М.Л. Магницкий
Сон в Грузине с 26 на 27 июля 1825 года1
Материал для биографии Михаила Леонтьевича Магницкого (*).
Материал для биографии Михаила Леонтьевича Магницкого (*).
М. Магницкий.
Сон в Грузине с 26 на 27 июля 1825 года, Магницкий Михаил Леонтьевич, Год: 1825
Время на прочтение: 8 минут(ы)
Сайт ‘Военная литература’: militera.lib.ru
Издание: Аракчеев: Свидетельства современников. — М.: Новое литературное обозрение, 2000
Книга на сайте: http://militera.lib.ru/bio/arakcheev/index.html
Российский мемуарий (fershal.narod.ru)
OCR, правка: Константин Дегтярев
Пропуски восстановлены по первой публикации
(*) За доставление этой статьи и примечания к ней мы обязаны М. Н. Лонгинову. П. Б.
Милостивый Государь, граф Алексей Андреевич! Принося усерднейшую благодарность вашему сиятельству за милостивый прием и приятнейшее угощение в очаровательном Грузине, я почитаю долгом возвратить вам, милостивый государь, что я увез оттуда: это сон, который я там видел. Он принадлежит вашему сиятельству.
Царское село
4 Августа 1828 г.
(Графу А. А. Аракчееву.)
26 июля ввечеру, после самого приятного угощения в том месте, где десять лет тому назад разрешилась участь моего семейства2 {В июле 1816 года, во время пребывания в Грузине, решено было определение на службу Сперанского, удаленного от дел с 1812 года (Гр. Сперанский, соч. бар. Корфа, ч. 2, стр. 118). Тогда же состоялось определение на службу пострадавшего с ним Магницкого.}, я почувствовал такое смешение разных ощущений, что не мог сам себе изъяснить положения души моей, — и заснул.
Вижу во сне, что сижу в библиотеке занимаемого мною дома на диване и смотрю на стеклянную дверь, к ней подходит почтенного вила древний старец с длинною седою бородою, спокойным и светлым лицом, в русском голубом кафтане без кушака {В Грузинском саду было много памятников, беседок и т. п. Вероятно одна из них названа была в память умершего Грузинского старца, о котором мы не имеем известий. См. ‘Виды села Грузина’ в Библ. Чертк. Д. IV.}. Отворяет дверь, три раза перекрестясь по-старинному, молится на образ Божией Матери и, поклонясь мне в пояс, подходит, садится со мною на диване и говорит тихим, но приятным голосом. ‘Не прогневайся, любезный о Христе брат, что я без позволения пришел к тебе. Я нездешний, а житель мира духовного, с тобою же знаком коротко, хотя ты меня и не знаешь. Вчера, поутру, когда показывали тебе воздвигнутый мне земным благодетелем моим памятник, ты подумал про себя: помяни его Господи во Царствии Твоем.
Нам очень полезно, а потому и крайне приятно таковое молитвенное о нас возглашение сердец. Вот мое с тобою знакомство, и вот почему отпущен к тебе на все время сна твоего, с тем чтобы пояснить тебе много такого, чего бы сам ты никогда не разгадал. Слушай хорошенько: я дух грузинского старожила, известного на земле под именем Исаака Константинова. Я жил по-вашему долго, от Петра до Александра первых, или, лучше сказать, единственных, довольно насмотрелся на величия земные, на славу, почести, богатство и их пепельность (здесь сохранены собственные слова духа), видел падение и смерть всего великого и с здешним имением достался новому его владельцу, он призрел, успокоил и даже до того утешал мою древность, что когда, почти выжив из ума, просил у него как малое дитя игрушек, например: позволения давать мне во всех его отчинах по моему требованию подводу с колокольчиком, он не посрамил лепетания малодушествующего старца ниже улыбкою, выслушав бред мой как дело, и желание мое исполнил. Сие тонкое благодеяние любви христианской и почтение к сединам столетнего старца записано там, где все дела наши до смертного часа записываются (прочти Четьи минеи марта 26, житие Василия Нового)3, а в сердце у меня осталось навеки. Я люблю его и, как услышишь из речей моих, короче теперь знаком с ним, чем был на земле. Пойдем гулять со мною по Грузину, со мною не соскучишься, перенесемся нечувствительно куда нужно’. За сим словом очутились мы посреди церкви соборной {Собор св. Анедрея Первозванного.}. ‘Вот великолепный храм Божий, нельзя сказать, чтобы палаты хозяина были его богаче: он исполнен сокровищ. Все чистейшие чувства сердца человеческого заключены в нем, как в достойном их хранилище: почтение, любовь и молитва к Величеству небесному, почтение, любовь и благодарность к Величеству земному. Но взгляни на правовечный памятник благодарности Царю почившему4. {Памятник Павлу I в левом приделе Грузинского собора.}
