В. Корсакова.
Шереметев, Петр Васильевич Большой, Корсакова Варвара Дмитриевна, Год: 1911
Время на прочтение: 25 минут(ы)
Шереметев, Петр Васильевич Большой — старший сын Василия Петровича и жены его Евдокии Богдановны, урожденной Полевой. Придворную службу П. В. Ш. нес в течение десяти лет, с 1644 по 1654 г. Служба эта начата им 28 января 1644 г., когда он вместе с братом своим Матвеем Васильевичем был рындой при приеме царем Михаилом Феодоровичем датского королевича Вольдемара и находился в числе чашников за обедом, данным в честь королевича. С этого времени он часто бывал рындой и присутствовал при приемах царем Мих. Феод. турецкого, польского, персидского и датского посольств. Вскоре по восшествии на престол царя Алексея Михайловича, именно 13 августа 1745 г., Ш. был рындой при отпуске царем королевича Вольдемара в Данию, 28 сентября того же года, в день венчания на царство Алексея Михайловича, участвовал с некоторыми другими стольниками в тожественном шествии царя в Успенский Собор, а на свадьбе царя Алексея Михайловича с Марией Ильиничной Милославской 16 января 1646 г. находился в числе поезжан. В 1645—53 гг. Ш. нес разного рода придворную службу: иногда бывал рындой, во время торжественных царским обедов ‘смотрел на большой стол’, сопровождал царя Ал. Мих. в его богомольных походах в Кашин, Углич и Савво-Сторожевский монастырь, о чем более подробно уже сказано нами в биографии Матвея Вас. Ш., принимал участие в царской соколиной охоте в с. Коломенском, присутствовал при приеме высокопоставленных лиц, между прочим осьмилетнего внука кахетинского царя Теймураза, царевича Николая Давидовича, прибывшего в Москву 27 декабря 1653 г. вместе с матерью царицей Еленой Леонтьевной.
В 1654 и 1655 гг. Ш. участвовал в походах царя Ал. Мих. против польского короля Яна Казимира, в первом из этих походов он начальствовал ертаулом, а во втором был головой у стольников. Вскоре по возвращении в Москву, в половине декабря 1655 г., Ш. ездил к цесарским послам с государевым милостивым словом, а на другой день после представления их царю в Грановитой палате, возил им еству и питье. Несколько месяцев спустя, 4 мая 1656 г., когда цесарские послы были на отпуске у царя в Грановитой палате, Ш. был приставлен потчевать их сначала за царским столом, а затем у них на дому, но он тотчас явился с их двора и объявил, что ‘совсем не потчевал послов для того, что они пьяны’.
В половине мая 1656 г. царь Ал. Мих. выступил в поход против шведов, Ш. шел с ертаулом и оставался в Смоленске с 31 мая до 20 июня, все время, пока там жил царь Ал. Мих. При осаде Риги Ш. начальствовал ертаулом, а когда царь Ал. Мих. отступил 5 октября 1656 г. от Риги к Куконосу, кн. Яков Куденет. Черкасский и Ш. были оставлены там с большим полком и с ертаулом, для того, чтобы удержать неприятеля от преследования. На другой же день кн. Черкасский и Ш. послали к царю с сеунчом, что они поймали много конных и пеших людей, выходивших из Риги, в награду за это известие царь отправил к ним стольника кн. Петра Дм. Скуратова ‘с милостивым словом и о здоровье спрашивать’. Два месяца спустя Ш. прибыл в Вязьму и 6 декабря был пожалован в бояре. Сказывал боярство думный разрядный дьяк Семен Заборовский, а у сказки стоял кн. Семен Петр. Львов.
После этого является почти полуторагодовой перерыв в сведениях о службе Ш.. 30 апреля 1658 г. царь Ал. Мих. поручил кн. Никите Ив. Одоевскому и Ш. быть ‘в ответе’ с шведскими послами Биелке, Эссоном и Крузенштерном, проживавшими в Москве с 1656 г. Переговоров собственно никаких не произошло, так как послы просили отпустить их из Москвы, чтобы договариваться обо всех статьях на рубеже, в Москве же было заключено лишь перемирие. Кн. Одоевский и Ш. получили в это время другое назначение — они были отправлены в Вильну на съезд с польскими комиссарами о ‘мирном поставленье и о вечном докончанье’, кроме них членами посольства состояли: кн. Феод. Феод. Волконский и думный дьяк Алмаз Иванов. На этом съезде московские послы должны были хлопотать об избрании царя Алексея Мих. в короли польские и литовские. Для съезда всем послам были выданы деньги, т. наз. ‘подмога’, Ш. получил 1500 p., меньше других, может быть потому, что он менее других нуждался, что касается разных запасов, то таковые были отпущены сообразно со старшинством. Ш. получил 48 ведер меду вишневого, малинового, вешнего, боярского, обарного с варом, по 16 белорыбиц и лососей, довольно много осетрины и белуги и 7 четвертей крупчатой муки. Перед отъездом из Москвы кн. Одоевский, Ш. и прочие члены посольства были у государя ‘у руки’ в Успенском соборе. Кн. Одоевский возбудил вопрос, как ему писать в отписках ‘с товарищами или по имяном’, т. е. прописывать ли полные имена товарищей, или же писать так: ‘кн. Одоевский с товарищи’. Государь велел переговорить с боярами, и было решено писаться кн. Одоевскому ‘с товарищи’. В конце мая 1658 г. посольство выехало из Москвы, и дорогой Ш. и кн. Волконский стали ‘оскорбляться’ и смотреть как на опалу, что в царских грамотах не прописываются их имена. Кн. Одоевский послал по этому поводу царю отписку и письмо. Ответ царя Алексея Михайловича очень интересен, но о нем уместнее рассказать в биографии кн. Одоевского, здесь же достаточно упомянуть, что царь нашел, что Ш. и кн. Волконский ‘оскорбляются не делом’, так как царский указ состоялся по боярскому приговору. Грамота была, по повелению царя прочитана дьяком вслух Ш. и кн. Волконскому. Наше посольство, семь недель прождав в Вильне прибытия польских комиссаров, 16 августа уехало оттуда, но, по приказанию царя, возвратилось из Минска и дождалось комиссаров. В течение целого месяца московские послы и польские комиссары съезжались только для споров по поводу мирных переговоров Московского государства со Швецией и условий избрания Алексея Мих. на польский престол. Посольский съезд кончился 19 октября, и ответственность за неудачный исход его падает конечно на главного посла кн. Одоевского.
Через два года с небольшим, 25 января 1660 г., в Москве опять было учреждено посольство для заключения мира с Польшей, и в состав его вошли те же лица, что и в 1658 г., следовательно и Ш.
В течение всего 1661 года Ш. оставался в Москве. Как старший в роду Шереметевых, он ежедневно бывал в думе и во дворце и нередко обедал за царским столом, занимая за ним первое или второе место. 11 марта 1662 г. Ш. был назначен воеводой в Севск, на случай прихода крымского хана, но на отпуске у государя был лишь 4 июля после получения Алексеем Михаиловичем из Малороссии от наказного гетмана Самки и левобережных полковников отписки с повторительной просьбой о присылке ратных людей для обороны от неприятеля. Два дня спустя Ш. выступил в Севск, с почетным титулом наместника Смоленского, из чего видно, что ему были даны особые полномочия для ведения дипломатических переговоров. Ко времени отъезда его из Москвы не успели приготовить ни наказа, ни списка назначенных с ним на службу дворян и детей боярских, деньги на жалованье ратным людям, в количестве 30000 p., тоже высланы были после, прямо в Севск. Ш. следовал очень медленно, между прочим потому, что приходилось разузнавать насчет конского падежа, открывшегося в Севском уезде. В это время крымцы производили опустошение на левом берегу Днепра и Ш., по приходе в Севск, сообщил царю тревожные вести о намерении крымцев, поляков и Хмельницкого с правобережными казаками выступить 6 января 1663 г. против государевых Черкас и украинных городов. Почему-то Ш. был отозван в Москву несколько дней спустя и лишь в конце этого года снова послан в Севск, по просьбе малороссийского гетмана Брюховецкого. В промежуток между этими двумя пребываниями в Севске Ш. получил назначение, которое не было, однако, приведено в исполнение: 30 июня 1663 г. царь Алексей Мих. указал быть кн. Якову Куденетовичу Черкасскому в Смоленске, для охраны западных границ Московского государства от нападения польского короля Яна Казимира. Одним из сходных воевод к кн. Черкасскому назначен Ш., и ему велено с прибылым полком стать в Калуге. Прошло три месяца, а кн. Черкасский и Ш. продолжали оставаться в Москве, в это время получено известие, что литовское войско направилось к нашим границам, а потому было решено, что кн. Черкасский и Ш. пойдут по первому зимнему пути на встречу польского гетмана Паца. Были сделаны все приготовления для этой службы, но гетман Пац получил приказание идти к Украйне, и Ш. вместо Калуги, а затем Рославля, был отправлен, как сказано выше, в Севск. В течение декабря 1663 г. Ш. неоднократно доносил царю об опустошениях, произведенных поляками в Севске и в Севском уезде, а в конце этого месяца выступил в Путивль на встречу королевского войска, которое поднялось с зимних квартир в Остре.
Во второй половине января 1664 г. польский король Ян-Казимир подошел к Путивлю и пробовал взять город приступом, но безуспешно. После отбития поляков от Путивля, Ш. расположился в Королевце, затем в 95 верстах от Глухова, соединился с кн. Гр. Гр. Ромодановским и гетманом Брюховецким, для совместных действий против польско-литовского войска. Когда после многих неудач король Ян-Казимир ушел в Вильну, а гетман возвратился в Польшу, — Ш. велено было идти опять в Севск, с тем, чтобы оттуда выступить с государевыми ратными людьми в ту местность, в которой назначено будет съезжаться нашим послам с польскими комиссарами для мирного договора. Потом это распоряжение было отменено, и Ш. остался в Севске, куда возвратился в начале апреля 1664 г. — В это время казаки правобережной Украйны, восставшие против гетмана Тетери за измену его царю Алексею Мих., с нетерпением ждали помощи. Узнав, что Ш., вследствие слухов о моровом поветрии, временно запрещено идти в Малороссию, люди, преданные царю, пришли в отчаяние. В начале июня 1664 г. Ш. получил из Разряда новое знамя для Севского полка, а затем ему приказано было вступить в Переяславль. Возникла длинная переписка между Ш. и Разрядом относительно сбора подвод и присылки денежного жалованья ратным людям, но все это было напрасно, так как в конце концов поход в Переяславль был отменен, вследствие распространившегося морового поветрия в Малороссии. Ш. прибыл в Севск до 25 ноября 1664 г. Сначала ему пришлось принимать меры против распространения заразы, а когда, по наступлении холодов, поздней осенью 1664 г., моровое поветрие прекратилось, — Ш. получил из Разряда приказание выслать в Киев войско зимним путем. Это распоряжение поставило Ш. в очень затруднительное положение, так как он распустил из Севска до весны по домам дворян и детей боярских своего полка, что было известно и в Разряде. Сбор ратных людей всегда происходил медленно, и на этот раз затянулся на несколько месяцев: 30 июля 1665 г. была получена в Москве описка самого Ш., что ратные люди из городов к нему в Севск ‘не бывали еще ни один человек’.
Кроме всех хлопот и неприятностей, сопряженных с должностью пограничного воеводы, Ш. не могло не смущать приказание идти с войском в Киев в то время, когда туда уже был назначен на воеводство кн. Никита Яковл. Львов. Правда, что, судя по наказу, данному 28 июня 1665 г. вновь назначенному Нежинскому воеводе Ив. Ив. Ржевскому, Ш. должен был занять в Киеве положение совершенно независимое от кн. Львова. Ржевский обязывался представить приемные списки г. Нежина только в Приказ Малой России и в Киев Ш., ему же он должен был сообщать о ‘вестях’, о промысле над неприятельскими людьми и о городовом береженье. Ш. пользовался уважением и доверием малороссиян, и они обращались к нему, а не к кн. Львову, со всякими своими делами. В октябре 1665 г. епископ Мефодий писал бывшему в Москве гетману Брюховецкому и доверенному его лицу, войсковому казначей Ракушке, что Киевский воевода кн. Львов ‘человек ни к чему не пригодный’, так как он стар, болен и неспособен к ратному делу. Он умолял гетмана не мешкать в Москве и поторопить Ш. идти в Киев, в противном случае ‘зло с Киевом учинится’. 25 ноября были получены царские грамоты в Киеве кн. Львовым и в Севске Ш., чтобы они поменялись местами. Получив царскую грамоту, Ш. распорядился о выступлении 29 ноября в Киев. Так как он не намеревался заехать в Нежин, то Нежинские мещане, обрадованные назначением Ш., выслали к нему на встречу двух выборных, которые и ударили ему челом разными припасами: они просили его принят хлебов и калачей на 3 p., бочку рыбы в полтретья рублей, масла ‘ольвлянова’ на 2 рубля без двух гривен, двойного вина на 10 p., двух коров, четырех баранов и 35 четвертей овса. В том же году нежинцы прислали Ш. в дар, уже в Киев: двух быков волошских, ценой в 16 p., десять баранов, двойного вина на 10 p., 35 четвертей солоду ячного на пиво и 12 арш. атласу на 17 р. без двух гривен. Подобные приношения были делом обычным в XVII веке и не могут быть поставлены в укор Ш..
Почти одновременно с прибытием в Киев Ш. возвратился в Малороссию гетман Брюховецкий, пожалованный царем Ал. Мих. в бояре. Как известно, Брюховецкий лично просил царя, чтобы он принял все малоросские города под свою высокую руку и прислал в них своих воевод и ратных людей, а денежные и всякие другие доходы с них собирал бы в свою государеву казну. Кроме того, он просил, чтобы в Киев был прислан митрополит из Москвы, на это ему было сказано, что, по важности дела, царь повелел предварительно снестись с Цареградским патриархом. Киевский полковник Дворецкий, ездивший в Москву с Брюховецким, поспешил, по возвращении в Киев, сообщить епископу Мефодию и настоятелям Киевских монастырей относительно гетманской статьи ‘о митрополите в Киеве’. 22 февраля 1666 г. к Ш. собрались: блюститель Киевской митрополий епископ Мефодий и все высшее Киевское духовенство с просьбой, чтобы им дозволено было послать в Москву челобитчиков, по их выбору, чтобы великий государь ‘пожаловал, не велел у них вольностей и прав отнимать’. Ш. согласился отпустить челобитчиков в Москву, но отказался принять челобитную, потому что ‘то дело их духовное’.
Гетман Брюховецкий и епископ Мефодий находились между собой в недружелюбных отношениях, и Ш. мог бы попасть в неприятное положение, если бы менее осторожно принимал слова Мефодия. Брюховецкий, ненавидимый даже простыми казаками, надеялся на покровительство Москвы и, в ожидании приезда царских воевод, торопился получить с мещан и посольства как можно больше разных ‘стаций’ (сборов) преимущественно по тем статьям, которые должны были отойти в ведение воевод. Поборы доходили до открытого грабежа, и Ш. поспешил прекратить это, заставив гетмана разослать по городам левобережной Малороссии листы, чтобы нигде не собирали для гетмана, ‘а давали бы стацею в казну великого государя’. Брюховецкий объяснил себе это постановление Ш. наговорами и написал в Москву, что Ш. ‘прельщают лукавыми словами и с ним, гетманом ссорят’.
Для характеристики Ш. позволяем себе рассказать, как он отнесся к делу об облегчении киевских жителей от постойной повинности. Еще до прибытия Ш. в Киев, внизу, в посаде, были поставлен рейтарские полки на мещанских дворах, потому что в Вepxнем городе негде было их разместить. Киевские мещане неоднократно писали государю и просили ‘рейтар от них свесть’. Вскоре по приезде в Киев Ш., епископ Мефодий передал ему желание мещан, и Ш. заявил епископу, что если мещане дадут от себя 30 изб, то рейтары будут переведены в Верхний город. Как передал епископ мещанам свой разговор с Ш. — неизвестно, но 4-го мая он снова приехал к Ш. и сказал, что мещане просят его взять себе ‘в почет’ 100 p., а рейтар велеть вывести от них и купить им избы из государевой казны. Ш. ответил, что если мещане дают 100 p., то он велит купить на эти деньги избы рейтарам. На другой день, 5-го мая, епископ сообщил Ш. в соборной церкви, что мещане просят, чтобы он взял те 100 р. лично себе в почесть, а на избы рейтар взял бы другую сотню рублей и что им ‘то не будет в оскорбление’. Ш. не взял себе ничего, а на 200 p., данные мещанами, велел построить в Верхнем городе избы рейтарам и тем избавил жителей Подола от тягостного постоя в их домах. Костомаров отмечает этот случай и указывает на него, как на весьма редкое явление, так как Московские воеводы того времени не отказывались от посулов. — К заслугам Ш., как Киевского воеводы, следует отнести и его настояние, чтобы не была упразднена существовавшая с 1615 г. при Братском Богоявленском монастыре старая Киевская школа.
В конце мая 1666 г. Ш. вынужден был обратиться к войску Запорожскому с воззванием, что до его слуха дошло, будто бы казаки, забыв Бога и православную веру и крестное целование великому государю, хотят отложиться от православной христианской церкви и соединиться с басурманами — крымским ханом и татарами.
При первом же известии о казацком бунте в Переяславле, Ш. отправил туда со своим товарищем, кн. Конст. Осип. Щербатовым, 2000 ратных людей. В Киеве осталось 3023 конных и пеших человека, которые несли почти бессменно тяжкую караульную службу, а между тем получали хлебных запасов с ‘великой убавкой’, так как во время приезда Ш. в Киев там было на лицо очень немного хлебных запасов и если бы выдавать их по положению, то их не достало бы и на три месяца. Стрельцы, солдаты и пушкари ‘беспрестанно били челом великому государю с великим плачем, что они от голоду помирают и бегут, а иные перепухли’. Денежное жалованье не выдавалось, потому что не было присылки его из Москвы.
8-го марта 1667 г. приехал в Киев стольник Телепнев и привез известие о заключении Андрусовского мирного договора с Польшей: по этому договору прибрежная Малороссия отошла к Польше и только Киев был отдан Московскому государю на известное количество времени. Приняв от Телепнева отписки с договорной статьей, Ш. на другой же день собрал все высшее духовенство Киевских монастырей, и в Софийском соборе был отслужен молебен за государево здравие. Еще до заключения Андрусовского договора Малороссию охватила смута, главным заводчиком которой был Дорошенко, выбранный старшинами и казаками правобережной Украйны в гетманы на место гетмана Тетери, бежавшего в Польшу. И Дорошенко, и Брюховецкий стремились овладеть Малороссией каждый для себя, а потому враждовали между собой, но в то же время заискивались перед Москвой, думая, что там им верят. В августе 1667 г. прибыли в Киев посланные от Дорошенки и, будучи у Ш., говорили ему о желании Дорошенки ‘поступить под высокую руку великого государя’ и о том, что он призвал татар только против поляков. Однако, три дня спустя после этого разговора татары подошли к Киеву и были побиты рейтарами и стрельцами, высланными против них Ш.. Как раз в это время царь Алексей Мих. отпустил из Москвы находившегося там в плену Григория Дорошенко, родного брата гетмана. Ш. послал в Чигирин к Дорошенку дворянина Дубенского, с поручением сказать ему, чтобы он, видя такую милость царя ‘от погибельной душам Агарянской прелести, от татар, отстал и обратился к христианству и служил обоим великим государям’. Дорошенко принял Дубенского с почетом и угостил его обедом, после которого началась по городу пальба из пушек. В заключение сам Дорошенко, брат его Григорий, митрополит Иосиф Тукальский и бывший гетман Юрий Хмельницкий (тогда инок Гедеон) ‘тайно’ сказали Дубенскому следующее: ‘конечно, мы с боярином и воеводой киевским и наместником Смоленским Петром Васильевичем Шереметевым в совете и в любви жить желаем. И за такую его любовь, что посланным нашим честь велию воздает, поит и кормит и подарками великими меня, гетмана, и посланных моих дарит, — о всяких тайных вестях ведомо чинить будем неотменно, за такую его любовь и ласку в наших краех’. — В декабре 1667 г. прибыл в Малороссию из Москвы стряпчий Тяпкин с известием, что царь Алексей Мих. собирается на богомолье в Киев. Ш. немедленно сообщил об этом Дорошенко и оповестил по всем государевым малороссийским городам, вследствие чего во всех соборных церквах был пет молебен за государево многолетнее здравие, Дорошенко, в ответном письме Ш., выразил радость по поводу намерения царя посетить Киев. Но Алексей Мих. раздумал и не поехал в Малороссию. Между тем скудная выдача припасов и денежного жалованья ратным людям довела их до того, что 19 января 1668 г. они пришли к Ш. и уже ‘с великим шумом’ стали требовать выдачи денег, так как они наги и босы. Хлебные запасы высылались в Киев так редко и с такими затруднениями, что прибытие их составляло целое событие. Однажды, получив известие, что хлебные запасы находятся в дороге, Ш. послал на встречу ратных людей в судах. Когда хлебные запасы пришли под Киев и стали в лодках ‘во весь Днепр строем в два ряда’, Ш. приказал произвести большую стрельбу из пушек и из мелкого ружья, ‘и в Киеве учинилася государевым ратным людям радость великая’, говорит очевидец.
Немало забот доставляла Ш. церковная смута в Малороссии и главный виновник ее, блюститель Киевской митрополии, епископ Мефодий. Он вернулся осенью 1667 г. из Москвы, куда был вызван, вместе с епископом Черниговским Лазарем Барановичем, для участия в суде над патриархом Никоном. Мефодий (в миру протоиерей Максим Филимонович) был, как известно назначен блюстителем Киевской митрополии по желанию царя Алексея Мих., вследствие преданности его Московскому правительству. Брюховецкий был избран в гетманы при содействии Мефодия, но с течением времени отношения их стали враждебными, и они посылали в Москву доносы друг на друга. Мефодий был принят в Москве далеко не так, как раньше, и в довершение всего, ему было сказано, чтобы он непременно помирился с Брюховецким. В свою очередь и Брюховецкий получил из Москвы приказание помириться с Мефодием. По возвращении в Украйну, Мефодий поехал в свой родной Нежин, где узнал впервые о переговорах Дорошенки с Ш. относительно обращения последнего под высокую руку великого государя. Дорошенко поддерживал епископа Иосифа Тукальского, избранного духовенством правобережной Украйны в митрополиты Киевские, на что имелась грамота вселенских патриархов, а потому Мефодий сознавал, что если Дорошенко возьмет верх, то и Брюховецкому, и ему, ставленнику Московскому, а не народному избраннику, несдобровать. На этом основании Мефодий не только помирился с Брюховецким, но просватал свою дочь за его племянника и решил сообща с Брюховецким отомстить Москве.
В начале января 1668 г. до Ш. стали доходить от подведомственных ему воевод тревожные вести относительно неблагожелательного настроения населения. Понимая, что главный заводчик смуты — епископ Мефодий, Ш. послал к нему для увещания голову московских стрельцов Ивана Лопатина. Увещания ни к чему не повели, как видно из письма Мефодия к Брюховецкому, написанного, вероятно, под впечатлением известия о договоре, заключенном в Москве Ординым-Нащокиным 14-го декабря 1667 г. относительно соединения московских и польских войск, по 25000 человек с каждой стороны, для совместных действий против турок и крымцев. Между тем Брюховецкий и епископ Мефодий вошли в переговоры о союзе с Дорошенкой и Иосифом Тукальским и послали своих представителей на Чигиринскую раду. В Чигирине было постановлено жителям обеих сторон Днепра быть в соединении и давать дань турецкому султану и крымскому хану, а те должны были за это оборонять их и ходить войной на украйные московские города. Кроме того было решено побить всех находившихся в малороссийских городах царских воевод и ратных людей. Начало положил Брюховецкий в Гадиче, где был воеводой Огарев: у Брюховецкого было 8000 человек, у Огарева 200 человек, Брюховецкий поступил предательски, он поклялся, что если ратные люди уйдут смирно из города, то казаки не тронут их, между тем были выпущены из города только полковник Гульц и другие начальники, а ратные люди заперты, и больше половины их перебито казаками. — Ш. неоднократно писал даже самому государю, что ‘бунты все всчались от епископа Мефодия, что он вмещал в мир злые слова и что на то смотря, от казаков и всяких чинов жилецких людей всякое зло и бунты учинялись’. Не лучшего мнения о Мефодии были и благоразумные малороссияне. Вслед за изменой Брюховецкого Ш. получил от Киевского магистрата заявление, что было спокойно во время пребывания епископа Мефодия в Москве, а по возвращении его оттуда ‘от казаков за Днепром началось кровопролитие великое и измена’. Стараниями Брюховецкого Киев был разобщен от других малороссийских городов, вследствие чего Ш. долгое время после резни в Гадяче не знал, где находится гетман, и в Киеве не получалось хлебных запасов. Решив искоренение Брюховецкого и епископа Мефодия, Дорошенко перешел с войском на левую сторону Днепра. Брюховецкий был убит, а епископ Мефодий отправлен под крепким караулом в Умань и заключен в тамошнем монастыре. Ему удалось, однако, бежать из монастыря и 4-го сентября 1668 г. он прибыл в Киев, где думал сыграть в глазах Ш. роль несчастной жертвы смуты. Ш. не поверил чистосердечию Мефодия и велел допросить его, что ему известно об измене Брюховецкого и его сообщников, на вопрос же почему, по возвращении из Москвы, он не был в Киеве и не видался с Ш., Мефодий отвечал, что спешил исполнить волю государя, приказавшего ему помириться с Брюховецким. Как раз в это время Ш. получил от Дорошенки в копии упомянутое нами выше письмо епископа Мефодия к Брюховецкому, в котором епископ возбуждал гетмана к бунту и в оскорбительных выражениях отзывался о Ш.. После такого неопровержимого доказательства косвенного участия Мефодия в бунте, он был посажен, по распоряжению Ш., под крепкий караул. Тогда, желая обелить себя, Мефодий подал извет на настоятелей Киевских монастырей, что будто бы они находились во враждебных правительству сношениях с Дорошенкой и епископом Тукальским. Ответы настоятелей, в том числе и игумена Выдубицкого Михайловского монастыря, Феодосия, мощи которого открыты в 1892 г. в Чернигове, ясно доказывают лживость Мефодия. Из письма св. Феодосия видно, что он находился с Ш. в хороших отношениях, так как называл его своим ‘благодетелем премилостивым’. Все ‘сказки’ настоятеля Киевских монастырей Ш. отправил в Москву, и царь Алексей Мих. прислал успокоительную грамоту. Опасаясь, чтобы Мефодий не завел бунта и в Киеве, Ш. отправил его со стрелецким головой Иваном Мещериновым в Москву, его поместили в Новоспасском монастыре, где он и кончил свою жизнь в ‘безысходном заключении’.
После убийства Брюховецкого Дорошенко провозгласил себя гетманом обеих сторон Днепра и двинулся со всеми казацкими и татарскими силами к Котельве, против осаждавшего ее кн. Гр. Гр. Ромодановского. Отогнав кн. Ромодановского, Дорошенко не решился преследовать его и отправился с татарами к Гадячу, где разграбил маетность Брюховецкого. Затем он пошел в Путивль и внезапно, по семейным делам, ускакал в Чигирин, оставив на восточной стороне наказным гетманом Демьяна Многогрешного, с приказанием ‘доставать’ царских воевод в Переяславле, Нежине и Чернигове. После отъезда Дорошенки, крымские татары провозгласили казацким гетманом писаря запорожского Петра Суховея, а затем ушли в Крым. Население восточной Украйны опять тянулось к Москве и желало, чтобы ‘впредь в войске гетман был царского величества данной, а не казацкий обранной’. С точки зрения Московского правительства самым подходящим лицом для гетманство в левобережной Украйне был Демьян Многогрешный. Между тем Дорошенко неоднократно собирал полковников и советовался с ними, чтобы ‘добить челом’ государю, но полковники постановили быть в подданстве у турецкого султана, так как ни московский царь, ни польский король не станут им верить, и тому ли, другому ли из них они поддадутся, все равно старшины будут казнены. Вследствие письменной просьбы Дорошенки Ш. послал к нему для переговоров ‘особу добрую’, подполковника рейтарского строя Подымова, с подробным наставлением, как и о чем говорить. Дорошенко и в разговоре с Подымовым, и затем — в наказе своем войсковому писарю Ольшевскому, отпущенному к Ш. вместе с Подымовым, ставил главным условием своего подданства Москве удаление из малороссийских городов царских воевод и ратных людей, причем делал исключение только для Киева. Друг же Дорошенки митрополит Иосиф Тукальский в письме своем к архимандриту Иннокентию Гизелю шел еще дальше: он намекал, что выгоднее отдать Киев Дорошенке, нежели чтобы Петр Вас. Ш. попал в плен к крымцам, как попал его двоюродный брат Вас. Борис. Шереметев. Вот какого рода ответ последовал от Ш.: ‘Митрополит воспоминает мне вязенье брата моего, боярина Василья Борисовича, и мне то не страх и не печаль, но радость и веселие, что за Христа и за великого государя умирать. А что он, митрополит пишет об отдаче Дорошенку Киева, и та речь не случная, чтоб Киев отдать и из него выступить. А будем за Киев стоять и умирать, покамест наши души есть в теле’.
Царь Алексей Мих. разрешил собрать в Глухове раду для избрания гетмана, и 6-го марта 1669 г. на этой раде был торжественно признан гетманом левобережной Украйны уже давно намеченный Московским правительством Демьян Многогрешный.
Тогда и Дорошенко, в свою очередь, собрал раду в Корсуни, где, в присутствии турецких послов, договорились, чтобы Украйна была в подчинении у Турецкого султана, как Волошская земля, и постановили, чтобы Дорошенко был гетманом обеих сторон Днепра. Ш. приходилось в это время быть особенно настороже: с одной стороны, до него доходили слухи что Турецкий султан обещал Дорошенке прислать 20000 конных турок и такое же количество янычар и вольнонаемной пехоты для осады Киева, с другой стороны, поляки, уверенные, что, в силу Андрусовского договора, Киев будет отдан им 15 апреля 1669 г., — еще в феврале назначили туда своего воеводу и письменно спрашивали Ш.. когда именно он думает выступить из города. Действительно, Ш. скоро пришлось оставить Киев, но совсем по другой причине: он был отозван в Москву, а на смену ему назначен кн. Григ. Афон. Козловский. 25-го апреля 1669 г. кн. Козловский прибыл в Киев, и Ш. не замедлил сдать ему по ‘списку’ город Киев, городовые ключи, полковые знамена, наряд и всякое оружие, зелейную, свинцовую и денежную казну, фитиль, соль и 1740 четвертей хлебных запасов, а затем, во всем расписавшись со своим преемником, 1-го мая выступил из Киева, в сопровождении четырех ‘приказов’ московских стрельцов и нескольких рейтар, всего было 1400 человек. Лишь 20-го июня 1669 г. прибыл Ш. в Москву. При более благоприятных условиях на этот переезд конечно не потребовалось бы столько времени, но Ш., опасаясь нападения польского полковника Пива и ‘черкас’, как видно из отписки его царю Алексею Мих., шел ‘с великим опасением и осторожностью’: остроясь с обозом, ставились на стане у крепостей, и обоз строили накрепко и сторожи были и проезды по ночам беспрестанные’. Ратные люди, не получая денежного жалованья, часто высказывали по этому поводу недовольство, нуждались в одежде и обуви, а хлеб, полученный в Киеве, приели дорогой. Дошло до того, что Ш. сделал на пути денежный заем, ‘дав на себя кабалы’, и раздал по гривне на человека. ‘А не дать — доносил Ш., — было никакими мерами нельзя: многие б от нужд распропали и померли’. По приезде в Москву Ш. был награжден царем за Киевскую службу: ему было дано денежной придачи 190 p., следовательно он стал получать теперь 690 р. денежного оклада, кроме того царь одарил соболями, как самого Ш., так и его сыновей, в том числе и десятилетнего Василия Петровича.
Летом 1669 г., после отъезда царя Алексея Мих. в село Преображенское, Ш. обратился к нему с челобитной об отпуске для устройства своих домашних дел. Долго ли он пользовался отпуском — неизвестно, а осенью этого года он женил своего старшего сына Бориса Петровича на Евдокии Алексеевне Чириковой.
В мае 1670 г. Ш. был послан в Казань, чтобы удержать появившихся в Казанском уезде башкир и калмыков от соединения с полчищами Разина, а год спустя, весной 1671 г. отправлен в Симбирск против сподвижников казненного Стеньки Разина, атаманов Васьки Уса и Федьки Шелудяка. В распоряжении Ш. были стрельцы нескольких московских приказов, а также стрельцы Симбирска и Симбирской черты, городовые дворяне, дети боярские, рейтары, драгуны, казаки, солдаты и татары, сколько именно было ратных людей — с точностью сказать нельзя, но во всяком случае, несравненно меньше, нежели у Федьки Шелудяка, подошедшего 29-го мая к стенам Симбирска. На помощь к нему в тот же день пришла из Самары тысячная шайка, под предводительством атамана Ивана Константинова, и подплыло 370 стругов с воровскими казаками из Астрахани, Красного Яра, Черного Яра и Царицына. При таком численном превосходстве неприятеля и думать было нельзя о наступательном движении, а потому Ш., заранее сделавший приготовления к обороне, ожидал приступа, который и последовал в ночь на 9-е июня. Сражение продолжалось до рассвета, Шелудяк был разбит и бежал, а уцелевшие казаки рассыпались во все стороны. Донося царю Алексею Мих. о победе, Ш. приложил письма воровских казаков и копии со своих ответов на эти письма. Одновременно с ‘милостивым’ словом, за службу Ш. получил через присланного в Симбирск стольника кн. Феод. Львов. Волконского царский выговор за переписку с ворами, так как в письмах Ш. было многое ‘чего было к ним, ворам, и писать не довелось’. Что касается построения в Симбирске церкви Знамения Пресвятой Богородицы, согласно обету, данному Ш. и ратными людьми в самую тяжелую минуту Симбирского осадного сиденья, то кн. Волконскому было поручено сказать Ш., чтобы он ‘тое церкви до указу великого государя строить не велел’, но что указ будет вскоре прислан. Ш. оставался в Симбирске еще несколько времени, так как царь велел ему наблюсти, чтобы в Симбирске и по всей ‘черте’ хлеб ‘изменичей’ был переписан, чтобы нежатая рожь и яровина были сжаты и обмолочены, а затем все свезено в царские житницы. Кроме того Ш. должен был представить роспись служилых людей, зелейной, денежной и хлебной казны и всякого полкового строенья. 9 июля 1572 г. Ш. присутствовал в Грановитой Палате на торжественном обеде, данном по случаю крестин царевича Петра Алексеевича, а в конце месяца получил в награду за свою ‘многую’ службу вотчины в Нижегородском, Кашинском и Вологодском уездах, всего 502 чети в поле, а в дву потому ж, с крестьянами и со всеми угодьями.
Полгода спустя Ш. был послан на воеводство в Новгород, а на свободную митрополичью кафедру туда назначен в то же время Чудовский архимандрит Иаким Савелов, пользовавшийся особым расположением царя Алексея Михайловича. Ш. пробыл в Новгороде ровно два года: с 24-го января 1673 г. по 21-е января 1675 г. За все время его новгородского воеводства известны только подробности приемов бранденбургского и шведского посольств, проезжавших через Новгород в Москву в конце 1673 г. Надо отдать справедливость Ш., что он чрезвычайно умело и осторожно устранял разные недоразумения, возникавшие то у иностранных послов с царскими приставами, то вследствие какого-либо нововведения, не предусмотренного наказом, как, напр., приезд в Новгород шведских послов в королевской карете. Эпизод этот настолько характерен, что считаем нелишним привести его по рассказу секретаря шведского посольства Пальмквиста. Узнав, что шведские послы едут в королевской карете, чего раньше никогда не бывало, Ш. отправил к ним навстречу нарочного гонца с предупреждением, что ворота, через которые посольству предстоит въехать в Новгород, слишком низки для королевской кареты, а потому лучше будет, если они въедут в город в приготовленной для них царской карете. Шведские послы никак не соглашались на такую замену, говоря, что они причинили бы большой ущерб чести шведского короля. Когда измерили ширину и высоту ворот, оказалось, что карета могла проехать, но с затруднением. Тогда послы приказали своему шталмейстеру опустить королевскую карету как можно ниже. Ш. не решился настаивать дольше и уступил, а потом заявил послам, что будто бы он велел разобрать часть стены у ворот, чтобы королевская карета могла свободно проехать. Совершив въезд в Новгород в королевской карете, послы пересели потом в приготовленную царскую карету и были торжественную провезены через Кремль. По пути следования их стояли: весь трехтысячный новгородский гарнизон, тысяча конных ратников, до пятидесяти дворян из лучших местных фамилий, а в Кремле 40 орудий и при них пушкари с зажженными фитилями. — Что касается посла бранденбургского курфюрста — Иоахима Скультета, то он остался так доволен внимательным и предусмотрительным отношением Ш., что отправил ему в подарок со своим гофмейстером серебряный кубок, стоимостью в 23 рейхсталера. 26-го декабря 1674 г. Ш. получил царский указ о немедленном приезде в Москву, не ожидая прибытия стольника кн. Мих. Алегук. Черкасского, назначенного ему на смену. Вышла, однако, какая-то задержка, и Ш. выехал из Новгорода только 21 января 1675 г., после сдачи городового имущества кн. Черкасскому. Вскоре по возвращении Ш. в Москву, явились туда новгородские дворяне и жаловались царю ‘в налогах многих Петра Васильевича и в посулах, как он был у них, в Новгороде, по указу великого государя’. Надо полагать, что жалоба новгородцев оказалась несправедливой, потому что челобитчики были отосланы на место своего служения, в полки двух князей Хованских, а Ш. продолжал пользоваться прежним почетом : ездить с царем Алексеем Михайловичем в с. Воробьево, провожал, по наряду, образа из Успенского Собора в Троицкое подворье и ‘ведал’ Москву во время отсутствия царя.
9-го мая 1675 г. выяснилось для чего так спешно был вызван Ш. из Новгорода: ему был объявлен царский указ идти полковым воеводой в Путивль против турецкого султана и крымского хана. Узнав о назначении Ш. на службу в Малороссию, гетман Самойлович писал царю Алексею Мих., что он со всем войском запорожским ‘вельми радостен и благодарен’ за таковую царскую милость. Вскоре оказалось, что турки и крымские татары, намеревались пробраться в Польшу и не угрожали нападением на Киев и другие государевы украинные города: вследствие этого 5-го июня было объявлено Ш. и назначенным к ним в походе стольникам, дворянам и жильцам, что службы не будет, а потому они могут ехать по домам и деревням. Ш. был отпущен в деревню с 29-го июня по 15-го августа, но ему не удалось воспользоваться полным отпуском: 18-го июля он получил царский указ прибыть в Москву и ‘ведать’ се, по случаю переезда царя в с. Коломенское. Заведование Москвой передано было ближнему боярину кн. Ив. Алексеев. Воротынскому 27-го августа, а Ш. вызван к этому дню из Москвы в с. Воробьево, для празднования именин царицы Натальи Кирилловны, почему-то перенесенных с 26-го августа на следующее число.
29-го января 1676 г. скончался царь Алексей Мих., и на Московский престол вступил четырнадцатилетний болезненный сын его Феодор Алексеевич. Одним из бояр, приводивших в Успенском соборе к присяге юному царю, был Ш.. — Хотя Шереметевы не принадлежали ни к одной из придворных партий, но были, по-видимому, ближе к Нарышкиным нежели к Милославским, а потому неудивительно, что родственники по матери царя Феодора Алексеевича Милославские пожелали удалить от двора влиятельного боярина Петра Вас. Ш. и устроили ему назначение на воеводство в Тобольск. Две недели спустя после кончины царя Алексея Мих., 12 февраля 1676 г., Ш. был уже готов к отъезду в Сибирь. Зимний путь до Тобольска был долог и утомителен, и потребовалось почти два месяца, чтобы совершить этот переезд. Ш. любил почет и известную торжественность, а потому остановился в пяти верстах от Тобольска, в деревне Шишкине, чтобы дать возможность тобольцам приготовиться к надлежащей встрече. В течение трех суток, которые он там прожил, у него перебывали: заместитель воеводы стольник Ив. Феод. Пушкин и дьяки, митрополичий приказный человек, с благословением от митрополита Сибирского и Тобольского Корнилия, и многие городские именитые люди. 9-го апреля 1676 г. Ш. въехал в Тобольск и был встречен служащими и всем народом за Знаменским монастырем, у реки Иртыша. В самом же Тобольске явились сыновья некоторых подчиненных ему сибирских воевод, нарочно приехавшие ‘с поклоном’ от своих отцов. Предместник Ш., боярин Петр Мих. Салтыков, уехал из Тобольска, как это часто бывало, ‘не дожидаясь перемены’, а потому Ш. пришлось принимать воеводство от товарища его стольника Ив. Феод. Пушкина, что конечно было не особенно удобно. Товарищ самого Ш., стольник Ив. Ив. Стрешнев, прибыл в Тобольск лишь 18-го мая, уже летним путем, на дощанике. В это время в Тобольском воеводстве разрабатывался, под руководством Ш., подробный наказ Вындомскому, которого он отправлял с 55-ю служилыми людьми к низовьям реки Оби, для наблюдения за таможенным сбором местного таможенного головы и целовальников, а также за торговыми, промышленными и всякими людьми, проезжавшими через Уральские горы в Сибирь и обратно.
Спустя год с небольшим после прибытия Ш. на воеводство, именно 29-го мая 1677 г., весь Тобольск сгорел дотла от молнии. Ш. немедленно приступил к возобновлению сгоревшего города и привлек к участию в постройке все города Тобольского разряда, сообщив воеводам, сколько с кого следует по разверстке денег. Сибирские раскольники не упустили удобного случая и стали смущать не только простолюдинов, но даже и многих служилых людей, непочтительно отзываясь о сгоревших тобольских церквях, о священниках, троеперстном сложении и просфорах. Для пресечения зла Ш. принял строгие меры и некоторых раскольников, после наказания кнутом, посадил в земляную тюрьму. Раскольническое движение удручало сибирского митрополита Корнилия и может быть ускорило его кончину: он скончался 23-го декабря 1677 г., к великому огорчению многих преданных ему лиц, в том числе и Ш.. Главным распорядителем при раздаче имущества митрополита был Ш., лично себе он взял некоторые вещи, оставленные ему митрополитом на память и не представлявший особенной ценности. Что же касается денег Софийской домовой и келейной казны, то Ш. роздал из них жалованье ратным людям, заплатил за товары, взятые в казну великого государя, распределил между священниками на поминовение и роздал милостыню нищим. Преемник митрополита Корнилия, преосвященный Павел, посмотрел на раздачу денег иначе и пожаловался государю, что Ш. не возвращает их в Софийскую казну. Царь Феодор Алексеевич приказал заплатить всю взятую сумму из Тобольской государевой казны, а как бы в удовлетворение обиды, нанесенной Ш., велел митрополиту ‘послать ему свою архиерейскую грамоту, с архиерейским благословением’. Незадолго до отъезда Ш. из Тобольска были открыты в Забайкалье оловянная, серебряная и даже золотая руда, о чем Ш. и послал донесение царю Феодору Алексеевичу, но ответный указ царя пришел уже при приемнике Ш.. 4-го марта 1678 г. Ш. выехал из Тобольска, а товарищ его И. И. Стрешнев уехал несколько раньше. Город Тобольск, печать и снаряды Ш. передал Тюменскому воеводе, стольнику M. M. Квашнину, которому, по государеву указу, велено было ведать Тобольский разряд, впредь до приезда нового Тобольского воеводы. В начале мая Ш. возвратился в Москву, а после праздника новолетия, т. е. после 1-го сентября, сопровождал царя Феодора Алексеевича и все царское семейство в богомольном походе в Воскресенский монастырь, именуемый Новый Иерусалим.
Всю осень 1678 г. в Москву приходили вести из Малороссии о намерении Турецкого султана напасть весной 1679 г. на Киев и на другие украинные города, а потому царь, посоветовавшись с патриархом Иоакимом и с боярами, решил отправить заблаговременно войско, под главным начальством кн. Мих. Алегук. Черкасского, для охраны Киева. По вновь составленной росписи было три разряда: Тульский, Казанский и Рязанский. Ш. указано быть в Рязанском разряде, и он в половине января 1679 г, выступил из Москвы и стал в Мценске, к 24-го марта он должен был прибыть в Рыльск, и к 1-му апреля в Киев. По новым вестям Ш. приказано выступить из Мценска в Рыльск ‘наспех’ 21-го февраля с теми ратными людьми, которые на лицо, а остальных собирать и затем идти в Киев. Узнав о приближении Ш., гетман Самойлович выехал к нему для переговоров, за двадцать верст от Батурина, и посоветовал стать в Киеве не на Печерской горе, как велено в царском указе, а выше великого города, между львовскими воротами и Щековицей, и устроить там крепости. Самойлович был в отчаянии от того малого количества ратных людей, с которым Ш. пришел в Малороссию, и умолял царя подтвердить боярам и воеводам, чтобы они спешили к Киеву. Но Самойлович напрасно тревожился: турецкий султан не менее царя Федора Алексеевича желал мира и не намерен был идти на украинные города. 6-го августа 1679 г. последовало распоряжение об отозвании московских войск из Малороссии: воеводам приказано идти к Путивлю, а ратных людей распустить по домам, в октябре все возвратились в Москву.
В 1680 г. Ш. был снова на границе Малороссии, опасавшейся прихода турецкого султана с большим войском, он начальствовал в это время полками Владимирского разряда и писался наместником Нижегородским в сношениях с гетманом Самойловичем и с коронными Литовскими гетманими. В конце июля 1680 г. Ш. был в Москве и участвовал в крестном ходе в Новодевичий монастырь в день празднования Смоленской иконы Божией Матери. В конце января 1681 г. Ш. уехал на службу в Путивль, а 20-го апреля был уже на воеводстве в Киеве, где оставался только три месяца с небольшим, товарищами у него были: сын его Феодор Петр. Шереметев и Леонтий Ром. Неплюев. В январе 1682 г. Ш. подписал соборное деяние об уничтожении местничества, а 24-го апреля того же года скончался его двоюродный брат Вас. Борис. Шереметев, назначивший его своим душеприказчиком, вследствие чего ему пришлось наблюдать за распределением оставшегося после него имущества.
15-го мая 1682 г., когда взбунтовавшиеся стрельцы пришли в Кремль, к Красному крыльцу, на крыльцо вышли царь Иоанн и Петр Алексеевичи с патриархом Иоакимом, а ‘вниз’ послали, для уговора стрельцов, нескольких бояр и в том числе Ш.. 24-го июня того же года Ш. стоял на чертежном месте во время венчания на царство Иоанна и Петра Алексеевичей. Два месяца спустя оба царя были в с. Коломенском, и на воротах там наклеен был лист об измене бояр, князей Ивана и Андрея Хованских, о том, что они злоумышляли против великих государей, хотели убить патриарха Иоакима и бить некоторых бояр, между прочим и Ш..
В 1683 г. Ш. носил звание оружничего и осенью этого года сопровождал царей на богомолье в Суздаль, Владимир и в Троице-Сергиев монастырь, а затем в Звенигород, в Савво-Сторожевский монастырь. В 1684 и 1685 гг. ‘ведал’ иногда Москву во время отсутствия царей. После 1686 г. имени Ш. не встречается в разрядных книгах: 24-го марта этого года он представил в Разряд поколенную роспись Шереметевых, за собственноручной подписью во исполнение указа царя Феодора Алексеевича, от 29-го ноября 1681 г., согласно показанию П. В. Ш. записано, что ‘Шереметевы выехали из Пруссии’.
У. П. В. Ш. были вотчины в Московском, Коломенском, Суздальским, Рязанском, Тверском, Кашинском, Нижегородском и Вологодском уездах.
Петр Вас. Ш. (ум. 29 апреля 1609 г.) был женат дважды: 1, с 1643 г. на Анне Фад. Волынской ум. 12 ноября 1684 г. и 2, на Марье Ивановне Шишкиной, по первому мужу Самариной. От первого брака у него было пять сыновей и одна дочь: Борис, Феодор, Василий, Иван, Владимир, и Мария. Старший сын — Борис Петрович был известным фельдмаршалом в царствование Петра Великого и получил титул русского графа за усмирение в начале 1706 г. взбунтовавшихся в Астрахани стрельцов. От него происходит нынешняя ‘графская’ ветвь Шереметевых.
Составлено на основании книги А. П. Барсукова ‘Род Шереметевых’ СПб. 1883—1905 г. кн. III, IV, V, VI, VII, и VIII.
Источник текста: Русский биографический словарь А. А. Половцова, том 23 (1911): Шебанов — Шютц, с. 190—203.