Слово на Преображение Господне, Филарет, Год: 1820 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 9 минут(ы)

Слово на Преображение Господне

(Говорено архиепископом Тверским Филаретом в Тверском кафедральном Преображенском соборе, напечатано в собр. 1820, 1821, 1844 и 1848 гг.)

1820

Взыде на гору помолитися. И бысть, егда моляшеся, видение лица Его ино, и одеяние Его бело блистаяся. И се мужа два с Ним глаголюща, яже беста Моисей и Илия. Лук. IX. 28—30.

Высокое зрелище на горе Фаворской. Зрелище, подлинно, достойное того, чтобы и видеть оное с восхищением, как видели Апостолы, и воспоминать с торжеством, как мы ныне воспоминаем. Не напрасно и те, которые были свидетелями великих явлений на Синае и Хориве, — не напрасно Моисей и Илия являются на Фаворе. Они увидят здесь более, нежели там. На Синае и Хориве сила и слава Божия открылась человекам сквозь силы видимаго естества: на Фаворе не только Божество является человекам, но и человечество является в Божественной славе. Моисей трепетал на Синае (Евр. XII. 21), Илия жаловался на Хориве (3Цар. XIX. 14): в Апостолах на Фаворе сквозь ужас сияет радость: ‘добро есть нам зде быти’ (Мф.17:4).

Христиане! вероятно, сердце ваше готово сказать о зрителях Фаворской славы: воистинну добро есть им тамо быти! Счастливы они, что могли там быть! Что-ж, если скажем вам, что путь к созерцанию Фаворской славы не поглощен бездною, не прегражден стеною, не зарос тернием, не забыт, не потерян, но еще и ныне указуется знающими желающим (Не трудно понять, что сие говорится о пути духовном: ибо телесным шествием, конечно, нельзя взойти к видениям духовным и откровениям Божественным). В самом деле, для чего Евангелист, приступая к изображению славнаго Преображения Господня, прежде всего свое и наше внимание обращает на молитву: ‘взыде на гору помолитися’? Для чего еще, как будто не полагаясь на проницание некоторых читателей и слушателей Евангелия и опасаясь, что недовольно поймут важность замеченнаго обстоятельства, он тут же повторяет, что Преображение Господне случилось во время молитвы: ‘бысть, егда моляшеся’? Для чего иначе, если не для того, чтоб указать нам в молитве путь к свету Фаворскому, ключ таин духовных, силу откровений Божественных?

Если Богомудрый Евангелист нашел столь нужным с изображением славы Фаворской соединить мысль о молитве, то конечно не излишне будет и нам, христиане, с воспоминанием славнаго Преображения Господня соединить хотя некое малое размышление о силе и действии молитвы.

Хотя должно уповать, что в сем доме молитвы нет никого, кто бы не имел более или менее познания о силе и действии молитвы, однако, для основательнаго знания, да будет позволено войти о сем предмете в изследование, как бы о неизвестном. Итак, имеет ли какая-нибудь молитва какое-нибудь действие? — Сей вопрос не долго может оставаться неразрешенным. Он разрешается общим смыслом человеческаго рода, ибо все от просвещеннаго чистым светом веры христианина до язычника, омраченнаго грубым суеверием, — все люди признают обязанность молиться, а большая и лучшая часть людей и самым делом исполняют сию обязанность, хотя не одинаковым образом и не с одинаковым успехом, но для чего бы и установлять и совершать молитву, если бы не признавали в ней никакой силы и не ожидали от нея никакого действия? Если кто спросит, как могут и язычники быть свидетелями о силе молитвы, когда они, не имея истиннаго богопочтения, не имеют потому и истинной молитвы, — того мы опять спросим: как же у них и есть какая-нибудь молитва? Как ни старайся изъяснить, какое бы то ни было, несовершенное, явление молитвы, в основание происхождения его всегда должно будет положить силу молитвы. Молятся и язычники, конечно или потому, что оставляемый тварию, но не оставляющий ея, Бог и в их омраченных сердцах оставляет некоторыя искры Своего света, который ‘просвещает всякаго человека, грядущаго в мир’, и котораго ‘тьма необъемлет’ (Иоан. I. 9, 5), который и во плоти возбуждает некое чувство потребности духовной, дает некое предчувствие о возможности ея удовлетворения, и таким образом побуждает взывать к неведомому Богу о неведомой помощи, — или потому, что из самаго блата чувственности, в котором погрязло язычество, иногда возникали некоторыя окриленныя души, которыя, при сознании низости и нечистоты сего состояния, искренним желанием и усилием познать силы духовнаго мира, достигали некотораго причастия их, и потом научали других достигать того же искренним и крепким желанием, то есть, молитвою, — или наконец потому, что еще с тех времен, когда во всем роде человеческом было истинное Богопознание, и следственно во всем роде человеческом известна была сила и действительность истинной молитвы, несмотря на последовавшее повреждение Богопочитания, осталось неизгладимое всеобщее уверение как о необходимости самаго Богопочитания, так и о пользе молитвы, то есть о ея силе и действительности.

К несчастию, есть философия (того рода, который Апостол Павел называет философиею ‘по стихиам мира, и тщетною лестию’) (Кол. II. 8), которая, пренебрегая вообще свидетельство человеческаго рода, думает надежнейшее свидетельство истины дать сама себе. Она учит, что как весь мир связан узами причин и последствий, в которых и свободныя существа более или менее запутаны, то, когда человек молится, — например, о изобилии плодов земных, а сие изобилие зависит от благорастворения воздуха, благорастворение воздуха от действия и воздействия солнца, земли и воды, действие же их от законов мира, однажды Творцом его постановленных и всегда постоянно и необходимо действующих, — он молится или безполезно, или разве только для своего смирения и покорности пред властию и величеством Творца. Заметим, что и сей род мудрования не может отнять у молитвы хотя того действия, что она образует в человеке качество смирения пред Богом, — а это уже не маловажное и спасительное действие. Но сего не довольно. Спросите, если встретите, учеников сего мудрования, что лучше: искусная машина или существо живое, разумное, свободное, и благоустроенное общество таковых существ? Что возвышеннее: художник, который устроил машину и наблюдает за ея движениями, или отец, который родил детей и воспитанием образует их в свое подобие, и царь, который основал царство свободных и управляет ими так, как они хотят быть управляемы, только без нарушения его премудрых и благих намерений? Выбор здесь не труден, и ответа ожидать не нужно. Спросите же их еще: для чего в творении Всесовершеннаго Творца лучше хотят они видеть совершенное произведение, нежели благоустроенное царство премудраго Царя и великий дом Отца Всеблагаго? Почему охотнее представляют себе Бога Художником мира, нежели Царем неба и земли и Отцем духов? Ответа на сие предоставим им искать в своей совести, а для нашего настоящаго разсуждения довольно, что если Бог есть не только Создатель наш, но и Царь и Отец, то нет сомнения, что дети не вотще будут призывать Отца, и Царь не заградит слуха от сынов Царствия. И удивительно ли, если чадолюбивый Отец в удовлетворение добраго, или, по крайней мере, невиннаго желания сына, остановит или переменит движение машины, которую он устроил? Так не удивительно, если Всеблагий Отец небесный, по молитве земнородных чад своих, дает новое, необыкновенное направление природе, управляемой законом необходимости. Сим уподоблением изъясняет действие молитвы сама Истина и само Слово: ‘аще вы лукави суще, умеете даяния блага даяти чадом вашим: кольми паче Отец ваш Небесный даст блага просящим у Него’ (Матф. VII. 11).

Некоторые христиане, знающие и творящие дело молитвы более наружно, по обряду, нежели внутренно, по духу, не сомневаясь в неопределенной мысли, что молитва может быть сильна и действительна, недоумевают или совсем ошибаются в приложении сея мысли к самим себе и своей молитве. Молясь многократно, и не видя {В собр. 1820 и 1821 гг. далее следует: ‘никаких…’} ощутительных последствий своея молитвы ни в себе, ни окрест себя, вместо того, чтоб усомниться в истине и достоинстве своих молитв, они получают духом лености и самопрельщения вдыхаемую мысль, что молитва сильная и действительная есть, может-быть, особенный дар благодати, предоставленный только для некоторых избранных Божиих и для некоторых только чрезвычайных случаев. Для таковых скажем не обинуясь, что нет человека, котораго молитва не могла бы соделаться сильною, если он того твердо и чистосердечно, с верою и упованием на Бога, возжелает, и нет вещи, в которой бы молитва не могла соделаться действительною, если только предмет молитвы не противен премудрости и благости Божией и благу молящагося. Много сказано: надеемся однако, что не обманем истинных любителей молитвы.

Представьте себе человека, который силою молитвы затворяет и отверзает небо для прекращения и низведения дождя, велит, чтобы горсть муки и немного елея достаточны были для пропитания нескольких человек, на несколько месяцев, и даже, может быть, не на один год, — и сие исполняется, дует на мертваго, — и он воскресает, низводит с небес огнь, дабы он попалил жертву и жертвенник, погруженный в воду. — Что может показаться необыкновеннее сея силы молитвенныя? Но так кажется только для человека, не знающаго силы духовной, а для знающаго сие есть дело подобнаго нам человека. Это не мое мнение, но учение Апостольское. Апостол Иаков, поучая нас ‘молиться друг за друга’, в убеждение к сему говорит, что ‘много может молитва праведнаго’, и сие общее для всех наставление, и убеждающую мысль подтверждает именно примером необыкновеннаго человека, котораго мы теперь изобразили и котораго он называет подобным нам человеком: ‘Илиа человек бе подобострастен нам, и молитвою помолися, да не будет дождь, и не одожди по земли лета три и месяц шесть: и паки помолися, и небо дождь даде, и земля прозябе плод свой’ (Иак. V. 16—18). Для чего сказано здесь, что сей чудодействующий Илия был ‘подобострастен нам’? — Точно для того, чтобы, почитая его необыкновенным человеком, не обленились мы подражать ему и достигать силы в молитве.

Если, несмотря на сие, подражать в молитве Пророку — кажется вам жребием, превышающим вашу посредственность, и высотою недосязаемою, то представьте себя, чем вам угодно, меньшим пророка, представьте себя хотя меньше, нежели христианами, хотя только язычниками: и в сем случае, я утверждаю, что молитва ваша может быть сильна и действительна. Она может — чего больше? — может и из язычников соделать вас истинными христианами, может ввести вас в истинное Богопознание и Богопочтение, хотя бы оно и неизвестно вам было, и, если не будет близко человека, который бы мог руководствовать вас к тому, она отверзет небо и низведет вам оттоле Ангела, который наставит вас. Но не мечтаю ли я, увлекаемый желанием возбудить вас к молитве сильной и действительной? Нет, братия и смолитвенники, я все говорю о том, что действительно уже было, а потому и опять быть может, и о чем свидетельствуют наши священныя книги. Известный из книги Деяний Апостольских (X) Корнилий, сотник Римскаго войска, был язычник, не известно, знал ли он ‘единаго Бога’ (Ин.17:3), а то верно, что не знал, ‘Егоже послал есть’ Бог, ‘Иисуса Христа’ (Ин.17:3), но он творил столько добра, сколько разумел, боялся и непрестанно призывал Бога, хотя и неведомаго: ‘благоговеин и бояйся Бога со всем домом своим, творяй милостыни многи людем, и моляйся Богу всегда’ (Деян. 10:2). И что же сделала постоянная молитва язычника? Она точно преклонила к нему Небеса, и низвела в помощь ему вышния, даже Божественныя, силы. Среди самой молитвы является ему Ангел. ‘Корнилие’, говорит он, ‘услышана бысть молитва твоя’ (Деян. 10:31), и потом научает его призвать Апостола Петра. Когда же призванный Апостол проповедал ему Иисуса Христа, Дух Святый, еще прежде совершения крещения, излиялся на Корнилия.

Изыскивайте, если хотите, изобретайте в мыслях ваших вещь, которая казалась бы недоступною силе молитвы — не отчаяваемся при свете слова Божия показать вам, что она доступна и достижима, хотя бы даже казалась невозможною. Вообразите, например, целый народ тяжким преступлением раздраживший Бога, присовокупите, что Бог уже изъявляет праведную волю Свою погубить сей народ, и что в сии ужасныя минуты остается один только человек на свете, который может принести молитву за сей, почти уже поглощаемый адом, народ. Не кажется ли вам, что уже невозможно спасти народ сей? Опыт Моисея показал, что и сие возможно. Народ Израильский, непосредственно после славнаго Богоявления и законоположения Синайскаго, вдруг впадает в идолопоклонство. Моисей предстоит Богу на горе. Выслушайте и уразумейте, какия дивныя слова в сие время изглаголал Господь Моисею: ‘и ныне остави Мя, и возъярився гневом на ня, потреблю их’ (Исх. XXXII. 10). О, Господи Боже духов и всякия плоти! неужели сей раб Твой, который только Твоею силою силен, может воспрепятствовать исполнению воли Твоей? Оставь Меня, глаголет, Я хощу явить праведный гнев Мой, хощу погубить сей народ, но ты меня удерживаешь. ‘Остави Мя, и возъярився гневом на ня, потреблю их’. Что же еще? Молитвенник и тогда не оставляет Бога, но усугубляет молитву, и гнев непобедимаго Всемогущаго уступает силе молитвы бреннаго человека. ‘И умилостивися Господь о зле, еже рече сотворити людем своим’ (Исх. 32:14). Измеряйте здесь, если можете, чудесную силу молитвы, и найдите после сего, чего бы не могла она совершить во спасение!

Дабы усмотреть еще, с какою удобностию ключ молитвы отверзает духовныя и Божественныя сокровища, воззрим паки к Фавору, к которому и старались мы приближиться настоящими размышлениями. Всмотримся еще раз прилежно в изображение Преображения Господня у Евангелиста: ‘взыде на гору помолитися. И бысть, егда моляшеся, видение лица Его ино’ (Лк.9:28—29), и проч. Если смеем мы по сим чертам угадывать сердечную тайну Божественнаго Иисуса: кажется, на пути к Фавору в прямом и непосредственном намерении Его было не преображение, но просто молитва: ‘взыде на гору помолитися’. Кажется, и на самой горе, в самыя минуты преображения, собственною целию действия Его была только молитва: ‘бысть егда моляшеся’. Размышляющему не покажется невероятною и та догадка, что предметом сея молитвы Спасителевой долженствовало быть приготовление Себя и учеников к приближающемуся Своему страданию и крестной смерти, о чем Он не задолго пред сим открылся ученикам (Лук. IX. 22), и о чем в самое время Преображения беседовали с Ним Моисей и Илия (Лк. 9:31). Как же среди молитвы о страдании открылась слава? — Как самородный, так сказать, цвет и плод обильной живою силою молитвы. Дух молитвы, сливаясь с Духом Божиим, исполнил светом душу Иисусову, преизбыток сего света, не удерживаясь в душе, пролиялся на тело — и просиял в лице, не вмещаясь и здесь, осиял и преобразил самую одежду, расширяясь еще далее, объял души Апостолов — и отразился в восклицании Петровом: ‘добро есть нам зде быти’ (Мф.17:4), прошел в область внутренняго мира — и привлек оттоле Моисея и Илию, достиг самых недр Отца Небеснаго — и подвигнул любовь Его к торжественному свидетельству о возлюбленном: ‘Сей есть Сын Мой возлюбленный’ (Мф.17:5). О, чудо молитвы, единым действием объемлющей небо, и землю, и самое Божество! — Да не скажет кто, что сей пример молитвы до нас не относится, как дело Богочеловека. Он относится, и до нас, христиане, ибо в нас тоже, хотя не в том же степени, должно совершаться, что и во Христе. ‘Сие да мудрствуется в вас’, учит Апостол, ‘еже и во Христе Иисусе’ (Фил. II. 5).

Время наконец спросить: отчего же столь многия молитвы остаются без действия, если всякая молитва может быть столь сильна и действительна? Ибо для сего наипаче вопроса сказано все, что доселе сказано. Отличим здесь один случай, когда молитва кажется не исполненною, между тем как она исполняется неожиданным и высшим образом. Так, Павел ‘трикраты молил Господа’, да отступит от него ‘пакостник плоти’, но Бог ему ответствовал: ‘довлеет ти благодать Моя, сила бо Моя в немощи совершается’ (2Кор. XII. 8—9). Не прекращено искушение, но еще более дивная дарована победа над продолжающимся искушением. Если исключить подобные сему случаи, то все безуспешныя молитвы объясняются кратким изречением Апостольским: ‘желаете, и не имате, зане не просите, просите и не приемлете, зане зле просите, да в сластех ваших иждивете’ (Иак. IV. 2—3). Наши молитвы безплодны или потому, что это не суть прошения прилежныя и неотступныя, которыя бы исходили из глубины души, и в которых бы вся душа изливалась, но только желания слабыя, которыя мы изрекаем без возбуждения духа, и думаем, что они сами собою должны исполниться, или потому, что прошения наши не чисты и злы, что мы просим вреднаго, а не полезнаго для души нашей, или просим не во славу Божию, но для удовлетворения наших хотений плотских и самолюбивых.

Молись, христианин, молитвою крепкою, от всея силы души твоея, молитвою прилежною и неотступною, молитвою благою и чистою, а если сего не обретаешь в себе, молись о самой молитве, и ты молитвою сперва приобретешь молитву истинную и действительную, потом сия все победит с тобою, и все тебе приобрящет, возведет тебя на Фавор, или в тебе откроет Фавор, низведет небо в душу твою, и душу твою вознесет на Небо. Аминь.

Слово на Преображение Господне

(Говорено архиепископом Тверским Филаретом в Тверском кафедральном Преображенском соборе, напечатано в собр. 1820, 1821, 1844 и 1848 гг.)

1820

Читайте также: