София Жермен, Лунин Р., Год: 1890 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 21 минут(ы)

СОФІЯ ЖЕРМЭНЪ.

(SOPHIE GERMAIN).

Если въ исторіи литературы женщины могутъ указать на такихъ представительницъ, какъ Сталь, Ж. Зандъ, Шарлотта Бронте, Джорджъ Элліотъ, Елизавета Броунингъ и др., то въ исторіи наукъ и философіи почти совсмъ нтъ женскихъ именъ, которыя бы знаменовали собой самостоятельное направленіе въ названныхъ областяхъ.

Къ числу немногихъ исключеній принадлежитъ Софія Жермэнъ, такъ мало до сихъ поръ извстная, благодаря характеру этой замчательной женщины-мыслителя, работавшей исключительно для себя и не гонявшейся ни за какими успхами.

Въ исторіи математики Жермэнъ занимаетъ почетное мсто наряду съ такими знаменитостями, какъ Эйлеръ, Лягранжъ и Гауссъ, а исторія философіи отмтитъ ее въ числ нкоторыхъ замчательныхъ умовъ первой четверти нашего вка.

Между новйшими историками философіи Дюрингъ {Kritische Gesell, der Philosophie, zweite Auflage (Berlin, 1873), p. 510 sq.} первый указалъ на ея небольшое произведеніе ‘Considrations gnrales sur l’tat des sciences’, какъ на плодъ глубокаго изученія характера отношеній между различными науками.

И дйствительно, читая это небольшое произведеніе, невольно удивляешься ясности изложенія, глубин мысли и здравому пониманію природы человческой души, нкоторому сочетанію esprit gomtrique съ esprit de la finesse, какъ выражается Паскаль. Софія Жермэнъ {Единственнымъ боле или мене содержательнымъ источникомъ для біографіи Софіи Жермэнъ остался еще понын ‘Notice sur la vie etc.’ par. Stupuy въ предисловіи къ изданію ея небольшого томика ‘Oeuvres philosophiques’ (Paris, 1879). Этимъ Notice почти дословво пользовался Герингъ для своего этюда о Жермэнъ въ ‘Zeitschrift fr Philosophie u. phil. Kritik, von Fichte u. Ulrici за 1887 г., имъ же приходится пользоваться и автору настоящаго очерка.} принадлежала къ тмъ рдкимъ и идеальнымъ натурамъ, которыя живутъ своею внутренней жизнью и сочиненія которыхъ являются не столько обращеніемъ къ публик, сколько бесдой съ самимъ собой. Даже и философское произведеніе Жермэнъ было издано только посл ея смерти, племянникомъ ея Лербеттомъ, въ 1833 г. съ почти дословной передачей некролога, написаннаго въ ‘Journal de Dbats’ (18 мая 1832) извстнымъ математикомъ, авторомъ ‘Histoire des Sciences mathmatiques en Italie’, Вильгельмомъ Либри. Стюпюи въ своемъ изданіи ‘Oeuvres philosophiques’ присовокупилъ къ ‘Considrations’ афоризмы Жермэнъ и нсколько ея писемъ къ друзьямъ. Говорятъ, что среди бумагъ найдены и другія ея работы — по естествознанію, философіи и древней географіи (Biographie Universelle par Michaud t. 65 (Paris 1838), p. 304—305, также Ersch. u. Gruber, Allg. Encyclop. der Wissensch. u. Knste I Sect. 61 Theil p. 154).

Софія Жермэнъ родилась въ Париж 1 апрля 1776 г., въ семейств, глава котораго, Амбруазъ Франсуа Жермэнъ, былъ золотыхъ длъ мастеромъ.

Отецъ ея принадлежалъ къ свободомыслящей буржуазіи исхода прошлаго вка, которая въ ученіи Тюрго и другихъ физіократовъ видла теоретическое выраженіе своихъ мыслей о государств, а въ общественной жизни требовала практическихъ реформъ, связанныхъ съ 1789 годомъ. Онъ былъ самъ депутатомъ отъ третьяго класса одного изъ участковъ города Парижа и засдалъ впослдствіи въ конституціонномъ собраніи.

Объ его тогдашнихъ убжденіяхъ свидтельствуютъ дв рчи, произнесенныя имъ 8 октября 1790 г. и 5 мая 1791 г. Въ нихъ Жермэнъ выступаетъ противъ банкировъ и маклеровъ (les banquiers et tons ces messieurs, qu’on appelle faiseurs d’affaires) и вмняетъ обществу въ долгъ ‘считать ростовщичество государственнымъ преступленіемъ’. Если принять во вниманіе, что буржуазія тогдашняя еще не была во всемъ похожа на современную и что отецъ Жермэнъ, съ гордостью говорившій о своемъ купеческомъ званіи, выражалъ политическія убжденія цлаго передового класса, то мы вправ считать его сыномъ одной изъ самыхъ знаменательныхъ эпохъ французской исторіи.

О дальнйшей судьб Жермэна ничего неизвстно. Предполагаютъ, что послдующія событія выходили изъ круга его пониманія и что поэтому имя его совсмъ исчезаетъ изъ числа депутатовъ, а нкоторые имютъ даже основаніе утверждать, что гордый купецъ, считавшій нкогда ажіотажъ государственнымъ преступленіемъ, впослдствіи самъ сталъ заниматься процентными ссудами и даже сдлался банкиромъ.

Какъ бы тамъ ни было, на Софію, родившуюся какъ разъ въ годъ отставки Тюрго, убжденія тогдашняго времени не могли не произвести извстнаго вліянія, тмъ боле, что у ея отца происходили частыя собранія знакомыхъ, разсуждавшихъ о бдственномъ положеніи тогдашней Франціи и необходимости немедленныхъ улучшеній въ государственной жизни. 13-лтняя двочка какъ будто чувствовала приближеніе политической бури. Развитая не погодамъ, она старалась найти занятіе, которое всецло поглощало бы ея вниманіе и удовлетворяло ея любознательности. Такое занятіе она, какъ увидимъ, нашла въ математик, спеціальное изученіе которой не заставило ее однако впасть въ сухой и односторонній педантизмъ, характеризующій другихъ спеціалистовъ. Жермэнъ, подобно истинному генію, безотчетно и вмст съ тмъ сознательно стремилась къ цли, которую и достигла, преодолвши безчисленныя препятствія, лежавшія на трудномъ пути самоучки.

Молодая двушка часто рылась въ библіотек своего отца и разъ случайно наткнулась на ‘Исторію математическихъ наукъ’ Монтикля. Въ этой книг Софія прочла разсказъ о судьб Архимеда, который во время осады Сиракузъ до того углубился въ изслдованіе своихъ геометрическихъ фигуръ, что не удостоилъ даже вниманіемъ ворвавшагося въ его квартиру римскаго воина.

Такого именно занятія, которое въ состояніи поглотить всего человка, Софія и искала. И вотъ она ршается во что бы то ни стало изучить науку, имя которой ей едва было знакомо. День и ночь она сидитъ за отцовскими книгами, между которыми оказался учебникъ Везу, послужившій ей основаніемъ для дальнйшихъ занятій. Родители были вн себя отъ этого вреднаго, но ихъ мннію, пристрастія молодой дочери къ книгамъ вообще и къ такой наук, какъ математика въ особенности. Софію часто лишали свта, одежды, оставляли въ холодной комнат, но молодой математикъ не обращалъ на все это никакого вниманія: она притворялась спящей до тхъ поръ, пока все въ дом не засыпало, и тогда она украдкою закутывалась въ одяло, доставала заготовленныя ею заране свчи и принималась за свои любимыя книжки. Въ комнат ея часто бывало такъ холодно, что чернила замерзали, и нердко ее самую находили утромъ въ оцпенломъ состояніи за ршеніемъ задачъ. Наконецъ, родители, замтивъ, что съ ея упорствомъ ничего не подлаешь, предоставили свою дочь себ самой, ршивъ больше ея занятіямъ не мшать.

Можно себ представить, сколько труда и усилій должно было стоить молодой двушк усвоеніе основъ математики безъ малйшей помощи учителя. Но вс эти препятствія были ею преодолны и спустя недолгое время она уже могла приняться за высшую математику и дифференціалы Кузена.

Впослдствіи, отличившись уже ршеніемъ самыхъ сложныхъ проблемъ математики и физики, Софія съ удовольствіемъ разсказывала объ этомъ трудномъ времени своей жизни и съ воодушевленіемъ вспоминала о безграничной радости, какую испытывала, когда впервые стала понимать языкъ высшаго анализа.

Но на избранномъ тяжеломъ пути Жермэнъ еще ожидало немало другихъ трудностей. Чтобъ читать произведенія Ньютона, Эйлера и другихъ математиковъ, ей необходимо было знать латинскій языкъ. Со свойственнымъ ей самоотверженіемъ Софія принялась безъ всякаго руководителя за латынь и въ короткое время она научилась читать довольно свободно классическія произведенія по математик. Къ этому же времени и относится, по всей вроятности, изученіе ею французскихъ энциклопедистовъ и зарожденіе основной мысли произведенія, доставившаго ей значительное имя въ исторіи философіи. Мы можемъ послднее предположить съ тмъ большей вроятностью, что сама Жермэнъ высказала потомъ въ своихъ ‘Афоризмахъ’ интересную мысль о происхожденіи великихъ произведеній ума: ‘если люди, двигавшіе науку своими трудами, если т, которымъ предназначено просвтить человчество, захотятъ осмотрться на пройденный ими путь, то увидятъ, что самыя плодородныя идеи представляютъ изъ себя идеи ихъ юности, созрвшія отъ времени и опыта. Он заключены были въ ихъ первыхъ попыткахъ, подобно плодамъ въ весеннихъ лепесткахъ’ (Oeuvres philosophiques, р. 249).

У насъ такъ мало данныхъ на лицо, которыя могли бы нсколько освтить эту богатую натуру и въ особенности этотъ, боле другихъ темный, періодъ ея жизни, что мы отказываемся даже съ точностью сказать, чмъ будущій мыслитель занимался и что читалъ въ разсматриваемый моментъ.

Несомннно однако, что литературныя произведенія, какъ и произведенія искусства, обращали на себя ея особенное вниманіе и что ужъ тогда у нея зародилась мысль объ аналогіи законовъ, руководящихъ наукой, искусствомъ и обществомъ, которую она съ такою неумолимою логикой проводила впослдствіи въ своемъ философскомъ произведеніи.

Среди разнообразныхъ, но объединенныхъ одною, для нея уже тогда, должно быть, вполн ясною мыслью занятій, Софія провела бурные годы революціи и террора.

На выработку истинно стоическаго характера, женщины, не могли не остаться безъ вліянія и міровыя событія, разыгрывавшіяся вокругъ нея въ Париж и казнь такихъ людей, какъ Кондорсе, Байи, Лавуазье и др.

Извстно, какъ безцеремонно Робеспьеръ обращался со своими жертвами изъ ученаго міра. Намреваясь удалить изъ Франціи всхъ иностранцевъ, диктаторъ террора хотлъ было даже выселить и знаменитаго математика Лагранжа. ‘Мра, говорилъ онъ по этому поводу въ собраніи 25 октября 1793 г., жестока, она, можетъ быть, и коснется нсколькихъ философовъ, друзей человчества, но порода послднихъ такъ рдка, что число жертвъ будетъ ничтожно’.

Послдовавшая затмъ перемна событій повела за собой и перемну въ состав конвента. Вскор тамъ ужъ засдали люди, какъ Фуркруанъ. Знаменитый химикъ могъ тогда съ трибуны произнести свою рчь противъ увлеченій учениковъ Руссо. ‘Наука, говорилъ онъ, вызвала революцію во Франціи, паука вела французскій народъ отъ одной побды къ другой, она побдитъ вс препятствія, она одна въ состояніи удержать французскую республику на достигнутой ею высот’.

‘У насъ стараются, продолжалъ онъ, убждать народъ, что наука вредна, что она служитъ только для того, чтобъ обмануть его, всякая случайность представляетъ для насъ поводъ къ выходкамъ противъ наукъ и искусствъ, мы, наконецъ, даже природныя способности ставимъ въ вину и каждый талантъ объявляемъ, подозрительнымъ, Франція старается изсушить вс источники своего общественнаго образованія и въ продолженіи нсколькихъ мсяцевъ уничтожить плоды столтнихъ утомительныхъ трудовъ. У насъ дошли до того, что предлагаютъ даже уничтоженіе книгъ: духовная дятельность окончательно унижена, подъ ничтожнымъ предлогомъ уродуются лучшія произведенія искусства, мстамъ, посвященнымъ наук, угрожаетъ факелъ Омара, и при первомъ сигнал эти святыни могутъ сдлаться жертвой пламени… Однимъ словомъ, разгрому подвергается все и даже люди, которые могли бы приносить пользу просвщенію’.

Въ этой рчи ораторъ предложилъ основаніе той ‘центральной школы для общественныхъ работъ’, которая годъ спустя получила названіе политехнической школы.

Сюда были призваны такіе люди, какъ Лагранжъ, Бертоле, Монжъ, Шапталь, Фуркруанъ и многія другія знаменитости.

Софіи тогда было 18 лтъ. Какъ женщина, она не пользовалась правомъ слушанія лекцій въ этой школ и поэтому раздобывала себ записки профессоровъ въ особенности по химіи Фуркруана и по высшему анализу Лагранжа, ея будущаго друга и соперника.

Къ концу семестра студенты писали обыкновенно работы на заданныя профессорами конкурсныя темы. Желая принимать участіе въ этихъ работахъ, Софія, подъ псевдонимомъ мнимаго ученика политехники Ле-Блана, посылала свои ршенія къ Лагранжу. Великій математикъ немедленно узналъ въ работахъ Ле-Блана оригинальность и ширину взгляда и, расхваливши публично одну изъ читанныхъ имъ работъ Софіи, старался освдомиться объ интересовавшемъ его студент. Каково было его удивленіе, когда онъ узналъ, что иметъ дло съ молодою двушкой. Лагранжъ постилъ Софію на дому и съ тхъ поръ сталъ другомъ и совтникомъ молодой ученой. Вниманіе знаменитаго автора ‘Аналитической механики’ къ Жермэнъ заставило многихъ ученыхъ искать ея знакомства. Софія получила такимъ образомъ возможность находиться въ личныхъ или письменныхъ сношеніяхъ съ величайшими представителями излюбленной ею науки. Отовсюду получала она сочиненія по математик, а многіе ученые даже сообщали ей планы своихъ задуманныхъ трудовъ. Пріобртенное сразу большое и блестящее знакомство не только не отвлекло ее отъ занятій, но, наоборотъ, давало новыя средства къ достиженію неотступно преслдуемой ею научной цли. Появившаяся въ 1798 г. ‘Теорія чиселъ’ Лежандра дала Жермэнъ поводъ къ продолжительнымъ занятіямъ этимъ вопросомъ и къ научной переписк съ Лежандромъ. Въ 1801 г. вышли въ свтъ ‘Disquisitiones Arithmetic» Гаусса. Это замчательное произведеніе обратило на себя вниманіе молодой ученой. Она занялась обстоятельнымъ разборомъ теоріи геттингенскаго математика, распространила его основную мысль на многіе частные случаи, обобщила частности, ввела нкоторыя измненія въ гауссовы формулы и подъ своимъ старымъ псевдонимомъ Ле-Блана послала свой разборъ въ сопровожденіи письма къ Гауссу. Въ письм Софія разсказывала, что его произведеніе ‘уже долгое время служитъ предметомъ ея удивленія и изученія’. ‘Я осмливаюсь, кончаетъ она это письмо, предложить эти опыты на ваше сужденіе, въ убжденіи, что вы удостоите просвтить своимъ мнніемъ страстнаго любителя (un amateur enthousiaste) науки, которая вамъ обязана такими блестящими успхами’.

Нечего говорить, что Гауссъ сейчасъ же увидлъ, что иметъ дло не съ ‘диллетантомъ’, а съ основательнымъ математикомъ, между нимъ и мнимымъ Ле-Бланомъ завязалась интересная переписка и установились дружественныя отношенія, продолжавшіяся многіе годы безъ всякаго подозрнія со стороны Гаусса, что его другъ и корреспондентъ — женщина.

Посредникомъ между Софіей и Гауссомъ служилъ оріенталистъ Сильвестръ де-Саси: на его имя математикъ и адресовалъ свои письма въ Ле-Блану. Въ нихъ Гауссъ не разъ выражалъ свое удивленіе по поводу мткости присылаемыхъ ему математическихъ ршеній, а 16 іюня 1806 г. онъ писалъ: ‘Съ удовольствіемъ читалъ вещи, которыя вы были столь добры прислать мн, я счастливъ, что математика пріобртетъ въ вашемъ лиц такого способнаго друга’. Въ этомъ же году Гауссъ случайно узналъ настоящее имя своего друга по слдующему поводу. Онъ находился въ своемъ родномъ город, когда побдоносные французы посл Іенской битвы осадили Брауншвейгъ. Безпокоясь за судьбу великаго математика, Софія второпяхъ написала письмо къ другу ихъ семейства, генералу Пернетъ, командовавшему тогда осадой Бреславля. Должно быть ужъ очень настоятельно просила она заботиться о судьб математика, ибо Пернетъ тотчасъ же послалъ въ Брауншвейгъ своего офицера съ экстренными порученіями къ Гауссу. Къ удивленію курьера, Гауссъ отвтилъ, что онъ никакой Софіи Жермэнъ не знаетъ и что въ Париж изъ женщинъ ему знакома одна m-me Лаландъ. Дло въ томъ, что Жермэнъ, рекомендуя математика вниманію генерала, забыла, что Гауссу она извстна единственно подъ своимъ псевдонимомъ. Но боле подробныя примты заставили его вскор догадаться, кому онъ обязанъ такою нжною заботливостью, и дали ему возможность отблагодарить въ самыхъ лестныхъ выраженіяхъ своего ‘дорогого друга’ за оказанное ему вниманіе. Одно изъ своихъ писемъ къ Софіи Гауссъ кончаетъ такъ: ‘Будьте счастливы, мой дорогой другъ, какъ вы того заслуживаете по рдкимъ качествамъ вашего ума и сердца, и не отказывайте мн по временамъ въ новыхъ и пріятныхъ для меня увреніяхъ, что и я могу себя считать другомъ человка, именемъ котораго я всегда горжусь’.

Такъ жила Софія Жермэнъ среди серьезныхъ занятій математикой, философіей и литературой, не думая о томъ, чтобы заявить о себ и своихъ трудахъ въ-печати: ей было 30 лтъ, и она еще ничего не печатала. Но имя ея какъ математика и безъ того стало извстно многимъ ученымъ, и разъ даже эллинннстъ Виллюассонъ въ поэм въ честь астронома Лаланда явился выразителемъ удивленія, которое цлый кружокъ ученыхъ питалъ къ уму и характеру Софіи. Скромная Жермэнъ до того обидлась похвалами эллиниста, что ему даже посл даннаго общанія сжечь поэму, стоило много усилій склонить Софію къ прощенію за неосторожный панегирикъ. Въ письм къ матери Софіи Виллюассонъ общаемъ каяться всю жизнь за стихотвореніе, ‘которое могло оскорбите чрезмрную скромность ея дочери’, а Софію онъ проситъ извинить его за неосторожность и общаетъ, что его ‘удивленіе впредь останется нмымъ и на цпи’ (muette et enchane). ‘Но сознайтесь, m-lle, прибавляетъ онъ, съ ироніей, что если вы единственная женщина, обладающая такими громадными познаніями въ математик, то вы также единственная женщина, которая могла усмотрть опасность со стороны греческой поэмы’. Но панегиристъ своего слова почему-то сдержать не могъ, ибо спустя короткое время, счелъ нужнымъ возобновить свое похвальное слово, но на этотъ разъ латинскими стихами.

Обстоятельства вскор заставили Жермэнъ выступить въ печати. Случилось это по слдующему поводу. Въ 1808 г. прибылъ въ Парижъ извстный своими опытами по акустик нмецкій ученый Хлядни. Въ Париж онъ хотлъ, въ присутствіи заинтересованныхъ вопросомъ о колебаніяхъ эластичной поверхности ученыхъ, доказать на опыт, что вліяніе колебаній на тла подвержено постояннымъ математическимъ законамъ, чмъ для акустики открылась новая область. Съ цлью изслдованія даннаго вопроса образовалась коммиссія, а Наполеонъ, слдившій за этими опытами, назначилъ премію за ихъ математическое обоснованіе.

Жермэнъ ршилась принять участіе въ конкурс.

Для уясненія точнаго значенія, какое суждено было трудамъ Софіи Жермэнъ имть въ этой новооткрытой области, нелишне бросить общій взглядъ на историческое развитіе вопроса, успшное ршеніе котораго такъ много ей обязано.

Акустика, не смотря на то, что изслдованіе звука интересовало ученыхъ еще въ древнее время, можетъ считаться наукой сравнительно новой. Хотя Аристотель, Пноагоръ и Аристоксенъ установили разницу между шумомъ и гармоніей и опредлили послднюю какъ правильное соединеніе тоновъ, но ни характеръ этого соединенія, ни его границы не были имъ знакомы. Средневковая теологія и схоластика мшали научной постановк вопроса, и только съ Бэкона и Галилея начинается боле или мене серьезное и строгое пониманіе происхожденія и распространенія звуковыхъ колебаній. Гассенди первый разъяснилъ высоту и глубину тона, а изобртатель пневматической машины Отто Герике доказалъ, что въ безвоздушномъ пространств звукъ не способенъ распространяться. Кирхеръ вскор объяснилъ причины эхо, а Ньютонъ доказалъ вычисленіями, что распространеніе звука на-‘ ходится въ зависимости отъ эластичности воздуха, чмъ была открыта связь между акустикой и теоретической механикой. Изслдованія Брукъ Тайлора, Эйлера, Д’Аламбера и др. расширили пониманіе свойствъ и характера звуковыхъ явленій, но результаты, ими полученные, не смотря на все свое значеніе, были еще недостаточны. Въ начал нашего вка Біо призналъ всю трудность математическаго обоснованія многихъ явленій въ акустик. Опыты Хлядни открыли новую сторону вопроса колебанія поверхностей {Подробне объ этомъ см. Aug. Comte Philosophie positive ed. Littr, t. II, p. 409—435.}. Тутъ именно труды Софіи Жермэнъ и получаютъ всю свою важность.

Огюстъ Контъ оцнилъ ихъ по заслугамъ, назвавъ труды Жермэнъ ‘памятнымъ толчкомъ даннымъ наук’ {lb. II, p. 415—416: ‘La mmeroble impulsion donne la science, sous ce rapport, par le gnie d’une illustre contemporaine, dont la perte rcente est si regrettable, а conduit, il est vrai, les gom&egrave,tres considrer, dans ces derniers temps, un cas plus difficile et plus rapproch de la ralit, les vibrations des surfaces’.}. Жермэнъ побудила и другихъ извстныхъ математиковъ заняться изслдованіями въ этой области.

Академія наукъ для конкурса ставила слдующее требованіе: ‘дать математическую теорію эластичныхъ поверхностей и сравнить ее съ опытомъ’. Лагранжъ былъ того мннія, что ршеніе этого вопроса находится въ связи съ открытіемъ новаго рода анализа. Вс математики, преклоняясь предъ авторитетомъ Лагранжа, отчаивались въ возможности удовлетворительнаго отвта. Но Софія Жермэнъ нисколько не устрашилась словъ великаго математика. Говорятъ, что она даже при этомъ сказала: ‘Eli bien! mon cher matre, moi je ne dsesp&egrave,re pas du succ&egrave,s’. Она изучала и наблюдала долгое время эти явленія и 21 сентября 1811 г. могла уже послать въ Академію анонимный мемуаръ, въ которомъ давала уравненія для эластичныхъ поверхностей. Софія, должно быть, еще прежде переписывалась на этотъ счетъ съ нкоторыми учеными. Такъ Лежандръ въ одномъ изъ своихъ писемъ къ ней указывалъ на вс трудности удовлетворительнаго ршетя. Возражая противъ нкоторыхъ частностей сообщенной ему формулы, онъ прибавляетъ, что не задумывался впрочемъ какъ слдуетъ надъ этими вопросами и не хочетъ спорить съ нею ‘о предмет, надъ коимъ она такъ много размышляла’.

Коммисія, собравшаяся для обсужденія внесеннаго Софіей Жермэнъ ршенія, состояла изъ Лапласа, Лагранжа, Мали (Malus) и Лежандра. Лагранжъ указалъ на нкоторыя ошибки въ вычисленіяхъ Жермэнъ, и премія ей вслдствіе этого не была присуждена. Но самому Лагранжу неполное*ршеніе Жермэнъ открыло дорогу для собственнаго боле точнаго отвта.

Лежандръ, увдомляя ее въ нсколькихъ письмахъ о ход внесенной ею въ Академію записки, сообщаетъ, что и Біо читалъ ея мемуаръ и работаетъ также надъ ршеніемъ, но пришелъ къ выводамъ несходнымъ съ тми, которые Лагранжъ нашелъ на основаніи гипотезы Жермэнъ.

Точнаго ршенія, однако, никто не получилъ, и вопросъ пошелъ на вторичный конкурсъ. 23 сентября 1813 г. Жермэнъ внесла новый мемуаръ. Но отсутствіе систематической школы у геніальной женщины ложилось нкоторою тнью на ея работахъ, и этого не скрылъ отъ нея Лежандръ, указывая въ своемъ письм отъ 4 декабря 1813 г. на нкоторыя погршности въ двойныхъ интегралахъ, вкравшіяся въ полученныя ею формулы. ‘Не смотря на это, пишетъ онъ, слдуетъ признать, что уравненіе ваше есть дйствительно уравненіе колеблющихся поверхностей. Если не обращать вниманія на погршности изслдованія, то остальное объясненіе явленій можетъ считаться вполн хорошимъ. Будь коммисія Академіи такого же мннія, то вы по меньшей мр удостоились бы почетнаго упоминанія, но я сильно побаиваюсь, что недостатки въ доказательствахъ вашего мемуара могутъ значительно повредить вамъ, не взирая на все хорошее, заключающееся въ немъ’.

Жермэнъ, какъ Лежандръ предсказывалъ, дйствительно удостоилась только почетнаго упоминанія.

Нужно замтить, что Софія все еще посылала свои труды въ Академію подъ псевдонимомъ. Самъ Лежандръ совтовалъ ей не разъ выступать инкогнито. Должно быть, при тогдашнемъ состояніи вопроса о женскомъ образованіи, онъ имлъ къ тому достаточныя основанія.

Въ 1816 г. открытъ былъ третій конкурсъ. На этотъ разъ Жермэнъ совтовалась на счетъ внесеннаго ею ршенія съ Пуассономъ. Послдній въ письм къ ней высказываетъ свое мнніе относительно ея мемуара и видитъ ‘причину упрека, сдланнаго ея прежнему ршенію не столько въ гипотез, изъ которой она исходитъ, сколько въ способ вычисленій’.

Теперь Жермэнъ ужъ выступила подъ своимъ именемъ, будучи заране убждена въ успх.

Академія присудила ея работ премію, и она сразу заняла видное мсто въ ученомъ мір. Значеніе открытій Жермэнъ тмъ важне, что уравненіе колебаній эластичныхъ поверхностей имло значеніе не только для физики, но и для физіологіи. (Ang. Comte, Cours de Philos. Positive ed. Littr t. II, p. 410 sq.). Съ того времени Жермэнъ стала еще прилежне заниматься своею спеціальностью, участвовала въ засданіяхъ Академіи наукъ, слдила за трудами своихъ коллегъ. Все это не помшало ей поддерживатъ знакомство со многими учеными. Среди искренно преданныхъ ей друзей находился также хорошій другъ Конта Іосифъ Фурье, получившій при ея содйствіи мсто непремннаго секретаря въ Академіи. Фурье умлъ цнить дружбу такого человка, какъ Жерманъ. Въ одномъ письм къ ней онъ говоритъ: ‘Тотъ, кого вы любите и почитаете, не можетъ себя считать несчастнымъ… Выборъ, которымъ я обязанъ вамъ, иметъ въ моихъ глазахъ слишкомъ большую цну!.. Наконецъ, пусть меня боги разсудятъ, но что отъ боговъ независимо — это мои чувства истинной признательности къ вамъ’. Въ 1821 г. Жерменъ исправила и пересмотрла вс свои прежніе труды по математик и послала въ Академію сочиненіе ‘Recherches sur la thorie des surfaces lastiques’, заключавшія основанія выведеннаго ею анализа.

23 іюля 1821 г. секретарь пишетъ отъ имени Института о полученіи ‘въ высшей степени интереснаго ея сочиненія’ и о порученіи, сдланомъ ему Академіей, ‘выразить признательность за новое доказательство, какое она даетъ о своихъ талантахъ’.

Математикъ Гоши писалъ объ этомъ труд, что ‘имя автора и значеніе самого предмета рекомендуютъ его вниманію математиковъ’, а другой математикъ Генри Навье писалъ ей: ‘чтеніе вашего сочиненія имло для меня неописанный интересъ и я достаточно умю цнить достоинства такого замчательнаго произведенія, которое очень немногіе способны читать и единственная женщина сочинить’.

Фурье въ письм давалъ ей отчетъ о судьб ея мемуара: ‘Кювье, пишетъ онъ, поручено было въ прошлый понедльникъ чтеніе корреспонденцій. Я просилъ его представить вашъ мемуаръ и указалъ на содержаніе его. Посл чтенія была составлена коммисія изъ Лапласа, Пронье и Пуассона. Я буду настаивать, на сколько это будетъ необходимо, чтобы отчетъ былъ составленъ въ томъ дух, въ какомъ вы того желаете. Если бы г. Пуассонъ захотлъ оспаривать теоретическіе результаты вашихъ изслдованій, то онъ не съумлъ бы отрицать значеніе опытовъ, которыхъ никто лучше васъ не въ состояніи толковать… Вс присутствовавшія на засданіи лица съ величайшимъ интересомъ выслушивали -чтеніе вашего сочиненія. Трудность предмета, слава занимавшихся имъ авторовъ и ваше имя не могли не возбудить вниманія’.

По настоянію Фурье и Лежандра, ея ‘Recherches’ были напечатаны въ 1824 г.

Въ 1826 г. она печатаетъ уже другой трудъ ‘Remarques sur la nature, le borne et l’tendue de la question des surfaces lastiques’, въ которомъ новыми доказательствами расширяла свою теорію объ эластичныхъ поверхностяхъ. Теорія Жермэнъ, подтвержденная самостоятельными изслдованіями Пуассона, неопровержимо господствовала въ наук цлыхъ 30 лтъ. Въ это же время Жермэнъ занималась также изслдованіемъ теоремъ, которыя знаменитый Ферма оставилъ безъ доказательства и сдлала нкоторыя важныя открытія въ теоріи чиселъ. Лежандръ внесъ ихъ во второе изданіе своей ‘Theorie des nombres’.

Въ то же время она участвовала въ различныхъ спеціальныхъ изданіяхъ, какъ ‘Annales de chimie et de physique par Gay-Lussac et Arago’ и ‘Journal fr die reine und angewandte Mathematik von А. L. Crelle’. Время іюльской революціи она проводила въ своемъ кабинет надъ изслдованіемъ нкоторыхъ спеціальныхъ проблемъ.

Такова въ общихъ чертахъ научная дятельность Софіи Жерменъ въ области математическихъ наукъ.

——

Можно не безъ основанія предполагать, что живи Жермэнъ дольше, она создала бы нчто капитальное и въ философіи. Но уже въ 1829 г. у нея появились симптомы тяжелой болзни — грудного рака, отъ котораго она потомъ и умерла. Съ терпніемъ достойнымъ удивленія она переносила тяжелую болзнь, находя по временамъ утшеніе въ математик и философіи. Часто собирались у нея друзья, съ которыми она вела живую и веселую бесду. Либри, человкъ стоявшій къ ней близко, разсказываетъ: ‘Разговоръ ея носилъ особенный, совсмъ оригинальный характеръ. Удивительной чертой въ ней было умніе сразу схватывать главную мысль и длать врные выводы, перешагнувъ черезъ посредствующія звенья, ея разговоръ скрывалъ постоянно подъ легкой и граціозной формой глубокія мысли: эту способность она пріобрла отъ изученія различныхъ наукъ, постоянныхъ отношеній между физическимъ и нравственнымъ порядкомъ явленій, которыя она считала подчиненными однимъ и тмъ же законамъ.

Если прибавить еще постоянное чувство доброжелательства, заставлявшее ее забывать о себ и думать только о другихъ, то можно будетъ понять все очарованіе ея личности. Часто ея мысли заимствовали другіе, но она съ радостью повторяла, что совсмъ не важно, отъ кого идея проистекаетъ. Она не только не была честолюбива, но иронически называла славу малымъ мстечкомъ, занимаемымъ въ голов другихъ.

Этотъ благородный характеръ она вносила и въ свои поступки, отмченные высочайшей нравственностью. Въ добродтели она любила, какъ выражалась, математическую истину, не понимая, какъ это можно любить идею порядка въ одной области и не любить ее въ другой {‘Sa bont partait de sa tte, за conversation avait l’legance d’une belle formule de Laplace, et cependant elle tait bonne et sa conversation, originale et vive, comme elle, avait parfois un air de posie’. (Biogr. universelle 1. c. t. 65, p. 304).}, а идеи справедливости, добродтели были въ ея глазахъ идеями порядка, которыя умъ долженъ усвоить даже тогда, когда сердце тому сопротивляется’. Въ гордости она видла признакъ посредственности и сознанія своей неспособности.

Скончалась Жерманъ 27 іюня 1831 г., 55 лтъ отъ роду, к похоронена на кладбищ Перъ-Лашезъ въ Париж.

‘На перепутьи, говоритъ ея біографъ, тамъ, гд поднимается великолпный памятникъ Казиміра Перье, открывается вымощенная дорога — Chemin de la Bdoy&egrave,re. Слва виднъ памятникъ Элизы Меркеръ, нсколько метровъ сзади — Ог. Конта. Пятнадцать шаговъ оттуда видно справа во второмъ ряду дерево, осняющее гробъ Софіи Жермонъ. Здсь находится очень простой палисадникъ, немножко мрачный, но приличный: буковый кустъ, надгробный камень, ограда въ вид желзной ршетки — вотъ и все. Теперь онъ находится въ запущенномъ состояніи: ршетка заржавла, сломана и сдвинута, земля на этомъ мст разрыта’. На камн очень скромная надпись:

Jci repose Demoiselle Marie Sophie Germain ne Paris le 1-er avril 1776 dcde en la dite ville le 27 juin 1831.

‘Изъ смени, которое вроятно было занесено сюда втромъ, выросло красивое каштановое, дерево, корни котораго глубоко вросли въ гробъ и распространяютъ далеко вокругъ тнь, плющъ обвиваетъ его стволъ, захватываетъ нижніе сучья и спускаетъ оттуда свои длинныя меланхолическія втви. Такъ природа приходитъ часто, въ сіяніи красоты, на помощь забвенію людей’.

II.

‘Life is а System of vital forces, and the
conception of such forces involves
a peculiar fundamental idea’.
(Whewell, the Philosophy of the inductive sciences).

Небольшое философское произведеніе Жермэнъ озаглавлено: ‘Considrations gnrales sur l’tat des Sciences et des Lettres aux differentes poques de leur culture’ (Общія разсужденія о состояніи науки и литературы въ различные періоды ихъ развитія). Основная мысль, связывающая эти разсужденія, это то, что въ природ цлаго существуетъ гармонія и порядокъ. Человкъ — часть природы, слдовательно и его жизнь, какъ физическая такъ и духовная, подвержена непоколебимымъ законамъ. Законы эти — реальные законы всего творенія, всей природы въ цломъ. Они управляли мыслью человка задолго до того, какъ онъ сталъ сознательно относиться къ себ. Нашъ умъ ихъ только воспроизводитъ и прежде чмъ они явились руководителями разума, они управляли уже нашимъ воображеніемъ даже въ самыхъ необузданныхъ капризахъ его.

Если бы человку дано было познать сущность вещей и если бы вс его размышленія, наблюденія и теоріи не были относительными, то мы могли-бы въ вопрос познанія истины сдлать два предположенія: или условія нашего существованія открыты человку тми принципами или тмъ типомъ истины, который онъ находитъ въ себ и во вншнемъ мір, или-же принципъ или типъ истины свойственъ только человку, вн человка никакой реальности не иметъ и можетъ лишь свидтельствовать о способ, которымъ мы въ состояніи познать міръ субъективно, отраженнымъ въ зеркал нашего разума.

Сказать, какое изъ этихъ предположеній истинно, невозможно. Но за то, если-бы мы нашли, что міръ въ цломъ подчиненъ законамъ порядка и гармоніи, то эти законы необходимо должны были-бы получить для человка характеръ абсолютной истины, имющей очевидное и реальное значеніе.

Жермэнъ находитъ стремленія человческаго ума, точне, всего интеллекта, къ гармоніи и порядку не только въ наук, но и во всхъ остальныхъ многочисленныхъ проявленіяхъ человческаго духа, и мимоходомъ выражаетъ мысль, развитую ею боле полно въ дальнйшей части разсужденія, что, разъ порядокъ и симметрія являются двигателями всей интеллектуальной жизни человка, то ‘оракулы вкуса и ршенія разума’ существено одинаковы, и что поэтическое и всякое другое творчество подчинены также строгимъ законамъ.

‘Если мы, говоритъ она, прослдимъ развитіе искусствъ, литературы, морали, то мы и тутъ убдимся, что умъ человка во всхъ своихъ проявленіяхъ руководился предвидніемъ извстныхъ результатовъ, къ которымъ стремились вс его усилія’. Не только творчество народа, но и капризное творчество поэта подвержено законамъ. Жермэнъ даетъ намъ глубокій анализъ творчества, не поддающійся никакому изложенію: страницы, посвященныя этому анализу, принадлежатъ къ самымъ блестящимъ страницамъ ея произведенія. Очевидно, что если вся интеллектуальная жизнь подвержена однимъ и тмъ-же основнымъ законамъ, въ различныхъ формахъ проявляющимся, то всевозможныя произведенія необходимо должны имть между собою нкоторое сходство. Въ операціяхъ человческаго интеллекта фантазія въ основ неотдлима отъ разума. ‘Правда, говоритъ она, поэтъ намъ не въ состояніи дать яснаго отчета о тончайшихъ изслдованіяхъ, предшествовавшихъ выбору имъ извстныхъ метафоръ, но и ученый, проникшій въ одну изъ тайнъ естественнаго порядка, не скажетъ намъ, сколько разъ его воображеніе блуждало вокругъ пути, который долженъ былъ вести его къ достоврному познанію истины, теперь для него такъ осязательно — ясной’. ‘Не будемъ-же сомнваться, заканчиваетъ она первую главу своихъ ‘Разсужденій’, что наука, литература и искусство вдохновлены однимъ и тмъ-же чувствомъ,— чувствомъ порядка и закономрности. Они вс воспроизводили сообразно своимъ средствамъ, составлявшимъ сущность каждой изъ этихъ областей, безпрестанно возобновляемыя копіи свойственной намъ внутренней модели, универсальнаго типа истины’.

Во второй части своего труда Жермэнъ даетъ блестящую иллюстрацію высказанной ею основной мысли. Она длаетъ краткій обзоръ исторіи человческихъ идей. ‘Брошенный на землю среди безконечнаго множества предметовъ и явленій, пораженный зрлищемъ неисчислимыхъ чудесъ, человкъ не находитъ все-таки во вншнемъ мір ничего чудесне себя самого. Онъ распространяетъ свойства своего существованія на все его окружающее. Онъ позналъ свою индивидуальность и, ища всюду свое изображеніе, человкъ олицетворяетъ бездушныя существа, творитъ новыя существа, надляя ихъ свойствами своего интеллекта’. Но уже въ этотъ первый періодъ умственнаго развитія въ человк проявляется глубокое чувство связи между отдльными существами и предметами съ одной стороны и чувство универсальнаго типа истины, запечатлннаго въ его разум, съ другой. Человкъ сталъ познавать себя, какъ недлимое и какъ существо одаренное умомъ въ то время, какъ ему сталъ ясенъ фактъ собственнаго существованія. Во вншнемъ мір онъ ищетъ того, что нашелъ въ себ. Онъ видитъ въ явленіяхъ природы порядокъ и послдовательность, онъ предполагаетъ, что эти явленія имютъ опредленную цль, имютъ умъ и волю. Но такъ какъ человкъ не можетъ этотъ разумъ и волю мыслить безъ того, чтобы не приписать ихъ какому нибудь существу, то онъ и начинаетъ творить въ своемъ воображеніи различныя существа — смотря по роли, какую имъ приходилось играть, боговъ, полубоговъ и даже второстепенныхъ геніевъ.

Врный своей основной мысли, человкъ не перестаетъ смотрть на свое собственное существованіе какъ на типъ всякихъ другихъ существованій. Сказавъ: духи существуютъ, они знаютъ, они хотятъ, они дйствуютъ и ихъ дйствія проявляются въ производимыхъ ими матеріальныхъ измненіяхъ, человкъ долженъ былъ въ себ искать нчто похожее. Наше познаніе, наши желанія и мотивы нашихъ дйствій были такимъ образомъ перенесены на нематеріальную субстанцію, которая, смотря но приписаннымъ ей свойствамъ, и получила различныя имена.

Таковъ приблизительный ходъ образованія всхъ нашихъ идей.

Жермэнъ продолжаетъ слдить за развитіемъ человческаго разума. Человкъ сталъ длать наблюденія планомрность небесныхъ движеній и постоянство явленій открыли ему непоколебимые законы. Но въ окружающихъ людяхъ онъ этой закономрности еще не видитъ. Различные люди имютъ различныя желанія и для того, чтобы ввести порядокъ въ эти различныя желанія и стремленія, нуженъ одинъ человкъ, которому вс другія подчинились-бы.

И вотъ человкъ приходитъ къ заключенію: одно существо сотворило міръ и управляетъ имъ по опредленному и неизмнному плану.

Человкъ видитъ, какъ на свтъ являются подобныя ему существа, онъ знаетъ, что и онъ иметъ начало, слдовательно, умозаключаетъ онъ, и міръ долженъ имть начало. Мы обладаемъ не матеріальной душой, побудительной силой всхъ нашихъ дйствій, слдовательно и существо, сотворившее все и управляющее міромъ, не матеріально. Но существо это сотворило міръ, слдовательно оно было раньше міра.

Творецъ міра не иметъ начала, не долженъ имть конца, слдовательно — онъ вченъ.

Продолжая иллюстрировать психологію человческихъ врованій, Жермэнъ возвращается къ установленной ею мысли, что человкъ необходимо долженъ былъ, на основаніи своего собственнаго чувства порядка, единообразія и симметріи, приписать единство, порядокъ и симметрію, замчаемые въ мір, единой и недлимой вол Творца.

Слдуя за энциклопедистами и особенно Д’Аламберомъ, высказавшимъ мысль, что ‘міръ для того, кто съумлъ-бы обнять его однимъ взглядомъ, явился-бы недлимымъ фактомъ, одной великой истиной’, Жермэнъ видитъ въ синтез человческихъ знаній всю тайну усилій нашего разума.

Стремленіе къ объединенію добытыхъ человкомъ результатовъ проявлялось на различныхъ ступеняхъ развитія. Оно часто было ложно въ результатахъ, но не переставало быть истиннымъ въ основаніи. Такъ первая синтетическая идея, руководившая человкомъ, была та, что онъ считалъ себя образцомъ всхъ существъ, цлью, куда они устремляются, центромъ вселенной.

То же въ основаніи врное стремленіе къ синтезу можно видть въ ученіяхъ астрологовъ и алхимиковъ. Но если мы теперь и отказались отъ массы прежнихъ ошибокъ, то мы все еще продолжаемъ судить о явленіяхъ, не на основаніи реальныхъ данныхъ, вполн отчетливыхъ для нашего ума, а на основаніи произвольной комбинаціи элементовъ разума съ элементами воображенія.

Такъ, напр., мы еще до сихъ поръ говоримъ, что матерія длима до безконечности на томъ единственномъ основаніи, что намъ легко продолжать до безконечности ариметическое дйствіе дленія. Мы убждены, что матерія не можетъ мыслить на томъ основаніи, что она длима до безконечности, а единство нашихъ умственныхъ операцій сопротивляется иде длимости. А между тмъ мы всего этого не знаемъ, ни a priori, ибо матерію мы познаемъ только путемъ простыхъ ощущеній, а сущность ея намъ недоступна, ни a posteriori, ибо опытъ намъ ничего въ этомъ отношеніи не доставляетъ. Нкоторые философы были убждены, что наши опредленія вмщаютъ въ себ, подобно опредленію въ математик, природу предмета съ такою точностью, что въ нихъ заключены вс его свойства. Ошибочность этой мысли очевидна. Въ математик мы имемъ дло съ абсолютнымъ равенствомъ, заключающимъ всецло идеальный предметъ нашихъ изысканій, тогда какъ въ мір явленій мы знаемъ только нсколько свойствъ предмета, добытыхъ нашими чувствами, слдовательно относительныхъ.

Разбирая нкоторые философскіе вопросы, Жермэнъ приходитъ къ слдующему заключенію. Вся исторія человческаго разума есть безпрерывная цпь заблужденій. Но эти заблужденія совсмъ не говорятъ противъ ея мысли, что законы нашего мышленія тождествены съ абсолютными.законами вселенной.

По мннію Жермэнъ, типъ истины, никогда не переставалъ находиться въ человк среди всхъ его заблужденій. ‘Нершительность предшествующая волевому ршенію, говоритъ Дюрингъ, (Kritische Gesch. der Phil., 1. с. p. 511), представляла для нея лишь боле высокій видъ механическихъ колебаній, игра которыхъ предшествуетъ окончательному движенію или спокойствію’.

Въ человк, по убжденію Жермэнъ, неизмнно существуетъ ‘глубокое чувство единства, порядка и закономрности, служившее ему руководствомъ во всхъ его сужденіяхъ. Въ морали мы выводимъ изъ этого чувства законъ любви къ ближнему, для логики мы черпаемъ въ немъ познаніе истины, а для эстетики мы находимъ въ немъ законъ красоты’.

‘Разв можно сомнваться, что типъ нашего бытія иметъ абсолютное значеніе при вид, какъ языкъ вычисленій брызжетъ своею реальностью’? Разумется, когда человкъ теряется въ частностяхъ различныхъ явленій, то онъ законности, симметріи не замтитъ. Вотъ почему рука объ руку съ изслдованіемъ частностей необходимо должно идти стремленіе къ объединенію частныхъ вопросовъ общимъ синтезомъ.

Прогрессъ наукъ установилъ въ настоящее время связь между явленіями, которыя прежде считались изолированными, такъ что мы уже вправ смотрть на эти явленія какъ на необходимыя. Мы уже вправ называть ихъ различными частями одного и. того-же существованія, тогда какъ прежде мыслили ихъ принадлежащими различнымъ единствамъ. Если бы міръ, фактъ существованія котораго мучаетъ столько времени философовъ, былъ нами боле точно изучаемъ, то онъ непремнно явился бы въ нашихъ глазахъ необходимымъ.

И чмъ больше мы будемъ задумываться надъ вопросомъ объ отношеніяхъ человка къ вншнему міру, мы все боле и боле будемъ убждаться, что всей природой управляетъ необходимость. Каждый новый успхъ знанія указываетъ намъ правильность и необходимость тамъ, гд мы прежде видли одну случайность. Наука устанавливаетъ и еще установитъ многочисленныя связи между областями самыми отдаленными. Человкъ познаетъ законы тамъ, гд прежде видлъ одни случайные ничмъ несвязанные и необъединенные факты. Онъ будетъ все больше приближаться къ сознанію единства всхъ духовныхъ и матеріальныхъ силъ въ природ.

Жермэнъ убждена, что необходимые и опредленные законы управляютъ не только наукой, но захватываютъ также всю жизнь человка, какъ мораль и политику, такъ и искусство и литературу — выводъ, на которомъ въ настоящее время стараются построить науку сравнительной литературы {Мы отсылаемъ любознательнаго читателя къ замчательному труду Софія Жермэнъ. Ницше: Fr. Nietzsche, die Geburt der Tragdie aus dem Geiste der Musik (Leipzig 1872), а также къ сочиненію Морица Каррьера: Die Poesie, ihr Wesen und ihre Formen 2 Aufl. Leipzig 1884 p. 59—100.}.

Къ любопытнымъ мстамъ ея небольшого произведенія относятся, по нашему мннію, страницы, посвященныя теоріи общественнаго развитія, основанной на аналогіи законовъ общества съ законами механики.

Жермэнъ убждена, что чувство единства человческой природы со всею объективною природой, находящее всегда свое логическое выраженіе въ аналогіи, заставитъ человка не останавливаться больше на поверхности вещей, а принудитъ его проникнуть въ реальную сущность ихъ. Типъ истины дастъ человку возможность обнять вс науки, литературу и искусство въ одну методическую систему, въ основаніи которой будетъ лежать идея идентичности нашего субъективнаго разума съ объективными законами вселенной.

Рисуя въ общихъ чертахъ картину будущей литературы, она кончаетъ свое произведеніе словами: ‘законы существованія, условія истины, представляющіяся человку подъ тысячей различныхъ формъ, будутъ согрвать воображеніе, новый энтузіазмъ, основанный на боле крпкой почв, чмъ та, изъ которой произросли красивые миы древности, воодушевитъ нашихъ поэтовъ и ораторовъ. Вмсто того, чтобы творить міръ по капризу своей необузданной фантазіи, они намъ покажутъ его такимъ, какимъ онъ есть въ дйствительности’.

Такова главнйшая тенденція интереснаго труда Софіи Жермэнъ, въ которомъ Контъ {Cours de Philosophie positive, t. II, p. 415. ‘On apprcierait imparfaitement la haute porte de mademoiselle Sophie Germain, si l’on же bornait l’envisager comme gom&egrave,tre, quel que soit l’minens mrite mathmatique dont elle а fait preuve son excelent discours posthume ‘Sur l’tat des sciences etc’, indique en elle une philosophie tr&egrave,s-leve, la fois sage et nergique, dont bien peu d’sprits suprieurs ont aujourd’hui un sentiment aussi net et aussi profond, j’attacherai toujours le plus grand prix la conformit gnrale que j’ai aperue dans cet crit avec ma propre mani&egrave,re de concevoir l’ensemble du dveloppement intellectuel de l’humanit’.} усмотрлъ ‘возвышенную, разумную и энергичную философію, глубокое и ясное пониманіе міра, до котораго нын способны доходить очень мало даже самыхъ возвышенныхъ умовъ’. Что касается ея ‘Penses diverses», то на нихъ можно смотрть, какъ на бглые наброски глубокихъ мыслей — плодъ изученія Ньютона, Лапласа и др. философовъ. Нкоторыя изъ этихъ ‘Penses’ служатъ дополненіемъ къ идеямъ, составляющимъ содержаніе ея главнаго труда.

Р. Лунинъ.

‘Сверный Встникъ’, No 5, 1890

СОФІЯ ЖЕРМЭНЪ.

Читайте также: