Сенъ-Фирменъ сладко затрогивалъ тщеславіе красавицы. Она тотчасъ общала помочь ему, стала разспрашивать про молодого человка, взятаго вторымъ режиссеромъ подъ свое покровительство.

— Разскажи мн теперь, старина, — говорила она весело, — какъ ты съ нимъ познакомился? Гд его откопалъ?

— Да очень просто, въ кабачк,— отвтилъ добродушно комикъ.— Сама ты можешь догадаться, что обдаю я не въ Caf Anglais и не приказываю посл перваго глотка перемнить бутылку кло-вужо подъ тмъ предлогомъ, что вино пахнетъ пробкой. Трапезую я у одного виноторговца улицы Вожираръ, только во второй комнат, куда ходятъ порядочные люди, кучера фіакровъ. Тамъ-то я и замтилъ моего маленькаго поэтика, который, прошу врить мн на слово, не позволялъ себ кушать бифштексы съ картофелемъ и спрашивать вино въ запечатанныхъ бутылкахъ. Бдняга, на это капиталовъ у него не хватаетъ. Довольствуется онъ тмъ, что даютъ за пятьдесятъ сантимовъ, а даютъ хлбъ, бульонъ, говядину и свтленькій шато-лапомпъ въ графин. Юноша мн сразу понравился. Сюртучокъ потертый, но чистенькій, блокурые волосы блестятъ на солнц, бородка чуть-чуть двоится, робкіе темные глазки опускаются отъ одного пристальнаго взгляда, выраженіе грустное и кроткое милаго мальчика, пришедшаго заложить фамильные часы луковицей… И дичёкъ при этомъ… Сколько ни передавалъ я ему то горчицу, то масло, разговора такъ и не удалось завязать. Только когда я сообщилъ ему, наконецъ, что я старый артистъ, тридцать лтъ на сцен, служу теперь въ Одеон, юноша осмлился и заговорилъ… Пошли мы съ нимъ въ Люксембургскій, стали прогуливаться вокругъ бассейна, и тутъ-то онъ продекламировалъ мн на память свою чудеснйшую пьеску. На двадцатомъ. круг онъ уже дочитывалъ послдніе стихи. Я себя не помнилъ… расцловалъ его противъ лебединаго домика… Но побоялся того, что не черезъ мру ли я увлекся. Юноша далъ рукопись, и я ее перечиталъ. Прелесть! Однако, сама ты понимаешь, что же бы могъ я сдлать? Поговорить о пьес съ директоромъ Одеона? Мн-то, второму режиссеру! Онъ бы и отвтилъ: ‘Да, да, хорошо’, бросилъ бы тетрадку въ столъ и приказалъ бы вывсить въ фойе, что оштрафована на двадцать франковъ дурёха Дебора, являющаяся аккуратно на репетиціи лишь въ т дни, когда ея подпоручикъ сидитъ подъ арестомъ… А затмъ я и поршилъ: ‘Надо попытать счастья, не удастся ли моему душк поэту взять приступомъ великую сцену?… Лишь бы найти кого, кто бы лстницу ему подержалъ’… Тутъ я и подумалъ о теб, моя красавица. Я зналъ, что теб везетъ, слышалъ, что ты знакома съ главноуправляющимъ отдломъ изящныхъ искусствъ, со множествомъ самыхъ большихъ ‘шишекъ’… И хорошо я сдлалъ, что пришелъ къ теб,— такая же ты добрая, какою была въ доброе старое время. Какъ бы я радъ былъ, если бы теб удалось это устроить! Надо правду сказать, полюбилъ я этого мальченку всею душой. Ему столько лтъ, сколько было бы моему сыну, котораго я могъ бы имть, если бы въ свое время женился или сошелся бы съ женщиной по-настоящему. Но, ты сама знаешь жизнь, все — тмъ, что на первыхъ роляхъ, а на долю комика выпадаютъ только капризы. Вотъ такъ-то я и состарлся одинъ-одинёшенекъ, какъ закулисная крыса… Ну, да что тамъ толковать, рукопись я теб передалъ, на ней имя и адресъ автора. Улаживай, какъ знаешь, а будутъ какія-нибудь всти, напиши мн, и я пришлю къ теб моего поэтика. Ему я пока ничего не говорилъ на случай, если дло не выгоритъ.

— А какъ зовутъ твоего любимчика?— спросила Нелли Ровенъ, задумавшаяся во время разсказа комика и замечтавшаяся о бдномъ поэт, неизвстномъ и такомъ миломъ.

— Жанъ Дели… и ручаюсь теб, имя это будетъ знаменитымъ.

— Завтра же,— продолжала Нелли,— я примусь хлопотать за твоего молодого человка. Мн какъ разъ предстоитъ ужинать съ двумя или тремя сильными міра сего… И я надюсь, старина, что скоро ты получишь хорошія всти. А теперь, извини, мн надо переодться,— я ду на обдъ.

Она протянула руку старому режиссеру. Онъ поднесъ ее къ губамъ по всмъ правиламъ сценическаго искусства и удалился съ самыми радужными надеждами.

IV.

Вдова офицера, умершаго въ Крыму отъ холеры, госпожа Дели выхлопотала себ право содержать табачную лавочку въ Бове и самолично въ ней торговала, не имя никакихъ иныхъ средствъ къ жизни. Единственный сынъ ея, принятый пансіонеромъ въ мстный лицей, учился недурно, хотя былъ мальчикомъ разсяннымъ, мечтательнымъ и довольно слабымъ. Девятнадцати лтъ онъ лишился матери и, расплатившись за похороны, остался съ сотнею франковъ въ карман. Получилъ онъ ни къ чему непригодный дипломъ баккалавра s-lettres и, полный смутныхъ надеждъ и радужныхъ мечтаній, перебрался въ Парижъ, гд и нашелъ лишь самый нищенскій заработокъ. Несчастный юноша, въ которомъ горло пламя чистыхъ вдохновеній, вынужденъ былъ переписывать счета подрядчиковъ-строителей, перебиваться ничтожными уроками. Поэтъ въ душ, съ изящными и утонченными вкусами, онъ носилъ башмаки, купленные по случаю у чинильщика обуви, питался грубою пищей каменщиковъ въ смрадныхъ харчевняхъ. Родныхъ у него не было. Его отецъ, выслужившійся изъ солдатъ, потерялъ изъ вида задолго до своей смерти всхъ родственниковъ, крестьянъ дальнихъ мстностей. Мать Жана была чьею-то незаконною дочерью, и женившійся на ней по любви офицеръ не иначе могъ вступить въ бракъ съ нею, какъ устроивши какой-то обходъ военныхъ законовъ, требующихъ, какъ извстно, приданаго. За время школьной жизни Жанъ Дели подружился съ нсколькими товарищами, и большинство его однокашниковъ жило теперь въ Париж. Но вс они были изъ состоятельныхъ семей, и поэтъ не поддерживалъ съ ними прежнихъ отношеній, даже сторонился отъ нихъ изъ чувства гордости бдняка.

И такъ, въ теченіе трехъ лтъ онъ жилъ въ страшномъ одиночеств, занимая въ одномъ старомъ дом улицы Сенъ-Мишель чуланъ-мансарду, гд лтомъ можно было задохнуться отъ жары, а зимою вода замерзала въ кружк. Помщеніе было такъ мрачно, что Жанъ Дели заходилъ въ него только выспаться чудеснымъ сномъ молодости. Скука одолвала его жестокая. Невыносимо тянулись долгіе часы за перепиской у подрядчиковъ въ обществ грязныхъ оборванцевъ, полупьяныхъ писцовъ, и, чтобы заработать три франка, приходилось сидть, не разгибаясь, до поздней ночи, строчить и строчить страницу за страницей до ломоты въ спин, до-судорогъ въ пальцахъ. Челюсть можно было вывихнуть отъ скрытой звоты за уроками по два франка въ семьяхъ мелкихъ торговцевъ,приткнувшись гд-нибудь на углу обденнаго стола рядомъ съ неряшливымъ мальчишкой, запускающимъ себ пальцы въ носъ и обтирающимъ перья о свою косматую голову.

И онъ еще за счастье почиталъ, когда было что переписывать и навертывались уроки. Часы безъ работы,— увы, слишкомъ многочисленные,— онъ проводилъ за чтеніемъ въ библіотек Святой Женевьевы или тратилъ на безцльныя прогулки по набережнымъ и пригороднымъ бульварамъ, по которымъ онъ медленно бродилъ, задумавшись и ничего не видя, отдаваясь изнуряющимъ мечтамъ.

Отъ такой жалкой, безцвтной жизни бдняга поэтъ, вроятно, огрублъ бы въ конц-концовъ. Онъ уже почти ничего не писалъ и ни строки не прибавлялъ къ сборнику коротенькихъ и нжныхъ поэмъ, сочиненныхъ, несмотря ни на что, въ наимене тяжелые, дни. Вдь, молодое вдохновеніе такъ же сильно, какъ весна, засыпающая цвтами истоптанныя подгородныя поля, заваленныя устричными раковинами и осколками бутылокъ.

Жанъ Дели начиналъ уже

СОПЕРНИЦЫ.

I.

II.

III.

IV.

Читайте также: