Н. Страховъ
ФИЛОСОФСКІЕ ОЧЕРКИ
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
1893
ШОПЕНГАУЭРЪ.
1880.
(Изъ предисловія къ переводу Фета Міръ какъ воля и представленіе).
ШОПЕНГАУЭРЪ.
1880.
(Изъ предисловія къ переводу Фета Міръ какъ воля и представленіе).
Шопенгауэр, Страхов Николай Николаевич, Год: 1880
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Шопенгауэръ одинъ изъ первыхъ писателей въ цлой всемірной литератур, и по своей форм, и по содержанію. Чтобы наслаждаться и поучаться имъ, вовсе не нужно быть непремнно его послдователемъ, держаться его системы. Все у него до такой степени проникнуто чувствомъ и правдой, что дйствуетъ на насъ, съ неотразимой силой, даже если мы не согласны съ теоретической постановкой дла. Это обиліе внутренняго содержанія у Шопенгауэра, очевидно, находится въ связи съ его взглядомъ на философію. Онъ исповдывалъ, что воля, нравственная сторона человка иметъ и должна имть первенство надъ умственною стороной, и что само наше познаніе не иметъ какой-то самостоятельности, а черпаетъ всю силу изъ созерцанія, изъ непосредственнаго отношенія къ дйствительности. Такое подчиненное положеніе, даваемое разуму, есть рзкая и чрезвычайно важная особенность философіи Шопенгауэра. Можно сказать, что въ силу этого онъ составляетъ противовсъ и протестъ противъ всхъ другихъ современныхъ ему философій, даже вообще противъ всего духовнаго направленія Запада (онъ часто самъ говоритъ, что достигъ выводовъ, которыхъ и не подозрваетъ ‘западная мудрость’). Ибо это направленіе характеризуется тмъ, что главный центръ тяжести полагается въ разум, что за познаніемъ признается самостоятельность, по которой оно можетъ двигаться независимо отъ всей остальной жизни и даже ей самой давать твердыя точки опоры. Правда, были нкоторые мыслители, которые заявляли въ этомъ отношеніи другія начала, подобныя Шопенгауэровскимъ, но можно ршительно утверждать, что ни одинъ не проникся ими вполн, какъ Шопенгауэръ. Онъ не оставилъ ихъ на степени одной теоріи, а дйствительно воплотилъ ихъ въ пріемахъ своего изслдованія и писанія. Поэтому у него нтъ не только цлыхъ томовъ, а можно сказать и одной страницы, гд бы дло шло только о сочетаніи понятій, о новыхъ и новыхъ воздушныхъ построеніяхъ, у которыхъ давно ушла изъ подъ ногъ живая почва, дающая имъ смыслъ. Ничего бездушнаго и сухаго не найдется у Шопенгауэра. Каждое теоретическое начало онъ беретъ въ его глубочайшемъ значеніи, въ связи съ самымъ корнемъ жизни, такимъ образомъ онъ достигъ своего ‘метафизическаго открытія’, что мы — стоимъ лицомъ къ лицу съ сущностію вещей, и что эта сущность — воля, такъ онъ превосходно разъяснилъ существенный пріемъ и жизненное значеніе художественнаго творчества, такъ онъ постоянно идетъ и наконецъ восходитъ до высшаго человческаго интереса, до пониманія религіи. Онъ показалъ и разъяснилъ, что пессимизмъ есть основная черта религіознаго настроенія. Пессимизмъ можетъ быть различенъ, смотря по тмъ поводамъ, которые его возбуждаютъ. Есть пессимизмъ пошлый и даже гадкій. Но относительно Шопенгауэра слдуетъ признать, что у него пессимизмъ иметъ настоящій религіозный характеръ. Глубокая серіозность и даже суровость нравственнаго настроенія, могущая почти испугать читателя, постоянно слышится въ рчи Шопенгауэра. Зло, которое онъ видитъ въ мір, оцнивается имъ по его дйствительному достоинству: зло нравственное для него несравненно важне зла физическаго, онъ достигаетъ до самаго корня этого зла, эгоизма, и послдовательно приходитъ къ своему чистому идеалу, отрицанію эгоизма, отсченію эгоистической воли. Такимъ образомъ, книга Шопенгауэра можетъ служить прекраснымъ введеніемъ къ пониманію религіозной стороны человческой жизни. Кто былъ чуждъ или сталъ чуждъ религіознаго настроенія, тотъ найдетъ здсь поученіе, исходящее изъ самыхъ доступныхъ точекъ зрнія, изъ матеріалистическаго и эгоистическаго взгляда на жизнь. За Шопенгауэромъ нужно признать вообще великую заслугу относительно пониманія религій, извстно, съ какою силою и врностію онъ указалъ, напримръ, на чистые религіозные элементы въ индійскихъ религіяхъ, браманизм и буддизм. По всмъ этимъ открытіямъ и, главное, по тому своему духу, который къ нимъ привелъ, книга Шопенгауэра есть одно изъ истинныхъ чудесъ германскаго глубокомыслія, онъ выразилъ нкоторую тайну человческой души съ такою силою и ясностію, которая никогда не забудется. Но если бы читатель и не былъ въ силахъ подняться до тхъ высокихъ взглядовъ, до которыхъ дошелъ Шопенгауэръ и которые онъ самъ выставляетъ какою-то загадкою, утверждая ихъ со всею своею энергіею и въ тоже время отказываясь отъ ихъ полнаго пониманія, то и тогда — одинъ пессимизмъ этого философа, если мы поймемъ его, дастъ намъ боле достойное нравственное настроеніе, чмъ тотъ благодушный оптимизмъ, то наивное довольство земной жизнью, въ которомъ мы теперь живемъ и которое такъ естественно соблазняетъ насъ въ наше относительно спокойное время, при такомъ порядк, богатств, многолюдств и движеніи, какого еще никогда не видала исторія. Нужда, зараза, война и всякія бдствія конечно не перестаютъ, но, вообще говоря, никогда еще столько людей такъ спокойно не жили и не наслаждались земными длами и благами, какъ въ наше время, и та тоска, то внутреннее безпокойство, которое слышится и по временамъ прорывается среди этого благополучія, обыкновенно совершенно заглушается общимъ тономъ жизни и, даже у самихъ сознательно тоскующихъ, разршается въ попытки, цль которыхъ то же наивное довольство. Въ этомъ отношеніи, книга Шопенгауэра можетъ быть горькимъ и полезнымъ лкарствомъ, можетъ предохранить насъ отъ наказанія, неминуемо имющаго постигнуть насъ за наши розовыя мечтанія, она закрываетъ вс выходы къ оптимизму и наводитъ насъ на другой путь, на путь истинный вн всякаго сомннія.
Неумстно было бы въ маленькой замтк критиковать систему Шопенгауэра. Замтимъ только, что ея неполнота и недостаточная стройность, на которую такъ напираютъ философскіе нмецкіе критики, Очевидно находится въ связи съ ея достоинствами,— съ предпочтеніемъ созерцанія, внутренняго пониманія дла — всякимъ теоретическимъ построеніямъ. Выходъ же изъ этой системы, возможность перейти отъ этихъ истинъ къ другимъ, боле полнымъ и глубокимъ, какъ мы думаемъ, указывается самою исходною точкою Шопенгауэра. Онъ смотритъ на жизнь съ точки зрнія эгоизма и съ этой же точки приходитъ и къ его отрицанію. Но, въ силу этого, къ чисто-положительной сторон человческой жизни, ко всмъ ея стремленіямъ, не истекающимъ изъ эгоизма, онъ отнесся скептически, эта сторона осталась для него какъ будто закрытою. Такъ, напримръ, даже любовь въ тсномъ смысл, то есть, любовь между мужчиной и женщиной, признается имъ, какъ извстно, лишь за жестокій обманъ и иллюзію, въ которыя облекается потребность. Съ точки зрнія эгоизма это совершенно послдовательно, но очевидно также, что такая точка здсь вполн недостаточна.. Этотъ примръ — разительный. Но подобнаго рода замчанія можно сдлать и на другія ученія Шопенгауэра, напр., о прав, о состраданіи и т. д.
Родъ человческій, конечно, представляетъ вс т темныя стороны, которыя съ такою силою и глубиною изображаетъ Шопенгауэръ, но жизнь людей, очевидно, содержитъ въ себ и какія-то добрыя и свтлыя начала, которыя длаютъ ее мене пустою и ужасною, и которыя мы откроемъ только тогда, если съумемъ войти въ ея интересы, слдовательно если будемъ смотрть на нее не съ однимъ лишь гнвомъ и презрніемъ, а и съ нкоторою любовью и участіемъ.
22 окт. 1880: