Следственные показания Прыжова
Следственные показания Прыжова
26 февраля 1870 года. Четверг
27 февраля 1870 года. Пятница
——
Следственные показания Прыжова, Прыжов Иван Гаврилович, Год: 1870
Время на прочтение: 13 минут(ы)
По объявлении Прыжову высочайшего повеления, он сказал: Зовут меня Иван Гаврилов Прыжов, коллежский секретарь, дворянин, 43 лет, вероисповедания православного, воспитание получил в 1-й московской гимназии, где окончил курс с правом поступления в университет без экзамена, но на историко-филологический факультет не был принят (в 1849 г.) 460 по случаю сокращения числа студентов, в течение одного года считался в числе медиков, а в течение двух лет слушал лекции на двух факультетах — историко-филологическом и юридическом. На втором году не был даже вольным слушателем.
1. Заявление, данное мною при дознании 6 декабря 1869 года 461, я и настоящее время нахожу необходимым изменить в следующем: именно, выражение мое, что ‘во всех моих трудах говорил не в пользу правительства’,— совершенно неверно, потому что во всех моих ученых работах, относящихся к периоду государственных реформ последнего десятилетия, я только и думал о том, как бы оказать посильное содействие правительству, но не мог этого сделать по независящим от меня обстоятельствам 462. Другое выражение в этом самом дознании, что правил панихиды по Шевченко, — совершенная ложь 463, и, наконец, указание на поездку в Рязань было вымышлено для того 464, чтобы скрыть свою поездку в Тулу. В этом же заявлении я сказал о том, что будто бы одну прокламацию я сжег в присутствии моего знакомого Колоколова (служащего чиновником в регистратуре окружного суда), это неверно: прокламация была сожжена, но в присутствии другого моего знакомого, но кого, — не помню. Кроме того тут же я объяснил, что слышал от г. Плохово о том, что некоторые дамы решились агитировать между арестантами, но и настоящее время не могу сказать положительно, действительно ли этот господин носил фамилию Плохово, но факт верен. Все остальное, что заключается в этом первом моем объяснении, я вполне подтверждаю.
2. Заявление, данное мною 15 декабря, действительно, написано с моих слов и подписано мною. Дополнить к этому могу следующее. Бывши в Петербурге для продажи моей библиотеки и сочинений, я познакомился с Черкесовым, а по приезде в Москву сошелся с Успенским. О продаже библиотеки напрасно обращался к сенатору Копосову, который вызвал меня через г. Семевского, и к профессорам С.-П. университета через профессора О. Ф. Миллера 465, что же касается до сочинений, то я продал их Черкесову и получил часть денег, но он от издания их отказался, вероятно, потому, что они принесли бы один убыток. По возвращении в Москву я находился в безвыходном, положении, думал только о том, как бы уйти от себя, и потому целые дни проводил в магазине Черкесова, где читал газеты. Не имея дела, я по просьбе Успенского ездил к Зубкову 466 с письмом от Флоринского 467, которого тоже узнал в магазине Черкесова, получил от Зубкова 100 рублей для Нечаева, тогда мне совершенно неизвестного даже по фамилии, которые и передал Успенскому. Девушка, приглашавшая меня в Кунцево для открытия типографского станка, была жена Успенского. Что это был за станок или это было другое что-нибудь, того не знаю, но, когда пишу это показание, припоминаю слух, носившийся после каракозовского дела, что станок печатный, принадлежавший этому обществу, скрыт и где-то зарыт около Москвы 468. Вместе с сербом, помянутым мною в показании, в то же утро явилось ко мне неизвестное лицо, по имени Петров или Павлов (теперь не помню), с запиской от Успенского. Он впоследствии оказался Нечаевым. Я с ним разошелся с первого раза. Я, как доказывает вся моя жизнь, работал единственно для того, чтобы людям, сколько возможно, облегчить тяготу жизни, что и высказал Нечаеву как правило мое: он, напротив, предложил мне,
1) принять на себя организацию низшего класса городского населения, именно: дворников, извозчиков, будочников, хлебников и почтальонов,
2) составить кружок из всех моих московских знакомых с целью сделать их агентами народного движения в разных губерниях и пр. в этом роде. От всего этого я отказался, а с тех пор уже больше не пользовался особым его доверием. Наконец, когда я отказался агитировать народ, он стал просить, чтобы я занялся прокламацией ко всему русскому народу. Я отказался положительно, прося его не давать мне таких тяжелых поручений, но, разговаривая с ним, накидал на клочке бумаги три якобы прокламации — к вольным девкам, к школьникам и к Малороссии. Из этих клочков один вошел в показанный мне лист ‘До громады’ и заключает в себе несколько мыслей моих и слов, но чтобы признать ее своею, от начала до конца своею, — я не могу 469. Остальное в этом заявлении все подтверждаю, исключая участия в убийстве Иванова, о котором я говорю после.
3) Заявление, данное мною декабря 27 дня, я вполне подтверждаю, считая, однако же нужным прибавить следующее: Иванов, отказываясь слушаться Нечаева, отвечал смехом на предложение представить деньги, которые он собрал, дразнил этим Нечаева, доводя его до бешенства, и отсюда произошло убийство. Когда Нечаев стал приготовлять оружие и отдал Николаеву складной нож, чтоб спрятать его в сапог, а сам стал переодеваться в другие брюки, я отказался итти на это дело, говорил, что на одного будет и четверых, тем больше, что я спутаю их в случае опасности, так как ночью ничего не вижу и бежать не могу (у меня болела левая нога),но они все отвечали: ‘мы вас понесем’.470 Для пополнения показаний считаю нужным указать, что правою рукою Нечаева, поверенным во всех его планах, был Кузнецов. Из всех заседаний нашего кружка помню пять, на которых я был. Два отчета вроде заметок, представленные мне Рипманом, переданы были мною Успенскому. Заметки эти относились к характеристике тех личностей, которые он нашел
4. Показание 31 декабря подтверждаю совершенно.
5. Показание 20 января подтверждаю совершенно.
6. Показание 6 января подтверждаю совершенно.
7. Заявления 11, 16 и 19 января подтверждаю совершенно.
8. Заявление 29 января подтверждаю, считая нужным прибавить, что Бутурлин 471 был у меня только один раз, и кто именно из его товарищей был у меня во второй раз, того не помню, — знаю, что они были из числа тех лиц, которые мною поименованы 472. Был ли Гольштейн 473, того прямо сказать не могу, почему против его фамилии и поставлен вопросительный знак.
9. Заявление 31 января относительно моего отказа от показаний по случаю ненормального положения моей головы я устраняю, так как показания мною пересмотрены, дополнены и исправлены, и остаюсь совершенно согласным с фактами, изложенными во всех показаниях.
В заключение я могу сказать, что виновным в устройстве политического общества, с целью ниспровержения существующего порядка правления, я себя не признаю, участие же мое в этом деле я объясняю целым рядом обстоятельств, отчасти видных из дела, отчасти видных одной моей совести, которые вовлекли меня в массу зла, совершенного чуждого и моей природе, и всей моей прошедшей жизни.
1. Относительно того, в каких связях находились Зубков, Флоринский и Нечаев, я не знаю ничего, потому что в период этих связей я не имел никакого понятия об упомянутых личностях, но слыхал от Флоринского, что Нечаев был у Зубкова своим, домашним, человеком, и Зубкову, по всей вероятности, были известны нечаевские убеждения, планы, а в то время, когда я брал у него для Нечаева 100 руб., то ему положительно было известно об его политической деятельности. Знакомство с, Зубковым совершилось так: Успенский поручил мне съездить к нему в, Иваново, чтоб взять 100 руб. для Нечаева, предварительно ездил туда Флоринский и предупредил Зубкова, что с письмом от него, т. е. Флоринского, приеду я, и чтобы он мне выдал деньги. Деньги от Зубкова я получил уже в Москве, на Чижовском подворье, куда он просил меня заехать по возвращении моем в Москву. Во второй раз, когда Нечаев посылал меня к нему за получением обещанных 10000 руб., Зубков меня не принял. Больше я Зубкова не видал.
2. Относительно роли, какую играл Флоринский в организации, и каковы были его отношения к Нечаеву и другим лицам, того не знаю, потому что Флоринский жил все время (последнее) в Петровском, и я его совсем не видал. Полагаю, что сначала он близок был к Нечаеву, но потом он, вероятно, не мог вынести его деспотизма и думал отстраниться, и в этом смысле, действительно, раз говорил мне, что ему, наконец, нет мочи от Нечаева. Николаев, сообщивший мне первые сведения о Флоринском, по всей вероятности, должен знать подробно и об отношениях его к Нечаеву. Занимался ли Флоринский перепиской правил организации и прокламаций, того верно сказать не могу, но что-то подобное было.
3. Какая конечная цель была в виду у общества, созданного Нечаевым, и каков был план их революционных действий, — то из первого разговора с Нечаевым я знал, что его конечная цель была крайне радикальная, я спрашивал его о подробностях, но он их не говорил, а указывал на прокламации, именно на No 1 ‘Народной расправы’, хвастался при этом теми подвигами, которые совершил Нечаев (тогда говорил это мне не он, а Петров или Павлов), указывал на его решимость итти на все и предлагал его, т. е. Нечаева, как образец, подобный которому представляется только в одном — в Володьке Орлове 474. Мои убеждения, мой образ действий, — т. е. мирная социальная пропаганда путем распространения знаний, — он считая вздором, от которого нельзя было меня вылечить (его слова). Каков был его план, то думаю, что у Нечаева положительно не было определенного плана, так как все действия его — обман самый нахальный, имевший целью добиться чего-нибудь всеми путями, мерами всевозможных жертв, и если что-нибудь выйдет из этого, то хорошо, а иначе — бросить и уйти. Мне известно одно, — что он одинаково обманывал и здешних знакомых, и своих женевских друзей, а потому, предлагая мне ехать за границу, настоятельно просил, чтобы я ровно ничего никому ни единым словом не упоминал в Женеве о том, что делается в России, и на все вопросы отвечал бы: ‘не знаю’. Поистине говорю, что все действия Нечаева были скорее разбоем, а уж никак не последствием определенного революционного плана. Относительно будущего положения дел, если б революция сделала свое дело, то разговора об этом с Нечаевым не было никогда, тем больше потому, что ему некогда было о чем-нибудь говорить. Как ни странно показалось бы, но я положительно могу уверить, что если кто-нибудь и говорил о чем-нибудь с Нечаевым, то это было раз или, много, два, и то при других. Помню, что раз, показывая мне печатную условным шрифтом книжечку, он давал мне понять, что тут заключена конечная цель всякого революционного движения, и объявил, что знакомство с содержанием ее должно быть искомой целью всякого агитатора. Показанная мне книжечка оказалась той самой, о которой я упомянул 475. Нечаев указал мне на нее, как на знак, по которому узнают членов комитета. Книжечку эту он не переводил мне и не читал.
4. Как мною уже было заявлено, я писал от имени неизвестного человека письмо к Лихутуной 476, уведомляя ее, что Нечаев умер, и на мой вопрос Нечаеву, правда ли, что он умер, он (Павлов) отвечал: нет, но это пишется в виду того, что его выдал Негрескул 477. Мною так и в письме было написано, что Нечаев взят по доносу Негрескула. Послав ей письмо, я оставил ей свой адрес, и в ответ была получена мною телеграмма, и помню, что в ней было сказано, чтоб Дмитрий Федорович не ехал, потому что у них нездорово, или что-то вроде этого. Кто же именно назывался этим именем, — того я не знал. Ни разговоров, ни рассказов о Лихутиных никогда не было, и об отношениях их к делу организации ничего не знаю. Касательно отношений Нечаева к Негрескулу припоминаю из слышанных мною разговоров, что они были очень близки 478, но что потом Негрескул стал распространять слух о какой-то большой краже (если не ошибаюсь), совершенной Нечаевым 479, что последнего очень беспокоило, и предполагаю, что по этому случаю послан был туда Кузнецов, имевший целью подавить всякие слухи. Телеграмму, сколько помню, передал Успенскому, потому что не знал, когда увижу Нечаева (Павлова).
5. Об анонимном письме от Нечаева я ничего не слыхал, Колачевских 480, Баснина 481 и Бирка 482 не знаю, но фамилию Колачевских приходилось слышать не раз в квартире Успенского.
6. В лавке овощной у Николая Михайлова (на углу 4-й Мещанской, д. Иванова), где я прежде жил, по вечерам собираются выпить служащие в Мещанской части. Не помню, кто-то мне говорил, что от них (т. е. вообще от служащих в частях) можно получать фальшивые паспорта, я бывал в этой лавочке, заводил разговор об этом предмете с посетителями из части, но они сказали, т. е. я получил в ответ, что это вещь совершенно невозможная, но, сидя на стуле, я заметил возле себя в куче бумаг, сложенных для обвертки товара, несколько паспортов старинных годов, тотчас же купил их, как простую бумагу оберточную, да 5 коп., и эти паспорта через Нечаева переданы были Николаеву, каким образом они попали к Рипману и были у него, того не знаю 483, но Николаев однажды говорил мне, что из них некоторые он вытравил, а остальные сжег, испугавшись обыска. Искание паспортов совершалось по неотступной просьбе Нечаева, вследствие которой я обратился к служащему в цеховой управе (на Никольской) г. Ильинскому, но он ловко перебрал у меня рублей до 15 и ни одного паспорта не дал. Деньги эти, по рублю, по два, получал я каждый раз от Успенского для выдачи Ильинскому. Выше я неловко выразился, сказав о служащих, что они собираются выпить в лавке. Не в лавке, а в соседнем питейном доме того же хозяина, что и лавочка, но в лавку заходят для покупки и разговоров. Затем я даже и того верно не знаю, действительно ли эти люди служат в части,- знал только, что они бывают в части и имеют там разные дела, может быть, и служат. Не могу бросить на этих людей ни малейшего подозрения в чем-либо, подобном фальшивому паспорту. Рипману паспортов этих я никогда не передавал, даже ни слова не говорил с ним об этом предмете. Ильинского знал я по службе его в гражданской палате, подозрений в выдаче им фальшивых паспортов не имею, лавочника Николая Михайлова знаю за очень хорошего человека, которого тоже не могу подозревать в подобных делах, он же давно знает меня за любителя всякой старинной бумажки так как бумага идет в лавочки из архивов присутственных мест.
7. О Левашевой, Виноградове, Коринфском Зарапове, Беляевском, Аветисове, Кудиновиче, Мэйнгарте, Палашковском, Гумалицком, Беке, Маликове, Гернете, Богданове, Короваеве, офицере Шимановском в Твери, о Смирнове — никогда не слыхал 484.
8. О ядах, бывших при Нечаеве, не имел ни малейшего понятия, — разговора даже о них не было, но о чем-то подобном удавалось слышать из разговора Нечаева о Успенским. Подробностей не помню.
9. В дополнение к первому показанию могу прибавить, что в то время, когда я брал у Зубкова деньги, он расспрашивал меня о Нечаеве с величайшим вниманием, интересуясь малейшими подробностями, но я ничего ему не мог сказать, потому что сам ни о чем не имел понятия, даже об имени Нечаева, только с этого времени я узнал это имя.
10. Прокопенко 485 знаю за знакомого Нечаева и Успенского, какое участие его в организации, — не знаю, кн. Черкезова 486 слыхал по фамилии.
11. В Тулу за Николаевым ездил по поручению Нечаева, останавливался на подворье, имя которого известно Николаеву, в городе ни у кого не был. Слыхал в разговорах, что Нечаев имел в Туле большие связи, но с кем, не знаю, но поручений от него никаких не имел. Слыхал что-то о переписке его с Тулой. Александровской 487, Тейльса 488 — не знаю.
12. Показываемая мне печать желтой меди, овальной формы, с надписью кругом: ‘Комитет Народной Расправы 19 февраля 1870’, изображающая топор, есть та самая, которую при мне прикладывали к бланкам, сначала один Успенский, потом вместе с Нечаевым, причем и мною, когда у Нечаева уставала рука, она была приложена несколько раз. Шифр, связанный веревочкой, раз видел у Нечаева, когда он его вязал, но что он изображал, того не знаю. Найден он был Нечаевым по моему указанию на том именно месте, где он по обыкновению прятался.
13. Завадского никакого никогда не видал и не знаю.
14. После того как явилась моя брошюра ‘О Малороссии’, наполовину сокращенная в самых невинных вещах (цензурою), я, рассерженный, дополнив в печатном экземпляре все сделанные в нем пропуски, прибавил брани на Москву и послал во Львов, в редакцию газеты ‘Ргаwdа’. Она, вероятно, напечатана или в газете, или отдельной брошюрой, и потому очень важно, если доступ ее в Малороссию был прегражден 489.
Это было, вероятно, в октябре прошлого года, письмо, посланное мною, написано по-украински.
Отказавшись прямо и положительно от всякого нравственного, обдуманного, сознательного участия в этом деле, я не могу и думать об отрицании участия фактического, и его, вместе с собой, передаю на волю правительства. Замечу одно: что бы ни ожидало меня впереди, не может быть хуже того, что я пережил. Нечаев встретил меня уже совсем переломленного судьбами жизни и был так добр, что помог мне добить себя окончательно.
Следственные показания Прыжова являются извлечениями из ‘Дела уголовн. отд. министерства юстиции’ за 1872 г., No 42, т. VIII, лл. 345 — 352, впервые опубликованы Б. П. Козьминым в сборнике ‘Нечаев и нечаевцы’, М. 1931, стр.101 — 107. Материалом этого сборника мы пользовались и для некоторых примечаний.
460. В показании Прыжова указан 1859 г., но это — явная описка, так как указанное сокращение числа студентов приходится на 1849 г. Эта же .дата указана Прыжовым в его ‘Исповеди’.
461. Это показание Прыжова, равно как и другие, им ниже указываемые, не сохранилось.
462. Более подробно об этом см. в ‘Исповеди’ и в вводной статье к ней.
463. Шевченко был любимейшим поэтом Прыжова: он его цитирует почти во всех своих произведениях, перу Прыжова принадлежит и специальная статья о ‘Кобзаре’ Шевченко (см. ‘Голос’ 1867, No 207). Мы не знаем был ли Прыжов на панихиде Шевченко, но на каких-то поминках по Шевченке он был несомненно (см. показании Волховского по стенограмме судебного процесса в ‘Голосе’ 1871, No 185).
464. Это неверно: Прыжов в Рязань ездил, о чем свидетельствует и его статьи ‘От Москвы до Киева’ (‘Современная летопись’ 1868, .No 13), где мы находим описание и этой поездки и самого города Рязани. Эта поездка, как, впрочем, и вся служба Прыжова на железной дороге, была далеко не такой невинной, как это пытается представить в своих показаниях Прыжов.
465. О хлопотах Прыжова по продаже своей библиотеки см. в его ‘Исповеди’ и в письме к А. А. Краевскому (‘Письма’, No 7).
466. Зубков Александр Федорович — Иваново-Вознесенский фабрикант, оказавший денежную помощь Нечаеву, Орлову и другим нечаевцам. Нечаев, сам тоже уроженец Иваново-Вознесенска, был с Зубковым, видно, старинным знакомым.
467. Флоринский Иван Иванович — слушатель Петровской академии, в начале 1870 г. арестован по нечаевскому делу. Был привлечен к суду в числе виднейших нечаевцев.
468. Это место вскрывает нам всю степень ‘искренности’ показаний Прыжова. Так, он говорит, что ему ничего неизвестно, кроме какого-то слуха о зарытом под Москвой станке, отыскать который его только ‘приглашали’, между тем, на самом деле, Прыжов хорошо знал, что речь идет о типографском шрифте, привезенном нечаевкой Л. П. Колачевской из Петербурга в Москву 2 мая 1869 г. и тогда же зарытом в Филях под Москвою, куда он сам вместе с А. И. Успенской ездил, чтобы его привезти. Описание этой поездки см. в ‘Воспоминаниях шестидесятницы’ А. И. Успенской (‘Былое’ 1922, No 18, стр. 29), а также в статье С. Лившиц ‘Подпольные типографии 60-х, 70-х и 80-х годов’ (‘Каторга и ссылка’ 1928, IV (41), стр. 32).
469. Прокламация на украинском языке ‘До громады’, в составлении которой Прыжов принимал несомненное участие, издана Нечаевым в Женеве в 1870 г., перепечатана в ‘Колоколе’, No 2, того же года.
470. О степени участия Прыжова в убийстве Иванова более подробно см. в ‘Исповеди’ и в вводной к ней статье.
471. Бутурлин Александр Сергеевич — студент Московского университета, в октябре 1869 г. исключен из университета и выслан в Ярославскую губернию за участие в так называемой ‘полунинской истории’ (демонстративный отказ студентов слушать лекции профессора Полунина). В докладе министра юстиции обвинение Прыжова по этому пункту формулировано как ‘подговор исключенных из университета в октябре месяце 1869 г. за историю с профессором Полуниным студентов Бутурлина и Пирамидова вступить в заговор’ (‘Нечаев и нечаевцы’, стр. 14).
472. За участие в ‘полунинской истории’ из университета были исключены с лишением права поступать в другие высшие учебные заведения девять студентов, из них пять, а именно: Бутурлин, Гольштейн, Лыткин, Смирнов, Эльсниц, кроме того, еще высланы из Москвы. Рипман Федор Федорович, студент Петровской академии и член ‘Народной расправы’, в своих показаниях сообщает, что организовать сходку исключенных студентов ему было поручено Прыжовым (‘Нечаев и нечаевщы’, стр. 114 — 115).
473. Гольштейн Владимир Августович был арестован по нечаевскому делу, но, освобожденный на поруки, бежал за границу, где проявил себя впоследствии как видный бакунист и член редакции ‘Работника’.
474. Орлов Владимир Федорович сблизился с Нечаевым в конце 1868 г. принимал деятельное участие в студенческом движении.
475. ‘Книжечка’ — известный ‘Революционный катехизис’ Бакунина.
476. Лихутина Екатерина Никитична, вместе с братьями своими, Владимиром и Иваном, принадлежала к нечаевскому кружку.
477. Негрескул Михаил Федорович, вместе с будущими чайковцами М. А. Натансоном и У. М. Александровым, был лично близок со многими нечаевцами, но резко выступал против Нечаева. Последний, как мы видим из показаний Прыжова, распространял слух, что он будто бы был арестован по доносу Негрескула. В свою очередь, Негрескул, как он сам в своем показании выражается, ‘передавал всевозможнейшие мерзостные слухи о Нечаеве’ (‘Нечаев и нечаевцы’, стр. 134, ‘Показание М. Негрескула’).
478. Об отношениях между Негрескулом и Нечаевым см. в письме Негрескула к П. Г. Успенскому и в его следственных показаниях (‘Нечаев и нечаевцы’, стр. 132 — 134 и 145 — 146).
479. Под кражей, очевидно, здесь имеется в виду афера с векселем, насильно взятым нечаевцем В. Лихутиным у А. Н. Колачевского. Негрескул считал, что это было сделано по приказанию Нечаева.
480. Колачевские, Андрей Николаевич и сестра его Людмила Николаевна, привлекались по нечаевскому делу как лица, состоящие в личной связи с многими нечаевцами, но судом были оправданы.
481. Баснин Сергей Васильевич принимал видное участие в студенческих волнениях 1869 г., привлекался по нечаевскому делу, но за недостатком улик дело о нем было прекращено.
482. Бирк Рейнголъд Андреевич — участник студенческого движения в 1869 г., был арестован по нечаевскому делу, но за недостатком улик следствие о нем было прекращено.
483. Рипман Федор Федорович — нечаевец, член кружка Прыжова. Паспорта попали к нему от Прыжова через Николаева (см. ‘Нечаев и нечаевцы’, стр. 113 — 114, ‘Показания Ф. Рипмана’).
484. Показание Прыжова, что он обо всех перечисленных лицах ‘никогда не слыхал’, вряд ли заслуживает доверия. Об одном из них — Смирнове Валериане Николаевиче — мы знаем, что он часто с Прыжовым встречался и именно через него познакомился и с Нечаевым (‘Нечаев и нечаевцы’, стр. 94 — 95, ‘Показание В. Смирнова’).
485. Прокопенко Павел Васильевич — одно время приказчик в книжном магазине Черкесова, где служили и Успенский и Прыжов. Привлекался по нечаевскому делу, но по недостатку улик следствие о нем было прекращено.
486. Черкезов Варлаам Джон Асланович (Николаевич) — деятельный член ‘Народной расправы’. Приговоренный по нечаевскому делу к лишению всех прав и ссылке в Томскую губернию, он в 1876 г. бежал за границу и принимал активное участие в международном анархистском движении.
487. Александровская Варвара Владимировна в конце 1869 г. вместе с Нечаевым выехала за границу, при обратном возвращении в Россию в 1870 г. была арестована на границе, где при обыске у нее было найдено большое число прокламаций. Приговорена к лишению всех прав и ссылке в Сибирь.
488. Тейлъс Алексей — студент Медико-хирургической академии в Москве, принимал участие в студенческом движении 1869 г. и в нечаевских. кружках.
489. Произведение Прыжова ‘Малороссия (Южная Русь) и истории ее литературы с XI-по XVIII век’ имеется в двух изданиях: одно — на русском языке, сильно урезанное и искаженное цензурой, в ‘Филологических записках’ 1869, вып. I — II, другое, более полное, на украинском языке — в львовской ‘Prawda’ 1869, NoNo 36 — 44.