Случай, Гролье П. Н., Год: 1847 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 30 минут(ы)

СЛУЧАЙ.

Повстъ П. Н. Гролье.

Въ небольшой изящно-убранной гостиной, на диван ярко-гранатоваго цвта, сидли, склонясь другъ къ другу, два человка и вмст читали. Весеннее солнце уже заходило и живописно освщало эти два непохожія, но прекрасныя лица. Судя по ослпительной свжести, тонкимъ, улыбающимся чертамъ лица, отливистымъ щечкамъ и блистающей близн лба женщины, можно было подумать, что ей не боле восьмнадцати лтъ, и только строгость костюма, свобода въ движеніяхъ и округленность формъ показывали, что она пятью или шестью годами старше. Смуглое, задумчивое и холодное лицо молодаго человка длало его на первый взглядъ гораздо-старе, и только тонкія линіи около висковъ, рта и подбородка обличали въ немъ юношу.

Дв прелестныя двочки, отъ трехъ до пяти лтъ, играли въ темномъ уголку комнаты. Чудные блокурые волосы, граціозно завитые, чистенькія платьица, бленькія ручки и плечики, — все говорило о заботливости матери. Но въ эту минуту она о нихъ не думала, и только по-временамъ, когда шумъ и рзвый дтскій смхъ мшали ей читать, подымала голову и ласково говорила имъ: ‘Не шумите, дти, вотъ ужь цлый часъ, какъ я не могу разобрать, что читаю’. Вдругъ старшая двочка подошла къ ней и, положивъ ручонки на книгу, спросила: ‘Маменька, скоро папа прійдетъ?’ — ‘Ты пренесносная сегодня, Полина’, отвчала мать съ выраженіемъ неудовольствія: ‘подите играть въ мою комнату, только будьте умны.’

Она встала, вывела ихъ за руку изъ гостиной, воротилась и сла подл молодаго человка.

Книга выпала у него изъ рукъ. Онъ смотрлъ на эту сцену съ страннымъ чувствомъ, и грустнымъ и радостнымъ. Молодая женщина подняла книгу, слегка покраснла и съ нкоторымъ замшательствомъ сказала ему: ‘Кажется, надо будетъ снова прочесть послднюю страницу’, право, изъ нея я ничего не поняла.’

Тогда онъ перечелъ вслухъ слдующее мсто изъ дантовой ‘Divina Comedia’:

‘Франческа Римини на вопросъ Данта отвчаетъ ему:

‘Я родилась на берегахъ Адріатики. Любовь, сродная благородной душ, овладла сердцемъ Паоло, пораженнаго красотою, которой лишили меня такимъ жестокимъ образомъ. Любовь, которая требуетъ, чтобъ любимый любилъ, пробудила во мн неотразимую привязанность, но, увы! любовь привела насъ къ одинаково-бдственному концу.’

Слыша эти стоны страждущихъ душъ, Данте уныло склоняетъ голову и говоритъ:

‘О, какіе сладостные помыслы, какіе небесные восторги привели ихъ къ этому злосчастному жилишу!’ Потомъ, обращаясь къ нимъ: ‘Франческа, твои страданія исторгаютъ у меня слезы. Но скажи мн, въ пору нжныхъ вздоховъ какъ сказаласъ въ васъ любовь, какъ поняли вы свои страстныя желанія?’

— Величайшее страданіе, отвчала она: — вспоминать счастливые дни, когда пора бдствій наступила. Но если ты хочешь знать зачатки нашей любви, я разскажу теб ихъ сквозь слезъ. Разъ мы читали вмст исторію влюбленнаго Лансло, мы были одни, и никто не сторожилъ насъ. Нсколько разъ во время чтенія глаза наши туманились, лица покрывались краской, но было мсто въ книг, которое насъ погубило. Когда мы прочитали, какъ цалуетъ Лансло улыбающіяся уста Женевьевы, онъ (Богъ да не разлучитъ насъ никогда!) трепетно поцаловалъ меня въ уста. Въ этотъ день мы уже больше не читали.’

Когда молодой человкъ дошелъ до стиха!

Quel giorno pi non vi leggemmo ayante,

голосъ его задрожалъ и онъ сталъ еще блдне, тогда-какъ лицо и плечи его слушательницы покрылись чуднымъ румянцемъ стыдливости. Взоры ихъ встртились, она склонилась къ нему, и онъ сжалъ ее въ своихъ пламенныхъ объятіяхъ. Въ упоеніи отъ перваго поцалуя, переполненные любовью и удивленіемъ, они не слышали тяжелыхъ шаговъ, раздавшихся въ прихожей, не слышали, какъ отворилась дверь. Они сидли обнявшись, такъ-что волосы его касались ея локоновъ,— сидли неподвижно, какъ-бы подавленные блаженствомъ. А въ комнат стоялъ третій человкъ, безмолвно, стиснувъ зубы, онъ озиралъ эту нескончаемую для него сцену, губы его дрожали… Наконецъ, онъ судорожно топнулъ ногою, женщина вздрогнула, быстро поднялась съ своего мста, блуждающимъ взоромъ окинула комнату и упала, блдная, какъ-бы подкошенная свирпымъ взглядомъ мужа.

Въ бшенств, онъ приблизился. Молодой человкъ бросился къ нему на встрчу.

— Ради Бога, простите ей минуту увлеченія! Я уду, вы никогда меня не увидите!

— Въ-самомъ-дл! отвчалъ раздраженный супругъ съ страшной улыбкой.— Нтъ, я еще полагаю съ тобою встртиться, Шарль! Но эта женщина!..

— О, простите ее, простите насъ!

Тогда женщина встала и твердой поступью подошла къ мужу. Страшная блдность ея мало-по-малу прошла и смнилась яркимъ румянцемъ.

— Вы узнали тайну, сказала она: — которую мы хотли скрыть другъ отъ друга… Живя съ вами, я привыкла смотрть на свое несчастіе, какъ на исполненіе долга… Теперь это невозможно… Я не могу принадлежать человку, предъ которымъ должна была краснть. Я оставлю этотъ домъ… буду жить въ уединеніи, покуда не кончится дло о нашемъ развод… Простите мн скорбь, которую я вамъ причинила, потому-что я тоже жестоко страдала!

Она заливалась слезами, однако взяла свою шляпку, таль и пошла къ дверямъ. Мужъ ея какъ-бы обезпамятлъ: онъ не ршился остановить ее, и только въ ту минуту, когда она переступала порогъ, закричалъ громовымъ голосомъ:

— А дти твои, несчастная!

Она остановилась, этотъ вопросъ отозвался въ ней болзненнымъ сотрясеніемъ, какъ-будто отъ электрическаго удара. Она провела рукою по лицу и воротилась въ комнату — чувство матери заговорило въ ней. Но увидвъ передъ собою мрачно-величавую фигуру Шарля, взглянувъ на это прекрасное, дышавшее страстью лицо, она вновь обрла силы и бросилась изъ комнаты.

Г. де-Сувиньи проводилъ ее глазами, потомъ подошелъ къ Шарлю и съ адской радостью сжалъ его руки.

— Я васъ воспиталъ, я замнялъ вамъ отца, и вотъ чмъ вы мн прислужились?— Хорошо. Теперь вы знаете, что вамъ остается длать. Сію минуту, не такъ ли?

— Нтъ… завтра… подождите… когда вы успокоитесь!..

— Успокоюсь? Кажется, я довольно спокоенъ! Вдь я вамъ не мшалъ…

— Умоляю васъ, выслушайте меня! Мы увлеклись минутной страстью, тогда-какъ не было у насъ и на мысли поступка, который могъ бы быть для васъ оскорбителенъ.

— Говорю я вамъ, одинъ изъ насъ долженъ умереть.

— Нтъ, я не стану съ вами драться!

— Что жь вы, трусъ?

Шарль пожалъ плечами.

— Не-уже-ли вы не можете понять, что намъ нельзя драться безъ причины? Что никто не повритъ ничтожному предлогу? Что жена ваша будетъ обезславлена, обезславлена вами, безъ основанія, почти безвинно! И наконецъ, не думаете ли вы, что я подниму руку на своего опекуна, своего единственнаго друга? Нтъ, мы можемъ сойдтись съ оружіемъ въ рукахъ, но я не стану защищаться: — вы убьете меня, обезславите жену и дочерей своихъ!

— Вы, кажется, правы, и я удивляюсь, какъ нашлось у васъ столько хладнокровія! Но — вы правы… Мн остаемся одно средство — развестись, а потомъ умереть отъ горя и злости.

Шарль хотлъ говорить.

— Подите, сударь, теперь уже нтъ ничего общаго между нами.

Посл минутнаго раздумья, Шарль вышелъ изъ комнаты, потупивъ голову, блдный… самъ не вря приливу бурной радости, которая овладвала его сердцемъ.

Камилла де-Сувиньи къ господину де-Сувиньи.

Сен-Маръ, 10 мая 1808.

‘М. Г.,

»Теперь вы знаете, что я никогда не была счастлива. Сначала умерла моя мать, и хоть я была еще ребенкомъ, но эта потеря отозвалась во мн долгою и глубокою печалью. Потомъ умеръ отецъ мой, и я его горько оплакивала. Вы замнили мн отца. Въ печальномъ монастыр мн отрадно было видть васъ, и я питала къ вамъ чувство дружбы и уваженія. Сдлавшись вашей женою, потомъ матерью, я узнала новое, грустное чувство: сначала я не умла его объяснить иначе, какъ воспоминаніемъ о понесенныхъ утратахъ, теперь — мы знаемъ его настоящій источникъ… Вс мы очень-жалки.

‘Сейчасъ говорила я съ вашимъ нотаріусомъ. Онъ объявилъ мн о необходимости развода и неизбжныхъ при немъ тягостныхъ формальностяхъ, что въ-продолженіи года надо будетъ четыре раза выслушать увщанія судьи, что необходимо согласіе въ распоряженіяхъ по имуществу… особенно объ имуществ нашихъ дтей… Нотаріусъ сказалъ мн, что обыкновенно въ этомъ случа прибгаютъ къ раздлу… Но я слишкомъ-виновна передъ вами, виновна противъ воли, и желала бы загладить свой проступокъ. Поступайте по внушенію вашихъ мыслей, даже относительно бдныхъ дтей моихъ… Когда актъ будетъ готовъ, пришлите, я подпишу его.

‘Я удалилась въ Сен-Марь, къ моей ттк г-ж де-Сент-Обенъ. Въ-продолженіе года, я никуда не выйду, разв только для исполненія принятыхъ приличій,— никого не увижу, кром вашего нотаріуса.

‘Прощайте, постарайтесь забыть меня и быть счастливымъ… счастливе меня’.

Г. де-Сувиньи не хотлъ входить въ подробности составленія акта объ имуществ. Нотаріусъ его, человкъ честный, распорядился какъ слдуетъ. Но когда возникъ вопросъ, за кмъ останутся дти:

— Пусть она возьметъ ихъ, вскричалъ Сувиньи:— я не хочу ничего видть, что напоминало бы мн ее. Пусть возьметъ ихъ. Останься они у меня, я разбилъ бы ихъ въ дребезги, какъ эти часы.

И въ бшенств, онъ ударилъ часами объ полъ.

Нотаріусъ заботливо подобралъ дребезги, положилъ ихъ въ бюро, потомъ внесъ въ условія развода, что дти остаются у г-жи Сувиньи.

Камилла Сувиньи къ Шарлю Депрэ.

Сен-Маръ.

‘Можетъ-быть, лучше было бы и не писать къ вамъ, но мн слишкомъ тягостна мысль — цлый годъ не слышать и не видать васъ, а я общала г. Альберу никого не принимать въ-продолженіе года, и сдержу свое слово. Поэтому, прошу васъ, не старайтесь отклонить меня отъ этого намренія, если хотите избавить меня отъ новыхъ, безплодныхъ страданій.— Взамну того пишите мн часто, и тихія, отрадныя мысли будутъ разгонять мою тоску и безпокойство. Можетъ-быть, вы не понимаете всей мры скорби, которую чувствуетъ женщина посл поступка, подобнаго тому, на который я ршилась? Вы не знаете всего, что я вытерпла.

‘Невыносимое, мучительное безпокойство овладло мною, когда я оставила домъ моего мужа. Я шла, сама не зная куда. Наконецъ, силы начали меня оставлять, я почувствовала необходимость въ убжищ… Оглянувшись, я была смущена множествомъ проходящихъ, которые пристально на меня смотрли. Куда бжать? куда скрыться? у чьей двери ршусь я постучаться? кому разскажу свое горе?— Голова моя горла, я боялась за свой разсудокъ. Вдругъ, вспомнила я о ттушк Сент-Обенъ. Эта мысль озарила меня. Самъ Богъ послалъ мн ее. Вижу прозжающій мимо фіакръ, подзываю извощика и приказываю ему везти меня въ Сен-Маръ. Вроятно, я была очень разстроена, потому-что извощикъ посмотрлъ на меня и колебался, отпирать ли дверцы. Наконецъ, я сла въ карету, дверцы захлопнулись, и тогда мн стало понятно, что я навсегда разлучена съ мужемъ, съ дтьми, съ обществомъ. Я бросилась на колни и зарыдала: извощикъ сошелъ съ козелъ и подошелъ посмотрть, что со мною. Я опустила вуаль и сказала ему, сколько могла твердымъ голосомъ, чтобъ онъ халъ дальше.

‘Мы выхали за заставу и миновали печальныя поля Монружа. Фіакръ подвигался медленно, но мн хотлось бы хать еще тише… Когда мы достигли возвышенностей Шатильйона, я въ послдній разъ взглянула на Парижъ съ его куполами, колокольнями, громадами домовъ, и когда дорога поворотила въ сторону, городъ скрылся изъ глазъ моихъ, я еще сильне почувствовала свое горе и одиночество.

‘Наступила ночь, а мы все еще хали. Въ-послдствіи, я удивлялась, какъ мн не было страшно. Дорога шла мстами совершенно-пустынными, почти-дикими, и придорожныя деревья, которыя мы оставляли за собою, сквозь сумерки, казалось мн, движутся какъ тни. Порою слышались мн плачъ и стоны:— то былъ лай дворовыхъ собакъ на фермахъ.

‘Наконецъ, мы пріхали въ бдную деревеньку Сен-Маръ, гд все было мрачно и безмолвно. Кучеръ съ трудомъ нашелъ домъ ттушки, долго стучалъ у воротъ, и только вой собаки былъ ему отвтомъ. Черезъ четверть часа, ворчливая служанка спросила сквозь форточку, кто притащился такъ поздно.

‘— Это я, проговорила я сквозь слезы.

‘Но она меня не узнала. Наконецъ, вышла сама г-жа Сент-Обенъ: услышавъ мой голосъ, она тотчасъ отперла двери, и, замтивъ мое разстройство, обняла меня.

‘— Что съ тобой, моя бдняжка, ужь не умеръ ли мужъ твой?

‘То было новое страданіе.

‘— Ттушка, я пріхала къ вамъ просить убжища… Я разскажу вамъ вс свои несчастія… Войдемте, сдлайте милость… Тутъ такъ холодно.

‘Однако, надо было заплатить извощику. У меня не было денегъ, а г-жа Сент-Обенъ не хотла дать ему столько, сколько онъ требовалъ. Долго еще они спорили, а я, держась за нее, дрожала и едва могла устоять. Она свела меня въ комнату, велла развести большой огонь, и когда служанка ушла, посмотрла на меня, какъ-бы спрашивая, что со мною случилось.

‘Вы никогда не видали ттушки, и я сама мало знала ее. Въ 92 году, будучи уже въ лтахъ, она поселилась въ деревеньк Сен-Маръ, въ старинномъ зданіи, когда-то служившемъ аббатствомъ: тутъ жила она среди поселянъ, какъ-будто-бы и родилась въ этомъ состояніи, и такимъ-образомъ ее не застигло преслдованіе во время революціи. Не знаю отъ-чего, по ттушка не была слишкомъ-дружна съ роднею: родители мои соблюдали въ-отношеніи къ ней только условія приличія, и я видла ее не боле, какъ разъ въ годъ. Я заставала ее всегда одну. Она была мала ростомъ, худощава, лицо у ней было желтое, въ морщинахъ, губы сжатыя, кожа сухая, голосъ рзкій и отрывистый, но она сохранила всю свою прежнюю живость, и свтло-голубые глаза ея никогда не остаются въ поко. Не смотря на доброту ея къ окружающимъ, она всегда внушала мн какой-то страхъ. Въ эту минуту мы сидли лицомъ-къ-лицу, и ея испытующій взглядъ заставилъ меня потупить глаза. Я не знала, какъ приступить къ разсказу, нсколько разъ усиливалась начать, но слезы, сколько я ни удерживала ихъ, не давали мн выговорить слова. Наконецъ, я стала передъ нею на колни, она ласково склонилась ко мн, поцаловала меня въ лобъ… Тогда я не могла уже боле удерживаться, и рыдая, прерывисто разсказала ей о своемъ замужств, о темной, непонятной тоск, которая меня томила, о скучныхъ удовольствіяхъ свта, о вашемъ возвращеніи изъ Германіи, о томъ, какъ мы читали вмст, какъ читали въ послдній разъ…

‘Въ-продолженіе моего разсказа, холодное, суровое лицо г-жи де-Сент-Обенъ прояснилось и приняло то кроткое выраженіе сочувствія, къ которому, казалось, она не была способна. Она пожимала мн руки, старалась ободрить меня, плакала вмст со мною, и мн показалось, что и она, должно-быть, была когда-то очень-несчастлива.

‘Старая служанка не разъ входила посмотрть, не ложится ли ея госпожа. Только въ полночь, чего никогда не случается въ Сен-Мар, разошлись мы по своимъ комнатамъ. Комнаты эти и теперь, какъ прежде, имютъ видъ маленькихъ келлій, примыкающихъ къ длиннымъ корридорамъ. Ттушка отвела меня въ одну изъ нихъ — темную, сырую,— въ ней два стула и орховый столъ, изъ этой-то комнаты пишу я къ вамъ. Теперь полночь, огонь въ камин погасъ, и мн такъ холодно, что я съ трудомъ держу перо, прощайте на сегодняшній вечеръ. Холодно будетъ молиться, но молитва мн нужна. Скажите, молитесь ли вы иногда той сердечной молитвой, отъ которой становится такъ хорошо?’

II.

‘Письмо мое опечалило васъ: вы говорите, что теперь вс чувства ваши происходятъ отъ меня… я рада этому, будьте же счастливы, потому-что я въ настоящую минуту счастлива.

‘Сегодня утромъ я съ грустью перечитывала ваше письмо, когда Бабета объявила мн о приход нотаріуса. Смолода окруженная страданіями, я сдлалась чувствительне другихъ, и часто трогали меня вещи, которыя иной, боле-счастливой женщин, показались бы ничтожными, я замтила даже, что неопредленная грусть всегда у меня предшествуетъ печальнымъ извстіямъ. Въ эту минуту ужаснулъ меня приходъ нотаріуса, который принесъ распоряженіе, сдланное относительно моихъ дтей. Я предчувствовала новое несчастіе и съ трудомъ встала, чтобъ принять г. Були.

‘Онъ подошелъ ко мн съ обычнымъ довольнымъ видомъ и объявилъ, что принесъ разводный актъ, одобренный моимъ мужемъ. Съ безпокойствомъ и страхомъ смотрла я на него, но ни по лицу его, ни по голосу нельзя было узнать — горе или радость принесъ онъ мн. Онъ подалъ мн бумаги, я взяла, но волненіе мое было такъ сильно, что я уронила ихъ, онъ ловко поднялъ и предложилъ прочитать. Я упала въ кресла и закрыла глаза. Онъ прочелъ мн двадцать страницъ дловаго слога, а я, занятая воспоминаніями и своимъ горемъ, ничего не слыхала. Когда онъ кончилъ, я спросила его’.

‘— А дти мои? Кто будетъ ихъ воспитывать?

‘Онъ посмотрлъ на меня съ удивленіемъ.

‘— Какъ! сказалъ онъ: — вы не поняли?

‘ Онъ прочелъ то мсто, гд говорится о дтяхъ: въ этотъ разъ я уже слушала. Г. Сувиньи отдаетъ мн дочерей, он будутъ со мной, даже въ-продолженіе годичнаго испытанія! Я бросилась на колни, благодаря Бога и благословляя мужа. Мн отдадутъ моихъ бдныхъ малютокъ! Боже мой, я могу еще быть счастлива! И другой образъ, спокойный, улыбающійся, представился мн въ будущемъ, но я старалась удалить его, думать объ одномъ г. де-Сувиньи, и когда онъ былъ такъ добръ ко мн, я хотла молиться только о его счастіи.

‘Видите ли, если мы и забыли свои обязанности, то надо вспомнить ихъ. Г. де-Сувиньи даетъ намъ примръ пожертвованій. Трудно мн будетъ не видть васъ, но я должна это сдлать, я хочу этого. Не бродите же около моего аббатства и врьте, что я очень буду помнить ваши пожертвованія.’

III.

‘Я счастлива, я весела, — на письмо капаютъ слезы: это — слезы радости. Он здсь! Все мое блаженство здсь! Вы любите описанія и разсказы, я разскажу вамъ, можетъ-быть, безсвязно, потому-что буду останавливаться, чтобъ цаловать своихъ малютокъ, которыя сидятъ у меня на колняхъ.

‘Я была съ ттушкой въ конц парка, смотрла на зеленющіе кустарники, раскинувшіеся подъ ногами но склону пригорка, на сверкающій въ глубин узкой долины ручей. Козы прыгали по окрестнымъ высотамъ, птички щебетали, сіяло солнце, но видъ веселой природы тяготилъ меня. Сегодня воскресенье, нсколько разряженныхъ поселянокъ съ пснями шли по тропинк, которая вьется отъ Жуи по противоположному пригорку. Пріятно было слышать издали ихъ согласное пніе, ко мн то долетали свжіе, полные звуки, то, казалось, они замирали, какъ смутное эхо. Вдругъ увидла я со стороны Жуи двухъ бгущихъ двочекъ въ блыхъ платьяхъ. За ними дв женщины. Он приближались, я смотрла на нихъ какъ на небесное видніе. Сердце у меня сильно билось, но не надеждой, потому-что сначала я не узнала дтей, притомъ надо было ожидать, что он прідутъ въ Сен-Маръ въ карет. Между-тмъ, группа приближалась, я начала различать прекрасные каштановые волосы малютокъ, он бжали, рвали цвты, гонялись за бабочками. Вдругъ та изъ нихъ, которая была повыше, остановилась и указала пальцемъ на то мсто, гд мы сидли. Шедшія съ ними женщины спросили что-то у проходившей крестьянки, малютка, прыгая, протянула ко мн ручки и мн послышалось: ‘Маменька! маменька!’ Не слушая словъ ттушки, я бросаюсь впередъ,— калитка заперта, — я перескакиваю черезъ загородъ и канавку, и — дочери въ моихъ объятіяхъ. О, еслибъ вы видли ихъ улыбки! еслибъ вы слышали ихъ радостные крики! Он обнимали меня изо всей силы, и я забыла свое горе.

‘Наконецъ, мы собрались идти и — тутъ только я замтила, что сдлала опасный скачокъ. Невозможно было вернуться тмъ же путемъ. Ттушка, которая, между-тмъ, сошла внизъ, хотла прислать ключъ, но я слишкомъ торопилась увести дтей къ себ въ комнату, и потому, взявъ ихъ на руки, пустилась по деревенской тропинк, неровной, но короткой — и пришла домой раньше г-жи Сент-Обенъ. Я заперлась въ своей комнат — и теперь еще сижу въ ней, ни для кого, кром васъ, не перестала бы я цаловать дтей, но мн хотлось подлиться съ вами своей радостью.— Прощайте, не ревнуйте!’

IV.

‘Вчера я перечувствовала много такого, чего бы, конечно, не перенесла, еслибъ оно повторилось. Надо было идти къ г. Миллеру, президенту нашего парижскаго окружнаго трибунала, чтобъ объявить ему наше требованіе развода. Г. Було пришелъ за мною поутру. Мы отправились. День былъ величаво-ясный, воздухъ свжій, упоительный. Дорогой вспомнила я то время, когда еще двочкой, бывало, возвращаюсь отъ г-жи де-Сент-Обенъ, съ запасомъ цвтовъ, бабочекъ и веселыхъ воспоминаній. Сколько надеждъ было тогда, сколько игривыхъ грезъ о будущемъ счасть! свтъ, котораго я еще не знала, казался мн такимъ добрымъ, такимъ прекраснымъ!

‘Пріхали, вошли въ кабинетъ президента. У меня не доставало духа взглянуть, тутъ ли г. де-Сувиньи. Въ комнат никого не было, и я вздохнула свободне, какъ-будто отсрочили мой приговоръ, но видъ этого важнаго, сухо-чиннаго кабинета уже томилъ меня. Г. де-Сувиньи вошелъ. Я хотла идти къ нему на встрчу, но ноги измнили мн, и я упала въ кресла. Глаза мои наполнились слезами, виски сильно бились, и нсколько минутъ я ничего не видла и не слышала.

‘Потомъ явился судья, — надо было встать. Глухимъ голосомъ, отъ котораго у меня сжалось сердце, г. де-Сувиньи сказалъ ему: — именемъ закона, я пришелъ просить дозволенія на разводъ съ Камиллой де-Сент-Обенъ.

‘Мн слдовало повторить т же слова. Я плакала и не могла говорить. Судья смотрлъ на меня любопытнымъ, пытливымъ взоромъ, отъ котораго я еще боле оробла. Наконецъ, когда я повторила роковыя слова, онъ взялъ кодексъ и началъ читать намъ о послдствіяхъ развода съ обоюднаго согласія. Мн было тяжело, я невольно трепетала отъ этой торжественности и отъ унизительныхъ предостереженій, которыя слдовали одно за другимъ.

‘Окончивъ чтеніе, онъ началъ увщевать насъ сдлать взаимныя уступки и не упорствовать въ нашемъ ршеніи. Въ сильныхъ выраженіяхъ, но холодно и монотонно представилъ онъ намъ неудобства развода.— Вы молоды, сказалъ онъ мн наконецъ:— черезъ годъ вы разойдетесь съ своимъ мужемъ. Что вы тогда будете длать? Законъ не позволяетъ вступать въ новый бракъ раньше трехъ лтъ, что съ вами будетъ въ это время? Попадете въ дурное общество, потому-что хорошее васъ отвергнетъ. Это не предразсудокъ: актриссы называютъ предразсудкомъ то, что пятнаетъ ихъ жизнь.

‘Я чувствовала, что блдню, что силы оставляютъ меня.

‘— Милостивый государь, вскричалъ г. де-Сувиньи: — вы выступаете изъ предловъ своей обязанности! Ваши слова оскорбительны, а пока она носитъ мое имя, я не позволю!

‘Колни мои подкосились, и я упала къ ногамъ мужа. Я взяла его руки, хотла просить прощенья, хотла умолять его отказаться отъ постыднаго развода, но суровый взглядъ г. де-Сувиньи обдалъ меня холодомъ. Онъ отнялъ руки и объявилъ, что не отступитъ отъ своего ршенія. Тогда нотаріусы наши передали бумаги г. Миллеру, и онъ тщательно просмотрлъ ихъ, и какъ-бы съ намреніемъ возобновить мои страданія, громко прочелъ документы о смерти моего отца и матери.

‘Наконецъ, формальности были выполнены, и мы разстались, не сказавъ другъ другу ни слова, между-тмъ, еслибъ онъ хотлъ, еслибъ онъ сказалъ хоть слово, еслибъ сдлалъ шагъ ко мн, я бы возвратилась къ нему. Спокойствіе, можетъ-быть, никогда бы не вернулось ко мн, но я сохранила бы дочерямъ моимъ имя незапятнанное, не слышала бы я, какъ станутъ говорить вокругъ нихъ: ‘ихъ мать въ развод съ мужемъ!’

‘Отъ этихъ мыслей у меня голова трещала. Зачмъ я васъ узнала? Я жила такъ спокойно, пока не увидла васъ… О! простите, простите! Вы открыли мн истинное счастье! Я прозябала какъ растеніе, вы дали мн душу и чувства. Пожалйте меня, пожалйте о моихъ страданіяхъ, но повторите мн, что вы меня любите, — и я не буду боле страдать.’

‘Возвратившись отъ президента, я была какъ убитая, и ттушка напрасно старалась развлечь меня. На другой день поутру, она пришла въ мою комнату, сла у изголовья постели и спросила, какъ провела я ночь. Я отвчала, что страдала головой, грудью, всмъ, но что желала бы я страдать еще больше и избавиться отъ жизни.

‘Она взяла меня за руки и пристально на меня посмотрла, странное сочувствіе, смшанное съ ироніей, выразилось на ея изможденномъ лиц. ‘Такъ и я думала лтъ сорокъ назадъ, сказала она: — а чрезъ нсколько лтъ уже жила здсь, спокойная и веселая, какъ только можно быть спокойной и довольной въ этомъ мір, и когда оглядывалась назадъ, — вс прошлыя несчастія казались мн минутнымъ сномъ. А я была несчастне тебя… Да, дитя мое, гораздо-несчастне, повторила она, замтивъ мой сомнительный взглядъ. Тутъ она разсказала мн свою исторію, спокойно, ясно, какъ-будто дло шло не о ней, а о комъ-нибудь постороннемъ, только отъ времени до времени, она отворачивала голову, и я слышала, какъ голосъ ея почти-незамтно дрожалъ.

‘Ттка моя въ 1765 году вышла за молодаго шатлетскаго прокурора. Онъ, казалось, любилъ ее, и она въ него влюбилась, — первые мсяцы супружества прошли въ упоеніи. Но мало-по-малу г. де-Сент-Обенъ началъ охладвать къ ней и скоро охладлъ совершенно: когда она, обвиваясь руками вокругъ его шеи, хотла какъ-бы шутя удержать его съ собою, онъ грубо отталкивалъ ее. Впрочемъ, иногда онъ смягчался, называлъ ее своей милой Эмиліей, но это только тогда, когда хотлъ выпросить въ свое распоряженіе часть ея приданаго. Въ надежд возвратить любовь мужа, тетушка исполняла его желанія.

‘Какъ-то разъ одна изъ ея пріятельницъ открыла ей, что г. де-Сент-Обэнъ влюбленъ въ актриссу и проживается на нее. При этой всти, у ттушки замерло сердце, она не могла продолжать разговора и полъ этимъ предлогомъ удалилась въ свою комнату. Тамъ упала она въ кресла, прислонилась горячей головой къ мраморному камину и въ такомъ положеніи, потерянная, ждала возвращенія недостойнаго супруга. Онъ возвратился, по обыкновенію, въ два часа утра. Походка его была нетвердая, глаза отяжелвшіе, лицо разгорвшееся. Онъ подошелъ къ жен, и, посл нсколькихъ грубыхъ ласкъ, просилъ послдняго незначительнаго остатка ея приданаго. Она смло отказала ему, онъ обнялъ ее и за тмъ послдовала такая ужасная сцена, что даже теперь, посл столькихъ лтъ, ттушка не имла духа разсказать ея подробностей. Она была беременна, и отъ дурнаго обращенія съ нею родила ребенка мертваго. Посл продолжительной болзни, она встала, но была слаба, нервы ея были разстроены, и каждый разъ, когда она видла мужа, у ней начинались судороги.

‘Къ-счастію, онъ не тревожилъ ея своимъ присутствіемъ, потому-что оставилъ даже дла и часто по нскольку дней не возвращался домой. Недовольные кліенты оставили его и скоро онъ дошелъ до того, что долженъ былъ продать все свое движимое имущество. Ттушк не разъ приходилось засыпать безъ ужина. Думала она удалиться къ своему дяд, который воспиталъ ее, но надежда, что кротостью и терпніемъ, можетъ-быть, возвратитъ мужа, и еще другая, боле-сильная причина, въ которой не могла она сознаться самой-себ, — удерживали ее.

‘Видя необходимость заняться длами, которыя г. де-Сент-Обэнъ совершенно оставилъ, она часто совщалась съ его единственнымъ клеркомъ. Это былъ юноша съ умомъ необыкновеннымъ и привлекательной наружностью. Скоро ттушка замтила, немножно-слишкомъ, достоинства г. Трепора — его безпредльную преданность, проницающее выраженіе его взгляда и голоса. Бесды ихъ становились чаще и чаще, продолжительнй и продолжительнй, и хотя онъ еще не осмливался говорить о любви, но г-жа де-Сент-Обэнъ уже не сомнвалась, что она была любима. Она чувствовала необходимость удалить его, но не ршалась привесть въ отчаяніе единственнаго, какой только оставался ей, друга. Каждый разъ откладывала она исполненіе этой тяжелой обязанности до слдующаго дня, какъ вдругъ, однажды вечеромъ, мужъ ея въ бшенств вбжалъ къ ней въ комнату. Замтилъ ли онъ дйствительно, что происходило въ дом, или искалъ только случая застращать ттушку, но страшные, энергическіе упреки его напугали ее, онъ объявилъ, что сейчасъ же прогонитъ клерка, если ттушка не подпишетъ дарственной записи, которую и представилъ ей. Ттушка собрала все свое мужество и доблесть, и отказала. Г. де-Сент-Обэнъ, изступленный, ослпленный гнвомъ, тотчасъ же удалилъ Трепора, который одинъ только и поддерживалъ сколько-нибудь его существованіе.

‘Тутъ проявился вполн-злобный характеръ г. де Сент-Обэна, ттушка переносила неслыханныя мученія и наконецъ должна была удалиться къ дяд.

‘Г. Трепоръ написалъ къ ней страстное письмо. Въ отвт своемъ, она призналась, что замтила его любовь, что была тронута ею, но вмст съ тмъ отказала ему въ свиданіи. Однако, кажется, онъ усплъ склонить ее, и, уходя однажды отъ нея вечеромъ, быль пораженъ шпагой и умеръ на мст. Убійцъ не могли открыть, но г-жа де-Сент-Обэнъ была уврена, что виновникомъ этого злодянія былъ ея мужъ.

‘Чрезъ нсколько мсяцевъ, она получила письмо, наполненное ругательствами и угрозами:— г. де-Сент-Обэнъ просилъ у нея денегъ. Она не отвчала. Черезъ два дня, вошедъ въ свою комнату, она замтила за занавской легкое движеніе, на крикъ ея сбжались люди, и изъ алькова вышелъ мужъ, проклиная ее и общая отмстить.

‘Съ этого дня, она не знала ни минуты покоя, ложась спать, съ трепетомъ осматривала она за занавсками и подъ кроватью и боялась оставаться одна: ей все казалось, что кто-то идетъ за ней, что кто-то дышетъ на нее, она не смла поднять глаза, чтобъ не увидть г. де-Сент-Обэна. Часто, встртясь на гулянь, онъ бросалъ на нее грозные взгляды, часто писалъ къ ней письма, отъ которыхъ ей становилось еще тяжеле. Къ-счастію, онъ скоро потомъ умеръ отъ апоплексическаго удара — слдствія необузданнаго разврата. Г-жа де-Сент-Обэнъ хотя была еще молода, но не хотла вступить въ новый бракъ и постоянно жила у дяди, который потомъ отдалъ ей все свое имущество.

‘Вотъ, что разсказала мн г-жа де-Сент-Обэнъ, и, соглашаясь, что она была еще несчастне меня, я оплакивала ея судьбу, и мн становилось какъ-то легче. Я видла ея спокойствіе, ея веселость, слышала, какъ говорила она о своемъ счасть, и, сравнивая свое положеніе съ ея горемъ, благодарила Бога за его милосердіе ко мн.’

VI.

‘Прошелъ годъ съ-тхъ-поръ, какъ я въ первый разъ являлась къ президенту Миллеру просить титула жены, разведенной съ мужемъ! Жизнь моя съ-тхъ-поръ шла печально и однообразно, а между-тмъ, какъ-то не врится, что уже двнадцать мсяцевъ отдляютъ меня отъ того времени. Какъ неврно измреніе времени! Иначе этотъ годъ испытанія показался бы мн вчностью, а теперь я не могу представить себ, что онъ уже кончился, теперь я съ ужасомъ жду минуты невозвратнаго ршенія.

‘Цлый годъ! И какой! Четыре раза я была въ Париж: четыре раза слушала увщанія, или скоре, упреки судьи, четыре раза переносила взгляды, блдность, презрніе моего мужа. Вотъ все, что осталось въ моей памяти, а прочее время протекло — капля за каплей, такъ-что я не умю сказать, въ чемъ именно протекло оно. Годъ испытанія, три года вдовства, а потомъ, вчныя сожалнія, и почти угрызенія совсти!..

‘Сегодня поутру, въ обычный часъ, пришелъ нотаріусъ и объявилъ, что я должна найдти два почетныя лица, не моложе пятидесяти лтъ, которыя должны присутствовать при пятомъ объявленіи о желаніи развода.

‘Кого выбрать? къ кому изъ прежнихъ друзей могу обратиться я съ такою просьбой? Двухъ посдлыхъ людей, которые бы повторили мн разрывающія душу увщанія!..

‘Странный обрядъ конченъ! Никогда еще не было мн такъ тяжело. Когда я вошла въ кабинетъ президента, г. де-Сувиньи сидлъ опустившись въ креслахъ. Онъ всталъ, и хотя я едва осмливалась взглянуть на него, однакожь замтила въ его лиц глубокую перемну, отъ которой мн стало еще тяжеле. Впрочемъ, онъ не былъ боленъ. Эти волосы, поблвшіе сильне прежняго, эти исхудавшія щеки и впалые глаза… причиной такой перемны — я, одна я, которая клялась сдлать его счастливымъ! Боже мой! что станется со мною, если отецъ моихъ дтей… О, Господи! избавь меня отъ этой роковой мысли!

‘Два мои свидтеля подошли ко мн, я хотла благодарить ихъ, но какъ?…

‘Слдовало вновь объявить, что мы остаемся при нашемъ намреніи, слдовало выслушать замчанія судьи и свидтелей, слдовало подписать допросъ. Г. Сувиньи первый взялъ перо, онъ, казалось, былъ сильно взволнованъ и колебался. Я чувствовала, что ослабваю, я подошла къ нему, можетъ-быть, я бы просила прощенія, но онъ, увидвъ меня, торопливо подписалъ свое имя, когда онъ передавалъ перо, рука его коснулась моей руки, и я вздрогнула всмъ тломъ. Я оперлась на бюро и взглянула на его подпись: она была сдлана дрожащей рукой, ее почти нельзя было прочесть, рзкій росчеркъ почти насквозь разорвалъ бумагу. Я вспомнила ваши слова, что по почерку можно судить о чувств писателя… и подписала.’

VII.

‘Сейчасъ я получила копію съ судебнаго ршенія, по которому мы можемъ явиться для выслушанія акта о нашемъ развод. Нотаріусъ мой замтилъ, что если чрезъ двадцать дней мы не явимся, то это ршеніе потеряетъ свою силу.

‘Итакъ, еще не все кончено! Я еще не переступила за роковую преграду, и жестокая неизвстность будетъ терзать меня еще двадцать дней! Вы бы нашли, что я сильно измнилась, еслибъ увидли меня, я похудла какъ скелетъ, кожа высохла, руки мои горятъ.

‘Еще двадцать дней въ неизвстности буду я ждать ршенія г. де-Сувиньи, потому-что сама, конечно, не произнесу его, и если онъ мн ничего не скажетъ… разводъ нашъ не состоится? Слышу ваши жалобы: вы упрекаете меня, что я уступаю предразсудку. Но любовь къ дтямъ разв предразсудокъ? Странное дло! Я первая просила развода, я такъ желала его, когда онъ былъ далекъ отъ меня, а теперь, когда сейчасъ могу получить его,— колеблюсь, и готова отказаться. Увы! въ минуту моего брака я также колебалась. Сначала, я рада была, что выйду изъ монастыря, но по мр того, какъ приближался назначенный день, мн становилось страшно, и хотя тогда я еще не знала васъ, но мн казалось, что я буду несчастлива. Не-уже-ли такое же предчувствіе и теперь родилось во мн? Должна ли я уступить ему? Должна ли броситься къ его ногамъ?..

‘Не пугайтесь, милый эгоистъ, вотъ приглашеніе на завтра къ мэру. Г. де-Сувиньи торопится!’

VIII.

‘Наконецъ, мой другъ, я свободна, и безъ преступленія могу любить тебя! наконецъ, я могу тебя видть и дать клятву принадлежать теб, какъ-скоро бракъ нашъ будетъ возможенъ по закону. Я вижу твой нахмуренный взглядъ: три года кажутся теб слишкомъ долги. Но вдь вы можете говорить мн о вашей любви, я могу уврятъ васъ въ своей, мы можемъ часто видться, можемъ жить надеждой… О, Шарль! Шарль! какія вознагражденія я общаю вамъ!

‘Вы, врно, хотите знать, каково было наше послднее свиданіе. Вы, конечно, думаете, что, пріхавъ къ мэру, я подавлена была воспоминаніями супружества, что живе прежняго чувствовала предстоящія лишенія и оскорбленія. Такъ думала и я, отправляясь изъ дома къ мэру, и потому взяла съ собою флаконъ. Но не такъ сдлалось: я была тверда и безстрастнаточно такъ же, какъ еслибъ вы были на моемъ мст: потому-что одна мысль овладла тогда мною. Пріхавъ въ Парижъ, я увидла васъ на бульвар, и хотя вы не замтили меня, но я узнала вашу задумчивую походку, ваше блдное лицо и подумала, сколько счастья могу еще я принесть вамъ. Да, Шарль! увидвъ васъ, я еще глубже почувствовала любовь къ вамъ, я почувствовала, что эта любовь можетъ проникнуть всю мою душу, что пріидетъ время, когда я забуду свтъ, чтобъ думать только о васъ!

IX.

‘О, другъ мой! какіе тяжелые слды оставилъ во мн твой вчерашній приходъ! Какъ смущена я сегодня! Вспоминая твои слова, твой восторгъ, я провела жгучую ночь,— и чмъ больше думала, тмъ сильне убждалась въ необходимости удалиться, я не должна тебя видть до той минуты, когда, чистая и спокойная, стану предъ алтаремъ, чтобъ соединиться съ тобою навсегда.

‘Не обвиняй меня въ недостатк любви, ты видлъ вчера, какъ я блднла, краснла, дрожала, когда ты явился передо мною. Обнимая меня, ты чувствовалъ, какъ сильно билось мое сердце, но ты не знаешь… о! нтъ, ты никогда не узнаешь, хотя бы я и сказала теб, какъ трудно было мн противиться твоимъ просьбамъ, слезамъ твоимъ! Ты не знаешь, что я уже готова была покориться въ ту минуту, какъ два ангела пришли мн на защиту — мои дочери!

‘Шарль, я повторяю холодно, ршительно, что не хочу васъ видть до дня нашей свадьбы. Узжайте, путешествуйте, разсявайтесь, но я не останусь вблизи отъ васъ, не подвергайте меня ежедневной борьб и сожалніямъ. Вы знаете, вы сами говорили мн, что добродтель женщины похожа на т индійскіе кубки, которые разбиваются, когда въ нихъ попадетъ капля яда. У людей, привыкшихъ къ мыслямъ боле-важнымъ, къ убжденіямъ боле-обдуманнымъ, у людей испытанныхъ, можетъ-быть, достаетъ силъ остановиться на крутомъ склон порока, но женщины, которыхъ все благоразуміе состоитъ въ чувств, у которыхъ одинъ сторожъ — вра, любовь, падаютъ въ бездну при первой ошибк.

‘Такъ вы когда-то говорили мн, Шарль, и мн отрадне вспомнить эти слова ваши, нежели вчерашнія.

‘Я буду жалть, можетъ-быть, не такъ сильно, какъ ты, мой нжный другъ, но также глубоко,— и это будетъ сожалніе, а не раскаяніе. И мои дочери! вы видли ихъ, какъ он прекрасны, веселы, добры! именемъ ихъ и своимъ именемъ умоляю васъ — не разрушайте нашего будущаго счастія! Вы любите путешествія, вотъ время для этой наклонности, но, узжая, помните, что надо писать ко мн часто. Говорите мн о мечтахъ, гд вы будете, о чувствахъ, мысляхъ, которыя эти мста пробудятъ въ васъ, которыя вы внесете въ нихъ съ собою. Говорите мн о своей постоянной любви, врьте въ любовь мою, но если не хотите оскорбить моего материнскаго чувства, если вы сохранили ко мн какое-нибудь уваженіе, узжайте, не старайтесь меня видть!’

Шарль къ Камилл.

Нанси.

‘Вы желали: надо было удалиться, не простившись съ вами. Оставивъ васъ третьяго-дня, упоенный счастіемъ и надеждой, я долженъ былъ, сдавивъ сердце, бжать отъ васъ,— вы желали этого. О, Камилла! сколькихъ страданій стбила уже мн ваша любовь! сколько ночей безъ сна! сколько дней провелъ я въ слевахъ! И въ то время, когда бы мы могли быть счастливы, надо бжать! И вы же называете меня эгоистомъ!

‘Съ отчаяніемъ въ душ пошелъ я на почтовый дворъ и спросилъ мсто въ отправлявшемся дилижанс. Хорошо, что никиго не было со мною въ дилижанс, потому-что когда мы тронулись въ дорогу, я заплакалъ какъ ребенокъ.

‘Долго катился дилижансъ, перемнили лошадей,— а я еще не зналъ, куда мы демъ. Наконецъ, взглянувъ вокругъ, я съ изумленіемъ и радостью узналъ, что мы близь Mo, на той дорог, по которой я возвращался съ вами изъ Пломбьера. О! сколько воспоминаній родилось въ голов моей въ эту минуту. Г. де-Сувиньи сидлъ тогда подл васъ въ глубин кареты, но его присутствіе нисколько не стсняло нашей бесды, потому-что еще не прошло тогда и недли, какъ я былъ съ вами. Мы оба были такъ молоды! Помните ли, какъ мы любовались живописными фабриками, красивыми деревьями, которыя стали въ рядъ нарочно для того, чтобъ смотрть на васъ, и луга, покрытые полевыми лиліями, и плоскіе берега Мозеля, усыпанные блющимися вдали кремнями? Помните ли, какъ, вызжая изъ Шалона, мы, не смотря на доводы г. де-Сувиньи, остановились, чтобъ посмотрть восходъ солнца. Мы были на вершин довольно-большаго холма: къ востоку тянулась огромная, темная равнина, и на неб, варумяненомъ зарею, рисовались готическіе силуэты шалонскихъ колоколень. Мало-по-малу, изъ-за зубчатыхъ кровель поднялось солнце и освтило долину, покрытую легкимъ туманомъ. Сначала мы увидли Марну, которая вилась огромнымъ серебрянымъ змемъ, потомъ — высокіе тополи, подымавшіеся минаретами, среди округленныхъ куполами яблонь, потомъ разбросанныя деревни, стада, цвтистые луга. Помните ли, съ какимъ энтузіазмомъ смотрли мы на эту картину, взоры наши встрчались по тайному сочувствію, въ которомъ вамъ отказывалъ мужъ вашъ.

‘Я снова увидлъ т же картины, но смотрлъ на нихъ холодно: не чувствовалъ очарованія, которое придавало имъ тогда ваше воображеніе. Каждый разъ, когда Марна, извиваясь близь дороги, выказывалась съ ея зелеными лугами, я смотрлъ на нее съ какою-то нжностью, я слдилъ за нею до Парижа, и съ грустью думалъ, что она бжитъ къ вамъ, а я долженъ отъ васъ удаляться.

‘Потомъ — опять увидлъ я тульскій соборъ, которымъ вы такъ любовались. Я увидлъ его съ удовольствіемъ, онъ показался мн старымъ другомъ, съ которымъ можно было говорить объ васъ.

‘Тутъ мн показалось, что я еще не такъ несчастливъ. И какъ благодарилъ я случай, который привелъ меня на дорогу, гд на каждомъ шагу можно было вспоминать о васъ! А когда воспоминанія мои, казалось, истощились, я нашелъ новый источникъ наслажденія ршился идти въ горы, гд когда-то встртилъ васъ, отъискивать мста, которыми мы вмст любовались и оживить такимъ-образомъ въ памяти то счастье, которое такъ быстро пролетло въ моей жизни.’

II.

Пломбьеръ.

‘Наконецъ, я остановился въ Пломбьер! Такъ же какъ тогда, живу противъ гостинницы, которую вы занимали. Съ тихой, сладкой грустью смотрю я на этотъ балконъ, гд вы гуляли передъ завтракомъ, и иногда, поглощенный воспоминаніями, забываю все горе, пережитое съ-тхъ-поръ, кажется, будто окно отворилось, явились вы, сердце мое сильно бьется при вид, какъ наклоняется ко мн ваша дивная головка.

‘Сегодня утромъ я пошелъ по берегу рки, и вдругъ очутился передъ фонтаномъ Станислава, противъ утеса, гд встртились мы въ первый разъ. Я остановился и, прислонившись къ дереву, не могъ отвести глазъ съ того мста, на которомъ вы тогда стояли!

‘Вы, можетъ-быть, не помните это, то, но я никогда не забуду.

‘Пріхавъ изъГерманіи, я пришелъ къ вамъ въ то время, когда вы съ г. де-Сувиньи и другими вышли изъ дома. Мн показали, куда вы пошли, и я нашелъ подл фонтана пять или шесть женщинъ. Одна изъ нихъ была такъ хороша, такъ граціозна, такъ прекрасна! Я былъ въ восторг, что опекуна моего не было подл нея. Но онъ вышелъ изъ избенки, обнялъ меня, представилъ вамъ, положилъ вашу ручку въ мою, и я принялъ ее съ сожалніемъ!

‘Помните ли маленькую долину, которая тянется вдоль люксльской дороги?— Нсколько рябинъ, ясени, разбросанныя по равнин, говорливый ручей, сельскій мостъ, перекинутый такою чудной зеленью, такими прекрасными деревьями, что издали можно было принять его за англійскій садъ! Вы какъ-то говорили мн, что вамъ бы хотлось поселиться тамъ, жить фермеркой среди голубей и куръ, здить верхомъ по горамъ на тамошнихъ маленькихъ лошадкахъ. Я смялся тогда и не врилъ, чтобъ вы могли отказаться отъ удовольствій свта, въ которомъ у васъ столько торжествъ, но теперь я узналъ васъ лучше, и если вы хотите, Камилла, мы поселимся тамъ. Вы знаете, я бденъ, ваше состояніе также невелико, и въ Париж, можетъ-быть, вы будете чувствовать лишенія, если не сожалнія. Здсь — мы будемъ богаты. Я куплю эти луга и лса, которые вы полюбили. Какое наслажденіе — жить здсь, въ постоянномъ уединеніи, ходить вмст по этимъ горамъ и изучать ихъ жителей, птицъ, наскомыхъ и растенія, какое удовольствіе хозяйничать, улучшать нашу ферму, имть лучшихъ собакъ, лучшихъ лошадей, лучшихъ коровъ въ цломъ департамент! Наконецъ, если бы и замедлились часы, если вы хотите дать вашимъ дтямъ свтское образованіе, то въ Пломбьер, на водахъ мы найдемъ и лучшее общество.

‘Что скажете вы на мое предложеніе? Такъ ли оно вамъ нравится, какъ мн? Чувствуете ли вы въ себ довольно твердости, чтобъ жить пустынницей? Скажите — тотчасъ же пріймусь за приготовленія: это будетъ для меня отраднымъ занятіемъ, и пріискивая все, что можетъ привлечь васъ, я забуду о томъ, сколько времени еще васъ не увижу.’

III.

‘Вотъ мы и владльцы въ Вогезскихъ Горахъ. Я кончилъ дло — купилъ сто акровъ луговъ и лса. Въ Эпинал нашелъ я архитектора, который понялъ, чего мн надо, и на-дняхъ мы пріймемся за работу. Планъ дома уже почти конченъ. Домъ будетъ обращенъ на востокъ, изъ оконъ видна долина и люксльская дорога. Два павильйона будутъ соединены галереей. Широкій балконъ — родъ индійскаго верандага, на тонкихъ желзныхъ столбахъ, такъ-что въ дождливое время можно будетъ гулять вокругъ дома. Сначала мн хотлось сдлать плоскую кровлю, но надо было отказаться отъ этого желанія, потому-что снга здсь слишкомъ-велики. Я бросился въ другую крайность, и крыши наши поднимутся этеньюрами, какъ на вашемъ аббатств.

‘Внизу будетъ зала, библіотека, бильярдная и столовая.

‘Въ первомъ этаж одинъ павильйонъ для дтей, и — ни одинъ профанъ не проникнетъ въ ваше святилище: я поселюсь въ галере, другой павильйонъ назначается для слугъ, и тамъ же нсколько комнатъ для друзей. Все будетъ очень-просто, но, надюсь, изящно и удобно.

‘Вотъ мои планы. Можетъ-быть, когда-нибудь и вознаградитъ меня за все это сладкая улыбка, отъ которой я такъ часто бывалъ счастливъ.’

Камилла къ Шарлю.

‘Три роковые года окончатся чрезъ два мсяца. Прізжайте въ Сен-Марь за новыми приказаніями. К…’

Получивъ это письмо, Шарль тотчасъ же пустился въ дорогу, и вечеромъ къ одиннадцати часамъ былъ уже въ старомъ аббатств Сен-Маръ.

Взволнованный сильными ощущеніями, онъ остановился передъ воротами. ‘Что она длаетъ теперь?’ думалъ онъ’. ‘Чувствуетъ ли, что я такъ близко? Врно, она не слыхала, какъ я подъхалъ, иначе выбжала бы на встрчу.— Но возможно ли, чтобъ она не слыхала? Если какое-нибудь несчастіе… если я, полный надеждъ и радостей, увижу счастіе моей жизни разрушеннымъ?’ И тысячи печальныхъ мыслей роились въ голов Шарля. Дрожащей рукой поднялъ онъ огромный молотокъ и ударилъ: дверь заколебалась и издала плачевный звукъ, сосднія собаки начали страшно выть, но въ аббатств было все тихо. Шарль съ томительнымъ изумленіемъ началъ прислушиваться. Прошло минутъ пять, и он показались ему цлымъ часомъ: онъ слушалъ и ничего не слыхалъ, — ничего, кром біенія своего сердца и глухаго шума въ ушахъ.

Наконецъ, старая служанка отворила форточку. Шарль нетерпливо отвчалъ на ея вопросы. Вдругъ услышалъ онъ голосъ, отъ котораго встрепенулась душа его, дверь отворилась, и онъ уже былъ въ объятіяхъ Камиллы.

— Какъ вы измнились! какъ постарли! говорила ему Камилла, сидя передъ каминомъ вмст съ двумя своими дочерьми, которыя также проснулись. Вы были очень-несчастливы? И посдли! О! впередъ я не отпущу васъ ни на день отъ себя.

Шарль былъ въ восторг, а между-тмъ, обычная задумчивость не сходила съ улыбающагося лица его. ‘И вы перемнились’ говорилъ онъ, »но иначе: вы похорошли. Какъ идетъ къ вамъ этотъ важный, спокойный, величественный взглядъ! Такъ смотритъ горній духъ, у котораго одна мысль — любовь, одно чувство — любовь! Какъ нравится мн эта ясность взглядапрежде онъ всегда былъ туманенъ… и Шарль остановился, и грустное чувство омрачило его лицо при воспоминаніи прошлыхъ горестей.

Наконецъ — надо было разстаться. Пробило двнадцать часовъ — Камилла вздрогнула. ‘Четыре года тому назадъ, сказала она, какъ я удалилась въ эту келлью. Я отказалась отъ надеждъ и думала, что въ жизни моей уже ничего не будетъ, кром страданій, а теперь… О! теперь я счастлива!’

Она взяла руки Шарля и сжала ихъ. Шарль поцаловалъ эти руки, и они разошлись.

Два мсяца прошли быстро въ приготовленіяхъ къ свадьб и отъзду. Въ назначенный день, рано утромъ, старикъ приходскій священникъ совершилъ обрядъ въ присутствіи нкоторыхъ сосднихъ поселянъ, а посл церемоніи вс возвратились въ Сен-Маръ. За обильнымъ столомъ собесдники были молчаливы и, казалось, не хотли нарушать торжественной тишины. Г-жа де-Сент-Обэнъ смотрла на новобрачныхъ съ умиленіемъ, слезы катились по щекамъ ея, и она не замчала ихъ, но Камилла увидла и поняла,— она горячо обняла ттку. Г-жа де-Сент-Обэнъ не выдержала и, всхлипывая, ушла въ свою комнату.

Когда она возвратилась, лицо ея было спокойно, и на губахъ явилась привтная улыбка.

Скоро новобрачные сли въ коляску, кучеръ ударилъ, и лошади понеслись въ галопъ.

Камилла углубилась въ уголъ и впала въ ту задумчивость, которая приходитъ обыкновенно посл всякой важной перемны въ жизни. Не смотря на любовь, она не могла безъ сожалнія разстаться съ домомъ, въ которомъ была такъ несчастлива: воспоминаніе всегда расцвчиваетъ мсто прошедшихъ страданій боле-пріятными красками, нежели то, гд мы были счастливы.

Мало-по-малу, воображеніе Камиллы отдалилось отъ прошедшаго и перешло къ улыбавшейся будущности. Шарль въ восторг слдилъ за мыслями Камиллы на лиц ея.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Прошло около десяти лтъ. Въ прекрасный лтній вечеръ, по долин близь дороги изъ Пломбьера въ Люксль шла Камилла, опираясь на руку Шарля, за ними дв блокурыя двочки, обнявъ другъ друга, и наконецъ два мальчика, прыгавшіе по скату холма.

Группа была такъ стройно-прекрасна, что посторонній зритель врно позавидовалъ бы счастію этихъ людей, если онъ подобное счастіе принесъ въ жертву тщеславію и предразсудкамъ свта.

— А я ужь врно прежде тебя увижу первую звздочку, говорила одна двочка своей сестр.

Об он остановились и, прыгая, кричали:

— О! нтъ, я увижу первую звздочку.

Счастливые родители обернулись на эти возгласы. Камилла общала поцаловать ту, которая сдлаетъ открытіе, и вс начали смотрть на небо. Скоро самый маленькій захлопалъ въ ладоши.

— Я нашелъ! цалуй меня, мама! я нашелъ! кричалъ онъ изъ всхъ силъ, указывая своимъ маленькимъ пальчикомъ на востокъ, гд изъ-за деревьевъ показался Юпитеръ. Онъ тотчасъ получилъ общанную награду, а Шарль, между-тмъ, улыбаясь, объяснялъ ему, что онъ не вполн выигралъ награду, потому-что замтилъ не звзду, а планету. Такого рода были вообще ихъ уроки.

Вдругъ на дорог показалась коляска. Она неслась во весь опоръ зигзагами, бросаясь, подобно пьяному, то въ ту, то въ другую сторону. Чмъ ближе она подъзжала, тмъ изумленіе и испугъ зрителей становились сильне, потому-что съ одной стороны дороги начинался крутой скатъ, и еслибъ колесо скатилось на него, то путешественники погибли бы.

Скоро раздался голосъ сидвшаго на козлахъ почтальйона.

— Стой! стой, ямщикъ! ты убьешь насъ всхъ.

Ямщикъ, вроятно пьяный, вмсто отвта, еще сильне билъ лошадей, и лошади летли, описывая неправильныя кривыя линіи. Наконецъ, почтальйонъ соскочилъ, скоро оправился отъ толчка и побжалъ за коляской. Въ то же время, колеса съхали на скатъ, коляска сильно наклонилась, и, стукнувшись о дерево, затрещала. Раздался крикъ, и все смолкло.

Черезъ нсколько секундъ, на скат явилась желто-красно-черная масса, быстро катившаяся внизъ. То былъ ямщикъ, который не усплъ схватиться за деревья, и, закрывая голову руками, повиновался закону тяжести. Онъ катился, катился и только по-временамъ стукался сапогами о камни, передъ нимъ катилась его шляпа, — платье его, цпляясь за кусты, оставалось на нихъ лоскутами, а онъ, невозмутимый, какъ Горацій, катился, не заботясь ни о чемъ, и катился бы до безконечности, еслибъ у подножія ската не было ручья, въ которомъ онъ и исчезъ.

Шарль бросился къ нему, но не сдлалъ и ста шаговъ, какъ ямщикъ, совершенно отрезвленный холодной водой, всталъ, вышелъ на берегъ и молча смотрлъ на причиненное имъ бдствіе.

Шарль побжалъ къ экипажу, который, къ-счастію, попалъ на три старыя ясени и удержался. Почтальйонъ былъ подл, онъ отперъ дверцу, и Шарль увидлъ внутри человка, лежавшаго безъ памяти.

Въ это время пришли два садовника, присланные Камиллой, они подняли старика и перенесли его на рукахъ въ домъ. Шарль шелъ за ними и съ отчаяніемъ смотрлъ на лысую голову и блдное, окровавленное лицо путешественника, потому-что въ немъ онъ узналъ покровителя своей молодости, отца, котораго онъ лишилъ дтей, супруги, — котораго оскорбилъ онъ, — человка, имени котораго онъ не смлъ произнесть… узналъ г. де-Сувиньи.

Тысячи горькихъ мыслей родились въ голов его, проснулись вс сожалнія, упреки совсти, но больше всего тревожила его мысль о томъ, что будетъ съ Камиллой, когда она узнаетъ гостя. Увидвъ свою жену шагахъ въ двадцати, онъ вздрогнулъ, бросился къ ней на встрчу, взялъ ее за руку и быстро увлекъ за собою, потомъ — взволнованнымъ голосомъ сталъ умолять ее удалиться отъ незнакомца, чтобъ не видть его страданій, и, оставивъ ее въ недоумніи, возвратился къ г. де-Сувиньи.

Когда пломбьерскій врачъ объявилъ, что больной, хотя и не можетъ скоро оправиться, но не опасенъ, Шарль, едва удерживаясь отъ радости, побжалъ къ Камилл и съ самыми нжными предосторожностями открылъ ей, кого такъ странно забросила къ нимъ судьба. Камилла, блдная, неподвижная, не смла отвчать. Когда онъ кончилъ, она встала, чтобъ идти и броситься къ ногамъ Сувиньи, но Шарль остановилъ ее и, успокоивъ нжными ласками, объяснилъ, какъ онъ намренъ поступить.

Онъ счелъ долгомъ сказать двочкамъ о г. де-Сувиньи, что этотъ старикъ — ихъ отецъ, но не хотлъ допустить ихъ къ нему прежде совершеннаго выздоровленія больнаго, а позже — ни онъ, ни Камилла не должны были показываться ему на глаза до-тхъ-поръ, пока онъ не узнаетъ всего.

Два дня г. де-Сувиньи иролежалъ въ жестокой лихорадк, сестры поочередно сидли у его постели. На третій день, очнувшись, онъ увидлъ ихъ обихъ полусклонившихся къ его постели. Г. де-Сувиньи кликнулъ слугу своего Джона и спросилъ, что это значитъ. Джонъ разсказалъ ему о паденіи и о постоянно-оказываемомъ ему попеченіи. Г. де-Сувиньи просилъ двушекъ подойдти къ нему и благодарилъ ихъ взволнованнымъ голосомъ, — онъ вспомнилъ, что и у него были дв дочери такихъ же лтъ,— а между-тмъ жилъ онъ одинокій, забытый… Обнявъ рукою станъ Полины, Юлія стояла съ нею у изголовья постели, и прекрасныя болокурыя головки, наклоненныя къ отцу, выражали столько состраданія и любви, что больной, опираясь на локоть, невольно приподнялся, чтобъ лучше разсмотрть ихъ. Онъ взялъ ихъ за руки, сжалъ ихъ дрожащими руками и — глубоко вздохнулъ, замтивъ въ нихъ сходство съ гой, которую напрасно старался забыть.

Съ этой минуты до полнаго своего выздоровленія, г. де-Сувиньи принималъ нжныя услуги двушекъ съ странною смсью наслажденія и тоски. Он то читали ему, то, усвшись съ работой у его постели, разсказывали о красотахъ своихъ горъ. Поутрамъ осторожно приходили он смотрть, не проснулся ли онъ, и больной, заслышавъ въ комнат шумъ платья и легкій шелестъ шаговъ ихъ, чувствовалъ невыразимую радость, къ которой давно считалъ себя неспособнымъ.

Иногда спрашивалъ онъ о здоровь ихъ матери, потому-что ему сказали, что хозяйка дома нездорова, онъ удивлялся, отъ-чего он остаются у него дольше, чмъ у нея, но слуга его, которому вврена была до половины тайна, всегда умлъ какъ-нибудь увернуться въ отвт, — и удовольствіе — быть въ сообществ прелестныхъ сидлокъ, мшало г. де-Сувиньи заняться разъясненіемъ окружавшей его таинственности.

Черезъ дв недли, ему стало лучше, онъ ходилъ уже по комнат и сталъ говорить о томъ, что скоро пойдетъ благодарить хозяйку. Полина передала это намреніе Шарлю и Камилл, сдлали совщаніе о томъ, какъ поступить, ршили, что необходимо объясненіе, но такъ-какъ никто на это не вызвался, то разошлись, говоря, что надо ждать случая.

На слдующій день, утромъ, Шарль ушелъ съ дтьми, прислуга была занята въ саду, частію на кухн, Джонъ, подавъ господину своему книгу, отправился къ рчк ловить форелей, Камилла сочла удобнымъ временемъ взглянуть, хоть на мгновеніе, на человка, котораго любила какъ отца. Украдкой пробралась она на галерею и осторожно подошла къ сверному павильйону. Г. де-Сувиньи сидлъ на диван, на колняхъ лежала у него книга, но онъ не читалъ и, казалось, погруженъ былъ въ мрачное раздумье. Камилла оперлась на дверь и съ трепещущимъ сердцемъ глядла сквозь замочную скважину на обнаженный лобъ, впалыя щеки и дряхлое тло старика — О! думала она:— кто бы поврилъ прежде, что четырнадцать лтъ могли такъ измнить эту благородную наружность! Но не годы, а печаль состарла его!.. И, не выдержавъ этой тяжелой мысли, она упала безъ памяти на полъ.

Г. де-Сувиньи вздрогнулъ, услышавъ шумъ. Онъ всталъ, отворилъ двери и увидлъ на полу женщину, нагнулся къ ней, схватилъ ее за руки, взглянулъ ей въ лицо, и — судорожная дрожь пробжала по немъ. Камилла начала приходить въ себя, открыла глаза и встртила взоръ г. де-Сувиньи.

— Камилла, вскрикнулъ онъ: — ты ли это? Вы ли это, сударыня?.. Она стала на колни, схвати его руки и покрывала ихъ поцалуями и слезами.

— Встаньте… оставьте меня… Боже мой! голова у меня кружится!.. Ты ли это, Камила?.. Какъ вы сюда попали?…

Замтивъ, что онъ шатается, Камилла быстро поднялась, повела его и посадила на диванъ, потомъ, стоя на колняхъ, съ сложенными руками, блдная, дрожащимъ голосомъ пересказала ему свою тоску, угрызенія совсти, намреніе оставить свтъ и предаться уединенію, потомъ — судьбу, приведшую его къ ихъ дверямъ, и намреніе ихъ не открываться до тхъ-поръ, пока не будетъ онъ тронутъ и обезоруженъ ласками дочерей.

— Мои дочери! Это мои дочери! О, дайте мн прижать ихъ къ сердцу, чтобъ въ головъ у меня не потемнло! Приведите ихъ: я благословлю васъ, пока не умеръ!

Съ радостнымъ крикомъ бросилась Камилла звать дочерей. Она увидла ихъ вдали, онъ съ Шарлемъ и братьями всходили на холмъ. Камилла побжала къ нимъ, хотла разсказать про свое счастіе, но невозможно было понять ея несвязныхъ рчей. Она только повторяла: ‘идите! идите вс!’ и, взявъ за руки Полину и Юлію, повела ихъ въ комнату отца. Изумленный Шарль смотрлъ имъ вслдъ, но когда увидлъ, что он вошли въ комнату г. де-Сувиньи, увидлъ, что старикъ всталъ и обнялъ всхъ троихъ, — ему показалось, что съ души у него спала тяжелая ноша.

Посл первыхъ восторовъ, г. де-Сувиньи замтилъ на порог Шарля съ двумя сыновьями.

— Подите ко мн, сказалъ онъ:— я такъ счастливъ, что могу обнять и ихъ.

Шарль бросился къ ногамъ его, и слышны были только слова — прощенія, раскаянія, благословенія.

Когда старикъ былъ уже въ состояніи хать въ карет, — докторъ настаивалъ, чтобъ онъ отправился на пломбьерскія воды. Немного поспоривъ, онъ согласился и вечеромъ объявилъ о томъ всему семейству.

— Дти мои, сказалъ онъ дочерямъ: вы подете со мною, потому-что я не могу обойдтись безъ васъ. Мы пробудемъ въ Пломбьер два сезона, какъ совтуетъ мн докторъ, а потомъ…

Тутъ онъ остановился и не ршался выразить вполн своей мысли.

— А потомъ, сказалъ Шарль, взявъ его за руку и смотря ему въ глаза: — потомъ, если ваши несчастія и наша неблагодарность не измнили вашего характера, если вы — все тотъ же доблестный человкъ, который когда-то любилъ меня, — то вы поселитесь у насъ.

— Я не смлъ просить васъ объ этомъ, отвчалъ г. де-Сувиньи.

Они сжали другъ другу руки молча, потому-что поняли другъ друга.

Хорошенькія сестры удвоили ласки, чтобъ доказать старику, какъ радуетъ ихъ его намреніе. Мальчики прыгали около него.

— А вы, сказалъ онъ Камилл:— вы ничего не говорите?

Со слезами на глазахъ Камилла кротко взглянула на него и, склонившись предъ нимъ, схватила его руку и поцаловала ее съ благодарностью и уваженіемъ…

‘Отечественныя Записки’, No 1, 1847

СЛУЧАЙ.

Читайте также: