Шутик
Шутик
* * *
* * *
ПРИМЕЧАНИЯ
ПРИМЕЧАНИЯ
Шутик, Коровин Константин Алексеевич, Год: 1938
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Коровин К.А. ‘То было давно… там… в России…’: Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
Кн. 2. Рассказы (1936-1939), Шаляпин: Встречи и совместная жизнь, Неопубликованное, Письма
М.: Русский путь, 2010.
Конечно, в июне месяце никакой охоты нет и в помине, и рыбная ловля тоже плоха. Так и говорят:
— Июнь — на рыбу плюнь… Что делать?
Приятели мои — охотники — скучают, ходят собирать грибы — сыроежки, березовые, подосинники,— да и грибов мало.
Зато лето было дивное. Солнечные дни, зарницы, грозы, теплый дождик польет полчаса землю, и опять ясно. Цвела земляника, малина, благоухали поля цветами, и еще зеленела и колосилась рожь.
Приятель мой Василий Сергеевич приехал ко мне утром, одетый в зеленоватую охотничью тужурку. У пояса висела новая кожаная плетка, на цепочке легавая собака по кличке Шутик.
Входя в дом, он спустил Шутика с цепочки. Шутик — здоровый кобель, веселый, вбежал в комнату и сразу бросился к моей собаке Фебу.
Шутик обнюхал Феба всего, а Феб не обратил на него никакого внимания и вышел в коридор. А ручной мой заяц, как только Василий Сергеевич подъехал, уже залез, распластавшись, под тахту.
‘Удивительно,— подумал я,— как это заяц знает, что человек приехал с собакой? Через стену, что ли, видать? Особенное чутье’.
— Откуда это у тебя, Вася,— говорю я,— собака такая взялась?
— Откуда? С выставки купил.
— Ну, молодец!— вмешался охотник Караулов, ударив ладонью по столу.
— А в чем дело?— обернулся Василий Сергеевич. — Пойнтера с выставки привели ко мне — я и купил. Молодой еще, надо натаскивать.
— Так-то так, да у него хвост крючком… — медленно сказал мой слуга Ленька, унося со стола самовар.
— ‘Хвост крючком’!— рассердился Василий Сергеевич. — Не твое дело! Что это такое? Вы так распустили Леньку, что он не в свое дело лезет. ‘Хвост крючком’!.. Он еще молодой, всего год с небольшим. Не сформировался еще.
— У него, поди, с выставки аттестат зрелости собачий есть,— процедил Курин.
— Какой аттестат зрелости?—засмеялся доктор Иван Иванович, бывший тут же.— Это не гимназия… А по собаке правда видать, что помесь… Ты уже, Вася, не сердись…
— Вот видите… только что приехал, а уж начинается: хвост крючком, помесь… Да что это такое?
— Не обращай внимания, Вася,— говорю я. — Может быть, Шутик еще покажет себя на охоте. Раздевайся, иди умываться, вот полотенце. Не расстраивайся…
— Уж будьте покойны,— серьезно ответил Вася.
Он взял полотенце, посмотрел на всех и ушел в коридор умываться. Подали самовар, горячие оладьи. Приотворилась дверь. Еще с намыленным лицом выглянул Василий Сергеевич и сказал:
— Отец похвальный отзыв имеет, а мать, это верно, неизвестно. Просто сука была. А тебе тоже нечего лезть — ты доктор, что ты в собаках понимаешь…
И Вася скрылся.
— Чудно!— сказал Караулов. — С морды он легаш, но только на выставку такого не примут, ерунда…
Василий Сергеевич вошел, вытирая лицо мохнатым полотенцем.
— Я сам вижу, что у него ‘прут’ загибается, но что ж из того? У собаки главное — чутье. А у него вот до чего чутье: у меня на кухне в шкафу, на верхней полке, колбаса копченая лежала, забыли там колбасу. А когда его привели, он прямо бросился за колбасой. Голодный, должно быть, на выставке-то не кормили. Ну, колбасу жрет. Отнять хотели, куда тут. Я и думаю: ну и чутье… И купил, да-с.
Василий Сергеевич уже снял с себя охотничью тужурку, он был теперь в русской рубашке. Он сел за стол пить чай.
Вдруг с кухни послышался крик:
— Ой, ой! Пошел ты, пошел! Ай, беда! Что такое? Мы бросились на кухню.
— Смотрите-ка,— кричит Афросинья. — Собака-то ваша, что же это… телячью ногу стащила… Я жарила… Вот беда! Ах ты! Вон она, у малинника.
Все выбежали на крыльцо. У малинника Шутик быстро пожирал телячий окорок. Когда к нему подошел хозяин, он зарычал.
— Ленька!— крикнул Василий Сергеевич. — Скорей плетку!
Ленька побежал за плеткой, но не мог найти.
— Болван!— крикнул Василий Сергеевич и сам бросился за плеткой. Вернувшись, он вытянул Шутика. Но Шутик с костью убежал в глубь сада, Василий Сергеевич за ним. Шутик погрызет кость и отбежит дальше.
Долго продолжалась эта охота за собакой. Василий Сергеевич вернулся расстроенный, сел за стол.
Все приятели молчали.
Василий Сергеевич первый нарушил тишину:
— Собака не натаскана,— сказал он. — Что ж, молода… Я тоже себя помню: у матери сахар воровал. Ну что ж из этого? Разве из меня вор вышел? Вот по первому полю и она образумится.
— Ведь порода-то, когда есть, передается, как у человека… Этот с колыбели начал. Вот у Феба медаль золотая за породу, все уйдите, он со стола ничего не возьмет,— сказал Караулов.— А этот что…
Василий Сергеевич ушел мрачный, и слышно было, как он драл Шутика у сарая…
Вечером, возвращаясь с работы с холстом и красками, я увидал у дома Шутика. Он смотрел на меня, виляя хвостом. Я подошел к нему. Он обрадовался, бросился ко мне. Я погладил ему голову, он печально смотрел на меня желтыми глазами и был такой же, как все собаки: добрый и хороший. Я его спустил с веревки, и Шутик пошел за мной.
— На место, спать,— сказал я.
Шутик полез под постель Василия Сергеевича и там улегся.
Выпив молока с хлебом, я взял холст и краски и опять пошел писать в деревню. Через час, вижу, ко мне идет Василий Сергеевич с приятелями.
— Убежал Шутик-то,— сказал Иван Иванович. — Тетенька Афросинья говорит, что, знать, веревку перегрыз и убежал.
— Надо было такую собаку на цепь посадить, а что же веревка, он ее перекусил и айда,— сказал Коля.
— Ну и черт с ним,— с сердцем сказал Василий Сергеевич. — А вы ко мне все: собака, собака, хвост, порода, тоже, как собаки, привязались…
— Не может быть,— говорю я. — Шутик не убежит. Собака знает, когда ее купили, понимает…
— Это верно,— сказал Коля. — Какой хозяин ни будь, все равно он будет служить.
— ‘Какой ни будь?..’ Это, позвольте вас спросить, что же значит? ‘Какой ни будь’ — это вы, значит, про меня?
— Что про тебя. Сказать хочу: собаке все равно, умный хозяин или дурак, архитектор или доктор.
— Это вы, кажется, мне дурака сулите?
— Шутика купить ума никакого не надо,— прибавил Караулов.
— Вы ваши шутки бросьте…
— Ну, довольно, надоело,— сказал я. — Пойдемте-ка ужинать.
Мы все направились к дому. Войдя в коридор, мы услышали, как в моей мастерской залаяли собаки.
— Что такое?— остановился Василии Сергеевич.
Отворив дверь, мы увидели лающего Шутика, за ним немножко подлаивал и Феб. Шутик бросился ко мне, виляя хвостом и прыгая от радости.
— Хорошая собака,— сказал я. — Видишь, дом стережет. Ласковая собака.
Василий Сергеевич взял плетку.
— Постой!— остановил я. — Что ты?
— А зачем убежал?
— Да он не убежал, он здесь спал. Нельзя бить собаку — испортишь.
— Я прочел в охотничьем календаре, что перед натаской собаку кормить не надо.
— Ну так вот в чем дело,— удивились приятели. — Она с голоду одурела…
Когда я спал, то Феб всегда ложился у меня в ногах. На этот раз и Шутик примостился там. И было мне почему-то приятно, что две собаки лежат со мной. И странно, что заяц тоже подошел к постели. Я его за уши поднял к себе. Удивило меня, что Шутик не обратил на него никакого внимания. Что же за тайна? Больше заяц не боялся Шутика…
Все мои приятели удивлялись и не могли объяснить этого их сговора…
— Да… тайна, тайна… — сказал Иван Иванович. — И нет этого у людей.
Шутик — Впервые: Возрождение. 1938. 10 июня. Печатается по газетному тексту.