Смерть волка, Виньи Альфред, Год: 1838

Время на прочтение: 9 минут(ы)

Альфред де Виньи

Смерть волка

La mort du Loup
I
Les nuages couraient sur la lune enflamme
Comme sur l’incendie on voit fuir la fume,
Et les bois taient noirs jusques l’horizon.
Nous marchions sans parler, dans l’humide gazon,
Dans la bruyre paisse et dans les hautes brandes,
Lorsque, sous des sapins pareils ceux des Landes,
Nous avons aperu les grands ongles marqus
Par les loups voyageurs que nous avions traqus.
Nous avons cout, retenant notre haleine
Et le pas suspendu. — Ni le bois, ni la plaine
Ne poussait un soupir dans les airs , Seulement
La girouette en deuil criait au firmament ,
Car le vent lev bien au dessus des terres,
N’effleurait de ses pieds que les tours solitaires,
Et les chnes d’en-bas, contre les rocs penchs,
Sur leurs coudes semblaient endormis et couchs.
Rien ne bruissait donc, lorsque baissant la tte,
Le plus vieux des chasseurs qui s’taient mis en qute
A regard le sable en s’y couchant , Bientt,
Lui que jamais ici on ne vit en dfaut,
A dclar tout bas que ces marques rcentes
Annonait la dmarche et les griffes puissantes
De deux grands loups-cerviers et de deux louveteaux.
Nous avons tous alors prpar nos couteaux,
Et, cachant nos fusils et leurs lueurs trop blanches,
Nous allions pas pas en cartant les branches.
Trois s’arrtent, et moi, cherchant ce qu’ils voyaient,
J’aperois tout coup deux yeux qui flamboyaient,
Et je vois au del quatre formes lgres
Qui dansaient sous la lune au milieu des bruyres,
Comme font chaque jour, grand bruit sous nos yeux,
Quand le maНtre revient, les lvriers joyeux.
Leur forme tait semblable et semblable la danse ,
Mais les enfants du loup se jouaient en silence,
Sachant bien qu’ deux pas, ne dormant qu’ demi,
Se couche dans ses murs l’homme, leur ennemi.
Le pre tait debout, et plus loin, contre un arbre,
Sa louve reposait comme celle de marbre
Qu’adorait les romains, et dont les flancs velus
Couvaient les demi-dieux Rmus et Romulus.
Le Loup vient et s’assied, les deux jambes dresses
Par leurs ongles crochus dans le sable enfonces.
Il s’est jug perdu, puisqu’il tait surpris,
Sa retraite coupe et tous ses chemins pris ,
Alors il a saisi, dans sa gueule brlante,
Du chien le plus hardi la gorge pantelante
Et n’a pas desserr ses mchoires de fer,
Malgr nos coups de feu qui traversaient sa chair
Et nos couteaux aigus qui, comme des tenailles,
Se croisaient en plongeant dans ses larges entrailles,
Jusqu’au dernier moment oЫ le chien trangl,
Mort longtemps avant lui, sous ses pieds a roul.
Le Loup le quitte alors et puis il nous regarde.
Les couteaux lui restaient au flanc jusqu’ la garde,
Le clouaient au gazon tout baign dans son sang ,
Nos fusils l’entouraient en sinistre croissant.
Il nous regarde encore, ensuite il se recouche,
Tout en lchant le sang rpandu sur sa bouche,
Et, sans daigner savoir comment il a pri,
Refermant ses grands yeux, meurt sans jeter un cri.
II
J’ai repos mon front sur mon fusil sans poudre,
Me prenant penser, et n’ai pu me rsoudre
A poursuivre sa Louve et ses fils qui, tous trois,
Avaient voulu l’attendre, et, comme je le crois,
Sans ses deux louveteaux la belle et sombre veuve
Ne l’eШt pas laiss seul subir la grande preuve ,
Mais son devoir tait de les sauver, afin
De pouvoir leur apprendre bien souffrir la faim,
A ne jamais entrer dans le pacte des villes
Que l’homme a fait avec les animaux serviles
Qui chassent devant lui, pour avoir le coucher,
Les premiers possesseurs du bois et du rocher.
III
Hlas ! ai-je pens, malgr ce grand nom d’Hommes,
Que j’ai honte de nous, dbiles que nous sommes !
Comment on doit quitter la vie et tous ses maux,
C’est vous qui le savez, sublimes animaux !
A voir ce que l’on fut sur terre et ce qu’on laisse
Seul le silence est grand , tout le reste est faiblesse.
— Ah ! je t’ai bien compris, sauvage voyageur,
Et ton dernier regard m’est all jusqu’au coeur !
Il disait : ‘ Si tu peux, fais que ton me arrive,
A force de rester studieuse et pensive,
Jusqu’ ce haut degr de stoОque fiert
OЫ, naissant dans les bois, j’ai tout d’abord mont.
Gmir, pleurer, prier est galement lche.
Fais nergiquement ta longue et lourde tche
Dans la voie oЫ le Sort a voulu t’appeler,
Puis aprs, comme moi, souffre et meurs sans parler. ‘
Alfred de Vigny (1797-1863)
Смерть волка
1
Как над пожарищем клубится дым летучий,
Над раскаленною луною плыли тучи.
Мы просекою шли. Недвижно мрачный лес,
Чернея, достигал верхушками небес.
Мы шли внимательно — и вдруг у старой ели
Глубокие следы когтей мы разглядели,
Переглянулись все, все затаили дух,
И все, остановясь, мы навострили слух.
— Всё замерло кругом. Деревья не дышали,
Лишь с замка старого, из непроглядной дали,
Звук резкий флюгера к нам ветер доносил,
Но, не спускаясь вниз, листвой не шелестил, —
И дубы дольние, как будто бы локтями
На скалы опершись, дремали перед нами.
На свежие следы пошел один из нас —
Охотник опытный: слух чуткий, верный глаз
Не изменял ему, когда он шел на зверя, —
И ждали молча мы, в его уменье веря.
К земле нагнулся он, потом на землю лег,
Смотрел внимательно и вдоль и поперек,
Встал и, значительно качая головою,
Нам объявил, что здесь мы видим пред собою
След малых двух волчат и двух волков больших.
Мы взялись за ножи, стараясь ловко их
Скрывать с блестящими стволами наших ружей,
И тихо двинулись. Как вдруг, в минуту ту же,
Ступая медленно, цепляясь за сучки,
Уж мы заметили — как будто огоньки —
Сверканье волчьих глаз. Мы дальше всё стремились,
И вот передние из нас остановились.
За ними стали все. Уж ясно видел взгляд
Перед волчицею резвившихся волчат,
И прыгали они, как псы с их громким лаем,
Когда, придя домой, мы лаской их встречаем,
Но шуму не было: враг-человек зверям
Повсюду грезится, как призрак смерти нам.
Их мать красиво так лежала перед ними,
Как изваяние волчицы, славной в Риме,
Вскормившей молоком живительным своим
Младенцев, призванных построить вечный Рим.
Спокойно волк стоял. Вдруг, с молнией во взгляде,
Взглянув кругом себя, поняв, что он в засаде,
Что некуда бежать, что он со всех сторон
Людьми с рабами их борзыми окружен,
Он к своре бросился и, землю взрыв когтями,
С минуту поискал, кто злее между псами…
Мы только видели, как белые клыки
Сверкнули, с жертвою, попавшею в тиски.
Казалось, не было такой могучей власти,
Чтоб он разжал клыки огнем дышавшей пасти:
Когда внутри его скрещался нож об нож,
Мы замечали в нем минутную лишь дрожь,
Одна вслед за другой в него влетая, пули
В тот только миг его значительно шатнули,
Когда, задавленный, из челюстей стальных,
Свалился наземь пес в конвульсиях немых.
Тогда, измерив нас уж мутными глазами,
В груди и в животе с вонзенными ножами,
Увидев в близости стволов грозящих круг, —
До выстрела еще, он на кровавый луг
Лег сам — перед людьми и перед смертью гордый, —
Облизывая кровь, струившуюся с морды.
Потом закрыл глаза. И ни единый звук
Не выдал пред людьми его предсмертных мук.
2
Не слыша более ни выстрела, ни шума, —
Опершись на ружье, я увлечен был думой.
Охотники давно преследовать пошли
Волчицу и волчат — и были уж вдали.
Я думал о вдове красивой и суровой.
Смерть мужа разделить она была б готова,
Но воспитать детей повелевал ей долг,
Чтобы из каждого хороший вышел волк:
Чтобы не шел с людьми в их городах на стачки,
Чтоб голод выносил, но чтоб не брал подачки, —
Как пес, который гнать из-за куска готов
Владельцев истинных из их родных лесов.
3
О! если б человек был так же духом тверд,
Как званием своим ‘царя зверей’ он горд!
Бесстрашно умирать умеют звери эти,
А мы — гордимся тем, что перед ними дети!
Когда приходит смерть, нам трудно перенять
Величие зверей — умение молчать.
Волк серый! Ты погиб, но смерть твоя прекрасна.
Я понял мысль твою в предсмертном взгляде ясно.
Он говорил, твой взгляд: ‘Работай над собой
И дух свой укрепляй суровою борьбой
До непреклонности и твердости могучей,
Которую внушил мне с детства лес дремучий.
Ныть, плакать, вопиять — всё подло, всё равно.
Иди бестрепетно, всех в мире ждет одно.
Когда ж окрепнешь ты, всей жизни смысл
проникнув, —
Тогда терпи, как я, и умирай, не пикнув’.
Перевод Василия Курочкина 1864 г.

Примечания

Впервые: журнал ‘Современник.’. 1864, No 4, с подзаг. ‘Философская поэма Альфреда Виньи’.
— Изд. 1866 г. Перевод поэмы ‘La mort du loup’. Волчицы, славной в Риме.
Имеется в виду культ капитолийской волчицы в Древнем Риме, по преданию, она вскормила Ромула и Рема, легендарных основателей Рима.
Смерть волка
Клубились облака под бледною луною,
Как над пожарищем клубится сизый дым.
До горизонта лес чернел сплошной стеною.
Мы зорко двигались с волнением немым
То по сырой траве, то вереском, то лесом,
И вдруг увидели под сумрачным навесом
Могучих сосен след когтей. Сомненья нет:
Напали, наконец, на верный волчий след.
Мы чутко замерли, и замерло дыханье.
Хранили лес и дол глубокое молчанье,
Лишь плакала сова тоскливо в тишине.
Не трогал ветерок седых дубов на скалах
И башен каменных немых и одичалых.
Безмолвствовало всё в туманном полусне.
Тогда передовой, старик, охотник ярый,
Разведчик опытный, — прильнул к песку и нам
Внушительно сказал, что, судя по когтям,
С волчихой волк прошел, и их волчата — парой.
Мы приготовили ножи и шли вперед,
Блестящие стволы скрывая осторожно.
Вот стал передовой. Я подался тревожно,
Взглянул между ветвей, сплетавшихся как свод,
И встретил пару глаз, они из тьмы сверкали.
Четыре легкие фигуры танцевали
В сиянии луны средь вереска. Они
Уже почуяли, что враг вблизи таится.
Поодаль волк застыл, а боком к нам, в тени
Под деревом — как бы изваяна волчица:
Мать Рима, та, кого Рим не забыл, и кем
Любовно вскормлены владыки Ромул, Рем.
Волк подошел к ней, лег. Кривые когти ног
Вонзились в глубь песка. Он чуял, что защита
Смешна: смертельный враг застиг его врасплох.
Пути отрезаны, убежище открыто.
Тогда средь злых собак он ту, что всех сильней,
За глотку ухватил и рухнул вместе с ней,
Железных челюстей своих не разнимая.
Гремели выстрелы, бока его пронзая,
Скрестились, лязгая, внутри его клинки.
Он когти не разжал, не разомкнул клыки:
Враг всё еще был жив, — волк только труп собачий
Швырнул и на врагов уставился опять.
Ножи торчали в нем, вонзясь по рукоять.
Он был прибит к земле, и лужею горячей
Дымилась волчья кровь. Взгляд застилал туман.
Вот тихо облизал он кровь смертельных ран
И, не желая знать, за что и кем изранен,
Глаза свои закрыл безмолвен, бездыханен.
В раздумье тягостном склонился я к ружью.
Я видел пред собой звериную семью —
Волчиху и волчат. Отца им не увидеть.
Не будь ее волчат, она, как их отец,
Сумела б с честью грудь подставить под свинец.
Но долг ее — не дать детей своих обидеть,
От гибельных когтей опасности спасти
И выучить сносить напасти и лишенья,
Чтоб в сделку никогда с врагами не войти,
Как те ничтожные и низкие творенья,
Которые должны за пищу и за кров
Терзать владельцев скал, ущелий и лесов.
Увы, — подумал я. — Как это ни обидно,
Мне стыдно за себя, за человека стыдно.
О, как ничтожны мы. Достойно умирать
Учиться мы должны у вас, зверье лесное!
Удел живущего — бороться и страдать.
Величье в твердости, ничтожно остальное.
Бродяга сумрачный, я подвиг твой постиг.
Мне в глубь души твой взгляд тускнеющий проник
И молча возвестил: О, если только властен,
Дерзай, дабы душа достигла тех высот
Суровой гордости, которой тот причастен,
Чей дух в родных лесах бестрепетно живет.
Молиться и стонать и плакать недостойно.
Исполни долг, но долг владыки, не раба.
Трудись, иди, куда зовет тебя Судьба,
Страдай и умирай, как умер я спокойно.
Перевод Александра Федорова
Текст журнала ‘Современный мир’ (1908, No 10).
Исходник здесь: http://www.vekperevoda.com/1855/afedorov.htm

Смерть волка.

(Поэма Альфреда де-Виньи).

I.

Какъ средь пожара дымъ, клубясь и затмвая
Багровую луну, неслися облака
И, въ сумрачной дали безбрежной утопая,
Чернлъ повсюду лсъ. Сквозь чащу ивняка,
Густаго вереска, ковромъ травы росистой
Мы молча шли, какъ вдругъ подъ старой елью мшистой
Замтили слды глубокіе когтей
Недавно бывшихъ здсь обложенныхъ зврей.
Остановясь, мы вс дыханье притаили
И превратились въ слухъ. Какъ мы, безмолвны были
И лсъ, и даль равнинъ, лишь гд-то въ небесахъ
Плъ флюгеръ жалобно. Высоко надъ землею,
Съ верхушекъ башенныхъ сметая древній прахъ,
Дулъ втеръ, тишь долинъ не трогая собою,
Гд мощные дубы, въ утесамъ прислонясь,
Заснули, будто бы на нихъ облокотясь.
Все было тихо. Вотъ охотникъ посдлый
Нагнулся, оглядлъ среди безмолвья слдъ,
Потомъ припалъ въ земл, вперивши взглядъ умлый,
И, вставши, передалъ намъ шепотомъ отвтъ:
Глаза, какъ и всегда, ему не измнили —
Оставили тотъ слдъ (глубокій оттискъ пятъ,
Когтей могучихъ видъ тому порукой были)
Два волка матерыхъ и пара ихъ волчатъ.
Схватившись за ножи, заботливо скрывая
Блестящіе стволы винтовокъ, мы пошли
Впередъ за шагомъ шагъ, руками раздвигая
Густую сть втвей. Вдругъ т, что насъ вели,
Столпившись, замерли, чего-то выжидая.
Предметъ тревоги ихъ въ одтой мглой дали
Стараясь разглядть, сначала предъ собою
Сверкавшихъ пару глазъ замтилъ я, а тамъ,
Въ чуть видимыхъ чертахъ, смягченныхъ полутьмою,
И всю семью волковъ: во всемъ подобно псамъ,
Когда подъ громкій лай хозяина встрчая,
Бгутъ они къ нему, волненія полны,
Волчата прыгали средь вереска, играя
При блеск сквозь листву мерцающей луны.
Движенья ихъ и видъ собакъ напоминали,
Но дикіе сыны взростившихъ ихъ лсовъ,
Рзвяся, тишины нмой не нарушали,—
Ни на единый мигъ они не забывали,
Что въ нсколькихъ шагахъ, въ твердын городовъ,
Гнздится человкъ, ихъ врагъ неумолимый,
И вчно сторожитъ. Суровый ихъ отецъ
Стоялъ не вдалек. За нимъ, какъ древле чтимый,
Изъ мрамора рзцомъ созданный образецъ
Той, что полубоговъ на Тибр воспитала,
Волчица на трав подъ деревомъ лежала.
Вдругъ волкъ, почуявъ насъ, подвинулся впередъ,
Прислъ, въ тревог дернъ когтями раздирая,
Онъ понялъ, что погибъ, что всюду, гд пойдетъ,
Засада ждетъ его и ненависть людская.
Тогда въ смертельный бой онъ ринулся на псовъ
И, выбравъ кто всхъ злй, съ враждою безпощадной
Впился въ его гортань горячей пастью жадной
И замеръ. Градомъ пуль, ударами клинковъ
Пронизанный насквозь въ бока его сдые,
Онъ боль несмтныхъ ранъ безмолвно перенесъ
И лишь тогда разжалъ клыки свои стальные,
Когда къ ногамъ его свалился мертвый песъ.
Покончивши со псомъ, волкъ насъ обвелъ глазами…
Ударами ножей до самыхъ черенковъ
Въ земл въ его крови онъ пригвожденъ былъ нами
При блеск въ грудь его направленныхъ стволовъ…
Взглянувши разъ еще, облизывая съ морды
Струившуюся кровь, онъ голову склонилъ,
Закрылъ свои глаза и, смерть встрчая гордо,
Ни звука въ тяжкій мигъ предъ ней не проронилъ.

II.

Я видлъ, какъ, полна борьбы и сожалнья,
Покинула отца и скрылась въ лсъ семья.
Преслдовать ее не въ силахъ отъ волненья,
Опершись на ружье, стоялъ въ раздумьи я.
Мощь гордая вдовы мн ясно говорила,
Что мужа смерть она готова раздлить,
Но долга матери таинственная сила
Влекла ее спасти дтей, чтобъ ихъ учить
Съ терпньемъ голодать, нести судьбы оковы,
Чуждаться городовъ, что гордый людъ создалъ,
Чьи подлые рабы-собаки гнать готовы
Владльцевъ коренныхъ изъ ихъ лсовъ и скалъ.

III.

О, люди!— думалъ — я.— Какъ низко-малодушны
Вы съ громкимъ именемъ царя природы всей!
Какъ жизнь и гнетъ ея, судьб своей послушны,
Умютъ покидать — лишь видно у зврей.
Понявъ, чмъ жизнь была и съ чмъ должно разстаться,
Молчать предъ смертью — долгъ и слабость — сокрушаться!
Да, понялъ я тебя, скиталецъ дикій мой!
И твой предсмертный взглядъ мн сердце сжалъ волненьемъ’,
Онъ говорилъ: ‘Будь твердъ, работай надъ собой
И духъ свой укрпляй упорнымъ размышленьемъ,
Чтобъ гордость стойкая, что съ дтства далъ мн лсъ,
Пылала и въ теб огнемъ своимъ священнымъ!
Моленья, вздохи, плачъ оставь рабамъ презрннымъ
И бодро разршай упавшую съ небесъ
Загадку длинную со смысломъ сокровеннымъ…
Когдажь придетъ конецъ, умри, какъ умеръ я,
И пусть не выдастъ мукъ ни звукомъ грудь твоя’.
Н. Ларкъ.

Русская Мысль’, кн. X, 1886

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека