Солдат и смерть.
Солдат и смерть.
Солдат и Смерть, Гатцук Владимир Алексеевич, Год: 1894
Время на прочтение: 7 минут(ы)
Источник текста: В.А. Гатцук — Сказки русского народа.
Издательство ‘ЭОС’, Москва, 1992 г.
Текст приводится по изданию ‘Сказки русскаго народа. Избраны, изложены и издание редактировано В.А. Гатцукомъ’. Выпуски I-ХХ. Москва, 1902—1912 гг.’
OCR и проверка орфографии: Хемингуэй
Прослужил солдат Богу и великому государю сполна двадцать пять лет, получил чистую отставку и пошел домой на родину. Шел-шел, попадается ему навстречу убогий нищий и просит милостыньку. А у солдата всего-то капитала — три сухаря. Отдал он нищему один сухарь и пошел дальше. Попадается ему другой нищий, кланяется и тоже просит милостыньку. Солдат подал и ему сухарь. Опять пошел дальше своей дорогой и повстречал третьего нищего — старика седого как лунь. Кланяется старик, просит милостыньку. Вынул солдат из ранца последний сухарь и думает: ‘Целый дать — самому не останется, половину дать — против тех двух нищих старика обидеть. Нет, лучше отдам ему целый сухарь, а сам обойдусь как-нибудь’. ‘Спасибо тебе, добрый человек! — говорит старик солдату. — Теперь скажи мне: чего желаешь, в чем нуждаешься? Может быть, я тебе в чем и помогу’. Хотел солдат пошутить и говорит: ‘Коли есть у тебя карты, подари на память’. А старик вынул из-за пазухи карты и подал солдату. ‘Вот, — говорит, — тебе карты, да еще не простые: с кем станешь играть, того наверно обыграешь. Да вот еще тебе котомка холщевая. Если встретится тебе на дороге зверь или птица и захочешь ты их поймать, распахни котомку и скажи: ‘Полезай сюда’ — и будет по-твоему’. — ‘Спасибо, дедушка’, — говорит солдат, взял котомку, попрощался со стариком и пошел своей дорогой.
Шел он немало и пришел к озеру, а на том озере плавали три диких гуся. ‘Попробую-ка я свою котомку’, — думает солдат. Распахнул котомку и говорит: ‘Эй вы, дикие гуси, летите-ка сюда!’ И только солдат эти слова вымолвил, как снялись гуси с озера и прилетели прямо в котомку. Солдат ее завязал, закинул за плечи и пошел дальше.
Шел он, шел и зашел в чужеземное государство, в неведомый город, и первым долгом — в трактир, перекусить чего-нибудь и отдохнуть с дороги. Сел за стол, подозвал хозяина и говорит: ‘Вот тебе тройка гусей. Этого гуся ты мне зажарь, этого на водку променяй, а этого себе за хлопоты возьми’. Сидит солдат в трактире и угощается: выпьет рюмочку да гусем закусит. И вздумалось ему посмотреть в окно. А из окна был виден царский дворец. Смотрит солдат и дивится: выстроен дворец на славу, а ни в одном окне целого стекла нет — все перебиты. ‘Что за притча? — спрашивает солдат у хозяина. — Кто же это смел во дворце окна перебить?’ И рассказал тут трактирщик солдату диковинную историю. ‘Построил, — говорит, — наш царь себе дворец, а жить в нем нельзя. Вот уже семь лет он стоит пустой: всех нечистая сила выгоняет. Каждую ночь собирается там чертовское сонмище: шумят, кричат, пляшут, в карты играют’.
Солдат недолго стал раздумывать: развязал ранец, вынул оттуда запасной мундир, надел его, заслуженную медаль прицепил и явился к царю. ‘Ваше царское величество! — говорит. — Позвольте мне в вашем пустом дворце одну ночь переночевать’. — ‘Что ты, служивый! — говорит ему царь. — Бог с тобой! Много смельчаков бралось ночевать в этом дворце, да никто жив не вернулся. Да ты знаешь ли, что во дворце творится?’ — ‘Знаю все, ваше величество! Только ведь русский солдат в огне не горит, в воде не тонет. Служил я Богу и великому государю двадцать пять лет, в сраженьях бывал, турку бивал, да вот же жив остался, а то за одну ночь у тебя помру!’ Сколько ни уговаривал царь солдата, тот все на своем стоит. ‘Ну, — говорит царь, — ступай с Богом, ночуй, если хочешь, я с тебя воли не снимаю’.
Вечером пришел солдат во дворец и расположился в самой большой палате, снял с себя ранец и в уголок поставил, сумку с саблей на стенку повесил, сел за стол, рядом с собой котомку положил, набил трубочку — сидит да покуривает. Ровно в полночь загудело, завыло, поднялся во дворце шум и гам. Откуда ни возьмись, набежало чертей видимо-невидимо, скачут, свистят, кричат — оглушили солдата совсем. ‘А, и ты, служивый, здесь! — завопили черти, как увидали солдата. — Зачем пожаловал? Не хочешь ли с нами в карты поиграть?’ — ‘Отчего не хотеть, — говорит солдат. — Только, чур, играть моими картами: вашим я не верю’. Черти согласились. Вынул солдат свои карты и стал сдавать. Раз сыграли — солдат выиграл, в другой — опять солдат выиграл… Сколько ни ухитрялись черти, сколько ни плутовали, а все деньги спустили солдату. Забрал солдат целую кучу золота и говорит чертям: ‘Будет, что ли? Или отыгрываться хотите?’ Черти порешили отыгрываться. ‘Постой, служивый! — кричат ему. — Есть у нас в запасе еще шестьдесят четвериков серебра да сорок четвериков золота’. И приказал старшой черт, Дедушка Лысый, маленькому чертенку таскать сначала серебро. Сели опять играть — опять солдат обыгрывает. Чертенок таскал-таскал, все серебро перетаскал, умаялся и говорит старшому, Лысому Дедушке: ‘Дедушка! Больше нету’. — ‘Таскай, пострел, золото!’ Принялся чертенок за золото, перетаскал все мешки, целый угол завалил… И золото выиграл солдат. ‘Дедушка, больше нету!’ — говорит чертенок старшому. ‘Играй в долг, после отдадим!’ — кричат черти солдату. ‘Да в долг я и медного гроша вам не поверю’, — говорит солдат. Жалко стало чертям своих денег, да и обидно, что солдату такое счастье привалило. Стали черти приступать к нему, да как заревут: ‘Разорвем его, братцы! Съедим его!’ ‘Еще посмотрим, кто кого съест’, — говорит солдат. Схватил он свою котомку, распахнул и спрашивает: ‘А это что?’ ‘Котомка’, — говорят черти. ‘А если котомка, — полезайте в нее!’ Только вымолвил он эти слова, и полезли черти в котомку. Лезли-лезли, набились, как сельди в бочонок, пищат, давят друг друга. Когда все влезли, солдат завязал котомку покрепче и повесил на гвоздь, сам стал золото да серебро пересчитывать.
Поутру посылает царь своих людей: ‘Ступайте, проведайте, что с солдатом деется. Коли разорвала его нечистая сила, так приберите его косточки’. Вошли царедворцы во дворец, смотрят — и глазам не верят: солдат по горницам похаживает да трубочку покуривает. ‘Здорово, служивый! Не чаяли тебя в живых видеть. Ну, как ночевал, как с чертями поладил?’ — ‘Что черти! Вы посмотрите-ка лучше, какую уйму серебра да золота я у них выиграл!’ Посмотрели царские люди и еще больше вздивовались, а солдат им наказывает: ‘Приведите, братцы, поживее двух кузнецов, да пусть наковальню и два молота захватят’. Сказано — сделано. Пришли кузнецы с наковальнею и с молотами. ‘Ну-ка, — говорит солдат, — снимите эту котомку да приударьте ее по-кузнечному’.
Стали кузнецы снимать котомку со стены и говорят промеж себя: ‘Ишь, какая тяжелая! Черти, что ли, в ней напиханы?’ А черти откликаются: ‘Мы, батюшки! Мы, родимые!’ Кузнецы поставили наковальню, положили на нее котомку, да как приударят по ней молотами по-кузнечному… Жутко пришлось чертям, невмоготу стало терпеть, и стали они вопить: ‘Смилуйся, служивый! Выпусти на вольный свет! Вовек тебя не забудем, а уж сюда больше ни ногой, всем закажем, за сто верст обегать будем!’ ‘Стойте!’ — говорит солдат кузнецам. Развязал он котомку: черти так и прыснули, повыскакивали все и без оглядки бросились бежать домой — в преисподнюю. А солдат — не промах: ухватил старшого черта, Дедушку Лысого, за ногу и говорит: ‘Постой, погоди, лысый черт, давай сперва мне расписку, что будешь мне верно служить’. Нечего делать: уколол себе черт лапу и кровью написал расписку. Солдат спрятал расписку и отпустил черта, а сам пошел к царю.
‘Молодец, служивый! — говорит царь солдату. — Спасибо тебе’. ‘Рад стараться, ваше величество!’ — отвечает солдат. Царь наградил его за службу и оставил жить при себе. И стал солдат жить-поживать без нужды и забот: всего у него вдоволь, денег куры не клюют, люди ему в пояс кланяются. Задумал он жениться: приискал себе невесту, сыграл свадьбу, а через год и сын у него родился. Раз приключилась мальчику хворь, много лекарей перебывало, много лекарств перепробовали, а все толку нет, только даром деньги солдат платил. Вспомнил тогда он, что черт, Дедушка Лысый, дал ему когда-то расписку на верную службу. Нашел он эту расписку и сказал: ‘А ну-ка, лысый черт, стань передо мной, как лист перед травой! Посмотрим, как ты слово свое сдержишь’. А черт тут как тут. ‘Здравствуй, служба! Что твоей милости угодно?’ — ‘Да вот что: сынишка у меня что-то прихворнул, так не возьмешься ли его вылечить?’ — ‘Отчего не взяться. Первым долгом давай мне стакан’. Солдат подал. Черт налил воды в стакан, поставил больному в головах и говорит солдату: ‘Поди-ка, посмотри на воду’. Солдат смотрит в стакан, а черт его спрашивает: ‘Ну, что видишь?’ — ‘Вижу, Смерть стоит’. — ‘Где?’ — ‘У сына в ногах’. — ‘Ну, коли в ногах, так ладно: будет здоров, а кабы в головах стояла — непременно бы помер. Теперь возьми воды из стакана и брызни на больного’. Солдат так и сделал, и мальчик выздоровел в ту же минуту. ‘Спасибо за науку’, — сказал солдат и отдал черту расписку. ‘Теперь я лекарем буду, — говорит, — народ буду пользовать’. И стал солдат лечить князей, бояр и простой народ, только посмотрит в стакан, сейчас же и узнает, кому помереть, кому выздороветь. Вошел солдат в великую славу: издалека к нему лечиться приезжали, а побогаче люди к себе на дом приглашали.
Раз случилось самому царю захворать. Он лекарей и звать не стал, а прямо послал за солдатом. Явился солдат, налил в стакан воды, поставил царю в головах и посмотрел. Плохо дело! Смерть в головах стоит. ‘Ваше величество! Никто вас не может вылечить. Самую малость вам жить осталось’. Разгневался царь на эти слова. ‘Как так? Князей-бояр ты вылечивал, а меня, царя, не хочешь вылечить! Да разве я хуже их? Сейчас велю тебя казнить!’ Стал солдат думать крепкую думу: как ему быть? И начал он просить Смерть: ‘Отдай ты царю мой век, а меня умори! Лучше мне помереть своей смертью, чем лютую казнь претерпеть’. Смерть кивнула головой и стала в ногах у царя. Взял солдат воды, обрызнул царя — и тот выздоровел. Стал тогда солдат просить у Смерти: ‘Дай мне сроку хоть на три часа, только домой сходить, с женой, с сыном проститься’. ‘Ступай’, — говорит Смерть.
Пришел солдат домой, лег на кровать, а под голову свою котомку положил, лежит-полеживает да трубочку покуривает. Вдруг Смерть тут и есть. ‘Ну, служивый, — говорит, — прощайся скорее: всего три минуточки осталось тебе жить на белом свете’. Солдат потянулся, достал из-под подушки котомку, распахнул ее и спрашивает: ‘А это что?’ Поглядела Смерть и отвечает: ‘Котомка’. ‘А коли котомка — полезай в нее!’ Нечего делать: влезла Смерть в котомку. Солдат — куда хворь его девалась! — вскочил с кровати, завязал котомку крепко-накрепко, вскинул ее на плечи и пошел в дремучие леса. Забрался в самую непросветную глушь, куда и зверь не зарыскивал, и птица не залетывала, повесил котомку на осине, а сам воротился домой.
С той поры перестал народ помирать: родиться родятся люди, а не помирает никто. Много лет прошло, солдат все котомки со Смертью не снимает. Идет он раз по улице, а навстречу ему бредет старушка древняя-древняя: глазами ничего не видит, волосы повылезли, зубы повывалились, руки-ноги трясутся, в которую сторону ветер подует, в ту и валится. ‘Вишь, какая старая, — говорит солдат. — Давно пора помирать тебе, бабушка’. — ‘Сама знаю, что пора, батюшка, — говорит старуха. — Я бы и рада на покой, да без Смерти земля не принимает. Как посадил ты Смерть в котомку, оставалось всего моего житья на белом свете один только час. Я было сначала и обрадовалась пожить подольше, да под старость — жизнь не на радость. И тебе, служивый, это — от Бога непрощаемый грех! Много душ на этом свете по твоей милости так же, как я, ни к чему мучаются’. Вот солдат и стал думать: ‘Видно, придется мне Смерть на волю выпустить. Уж пускай уморит меня. И без того на мне грехов много’.
Собрался солдат и пошел в дремучие леса. Подходит к осине и видит: висит котомка по-прежнему и качает ее ветром в разные стороны. ‘Здорово, Смерть! — говорит солдат. — Что ты, жива еще?’ ‘Жива, батюшка’, — отзывается Смерть чуть слышно из котомки. Снял солдат котомку, развязал и выпустил Смерть на волю. ‘Теперь, — говорит, — я в твоей воле: бери меня, коли хочешь!’ Куда тебе! Бросилась Смерть бежать со всех ног, куда глаза глядят, кричит: ‘Пускай тебя кто хочет морит, а я не стану!’ Только солдат ее и видел.
Воротился солдат домой и стал жить-поживать на белом свете. Жил-жил, даже надоело. Думалось, и конца не будет, да вот недавно полез, пьяный, в подвал за вином, свалился с крутой лестницы и сломал себе шею вовсе. Ну, без головы, как ни вертись, а жить нельзя. Тут его Смерти волей-неволей уж пришлось взять.