Шутка
Шутка
Шутка, Гребенщиков Георгий Дмитриевич, Год: 1909
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Xорошенькая молодая девушка в последние дни особенно хандрила. То, что на улице было тепло и солнечно и ходили празднично разодетые люди, только подчеркивало ее одиночество и минутами приводило ее в отчаяние.
Когда она выходила на улицу, то весенний воздух, торопливые ручьи, яркое солнце и веселый говор людей, — все это как-то утомляло ее, как будто она попадала в атмосферу, насыщенную пьяными парами… Поэтому она шла ленивой походкой, без мысли и цели, молча, как в полусне… А когда совсем уставала, то возвращалась к себе домой, затворялась в своей комнатке и потихоньку плакала…
Она не обладала уменьем разбираться в хитрых узлах житейских горестей и потому не рассуждала над тем, как и почему случилось это вдруг, внезапно и неожиданно, как в каком-то полузабытьи…
Ей иногда казалось даже, что и не было ничего, что это был только сон… Ах, как было бы хорошо, если бы это был только сон, а не горькая действительность!.. Но это было, было и ужасно то, что это вышло так вдруг и вдруг же все исчезло, провалилось куда-то и ничего уже нельзя поправить!..
Оттого, что девушка была слишком обыкновенной — и оттого, что она не умела отдать себе отчета в том, что теперь будет и как ей быть — она вдвойне переживала свои страдания и молча прятала их у себя в сердце.
Иногда, когда по женской привычке она заглядывала на себя в зеркало то с ужасом замечала, что на ее красивом, еще недавно девическом лице появляются какие-то пятна и маленькие морщинки… От страха и неуверенности она бледнела, и глаза ее снова краснели от чувства горькой обиды и непоправимого отчаянья.
Так проходили дни за днями, и девушка не приходила уже в свое прежнее беспечное настроение. Слишком тяжко было переживать первый обман, первое неизгладимое оскорбление. Оскорбление было не в том, что она отдала ему свое чистое девичество — она слишком любила его, — но в том, что она узнала, что никогда он не любил ее и не вернется к ней и что слишком грубо и цинично он доказал ей это…
И не было в сердце ее ни одного уголка для надежды на лучшее, но в то же время всем своим существом она чувствовала, что в ней происходит что-то новое, неведомое и такое, что привязывает ее еще более к памяти о нем, грубом, но все же милом и любимом…
Так и побежала бы к нему, если бы знала, что он не посмеется над нею и не оскорбит ее снова и снова…
В один из весенних сумерек сидела она в своей комнате и, склонившись, грустно вспоминала все дни с ним, картину за картиной… В ней все утихло и сама она не чувствовала себя… Даже как будто утихли все страдания: так хорошо было вспомнить все лучшее с ним и его, казавшегося тогда таким хорошим, добрым и необыкновенным…
Вдруг в дверь к ней постучали. Она вздрогнула и не сразу сказала:
— Войдите!..
В приоткрытую дверь протянулась только одна рука с письмом.
Она взяла письмо и тут же растерялась, чувствуя, как защипал ее щеки румянец…
Письмо было от него.
Она долго не решалась распечатать письмо и наконец, разорвав конверт, прочла. Прочла и не верила.
— Да неужели это правда?.. Он снова возвращает ей свою любовь и зовет!.. Зовет, зовет сейчас… Она может его увидеть и выплакать ему все свое горе, выплакать для того, чтобы уже не было его совсем и навсегда!..
Вот она у подъезда указанного дома. Написано: ‘Номера’… Ах, какое ей дело, ведь тут он!.. Она бежит по коридору раскрасневшаяся и возбужденная и, пересиливая свою одышку, торопливо и весело спрашивает:
— Где, где он?.. Ах!..
Он сам вышел навстречу, смеется, берет ее за руки и ведет к себе.
— Что такое?.. — она жмется в угол.
— Ты не один?..
Да, он не один… Их четверо, они все веселые, они просто кутят здесь в отдельном кабинете…
Она молчит и отдышка переходит в тяжелое, нервное дыхание.
— Зачем, зачем ты меня сюда позвал?..
— Ну, полно!.. Как зачем?..
Да, для них всех ясно и понятно, зачем он позвал, они весело обступают ее, они говорят ей приятные вещи, хотят ей помочь раздеться, шутят и двусмысленно смеются…
И он!.. Он сияет, он торжествует и чувствует всю силу своей власти над нею… Может быть, он держал пари со своими друзьями на то, что она прибежит к нему, как верная собака.
— Ну, глупости! — говорит он и спокойно и грубо берет ее за плечи, — Раз пришла, так нечего ломаться!.. Ну?..
— Что!.. — она вскрикнула против своей воли громко и властно, неожиданно для себя, и лицо ее исказилось злобой.
Он отступил.. Он изумлен ее дерзостью, но она выкрикивает еще громче:
— Мерзавец!..
— Но-но!.. — хочет он запротестовать, но вдруг становится жалким, таким жалким, что растерянно произносит:
— Ты простой шутки не понимаешь!..
И с небывалой отважностью пробуждается в ней оскорбленная женщина. Она делает к нему два шага и, сама того не чувствуя, со всей силой бьет его по сытому, румяному лицу и подтверждает еще раз:
— Мерзавец!..
И с громким хохотом быстро бежит из номера… Бежит и истерически хохочет, вплетая в свой смех:
— Шутка!.. Пошутить захотел!.. Пошутил?..
Прохожие, останавливаясь, провожали ее глазами и смеялись, как над помешанной, но она никого и ничего не замечала. Она знала только одно, что она теперь презирает его и радуется своему презрению!.. И чувствует, как горит ее рука, отомстившая за гнусное оскорбление.
И любви к нему у ней как не бывало.
Оригинал здесь