Собраніе сочиненій С. А. Венгерова, т. II. Писатель-Гражданинъ. Гоголь. Изд-во ‘Прометей’. СПБ. Стр. 238. Цна 1 р. 25 к.
Основная цль книги С. А. Венгерова — доказать, что между Гоголемъ-мыслителемъ и художникомъ не было противорчія. Для этого ему нужно было устранить господствовавшее со времени Блинскаго мнніе, будто Гоголь-художникъ творилъ безсознательно. Рядомъ цитатъ изъ переписки Гоголя — юношеской и временъ созданія ‘Ревизора, С. А. Венгеровъ убдительно доказываетъ эту свою мысль. Но если творчество Гоголя было сознательное, то тмъ самымъ устраняется всякая возможность иного пониманія его произведеній, чмъ то, которое онъ самъ въ нихъ вкладывалъ. Въ этомъ отношеніи С. А. Венгеровъ не сдлалъ дальнйшаго шага впередъ, чтобы устранить до сей поры erne у многихъ пользующееся кредитомъ утвержденіе, что Гоголь не понималъ своихъ произведеній, а вотъ-де критики разъяснили ихъ общественно политическое и сатирическое значеніе. С. А. Венгеровъ даже отчасти раздляетъ мнніе этихъ критиковъ, проявляя большую непослдовательность, въ отрицательныхъ образахъ Маниловыхъ, Ноздревыхъ и Сквозниковъ-Дмухановскихъ Гоголь, по собственному признанію, искалъ очищенія своей души. Это было вполн интимное, личное, собственныя страданія, невозможность найти изъ нихъ выхода создали его трагедію, которая опять-таки была всецло его личной трагедіей. Съ этой же точки зрнія Гоголь говорилъ и о ‘великомъ, очищающемъ значеніи смха’, помогавшемъ ему хоть на время избавиться отъ тяжести собственныхъ страданій. Авторъ книги вовсе не считается съ такимъ пониманіемъ Гоголемъ своихъ произведеній и съ такой его сознательностью. Ему нужна сознательность другая, выводящая Гоголя изъ рамокъ его личной жизни на широкую арену общественно политической дятельности. Онъ забываетъ, что, толкуя такъ произведенія Гоголя, вопреки ему самому, онъ тмъ самымъ отказываетъ Гоголю въ сознательности, которую до сихъ поръ усиленно защищалъ. Но эта самая сознательность снова всплываетъ на поверхность, какъ только приходится доказывать ‘гражданственность’ Гоголя. Оказывается, что Гоголь всю свою жизнь только и думалъ, что о гражданскомъ служеніи, не только въ первые моменты петербургской жизни, когда мечталъ о государственной служб, по -и во время, напримръ, поздки въ Іерусалимъ. Чтобы нсколько смягчить явную несообразность приведеннаго утвержденія, замтимъ, что въ пониманіи автора-гражданина — это вообще человкъ, отдавшійся на служеніе родин. Но даже и съ такой точки зрнія, какъ явно противорчить это утвержденіе постояннымъ возгласамъ и рчамъ, какія мы привыкли слышать отъ Гоголя! Начиная съ мечтаній о государственной служб, которая для Гоголя-юноши была простымъ средствомъ выдвинуть себя, и вплоть до мистическихъ, почти истеричныхъ признаній о своемъ великомъ назначеніи въ письмахъ къ Жуковскому, въ лирическихъ отступленіяхъ ‘Мертвыхъ Душъ’ — всюду есть у Гоголя забота о себ, какъ бы себя выдвинуть, свои страданія облегчить. Въ этомъ смысл онъ, дйствительно, не испыталъ перелома на всемъ протяженіи своей дятельности, но это было исключительно единство его личности. Онъ былъ слишкомъ полонъ собой, чтобы думать о другихъ и болть дутою за нихъ. Безмрность собственныхъ страданій заставляла его презирать другихъ людей, быть можетъ.— за то, что они. погрязнувъ въ пошлости, были все же счастливе его, ибо не испытывали душевныхъ мукъ, подобно ему. Но ‘гражданское’ служеніе Гоголя окажется окончательно миомъ, если мы обратимъ вниманіе на религіозность послднихъ лтъ его жизни, отношенія его къ о. Матвю, Ал. Ос. Смирновой, къ старушк Шереметевой. Во всей этой религіозности, какъ бы къ ней ни относиться, пть и тни того мессіонизма, той національной исключительности, которая является характерной для нашихъ славянофиловъ и для Достоевскаго. Не народъ ‘богоносецъ’ рисовался въ больномъ мозгу Гоголя, когда онъ обращался къ религіи, а все та же исключительно-полная душевная потребность толкала его на этотъ путь. Если бы онъ думалъ въ этотъ моментъ о благ родины, неужели онъ забылъ бы ввести русскій народъ въ свою религіозную концепцію?
Въ книг дана еще оцнка Гоголя, какъ ученаго, историка, критика, географа и подробно разработаны его отношенія къ Блинскому. Знаменитое письмо ‘неистоваго Виссаріона’ помщено здсь въ сводной редакціи: Краевскаго и ‘Полярной Звзды’. Нельзя не видть нкотораго пристрастія С. А. Венгерова при оцнк этой полемики, Гоголь оказывается во всемъ виноватъ: и неискрененъ онъ. и возраженій подобрать не уметъ, а къ тому же еще попрекаетъ Блинскаго недостаточностью его образованія. Нужно пояснить, что потомство не можетъ признать правымъ и Блинскаго, когда онъ намекалъ на то, что Гоголь хотлъ угодить ‘властямъ предержащимъ’. Самъ же С. А. Венгеровъ признаетъ искренность намреній автора ‘Переписки съ Друзьями’.