Д. С. Мирский
Д. С. Мирский
СОЛОГУБ
СОЛОГУБ
Сологуб, Мирский Д.С., Год: 1925
Время на прочтение: 6 минут(ы)
Источник: Мирский Д. С. Сологуб // Мирский Д. С. История русской литературы с древнейших времен до 1925 года / Пер. с англ. Р. Зерновой. — London: Overseas Publications Interchange Ltd, 1992. — С. 683-690.
Оригинал находится здесь http://feb-web.ru/feb/irl/irl/irl-6831.htm
Все писатели, о которых мы говорили в этой главе, вышли из культурных столичных семей — из верхушки среднего класса, — но самым лучшим, самым изысканным поэтом первого поколения символистов был выходец из низов, чей странный гений расцвел при самых неблагоприятных обстоятельствах. Федор Сологуб (настоящее имя — Федор Кузьмич Тетерников) родился в Петербурге в 1863 г. Отец его был сапожником, а после смерти отца мать пошла в прислуги. С помощью ее хозяйки Сологуб получил сравнительно приличное образование в Учительском институте. Закончив учение, Сологуб получил место учителя в захолустном городишке. Со временем он стал инспектором начальных школ, в девяностые годы был наконец переведен в Петербург. Только после огромного успеха своего знаменитого романа ‘Мелкий бес’ он смог оставить педагогическую службу и жить на литературные заработки. Как и другие символисты, Сологуб был аполитичен и, хотя в 1905 г. был настроен революционно, в 1917 г. и позднее был холодно отчужден от происходящего. В 1921 г. при трагических и таинственных обстоятельствах погибла жена Сологуба — известная в литературе под именем Анастасия Чеботаревская, — но кроме этого в личной жизни Сологуба не было крупных событий и его биография состоит из истории его творчества.
Он начал писать с восьмидесятых годов, но первые десять лет не имел никаких связей с литературным миром. Его первые книги были изданы в 1896 г. — сразу три: сборник стихов, сборник рассказов и роман ‘Тяжелые сны’, над которым он работал больше десяти лет. Следующий сборник стихов и следующий сборник рассказов появились только в 1904 г. Для лучшего своего романа ‘Мелкий бес’, над которым он работал с 1892 по 1902 гг., Сологуб в течение многих лет не мог найти издателя. Его наконец стали печатать в 1905 г. в приложениях к журналу, но журнал закрылся. И только в 1907 г. роман наконец был издан в виде книги и был принят на ура. Мелкий бес принес Сологубу всеобщее признание и всероссийскую славу. Но в позднейших книгах Сологуб стал давать слишком много воли своим настроениям, что не понравилось читателям, книги его такого успеха уже не имели, и после 1910 г. решено было, что талант его пошел на убыль. ‘Творимая легенда’ (1908-1912) — очень интересная и странно своеобразная книга — была встречена равнодушно. Последний роман Сологуба — ‘Заклинательница змей’ — решительно слаб, но стихи Сологуба, которые он продолжает печатать, по-прежнему остаются на высоком уровне, хотя любителям новинок и сенсаций не понравится некоторая их монотонность.
В творчестве Сологуба необходимо различать два аспекта, не связанных между собой и не зависящих друг от друга, — это его манихейский идеализм и особый ‘комплекс’, являющийся результатом подавляемого, порочного libido. Нет сомнения, что многие произведения Сологуба, особенно последнего периода, не были бы написаны, если бы не потребность удовлетворять этот ‘комплекс’, выражая его в материальной форме. Для изучения этого вопроса нужен опытный психоаналитик, а не историк литературы. Наслаждение жестокостью и унижением красоты — один из главных его симптомов. Второй, — вечно повторяющаяся деталь ‘босые ноги’. Это как наваждение. Во всех романах и рассказах Сологуба бродят босые героини. Манихейство Сологуба, напротив, чисто идеалистическое — в платоновском смысле слова. Существует мир Добра, состоящий из Единства, Покоя и Красоты, и мир Зла, который состоит из Разброда, Желаний и пошлости. Наш мир — творение Зла. Только внутри себя можно найти мир Единства и Покоя. Цель человека — освободиться от злых оков материи и стать умиротворенным божеством. Но человек проецирует свои мечты о небе на внешний мир, — в этом состоит ‘романтическая’ ирония жизни. Эту иронию Сологуб символически изображает двумя именами, взятыми из Дон Кихота: Дульцинея и Альдонса. Та, кого мы мнили идеальной Дульцинеей, на деле оказывается пошлой Альдонсой. Материя и желание — главные выразители зла, а Красота — идеальная красота обнаженного тела — единственное воплощение высшего мира идеалов в реальной жизни. В этом пункте идеализм Сологуба встречается с его чувственностью. Его отношение к плотской красоте всегда двойное: одновременно платонически идеальное и извращенно чувственное. Привкус сологубовской чувственности многим читателям так отвратителен, что становится препятствием к наслаждению его творчеством. Но и помимо этой извращенности, сама философия Сологуба тяготеет к нигилизму, близкому к Сатанизму. Мир и Красота отождествляются со Смертью, а Солнце — источник жизни и деятельности — становится символом злой силы. В своем отношении к существующей религии Сологуб занимает позицию, противоположную своим средневековым предшественникам — альбигойцам: он отождествляет Бога со злым создателем злого мира, а Сатана становится у него царем спокойного и прохладного мира красоты и смерти.
Поэзия Сологуба развивалась не в том направлении, что поэзия других символистов. Его словарь, его поэтический язык, его образность ближе к эклектической поэзии ‘викторианцев’. Он пользуется простыми размерами, но утончает их до совершенства. Словарь у Сологуба почти такой же маленький, как у Расина, но пользуется им он почти с такой же точностью и меткостью. Он символист в том смысле, что слова его — символы с двойным значением, и употребляются во втором — непривычном значении. Но законченность его философской системы позволяет Сологубу пользоваться этими словами с почти классической точностью. Это относится однако только к той части его поэзии, которая отражает его идеальные небеса или стремление к ним. В других циклах, — например, в ‘Подземных песнях’ — мрачно и жестоко изображается злой разлад мира, и поэтический язык в них грубее, колоритнее и богаче. В ‘Подземные песни’ входит странный цикл ‘Личины переживаний’ — воспоминания о разных формах, которые принимала душа в своих предыдущих воплощениях. Одно из них — жалоба собаки, воющей на луну, одно из лучших и своеобразнейших стихотворений Сологуба. Бесполезно пытаться переводить идеалистическую лирику Сологуба — это под силу лишь мастеру английского стиха. Конечно, именно лирическая поэзия Сологуба — лучшее, что он написал, — ее классическая красота происходит от неуловимых свойств ритма и смысла. Как во всей классической поэзии, умолчание поэта так же важно, как его слова: то, что осталось недосказанным, — так же важно, как и сказанное. Это самые изысканные и тонкие стихи во всей современной русской поэзии.
Хотя стихи Сологуба — это совершеннейший и редчайший цветок его гения, его слава в России и особенно за границей больше основывается на его романах. Первый роман Сологуба — ‘Тяжелые сны’ — лирически-автобиографический. Героя романа, провинциального учителя Логина, преследуют те же извращенные наваждения и те же идеальные видения, которые наполняют поэзию Сологуба. Это история человека, способного достичь идеала в гуще мира пошлости, жестокости, эгоизма, глупости и похоти. Русское провинциальное общество изображается с разящей жестокостью, напоминающей Гоголя. Но это не реализм — в добром старом русском смысле слова, — так как в изображаемой жизни символизируется не только русская широта. Второй роман Сологуба — ‘Мелкий бес’ (английский перевод названия — The Little Demon — совсем нехорош, французский — Le Demon Mesquin — получше) — самое знаменитое из всех его произведений, его можно считать лучшим русским романом после Достоевского. Как и ‘Тяжелые сны’, ‘Мелкий бес’ внешне реалистичен, но внутренне символичен. Роман выходит за рамки реализма не потому, что Сологуб вводит в него загадочного бесенка Недотыкомку (его ведь можно было бы объяснить как галлюцинацию Передонова), а потому, что цель Сологуба — описывать жизнь не русского провинциального города, а жизнь в целом — злое творение Бога. Сатирический рисунок Сологуба восхитителен, чуть более гротескный, а потому — более поэтический, чем в предыдущем романе, но изображаемый город оказывается микрокосмом всей жизни. В романе два плана: жизнь Передонова — воплощение безрадостного жизненного зла, и идиллическая любовь мальчика Саши Пыльникова и Людмилы Рутиловой. Саша и Людмила — эманация красоты, но их красота не чиста, она заражена дурным прикосновением жизни. В сценах отношений Саши с Людмилой есть тонкий привкус чувственности, которая вводится не только в силу композиционной и символической необходимости, но и по внутренней потребности libido поэта. Передонов стал знаменитым персонажем, самым запоминающимся со времен Братьев Карамазовых, его имя стало в России нарицательным. Оно обозначает угрюмое зло, человека, которому чужда радость и которого злит, что другие знают это чувство, самый ужасный персонаж, которого мог создать поэт. Передонов живет, ненавидя всех и, считая, что все ненавидят его. Он любит причинять страдания и давить чужие радости. В конце романа мания преследования полностью овладевает им, он окончательно сходит с ума и совершает убийство.
Третий роман Сологуба — ‘Творимая легенда’ (английский переводчик первой части, мистер Курнос, удачно подметил, что это ‘легенда в процессе создания’) — самый длинный. Он состоит из трех частей, каждая из которых — законченный роман. В первой части действие происходит в России в 1905 г. Герой романа Триродов — сатанист, из тех, кого так любит Сологуб. Триродов еще и революционер, правда, только созерцательный. В то время сам Сологуб был настроен очень революционно: естественно, что при его философской системе существующий порядок вещей, силы реакции и консерватизма представлены в романе как воплощение зла. Первая часть полна страшных и жестоких сцен подавления революционного движения, — отсюда ее название Капли крови. Триродов — идеальный человек, почти приблизившийся к спокойствию смерти, он создает вокруг себя атмосферу покоя и прохлады, символизируемую его колонией ‘тихих мальчиков’, — странное видение больного воображения Сологуба. Во второй и третьих частях (‘Королева Ортруда’ и ‘Дым и пепел’) действие переносится в королевство Объединенных островов в Средиземном море. Острова — вымышленные, вулканического происхождения. В этих книгах есть мощное и тонкое — но какое-то подозрительное — обаяние. В отличие от большинства русских романов их просто интересно читать. Это очень запутанный сюжет, с любовной и политической интригой. Ситуация обостряется постоянным присутствием опасности — вулкана, который наконец извергается в третьей части. История символическая, как я уже говорил, помимо символизма, в ней есть обаяние. В конце трилогии Триродова избирают королем Республики Объединенных островов!
Рассказы Сологуба — связующее звено между поэзией и романами. Некоторые из них — короткие зарисовки в стиле ‘Тяжелых снов’ и ‘Мелкого беса’. Другие, особенно написанные после 1905 г., откровенно фантастические и символические. В них Сологуб дает полную свободу своим патологическим чувственным запросам. Типичные примеры — ‘Милый паж’ и переведенная на английский ‘Дама в узах’. А ‘Чудо отрока Лина’ — революционный сюжет в условно-поэтической обстановке — один из лучших образцов современной русской прозы. Вообще проза Сологуба прекрасна: прозрачная, ясная, уравновешенная, поэтичная, но с чувством меры. В поздних произведениях, правда, появляется раздражающая манерность. Особняком стоят ‘Политические сказочки’ (1905): восхитительные по едкости сарказма и по передаче народного языка, богатого (как всякая народная речь) словесными эффектами и напоминающего гротескную манеру Лескова.
Пьесы Сологуба несравнимо хуже других его произведений.
В них мало драматических достоинств. ‘Победа смерти’ и ‘Дар мудрых пчел’ — пышные зрелища, символизирующие философские концепции автора. В них меньше искренности, чем в его поэзии, красота их фальшива. Более интересна пьеса Ванька-ключник и паж Жеан: забавно и иронически рассказанный привычный сюжет о молодом слуге, который соблазняет хозяйку дома, развивается в двух параллельных вариантах — в средневековой Франции и в Московской Руси. Это сатира на русскую цивилизацию, с ее грубостью и бедностью форм, и в то же время символ глубинной образности дурного разброда жизни во всем мире и во все века.