Е. И. Анненкова.
Русские писатели. 1800—1917. Биографический словарь. Том 5. М., ‘Большая Российская энциклопедия’, 2007
Смирнова-Россет А. О.: биографическая справка, Смирнова-Россет Александра Осиповна, Год: 2007
Время на прочтение: 17 минут(ы)
СМИРНОВА-РОССЕТ, Смирнова Александра Осиповна [урожд. Россети, 6(18).3.1809, Одесса — 7.6.1882, Париж, похоронена 9(21).9.1882 в Москве на кладб. Донского мон.], мемуаристка. Племянница декабриста Н. И. Лорера. Отец, Иосиф (Осип) Ив. Россети (ок. 1759—1813), — итальянец по происхождению, приехал в Россию из Франции в 1787.
Участник рус.-тур. воины 1787-91, в т. ч. штурма крепостей под Очаковом и Измаила, за что был награжден (состоял флигель-адъютантом кн. Г. А. Потёмкина-Таврического). Во время службы и Одессе (с 1802 нач. портового карантина) был близок к герцогу А. Э. Ришелье, ген.-губернатору Новороссии. С.-Р., и ее братья настаивали на фам. Россет, выдвинув версию о принадлежности отца к ветви древнего франц. графского рода Россет (он якобы покинул Францию, спасаясь от якобин. террора). Сама С.-Р. достаточно долго пишет свою фам. как Россети (или Розетти), фам. Россет появилась в док-тах Пажеского корпуса, где учились братья. [Из 4-х младших братьев Аркадий (1812—81) был ее любимцем, он и Клементин — близкие знакомые А. С. Пушкина, см. о них: Черейский.]
Мать, Над. Ив. (ок. 1792-1825), — дочь обрусевшего немца И. И. Лорера, полковника (в последние годы жизни херсон. вице-губернатор) и груз. княжны Ек. Евсеевны Цициановой. Когда родилась Александра, матери было 16 лет. Оставшись после смерти мужа с пятью малолетними детьми, она вскоре еще раз выходит замуж за И. К. Арнольди, ген. л.-гв. конной артиллерии.
Старшую дочь (с братьями) отправляют к бабушке в Херсон, губ., в небольшую деревню Грамаклея (Водино). Этому периоду посв. ‘Воспоминания о детстве и молодости’, к-рые составили первую часть ‘Автобиогр. зап.’ С.-Р.
Написаны на франц. и рус. яз. в 1870-е гг. — 1881, впервые опубл, с пропусками и ошибками в изд. 1931: науч. подг. этого текста и др. мемуаров, с обширными комм, и вариантами, осуществлена С. В. Житомирской (изд. 1989).
В них воссозданы семейные предания и непритязательный дом. уклад, описаны живописные и прочувствованные картины укр. природы, малорос. быта. Пребывание в Грамаклее, как неоднократно подчеркивала в своих записках С.-Р., во многом определило ее будущие взгляды и пристрастия. В марте 1820 ее приняли в Екатерининский ин-т (петерб. уч-ше Св. Екатерины), в к-ром она находилась до осени 1826. Воспитанниц учили не только языкам, этикету, музыке, танцам, но давали сведения по разным наукам, преподавателем рус, словесности был П. А. Плетнёв. Самодисциплина, честолюбие, светская общительность и вместе с тем внутр. закрытость сформировались у С.-Р. в ин-те. Восп. об институтской жизни не ограничились описанием учебы, режима дня (девочек приучали к достаточно жесткому режиму), сложившихся привычек. В текст включены сведения, приобретенные мемуаристкой позднее, — нарушающий хронологию принцип положен в основу всех ее записок.
С.-Р. была замечена императрицей-матерью Марией Фёдоровной и по окончании учебы назначена фрейлиной ко двору, с 1828 фрейлина при дворе имп. Александры Фёдоровны, в записки она заносит свои размышления о дворце, о царедворцах, рассказывает о разговорах и встречах с имп, семьей. Ее неизменяемые монархич. убеждения, определившие почитание цар, семьи, своеобразный пиетет перед государем не мешали трезво оценивать атмосферу двора, придворные интриги, соперничество приближенных (позднее в ‘Дневнике’ она заметит о Николае 1: ‘кокетствовал, как молодая бабенка’, изд. 1989, с. 8). Став фрейлиной, С.-Р. приобретает широкий круг знакомств, в т.ч. литературных, во многом благодаря сближению с семьей Карамзиных (жившей в Павловске, где находился двор императрицы-матери), их салон стал для нее своеобразной школой светского и культурного общения. Здесь она встречалась с А. С. Пушкиным, В. А. Жуковским, П. А. Вяземским, А. И. Тургеневым, А. И. Кошелевым, вскоре познакомилась с В. Ф. Одоевским, В. А. Соллогубом, А. С. Хомяковым. Лит. ‘сборища’ происходили в это время и в ‘келье’ самой С.-Р. в Зимнем дворце. Красавица фрейлина приобретает известность. Ее живость, острый ум, независимость суждений и поведения (она не считалась с принятыми в свете условностями и ‘приличиями’), образованность, широкий кругозор вызывают всеобщее восхищение. Вяземский, ставший ее другом, называл посетителей салона Карамзиных ‘военнопленными красавицы’ (Вяземский, Старая записная книжка, с. 158) и посвятил ей стих. ‘Черные очи’ (1828), ‘Вы донна Соль, подчас и дойна Перец’, ‘Прощание’ (нач. 1830-х гг.), он отмечал способность С.-Р. ‘угадывать’ ‘все высокое и все смешное’, откликаться ‘на все вопросы ума и напевы сердца’ (там же, с. 159, 163). Уже тогда современники видели в ней ‘смесь противоречий’: непосредственность, искренность и ‘холодность’, серьезность умственных интересов и склонность к злословию: ‘И шутки злости самой черной / Писала прямо набело’ — из посвященного С.-Р, стих. Пушкина (написанного от ее лица) ‘В тревоге пестрой и бесплодной’ (1832).
Дружеские отношения (с 1829) связывают С.-Р. и Жуковского, в к-ром она ценит не столько поэта, сколько цельную личность, более многогранную, чем та, что нашла выражение в его лирич, стихах. В ‘Воспоминаниях о Жуковском и Пушкине’ кон. 1860-х гг. (опубл.: РА, 1871, кн. 3) обоих поэтов она представляет не столько в их профессиональном, сколько собственно человеч, проявлении, отмечает склонность к шуткам, веселью, дружелюбие и творч. общительность Жуковского, приводит его шуточные записки к ней и посв. ей ‘галиматью’. Их переписка сохранила атмосферу симпатии и легкой любовной иронии. С.-Р. не восприняла всерьез предложение Жуковского (сделанное в 1829 или 1830). Со свойств, ей проницательностью она дает ему след. итоговую характеристику: ‘Жуковский был в полном значении слова добродетельный человек, чистоты душевной совершенно детской, кроткий, щедрый до расточительности, доверчивый до крайности, потому что не понимал, чтобы кто был умышленно зол’ (изд. 1989, с. 26).
Отношения с Пушкиным установились не сразу, поев, ей стих, поэта ‘Ее глаза’ — ответный отклик на ‘Черные очи’ Вяземского — написано до личного знакомства в 1829 (не ранее 18 янв.), в 1830 он посвятит ей стихотв. шутку ‘Полюбуйтесь же вы, дети’ — о пленяющей красоте ‘черноокой Россети’. Они сближаются летом 1831 в Царском Селе, где в это время жил Пушкин и куда на лето переехал двор. В восп. С.-Р. воссоздает встречи и разговоры этого лета, занимательные как для нее. так и для поэта (се рассказы нашли отражение в его ‘Дневнике’ и ‘Table-talk’), дает колоритные зарисовки Пушкина в быту, в них заметна попытка охарактеризовать процесс творчества поэта. Она зорко подмечает в нем ‘неистощимую mobilitИ de l’esprit’ (подвижность ума), ‘живость, изворотливость, веселость’ (изд. 1989, с. 22, 25), способность всегда сказать ‘последнее слово’. Как человек пушкинской эпохи, когда ценилось живое устное слово, С.-Р. не считала обязательным сохранить для истории буквальную запись пушкинских суждений, но ей удалось передать отношение к Пушкину его современников: восхищенное, доверительное, свободное от пиетета. И все-таки в кон. 1820-х — нач. 1830-х гг. она не могла в полной мере оценить его поэтич. творчество, ‘смотрела на него слегка…’ — как признавалась П. И. Бартеневу (Каллаш Вл., Неизданные отрывки из ‘Записок’ А. О. Смирновой. — В сб.: ‘Ветвь’, М., 1917, с. 303).
Примечательно, что при явной симпатии и сходстве нек-рых черт (о дружеских отношениях Пушкина и С.-Р, свидетельствует его переписка с Плетневым, Жуковским. Вяземским) его отношение к ней было лишено даже оттенка влюбленности, однако С.-Р. полагала, что Нат. Ник. Пушкина испытывает к ней ревность, хотя и особого свойства: ‘…мне досадно, что ему с тобой весело, а со мной он зевает’ (слова жены поэта в записи Я. П. Полонского: цит. по: Пушкин в восп., т. 2, с. 164). Дальнейшие встречи происходят в 1832, 1834. Зимой 1834/35 Пушкин читал у Смирновых ‘Историю Пугачева’.
Претендентами на руку С.-Р. были 55-летний кн. С. М. Голицын, дипломат И. С. Мальцов и А. И. Кошелев, рассказавший о необычном эксперименте: он и С.-Р. обменялись письмами с изложением взглядов на ‘будущее’ супругов и, выявив решит, расхождения, расстались (Кошелев А. И., Записки. Рус. об-во 40-50-х гг. XIX в., ч. 1, M, 199I, с. 62). Однако замуж С.-Р. вышла в 1832 за Ник. Мих. Смирнова (1808—70), чиновника Мин-ва иностр. дел на дипл, службе, камер-юнкера (в будущем калужского — 1845-51 и петербургского — 1855-60 губернатора), союз с к-рым оказался сложным и драматичным.
В браке было 5 детей: близнецы Ольга (1834—93), издательница ‘Записок’ С.-Р. (см. ниже), и Александра (1834—37), Софья (1836-84), Надежда (1840-99) и сын Михаил (1847—89). Смирнов принадлежал к старинному дворян, роду, будучи состоятельным человеком, помогал братьям С.-Р. и др. Был известен как знаток живописи и собиратель произв. иск-ва: оставил краткие, но содержательные восп. о Пушкине (см.: Черейский). Страстный по натуре, он обладал ‘взбалмошным’ характером (разноречивые мнения о нем современников см.: Житомирская, изд. 1989, с. 598-99).
После неудачных родов в окт. 1832 С.-Р. уехала в Германию и вернулась лишь к осени 1833, весной 1835 в связи с назначением Смирнова в посольство в Берлине семья покинула Россию почти на три года. Летом 1836 в Баден-Бадене, где С.-Р. лечилась от нервного расстройства (душевные заболевания были отмечены в роду), она испытала глубокое чувство к Ник. Дм. Киселёву, секр. рус. посольства в Париже (брату мин. гос. имущества П. Д. Киселёва), знакомому Вяземского, А. С. Грибоедова, Пушкина (см.: Черейский). Анд. Н. Карамзин вспоминал С.-Р. той поры: ‘Она весела, говорлива, хороша и молода по-прежнему’ (‘Старина и новизна’, кн. 17, М., 1914, с. 242). Свои отношения с Киселёвым С.-Р. описала в т.н. ‘Баденском романе’, составившем вторую и наиб, объемную часть ‘Автобиогр. зап.’ (сохранился в 12 вариантах, опубл. в 1931, полн. — в изд. 1989). По стилю и содержанию он ближе к худож. тексту, чем к мемуарному, построен в форме диалога (преим. на франц. яз.). С.-Р. заново вспоминает свою жизнь — детство, ‘двор’, знаменитых друзей, как бы давая отчет в ней Киселёву, она находит особую манеру для выражения глубоко личных, интимных переживаний и ощущений (путем передачи жестов, мимики, умолчаний), выстраивая две параллельные линии: внешних отношений, доступных, видимых другим, и внутренних, потаенных, существо к-рых нередко скрыто в подтексте, незначащих речах, бытовых диалогах (о беременности, о зачатии, об отношениях с детьми). Повествование, однако, прерывается и переводится в плоскость обычных автобиогр. записок, в к-рых находится место мн. др. лицам, не причастным к ‘роману жизни’.
По возвращении в Россию (1838) С.-Р. устраивает в своем доме в центре Петербурга, у Синего моста, лит. вечера. Их посещали Вяземский, Н. В. Гоголь, Жуковский, М. Ю. Виельгорский, В. Одоевский, Плетнёв, Ал-др Тургенев, Ю. Ф. Самарин, Ф. И. Тютчев, Хомяков. Бывали МИ. Глинка, А. С. Даргомыжский, К. П. Брюллов. Среди посетителей ее салона также M. IO. Лермонтов, о к-ром она неоднократно упоминает в записках (они встречались и у Карамзиных, в 1840 он записал в ее альбом стих. ‘В простосердечии невежды…’), И. П. Мятлев, Е. П. Ростопчина.
Знакомство с последней скоро перерастает в дружбу, призванную, быть может, вытеснить восп. о ‘романе жизни’. В письмах 1838-39 (РА, 1905, кн. 3). адресованных ей. прочитывается желание быть первой, если не единственной в ряду знакомых и друзей поэтессы. Отмечая гл. достоинство ее поэзии, ‘искренность’, С.-Р. дает достаточно точную характеристику и себе: ‘…Если я человек положительный, то, по крайней мере, правдива относительно поэзии, не будучи поэтичною’ (цит. по: Колосова, с. 274).
1840-е гг. можно определить как гоголевскую эпоху в жизни С.-Р., когда она переживала переломное для себя время. Склонная к депрессии, к нервным срывам, она ищет духовной поддержки и находит ее у Гоголя, ищущего ‘душевного монастыря’, гоголевская потребность в проповеди получила в общении с ней благодатную почву. Он становится ее учителем и наставником на пути христ, спасения (интерес к религ. вопросам был свойствен ей и в молодые годы): Гоголь практически единственный, кто сохранил нехрестоматийный образ С.-Р. (в письмах к ней и др. лицам), сосредоточенной на религиозно-нравств, совершенствовании: ‘Вы, любезный друг, выискали мою душу, вы ей показали путь, этот путь так разукрасили, что другим идти не хочется и невозможно’ (письмо Гоголю 3 нояб. 1844 — PC, 1888, No 10, с. 132). Дружеское сближение происходит в 1843-44 в Риме, где Гоголь был ее чичероне, Франкфурте, Бадене, Ницце. До того они общались в Париже в 1836—37 (знакомы с 1831), в Бадене в 1837 Гоголь читал Смирновым первые главы ‘Мертвых душ’ (подробнее см.: Манн, 2004, с. 490), в 1841 в Петербурге — ‘Женитьбу’, в 1842 — ‘Ревизора’.
В ‘Воспоминаниях о Гоголе’ (1852, 1854, не завершены, опубл.: РА, 1895, кн. 1), рассказывая о встречах с писателем, воссоздавая его настроения, привычки, образ жизни в европ. городах, С.-Р. многое оставляет за текстом, прежде всего привлекший ее новый духовный облик Гоголя — она коснулась этой темы лишь в конце восп. (см. изд. 1989, с. 33). Гораздо объемнее ‘новый’ Гоголь предстает в их переписке. С.-Р. была одной из немногих, кто видел в нем прежде всего не художника, а человека, способного преподать всем религиозно-духовный урок.
Письма С.-Р., преим. 1830-1840-х гг. (см. раздел Письма), занимают заметное место в богатой эпистолярной культуре 19 в., они содержат запоминающиеся психол. характеристики мн. деятелей рус. лит-ры, свидетельствуют о стиле лит. и человеч. общения в 1-й пол. 19 в. По мнению издателя ‘Рус. архива’ Бартенева, ‘собрание писем’ С.-Р. ‘было бы книгою образцового, и, конечно, они не уступят в значении знаменитым письмам госпожи Севинье’ (франц. писательница 17 в.) (РА, 1905, кн. 3, с. 212), СТ. Аксаков сравнивает ‘удовольствие’, получаемое от ее писем, с тем, ‘которое можно чувствовать только от худож. произведения’ (РА, 1896, кн. 1, с. 149).
В письмах проявились лучшие черты С.-Р., аналитич, способности ума направлены здесь на понимание ‘собеседника’, интеллектуальный отклик органически сочетается с доверит, и сочувств. вниманием к нему, а откровенность суждений не носит вызывающего или саркастич. характера (свойственного ей в бытовом поведении, отразившегося и в мемуарах), что побуждает в свою очередь и адресата к открытости и правдивости в ответных письмах. Такой характер имела и ее переписка в 1840-е гг, с Самариным (сохранилась частично) и С. Аксаковым.
С.-Р. высоко ценила Самарина (см.: РА, 1896, кн. 1 — письмо 26 февр. 1846 К. С. Аксакову), хотя и не разделяла его славянофильских убеждений (подробнее об отношении к нему см.: изд. 1989, с. 506-07, ср. там же, с. 605-06, 611). Самарин, видимо, на протяжении долгих лет испытывал к ней глубокое чувство: ‘…есть на свете человек, который знает н понимает вас лучше всех и любит вас искренно, несмотря на … постепенное охлаждение и высыхание своего сердца…’ (письмо 1868 — РА, 1908, кн. I, с. 297).
Центр. темой эпистолярного и личного общения с С. Аксаковым был Гоголь, еще до знакомства с Аксаковым С-Р. обратилась к нему с письмом (4 нюня 1845 — РА, 1896, кн. I) с просьбой помочь Гоголю, ‘не оставлять’ его ‘одного’ (сама она звала писателя ‘к себе’, в Россию). После смерти Гоголя С. Аксаков, не принявший, в отличие от С.-Р., гоголевские ‘Выбранные места из переписки с друзьями’ (усиление религ. настроений писателя он воспринимал как угрозу художеству), сообщает о намерении рассказать о своих отношениях с Гоголем ‘именно ей, для которой художник никогда не закрывал в Гоголе человека’ (там же, с. 152).
Не только восп. и письма, но и сама личность С.-Р, стала фактом рус. культуры, вокруг нее сложился собств. лит, сюжет. Она служила адресатом как мадригальных (помимо упомянутых, стих. В. И. Туманского ‘Песня’, 1843), так и стихов с идейным подтекстом (‘Иностранка’ и др, стих. 1832 Хомякова), откровенно инвективных стихов И. Аксакова 1846 (‘Вы примиряетесь легко…’, ‘Когда-то я порыв негодованья’) (см. в прил. к кн.: Колосова). Образ С.-Р., являющий разные ипостаси в ‘гостиных светских’ и в ‘страданьи’, нарисовала Ростопчина — стих. ‘Воспоминанье’ (1839), ей посвящали шуточные стихи Мятлев и С. А. Соболевский (см.: там же).
С.-Р, служила также прототипом лит. героинь (прообраз гр. Минской в наброске Лермонтова ‘У графа В… был музыкальный вечер’, Ласунской в ром. Тургенева ‘Рудин’, Чаграновой — петерб. львицы, оказавшейся в провинции, — из несохранившейся главы второго тома ‘Мертвых душ’) либо импульсом для создания к.-л. произв.: Гоголь в ‘Выбранных местах…’ отразил ее реальные и чаемые черты в главах ‘Что такое губернаторша’, отчасти — ‘Женщина в свете’. Под ее воздействием написаны ‘Сенсации и замечания госпожи Курдюковой…’ (1840) Мятлева (подробнее см. в ст. И. П. Мятлев), называвшего ее ‘Смирниха моя сердечная’ (РА, 1889, кн. 3, с. 414).
Влияние С.-Р. на современников, со всем сопровождающим его сложным контекстом, особенно рельефно проявилось в отношении к ней 22-летнего И. Аксакова, служившего в Калуге в 1845-46: приуготовленный к восприятию ее личности высокими оценками Гоголем (‘перл всех русских женщин’ — Гоголь, XII. 494) и Самариным, он был поражен несовпадением реального и ожидаемого образа и стал самым беспощадным се критиком, упрекая в лицедействе, жесткости, этич. двойственности (РА, 1895, кн. 3, с. 425), предметом бурных размолвок служили мировоззренч. расхождения и отношение к Гоголю (подробнее см.: Аксаков И. (I), с. 268-69, 276-77, 354-55, а также с. 214-15, 217, 221 и ук.], что не помешало сохранению их дальнейших отношений. И. Аксаков, как и мн, современники, испытывал потребность в общении с ней (РА, 1895. кп. 3, с. 435, 446. 453).
Непреодолимо затруднительным оказалось общение с деятелями новой эпохи, искавшими и не находившими в С.-Р. того блеска ума и красоты, о к-ром были наслышаны, — они измеряли ее иными критериями. Л. Н. Толстой, посетив ее неск. раз (в 1857), оставил в дневнике не вполне лестные замечания (Толстой. XLVII. 147). Для Я. П. Полонского, воспитателя ее сына Михаила, многое в ней непонятно и неприемлемо — и психол. облик, и консервативность взглядов: ‘Больная, нервная, озлобленная на мир. пиэтически православная, она беспрестанно звала меня читать жития святых… я был рад, что схожусь с ней в одном — в ее демократическом взгляде на жизнь’ (ГМ. 1917, No 11/12, с. 149), но вскоре усомнился и в последнем. Вместе с тем Полонский был готов все простить ей за ‘парадоксальный’ ум и ‘колоссальную память. Чего она не знала? На каких языках не говорила?’ (там же, с. 150).
Начиная со времени пребывания при имп. дворе С.-Р. продолжала многим оказывать помощь. Принимала участие в судьбе Лермонтова, худ. А. А. Иванова (к-рому помогла получить денежное пособие для окончания ‘Явления Христа народу’), освобождении из-под ареста Тургенева. Гоголю она неоднократно оказывала материальную помощь, способствовала преодолению ценз, препятствий при издании ‘Мертвых душ’, а позднее (1845) вместе с Плетнёвым успешно хлопотала о назначении ему пенсиона (о ее разговоре с Николаем I о Гоголе, упомянутом в ‘Дневнике’, см.: изд. 1989, с. II, 636-37).
В окт. 1845 С.-Р. переезжает в Калугу (по дороге в Москве знакомится с М. П. Погодиным и С. П. Шевырёвым), где открывает для себя провинц. жизнь России, наблюдает нравы, бытовые привычки, о чем сообщает в письмах Гоголю (здесь в 1849 ей и ее сводному брату Л. И. Арнольди он первым читал главы второго тома ‘Мертвых душ’), в 1846 в Калуге знакомится с В. Г. Белинским (оставившим о ней благожелат. отклик — XII, 282) и М.С. Щепкиным. Вскоре, однако, заботы ‘губернаторши’ ее утомили, обостряются нервные заболевания, связанные с рождением сына, в 1847—49 она живет одна за границей и в Петербурге, позднее и в подмоск. имении Спасское, где ее в 1851 навещает Гоголь. В 1855 семья возвращается в Петербург, но вскоре они с мужем фактически расстаются.
С нач. 1860-х гг. до конца жизни С.-Р. живет за границей, в осн. в Англии, но бывает также в Швейцарии и Франции. В 1869 и в 1876 приезжала в Москву. Последние годы жизни тяжелы, омрачены болезнями (особенно сильным нервное расстройство было в 1876-79 — см.: изд. 1989, с. 611 — 12), сложными отношениями с дочерью Ольгой.
В 1867 Бартенев убеждает С.-Р. дать ему для ‘Рус. архива’ письма, сопроводив их хотя бы краткими комментариями, тем самым побуждая ее вновь взяться за восп. Впервые она обратилась к мемуарам, в форме ‘Дневника’, в 1845 (охватывает период с 26 февр. по 22 марта: опубл. под загл. ‘Из записок дамы…’ — РА, 1882, кн. 1), вернулась к ним в 1850-е гг., затем в кон. 1860-х и в 1870-е гг., в последнее десятилетие работа над ними велась наиб, интенсивно. Мн. из лит. знакомых С.-Р. (И. Аксаков, Тютчев, Самарин), оценив мастерство ее устного рассказа, настойчиво советовали ей взяться за мемуары, Пушкин в 1832 даже придумал им назв. — ‘Исторические записки А. О. С.***’, вписанное в ее альбом. ‘Удивительная прелесть в простоте и непринужденности рассказа’, — отозвался о ее записках Плетнёв в 1849 (Грот и Плетнев, III, 396).
‘Дневник’, как и значит, часть восп., написан в духе уходящей эпохи: это хроника не внутр. личных переживаний, а событий, разговоров, не предполагающих исповедальности. В целом мемуары С.-Р., фрагментарные и хронологически бессистемные, — не только лит., но и исторический памятник, сохранивший, вместе с портретами выдающихся лит. деятелей, множество литературно-бытовых реалий, дух ‘фамильярности’ культуры пушкинской поры, а также огромное количество ист. и частных лиц и событий: С.-Р. ‘был хорошо известен весь круг деятелей Александра I, Николая I и Александра II, как в России, так и за границей’. (Шенрок, т. 1, с. 304). Остроумный наблюдатель, своего рода хронограф светской жизни, она вместе с тем передала обществ, и полит, атмосферу разных десятилетий 1-й пол. 19 в. — через призму восприятия актуальных событий современниками и собств. пристрастных оценок (так, критически относясь к рос. действительности, она не уважала фронду — РА, 1896, кн. 1, с. 146-147, PC, 1890, No 8, с. 285). Своеобразие ее мемуаров во многом связано с манерой повествования: свободное, прямое суждение и описание ‘без околичностей’ разнообразных предметов и лиц, не исключая прозаич, сторон жизни.
В 1893 дочь С.-Р., Ольга (переводчица с англ.), опубл. в ж. ‘Сев. вестник’ (No 2—12) ‘Записки А. О. Смирновой (из записных книжек 1826-1845)’ (отд. изд. — ч. 1-2, СПб., 1895) со своим предисл. — при содействии общавшейся с ней Л. Я. Гуревич. ‘Записки’ сразу вызвали спор об их подлинности, причем диапазон сомнений был достаточно широк — от признания их малодостоверными и ‘сомнительными’ до убежденности в их ‘подложности’ и ‘фальсифицированности’. Один из гл. пунктов ‘обвинения’ — многочисл. анахронизмы (так, Пушкин якобы высказался о ром. А. Дюма ‘Три мушкетера’, вышедшем в свет в 1844, или о ‘Пармской обители’ Стендаля, опубл. в 1839, оказался в восторге от стих. H. M. Языкова 1844 ‘Землетрясение’ и др.). На ‘десятки прямо диких анахронизмов’ сетовал С. А. Венгеров (в кн.: Белинский В. Г., ПСС, т. 1, СПб., 1900, с. 145). Кроме того, издательницу упрекали в ‘составительстве’ (она сама признавалась, что ‘группировала, подбирала, соединяла’ хранящиеся у нее док-ты, письма, обрывочные записи матери, цит. по изд. 1999, с. 18), привлечении др. мат-лов пушкинской эпохи, в т. ч. появившихся после смерти Пушкина, и поев, ему печатных источников, особенно в передаче подозрительно дословных разговоров поэта, рисующих необычный для мн. исследователей образ Пушкина-мыслителя.
Положение усугублялось сложной судьбой архива С.-Р. (см.: Житомирская. 1979), переданного по ее завещанию И. Аксакову, а после его смерти отправленного в Париж. Дальнейшее драм, ‘движение’ архива завершилось возвращением части рукописей в Россию (см.: Смирнова И. А., 2004, с. 450-64), обнаружены в музее П. И. Щукина лишь в 1895, когда уже была начата публ. мемуаров в ‘Сев. вестнике’, т. о. не установлено точно, какими именно мат-лами располагала Ольга Ник.
Сомнение в подлинности ‘записок’, изд. Ольгой Смирновой, высказывали В. Д. Спасович (ВЕ, 1897, No 6, с. 580-97), В. В. Каллаш (РМ, 1897, No 10, с. 447-50), П.Е. Щёголев (в его кн. Дуэль и смерть Пушкина, 2-е изд., П., 1917, с. 7. прим. I, с. 58, прим. 2, см. его же высказывания в изд. 1989, с. 629-630). В. Ф. Саводник (Дневник А. С. Пушкина — ‘Тр. Гос. Румянцев. музея’, в. 1. М.-П., 1923, с. 290-91), ВВ. Вересаев (в его кн.: Пушкин в жизни, 2-е изд., М., 1927, с. 139, прим. 1, 2), П. Е. Рейнбот (в неопубл. монографии — РГАЛИ). Защитниками подлинности ‘Записок’ были Д. С. Мережковский (ст. ‘Пушкин’ — в его кн.: Вечные спутники, СПб., 1897, с. 446-50, 458-59. 465, 494-95, 503-04, 523-24), В. В. Сиповский (‘А. С. Пушкин по его письмам’ — в сб.: Памяти Л. H. Майкова. СПб., 1902, с. 464-68), Е. А. Соловьёв-Андреевич (‘А. О. Смирнова об A. С. Пушкине’ — ‘Жизнь’, 1899. N’ 5), А. Н. Веселовский (в его кн.: Поэзия чувства и сердечного воображения, СПб., 1904, с. 264. 273, 282, 354-55, 357 и др.), В. А. Розов (‘Пушкин и Гете’ — ‘Ун-тские изв.’. К., 1908, No 7, гл. 5, особенно с. 148-52). Возможность использования изд. дочери в качестве мемуарного источника допускал П. Н. Сакулин (ст. ‘Взгляд Пушкина на совр. франц. лит-ру’ — в кн.: Пушкин А. С., Собр. соч., т. 5, СПб., 1911, с. 376-83, а также в его кн.: Из истории рус. идеализма. Князь B. Ф. Одоевский, т. 1,ч. 1-2, М., 1913, ук.).
Итог споров был подведен Л. В. Крестовой, подготовившей два изд. С.-Р., 1929 и 1931, в ст. ‘К вопросу о достоверности так называемых ‘Записок’ А. О. Смирновой’ (в изд. 1929) доказывалась неподлинность записок, подготовл. дочерью. В изд. 1931 помещены соч., авторство к-рых не вызывало сомнений. Науч. воспроизведение подлинного текста записок выполнено в 1989 Житомирской (см.: Изд.).
‘Записки’, скорее всего, явились плодом совместных, хотя и разнонаправл. усилий старшей и младшей Смирновых. Подвергая значит, обработке реальный материал (‘Моя дочь все записывает, все, что слышит и что я ей говорю, когда у меня были визиты, а ее не было.., Она ужасно интересуется всем этим’ — РА, 1897, кн. 3, с. 129), О. Н. Смирнова стремилась в лучшем свете представить и деятелей рус. культуры, и мемуаристку: для новой эпохи мало быть черноглазой умницей Россет, требовалась женщина мыслящая и много рассуждающая, каковой она и представляет свою мать. Младшая Смирнова не придумала ум Пушкина, он был уловлен еще старшей, однако форма изложения высказываний поэта позволяет усомниться в стенографичности записей С.-Р. Вместе с тем ‘Записки’ содержат описание имевших место бесед, мнений, споров, аналоги им, в т. ч., суждениям Пушкина, можно найти в др. источниках (указание на примеры, подтверждающие пушкинские высказывания в ‘Записках’ дочери, см.: Есипов, см. также: Кошелев А.В., ‘Арзамас’ в ‘Записках А.О. Смирновой’. — В кн.: Лит. общество ‘Арзамас’. Культурный диалог эпох, Арзамас, 2005). Хотя большинство исследователей правомерно оспаривают их подлинность, вопрос этот остается открытым.
Изд.: Записки, дневник, восп., письма, М., 1929, Автобиография. (Неизд. мат-лы), M., 1931 (оба изд. подг. Л. В. Крестовой), Дневник. Восп., М., 1989 (ЛП) (изд. подг. С. В. Житомирской), Восп. Письма, М., 1990 (изд. подг. Ю. Н. Лубченковым), Записки А.О. Смирновой, урожд. Россет, с 1825 по 1845 гг., [М.], 1999 [подготовл. дочерью С.-Р. Ольгой] (сост. К. Ковальджи: в прил.: ст. A. С. Пьянова, ст. Крестовой к изд. 1929, восп. о Жуковском, Пушкине. Гоголе, а также посв. С.-Р., стихи рус. поэтов).
Письма: переписка с С. Т. и К. С. Аксаковыми — РА, 1896, кн. 1, с Н. В. Гоголем — PC, 1888, No 6, 7, 10: PC, 1890, No 7, 8, 10, 12: СВ, 1893, No I, из переписки с B. А. Жуковским — в изд. С.-Р., 1990, письма Жуковскому — РА, 1902. кн. 2, Е. П. Ростопчиной — РА, 1905, кн. 3, П. И. Бартеневу — РА, 1889, кн. 3, П.А. Плетнёву — Грот и Плетнев, II, Я. П. Полонскому — РА, 1898, кн. 3, неизв. лицу — РА, 1897. кн. 2, 3 (сообщено дочерью С.-Р. — Н. Н. Сорен). Письма к С.-Р.: П. А. Вяземского — РА, 1888, кн. 2: РА, 1896, кн. I, с. 290-92, Жуковского — РА, 1871, кн. 3, Гоголя — Гоголь, XII—XIV, С. Т. Аксакова — РА, 1905, кн. 3, Ю. Ф. Самарина — РА, 1908. кн. 1, И. С. Аксакова — РА, 1895. кн. 3: А. А. Иванова — РА, 1896. кн. 1: брата Аркадия — РА, 1896, кн. 1, Авр. С. Норова — РА, 1897. кн. 3, шуточные записки И. П. Мятлева — РА, 1889, кн. 3.
Лит.: Пушкин: Гоголь, Грог и Плетнев. I—III: Вяземский (все — ук.), Вяземский П. А., Старая записная книжка, Л., 1929, с. 158-63, Барсуков. VIII—XII, Белинский, Толстой: Пушкин в восп. (все 4 — ук.), Шенрок В. И., А. О. Смирнова и Н. В. Гоголь в 1829—1852 гг. — PC, 1888, No 4, его же, Мат-лы для биографии Гоголя, т. 1-4. M., 1892-1897: Черицкая Л., К биографии Гоголя. О дружбе его с А. О. Смирновой. — СВ, 1890, No 1: Бартенев П. И., Ф. Ф. Вигель и А. О. Смирнова. — РА, 1897, кн. 2, Письма В.Л. Жуковского к А. И. Тургеневу. М., 1895 (ук.), Бартенев Ю. Н., Пушкин по запискам А.О. Смирновой. — РА, 1899. кн. 2, с. 146-58, 310-39, Рассказы А. О. Смирновой в записи Я. П. Полонского. — ГМ, 1917, No 11/12, Александров Н., А. О. Смирнова. Об ее жизни и характере. — Историко-лит/ сб., Л., 1924, Лит. кружки и салоны (ук.), Аксаков С. Т., История моего знакомства с Гоголем, М., 1960 (ЛП, ук.), Житомирская С. В., К истории мемуарного наследия С.-Р. — В кн.: Пушкин. Иссл., т. 9, 1979, ее же, С.-Р. и ее мемуарное наследие. — В кн.: Смирнова-Россет А. О., изд. 1989, Манн Ю., В поисках живой души. М., 1984 (ук.), его же, Гоголь. Труды и дни, М., 2004 (ук.), Переписка Н. В. Гоголя, т. 1-2. М., 1988 (ук.), Аксаков И. (1, 2, ук.), Колосова Н. П., Смирнова и Гоголь. — Ж. ‘Кавкасиони’, Тб., 1985, в. 3, ее же, — Исторические записки А. О. С.***’: А. С. Пушкин и А. О. Смирнова. — НН, 1999, No 50/51, ее же. Россети черноокая, М., 2003 (в прил. наиб. полн. подборка стихов. посв. С.-Р., се письма к Ростопчиной и письма к ней Вяземского и А. А. Иванова), Касаткина В. Н., Н. В. Гоголь, Россет-Смирнова и Иван Аксаков: эпизоды лит. общения. — ‘Рус. словесность’, 1997, No 4, Анненкова Е. И., Аксаковы, СПб., 1998, с. 333-54, Смирнова И. А., Полемика вокруг ‘Записок’ С.-Р. за 100 лет с 1893 по 1998. — ‘Наш современник’, 1999, No 8, ее же, С.-Р. в рус. культуре XIX п., М., 2004 (вкл. очерк С.-Р. ‘Биография Пушкина’), Кошеле в В. А., А. С. Хомяков. Жизнеописание в док-тах…, М., 2000, с. 144—59, Самарин Ю. Ф., Статьи. Восп. Письма, М., 1997 (ук.), Суслов А., ‘Душа моя прыгает и веселится…’: Усадьба Спасское… — В кн.: Коломен. альм., в. 5, Коломна. 2001, Коваленко О., Калуж. письма (А. О. Смирнона и И. С. Аксаков). — В кн.: От наших корней: культура и иск-во Калуж. края, Калуга, 2003, Потапова Г. Е., Д. С. Мережковский и ‘Записки’ А. О. Смирновой. — В кн.: Pro memoria: памяти акад. Г. М. Фридлендера, СПб., 2003, Белова Л.А., Александра и Михаил: Последняя любовь Лермонтова, П., 2005 (худож.-документальное соч.), Есипов В. М., ‘Подлинны по внутренним основаниям…’ — НМ, 2005, No 6, Ponfilly R. de, A. Smimova-Rosscii: Le ‘cher ami’ de Gogol. P., 1995, ЛН, т. 58, 97 (ук.). * Некролог: ‘Русь’, 1882, II сент. (И. С. Аксаков). Брокгауз: БСЭ, ЛЭ, КЛЭ, Черейский, Смирнов-Сокольский, Муратова (I, vk.), Масанов. Архивы: РГБ, ф. 178, 474, РГАЛИ, ф. 485 (О. Н. Смирновой), оп. I. No 875, 876 (П. Е. Рейнбот. рукоп. монографии ‘Пушкин по запискам Смирновой. История одно’ мистификации’), РНБ, ф. 850, No 515 (письмо С.-Р. к С. П. Шевырёву, 1852), ф. 531, No 578 (письмо к Авр. С. Норову, 1850), ф. 539, оп. 2, No 1001 (письмо к В. Ф. Одоевскому), ИРЛИ. ф. 652. оп. 2, No 33 (письмо С.-Р. к пел. кн. Марии Николаевне): ф. 241, No 204 (письма к Я. П. Полонскому}, ф. 559, No 61 (письмо к П. А. Валуеву), ф. 50. No 26 (письма к А. М. Виельгорской), Личные фонды РО ПД. СПб., 1999 (ук.).