Из истории подготовки ‘Очерков реалистического мировоззрения’.
Из истории подготовки ‘Очерков реалистического мировоззрения’.
Шулятиков В. И. Из истории подготовки ‘Очерков реалистического мировоззрения’, Шулятиков Владимир Игоревич, Год: 1985
Время на прочтение: 11 минут(ы)
Шулятиков Владимир Игоревич
В начале 1902 года был восстановлен Московский комитет РСДРП, разгромленный охранкой осенью предыдущего года. В него входили Л. М. Хинчук, С. Л. Вайнштейн и И. А. Теодорович. Москва налаживает систематическую связь с ‘Искрой’, ежемесячно отчисляют деньги на издание этой газеты московские рабочие. Комитет объединяет действующие в Москве социал-демократические кружки, приобретает и распространяет литературу, осуществляет связь с заграничными группами и в России, организует политические демонстрации. В числе членов Московского комитета РСДРП был и В. М. Шулятиков.
Из доклада в министерство юстиции: ‘Весной 1902 года на фабриках и заводах Москвы появились в обращении прокламации, приглашавшие рабочих к устройству 1 мая противоправительственной демонстрации. Возбужденным по сему Поводу формальным дознанием выяснено, что в начале 1902 года под влиянием агитации со стороны представителей существующих в Лондоне ‘Лиги революционной русской социал-демократии’ в Москве образовалось тайное сообщество, присвоившее себе наименование ‘Комитет Российской Социал-демократической рабочей Партии’, члены которого, стремясь к ниспровержению государственного и экономического строя империи, в видах достижения политической свободы, поставили своею задачею преступную пропаганду среди местного фабричного населения… но предполагавшиеся беспорядки не произошли ввиду последовавших арестов членов общества. В состав ‘Комитета’ входили … 11. Владимир Михайлов Шулятиков, 29 лет’.
Арестовали Шулятикова в первых числах мая. Основанием для ареста послужили агентурные данные о том, что на имя Шулятикова из-за границы поступает социал-демократическая переписка, предназначенная для Московского комитета. Охранке предстояло теперь добиться признания от Шулятикова, так как в обвинительных заключениях агентурные сведения и данные перлюстрации не должны были фигурировать. Под стражей Шулятиков находился 5 месяцев и 23 дня. Начались изнуряющие допросы.
‘1902 года июля 19 дня в городе Москве, я, отдельного корпуса жандармов, подполковник Куроедов … в присутствии товарища прокурора Московского окружного суда К.М.Головня допрашивал обвиняемого, который в дополнение своих объяснений от 11 мая показал: ‘Зовут меня Владимир Михайлович Шулятиков. Сношений ни письменных, ни устных с находящимися за границей политическими группами и с представителями оных я в течение 1901-1902 годов не имел. Равным образом, согласия на то, чтобы подобные сношения велись через мое посредство, я никому не давал’.
6 сентября обвиняемому предъявили полтора десятка фотографий. Показывая их. Куроедов называл фамилии, имена и даже давал свои оценки их деятельности. Шулятиков внимательно разглядывал фотографии своих товарищей, но затем откладывал фотографию в сторону и с сожалением говорил: ‘Не знаю, не видел, не помню’. Даже когда очередь дошла до фотографии С.А.Скирмунта, Владимир решил и его не признавать: ‘Что-то не припомню этого вашего знакомого’. В протоколе Шулятиков записал: ‘Лиц, изображенных на предъявленных мне пятнадцати фотографических карточках я не знаю, вижу их в первый раз, в переписке с ними не состоял. Вообще никто никогда ко мне не обращался с просьбой о присылке на мое имя, каких бы то ни было писем, как заграничных, так и иногородних, для передачи кому-нибудь’.
Надежды на признание Шулятиковым своей причастности к тайной организации рухнули. Доказательств его вины, кроме агентурных и перлюстрации, на которые ссылаться было нельзя, явно не хватало. В этой ситуации начальник Московского губернќского жандармского управления обращается к своему рязанскому коллеге с просьбой ‘допросить в качестве свидетельниц крестьянок М.И.Данилину и В.Г.Алимову о том, с какого времени каждая из них проживала в Москве по Ново-Проектируемому переулку в доме Михайловой в квартире 9, занимаемой мещанином В. М. Шулятиковым, в качестве какой прислуги они у него были, не видали они, чтобы к нему заходили лица, изображенные на препровождаемых при сем фотографических карточках … а если они бывали, то часто ли, и не слышали ли они, о чем именно между названными Канцель, Хинчуком и Шулятиковым велась беседа’. Когда спустя полтора месяца Куроедов лично допросил М. И. Данилину, это отнюдь не прибавило доказательств вины Шулятикова: ‘У В. М. Шулятикова я проживала с начала января. Кто был у Шулятиковых, я не знаю, так как все время находилась на кухне … я не знаю … и никогда не видела’.
Несмотря на относительно теплый сентябрь, в камере было холодно и сыро. Стали давать, о себе, знать забытые было болезни. Шулятиков обратился с прошением об улучшении условий пребывания в заключении. Его обследовал врач тюремной больницы. Заключение врача сводилось к тому, что заключенный Шулятиков явно нуждался в серьезном лечении. Владимира Михайловича переводят в тюремную больницу, и почти месяц он находился в относительно сносных для организма условиях. Допросы прекратились. Шулятикову разрешили заниматься литературным трудом, дали чернила и бумагу.
В последний день октября Куроедов решил все же еще раз попробовать добиться признаний со стороны Шулятикова. Но его показания не изменились: ‘Остаюсь при прежних своих показаниях и снова подтверждаю, что своего согласия никогда не даќвал на то, чтобы на мое имя присылались какие-либо письма для передачи другому лицу, так как никто ко мне с просьбой подобного рода не обращался’.
В этот же день подполковник Куроедов написал постановление:
‘Принимая во внимание 1/ что основанием для привлечения В. Шулятикова послужили сведения Московского охранного отделения от 9 мая за No 5384, заключающиеся в том, что переписка из-за границы, получавшаяся для обвиняемой Лидии Канцель, шла на редакцию газеты ‘Курьер’ на имя ее сотрудника названного Шулятикова, 2/ что означенное обстоятельство нашло в себе подтверждение в секретных агентурно-документальных данных, 3/ что за тем, никаких других данных дознанием против Шулятикова не собрано, 4/ что таким образом ввиду отсутствия указаний на возможность Шулятикову уклониться от суда и следствия, к дальнейшему содержанию его под стражей надобности не представляется … Постановил названного Шулятикова из-под стражи освободить и отдать под особый надзор полиции в местность по усмотрению Московского охранного отделения’.
Весенний разгром Московского комитета РСДРП по всей видимости был делом рук провокатора. Не случайно в справке о Шулятикове летом 1903 года дается такая оценка дознания по этому делу: ‘Ввиду обвинения Шулятикова исключительно на основе секретных документов, не подлежащих оглашению’. В деле Шулятикова один к одному повторилась ситуация, описанная в январе 1901 года в докладе начальника Московского охранного отделения на имя директора Департамента полиции: ‘Практика политического розыска свидетельствует, что нередко наиболее энергичные, глубоко убежденные революционеры остаются без должной кары только потому, что следственные действия не могут, а формальное дознание не умеет собрать достаточные, с точки зрения прокурорского надзора, улики преступной деятельности таких лиц… В отношении главных виновников в качестве обвинительного материала остаются одни данные наблюдения и агентуры, сообщение о которых при дознании… не всегда удобно’.
В тот же день 31 октября 1902 года Владимиру вручили документ об освобождении из-под стражи и рекомендации, как исправиться, чтобы стать достойным мещанином российской империи:
‘Настоящий пропуск… выдан глазовскому мещанину Владимиру Михайловичу Шулятикову для следования из Москвы в город Тверь с тем, чтобы по прибытии туда он, Шулятиков, немедленно явился в местное Полицейское управление и представил этот пропуск. По настоящему документу Шулятиков не имеет права проживать в Москве, а равно и в других местностях Империи. Личные документы Шулятикова будут препровождены Тверскому Полицмейстеру.’
Что это были за агентурные данные, которыми располагал следователь Куроедов и которые он не мог использовать в качестве доказательств против Шулятикова?
Архивный поиск позволил обнаружить письма, перлюстрированные охранкой и являвшиеся теми самыми ‘агентурными данными’.
В начале европейского мая в редакцию ‘Искры’ пришло письмо из Москвы от Л. М. Хинчука. Вот начало письма: ‘Письмо Ваше получено, но Вы забыли приписать к фамилии инициалы А.Г.’. Кому предназначалось это письмо и что означают инициалы ‘А.Г.’?
На этот вопрос отвечает письмо, посланное спустя три дня Н.К.Крупской в Москву в редакцию газеты ‘Курьер’ на имя А.Г. Шулятикова /для Л. М. Хинчука и Л. О. Канцель/, в котором говорилось, что письма получены, сообщались адреса и т.д. Через два дня опять письмо на ‘Курьер’ А. Г. Шулятикову: ‘Тане /Л.0.Канцель — Авт./. Ради бога пиши разборчивей химией, пиши крупнее, сверх того не мешало бы проставлять число отправления письма, чтобы всегда знать, когда ты в последний раз была жива’. Затем в письме шли новости, адреса, другая, сугубо партийная информация.
Почему же Шулятиков просил Н.К.Крупскую на письмах указывать не его инициалы, а ‘А.Г.’? Не будем забывать, что это были за письма. Даже с перепутанными инициалами письмо все равно найдет адресата, но в случае провала полиции труднее будет доказать, что письмо предназначалось именно Шулятикову В.М.
Уже после ареста В. М. Шулятикова Н. К. Крупская писала (9)22 мая Л. О. Канцель в Москву: ‘Все Ваши письма и корреспонденции получены. Мы писали и Федорову, и Вам /на его же адрес Шулятикову/, но письма, очевидно, пропали. 1/ Очень печально, что все провалилось, но теперь такие уж времена. Если есть хоть какая возможность, оставайтесь в Москве, нам важно иметь там хоть одного своего человека. 2/ Дайте адрес для:
а/ явки,
б/ конспиративных писем и /с писем личных.
Для тех и других надо непременно 2 различных адреса’.
Небольшая, но немаловажная деталь: в черновике письма Н.К.Крупской перед фамилией Шулятикова первоначально написана заглавная буква ‘Д’. Возможно, она собиралась написать его партийный псевдоним ‘Донат’, но затем зачеркнула и написала настоящую фамилию. В редакции ‘Искры’ уже в то время была известна эта его партийная кличка.
Известие о майских арестах редакция ‘Искры’ получила только в июле. Л.И.Биронт сообщала 6(19) июля: ‘…Вам пишет бывший рижанин: арестован Бомер, по всей вероятности с документами, арестованы Шулятиков /секретарь реакции ‘Курьера’/, Скирмунт, Боголепов /статистик/, Хинчук, 1-го мая было арестовано рабочее собрание в 25 человек … Напечатайте, что Московский комитет постановил отчислять в кассу ‘Искры’ 20% со всех доходов … Комитет выражает товарищу Ленину горячую благодарность за ‘Что делать?’…’
Тверь. Владимир не случайно выбрал для проживания именно этот город. Революционеры знали, что в Твери отсутствует адресный стол при полицейском управлении, и прописываться в городе не обязательно. По этому поводу начальник Тверского губернского жандармского управления писал в ноябре 1903 года в Департамент полиции: ‘… полиция положительно не в состоянии кого-либо разыскать и установить. У меня имеются достоверные сведения, что здесь проживает много нелегальных лиц, но они никому не известны и совершенно гарантированы от обнаружения, а близость столиц дает им возможность постоянных сношений и свободного выезда на короткое время в Москву и Петербург. Таким образом, в Твери образовалось место сборища всяких политических неблагонадежных лиц, в числе коих, несомненно, могут укрываться серьезные политические деятели. Обстоятельство это еще раз подтверждает необходимость безотлагательного введения в городе Твери обязательной прописки и адресного стола’.
В начале ноября 1902 года тверской полицмейстер уведомил начальника жандармского управления, что ‘первого сего ноября в город Тверь прибыл новый особо поднадзорный. Шулятиков поселился в меблированных комнатах Шамбурова … по отзыву охранного отделения представляет личность крайне неблагожелательную в политическом отношении’.
В середине ноября Владимира вызвали в жандармское управление. Как было написано в повестке, он явился к 11 часам дня. Причиной для вызова послужили вещи, пересланные женой — Софьей Дмитриевной через Московское жандармское управление. Шулятиков расписался на приложенной описи, погрузил на извозчика. Настроение было приподнятое: он получил книги, много книг. Можно было теперь серьезно работать. Как он соскучился по работе!
Вскоре в ‘Курьере’ вновь появляются статьи Владимира Михайловича: ‘Славянофильский роман’, ‘Душевная драна Некрасова’, ‘Философия ‘обрывков’ действительности’. В последней из названных работ впервые упоминается о сборнике ‘Проблемы идеализма’, о своеобразном манифесте ‘неоидеалистического направления в русской философии’. В этом сборнике, изданном Московским психологическим обществом под редакцией П. И. Новгородцева, были помещены статьи С.Н.Булгакова, кн. Е.Н.Трубецкого, Н.А.Бердяева, С.Л.Франка, кн. С.Н.Трубецкого, С.Ф.Ольденбурга и других. Полемизируя с идеей, высказанной на страницах ‘Русского богатства’ А.Пешехоновым о том, что ‘исторический материализм, в силу присущих ему внутренних противоречий, н е и з б е ж н ы м, роковым образом должен был привести к неоидеалистической реакции’, Шулятиков заявляет, что более подробно даст критику этого положения в следующей статье, в которой ‘мы обратимся к сборнику ‘Проблемы идеализма’: некоторые статьи названного сборника содержат в себе весьма и весьма ценный для нас материал’.
Обеспокоен появлением сборника и В.И.Ленин. В середине декабря из Лондона он написал сестре в Самару: ‘…Хочу выписать ‘Проблемы идеализма’: видимо, ‘боевой’ сборник господ чепушистов.
Выпад сделан со страниц легальной прессы. Ответа в ‘Искре’ будет мало. Меры должны быть адекватны. Нужен свой сборник.
В. М. Шулятиков считал свое участие в сборнике главной задачей дня. Он продумывает свою статью, временно прекращает писать для ‘Курьера’. За работой проходят февраль, март, наступает апрель … и совершенно неожиданный арест Шулятикова на время прерывает его работу над статьей.
События, связанные с арестом Шулятикова подробно описаны в донесении прокурора Тверского окружного суда:
‘Допросами свидетелей Маркова, Короткевича и Салтыкова было установлено, что днем, 24 апреля, в магазин Маркова пришел работник Сахаров и обратился к хозяину с просьбой посмотреть данный ему неизвестным посетителем в трактире ‘Венеция’ номер журнала, оказавшегося в действительности ‘Освобождением’, издаваемым в Штутгарте под редакцией П.Струве. Сахаров добавил, что неизвестный, вручая ему брошюру, осведомившись о его местожительстве и обещая навестить в ближайшее воскресенье, заметил, что дает почитать брошюру, так как ему самому носить ее в кармане нельзя и что если она ему понравится, то он даст сколько угодно. Марков, обратив внимание на то, что экземпляр нецензурован, дал знать о случившемся в первый полицейский участок города Твери. Прибывший в магазин помощник пристава Короткевич, отправился немедленно с Сахаровым и городовым Глыгиным в трактир ‘Венеция’, где и застал Шулятикова в компании Салтыкова. Шулятиков первоначально отказался от того, что дал брошюру Сахарову, но затем сознался, что номер журнала принадлежит ему и получен по почте из-за границы. Салтыков, оказавшийся регистратором канцелярии тверского губернатора, будучи допрошен в качестве свидетеля, объяснил дело так: придя 24 апреля в трактир ‘Венеция’ и застав в нем Шулятикова, пившего пиво, он предположил, что это какой-нибудь приезжий из уезда чиновник и отрекомендовавшись служащим в губернском правлении, заговорил с ним. Шулятиков на его вопрос заявил ему, что прибыл из Москвы, после чего между ними завязался частный разговор, во время которого за соседний столик уселось четверо посетителей из крестьян. Когда же последние уходили, Салтыков заметил, что Шулятиков подошел к одному из них и о чем-то беседовал, затем присев снова к столику, передал свидетелю брошюру ‘Освобождение’. На вопрос его, Салтыкова, относительно его имени и фамилии, Шулятиков обещал объяснить позднее, ответил лишь ‘пей пиво’. Вскоре после этого прибыл помощник пристава, которому он, свидетель и передал полученный от Шулятикова журнал. Шулятиков, допрошенный в качестве обвиняемого … не признал себя виновным в том, что с целью распространения нелегальной литературы дал 24 апреля Сахарову и Салтыкову по брошюре ‘Освобождение? не отрицал, однако, факта хранения при себе означенных экземпляров, объяснив, что, находясь в трактире ‘Венеция’ и подозревая, что за ним наблюдает полиция, постарался освободиться от имевшихся у него в кармане двух экземпляров ‘Освобождения’, каковые и роздал первым попавшимся посетителям. Сперва у него мелькнула мысль, бросить их под стол, но затем, не желая навлекать подозрения на невиновных, он решился избавиться от них путем раздачи. Шулятиков добавил, что, будучи марксистом, по убеждению, он в принципе не согласен с направлением журнала ‘Освобождение? а в силу такого довода не может и признать себя виновным в распространении этого журнала. Экземпляры эти получены им с месяц тому назад по почте в одном конверте’.
В 41 номере ‘Искры’ за 1903 год появилась такая корреспонденция:
‘Тверь. В ночь на 18 апреля весь город, рабочие слободки, фабрики и заводы были засыпаны листками организационного комитета. Полиция с ног сбилась, собирая и конфискуя их. До сих пор, однако, их ходит масса по рукам . .
Недавно, по совершенно случайному поводу, арестован журналист В. М. Шулятиков, проживающий в Твери под надзором’.
Помещая информацию о Шулятикове, ‘Искра’ таким путем оповещала связанных с ним революционеров о недействительности его адреса для посылки корреспонденции.
26 апреля Тверское губернское жандармское управление сообщало: ‘… переписка по охранке закончена и перейдено к производству дознания … Дознание поручено ротмистру Кривошею’.
Арест для революционера — дело обычное. Но не в тот момент, когда готовится такое важное дело, как издание сборника, важного сборника. Шулятиков предпринимает все возможное в его ситуации. Уже на третий день после ареста он обращается в Тверское губернское жандармское управление: ‘Честь имею просить Вас о нижеследующем: 1. О разрешении мне заниматься литературными занятиями, то есть иметь при себе бумагу, перо, чернила. 2. О пересылке мне части взятых у меня книг для занятий. 3. О доставлении мне необходимого мне белья, оставшегося в занимаемом мною номере. 4. О свидании с моими родственниками, если они уже приехали в Тверь’.
Свидание с родственниками — не просто личное дело. О том, чтобы сестра Ольга Шулятикова срочно приехала в Тверь, он попросил на следующий день после ареста своего товарища Александра Никифорова. Ольга приезжает 2 мая, ей разрешают встречу с братом при условии, что в разговоре не будут затронуты темы, ‘относящиеся до его дела’. Ольга должна помочь в подготовке сборника, она должна переговорить с их дядей — А. П. Чарушниковым. Друг их отца не подведет — А. П. Чарушников и станет издателем этого важного сборника.
Одно дело сделано — Ольга с Чарушниковым должна договориться, издатель будет. Второе — его собственное участие в ответе господам ‘Чепушистам’. Еще не получив ответ на первое свое заявление, он пишет второе: ‘Честь имею просить Вас:
1. О разрешении мне заниматься литературной деятельностью, и для сего в определенное время иметь при себе бумагу, чернила, перо. 2. О присылке мне части взятых у меня книг /особенно нужны: сборник ‘Проблемы идеализма’, немецкая брошюра ‘Русог’ и немецкий словарь, книга П.Маслова ‘Об условиях развития сельского хозяйства в России’. 3. О присылке мне оставшегося у меня в номере белья…’
Через два дня просьбу удовлетворили: ‘Препровождаю при сем две книги, прошу… выдать… В. М. Шулятикову… ‘Проблемы идеализма’ и ‘Условия развития сельского хозяйства в России’, — написал ротмистр Кривошей.
Позже статья П.Маслова появится на страницах сборника. В числе намечавшихся авторов сборника были В.И.Ленин и Г.В.Плеханов. В письме М.Горькому В.И.Ленин писал: ‘Превосходно помню, что летом 1903 года мы с Плехановым от имени реќдакции ‘Зари’ беседовали с делегатами от редакции ‘Очерков реалистического мировоззрения’ в Женеве, причем согласились сотрудничать, я — по аграрному вопросу, Плеханов — по философии против Маха. Выступление свое против Маха Плеханов ставил условием сотрудничества, — каковое условие делегат редакции ‘Очерков’ вполне принимал …’ Но по каким-то причинам статьи В.И.Ленина и Г.В.Плеханова в сборнике не появились … .
За тюремной решеткой Шулятиков упорно работает над статьей. Неожиданно 20 мая последовало предписание начальника Тверской тюрьмы: ‘Согласно состоявшегося постановления… В. М. Шулятиков подлежит освобождению из-под стражи … Прошу … освободить и выдать принадлежащие ему вещи’.
Выпущенного на свободу поднадзорного полиция продолжает держать в поле зрения. Дело пополняется новыми сведениями:
’18 июля 1903 года В. М. Шулятиков переехал на другую квартиру в Медниковскую улицу в дом Якова Михайлова’. ’13 августа В. М. Шулятиков обыскан, у него отобраны книги, письма и документы’. Часто повторяются сведения: ‘Ведет знакомство с поднадзорными’.
В середине лета сборник в основном закончен. Напряжение у Шулятикова спало. На страницах ‘Курьера’ вновь стали появляться его статьи.
Наконец, в конце 1903 года ‘Очерки реалистического мировоззрения’ в количестве 3500 экземпляров были выпущены издательством С. Дороватовского и А. Чарушникова. ‘Очерки’ имели большой успех. В рецензиях отмечалось: ‘Очерки займут важное место в нашей литературе’, книга ‘представляет своего рода катехизис современного реализма’. Поскольку книга разошлась очень быстро, то в 1905 году пришлось выпустить второе издание тиражом в 4000 экземпляров.
Академик Николай Михайлович Дружинин так отозвался о сборнике: ‘…история была исходным пунктом для анализа настоящего и предвидения будущего, основой для безошибочного определения революционного образа действий. В том же направлении воспитывали мое сознание ‘Коммунистический манифест’, работы Бебеля, книги по истории социализма. Теоретические вопросы истории — о закономерности исторического процесса, о роли материального фактора, о личности и массах, о взаимоотношении эволюции и революции — занимали нас в это время не меньше, чем философские вопросы о смысле жизни, о познаваемости вселенной, о личном призвании. ‘Очерки реалистического мировоззрения’, выпушенные марксистами в противовес либеральному сборнику ‘Проблемы идеализма’, имели в нашей среде такой же успех, как книжки ‘Образования’…’
Исследователь деятельности издателя А. П. Чарушникова — А. И. Чарушников так писал об ‘Очерках’: ‘Интерес к сборнику объясняется широким кругом вопросов, поднятых в нем … В нем три отдела. Статьи первого посвящены вопросам философии. Во втором разделе обсуждаются вопросы развития промышленности и сельского хозяйства, статьи направлены против ‘легального’ марксизма и народнической теории о самобытном некапиталистическом пути развития России. П.Румянцев в работе ‘К вопросу об эволюции русского крестьянства’ в связи с критикой ‘неонародников’ указывает: ‘Мы особенно рекомендуем вниманию читателей книгу Ильина ‘Развитие капитализма в России’. В третьем отделе сборника помещены статьи, трактующие отдельные вопросы права и литературы /авторы — один из первых русских марксистских литературоведов В. М. Шулятиков, В. М. Фриче/.’