У подножия памятника заготовлен гроб верного слуги царского. {Там же похоронен теперь Аракчеев, умерший 21 апреля 1834, на 65 году от роду.} Он помнит смерть, он знает, что память ее есть надежнейшее средство противу крушений гордости и честолюбия, а простая надгробная надпись показывает, что он помнит смерть, что слава, почести и титла земные останутся по сю сторону гроба, знает, что между тем как густая пыль могильная покрывает раззолоченные гробы, коими тщетная гордость по-вапливает мертвенность развалившуюся, дух покойного вельможи, по ту сторону гроба не граф и не князь уже, а бедный и смиренный грешник, раб Божий, равно как и дух нищего, в ужасе и трепете ожидает или вечного помилования ради Христа и живой, добрыми делами оправданной веры, или вечного осуждения. Схимники приготовляют себе гробы, но царедворцы обыкновенно и мысль об них удалить стараются, ибо тщеславие и чувственность в самом отвращении от мира духовного носят в себе зародыш вечного осуждения. Вблизи от церкви символы сил воинственных. Мысль высокая и истинная! Церковь, не охраняемая силою, обуревается врагами, сила, не защищающая церковь, без ее молитв и благословения сама собою сокрушается. Самые цари святы и неприкосновенны по повелению Царя царствующих.
Вот памятник Андрея Первозванного! {По преданиям церковным св. Андрей Первозванный, проповедуя Евангелие на севере, был в Грузине и водрузил там жезл свой, почему и место это называлось прежде ‘Друзиным’. Памятник св. Андрея воздвигнут на холме против Грузинской соборной церкви. Сличи сказание об основании Петербурга в Русском Архиве, No 10 и 11.} Он первозванный и первый воззвал Россию к христианству, на горах Киевских. Он благословляет весь сию. На берегах Днепра предрек славу Киева, на берегах Волхова предрекает он, может быть, будущую участь Грузина5. Как бы в тумане вижу отсюда то, чего ты видеть не можешь… несколько златоглавых церквей, ряды домов каменных, большую торговую площадь, кипящую народом, и множество разных кораблей у пристани, вижу… но этого тебе знать еще не должно.
Развалины Меншикова — {Грузино принадлежало прежде князю А. Д. Меньшикову, Аракчеев построил там искусственную развалину замка в воспоминание о прежнем его владельце.} красноречивейший памятник пред глазами вельможи, им самим поставленный, — мысль смелая и прекрасная. Башня крепка и высока была. Она пала, разрушена, и мох растет на самом верху ее, и пресмыкавшийся у ее подножия смело ползет по ней. Зловещий ворон безбоязненно вьет гнездо в ее трещине. Бюст Меншикова во всем великолепии его придворной одежды стоит в погребу башни в темноте, внизу. Кто, придя сюда, не вспомнит славы, падения, ссылки сего временщика? Кто не вспомнит, как недовольный им офицер (недостойный сего имени и как Герострат в истории живущий) в Березове плюнул ему в то лицо, на которое прежде взглянуть не осмеливался, наш Меншиков, смиренный и тем высший прежнего своего величия, отерся и перекрестился.
Трогательный памятник родителям здешнего хозяина напоминает так известное, глубокое почтение и нежность к матери.
Зеленый обелиск печального дерева скрывает внутри себя изображение Царя почившего6: {Бюст Павла I в Грузинском саду Аракчеев получил Грузино от щедрот Павла.} все сказано, и невольный вздох взят у прохожего. Беседка Мелиссино {Петр Иванович Меллисино поместил малолетнего Аракчеева, не имевшего никакой протекции, в артиллерийский кадетский корпус и покровительствовал ему при начале его службы. Аракчеев посвятил памяти Меллисино одну из беседок Грузинского сада.} есть красноречивейшая история добродетельного мудреца, умевшего в бескровном и бедном юноше открыть, воспитать и образовать будущего Сюллия7. Но вместе с тем она есть история сердца благодарного, в продолжение многих лет, от самой юности доныне, свидетельствующего ту память благодарности, благодеяний, ему оказанных, которая так редка в свете. Выйдя из беседки, невольно любишь воспитателя и почитаешь воспитанника.
Видишь, подходя к большому дому, некоторый свет из этих окон. Это отблеск царственной славы жившего здесь державного гостя8. {Александр I живал иногда в Грузинском доме Аракчеева.} Вместо успокоения переносит он с собой сюда иногда дела Камчатки и Лиссабона, Америки и Швеции, Торнео и Персии. Чрез полвека, когда сей гигант славы и могущества отдалится на расстояние историческое, его увидят. Вы слишком малы, он слишком велик: стоя близко, всего обозреть невозможно.
‘Здесь живет хозяин дома, ты видел гроб его в церкви, видел прекрасную статую Веры {Статуи Веры, Надежды и Любви, стоявшие на пьедестале против северной стороны Грузинского собора.} в саду, видел св. иконы во всех комнатах, и есть в тех, где живет он, укромное место, в котором, оставив за порогом суетность земной славы и заботы дел государственных, предстоит он в тишине Царю царей и каждый вечер дает ему отчет в делах протекшего дня: {Молельня в доме Аракчеева.} как дух, я это знаю точно’.
‘Эти благоустроенные деревни особенно примечательны тем, что они были колыбелью одного из огромнейших памятников царствования Александрова: Военных поселений. Великое сие учреждение и хвалят и охуждают у вас по земному. В мире духовном мы видим вещи иначе. Часто величайшие люди приводят в действие величайшие предприятия, не видя сами истинной их цели, хотя имеют в виду цель весьма добрую и полезную: в них достигается цель учредителя, но она побочная, она не соразмерна с обширностью громады. Истинная цель откроется детям, может быть внукам, а тогда узнают, что первая мысль сего учреждения была вдохновение, совершенно согласное с великою судьбою христианского мира. Так отчасти видели мы в одно время чрезвычайные заботы об усовершенствовании у нас артиллерии, и кто мог тогда подумать, что это было нужно для Лейпцигской битвы и батарей Монмартра? Посланник французского консула {Дюрок.}, близко смотревший тогда на сие учреждение, думал ли, что приготовленные пушки определены разгромить еще только возникающее величие его владыки, когда достигнет он до самой вершины земных величин. А чтобы сделали вы без пушек в такой войне, где вся тактика на них была основана? Ни могу тебе сказать более, а скажу только: заметь одну вещь, всякое большое учреждение, которому в основание положена вера православная, будет, независимо от дел человеческих и намерений, не только прочно, но и имеет великое влияние на судьбу церкви Христовой и царств земных. Имеяй уши слышать, да слышит’!
Шесть часов било, сказал человек, меня разбудивший, я встал и пошел гулять по саду, стараясь припомнить, сколько мог, так досадно прерванный сон. {Такова была лесть Магницкого всемогущему тогда в государстве Аракчееву, которого он покинул четыре месяца спустя, когда с кончиною Александра I сила временщика прекратилась. Так поступил Магницкий и со Сперанским, и с князем Л. Н. Голицыным и с другими, когда они впадали в немилость, или переставали быть ему нужными.}
1 Сон в Грузине с 26 на 27 июля 1825 года. Магницкий Михаил Леонтьевич (1778-1844) — в 1810-1811 гг. статс-секретарь Департамента законов в Государственном совете, сотрудник М.М. Сперанского в подготовке реформ, в 1812 г. выслан в Вологду. В августе 1816 г. по протекции А. назначен воронежским вице-губернатором, с июня 1817 г. — симбирский губернатор, в 1819-1826 гг. попечитель Казанского университета и учебного округа, член Главного правления училищ. 7 июля 1825 г. Магницкий просил у А. разрешения посетить ‘незабвенное <...> Грузино’ (письмо см.: Дубровин. С. 444—445), куда он приехал в конце июля, вскоре после того, как там побывал Н.М. Карамзин. 13 июля Александр I писал А.: ‘Я неудобства никакого не вижу принять Магницкого, только надобно так распорядиться, чтобы не вместе было с Карамзиным, и лучше, ежели бы и не встречались. Карамзин готовится просить дозволения приехать, то Магницкому можно назначить время после отъезда Карамзина’ (цит. по: Александр. Т. 2. С. 657), Если историк не пожелал публично высказываться о Грузине, то Магницкий вернулся вдохновленным и уже через неделю после визита, 4 августа, отослал А. ‘Сон в Грузине’: ‘Принося усерднейшую благодарность вашему сиятельству за милостивый прием и приятнейшее угощение в очаровательном Грузине, я почитаю долгом возвратить вам, милостивый государь, что я увез оттуда: это сон, который я там видел. Он принадлежит вашему сиятельству’ (РА. 1863. Стб. 930). Сохранился следующий отзыв современника: ‘Магницкий прогостил в Грузине пять дней и видел тут известный, достопамятный сон свой, витиевато описанный им и поднесенный знаменитому хозяину. <...> Когда я прочитал этот панегирик-бред, ходивший тогда по рукам (вероятно, по воле сочинителя), мне не верилось, чтобы Аракчеев, человек солидный, дельный, благосклонно принял такую льстивую, вычурную болтовню. Оказалось, напротив: секретарь его. Сырнев, сказывал мне, что граф, прислав рукопись в Петербург, приказал переплести ее в сафьян и внести в библиотеку’ (Панаев В.И Воспоминания // BE. 1867. Т. 4. С. 105).
2 В мае 1826 г., после ревизии Казанского университета, Магницкий был отставлен от службы и выслан в Ревель, в 1834 г. перемещен в Одессу, затем в Херсон. В 1829 г. ему пришлось давать официальное объяснение по поводу своего визита четырехлетней давности: ‘Те самые, которых обличал я во мнениях и поступках опасных, обратив на меня собственное мое оружие, успели пронести самого меня лицом опасным, утверждая <.,.> что я, затевая какие-то интриги (коих, впрочем, никто еще не определил), искал в ненавистном времен шике (графе Аракчееве), но я имел и представил подлинные письма и записки, которые доказывают, что то, что называют моим в нем искательством, было не что иное, как взаимность за его расположение еще с 1815 года и в самых важных обстоятельствах моей жизни постоянно мне оказываемое, что ничего и не просил, и не получал я от него, впрочем, книга, в Грузине доныне, вероятно, сохраняемая, может доказать, что, быв там один только раз, я нашел в ней длинный список искателей, меня упредивших и кои занимают теперь весьма важные места, не слыша сего упрека’ (записка Магницкого, поданная А.Х. Бенкендорфу 14 сентября 1829 г., цит. по: Дубровин. С. S06-507). Текст .Сна…’ приводится по: РА. 1863. Кн. 3. Стб. 930-937. Речь идет об обращении Магницкого к А. за протекцией и последующем восстановлении в службе, 7 июля 1825 г. он вспоминал в письме к А.: ‘Много разных чувств, одно другого живейших, заставляют меня ожидать сего дозволения [посетить Грузино] с нетерпением, но не скрою от вашего сиятельства, что самое живое есть то, которое сохраняется воспоминанием незабвенных поступков ваших со мною в 1825 году, когда вы одни, милостивый государь, без всякого моего на то права, приняли христианское участие в несчастиях моих и истощили все самые нежные внимания для утешения страждущего отца семейства’ (Дубровин. С. 445).
3 Четьи минеи — свод житий святых православной церкви, расположенных в календарном порядке. В данном случае имеются в виду ‘Великие Минеи Четий’, составленные в 1530-х гг. архиепископом новгородским Макарием (впоследствии митрополитом) — именно в них под 26 марта находится славянский пересказ греческого жития преподобного Василия Нового (ум. 26 марта 944 или 952 г.), содержащий повествование о хождении св. Феодоры, бывшей в услужении у Василия, по мытарствам, и о Страшном суде.
4 Речь идет о Павле I.
5 Отсылка к легенде о посещении апостолом Андреем тех мест, где впоследствии возникли Киев и Новгород.
6 Имеется в виду бюст Павла I неподалеку от летнего домика.
7 Ср. в письме игуменьи Максимиллы (Шишкиной) к А. (1827): ‘<...> присоветуйте что-нибудь, мой почтенный Сюлли: ваша опытность все сие может постигнуть’ (Отто. No 10. С. 173).
8 То есть Александра I.