Много лег тому назад жила-была на свете старая королева, да притом еще колдунья, и была у ней дочка, первая красавица на всем свете. А старая колдунья только о том и думала, как бы ей погубить побольше людей, и потому, когда являлся к ней жених к дочке свататься, она задавала ему сначала загадку, а если он той загадки не разгадывал, то должен был умереть.
Многих Ослепляла красота ее дочери, и решались они свататься, но ни один не мог разгадать колдуньиной загадки, и всем им без милосердия отрубали головы.
Прослышал о дивной красавице и еще один королевич и сказал своему отцу: ‘Отпусти меня, я хочу тоже к этой красавице посвататься’. — ‘Ни за что не пущу! — отвечал отец. — Коли ты уйдешь, тебе не миновать смерти’.
И вдруг сын слег и тяжело заболел, и пролежал семь лет, и никакой врач не мог ему помочь. Когда увидел отец, что нет никакой надежды, он с сердечною грустью сказал: ‘Ступай искать своего счастья — вижу, что ничем иным тебе помочь нельзя’.
Как только это сын услышал, так тотчас поднялся с постели и выздоровел, и весело пустился в путь.
Случилось, что когда он проезжал по одной поляне, то еще издали увидел, что лежит что-то на земле, словно большая копна сена, а когда он подъехал поближе, то увидел, что это лежит на земле такой толстяк, у которого брюхо, словно большой котел.
Толстяк, завидев путника, поднялся на ноги и сказал: ‘Если вам нужен слуга, то возьмите меня к себе на службу’. Королевич отвечал ему: ‘А что я стану делать с таким нескладным слугою?’ — ‘О, это сущие пустяки, сказал толстяк, — ведь если я захочу, то могу сделаться в три тысячи раз толще’. — ‘А! Если так, то можешь мне пригодиться, — сказал королевич, пойдем со мною’.
Вот толстяк и поплелся за королевичем, и, немного еще проехав, они увидели человека, который лежал, приложив ухо к земле. ‘Что ты тут делаешь?’ — спросил королевич. ‘Я прислушиваюсь’, — отвечал тот. ‘К чему же это ты так внимательно прислушиваешься?’ — ‘Прислушиваюсь к тому, что на белом свете творится, потому от слуха моего ничто не укроется: я слышу даже, как трава растет’.
Вот королевич и спросил: ‘Скажи, пожалуйста, что слышишь ты при дворе старой королевы, у которой дочь красавица?’ — ‘Слышу, как свистит меч, который отрубает голову еще одному жениху’. Королевич сказал: ‘Ты можешь мне пригодиться, пойдем со мною’.
Проехав далее, увидели они на земле пару ступней и начало чьих-то ног, а далее не могли видеть, только проехав еще порядочный конец дороги, увидели они и тело, и голову этого долговязого человека. ‘Э-э! сказал королевич. — Что ты за верзила такой?’ — ‘О! это еще пустяки! отвечал долговязый. — Коли я порастянусь хорошенько, так могу быть еще в три тысячи раз длиннее, могу быть выше самой высокой горы на земле, и я не прочь служить вам, если вы меня захватите с собою’. — ‘Пойдем со мною, — сказал королевич, — ты можешь мне пригодиться’.
Поехали далее и видят, сидит человек при дороге и глаза себе завязал. Королевич спросил его: ‘Что это? Глаза у тебя болят, что ли, что ты на свет смотреть не можешь?’ — ‘Нет, — отвечал человек, — я потому не могу развязать глаза, что от моего взгляда все в прах рассыпается: так силен мой взгляд. Если это может вам пригодиться, то охотно готов служить вам’. — ‘Пойдем со мной, — сказал королевич, — ты можешь мне пригодиться’.
Поехали далее и встретили человека, который, лежа на самом солнцепеке, дрожал всеми членами. ‘С чего ты дрожишь? — сказал ему королевич. Или солнце не жарко греет?’ — ‘У меня природа совсем иная, — отвечал этот человек, — чем жарче греет солнце, тем более я зябну, и мороз меня до мозга костей пробирает, а чем холоднее на дворе, тем мне теплее: среди льда я не знаю, куда деваться от жара, а среди огня мне мочи нет от холода’. — ‘Ты малый мудреный! — сказал королевич. — Но если хочешь мне служить, то пойдем со мною’.
Поехали далее и увидели человека, который, стоя при дороге, вытягивал шею и озирался, во все стороны. Королевич спросил его: ‘Куда это ты так пристально смотришь?’ — ‘У меня такие ясные очи, — сказал этот человек, — что я через леса и горы, через поля и долины, от края до края света могу видеть’. Королевич сказал ему: ‘Коли хочешь, пойдем со мной, такого мне и недоставало’.
Вот и вступил королевич со своими шестью слугами в тот город, где жила старая королева. Он не сообщил ей, кто он такой, но сказал: ‘Если вы желаете отдать за меня вашу красавицу-дочь, то я исполню все, что вы мне прикажете сделать’.
Обрадовалась волшебница, что еще один красавец-юноша попадает в ее сети, и сказала: ‘Трижды задам я тебе по задаче, и если ты их разрешишь, тогда будешь господином и супругом моей дочери’. — ‘А какая будет первая задача?’ — ‘Добудь мне кольцо, которое я в Красное море обронила’.
Пошел королевич домой к своим слугам и сказал: ‘Нелегка первая задача!’ И рассказал он им, в чем дело. Вот и сказал ему тот, что с ясными очами: ‘Посмотрю, где оно лежит, — и тотчас добавил: — Вон оно лежит на камне’. Долговязый сказал: ‘Я бы его тотчас вытащил, кабы мог его увидеть’. — ‘Коли за этим дело стало…’ — сказал толстяк, прилег к воде и приник к ней губами, и волны морские полились ему в брюхо, как в пропасть, и выпил он все море, так что оно обсохло, как лужайка.
Тогда долговязый принагнулся немного и вытащил кольцо из моря, а королевич принес его к старухе. Та удивилась и сказала: ‘Да! Это то самое кольцо! Ну, первую задачу ты благополучно разрешил, теперь — вторую! Видишь, вон там на лугу перед моим замком пасутся триста жирных волов? Ты должен их съесть с кожей и шерстью, с костями и рогами. А в погребе у меня лежат триста бочек вина, ты и те должен вдобавок выпить, и если от волов останется хоть волосок, а от вина хоть капля, ты поплатишься жизнью’.
Королевич спросил: ‘А могу ли я кого-нибудь к своему обеду пригласить? Ведь одному-то и кусок в глотку не полезет’. Старуха злобно засмеялась и сказала: ‘Одного, пожалуй, пригласи для компании, но больше никого’.
Тогда пошел королевич к своим слугам и сказал толстяку: ‘Ты должен сегодня быть моим гостем за столом, хоть раз сытно наешься’. Толстяк порасправился и съел все триста волов, так что от них ни волоска не осталось, да еще и спросил: ‘Неужели ничего, кроме этого завтрака, не будет?’
А вино выпил он прямо из бочек, не нуждаясь в стакане, и высосал все до капли.
Когда этот обед был закончен, королевич пошел к старухе и сказал, что разрешил и вторую задачу.
Та удивилась и сказала: ‘Так далеко никто еще не заходил, но вроде еще одна задача у меня в запасе…’ А сама подумала: ‘Не уйти тебе от меня! Не сносить тебе головы на плечах!..’
‘Сегодня вечером, — так сказала она, — я приведу мою дочь к тебе в комнату, и ты должен ее принять в свои объятия, а как будете вы там сидеть обнявшись, то берегись, как бы не заснуть. Я приду, как будет бить полночь, и если не найду ее в твоих объятиях, то ты ее навсегда утратишь’.
Королевич подумал: ‘Задача не трудная! Я уж не сомкну глаз’. Однако же призвал своих слуг, рассказал им все и добавил: ‘Кто знает, какая хитрость под этим кроется! Предосторожность не мешает, посторожите же и позаботьтесь, чтобы красавица не могла уйти из моей комнаты’.
С наступлением ночи пришла старуха со своей дочкой и подвела ее к королевичу, и тогда долговязый сплелся вокруг них кольцом, а толстяк загородил собою дверь, так что ни одна живая душа не могла войти в ту комнату.
Так и сидели королевич с красавицей обнявшись, и красавица не обмолвилась ни единым словом, но месяц освещал ее лицо, и королевич надивиться не мог ее красоте. Он только и делал, что на нее смотрел, и полон был любви и радости, и никакая усталость не смыкала его очей.
Это продолжалось до одиннадцати часов, но тут старуха уже напустила на них на всех свои чары, так что все они заснули, и в то же мгновение красавица была вырвана из объятий королевича.
Так и проспали они до четверти двенадцатого часа, когда уже чары не могли более действовать, и все они снова проснулись. ‘О, беда и горе! воскликнул королевич. — Теперь я пропал!’
Начали было и верные слуги — его сокрушаться, но ушастый сказал: ‘Полно вам реветь! Дай-ка я послушаю! — потом прислушался с минуту и сказал: — Она сидит, заключенная в скалу, в трехстах часах пути отсюда и оплакивает свою долю. Ты один, долговязый, можешь пособить нам: коли ты припустишь, так в два перескока туда дойдешь’. — ‘Ладно, — отвечал долговязый, — но пусть и востроглазый с нами идет, чтобы нам скалу-то разбить’.
И вот долговязый подхватил востроглазого на спину, и в минуту — вот как рукой взмахнуть! — очутились они перед заколдованной скалой. Тотчас долговязый снял у востроглазого повязку с глаз, и чуть тот на скалу глянул, рассыпалась скала на тысячу кусков.
Тогда долговязый подхватил и красавицу, и своего товарища, мигом снес их к королевичу, и прежде, чем двенадцать успело ударить, они опять уже сидели по-прежнему и были веселы и довольны.
Когда ударило двенадцать часов, старая колдунья проскользнула в комнату, скроила уж и рожу насмешливую: вот, мол, он теперь у меня в руках, воображая, что ее дочка сидит в скале за триста часов пути оттуда.
Но когда увидела свою дочь в объятиях королевича, то перепугалась и сказала: ‘Ну, этот молодец посильнее меня!’ — и препятствовать она уже не могла, а должна была отдать ему красотку.
Только на ухо ей успела она шепнуть: ‘Стыдно тебе, что ты должна покориться простолюдину и не можешь выбрать себе мужа по твоему вкусу и желанию’.
Эти слова наполнили сердце гордой девушки злобою и заставили ее думать о мщении. Вот и приказала она свезти триста вязанок дров и сказала королевичу, что, хотя он и разрешил все три задачи, она все же не будет его супругою до тех пор, пока кто-нибудь не решится взойти на костер из этих дров и не выдержит его пламени.
Она полагала, что никто из его слуг не захочет за него сгореть живьем и что он сам, пожалуй, из любви к ней взойдет на костер и избавит ее от себя.
А слуги сказали: ‘Мы все кое-что уже успели поделать, один только зябкий еще ни на что не пригодился! Пусть теперь идет!’ — посадили его на костер и подожгли дрова.
Огонь запылал и горел три дня, пока все дрова не сгорели, и когда пламя улеглось, все увидели зябкого среди золы — стоит и дрожит, как осиновый лист, да еще приговаривает: ‘Такого холода я еще на своем веку не испытывал, и продлись он подольше, я бы, пожалуй, замерз’.
Тут уж никакой уловки больше подыскать было нельзя, и красавица должна была выйти замуж за неизвестного ей юношу.
Но когда уже они в кирху венчаться поехали, старуха сказала: ‘Не могу перенести этот стыд’, — и послала вслед за ними свое войско в погоню, приказав всех порешить, кто им на пути попадется, и возвратить ей дочь.
Но ушастый навострил уши и услышал те тайные речи старухи. ‘Что станем теперь делать?’ — сказал он толстяку, но тот уже знал, что делать: выпустил изо рта часть проглоченной им морской воды, и образовалось позади повозки новобрачных большое озеро, в котором войско старухи все и перетонуло.
Услышав об этом, старуха пустила в погоню за дочкой своих закованных в железо рыцарей, но ушастый заслышал еще издали звяканье их доспехов и снял повязку с глаз востроглазого, а тот как глянул на рыцарей построже, так они, словно стекла, вдребезги рассыпались.
И тут уж королевич с невестой и со слугами поехали вперед беспрепятственно, а когда они были в кирхе обвенчаны, то шестеро слуг с ним распрощались и сказали своему господину: ‘Ваши желания исполнены, мы вам более не нужны, пойдем дальше искать своего счастья’.
Невдалеке от замка королевича была деревушка, и перед нею свинопас на поле пас свое стадо, когда молодые к той деревушке приехали, королевич сказал своей жене: ‘А знаешь ли, кто я? Я свинопас, и вон тот пастух при стаде — это мой отец, мы двое тоже должны помочь ему в этом’.
И остановился он с нею в гостинице, и шепнул тамошним людям, чтобы они ночью унесли от нее ее богатые одежды.
Проснувшись утром, она не знала, что ей и надеть, и хозяйка гостиницы дала ей старое платье и пару шерстяных чулок, да и то еще словно из милости, сказав при этом: ‘Кабы не для мужа вашего, так и вовсе бы вам не дала’.
Красотка и поверила тому, что муж ее свинопас, и пасла с ним стадо, и думала про себя: ‘Я заслужила такую долю за мою гордость и высокомерие’.
И это длилось дней восемь, затем уж она и не могла более выносить испытания, потому что у нее на ногах появились раны.
Тут пришли к ней добрые люди и спросили ее: ‘Знаешь ли ты, кто твой муж-то?’ — ‘Да, — отвечала она, — он свинопас и вот только недавно отлучился, пошел завести небольшую торговлю шнурками да тесемками’.
Но ей сказали: ‘Пойдем, мы отведем тебя к твоему мужу’ — и привели ее в замок, а когда она вошла в залу, то увидела своего мужа в королевской одежде.
Но она его не узнала, пока он к ней не бросился на шею, поцеловал ее и сказал: ‘Я за тебя столько натерпелся, что надо было и тебе за меня пострадать’.
Тут только свадьбу как следует справили, и кто на той свадьбе был, тот со свадьбы и уходить не хотел.