Слово в великий пяток, Филарет, Год: 1813 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 9 минут(ы)

Слово в великий пяток.

(Говорено в Александроневской Лавре, напечатано отдельно и в собраниях 1820, 1821, 1844 и 1848 гг.)

1813

Чего теперь ожидаете вы, слушатели, от служителей слова? Нет более слова.

Слово, собезначальное Отцу и Духу, рожденное для нашего спасения, начало всякаго слова ‘живаго и действеннаго’, умолкло, скончалось, погребено и запечатано. Дабы вразумительнее и убедительнее сказать человекам ‘пути живота’ (Псал. XV. 11), Слово сие преклонило[1] небеса, и облеклося плотию: но человеки не восхотели внимать Слову, растерзали плоть Его, и се, ‘взят от земли живот Его’ (Ис. LIII. 8). Кто же теперь даст нам слово жизни и спасения? —

Поспешим исповедать тайну Слова, которая долженствует обезоружить гонителей Его и которая возвращает Его душам, готовым принять Оное. Слово Божие не связуется смертию. Как устное слово человеческое не совсем умирает в ту минуту, когда перестает звук его, но паче восприемлет тогда новую силу и, прошед чрез чувство, вселяется в умах и сердцах слышавших: так Ипостасное Слово Божие, Сын Божий, в Своем спасительном вочеловечении, умирая плотию, в то же время ‘исполняет всяческая’ (Еф. IV:10) Своим духом и силою. Посему-то, когда Иисус Христос изнемогает и умолкает на кресте, тогда и небо и земля дают Ему глас свой, и умершие проповедуют воскресение Распятаго, и самое камение вопиет о Нем. ‘И померче солнце, и завеса церковная раздрася.., и земля потрясеся, и камение распадеся.., и многа телеса усопших святых восташа’ (Лук. XXIII. 45, Матф. XXVII. 51—52).

Христиане! Воплощенное Слово умолкает токмо для того, чтобы сильнее и действеннее глаголать к нам, сокрывается для того, чтобы внутреннее ‘вселиться в нас’ (Иоан. I. 14), умирает, чтобы даровать нам Свое наследие. Будучи собраны церковию беседовать с умершим Иисусом, слышите ‘живое слово’ (Евр. IV. 12) умершаго, слышите данное от Него вам завещание: ‘Аз завещаваю вам, якоже завеща Мне Отец Мой, царство’ (Лук. XXII. 29).

Но, дабы неблаговременныя мечтания о величии сего наследия не уклонили взоров наших от предписаннаго пред нами в сии великие дни Распятаго Иисуса, приметим тщательнее, христиане, что первые наследники Его не обрели по Его кончине инаго сокровища, кроме древа креста, на котором Он пострадал и умер, и сей токмо крест, в подражательных образах, преподали всем желающим участвовать в наследии царствия. Что сие значит? — То, что, как Христу ‘подобаше пострадати’, дабы потом ‘внити в славу’ (Лук. XXIV. 26), которую ‘имел Он у Отца’, так христианину ‘многими скорбьми подобает внити в царствие’ (Деян. XIV. 22), которое завещал ему Христос, что как крест Христов есть дверь царствия для всех, так крест христиан есть ключ царствия для каждаго сына царствия. Вот сокращение великаго ‘слова крестнаго’ (1Кор. I. 18), столь необъятнаго уму, столь удобоприятнаго вере, столь сильнаго Богом. Принесем оное, как каплю мира, ко гробу Слова Животворящаго.

Прежде, нежели вочеловечившийся Сын Божий восприял и понес крест Свой, сей крест принадлежал человекам. В начале своем он был соделан ‘из древа познания добра и зла’. Первый человек думал испытать только плод его, но едва прикоснулся, как вся тяжесть запрещеннаго древа, со всеми ветвями его и отраслями, обрушилась на хребет нарушителя Господней заповеди. Тьма, скорбь, ужас, труды, болезни, смерть, нищета, уничижение, вражда всей природы, — словом, все разрушительныя силы, как бы исторгшись из роковаго древа, ополчились на него: и низринулся бы сын гнева навеки во ад, если бы Милосердие, по предвечному совету, не простерло к нему руки своей и не удержало его в падении. Сын Божий пренес на Себя бремя, подавляющее человека[2], усвоил себе крест его и предоставил ему токмо придержаться сего креста, без сомнения, не для того, чтобы он вспомоществовал Всемогущему в отношении бремени, но дабы сам, и с малым оставшимся ему крестом собственным, носим был силою креста великаго, подобно как ладия влечется движением корабля. Тако крест гнева преображается в крест любви, крест, заграждавший рай, становится лествицею к небесам, крест, рожденный от страшнаго ‘древа познания добра и зла’, чрез орошение Божественною кровию, перерождается ‘в древо жизни’ (Быт.2:9). Сын Божий приемлет естество наше, и ‘страданьми совершает’ в Себе ‘начальника спасения’ нашего, ‘искушается по всяческим’, и ‘вспомоществует искушаемым’, шествует со крестом, и ‘ведет в славу’ своих последователей (Евр. II. 10, 18).

Кто измерит всемирный сей крест, понесенный Начальником нашего спасения? Кто извесит его тяжесть? Кто исчислит разнообразное множество крестов, из которых он, как из каплей море, составляется? — Не от Иерусалима токмо до Голгофы несен крест сей, с помощию Симона Киринейскаго. Несен он и от Гефсимании до Иерусалима, и до Гефсимании от самаго Вифлеема. Вся жизнь Иисуса был единый крест, и никто не прикасался к бремени его, разве для отягчения онаго: ‘Един истоптал точило’ ярости Божией, ‘и от язык не бе мужа с Ним’ (Ис. LXIII. 3).

Божественное[3] соединяется с человечеством, вечное со временным, всесовершенное с ограниченным, несозданное с своим созданием, самосущее с ничтожным: какой необозримый и непостижимый крест из сего уже слагается!

Богочеловек, котораго нисшествие на землю прославляют небеса, является здесь в уничиженнейшем возрасте человечества, в малейшем граде малейшаго из царств земных, нет для Него ни дома, ни колыбели, кроме убогих родителей, едва несколько пастырей занимаются Его рождением.

Исчисляют Безначальному осмь дней новаго бытия — и порабощают Его кровавому закону обрезания.

Господь храма ‘приносится во храм поставити Его пред Господом’ (Лук. II. 22), и пришедый искупить мир искупляется ‘двумя птенцами’ (Лук. II. 24).

Тогда как Он еще немотствует, уже изощряется на Него в устах Симеона оружие слова крестнаго и проходит сердце Его матери (Лук. II. 34—35).

Некоторые иноплеменники приходят возвеличить Его именем царя Иудейскаго, но сия малая слава воздвигает на Него злобу Иудейскаго царя, соделывает Его невинною виною кровопролития и принуждает удалиться от народа Божия в страну идолослужителей.

Всеобъемлющая Премудрость Божия не иначе как с возрастом ‘преспевает премудростию… у Бога и человеков’ (Лук. II. 52). Источник и податель благодати ‘приемлет благодать’. Тридесять лет Владыка небес и Царь славы сокрывается от неба и земли в глубоком повиновении двум смертным, которых удостоил нарещи Своими родителями.

Чего потом не претерпел Иисус от дня вступления Своего в торжественное служение спасению рода человеческаго[4].

Святый Божий, грядущий освятить человеков, вместе с ищущими очищения грешниками, преклоняется под руку человека и приемлет крещение : воистину крещение, слушатели, то есть погружение не столько в водах, сколько в обилии креста!

Испытующий сердца и утробы Сам поставляется ‘в искушении’. Хлеб небесный предается земной ‘алчбе’. Тот, пред Которым должно ‘преклоняться всякое колено… небесных, земных и преисподних’, допускает князя преисподних требовать от Себя ‘поклонения’ (Матф. IV. 9).

Ходатай Бога и человеков открывает Себя человекам, но Его или не узнают, или не хотят узнавать. Его учение почитают богохульным (Матф. IX. 3), Его дела беззаконными (Иоан. IX. 16), Его чудеса Веельзевуловыми (Матф. XII. 24). Если Он чудотворит и благотворит в субботу, Его называют нарушителем субботы. Если обращает заблуждших и приемлет кающихся, Его порицают ‘другом грешников’ (Матф. XI. 19). Там ищут уловить Его словом (Матф. XXII. 15), здесь ведут Его на верх горы, дабы низринуть (Лук. IV. 29), инде вземлют на Него камение (Иоан. VIII. 59), нигде не дают Ему главы подклонити (Матф. VIII. 20). Он воскрешает умершаго, — завистники совещаваются умертвить Его Самого (Иоан. XI. 43, 44, 46 и 53). Народ во вратах Иерусалима приветствует Его царем, — все земныя власти возстают, дабы осудить Его, как преступника. В избранном сонме Своих другов Он видит неблагодарнаго предателя и первое орудие смерти Своей, лучшие из них служат Ему ‘соблазном’, помышляя человеческое в то время, когда Он идет на дело Божие (Матф. XVI. 23).

Почиешь ли Ты, Божественный Крестоносец, хотя на едино мгновение от ига, непрестанно возрастающаго на раменах Твоих? Почиешь ли, если не для обновления Твоих сил к новым подвигам, по крайней мере из снисхождения к немощи Твоих последователей? — Так, приближаясь к Голгофе, Ты почиешь на Фаворе. Гряди на сию гору славы, да просветится лице Твое светом небесным, да убелятся ризы Твои, да приидут закон и пророки признать в Тебе свое исполнение, да услышится глас благословения Отчаго! — Но не примечаете ли вы, слушатели, как крест последует за Иисусом на самый Фавор, и слово крестное не разлучается от слова прославления? О чем тамо среди толикой славы беседуют со Иисусом Моисей и Илия? — Они беседуют о Его кресте и смерти. ‘Глаголаста же исход Его’ (Лук. IX. 31).

Долго носил Иисус крест Свой, как бы не чувствуя его тяжести: наконец ‘предан был ему, аки льву, да сокрушит вся кости Его’ (Ис. XXXVIII. 13). Внидем за Ним с Петром и сынми Заведеовыми в вертоград Гефсиманский и проникнем бдящим оком во мрак последней нощи Его на земли. Уже Он не сокрывает креста, сокрушившаго душу Его: ‘прискорбна есть душа Моя даже до смерти’ (Матф. XXVI. 38). И молитвенное беседование с единосущным Отцем не освобождает Его, а удерживает[5] под тяжестию страдания: ‘Отче мой, аще возможно есть, да мимо идет от Мене чаша сия: обаче не якоже Аз хощу, но якоже Ты’ (Матф. XXVI. 39). ‘Носящий всяческая глаголом силы своея’ (Евр.1:3) имеет теперь нужду ‘в укреплении от Ангела’ (Лук. XXII. 43).

Может быть, смертная скорбь Иисуса представляется некоторым из нас недостойною безстрастнаго. Да ведают они, что сия скорбь не есть действие нетерпения человеческаго, но Божескаго правосудия. Мог ли ‘Агнец заколенный от сложения мира’ (Апок. XIII. 8), убегать своего жертвенника? Тот, ‘Егоже Отец святи и посла в мир’ (Иоан. X. 36), Тот, Который от века приял на Себя служение примирения человеков с Богом, мог ли поколебаться в деле сего служения единою мыслию о страдании? Если Он мог иметь какую нетерпеливость, то разве нетерпеливость совершить наше спасение и облаженствовать нас. ‘Крещением имам креститися, — говорит Он, — и како удержуся, дСндеже скончаются’ (Лук. XII. 50). Итак, если Он скорбит, то скорбит не собственною, но нашею скорбию, если мы видим Его ‘быти в труде, и в язве от Бога, и во озлоблении’, то Он ‘грехи наша носит, и о нас болезнует’ (Ис. LIII. 4), чаша, которую подает Ему Отец Его, есть чаша всех беззаконий, нами содеянных, и всех казней, нам уготованных, которая потопила бы весь мир, если б Он един не восприял, удержал, изсушил ее. Она растворена во-первых преслушанием Адама, потом растлением ‘перваго мира’ (Быт. VI. 12 и 2Петр. II. 5), гордостию и нечестием Вавилона, ожесточением и нераскаянностию Египта, изменами Иерусалима, ‘избившаго пророки и камением побившаго посланныя к нему’ (Матф. XXIII. 37), злостию Синагоги, суевериями язычества, буйством мудрецов и, наконец (поелику Искупитель понес на себе и будущие грехи мира), соблазнами в самом христианстве: разделениями единаго стада Единаго Пастыря, дерзновенными мудрованиями лжеучителей, оскудением веры и любви в царстве веры и любви, возрождением безбожия в недрах самаго благочестия. Присовокупим к сему все то, что мы находим в себе и окрест себя достойным отвращения и гнева Божия, и также все, что стараемся сокрыть от своей совести под ухищренным наименованием ‘слабостей’, — легкомыслие и законопреступныя утехи юности, закоснение старости, забвение Промысла в счастии, ропот в несчастиях, тщеславие в благотворении, корыстолюбие в трудолюбии, медленность в исправлении, многократныя падения после возстания, безпечность и бездействие, свойственныя владычеству роскоши, своеволие века, надменнаго мечтою просвещения: все сии потоки беззакония сливались для Иисуса в единую чашу скорби и страдания, весь ад устремился на сию небесную душу, и дивно ли, что ‘она была ‘прискорбна[6] даже до смерти’.

Наше слово изнемогает, слушатели, чтобы провождать еще великаго Страдальца от Гефсимании до Иерусалима и Голгофы, от внутренняго креста до внешняго. Но совершаемыя ныне Церковию тайнодействия уже преднаписали вам сей путь и сей последний крест. Он столь болезнен, что солнце не могло взирать на него, и столь тяжек, что земля потряслась под ним. Претерпеть в чистейшей непорочности все мучения, внутренния и внешния, тягчайшия и поноснейшия, и претерпеть вместо награды за соделанныя благодеяния, страдать Всесвятому от пребезаконных, Творцу от тварей, страдать за недостойных, неблагодарных, за самых виновников страдания, страдать для славы Божией, и быть оставлену Богом, — какая неизмеримая бездна страданий!

‘Боже наш! Боже наш! Вскую оставил еси’ (Мф.27:46) Возлюбленнаго Твоего? — Ей, Господи! Ты оставил Его вмале, дабы на веки не оставить нас, Тебе оставивших. Отныне Он ‘воцаряется, облекается в лепоту, препоясуется силою, и утверждает вселенную, да не подвижится’ (Псал. XCII. 1). ‘Вознесенный от земли’ крестом, Он простирает его на землю, и ‘вся привлекает к себе’ на небо (Иоан. XII. 32).

Но сколь ни велика и Божественна все привлекающая сила Иисуса Христа, Он не иначе может ‘влещи нас в след Себе’ (Песн. I. 3), как чрез водружение креста Своего в нас и сопряжение с Его крестом Креста нашего. ‘Иже хощет по Мне ити’, глаголет Он, ‘да возмет крест свой и последует Мне ‘ (Лук. IX. 23). Ибо хотя заветною Своею кровию и крестом Своим совершил Он очищение от грехов и от проклятия искупление всего мира, и отверз нам вход во святая святых, но поелику туда не входит ничто, кроме жреца и жертвы, то мы должны, яко жертву, предать себя в руки сего великаго, ‘по чину Мельхиседекову’, Священника, поелику клятва есть плод греха, грех же утверждается своим корнем в свободной воле, то, для усвоения себе очищения и искупления правды и благословения Христова, мы должны свободно предать волю свою крестному в нас действованию Христову. Для сего-то те, которые истинно постигли заключенную ‘в слове крестном силу Божию’, столь часто и примером и словом поучают нас[7] ‘сораспинатися Христу, распинаться миру, распинать плоть со страстьми и похотьми, не жить себе самим, исполнять лишение скорбей Христовых во плоти нашей’ (Рим. VI. 6, Гал. VI. 14, V. 24, Рим. XIV. 7, Кол. I. 24).

Чем неослабнее и терпеливее мы носим бремя креста нашего, тем обильнее подаются нам дары Божии, приобретенные крестом Христовым: ‘якоже избыточествуют страдания Христова в нас, тако Христом избыточествует и утешение наше’ (2Кор. I. 5). Грешник, который от усильнаго ношения креста своего преходит наконец к распятию себя на нем, с совершенною покорностию подвергаясь всем действиям очистительнаго правосудия пред лицем распятаго Иисуса, вскоре услышит с разбойником радостный глас Его: ‘днесь со Мною будеши в раи’ (Лк.23:43). Страдание в присутствии Христа, и по образу Его, есть преддверие рая.

Как видимый, вещественный крест есть державное знамение видимаго царства Христова, так крест таинственный — печать и отличие истинных и избранных рабов невидимаго царствия Божия. Он есть драгоценный залог любви Божией, жезл Отчий, не столько наказующий и сокрушающий, сколько ‘пасущий и утешающий’ (Псал. II. 9, 22:4), очистительный огнь веры, сопутник надежды, укротитель чувственности, победитель страстей, возбудитель к молитве, страж чистоты, отец смирения, наставник мудрости, пестун сынов царствия. Где воспитаны все великие Ангелы, водители и хранители Церкви, — Иосифы, Моисеи, Даниилы, Павлы? — В училище креста. Когда благословеннее вся Церковь возрастала, процветала и приносила плод во святыню? — Тогда, как вся нива Господня непрестанно раздираема была крестом и напаяема кровию мучеников. Кто суть те, которые окружают славный престол Агнца? вопросили Иоанна в видении. — ‘Сии облеченнии в ризы белыя, кто суть, и откуду приидоша?’ (Апок. VII. 13) и когда он не мог узнать их в Божественной славе сей, то ему сказано, что то были запечатленные крестом: ‘сии суть, иже приидоша от скорби великия’ (Апок. VII. 14).

Кто же суть те, которые желают ‘испразднить крест Христов’ (1Кор. I. 17) и мнят ‘уразуметь силу воскресения Его без сообщения страстей Его’ (Фил. III. 10)? Если един Христос есть и ‘живот и путь’ (Иоан. XIV. 6) к животу, то как могут они достигнуть живота Христова, не шествуя путем Его? Могут ли изнеженные сии члены быть в союзе тела, которое ‘счиневает себе’ увенчанная тернием ‘Глава’ (Еф. IV:15—16)? Можно ли членам быть в покое и безпечности, когда глава в труде, и в язве, и во озлоблении, забываться в шумных радостях, когда она объята болезнями смертными, упиваться из полной чаши мирских удовольствий, когда она жаждет и вкушает оцет, превозноситься, когда она преклоняется, не хотеть ниже минуты поболеть о собственных грехах и беззакониях, когда она за чуждыя страждет и умирает, жить миру и плоти, когда она предает дух свой Богу?

О, человек, влекомый благодатию Господа твоего на небо, но погрязающий плотию в мире! виждь образ твой в человеке, погружающемся в водах и противуборствующем потоплению: он непрестанно возобновляет в членах своих образ креста, и таким образом превозмогает враждебныя волны. Воззри на птицу, когда она желает вознестися от земли: она простирается в крест и возлетает. Ищи и ты в кресте средства изникнуть от мира, и вознестися к Богу. ‘Слово крестное… спасаемым сила Божия есть’ (1Кор.1:18). Аминь.

——

[1] преклонило — В отд. изд. и в собр. 1820, 1821 и 1844 гг.: ‘оставило’.

[2] подавляющее человека — В отд. изд. и в собр. 1820 и 1821 гг.: ‘его подавляющее’.

[3] Божественное — В отд. изд. и в собр. 1820 и 1821 гг.: ‘Божество’.

[4] В отд. изд.: ‘роду человеческому’.

[5] не освобождает Его, а удерживает — В отд. изд. и в собр. 1820 и 1821 гг.: ‘не облегчает Его, но токмо удерживает’.

[6] В отд. изд. и в собр. 1820 и 1821 гг.: ‘она была смятена, растерзана, ‘прискорбна».

[7] В отд. изд.: ‘толь часто заповедают нам’.

Слово в великий пяток.

(Говорено в Александроневской Лавре, напечатано отдельно и в собраниях 1820, 1821, 1844 и 1848 гг.)

1813

Читайте также: