‘СИИ’ И ‘ОНЫЕ’…
‘СИИ’ И ‘ОНЫЕ’…
КОММЕНТАРИИ
КОММЕНТАРИИ
‘Сии’ и ‘оные’…, Розанов Василий Васильевич, Год: 1906
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Розанов В. В. Собрание сочинений. Русская государственность и общество (Статьи 1906—1907 гг.)
М.: Республика, 2003.
Лет восемь назад тому мне привелось посетить Тифлис… Огромный южный город шумел не русским шумом. Массы смуглых темных лиц, черные, как смоль, волосы, нигде русского слова на улицах… Стояла невыносимая жара, и по улицам были сделаны деревянные будочки, где, за довольно, впрочем, высокую цену, можно было получить ледяной душ. Это было хорошо. Мне захотелось окончательно ‘хорошо’, и я решил съесть окрошку с квасом. Захожу в один ресторан: ‘Окрошку с квасом! Ботвинья с квасом!’ Служитель мычит. ‘Квас? Есть у вас квас?’ Разводит руками и опять мычит. ‘Квас, черт возьми, — дайте мне квасу’. — ‘Quasu?’ Что-то бормочет, и в чужой речи, чужой цивилизации я слышу несколько раз бессильное, изломанное ‘Quasu’… — ‘Э, черт, азиатчина! Дайте мне черного хлеба, noire pain’. — ‘Chleba?’ И опять разводит руками и что-то бормочет, где опять бессильно вращается несколько раз ‘Chleba’. — Фу, дьяволы. Ну, какой это к черту русский город, где ни кваса, ни хлеба нет, где вас не понимают и где рожи до того черны, точно их по ночам чистят ваксой. По улицам тихие-тихие брели грузинки, но милые, всегда с опущенными вниз глазами, и такая скорбь, задумчивость, невыразимая историческая мука была на этих застывших лицах. Я вспомнил, что в десятилетия, предшествовавшие отдаче в русское подданство последним грузинским царем своего царства, — Грузия, и в частности город Тифлис, не однажды были наводняемы полчищами курдов, горцев, турок, которые разоряли все, сжигали дома, умерщвляли мужчин и детей и уводили скот и женщин к себе, в горы и степи…
Грустный вид этих женщин, бедно одетых, но с какой-то и странной аристократичностью истории на лице, сжимал мне душу. ‘Нина, св. Нина!..’ С крестом, сплетенным из виноградных лоз, она за много веков да нашего Владимира св. проповедовала христианство на этих равнинах, облитых южным солнцем. Как это красивее, нежнее нашего: ‘Руси есть веселие пити, не может без того быти’. Квас и оливы, благородный виноградный сок и сивушный запах… ‘Разит’.
— Какие мы бедные! И все-то от нас ‘разит’. Когда же мы отмоем от себя этот запах Петрушки, слыша который Чичиков все советовал слуге ‘сходить в баню’. Где наша баня? Когда она настанет?
Мне захотелось войти в грузинскую церковь. ‘Я увижу народ древний, почтенный, так прекрасно положивший свое царство к подножию северного колосса, — в его тихих молитвах, древних воспоминаниях, в его бессмертной смерти’…
— Это какая церковь? — спросил я сторожа, проходя по улице. Был праздник. Почти наверное это не был собор. Церковь была низенькая, и надо было сделать еще несколько шагов вниз, по каменным ступеням, чтобы войти в нее. Фундамент или пол ее был ниже улицы.
— Грузинская, — отвечал мне сторож московским басом.
‘Ну, наконец-то русский ‘квас’, — подумал я, глядя на бритого или, скорее, небритое, со щетиной, лицо его.
— Может быть, русская? — переспросил я, видя явную Великороссию в стороже.
— Нет, грузинская. Русская там, дальше, на площади, если повернуть через две улицы направо. А это грузинская.
Я вошел. ‘Господи помилуй, Господи помилуй, Господи помилуй… би-ма-би-ли-ли… Господи помилуй’. Надо 40 раз вычитать.
— Ну, Россия! Как у нас, в Москве.
Я стоял, смотрел, слушал. Да, это скромные, такие красивые их головные накидочки, влияние чадры или остаток мусульманской чадры, тихо-тихо молились усталые женщины. Русских нет.
— ‘И о еже’… — возгласил громадным басом диакон, подымая орарь.
— Москва! Москва! Мы! Что же, однако, оне понимают в этом ‘и о еже’, в котором уже Щедрин ничего не понимал. Известно недоумение одного его героя, который, придя из-за литургии домой, все спрашивал приятеля, что означают слышанные им в церкви слова: ‘жезаны’ (же за ны — за нас) и ‘жеможаху’ (же можаху). Приятель не знал, он сам не знал, Щедрин не знал, и едва ли можно думать, что их лучше понимали грузинские женщины.
Церковь была не чиновная, не начальническая, и как в Тифлисе только начальство — русское, то среди богомольцев и не было никого, кроме священника, диакона, дьячка и сторожа, кто разбирался бы в этих ‘жезаны’ и ‘жеможаху’… Бедные грузинки, стоящие рядами, не густыми, но и не редкими: они пришли посмотреть только древние священные жесты. ‘Поднял орарь’, ‘прошел в северные двери’, ‘священник показался в Царских вратах и что-то сказал на непонятном языке’. ‘У священника в руках чаша с дарами, а диакон держит блюдо над головой, и в руках у него кадило’, ‘у диакона — бас, у священника — тенор’.
Вот все, что было оставлено бедным грузинам от христианства. ‘Поглядите на нас’, ‘у нас бас и тенор’, ‘а ризы хорошей парчи, московской работы, жертвованы благодетелями’…
И грузинки смотрели и тихо молились. Выстоял я всю истовую московскую обедню, и клал хорошие поклоны, и крестился большим крестом. Душенька отдохнула: все по-московски. Точно вот смотрит на меня Минин с Красной площади.
‘Хорошо. По-нашему. Квас’.
Душа отдыхала.
‘И как, значит, мы покорили эту азиатчину, то что же с азиатчиной и разговаривать? Нам капитал и власть. Пришли — и нету никого. Св. Нина, что такое св. Нина? Святая Ольга — да, это есть, наше, точно ‘святая’, в Москве учили, в семинарии проходили. С крестом из виноградных лоз проповедовала христианство? Так мало ли легенд в этом роде у разных народов. Забавное невежество, которому, конечно, честный народ верит, но как в семинарии у нас не проходилось этого, то, вероятно, ничего этого и не было, и мы не имеем основания это знать и этому верить. Что св. Ольга была — то это точно, и грузины обязаны это знать, зазубрить по Иловайскому и Соколову, которых мы им привезли в ящиках, в издании братьев Салаевых, открыв жалостливо школы для этих нищих. Потому мы благодетели. А что у этих нищих, будто бы, была тоже св. Нина, — то этого мы, как начальство, не обязаны знать, да и им лучше об этом забыть. Вредные воспоминания. Мало ли что ‘было’ да ‘сплыло’… Надобно приобыкать им к ‘нашему’ и к ‘нам’, подходить к деснице, лобызать ее с почтением. Потому — начальство. Духовное начальство. Ну, и не одно духовное, — всякое’…
Непроизнесенные речи… Тем оне могущественнее. В свете-то этой веры, московской, вековой, твердой, и надо читать… эту грустную страницу из истории христианства:
‘Сюда прибыл новый экзарх Грузии. По пути следования от вокзала до Сионского собора стояли войска. Движение трамвая, экипажей, местами и пешеходов было приостановлено. Перед коляской экзарха ехал полицеймейстер со взводом жандармов, за экипажем следовали конвой наместника и взвод казаков. Грузинское духовенство отказалось встречать экзарха. В грузинских церквах не было звона колоколов. Перезвон был только в русских церквах и кафедральном соборе, где экзарха встретили причт собора, военное духовенство и русские священники. Епископ Петр алавердский, грузин, исполняющий должность экзарха, приветствовал нового экзарха речью, пожелав, чтобы он содействовал достижению Грузией автокефалии. Экзарх отвечал в том смысле, что автокефалия не есть конечная цель церкви и что он будет управлять паствою на основании существующих законов. Затем экзарх проследовал в свой дом, где ему представились генералитет и гражданские чины. В этот же день экзарх и наместник обменялись визитами. В городе спокойно’. (Телеграмма 27 августа.)
Вероятно, еще никогда в истории ‘русской церкви’ так не въезжал ‘пастырь добрый, полагающий душу за овцы свои’, на ‘паству’… Робко оглядывали его, вероятно, с тротуаров тихие женские фигуры, тихие молчаливые и скорбные, какие врезались мне в память восемь лет назад. ‘Что-то будет? Опять смятение’… Автокефалия грузинской церкви, более древней, гораздо более, нежели русская церковь, и бывшей ‘автокефальной’ все время своего исторического существования, по грамотам патриархов, иерусалимского и антиохийского, началась этого 27 августа 1906 года. Скорбная страница, великая страница истории…
‘Бог не в силе, а в правде’, — сказали русские устами святого своего князя, когда были слабы, ‘не в силе’… Но прошли века. Сельцо Москва, со Спасом на Бору, выросло в город, в стольный город, и под конец передало венец Петербургу, однако завещав ему ‘то же’. Теперь она сильна. Нужен ли афоризм: ‘Не в силе Бог, а в правде’? Его может поднять Грузия… Опасные мечтания. И, кажется, торжественный въезд в Тифлис, переданный в телеграмме, несет… на знамени или хоругви новый современный афоризм: ‘Бог в силе, а не в правде’…
PC. 1906. 7 сент. No 222. Подпись: В. Варварин.
…что означают… слова: ‘же заны’… и ‘жеможаху’… — Слова из Символа веры (распятого же за ны…) и тропаря Преображения Господня (…якоже можаху…)
‘Бог не в силе, а в правде’ — Никоновская летопись. 3. 10.