Ицхок-Лейбуш Перец
Ицхок-Лейбуш Перец
Смерть музыканта
Смерть музыканта
Перевод с еврейского Ел. Иоэльсон.
—————————————————————————
Смерть музыканта, Перец Ицхок Лейбуш, Год: 1915
Время на прочтение: 4 минут(ы)
На кровати скелет, обтянутый желтой, высохшей кожей. Михл-музыкант умирает. Тут же на сундуке сидит жена его Мирл с распухшими от слез глазами. Восемь сыновей, все музыканты, разместились в тесной каморке. Тихо. Никто не нарушает молчания, говорить не о чем. Доктор уже давно отказался от него, фельдшер тоже, даже Рувим из богадельни, этот истинный ‘специалист’, сказал ‘безнадежно…’ Наследства делить не придется, саван и могилу даст ‘погребальное братство’, а от ‘братства носильщиков’ еще по рюмочке перепадет. Все просто и ясно, говорить не о чем. Одна только Мирл не хочет сдаваться. Сегодня она ворвалась с отчаянными воплями в синагогу. Теперь она пришла с кладбища, где совершила ‘обмер могил’. Она все твердит свое: ‘Он умирает за грехи детей. Они не набожны, распущены, — за это господь отнимает у них отца… Оркестр лишается своей красы, свадьбы потеряют свою прелесть, ни у одного еврея не будет отныне настоящего веселья… Но божьему милосердию нет границ. Надо кричать, молить так, чтобы мертвые услышали! А они, родные дети, музыкантишки, жалости у них нет, цицис не носят… Если бы не тяжкие грехи!.. Есть же у нее на небе дядя, резник, он там, наверное, один из первых, он бы ей не отказал. При жизни он, блаженной памяти, всегда ласково относился к ней… Он и теперь, наверное, благоволит к ней, он хлопотал бы, он все сделал бы для нее… Но грехи, грехи! Ездят на балы к гоям, едят там хлеб с маслом и бог знает что еще!.. Без арбаканфес! Не может же он там стену прошибить!.. Он, разумеется, делает все возможное… Ох, грехи, грехи!’
Сыновья не отвечают, сидят, потупившись, каждый в своем углу.
— Еще не поздно! — всхлипывает она. — Дети, дети! Опомнитесь, дети! Покайтесь!
— Мирл, Мирл! — отзывается больной. — Оставь, Мирл, уже поздно, я уже свое сыграл, довольно, Мирл, я хочу умереть.
Мирл вспыхивает.
— И поделом!.. Умереть ему хочется, умереть… А я? А меня?.. Нет, я не позволю тебе умереть, ты должен жить, ты должен… Я так буду кричать, что смерть не осмелится подойти к тебе!
Видно было, что в душе Мирл открылась старая, не зажившая рана.
— Оставь, Мирл! — молит больной. — Довольно проклинали мы друг друга при жизни… Довольно… Перед смертью не гоже так… Ох, Мирл, Мирл, оба грешили мы!.. Пусть уж придет конец… Замолчи лучше. Я уже чувствую, как холодная смерть от ног подползает к сердцу, как отмирает член за членом… Не кричи, Мирл! Так лучше!
— Потому что ты хочешь избавиться от меня! — перебивает Мирл. — Ты всегда хотел избавиться от меня, — горько плачется она, — всегда! У тебя на уме постоянно была черная Песя. Ты всегда говорил, что хочешь умереть… Горе, мне, горе!.. Даже теперь он не хочет покаяться… Даже теперь…. теперь…
— Не одна черная Песя, — горько улыбается больной. — Много их было: и черных, и белокурых, и рыжих. Но от тебя, Мирл, я никогда не желал избавиться… Девица — девицей… Волокитство — это уже в музыкантской натуре… ноет, как нарыв… Наваждение какое-то… А жена женой! Это вещи разные… Помнишь, когда черная Песя задела тебя посреди улицы, я задал ей здоровую трепку… Молчи, Мирл! Жена остается женой! Разве только если развестись… Да и тогда душа болит. Поверь, Мирл, я буду тосковать по тебе, по вас тоже, дети! Вы тоже принесли мне много горя, но ничего… Таково уже влияние скрипки, — таков уж язык музыкантский… Я знаю, вы относились ко мне без должного уважения, но все же вы любили меня. Если мне случалось выпить лишнее, вы обзывали меня пьяницей… Так нельзя, отцу нельзя так говорить… Ну, что ж… И у меня был отец, и я с ним тоже не лучше обращался… Но довольно об этом!.. Я прощаю вас!..
Речь эта утомила его.
— Я прощаю вас, — начал он снова через несколько секунд.
Он приподнялся на постели и обвел глазами окружающих.
— Взгляни на них, на этих истуканов, — заговорил он вдруг, — уставились в землю, как будто рта раскрыть не могут. Что, все-таки жалко отца? Хоть и пьяницу, а жалко?
Младший из сыновей поднял голову. В то же мгновение веки его задрожали, и он разразился громким плачем. Остальные братья тоже зарыдали. Через минуту четырехаршинная комнатка огласилась громкими рыданиями.
Больной смотрел и таял от удовольствия.
— Ну, — спохватился он вдруг, как бы вновь собравшись с силами, — довольно, это уже вредно для меня… Довольно, детки, послушайтесь отца!
— Разбойник! — кричит Мирл, — разбойник! Пусть они плачут: их слезы могут помочь, боже ты мой!..
— Молчи, Мирл, — перебивает больной, — я уже говорил тебе, что я свое сыграл… Довольно! Эх, Хаим, Берл… Иона… Все! Слушайте! Скорее! Берите инструменты!
Все посмотрели на него широко раскрытыми глазами.
— Я приказываю, я прошу вас! Сделайте это для меня, возьмите инструменты и подойдите поближе к постели.
Дети повиновались и окружили постель больного — три скрипки, кларнет, контрабас, труба…
— Я хочу услышать, как оркестр будет играть без меня, — говорит больной. — А ты, Миреле, прошу тебя, кликни пока соседа.
Сосед был служкой в ‘братстве носильщиков’. Мирл не хотелось итти, но больной смотрел на нее с такой мольбой, что она должна была повиноваться. После она рассказывала, что это ‘Миреле’ и предсмертный взгляд были совсем такие, как тогда, после венца… ‘Помните, дети, — повторяла она, — его сладкий голос и этот взгляд!’
Вошел служка братства, окинул взглядом больного и сказал:
— Потрудитесь, Мирл, созвать миньен.
— Не надо, — отозвался больной, — на что мне миньен, у меня свой миньен — мой оркестр! Не ходи, Мирл, мне не нужен миньен.
И, обернувшись к детям, он продолжал:
— Слушайте, дети… Играйте без меня, как со мною, играйте хорошо… Не нахальничайте на свадьбах бедняков… Почитайте мать… А теперь — сыграйте мне отходную… Сосед будет читать…
И четырехаршинная каморка наполнилась звуками музыки.
Версия 1.0 от 9 августа 2013 г., http://public-library.ru. Воспроизводится по ‘Ицхок-Лейбуш Перец. Рассказы и сказки. Перевод с еврейского’, под ред. Шахно Эпштейна, ОГИЗ, Государственное издательство художественной литературы, Москва, 1941.