Трутень 1769
Смеющийся Демокрит
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
* * *
КОММЕНТАРИИ
СМЕЮЩИЙСЯ ДЕМОКРИТ.— 1769, л. XXVIII. XXXIII
Смеющийся Демокрит, Новиков Николай Иванович, Год: 1769
Время на прочтение: 8 минут(ы)
Новиков Н. И. Избранное
М.: Правда, 1983.
Ба! это тот в изорванном идет лохмотье скупяга, который во весь свой век собирает деньги и расточает совесть, умирает с голоду и холоду, который подчиненных ему слуг приучает есть для жизни, то есть сколько потребно для удержания души в теле, который беззаконным лихоимством везде прославился, который наложил на себя и на прочую дворовую его скотину пост во весь год, который зимою по однажды в неделю топит печь во своей лачуге, который рад продать самого себя за гривну и который накопил сорок тысяч рублей на то только, чтобы по смерти своей оставить их глупому племяннику, тому семнадцатилетнему сквернавцу, который скупостию и бессовестным лихоимством превзошел шестидесятилетнего своего дядю, который сам у себя крадет деньги и берет с самого себя за ту кражу штраф и который за весь свой век не хочет жениться для того только, чтобы на содержание жены и детей не тратить излишнего дохода. О! они достойны, чтобы над ними посмеяться. Ха! ха! ха!
Кажется, что я вижу ему противоположника. Конечно, это Мот? так, он и есть. О! этот молодец не имеет пороков своего батюшки, но вместо того заражен другими, не лучше тех. Батюшка его беззаконно собирал деньги, а сей безумно их расточает. Скупой его родитель съедал то в месяц, что бы надлежало в один день скушать, напротив того, Мот то в день съедает, что бы в год ему съесть надлежало, тот хаживал пешком для того только, чтоб не тратить денег на корм лошади, а сей держит шесть карет и шесть цугов лошадей, опричь верховых и санных, для того, чтобы не наскучило в одном ездить экипаже. Тот двадцать лет таскал один кафтанишко, а Моту и в один год двадцати пар кажется мало. Короче сказать, отец всякими непозволенными средствами, лихоимством, обидою ближних и разорением беспомощных собрал себе великие сокровища, а Мот, разоряя самого себя, других наделяет. Оба они дураки и обоим им посмеюся. Ха! ха! ха! ха!
Вот еще кавалер, достойный смеха. Это Надмен. Он имеет знатный чин, великий достаток и малый ум, ему велено делать людей блаженными, поелику можно, но он и последнее спокойство у них отнимает. Надмен не говорит ни с кем ласково затем, что не хочет себя до того унизить. Милостей никому не делает, но иногда обещает. Он хочет, чтобы все его искали покровительства, но под оное никого почти не принимает, а ежели бы и вздумалось ему сию милость кому сделать, так тот ничего бы не выиграл, ибо Надмен кого больше любит, того больше и наказывает. В заключение, Надмен всех глупее, а думает, что все его глупее. Как над ним не посмеяться! Ха! ха! ха!
Ба! это г. Влюбчив. Что он так скоро бежит? на лице у него написана радость, он поет и прыгает, конечно, попалась ему новая любовница, он их так переменяет часто, как верхние рубашки, и точно так с ними и поступает,, как с рубашками: наденет, любуется, замарает, бросит, велит вымыть, надевает еще и еще бросит, и так далее, сколько женщин, столько у него и любовниц. Впрочем, г. Влюбчив утверждает и всех уверяет, что он самый постоянный любовник нашего века. Он теперь весел, и я ему посмеюся, ха! ха! ха! — Но, полно, он жалок, он скоро будет печален. Ха! ха! ха!
Вот еще дурак, но только другого рода. Это Прост. Кажется, что он очень печален, идет, потупя голову и нахмуря глаза в превеликой задумчивости. Бедняк сей в нашем веке ищет Лукрецию, нигде не находит и о том сходит с ума. Он чрезвычайно влюблен в постоянство романических героинь. Над ним часто смеются, и он иногда бывает очень забавен. Печаль его, конечно, бы Эраклида тронула, и он бы заплакал, но мне хочется смеяться. Ха! ха! ха! ха! ха!
Это кто так прытко скачет? ба! Плох! Он спешит показать свою глупость в каком ни на есть знатном доме. Плох тщеславится тем, что имеет вход к знатным господам, таскается к ним сколько возможно чаще и делает в угодность их разные дурачества, думая оказать другим свое у них могущество. Вмешивается в их разговоры и, ничего не зная, думает оказать себя разумным, он читает книги, но ничего не понимает, ходит в театр, критикует актеров и, понаслышке затвердя, спорит: этот актер хорош, а этот худ. Знатным господам рассказывает разные небылицы и старается говорить острые слова, но всегда некстати, словом, Плох старается себя уверить, что поступки его разумны, однако ж все думают, что они глупы. Ха! ха! ха!
Ханжа выступает смиренно из церкви, раздает по полушечке бедным, его окружающим, и считает оные по четкам. Идучи читает молитвы, от женщин свой взор отвращает, оберегая свои очи, ибо он говорит, чтобы конечно оба их исткнул, ежели бы они его соблазнили. Ханжа грешит поминутно, но показывает себя праведником, идущим по пути, устланному тернием. Притворные молитвы, набожность и посты не мешают ему разорять и утеснять, сколько возможно, подобных себе. Ханжа грабил тысячами, а раздает полушками. Такою наружностию он многих обманывает. Молодым людям ежечасно толкует девять блаженств, но сам в шестьдесят лет своей жизни ни одинажды никоторого не успел сделать. Ханжа ходит всегда смиренно и не возводит никогда своих глаз на небо затем, что не надеется обмануть там живущих, но, смотря в землю, обманывает ее обитателей. Ха! ха! ха!
Вот едет госпожа! она вчерась вышла замуж, а сегодня спешит на свидание с любовником. Ха! ха! ха!
Я вижу двух человек, один другого уверяет в своей дружбе и обманывает, а другой притворяется, будто тому верит и будто он не знает, как тот его поносит. Оба обманывают, и оба обманываются. Ха! ха! ха!
Что это за человек бежит в таком отчаянии? А! это Ветрен. Его обманула любовница, и он хочет удавиться. Он жалок… Но вон там идет женщина, она с ним встретилась, и он свое намерение оставляет. На что ж дурачиться? Ха! ха! ха!
Вот г. Кривотолк: он торопится сделать досаду одному бумагомарателю, перетолковав написанное им в худо без малейшего основания. По несчастию, он в силах сие исполнить, но я сему дурачеству посмеюся. Ха! ха! ха! ха! ха! ха!
Нарцис, влюбяся во свою красоту, не перестает сам себе нравиться и не отходит прочь от зеркала. По его мнению, все мужчины, не удивляющиеся его прелестям, смертельно согрешают, а женщины, кои в него не влюбляются, суть без ума. Он недавно из-перед туалета, за которым просидел целый день, завивая волосы, притирая лицо, чистя зубы, румяня губы, подмазывая брови и проч., прелестные его волосы имеет счастие чесать новомодный французский парикмахер и за то получает по 30 рублей в месяц. Исправный сей француз ставит ему разных сортов пудру и помады, за что награждается весьма щедро, при чесании за ту же цену уверяет Нарциса, что он подобных его волосам ни во Франции, ни в России не видывал. Нарцис для умножения своих прелестей не щадит ни притираньев, ни душистых вод. И теперь, одевшись, прикалывает весьма искусно сделанный пучок цветов и едет на бал. Я следую за ним же и вижу его там. Он с мужчинами разговаривает весьма гордо, поминутно смотрится в зеркало и поправляет свои цветы. Говорит только о своих над прекрасным полом победах и не может пробыть ни минуты в той комнате, где по малой мере нет трех зеркал. Нарцис обыкновенно садится так, чтобы он во всех зеркалах себя мог видеть, и часто, забывшись, кидает на себя в зеркале страстные взгляды и воздыхает. Старается иногда острые говорить слова, но в 23 года его жизни не сказал еще ни одного, затем, что ему всегда мешают. Нарцис из всех душевных добродетелей прославляет свою щедрость, и подлинно она чрезмерна потому, что он красоту свою всем городским жителям показывает безденежно и через то их не разоряет. Словом, Нариис на своей красоте сходит с ума, тем ему все смеются, и я ему посмеюся. Ха! ха! ха! ха!
Посмотрите на этого негодяя, это судья Забылчесть. Он, не взирая на строгость указа о лихоимстве, со всех челобитчиков не только сам под разными видами, но и подчиненных ему своим примером взятки брать поощряет. Он выдумал, по его мнению, безгрешный способ брать взятки, а именно: чтобы те дела вершить по прошествии двух часов пополудни, ибо, де, говорит он, жалованье государево получаю я за то, чтобы быть в присутствии только до двух часов, а когда, де, пробуду я и третий час, тогда это сделаю не по указу, но по дружбе с челобитчиком, а тот по дружбе за то подарит. Какие же это взятки? Это, говорит он, подарки. Теперь подписывает он за 200 рублей определение о выдаче одному челобитчику 2000 рублей, законно ему принадлежащих, и сам себя уверяет, что это безгрешно и против законов и против совести, понеже скоро будет бить три часа, какое скfредное крючкотворство! Ха! ха! ха!
Вот еще люди, достойные осмеяния, двое из них судьи, а третий секретарь. Во всех присутственных местах обыкновенно секретари делают то, что приказывают им судьи, а здесь то делают судьи, что приказывает секретарь. Один судья не противоречит ему для того, что ни в какие не входит дела, а подписывает все те определения, кои секретарь пометит, другой, напротив того, хотя и не подписывает дел, не читавши, но за сию осторожность взятки с секретарем делит пополам и для избежания в таком случае хлопот, так же, как и первый, ему никогда не противоречит. Здесь судьи — худые секретари, а секретарь был бы хороший судья, если бы не расточил свою совесть. По таким обстоятельствам, если челобитчик захочет, чтобы его дело было решено, то непременно должен прежде на свою сторону склонить секретаря, в противном же случае дело его не решится. Ха! ха! ха! ха!
Я вижу в театре двух в ложе дам. Они сидят спокойно и ожидают начатия комедии. Спокойствие их нарушается, к ним вступает изрядно одетый мужчина, и они все, увидев друг друга, приходят в замешательство. Кавалер сей один’из числа тех ветреных мужчин, которые влюбляться во многих женщин и их обманывать не только почитают за ничто, но и находят еще в том удовольствие. Бедняк сей не ожидал, чтобы две его любовницы, которых он ложными клятвами и притворным постоянством обманывал порознь, случилися тут обе вместе. Он надеялся тут найти одну и с нею поговорить, а после хотел побывать и у другой, но, увидя их вместе, пришел в такое замешательство, что не знал, с которою начать разговор. Смелость его и обыкновенная таким мужчинам живость, предками нашими наглостию называемая, его оставили. Бледнеет, краснеет и, кажется, будто уже и раскаивается. Госпожи совместнииы тотча.с сие приметили и, каждая скрывая свою досаду, принялися над господином волокитою шутить. Язвительные их насмешки усугубляют его замешательство. Сие зрелище достойно, чтобы все ветреные мужчины на оное взирали и остерегалися подобных приключений. Обезмолвленный волокита собирает свои силы, начинает перед госпожами извиняться. Но что сии извинения возмогут сделать! Обиженная таким образом любовница лишь в пущую запальчивость приходит. Волокита при сем извинении одной любовнице больше оказывает почтения и, кажется, будто пред нею больше хочет оправдаться. Сугубо обиженная любовница воспламеняется ревнивостию, видя совместницу свою, себе предпочитаемую, близ себя. Она обращает острый свой язык не на изменившего ей любовника, но на свою совместницу, торжествовать начинающую. Осыпает ее язвительными насмешками. Вдруг возгорается война. Любовницы досадою, ревнивостию и злобою воспламеняются. Не древние на брань ополчаются амазонки, храбростию своею греков устрашавшие. Не смертоносные из колчанов своих извлекают стрелы. Две любовницы, женщины нашего века, выдергивают из шиньонов своих длинные булавки и мгновенно ими друг друга поражают. Обе поединщицы приходят во исступление, злоба паче возгорается, удары повторяются, и любовник от места удаляется. Храбрые наши героини, переколов друг другу и руки и бока и истощив свои силы, не победя соперницу, удивляются своей крепости. Стыд, что все на них свои обратили взоры, заступает место злобы и на лице их показывается. Они встают со своих мест и удаляются, а я во след им посмею-ся. Ха! ха! ха!
Что за человек с таким вниз по лестнице бежит стремлением? А! это любовник, удаляющийся от места сражения его любовниц. Он приходит в партер и становится к другой стороне от той, где были его любовницы. Он раскаивается во своем поступке и подает надежду, что он исправится и будет постояннее. Он опасается, чтобы его не приметили. Наконец, спокойствие к нему возвращается, но он и тогда взор свой на другую сторону обращает. С ним встречается взор девицы лет осьмнадцати. Она прекрасна, и любовник наш видел ее один раз и с нею говорил. Они друг друга узнают и начинают разговор. Волокита, избавясь от одной опасности, вдается в другую, он в красавицу влюбляется и помалу страсть свою ей открывает. Она не хочет слушать, он клянется и, наконец, доводит до того, что она его выслушала, она принимает на себя веселый вид и, улыбаяся, хочет ему ответствовать. Волокита восхищается мечтою, самолюбие ему льстит, он уже почитает себя счастливейшим из смертных, но девица ему ответствует: ‘Хоть три дни, сударь, посвяти памяти оставленных и обиженных тобою любовниц, а потом открывайтесь другой, а не мне, ибо я, быв очевидным свидетелем вашего постоянства, верить не могу. Ищите женщину меня легковернее’. Она начинает смеяться, и волокита удаляется, неся с робою образец ветреных любовников. Ха! ха! ха!
Стр. 117. Демокрит (V в. до н. э.) — древнегреческий философ. В литературе XVIII в. Демокрит изображался именно смеющимся философом-оптимистом, нередко ‘в паре’ с философом-пессимистом Гераклитом. Лукреция — римская матрона. Имя Лукреции служило образцом женской верности и целомудрия.